Марина Тимашева: Один из самых масштабных проектов петербургского Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме - проект поэта Алексея Машевского ''Золотые страницы европейской литературы. Рассказывает о нем Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Золотой век русской литературы, обеспечивший основной корпус литераторов крепостными крестьянами, прошел. Литераторы давно сами зарабатывают на хлеб себе и на амброзию своим музам. Петербургский поэт Алексей Машевский делает это с помощью преподавательского труда, и к этому поприщу тоже предпочитает подходить творчески. Проект ''POET-IN-RESIDANCE'' появился в связи с долгими нерадостными раздумьями о судьбах словесности, образования и еще много чего. Говорит Алексей Машевский.
Алексей Машевский: Проект возник из-за довольно ясного осознания, что образование мировое накрылось медным тазом. Человечество продвинулось далеко вперед, но продвинулось исключительно в
технологических областях. Свойство человека и потребность его искать смыслы требует целостного представления о мире, потому что я только тогда могу знать, зачем и почему я так поступаю. Говоря детским языком, что такое этика? Это знание, как надо правильно поступать. Но как же я могу знать, как правильно поступать, если я не представляю себе мир в целостности? И вот здесь начинается огромная проблема вообще всей системы современного образования, потому что непонятно, как пытаться закладывать целостное знание в ситуации, когда у вас происходит, например, совершенно лавинообразное увеличение потока информации. Но тогда нужно пытаться возвращаться к каким-то иным практикам, которые человечеству, слава богу, были известны. Миф, который помогает нам ориентироваться в рамках некоторой целостной реальности. Короче говоря, совершенно ясно, что назрела потребность возвращаться к некоторым, уже наработанным обществом, знаниям и практикам, а именно такого мифологемного, модельного мышления, которое сразу позволяет образ построить. И иметь дело с миром или с той или иной жизненной ситуацией, как со смысловой целостностью. И вот тут - проблема. Очень ясно я это видел, когда мне пришлось читать какие-то курсы в разных учебных заведениях, что выпускник, искусствовед будущий, впервые начинает понимать, например, как связаны между собой разные художественные стили, или, например, вдруг обнаруживается, что ему читали много чего, но почему-то позабыли прочитать первобытное искусство. И я понял, что в рамках современного научного учреждения нужно срочно возвращать людей к умению работать образами, моделями, мифами, понимая, что ''сказка - ложь, да в ней намек''. Вот читать эти намеки и извлекать те самые уроки, которые предназначены для доброго молодца, это просто абсолютно необходимо.
Татьяна Вольтская: А нет ли здесь опасности? Мифами мы достаточно долго жили - о светлом будущем, о роли партии...
Алексей Машевский: Беда этих мифов была в том, что они, как вы помните, претендовали на то, что они истина.
Татьяна Вольтская: Потому что верны.
Алексей Машевский: Мучительность этих мифов состояла в том, что они не хотели себя осознавать, как мифы, а подавали себя, как научное знание. В то же самое время, замечательное свойство искусства как раз в том, что одна модель не отрицает другую. Вы можете иметь Веласкеса, можете иметь Рембрандта, когда они выстраивают свои художественные миры, они дополняют друг друга, но не отрицают. Я пришел к тому, что нужно немедленно пытаться начинать этот диалог с аудиторией, но этот диалог невозможно начинать в рамках какого-либо учебного заведения. Я понял, что последним прибежищем для подобной деятельности остается музейное пространство. Мы очень быстро нашли общий язык с директором Музея Анны Андреевны Ахматовой в Фонтанном доме, Ниной Ивановной, совершенно замечательным директором, который превратил свой музей в настоящий центр культурной жизни Петербурга. И вот там уже на протяжении полугода идут лекции. Я назвал этот курс ''Золотые страницы европейской литературы'', но на самом деле это фактически история эволюции сознания европейского человека через самые важные памятники литературные, с точки зрения того, какую роль они играли для человека тогда, и то смысловое ядро, которое остается актуальным для человека сейчас. Оказывается, что Гомер современнее вчерашней газеты. Он говорит о более насущных и важных вещах. Я просто выбрал такие произведения, которые мне кажутся узловыми для понимания, что происходило с человеком, как он искал себя, как он искал ответы на какие-то основные вопросы бытия. О чем практически ''Илиада''? Просто впрямую о проблеме терроризма, о проблеме сосуществования цивилизации и варварства, о том, что, увы, в лобовом столкновении цивилизации и варварства цивилизованный Гектор всегда проиграет всегда проиграет варвару, по крови своей, Ахиллу, потому что варварству нечего терять. И в этом смысле это нам великий урок, потому что, когда мы боремся с террористами, думая, что это просто какие-то ненормальные отщепенцы, и их можно победить, надо помнить, что их нельзя победить, ибо варварство в нашей крови точно так же, как и цивилизация, это вековой, тысячелетний спор, тысячелетняя борьба между этими двумя началами, каждое из которых укоренено в нашей природе. Если вы, допустим, читаете Софокла, его великую трагедию ''Царь Эдип'', то вы немедленно задаетесь вопросом: как должен человек жить в этой жизни: искать правду и истину или же, наоборот, пытаться жить иллюзиями, закрывать от себя эту правду. Почему? Да потому, что правда может быть очень страшной. Вот царь Эдип, который ищет эту самую правду, он, в итоге, ее находит, ту правду, что он самый главный злодей и преступник. И это надо учитывать каждому. Потому что, когда нам в детском саду говорят, что надо жить по правде и все будет хорошо, то лукавят, ибо если жить по правде, то, может быть, в целом всем и будет хорошо, но лично тебе, скорее всего, хорошо не будет, потому что первая правда, которую вы узнаете, это что вы - великий грешник.
Татьяна Вольтская: Собственно говоря, сейчас об этом и говорят - списки палачей, предателей, доносчиков, вот, чем это чревато.
Алексей Машевский: Ну, конечно. Вся проблема в том, что непонятно, какой скелет у тебя в шкафу может оказаться. Жена Эдипа Иокаста ему только и говорит, что это - удел богов, а удел человека - жить так вот, не вдумываясь, как и живет большинство.
Татьяна Вольтская: Великий инквизитор то же самое говорил.
Алексей Машевский: Правильно. Но Софокл фантастически ставит проблему. Да, можно попытаться жить, как советует Иокаста, но беда- то вся в том, что чума в Фивах, причина которой - преступление Эдипа, тогда будет продолжаться. Вот и все. Поэтому грандиозно. Софокл говорит: друзья, забудьте о счастье, это не человеческого ума дело. У вас есть только два выбора: либо притворяться, что вы не знаете ничего, и так спокойненько жить на гноище, в смердящем городе, либо попытаться этот гной счистить, истину восстановить, но с риском для собственной жизни. И, главное, что сразу очень многое становится понятным в современном обществе, в современном мире. ''Медею'' Еврипида обычно интерпретируют, как вот такой патологический случай ревности. Нет, там все дело не в этом. В еврипидовской ''Медее'' сталкивается софистика в лице Ясона, который готов оправдать и объяснить все, что угодно, просто потому, что ему это выгодно, и Медея, которая так много принесла жертв любви...
Татьяна Вольтская: Заплатила не рассуждениями.
Алексей Машевский: Да, она не может допустить, она говорит: ''О Зевс, о бог, коль ты для злата мог поддельного открыть приметы людям, Так отчего ж не выжег ты клейма На подлеце, чтобы в глаза бросалось?''. Речь идет о том, что она никак не может. Физические объекты можно определить, такие они или не такие, а вопрос любви, нравственности, моральности человека, чести, справедливости, он оказывается предметом, якобы, рассуждений, что все относительно. И тогда ей приходится сделать совершенно страшную вещь: вот этот изолгавшийся мир тогда надо поставить перед лицом такого факта, который он не может отрицать. Это факт смерти, что она, к сожалению, и делает. Но великий гуманистический смысл этой трагедии, что, оказывается, даже если вы боретесь за справедливость, вы не можете это делать любыми средствами. Вы можете жертвовать, но только собой.