Елена Фанайлова: Свобода в кафе «Март». «Лицом к лицу». Современное грузинское искусство в Москве. Открылась выставка «Лицом к лицу», которая представляет современную грузинскую фотографию в галерее «Победа», прошел фестиваль современного грузинского искусства в театре.doc «Перезагрузка», и выставка картин художника Константина Тотибадзе. .
За нашим столом хозяйка галереи «Победа» Нина Гомиашвили; куратор выставки «Лицом к лицу», директор Дома фотографии в Тбилиси и главный редактор журнала «Photo» Нестан Нижарадзе; театровед Майя Мамаладзе, организатор фестиваля современного грузинского искусства «Перезагрузка»; художники Георгий и Константин Тотибадзе, и Ирина Михайловская, главный редактор журнала «Forbes Style», которая недавно вернулась из Грузии, она была на открытии выставки «Лицом к лицу».
Начнем с выставки, все присутствующие ее видели. Что понравилось больше всего? Что заставляет говорить о какой-то современной грузинской специфике?
Майя Мамаладзе: Очень интересные все фотографы, которые представлены на этой выставке. Но если выделить что-то особенно понравившееся, то это линия «Жертвы» Ирины Абжандадзе, она именно в контексте современных тем, которые поднимает сейчас грузинское искусство.
Серия "Жертвы". Фотограф Ирина Абжандадзе
Елена Фанайлова: Давайте тогда опишем, как эти карточки выглядят. Начнем с того, что это очень красиво выстроенная черно-белая серия, где сняты фотографии молодых людей на фоне стен грузинских домов, со всей восточной изысканностью этих домов. На открытии выставки ко мне подошел молодой человек, журналист, ему 23-24 года. Он спросил почти жалобно: «Лен, а о каких жертвах идет речь?». То есть он не помнит, что было в конце 90-ых годов, о грузино-абхазском конфликте.
Нина Гомиашвили: Дело в том, что к конкретным событиям эта серия не имеет никакого отношения. Это было сделано нами с Нестан специально - мы нигде не уточнили, что это. Очень много людей подходили и спрашивали: «Почему? Что случилось?». И мы, собственно, на это и рассчитывали. Но к конкретным событиям это не имеет никакого отношения. Это имеет отношение к серьезному, вселенскому горю, потому что это жертвы нераскрытых убийств того времени.
Елена Фанайлова: Нина, спасибо за уточнение. Но, мне кажется, довольно показательно, что люди не помнят ситуацию грузино-абхазского конфликта, что происходило в Грузии в конце 90-ых годов.
Ирина Михайловская: Это, в любом случае, вызывает в сознании политический контекст, в котором наша страна находится. И человек, который об этом хоть что-то знает, начинает думать, жертвы ли это 89-го года или это жертвы уже потом, или сейчас. Наверное, на это был расчет. Хотя все равно это метафизическое.
Майя Мамаладзе: Мне кажется, что разгул преступности, который сопровождал 90-ые годы, - эта аура обязательна и является каким-то подтекстом этих фотографий. И надо сказать о серии Гурама Цибаxашвили, которая, с одной стороны, фотографии, а с другой стороны, шаг в современную живопись, именно так, как она сейчас действует, и теми методами. Мы видим фотографию, она обрамлена какими-то рисунками автора, и на каждом рисунке – ярко красное пятно, какой-то символ. А у нас в голове с этим символом связан контекст: или это серп и молот, или это красный флаг, или это шашечки такси, или это пунктирная линия, которая разделяет правую и левую стороны автодороги. Это великолепно! И это вообще поразительный художник - Гурам Цибаxашвили, он генерал грузинской фотографии. Он 60-го года рождения. И в очередной раз он поразил мое воображение.
Елена Фанайлова: Там еще есть замечательные подписи. То есть он работает в концептуальном жанре. Например, старенькая машина «Победа», и подпись: «Победа – успех в бою».
Майя Мамаладзе: У «Победы» советский грузинский номер. Память молодых людей не достает эти времена. И действительно, эти работы на стыке нескольких искусств. И литературные подписи, как литература краткая, невероятно впечатляющая. Великолепная серия!
Георгий Тотибадзе: Я не могу быть абсолютно объективным, потому что мне понравилась вся выставка. Там есть все – есть старые портреты Параджанова. С Параджановым я был знаком. Я как все это увидел – сразу растворился там. Не могу сказать, что меня там что-то поразило, но общая экспозиция, что разные художники были представлены. У меня даже музыка звучала в голове.
Елена Фанайлова: Давайте попросим Нестан рассказать немного о фотографе Юрии Мечитове. Серия его портретов Параджанова, конечно, делает для московского, для российского зрителя эту выставку узнаваемой и перебрасывает мостик между культурами. Параджанов – это символ.
Сергей Параджанов. Фотографии Юрия Мечитова
Нестан Нижарадзе: Конечно, он символ. Сама по себе эта серия уникальна. Мечитову довелось не только работать с Параджановым в течение многих лет, но и очень дружить. И они не расставались на съемках, даже у Параджанова они вместе принимали гостей, которые тогда часто приезжали в Тбилиси, в том числе и Марчелло Мастроянни. Есть целая серия невероятных историй их похождений. Эта серия уникальна не потому, что это фотографический документ, который показывает многоликого Параджанова, но еще и тем, что она очень качественная в фотографическом смысле. Можно сказать, это высокая фотография. Мечитов считается одним из лучших портретистов не только в грузинской фотографии, я бы взяла для сравнения всемирную фотографию. И что еще особенного в этой выставке, в серии, которая показана в Москве, – часть старых отпечатков, которые Мечитов нам передал для этой выставки. И среди этих отпечатков много неизвестных фотографий, где мы видим Параджанова уставшим, вне его цирка, так сказать, который он все время и в быту, и в кинематографе создавал. Он такой, какой он есть.
Константин Тотибадзе: Для меня очень важно было в этой выставке, и вообще в искусстве – некий скрытый нерв, скрытый драматизм. Мне кажутся все глубинные процессы интересными. А если посмотреть на историю Грузии за последние 10-15 лет, там происходит все очень драматично. И можно было бы нащелкать разные репортажи кровавые – и это было бы, наверное, сильное зрелище, но очень внешнее и быстропроходящее. А тут несколько серий, которые объединены каким-то внутренним напряжением. И это меня удивило. Я ожидал увидеть очередную констатацию боли, разных переживаний вполне объективных, то, что сейчас происходит в Грузии, а увидел искусство, и это очень важно.
Ирина Михайловская: Мне бросилась в глаза, прежде всего, серия «Жертвы».
Елена Фанайлова: Действительно, на выставке много ярких фотографий. И две прекрасные серии, «Не буди меня» и «Когда земля светится», молодые фотохудожники. Но все замечают серию «Жертвы», хотя она висит не в самом выгодном месте. Она приковывает к себе невероятно.
Ирина Михайловская: Потому что в отношениях России и Грузии присутствует боль, которая особенно ярка в последние годы. Если раньше Грузия была только любовью со стороны России, влюбленностью, то теперь это, безусловно, боль и вина. Поэтому эти фотографии обращают на себя внимание. Мне очень понравился портрет «Тина и Этери» - две прекрасные грузинские женщины, я бы сказала, хрестоматийные, в хорошем смысле. И серия «Когда земля светится», совсем не похожая на грузинскую, - где красивый мальчик, похожий на Мика Джаггера. И плакат выставки.
Елена Фанайлова: Девушка с растрепанной головой?
Ирина Михайловская: Эти фотографии могли бы быть грузинскими, итальянскими, российскими, литовскими. Но при этом они закольцовывают то, что Грузия показана такая разная и ожидаемо хрестоматийная, как Сванетия, где семьи и прочее.
Фотограф Гия Чхатарашвили. Из серии "Ушгули"
Елена Фанайлова: Вы сейчас говорите о серии под названием «Ушгули» Гии Чxатарашвили, где портреты жителей этой деревни?
Нестан Нижарадзе: Это не только портреты, а это и великолепные пейзажи. Ушгули – это название местности в высокогорном районе Сванетии, она объединяет четыре деревни. Ушгули признано самой высокой обитаемой местностью в Европе. Она находится на высоте 2200 метров над уровнем моря. Сама по себе эта местность совершенно невероятная. И мне нравится в этой серии то, что фотографу удалось воссоздать образ некоего потерянного рая, который он для себя обнаружил. Он начал работать над этой серией в начале 90-ых. Мы даже в тексте уточняли, что ему пришлось пройти пешком 13 километров. Все очень удивились, когда его увидели на высоте 2200 метров. Ушгульцы спокойно себе живут у подножия горы Шхара, и вдруг какой-то фотограф приходит. Он туда возвращался очень много раз, невозможно туда не вернуться. Попав туда, ты возвращаешься. А вернувшись, можно обнаружить этот потерянный рай, который, наверное, каждый из нас в глубине своей души уставшей желает найти. Так что это совершенно великолепная серия и пейзажей, и портретов.
Елена Фанайлова: Это черно-белая серия, с некоторой даже ностальгией по отношению к грузинскому советскому кино. Нина, я понимаю, что довольно трудно рассуждать о выставке, которую ты делал своими руками. Но есть ли что-то любимое?
Нина Гомиашвили: Любимое – это то, что это произошло. Для меня это один большой эксперимент, это первая выставка в галерее групповая, первый раз мы показываем шесть фотографов. Должна была быть какая-то цепочка, что было дико ответственно сделать. И это первая выставка грузинской фотографии в Москве за долгое время. Это возможность притащить Нестан в Москву и презентовать ее во всей ее грузинской красе. С профессиональной точки зрения для меня это дико важно. А с личностной точки зрения для меня это дико важно потому, что все-таки мои лучшие 50% грузинской крови вовсю бурлят. И если можно что-то сделать в этом направлении, я всегда делаю. Любимое – это то, что это произошло. Для меня это настоящее счастье!
Картины братьев Тотибадзе
Елена Фанайлова: Картины Константина Тотибадзе украшают зал кафе «Март». Большое количество моих друзей с энтузиазмом собирались на открытие вашей выставки. Как сказала Ирина Михайловская, у людей есть большой интерес к Грузии, к грузинскому искусству, к тому, что происходит там сегодня, и большое ощущение сопереживания, и даже чувство вины. Это сложный комплекс чувств. И я бы сказала, нормальные люди очень хотели бы поддержать все прекрасное, что связано с Грузией. Вы это как-то переживаете?
Константин Тотибадзе: Переживаем со страшной силой, потому что мы выросли и в Грузии, и в России, и все это внутри нас перемешано, и две культуры, люди русские и грузинские, и всю жизнь это близко нам. Был страшный момент, но даже не тогда, когда началась война, когда понеслись сводки о жертвах, а когда среди близких людей вдруг перестала проходить точная информация. Вдруг нам стали задавать вопросы довольно странные: «А что же ваш президент, что же ваш парламент?». И это было странно. Потому что когда это тебе говорит какой-нибудь милиционер или военный, то это понятно. А когда тебе говорит вполне образованный, интеллигентный человек, который вырос на кухонных разговорах антисоветских, и все понимали все про советское телевидение, смотрели «Международную панораму», где говорили, что ждет простого американца в этом году, кроме повышения цен и так далее, и вдруг он тебе говорит, ссылаясь на телевидение советское: «Ну что же он галстук-то съел?», - это уже не смешно. Куда делся снобизм и скепсис по отношению к системе? Потом, вроде бы, он вернулся, слава Богу. Страх ушел. Потому что страшно не созерцать систему, а когда близкие люди начинают, что называется, ломаться.
Елена Фанайлова: Константин, я могу только подтвердить ваши наблюдения. Я прекрасно помню осень 2008 года, когда люди такие разговоры затевали, и это все было дико странно, конечно.
Ирина Михайловская: Это уходит, но это, к сожалению, еще не ушло. Мы были в Грузии, там все чудесно. И когда мы вернулись, люди нашего круга спрашивают: «И как они относятся к своему президенту?». Я говорю: «Я вас умоляю! Посмотрите на нашего!.. Это вообще там не обсуждается». «Но он у них какой-то странный, галстук несчастный...». Я говорю: «Какая чушь!». Я даже не знаю, как на это отвечать. Я начинаю рассказывать про то, как мы там встречались с людьми, разговаривали с кардиологами, с которыми оказались в одной компании, с таксистами, с людьми на улице, с продавцами, с официантами, с людьми на рынке. В людях есть надежда и уверенность какая-то. Они живут очень бедно. По сравнению с количеством денег, которое есть в Москве, там просто вообще...
Георгий Тотибадзе: Ну это же с двух сторон. Я могу рассказать историю. Мы были в декабре в Тбилиси, в гостях у нашей тети. Она попала на концерт Хворостовского, который был в Тбилиси, и она рассказывает: «Его очень хорошо принимали. Полный зал, не было мест». В общем, она была счастлива. Ему все время аплодировали, страшный успех. И вдруг в какой-то момент он сказал: «Я сейчас спою русские народные песни». И она говорит: «Я внутренне сжалась, потому что, не дай Бог, кто-нибудь начнет свистеть». Ну, понятно – война. Но когда он спел – народ встал и, стоя, ему аплодировал. И он еще несколько раз пел. То есть это абсолютно придуманная искусственно, сатанинская история.
Елена Фанайлова: Я думаю, что мы все оказались заложниками системы медиамифов, которую приходится преодолевать каждому путем личного усилия.
Костя, а можно описать ваши картинки? Расскажите о сюжетах. Что мы видим в клубе «Март».
Константин Тотибадзе: Здесь висит две серии. Одна – это довольно большие натюрморты с задранной линией горизонта и в сурбарановском порядке расставлены предметы, без долгих философских размышлений я просто расставил предметы. А вторая серия называется «Мои кумиры» - это продавцы с Дорогомиловского рынка и один продавец с тбилисского рынка. Это маленькие портретики жанровые: продавец, сыр, курица и так далее. А как их описывать, я не знаю.
Елена Фанайлова: А как происходит работа с братом?
Георгий Тотибадзе: Мы не как Кукрыниксы. Мы работаем в одной мастерской. На самом деле наши работы не похожи. Многие говорят: «Почему ты не пишешь натюрморты?». Ну, Костя начал писать натюрморты, я – пейзажи и портреты. У нас какое-то искусственное разделение.
Елена Фанайлова: Но когда вы делаете общий проект... У вас же была книжка два года назад «Грузия. Первое, второе, третье», вместе с Ниной вы делали.
Георгий Тотибадзе: С Ниной мы сделали две книжки уже. Сейчас ведем переговоры – может быть, у нас еще что-то получится. Мы Италию сделали и Грузию. У нас придумана Япония, Франция, Марокко, Северная Индия.
Константин Тотибадзе: У нас есть работа совместная: огромная панорама итальяно-грузинская, мы ее писали, что называется, в четыре руки. По-моему, это первый и единственный раз.
Елена Фанайлова: Майя, давайте мы поговорим немного о современной грузинской драматургии, которую вы привозите сюда. У грузинского искусства есть свои характерные черты. Для меня это юмор, теплота, самоирония постоянная, но, в то же время, самоирония, доходящая до критики. И как мне кажется, в том жанре, который представляет Майя, как раз критика представлена более всего. Московский зритель знает, наверное, более всех драматурга Лашу Бугадзе.
Майя Мамаладзе: Фестиваль «Перезагрузка» отнюдь не только драматургический. Просто в «Театре.doc» драматургические традиции, и я в «Театре.doc» возникла как представитель грузинской драматургии. Я переводила сначала Лашу Бугадзе, а потом других новых драматургов Грузии. Поскольку к новой драматургии сейчас интерес во всем мире сильно возрос. И в Грузии тоже проходят читки то британских, то шведских и так далее пьес. Это основной упор фестиваля «Перезагрузка». А я привозила и фотофильмы, такой жанр, как инсталляцию художника. Художник Ирина Габиани, она живет в Италии, очень там известна, у нее бесконечные выставки. Она недавно пригласила меня на свою выставку в Китай.
Елена Фанайлова: То есть вы с Нестан работаете в одном контексте?
Майя Мамаладзе: Я очень рада, что мы познакомились. И я думаю, что мы обязательно будем сотрудничать.
Я неоднократно делала кинопрограммы, которые показывали в Екатеринбурге и в Петербурге. В этот раз на фестивале «Перезагрузка» я заметила необыкновенный аншлаг. Мы создали его с «Театром.doc» в 2006 году, когда начались первые столкновения между Грузией и Россией, были отвратительные депортации грузин, запреты каких-то грузинских товаров и так далее. Всю эту мерзость неохота вспоминать. И я помню, московская женщина пришла в «Театр.doc» (а у него «своя» публика) и говорит: «А что у вас сегодня вечером происходит?». Я говорю: «У нас фестиваль грузинского искусства». Она говорит: «А зачем?». И был у меня период непонимания, не было у меня пути к простому российскому зрителю. А в этот раз человек, который бы спросил «зачем?», абсолютно отсутствовал. Пришли румыны. Там сейчас очень интересное искусство, один из самых лучших кинематографов сейчас мировых. Они забрали у меня все пьесы. Были венгры. Мы сейчас получили очень хорошие отзывы в «Коммерсанте», написал критик Роман Должанский. Меня пытали другие критики. Наконец-то, я поняла, что фестиваль встал на ноги, он стал полноценным. И это зеркало того, что происходит в российском обществе.
Года два назад я уехала в Грузию, потому что поняла, что я совершенно оторвалась, я не знаю, что показывать на фестивале «Перезагрузка». И для этого мне пришлось уже практически два года прожить в Грузии, погрузиться в эту жизнь, ходить на бесконечное количество фотовыставок замечательных. Это всегда было составной частью Грузии, по-моему, еще при советской власти. В Грузии очень сильная фотография. И очень интересные явления сейчас происходят в грузинском искусстве. Я до этого была обыкновенным московским театральным критиком, писала на текущую московскую театральную жизнь рецензии. И когда меня коллеги спрашивают: «А зачем ты уехала?», - я говорю: «Грузинские художники невероятно интересные». Художник в широком понимании этого слова. Творческие люди в Грузии невероятно интересные, и этим очень интересно заниматься.
Елена Фанайлова: А если говорить о быте, о ежедневном хождении по улицам, сидении в кафе...
Майя Мамаладзе: Так получилось, что именно без этого я не могу продолжать свое дело, не могу продолжать этот фестиваль – потому что я не знаю, как живут люди. В кафе сидит бесконечное количество народа, вечером вы можете не найти свободный столик. И при этом есть очень бедно живущие люди. Я ходила на какие-то митинги беженцев около министерства, которое занимается делами беженцев. И была крайне возмущена тем, что происходит. Конечно, в России с беженцами тоже невероятно тяжелое положение. Это всегда самые обиженные, самые отринутые обществом люди, которые оказываются на обочине. И мне очень важно собирать те произведения искусства, которые посвящены их проблемам. В частности, на прошлой «Перезагрузке» все вспоминали фильм, который я привезла, о семье беженцев из Абхазии, которые живут в совершенно невероятных условиях, практически в землянке где-то в поле. И это три поколения: дедушка, отец и сын. Называется он «Серго Готорани». Этот фильм после «Перезагрузки» был забран на Вологодский фестиваль фильмов. Снял его режиссер Ираклий Паниашвили. Этот молодой человек в свое время тоже был беженцем из Абхазии, он купил две квартиры в 90-ые годы, которые продавались тогда по бросовой цене. Потом он своими руками отремонтировал, сейчас устроил там гостиницу (а приезжает много иностранцев, велик интерес к стране) и сейчас у него есть достаток. И он на свои деньги снял свой фильм второй фильм. Первый фильм имел большой резонанс, несколько скандальный, потому что в 90-ые годы он снял фильм о бродячих собаках. Ты мог выйти на улицу, и тебя могла загрызть стая бродящих собак в темноте, в абсолютно оторванной от цивилизации жизни, которая была в 90-ые годы в Тбилиси. А сейчас он снял фильм о беженцах. Причем набрал их из среды беженцев, то есть это непрофессионалы. Он пришел в общежитие, в котором проживали беженцы, и нашел людей, которые снимались бы в его фильме. Но когда на них смотришь, кажется, что это великие актеры. Полфильма я считала, что я смотрю «документалку». И только когда умер герой, я поняла, что настолько уж документальная камера не может потерять стыд и совесть, чтобы снимать, что герой умирает у нее перед глазами, а режиссер не вмешался. А герой умирает во время драки. И только тогда я поняла, что я смотрю постановочный фильм. Мне очень интересно именно то, как они осмысливают процессы, которые с ними произошли в ближайшей истории. Поскольку у нас это абсолютная «terra incognita», мы совершенно ничего об этом из России не видели и не знали. Ну, не доверять же тому вранью, которое создается в медиа-пространстве.
Елена Фанайлова: Давайте вернемся к тому, о чем говорили братья Тотибадзе – Грузия как Италия. Мне кажется, визиты русских журналистов, в том числе и Иры Михайловской, в Грузию, начинают странный образ врага, который образовался два года назад, развеивать и предъявлять реальность. Это страна и бедная, о чем мы только что говорили, и очень богатая культурно, визуально. Когда ты смотришь фотографии, фоторепортажи, в том числе и фотографии, которые Ира у себя на «Facebook» выложила, ты просто поражаешься какой-то невероятной красоте. Какой-то переворот в сознании интеллигентных людей, читающих «глянец», произвели грузинские репортажи Ксении Соколовой и интервью с Михаилом Саакашвили в журнале «GQ» в конце прошлого года. Итак, самая простая ассоциация, которая приходит в голову человеку, который туда впервые приезжает: Грузия как Италия.
Георгий Тотибадзе: У нас такой проект образовался. Один серьезный бизнесмен решил осуществить сказку. Он хочет посадить в Грузии оливы, и в конце марта мы сажаем 10 тысяч оливковых деревьев. Год он изучал землю. Оказывается, до XVII века Грузия была оливковой державой, но потом какие-то другие культуры вытеснили оливки. И вот мы покупаем землю, ему как-то помогаем, хотим построить какой-то дворец. А товарищ, который нам помогает в Тбилиси, Гога Каландадзе, что-то строит в Кахетии, у него есть винзавод. Художники, вино и оливковое масло.
Елена Фанайлова: Творческая жилка грузинского народа во всем проявляется?
Георгий Тотибадзе: Художники шутят иногда.
Нестан Нижарадзе: Я бы поговорила о Грузии как о Грузии, а не как об Италии, это важно. Я живу в этой стране, и мне все же странно слышать: «А как там быт? А там есть кафе? А люди в кафе ходят? А на улицу можно выходить?». Если честно, я уже не злюсь, не обижаюсь, это даже меня не задевает. Мне кажется, что смешно об этом говорить. А самое интересное сегодня в этой стране – это то, что эта страна очень стремительно развивается, и развивается она с присущей грузинской самобытностью, и это великолепно. Если взять глобальный масштаб, в мире, в котором мы живем, все процессы глобализации настолько уже объяли и современного человека, и его быт, что, конечно, хочется сохранить самобытность, то, что есть в Грузии как в Грузии, а не в Грузии как в Италии. Потому что в Италии так, как в Италии. Грузия талантливая страна, потому что в этой стране очень много талантливых людей, и людей талантливых даже в быту. Вот она так и развивается – стремительно. Открытая страна, и это прекрасно.
Я очень долго жила за пределами Грузии, я жила в Париже – очень симпатичный, приятный город, чтобы в нем жить, работать, иметь друзей и так далее. Я вернулась 8 лет назад, и в течение этих 8 лет у меня есть очень реальные шансы переехать опять в Париж, заниматься своим делом, а не «babysitting», работать в фотографии, в кино, в журналистике. И не могут мои близкие друзья, которые этому содействуют, понять, почему я не еду. И я задумалась, почему я не хочу. Мой самый главный аргумент – я хочу жить в Грузии, потому что это очень интересная страна. И те процессы, которые переживает сейчас Грузия, очень сложные – сложные политически, с соседями. Каждый из нас знает, о каком соседе, в частности, идет речь. И учитывая то, что определенная часть Грузии остается в оккупационном режиме. Нелегко жить с этим, поверьте мне. Но страна очень интересная. У этой страны (может быть, это прозвучит банально), я вижу, я чувствую, очень большое будущее, потому что это открытая страна. И поверьте, в кафе люди ходят, в кафе кофе очень вкусный, и пирожное Apfel Strudel такое же вкусное, почти как в Вене.
Ирина Михайловская: Я два слова добавлю о Грузии как Италии. Я думаю, что Грузия как Италия не в смысле, что она похожа, а просто для нас, жителей суровой северной страны, и суровой во всех абсолютно смыслах, что Грузия, что Италия – это любовь к теплу, красивые люди, искусство, вкусная еда, талантливые люди, когда все цветет пышным цветом. Для нас и Грузия, и Италия именно этим похожи, именно контекст нашего восприятия.
Я абсолютно согласна с Нестан, чувствуется, как все это быстро развивается, и главное, как люди в это верят. Нас вез из аэропорта водитель, который сразу нам стал рассказывать: «Я совсем не волнуюсь. Мои дочки ходят, куда захотят», - про то, какая у них прекрасная полиция. Про это мы слышали и раньше, про это мы даже писали в журнале «Forbes», когда вообще про Грузию ничего не писали, год назад. И про это я очень хорошо знаю от моей семьи. Так получилось, что мой брат, мой папа, мы в последнее время с Грузией как-то связаны. Мои родственники несколько раз туда ездили. У меня никогда любовь к этой стране не прекращалась. И ничего, кроме стыда и боли, я никогда не испытывала за политическую ситуацию. А мы ездили в начале января.
Елена Фанайлова: Ира, вопрос, который московские друзья задают: «Как можно туда добраться?». Есть прямые самолеты?
Ирина Михайловская: Да, прямые рейсы есть, два в день, практически каждый день. Просто людям кажется, что стоит железная стена, железный занавес – и не добраться. А виза – 5 минут в аэропорте. Современнейший аэропорт. Самые разные истории мы там слышали от наших друзей, которые там живут. У кого-то, например, жена грузинка, и он каждые выходные туда летает, сам работает в Москве. Одна моя украинская знакомая туда уехала жить и работать лет 6-7 назад, родила ребенка. Все говорят там о том, как там все легко стало с бюрократической точки зрения. Загранпаспорт – 2-3 дня. Причем все бесплатно. А если официально заплатить немножко, то это 1,5 часа. Мои знакомые купили там квартиру. Им говорят: «Мы вам через 40 минут пришлем SMS, все будет готово». Если сравнить с нашими БТИ и так далее – несколько месяцев и масса убитого времени. И меня поразило, что всем первоклассникам в Тбилиси на прошлое 1 сентября – лэптоп. Все первоклассники в Тбилиси приходят в школу – у них стоит на столе лэптоп. На следующий год всем первоклассникам Грузии - лэптоп. Простой человек может прийти в специальные офисы и взять в аренду или купить в рассрочку компьютер за 1 лари, и платить 1 лари в месяц. Какое-то очень большое количество молодых экспатов американских и английских поехали в села для того, чтобы преподавать там иностранный язык. То есть модернизация (извините за выражение) в действии.
Елена Фанайлова: А это государственные программы или какой-то частный бизнес это тоже поддерживает?
Ирина Михайловская: Я думаю, это государственные программы. Самое главное в городе – это ощущение толпы на улице, как ты себя в ней чувствуешь. Ну, не так, как здесь, совсем не так, в хорошем смысле. Как в Барселоне, например. Что-то южное, теплое и европейское, гораздо более европейское. А мы были как раз в Рождество, а в Рождество было чудесное шествие по Руставели, сбор пожертвований Алило. Огромная толпа людей, вертепы, повозки, волы, ослики, мальчики и девочки, как крестоносцы, просто люди идут, очень много людей. И никакой полиции. Наверняка полиция что-то мониторит, но говорить, что стоят омоновцы со щитами – ничего подобного нет.
Майя Мамаладзе: Ко мне присоединятся все кураторы грузинского искусства, которых мало, что в Грузию очень легко получить визу, а мы не можем позвать участников нашего фестиваля, мы не можем получить для них визы. И это совершеннейшее безобразие, что наши грузинские авторы не могут приехать на фестиваль. Нам приходится быть их представителями и отвечать за них. Разорваны отношения, и Россия не выдает грузинам визы. Это одна из сторон войны. То есть она не прекратится, пока визы не будут выдаваться. И массовое забвение русского языка. Ну а как его можно помнить, если ты 20 лет не приезжаешь в страну, которая носитель этого языка.
Ирина Михайловская: Я хотела бы добавить о реакции людей на нас. Нас все принимали за украинцев сначала, потому что украинцев ездит много и часто. И с Украиной у Грузии прекрасные отношения, большая любовь. А когда мы говорили, что мы из Москвы, все реагировали так: «Москва! Надо же! И что, в Москве все думают, что мы здесь злодеи?». Или начинают рассказывать: «Я когда-то жил в Москве (или в Ленинграде), я там учился». То есть тоже вспоминают с болью, с ностальгией, с хорошими чувствами. Ни один человек не сказал: «Что это у вас за президент, премьер?!».
Константин Тотибадзе: Мне невероятно приятно, что те слова, которые Ира сейчас произнесла, именно она произнесла. Когда грузины хвалят сами себя – это неубедительно звучит. Я только могу сказать, что это абсолютная правда. И главная черта грузинского общества – это надежда, и не абстрактная, а которая базируется на реальных фактах. Там действительно меняется ситуация в самых болезненных вещах – коррупция, чиновники, социальная сфера и так далее. И меня это поразило. Потому что 5 лет назад я туда летал, и как-то мне было пессимистично. Но последние 3-4 года происходит просто какое-то чудо модернизации.
Нина Гомиашвили: Я в любом «темном царстве» вижу луч света. А в данной ситуации моим лучом света является Нестан, потому что в грузинском паспорте у нее совершенно официально стоит русская виза.
И еще интересная вещь, что несмотря на баррикады, например, на этой неделе так совпало, что в понедельник была премьера фильма Лео Габриадзе, во вторник была наша выставка, а в среду была ретроспектива Ираклия Квирикадзе. То есть что ни день – что-то происходит, связанное с грузинами, в Москве. Я собираюсь принять участие с русскими фотографами на фестивале, который устраивает Нестан в конце мая в Тбилиси. Так что будет слайд-шоу с какими-то русскими фотографами, которое наша галерея представит. Работа идет, и она достаточно сильная, интенсивная, направленная на максимальное разрушение каких бы то ни было границ, будь то физические, ментальные, какие угодно.
Елена Фанайлова: Нестан, я попрошу вас рассказать о майском фестивале.
Нестан Нижарадзе: Для меня этот фотофестиваль, который второй раз будет проводиться в конце мая, на который я вас всех приглашаю, потому что это невероятно красивое мероприятие само по себе, для меня он впрямую связан с тем, что происходит в Грузии не сегодня, а за последний год. Уровень развития фотографии в той или иной стране всегда напрямую связан с уровнем развития культурного. Нельзя вырывать его из общего контекста, какие процессы идут в стране. И если взять историю фотографии, даже во второй половине XIX века, когда фотография была объявлена как новое открытие, это как раз совпало с тем, что три больших государства Европы – Англия, Германия и Франция – жили в режиме индустриальной и технической революций. И тогда фотография оказалась прекрасным медиатором между современным человеком и современным миром, который невероятно менялся. И для меня есть прямая связь с процессами, которые происходят сегодня в Грузии, в политической, культурной, социальной жизни и так далее, с тем фотобумом, за которым мы наблюдаем последние 15 лет в Грузии. И одним из результатов этого фотобума стала выставка в Москве грузинской фотографии, и не только в Москве, мы выставляемся во Франции, на Украине. Очень много предложений. И еще одним результатом стал этот фестиваль. Потому что есть огромный спрос на фотографию, фотография сегодня очень популярна в Грузии. Потому что по сути своей она прекрасно отвечает требованиям современного человека и автора, артиста, художника наблюдать за миром, в котором он живет, задаваться вопросами и находить ответы.
Наш фестиваль делается в партнерстве с французским фестивалем в Арле. Будут совершенно роскошные выставки – это и Сара Мун, серьезная фигура во французской фотографии, и Томас Дворжак со своей великолепной серией «Кавказ». Будет выставка старой грузинской фотографии XIX века, а это совершеннейшая жемчужина. И центральное мероприятие – это ночные показы. Идея состоит в том, что в старом Тбилиси на 10 экранах в течение всей ночи будут показываться фотографии. А программу нам предоставляет фестиваль Арля, а мы хотим добавить, со своей стороны, к примеру, русских фотографов, есть очень интересные авторы. С 25 мая по 31 мая.
Майя Мамаладзе: Я присутствовала в прошлом году, и это было действительно невероятно! Ты ночью гуляешь по городу, по его старой части, там стоят экраны, на которых демонстрируются фотографии, фотофильмы. Ходит бесконечная толпа прекрасно разукрашенного народа, очень молодые лица, красивые. Какое-то невероятное кипение жизни. Ее называли «Арлеанская ночь». И это одно из впечатлений от тбилисской жизни. Был очень сильный театральный фестиваль, было много польских критиков. Америка, Франция, много прибалтов, буквально все страны Европы. И это был действительно очень мощный театральный фестиваль.
Ирина Михайловская: И к вопросу о модернизации. Во-первых, я хотела сказать, как там невероятно вкусно абсолютно везде и все. И к сожалению, грузинские рестораны в Москве не тянут. И везде «Wi-Fi» бесплатный.
Елена Фанайлова: На этой похвале Грузии Ирины Михайловской мы заканчиваем программу «Лицом к лицу» - современное грузинское искусство в Москве».