За тридцать лет мне лишь дважды довелось видеть Америку, забывшей о распрях. И оба раза в этом был виноват Усама бин Ладен.
Сейчас страна ликует, празднуя тот день победы, что ей так долго не удавалось отметить. Ждать пришлось 9 лет и 232 дня, как подсчитали у нас, в Нью-Йорке, где с Усамой у каждого свои счеты. Мне, например, не дает покоя очередь в медицинский шатер, где собирали данные для опознания трупов по ДНК. Туда, на набережную Гудзона пришли сотни людей, и у всех в руках был полиэтиленовый мешок с интимной частичкой близких – расческой, тапочками, губной помадой, вставной челюстью. Воронка тогда еще дымилась, в городе пахло гарью, и стены возле 14-й стрит (южнее не пускали) обклеили портретами пропавших. Люди обычно фотографируются, когда им хорошо, поэтому на снимках веселые лица…
Америка стала врагом Усамы лишь после того, как исчез его главный противник – коммунизм. Когда одна сверхдержава рухнула, другой пришлось расплачиваться за обе. Для бин Ладена Америка оказалась могучим греховным соблазном, который мог и его увести с дороги праведности. Вынужденный в силу своей деятельности следить за новостями, Усама ставил детей дежурить у телевизора и выключать звук каждый раз, когда звучала рекламная музыка. Еще в его доме были запрещены острый соус "Табаско" и трубочки для коктейлей.
Бин Ладен был одержим утопией – восстановлением халифата, карту которого вряд ли могли нарисовать его соратники. Поэтому средство заменило цель. "Личный долг каждого мусульманина, - объявил бин Ладен, - убить американца". Любого и каждого. Совершенно не ясно, как от этого улучшится жизнь мусульман, тем более что их "Аль-Каида" убивала намного чаще. Но именно логическая пропасть в аргументах Усамы придавала им пугающую загадочность. Америка до сих пор не понимает, чего от нее хотят террористы, и это еще больше продлевает войну.
В самом деле, чем она может кончиться? Усама, правда, предложил американцам мир, если она поголовно перейдет в ислам, но это так же нелепо, как надежда истребить всех террористов. Выход из этой ситуации - объявить победу, и никогда еще для этого не было столь подходящего повода.
Конечно, смерть Усамы мало что меняет на практике. У него найдутся наследники. И вновь будут взрываться автобусы, самолеты, мечети. Но мы и до 11 сентября жили со всем этим кошмаром, не называя его войной, а значит и не ожидая в ней полной победы. Пусть ликвидация бин Ладена - всего лишь символическое событие. Но ведь таким был и налет на Близнецов. Для Усамы погибшие люди были начинкой знаменитых небоскребов, безразличной случайностью, оттеняющей эффектную катастрофу. И это - знак нашего помешанного на символах, имиджах и симулякрах времени. В отличие от прежних сражений, в этой, постмодернистской, войне линия фронта проходит в эфире, ради власти над которым, собственно, и происходят теракты. Сейчас эфир - наш: весть о смерти главного террориста достаточно громогласна, чтобы завершить триумфом начавшуюся 11 сентября кампанию. К тому же объявить войну закончившейся сегодня проще, чем вчера. Пока Америка разбиралась с "Аль-Каидой", выяснилось, что у восставшего мусульманского мира свое представление о собственном будущем, и к нему не имеет отношения ни одна из враждующих сторон.
Сейчас страна ликует, празднуя тот день победы, что ей так долго не удавалось отметить. Ждать пришлось 9 лет и 232 дня, как подсчитали у нас, в Нью-Йорке, где с Усамой у каждого свои счеты. Мне, например, не дает покоя очередь в медицинский шатер, где собирали данные для опознания трупов по ДНК. Туда, на набережную Гудзона пришли сотни людей, и у всех в руках был полиэтиленовый мешок с интимной частичкой близких – расческой, тапочками, губной помадой, вставной челюстью. Воронка тогда еще дымилась, в городе пахло гарью, и стены возле 14-й стрит (южнее не пускали) обклеили портретами пропавших. Люди обычно фотографируются, когда им хорошо, поэтому на снимках веселые лица…
Америка стала врагом Усамы лишь после того, как исчез его главный противник – коммунизм. Когда одна сверхдержава рухнула, другой пришлось расплачиваться за обе. Для бин Ладена Америка оказалась могучим греховным соблазном, который мог и его увести с дороги праведности. Вынужденный в силу своей деятельности следить за новостями, Усама ставил детей дежурить у телевизора и выключать звук каждый раз, когда звучала рекламная музыка. Еще в его доме были запрещены острый соус "Табаско" и трубочки для коктейлей.
Бин Ладен был одержим утопией – восстановлением халифата, карту которого вряд ли могли нарисовать его соратники. Поэтому средство заменило цель. "Личный долг каждого мусульманина, - объявил бин Ладен, - убить американца". Любого и каждого. Совершенно не ясно, как от этого улучшится жизнь мусульман, тем более что их "Аль-Каида" убивала намного чаще. Но именно логическая пропасть в аргументах Усамы придавала им пугающую загадочность. Америка до сих пор не понимает, чего от нее хотят террористы, и это еще больше продлевает войну.
В самом деле, чем она может кончиться? Усама, правда, предложил американцам мир, если она поголовно перейдет в ислам, но это так же нелепо, как надежда истребить всех террористов. Выход из этой ситуации - объявить победу, и никогда еще для этого не было столь подходящего повода.
Конечно, смерть Усамы мало что меняет на практике. У него найдутся наследники. И вновь будут взрываться автобусы, самолеты, мечети. Но мы и до 11 сентября жили со всем этим кошмаром, не называя его войной, а значит и не ожидая в ней полной победы. Пусть ликвидация бин Ладена - всего лишь символическое событие. Но ведь таким был и налет на Близнецов. Для Усамы погибшие люди были начинкой знаменитых небоскребов, безразличной случайностью, оттеняющей эффектную катастрофу. И это - знак нашего помешанного на символах, имиджах и симулякрах времени. В отличие от прежних сражений, в этой, постмодернистской, войне линия фронта проходит в эфире, ради власти над которым, собственно, и происходят теракты. Сейчас эфир - наш: весть о смерти главного террориста достаточно громогласна, чтобы завершить триумфом начавшуюся 11 сентября кампанию. К тому же объявить войну закончившейся сегодня проще, чем вчера. Пока Америка разбиралась с "Аль-Каидой", выяснилось, что у восставшего мусульманского мира свое представление о собственном будущем, и к нему не имеет отношения ни одна из враждующих сторон.