Это сладкое слово

Антиподы во всем, в одном они схожи. Слова "Россия", "реформа" и "свобода" применительно к ним звучат в унисон. Это редкая политическая удача в государстве, где почти все прочие вожди, реформаторы и узурпаторы, преимущественно закабаляли, четвертовали, рубили головы, вышибали окна в Европу, расстреливали, сажали, ссылали. А они, наши сегодняшние юбиляры, вместе с великими царями Александрами, Первым и Вторым, и недотепой Керенским стали счастливым исключением в тысячелетней традиции.

Они были гуманистами – с поправкой на время, обстоятельства и ту же традицию. Но саперные лопатки в Тбилиси и Чечня – это трагические ошибки в эпоху их либерального царствования, а не осознанный, холодно просчитанный террор. Отклонение от замысла, основой которого являлось освобождение страны.

Оттого и судьба у них после отставки – одна на двоих. Печальная, в России уникальная судьба демократов, обреченных при жизни наблюдать, как пришедшие им на смену президенты загоняют Россию в привычную авторитарную колею. На сей раз – в гламурный барак. А власть давно потеряна, и нет, и не было ни малейшей возможности остановить процесс, который, как говорится, пошел.

Ушедший в отставку Ельцин старался вообще не высказываться на эту тему. Он выбрал Путина и до самой смерти мог только себя корить за нелепую, непростительную ошибку, которую уже невозможно было исправить ни в каком Хасавюрте. Оставалось разве что изредка протестовать против совсем уж диких загогулин преемника, вроде возвращения сталинского гимна, но и в землю пришлось лечь под звуки этой нечеловеческой музыки.

Горбачев Путина не выбирал, оттого он гораздо свободнее в своих оценках. С той исторической вершины, на которую он взошел к своему 80-летию, игры маленьких президентов вызывают скорее досаду, чем горечь и злость. Отсюда и рассказанный им, но забытый анекдот про нацлидера, который вернется на галеры в 2018 году – по мотивам народного юмора ("Дима, а чья теперь очередь?" - "Вова, а я забыл!"). И недоумение по поводу кадровых его озарений: мол, что это такое, набирает себе в команду тех, "с кем в футбол играл". И чувство стыда за друзей по тандему, как за нашкодивших детей, которые, видите ли, между собой решат, кому из них идти в гаранты. "А где мы, 140 миллионов?".

А мы здесь, снизу вверх глядим на них, ушедших в отставку и в вечность, которую еще именуют Историей. На памятник Борису Николаевичу в Екатеринбурге, и на Медведева, толкающего речь с какой-то приступочки возле монумента. На живого Михаила Сергеевича, медленно роняющего слова перед телекамерой, и громадных рыб, проплывающих у него за спиной. Так и хочется сказать: словно воды в рот набравших... Поток неостановим, и будущее непредсказуемо, но из-за стекла не выплыть.

Чувство безнадеги при взгляде на телекартинку довольно сильное: был шанс, и мы его упустили. Но еще сильней чувство благодарности за то, что они стояли во главе государства и вместе с нами пробовали на вкус это сладкое слово. За дарованную (а иначе у нас не бывает) свободу. За то, что вместе с ними, испытывая общий кайф, выбирались из трясины на берег, и если не дотянули, то это наша общая беда, а не вина. А если и вина, то их было двое, а нас – тьмы и тьмы бывших советских людей. Одна шестая часть так и не добравшихся до суши.

Антиподы во всем, они теперь навеки вместе, как бы ни относились друг к другу. Два юбиляра, которых и через 100 лет потомки будут поминать вместе, смешивая события и даты, поскольку их так легко спутать. Ибо рабство многообразно, а свобода одна, и опыт ее проживания, особенно в России, драгоценен.