Ирина Лагунина: Просматривая новости из Ямало-ненецкого автономного округа, наткнулась на такую – на сайте губернатора: В округе принят закон "О развитии инновационной деятельности в Ямало-Ненецком автономном округе". В новом законе содержатся определения понятий "инновационная деятельность", "инновационная политика", "инновационная продукция", "инновационный проект", "инновационный план", "субъекты инновационной деятельности", "инфраструктура развития инновационной деятельности". Определены полномочия исполнительных органов государственной власти автономного округа и органов местного самоуправления в сфере развития инновационной деятельности. Думаю, что все изложенное, несомненно, подтолкнет людей и бизнес к инновациям. Но что на самом деле происходит в округе?
В дискуссии участвуют профессор, доктор географических наук Наталья Зубаревич и политолог Александр Кынев. Цикл "Российские регионы" ведет Игорь Яковенко.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, что происходит в этом чрезвычайно важном для экономики России регионе?
Наталья Зубаревич: Безусловно, он чрезвычайно важен, почти 90% газа добывается в Ямало-Ненецком округе, а без газа Россию представить себе невозможно. Это такой по расхожему мнению типичный богатейший российский регион, в котором в первом приближении все замечательно. И безработица минимальная, всего лишь 4% - это все равно, что ничего, и с уровнем бедности 8% никакие кризисы не берут. Вроде и доходы существенно выросли среднероссийского уровня, если соотносить их с прожиточным минимумом, до кризиса было почти в 5 раз. И как бы хочется сказать - все замечательно. Но когда начинаешь копать глубже, то оказывается следующее: никогда монопрофильность не бывает устойчивой даже в таком роскошном ресурсе как газ. Рабочих мест создается мало, поэтому уже устойчивый характер приобрел миграционный отток. А ведь в 90 все и почти все 2000 годы округ притягивал население, зарплаты-то огромные.
И дальше начинаешь смотреть, как этот регион проходил кризис, а в связи с проблемами "Газпрома" он проходил кризис почти по среднероссийскому тренду, то есть упав на 9 с лишним процентов и до сих пор не вернувшись на докризисный уровень производства. Потому что проблемы управлением "Газпромом", поведение "Газпрома" на глобальном рынке всегда сказываются и на главном сердцевинном округе, который этот газ добывает. Но самое главное, чем ударил кризис – это сильнейшее снижение доходов населения. Это можно говорить и по самим доходам, и по потреблению. Два года подряд реальная покупательская способность доходов снижается, то есть динамика реальных доходов минус. И сейчас это минус 13% за два года к докризисному уровню. Снижение товарооборота торговли, то есть потребление, минус 20%. Что происходит, в чем проблема? А вещь очень простая: у всех сырьевиков, газовиков в том числе очень сильна переменная составляющая в заработках, и когда начались проблемы у "Газпрома", тариф остался, но переменная часть, бонусы, премии резко пошли вниз. И этот процесс не завершен. В результате богатейший округ, который является донором Российской Федерации, у которого устойчивая налоговая база, потому что, извините, если каждый четвертый рубль в ваш бюджет дает налог на имущество, а еще треть налог на прибыль, то этот бюджет действительно в кризис более устойчив, но он теряет главное, этот округ, он теряет людей и теряет свое главное преимущество постепенно - высокую заработную плату.
Игорь Яковенко: Какая доля сменяемого населения? Потому что я помню хорошо, что еще во времена правительства Егора Тимуровича Гайдара вообще была концепция такая, что эти северные богатства России надо осваивать вахтовым методом.
Наталья Зубаревич: Вы знаете, я с этой концепцией согласна. И то, что идет миграционный отток – это нормальное сжатие северной обитаемой избыточной рабочей силы, обитаемого пространства. Но дело в том, что не забывайте, Ямало-Ненецкий округ социалистический по сути. Там до сих пор сохранились очень многие элементы субсидирования, софинансирования - такая советская социальная политика. Очень много советского в ЖКХ. И людям там было достаточно комфортно жить. Сейчас с опозданием по сравнению с хантами лет на 7-8 они начинают медленно переформатироваться. И дискомфорт возрастает.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, как сказывается высокий уровень миграции и некоторая нестабильность, которая присутствует все-таки в этом богатейшем округе, на настроении населения и на политической жизни этого региона?
Александр Кынев: О настроениях населения говорить тяжело, поскольку округ в силу своей специфики практически не имеет никаких независимых общественных структур, не говоря про аналитические, нет в нем по сути свободной прессы. То есть здесь ситуация проста: зона, где доминируют мигранты, максимум первое-второе поколение, она по определению предполагает слабые социальные связи в самом населении - это во-первых. Во-вторых, когда речь идет о монопрофильных городах, где есть одно доминирующее предприятие, от которого зависят все, малый и средний бизнес в основном возникал, развивался на перераспределении доходов, которые получали люди, работающие на этих нефтегазовых корпорациях, естественно, подобная ситуация продуцирует специфический тип взаимоотношений, когда есть жесткая корпоративная дисциплина, когда администрация зависит от ключевого предприятия, в сторону никуда не уйдешь. При этом размеры огромные, внутренняя транспортная связь городов и районов очень слаба, интеграция внутренняя населения слаба.
Соответственно, что получается: населения мало, оно размазано, социальные сети слабые, никаких общеокружных площадок, на которых могут появляться какие-то фигуры, нет. Это означает полное доминирование административных структур. Нет никаких площадок, на которых могут появиться люди, претендующие на хоть какую-то известность, а не на занятие формально административной статуса.
В округе все 90 годы и до весны прошлого года был бессменный губернатор. Если мы посмотрим на администрацию господина Неелова – это был в чистом виде старый советский партхозактив, комсомольцы, это были какие-то бывшие менеджеры нефтегазовых корпораций, которые уходили и приходили работать в администрацию. То есть это был такой типичный советский партхозактив, но он был в богатом регионе. Причем, когда приезжаешь в Салехард, смотришь и поражаешься бессмысленности ряда трат, то есть строят роскошные дома, какие-то делались никому не нужные, но пафосные здания или сооружения, роскошная резиденция губернатора построена непонятно для кого, она полупустая, приходишь – ни одного человека. То есть, на мой взгляд, происходило такое головокружение от успехов, они спокойно жили на сверхдоходах нефтегазовых, на самом деле минимально прикладывая усилия к тому, чтобы как-то диверсифицировать экономику этого региона.
Декларативно, конечно, это было, но именно декларативно. Они надеялись, что вот кончится нефть, газ, потом появится проект Урал Полярный, построят железную дорогу, начнут разрабатывать другие месторождения и будем жить от других природных ресурсов. Основная ключевая тема была в публичном поле за это время стимулировать "Газпром" расширять добычу ресурсов уже на полуострове Ямал. Сейчас при новом губернаторе начинают говорить про нефтехимию, про ее переработку, но, конечно, новой администрации тяжело. Пришел новый губернатор, молодой человек, энергичный, администрация почти вся поменялась, остались буквально несколько человек из старого состава. В основном пришли люди, которые работали с Кобылкиным, пришло несколько человек из нефтегазовых компаний, в основном из "Газпромнефти", и они пытаются это болото каким-то образом встряхнуть, внести в этот привыкший жить на сверхдоходах мир какой-то элемент рационального планирования. Ситуация тяжелая, поскольку опираться по большому счету на самом деле не на кого.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, а чем все-таки реально сейчас отличается качество принятия решений нового губернатора, он уже больше года, Дмитрия Кобылкина от его предшественника Неелова?
Александр Кынев: Оценивать что-то с точки зрения качества новых менеджеров по сравнению со старыми тяжело по причине отсутствия какой бы то ни было независимой информации. Нет ее в округе. Вот единственный город, внутри которого была в лучшие годы относительно развитая политическая конкуренция – это Ноябрьск. Но там понятная ситуация. Во-первых, это самый крупный город, он почти примыкает к Ханты-Мансийскому округу, недалеко от границы находится. Там все-таки не одно предприятие, а несколько, там есть и нефтяники, и газовики, была конкуренция нефтяных и газовых элит. За счет того, что город достаточно большой, сильный, местный малый и средний бизнес строительный, торговый и прочий. Была основа для публичной политики, разные местные кланы, группы конкурировали за пост мэра, и по Ноябрьску ситуация более-менее прозрачна, за счет конкуренции шла информация. На других территориях, к сожалению, конкуренции нет, а с ней нет информации. Еще при Неелове на позднем этапе отменяли большинство муниципалитетов выборы мэров, то есть вводили так называемых сити-менеджеров и попутно кое-где ввели партсписки. Но введение партсписков несколько разбавило вот этот междусобойчик старых элит, но очень слабо. Что толку вводить партийные списки, когда реальных партий нет.
Игорь Яковенко: То есть вы рисуете такую картину замороженной Саудовской Аравии, где политика по сути дела выморочена, выморожена.
Александр Кынев: Я бы сказал так, что здесь есть нефтегазовые вертикали, они заняты только самими собой, и по соглашениям какие-то куски дают периодически местным властям. Есть административная вертикаль, которая в первую очередь контролирует те районы, где нефти и газа нет, огромные агросельские территории, и в основном живут от соглашений и от отчислений нефтегазовых корпораций. Есть посередине маленькая прослоечка малого и среднего бизнеса, который сконцентрирован в городах, только в них на что-то может повлиять.
Игорь Яковенко: Спасибо, Александр Владимирович. Наталья Васильевна, каким-то образом сказывается на повседневной экономической жизни этого региона та самая пресловутая матрешечность, которая заложена в конституции Российской Федерации? Это вообще какое-то значение имеет для экономики региона, для связи?
Наталья Зубаревич: Во всяком случае до последних лет минимальное, потому что действовало соглашение о полномочиях. И округа откупились от Тюменской области, сохранив значительную часть своих полномочий, у них бюджеты раздельные. Другое дело, что откупался в основном Ханты-Мансийский округ, три четверти, даже больше заплатив от 20 миллиардов, Ямал отделался дешево. Надо понимать, что с "Газпромом" несколько сложнее даже статусным губернатором, имеющим поддержку в Кремле, чем с господином Филиппенко. Поэтому у них своя жизнь, у них свой бюджет. Другое дело, что мне не очень нравится, что сохраняется дурная повторяемость в том, что этот округ очень затратный по госрасходам. Если взять расходы все на общегосударственные вопросы, фактически на управление – это 9% бюджета, бюджет большой, почти сто миллиардов. Поэтому много.
И если посмотреть второй момент, что мне очень не нравится, я не знаю, как насчет преемственности элит, но я смотрю 9-10 на статистику, есть расходы на нацэкономику - это инвестиционные расходы бюджета, дорожное строительство, благоустройство и прочее. Они в округе приличные – это почти каждый пятый рубль бюджета. И они очень сильно выросли, почти в два раза, в годы кризиса. То есть деньги какие-то туда были перераспределены. Но у меня вопрос: если 19% идет на нацэкономику, почему внутри этих расходов 11%, то есть почти 60 от этой суммы, написано "другие вопросы в сфере национальной экономики". Меня всегда эти цифры очень настораживают, они показывают непрозрачность базовых инвестиционных расходов.
Игорь Яковенко: То самое качество управленческих решений, о котором мы говорим.
Наталья Зубаревич: Именно так.
В дискуссии участвуют профессор, доктор географических наук Наталья Зубаревич и политолог Александр Кынев. Цикл "Российские регионы" ведет Игорь Яковенко.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, что происходит в этом чрезвычайно важном для экономики России регионе?
Наталья Зубаревич: Безусловно, он чрезвычайно важен, почти 90% газа добывается в Ямало-Ненецком округе, а без газа Россию представить себе невозможно. Это такой по расхожему мнению типичный богатейший российский регион, в котором в первом приближении все замечательно. И безработица минимальная, всего лишь 4% - это все равно, что ничего, и с уровнем бедности 8% никакие кризисы не берут. Вроде и доходы существенно выросли среднероссийского уровня, если соотносить их с прожиточным минимумом, до кризиса было почти в 5 раз. И как бы хочется сказать - все замечательно. Но когда начинаешь копать глубже, то оказывается следующее: никогда монопрофильность не бывает устойчивой даже в таком роскошном ресурсе как газ. Рабочих мест создается мало, поэтому уже устойчивый характер приобрел миграционный отток. А ведь в 90 все и почти все 2000 годы округ притягивал население, зарплаты-то огромные.
И дальше начинаешь смотреть, как этот регион проходил кризис, а в связи с проблемами "Газпрома" он проходил кризис почти по среднероссийскому тренду, то есть упав на 9 с лишним процентов и до сих пор не вернувшись на докризисный уровень производства. Потому что проблемы управлением "Газпромом", поведение "Газпрома" на глобальном рынке всегда сказываются и на главном сердцевинном округе, который этот газ добывает. Но самое главное, чем ударил кризис – это сильнейшее снижение доходов населения. Это можно говорить и по самим доходам, и по потреблению. Два года подряд реальная покупательская способность доходов снижается, то есть динамика реальных доходов минус. И сейчас это минус 13% за два года к докризисному уровню. Снижение товарооборота торговли, то есть потребление, минус 20%. Что происходит, в чем проблема? А вещь очень простая: у всех сырьевиков, газовиков в том числе очень сильна переменная составляющая в заработках, и когда начались проблемы у "Газпрома", тариф остался, но переменная часть, бонусы, премии резко пошли вниз. И этот процесс не завершен. В результате богатейший округ, который является донором Российской Федерации, у которого устойчивая налоговая база, потому что, извините, если каждый четвертый рубль в ваш бюджет дает налог на имущество, а еще треть налог на прибыль, то этот бюджет действительно в кризис более устойчив, но он теряет главное, этот округ, он теряет людей и теряет свое главное преимущество постепенно - высокую заработную плату.
Игорь Яковенко: Какая доля сменяемого населения? Потому что я помню хорошо, что еще во времена правительства Егора Тимуровича Гайдара вообще была концепция такая, что эти северные богатства России надо осваивать вахтовым методом.
Наталья Зубаревич: Вы знаете, я с этой концепцией согласна. И то, что идет миграционный отток – это нормальное сжатие северной обитаемой избыточной рабочей силы, обитаемого пространства. Но дело в том, что не забывайте, Ямало-Ненецкий округ социалистический по сути. Там до сих пор сохранились очень многие элементы субсидирования, софинансирования - такая советская социальная политика. Очень много советского в ЖКХ. И людям там было достаточно комфортно жить. Сейчас с опозданием по сравнению с хантами лет на 7-8 они начинают медленно переформатироваться. И дискомфорт возрастает.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, как сказывается высокий уровень миграции и некоторая нестабильность, которая присутствует все-таки в этом богатейшем округе, на настроении населения и на политической жизни этого региона?
Александр Кынев: О настроениях населения говорить тяжело, поскольку округ в силу своей специфики практически не имеет никаких независимых общественных структур, не говоря про аналитические, нет в нем по сути свободной прессы. То есть здесь ситуация проста: зона, где доминируют мигранты, максимум первое-второе поколение, она по определению предполагает слабые социальные связи в самом населении - это во-первых. Во-вторых, когда речь идет о монопрофильных городах, где есть одно доминирующее предприятие, от которого зависят все, малый и средний бизнес в основном возникал, развивался на перераспределении доходов, которые получали люди, работающие на этих нефтегазовых корпорациях, естественно, подобная ситуация продуцирует специфический тип взаимоотношений, когда есть жесткая корпоративная дисциплина, когда администрация зависит от ключевого предприятия, в сторону никуда не уйдешь. При этом размеры огромные, внутренняя транспортная связь городов и районов очень слаба, интеграция внутренняя населения слаба.
Соответственно, что получается: населения мало, оно размазано, социальные сети слабые, никаких общеокружных площадок, на которых могут появляться какие-то фигуры, нет. Это означает полное доминирование административных структур. Нет никаких площадок, на которых могут появиться люди, претендующие на хоть какую-то известность, а не на занятие формально административной статуса.
В округе все 90 годы и до весны прошлого года был бессменный губернатор. Если мы посмотрим на администрацию господина Неелова – это был в чистом виде старый советский партхозактив, комсомольцы, это были какие-то бывшие менеджеры нефтегазовых корпораций, которые уходили и приходили работать в администрацию. То есть это был такой типичный советский партхозактив, но он был в богатом регионе. Причем, когда приезжаешь в Салехард, смотришь и поражаешься бессмысленности ряда трат, то есть строят роскошные дома, какие-то делались никому не нужные, но пафосные здания или сооружения, роскошная резиденция губернатора построена непонятно для кого, она полупустая, приходишь – ни одного человека. То есть, на мой взгляд, происходило такое головокружение от успехов, они спокойно жили на сверхдоходах нефтегазовых, на самом деле минимально прикладывая усилия к тому, чтобы как-то диверсифицировать экономику этого региона.
Декларативно, конечно, это было, но именно декларативно. Они надеялись, что вот кончится нефть, газ, потом появится проект Урал Полярный, построят железную дорогу, начнут разрабатывать другие месторождения и будем жить от других природных ресурсов. Основная ключевая тема была в публичном поле за это время стимулировать "Газпром" расширять добычу ресурсов уже на полуострове Ямал. Сейчас при новом губернаторе начинают говорить про нефтехимию, про ее переработку, но, конечно, новой администрации тяжело. Пришел новый губернатор, молодой человек, энергичный, администрация почти вся поменялась, остались буквально несколько человек из старого состава. В основном пришли люди, которые работали с Кобылкиным, пришло несколько человек из нефтегазовых компаний, в основном из "Газпромнефти", и они пытаются это болото каким-то образом встряхнуть, внести в этот привыкший жить на сверхдоходах мир какой-то элемент рационального планирования. Ситуация тяжелая, поскольку опираться по большому счету на самом деле не на кого.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, а чем все-таки реально сейчас отличается качество принятия решений нового губернатора, он уже больше года, Дмитрия Кобылкина от его предшественника Неелова?
Александр Кынев: Оценивать что-то с точки зрения качества новых менеджеров по сравнению со старыми тяжело по причине отсутствия какой бы то ни было независимой информации. Нет ее в округе. Вот единственный город, внутри которого была в лучшие годы относительно развитая политическая конкуренция – это Ноябрьск. Но там понятная ситуация. Во-первых, это самый крупный город, он почти примыкает к Ханты-Мансийскому округу, недалеко от границы находится. Там все-таки не одно предприятие, а несколько, там есть и нефтяники, и газовики, была конкуренция нефтяных и газовых элит. За счет того, что город достаточно большой, сильный, местный малый и средний бизнес строительный, торговый и прочий. Была основа для публичной политики, разные местные кланы, группы конкурировали за пост мэра, и по Ноябрьску ситуация более-менее прозрачна, за счет конкуренции шла информация. На других территориях, к сожалению, конкуренции нет, а с ней нет информации. Еще при Неелове на позднем этапе отменяли большинство муниципалитетов выборы мэров, то есть вводили так называемых сити-менеджеров и попутно кое-где ввели партсписки. Но введение партсписков несколько разбавило вот этот междусобойчик старых элит, но очень слабо. Что толку вводить партийные списки, когда реальных партий нет.
Игорь Яковенко: То есть вы рисуете такую картину замороженной Саудовской Аравии, где политика по сути дела выморочена, выморожена.
Александр Кынев: Я бы сказал так, что здесь есть нефтегазовые вертикали, они заняты только самими собой, и по соглашениям какие-то куски дают периодически местным властям. Есть административная вертикаль, которая в первую очередь контролирует те районы, где нефти и газа нет, огромные агросельские территории, и в основном живут от соглашений и от отчислений нефтегазовых корпораций. Есть посередине маленькая прослоечка малого и среднего бизнеса, который сконцентрирован в городах, только в них на что-то может повлиять.
Игорь Яковенко: Спасибо, Александр Владимирович. Наталья Васильевна, каким-то образом сказывается на повседневной экономической жизни этого региона та самая пресловутая матрешечность, которая заложена в конституции Российской Федерации? Это вообще какое-то значение имеет для экономики региона, для связи?
Наталья Зубаревич: Во всяком случае до последних лет минимальное, потому что действовало соглашение о полномочиях. И округа откупились от Тюменской области, сохранив значительную часть своих полномочий, у них бюджеты раздельные. Другое дело, что откупался в основном Ханты-Мансийский округ, три четверти, даже больше заплатив от 20 миллиардов, Ямал отделался дешево. Надо понимать, что с "Газпромом" несколько сложнее даже статусным губернатором, имеющим поддержку в Кремле, чем с господином Филиппенко. Поэтому у них своя жизнь, у них свой бюджет. Другое дело, что мне не очень нравится, что сохраняется дурная повторяемость в том, что этот округ очень затратный по госрасходам. Если взять расходы все на общегосударственные вопросы, фактически на управление – это 9% бюджета, бюджет большой, почти сто миллиардов. Поэтому много.
И если посмотреть второй момент, что мне очень не нравится, я не знаю, как насчет преемственности элит, но я смотрю 9-10 на статистику, есть расходы на нацэкономику - это инвестиционные расходы бюджета, дорожное строительство, благоустройство и прочее. Они в округе приличные – это почти каждый пятый рубль бюджета. И они очень сильно выросли, почти в два раза, в годы кризиса. То есть деньги какие-то туда были перераспределены. Но у меня вопрос: если 19% идет на нацэкономику, почему внутри этих расходов 11%, то есть почти 60 от этой суммы, написано "другие вопросы в сфере национальной экономики". Меня всегда эти цифры очень настораживают, они показывают непрозрачность базовых инвестиционных расходов.
Игорь Яковенко: То самое качество управленческих решений, о котором мы говорим.
Наталья Зубаревич: Именно так.