Марина Тимашева: Сегодня у нас очередная экскурсия в Средние века на ''Квадриге'' времени. ''Квадрига'' это издательство, вместе с Историческим факультетом МГУ оно предложило нам большую, 650 страниц, книгу Елены Калмыковой ''Образы войны в исторических представлениях англичан позднего средневековья''. Перелистав книгу, я встретила среди ее героев целый ряд шекспировских персонажей. И каковы же были их представления о Столетней войне? Насколько они соответствовали действительности? Насколько правдивой была тогдашняя информация с театра военных действий? Надеюсь, эти вопросы нам разъяснит Илья Смирнов.
Илья Смирнов: Читая эту книгу, всё время ловишь себя на мысли, как работник современного телевизионного агитпропа мог бы органично влиться в средневековый: ''диктаторский режим Валуа с помощью чернокожих белорусских наемников подвергает бомбардировкам жилые кварталы собственного народа''.
Нет, я не шучу. Я цитирую. ''Хроники пестрят сообщениями о грандиозных победах подданных английской короны над превосходящими их в несколько раз силами врага ''король Шотландии попытался захватить замок Роксборо с войском в 140 тысяч человек против 24 английских латников'' (327), причем, обратите внимание, этот диктаторский ''шотландский король стал богохульником еще во младенчестве, осквернив экскрементами святую воду в купели во время крещения'' (315), а французский Филипп У1, ''лишенный королевской святости'', даже не в состоянии исцелять золотуху (109). Как другие, настоящие короли.
Так что ''Образы войны'' в книге присутствуют во весь рост, прежде всего, бесконечная Столетняя война во Франции, поглощавшая силы нескольких поколений, плюс параллельные кампании на севере собственного острова, против шотландцев, и в Испании. Но я бы определил тему монографии Елены Викторовны Калмыковой немного иначе. Это книга об идеологии и пропаганде (340), причем не обязательно военной. Автор в деталях воспроизводит устройство и формирование тех несущих конструкций, на которые опиралась власть.
Помните, мы с вами обсуждали творчество средневековых книжников, которые вывели великое княжество Московское прямо из Древнего Рима, от ''Августа кесаря''.
Англичане в жанре фэнтэзи, пожалуй, превзошли замшелых московитов. Установили, что их ''остров был заселен примерно через 200 лет после Всемирного потопа, когда туда прибыл Сатурн… Этот Сатурн, имя которого означает ''прародитель'', и стал первым правителем острова… Полтора столетия спустя… Нептун… помог своему сыну гиганту Альбиону'' стать ''девятым царем острова''. Но Альбион ''был убит Геркулесом, мстившим сынам Нептуна за смерть своего отца Осириса'' (403). По другой версии, предками англичан были троянцы, которыми руководил ''правнук Энея, Брут'' (397). Появилась возможность ''начинать историю острова не с Юлия Цезаря, а прямо от Адама, воспевая превосходство английского народа над другими'' (399). Оказывается, за 368 лет до основания Рима Брут с 7300 троянцами победил 20 тысяч французов (420).
Марина Тимашева: Позвольте я Вас перебью. Я боюсь, что нас не понимают радиослушатели. В книге этот раздел называется ''Интерпретация важнейших мифов о прошлом в английской исторической традиции эпохи Средневековья''. Но Вы избегаете таких слов, как ''миф'' или ''легенда''.
Илья Смирнов: Да, потому что настоящие мифы, те, которые собраны в замечательной энциклопедии ''Мифы народов мира'' - наивный способ познания. Настоящие мифы не предполагают корыстного обмана. А в ''исторической традиции Средневековья'' происходила не столько ''интерпретация'' народного творчества, сколько сознательное измышление. Об одном из мастеров этого жанра, Гальфриде Монмутском прямо сказано, что он ''активно прибегал к собственной фантазии, досочинив многие сюжеты'' (398). В этом средневековые историографы ближе к современным политтехнологам и к тем журналистам, с которых мы начали этот рассказ.
Марина Тимашева: Одним из главных героев, вдохновлявших английских рыцарей и лучников на завоевательные походы, был король Артур. Тоже продукт политтехнологий? А ему, вроде бы, даже книгу в серии ЖЗЛ посвятили
Илья Смирнов: Именно на примере Артура Утеровича Елена Калмыкова показывает фальсификацию во всех подробностях. Дано: некий легендарный кельтский вождь, вроде бы, успешно противостоял саксонским завоевателям. Далее, цитирую:
''в 1129 г. аббат Гластонбери, желая поднять престиж… монастыря.., заказал его историю одному из самых авторитетных в то время хронистов – Уильяму Мальмсберийскому… Целью последнего было проверить все связанные с монастырем легенды (в т.ч., извините, об Иосифе Аримафейском) и написать труд, подтверждающий древность и значимость монастыря''. Изучив рукописи и надгробия, он честно ''отметил абсолютную неразборчивость надписей, предположив, что захоронения принадлежали первым аббатам'' Что, по-видимому, ''не соответствовало ожиданиям и амбициям заказчиков, поскольку в следующем 1130 г. предприимчивый аббат пригласил… другого историка – валлийца Карадока…, известного автора агиографических сочинений''. И тот связал монастырь ''с именем популярного в Уэлсе короля Артура'' (427) - якобы в благодарность за возвращение похищенной королевы Геневеры Артур подарил монастырю земли (427), а дальше там уже, как рояль в кустах, обнаружились ''захоронения, признанные останками короля Артура и его жены'' (425) ''Эдуард 1, считавший Артура своим предком'' (428) организовал торжественное перезахоронение, ''над могилой Артура было воздвигнуто мраморное надгробие, поражавшее воображение'' (429). С тех пор ''неотъемлемой частью английской истории стали рассказы о военных походах Артура, в которых он… подчинил своей власти всю Британию, Ирланедию, Норвегию, Данию и Галлию'' (430). ''В конце ХУ в. Джон Хардинг перенес вторую коронацию Артура в покоренный Рим, прямо указывая на то, что король бриттов был провозглашен императором'' (431).
Когда уже при Генрихе У11 пригласили ученого гуманиста Полидора Вергилия (446) – привести историю королевства в соответствие с требованиями времени (и со здравым смыслом), и тот в довольно мягкой форме поставил под сомнение некоторые выдумки, английские коллеги реагировали так: ''бесстыжий чужеземец…, самая лживая собака в мире…, своей лживой клеветой пытался опорочить славу бриттов…'' (455)
Марина Тимашева: Это очень смешно, но в книге представлены, кроме ''троянца Брута'' и ''императора Артура'', вполне реальные участники Столетней войны.
Илья Смирнов: Да, и с такими особенностями характера, которые трудно придумать. Вот Бертран Дюгеклен, рыцарь бедный, его так называемый ''замок'' ''фактически ничем не отличался от крестьянских домов'' (343), и собою не красавец. Чтобы освободить брата, ''предательски плененного во время перемирия'', он вышел на судебный поединок. ''В толпе зрителей все обращали внимание на прекрасную деву, ''похожую на фею''. Девушка была не только хороша собой и происходила из одного из самых знатных… семейств Бретани, но также была весьма образованна: особенно она преуспела в медицине, философии и астрологии...'' Она предсказала победу Дюгеклену.
''Когда оруженосец сообщает Дюгеклену о пророчестве…, рыцарь со свойственным простым солдатам грубостью высмеивает его за наивность и доверчивость…: ''Безумен тот, кто верит женщине, ума у нее не больше, чем у овцы''. Впрочем, этот резкий ответ объясняется тем, что в то время он не только не был знаком с Тиффани, но и вообще избегал женского общества, полагая, что из-за своей неказистой внешности он не будет любим ни одной дамой'' (350).
Потом, когда они поженились, ''не терпевший чужих советов Бертран высоко чтил разумную и образованную супругу…, повторяя при этом: ''Тот, кто не слушает жену, будет сожалеть об этом до конца жизни'' (351).
У Дюгеклена обнаруживается как бы двойник по ту сторону фронта, Роберт Ноллис (памяти коего, кстати, посвящена книга), тоже служилая беднота, мелкий дворянин, сделавший блестящую военную карьеру. Почему ''как бы''? Потому что Дюгеклен защищал свою родную землю, и в этом смысле он прямой предшественник Жанны д Арк. ''Перед тем, как отправиться под Орлеан, Жанна д'Арк почтила память Дюгеклена, отправив его вдове золотое кольцо'' (347). О Ноллисе сказано: ''служа английскому королю, Ноллис так и остался до конца своих дней удачливым мародером''.., ''убивая людей по своему желанию, увез много добра и богатств''. ''Миф о Ноллисе – это ''демократический'' миф о человеке, который воспользовался войной, чтобы добиться многого. Этот герой был притягателен именно как образец для подражания'' (355 – 358).
Не правда ли, интересная интерпретация, что такое ''демократический'' герой?
В книге хорошо показано: Столетняя война, начавшись как типично – феодальная (английский король решил, что у него больше наследственных прав на Францию) способствовало зарождению национального самосознания с обеих сторон (341) – когда ''общегосударственный этноним подавляет региональные'' (289). Но во Франции это самосознание выросла из справедливой войны – из защиты своей земли от тех, кто пришел жечь и грабить. При всем критическом отношении к конкретным французским феодалам общая картина именно такова. В Англии тот же процесс народной консолидации стимулируют захватнические войны. Не только на континенте, но и в Шотландии, в Ирландии.
Мы справедливо рассматриваем именно Англию как колыбель капитализма и его производных: парламентской демократии, научно-технического прогресса. Почему именно Англия? Мы уже рассматривали один из факторов: свободное крестьянство. Но вот другой, менее почтенный: ''Сир, оставьте эту скудную страну, в которой и жечь-то нечего. Самое опасное дело – воевать с нищим народом, ибо при этом вы можете многое потерять и ничего не выиграть'' (208). Выигрывает в исторической эстафете тот, кто сумел наладить масштабное и эффективное присвоение чужих ресурсов.
Марина Тимашева: Что же у нас, получается Эдуард Третий вроде Чингисхана?
Илья Смирнов: Избави Бог, я воспитан в почтении к английской культуре – к настоящей, традиционной – а правители этой страны достойны уважения хотя бы за то, что награбленное за рубежом они тратили на театр Шекспира, на физику Ньютона, на биологию Дарвина, в конце концов, на приличные зарплаты для своих рабочих. Но прошлое лучше воспринимать реалистически, будет не так много психологических травм от столкновения с настоящим.
Марина Тимашева: Но так же не может быть что средневековые англичане, все как один, придерживались такой грабительско –завоевательной идеологии?
Илья Смирнов: Очень важный вопрос. Ведь если так, то без претензий, ''а чья вина – ничья вина'': сверху была спущена некая господствующая ''ментальность'', из-под которой человек не в силах выбраться, только пассивно подчиниться и быть ''как все''. Сейчас у нас ''ментальность'' другая, и ей тоже нужно подчиняться, отключив собственные мозги. Но в том-то и дело, что даже в Средние века люди не боялись мыслить самостоятельно. Джон Уиклиф, лолларды (238): ''ни один монарх или представитель духовенства (в том числе папа) не может провозглашать войну…, призывая людей к убийствам'' (239). Очередной раз мы убеждаемся в том, что продолжателями евангельских традиций выступают как раз ''еретики''.
К сожалению, этим замечательным людям уделено мало внимания. Автор слишком сосредоточена на проблемах господствующих классов. Даже крестьянское восстание Уота Тайлера (373) осталось на обочине. Конечно, хозяин барин и сам определяет тему. Но нельзя не отметить, что огромный материал, собранный в монографии, пока еще довольно слабо систематизирован. С другой стороны, у книги есть несомненные достоинства: живой язык, без ''культурно – антропологической'' зауми, разве что слово-паразит ''топос'' (330, 315) мелькает два раза, но это в пересчете на 600 страниц считай, ничего. Замечательные цветные иллюстрации. В приложении целый справочник по средневековым историкам. Наконец, карты - редкого по нынешним временам качества, чёткие, понятные, что, где и откуда. Так что эти ''сцены из рыцарских времен'' привлекут внимание не только профессиональных историков.