Республика Молдова рассчитывает на возможность возобновления
в обозримой перспективе активных консультаций о решении проблемы Приднестровья. Заявления российских руководителей последнего времени - о территориальной целостности Молдовы при условии предоставления непризнанной Приднестровской республике широкой автономии - как считают в Кишиневе, позволяют надеяться на проведение вонстуктивных переговоров.
- Господин министр, премьер-министр Республики Молдова Влад Филат в интервью Радио Свобода сразу после вступления в должность, говоря о внешнеполитической концепции вашей страны, назвал основной задачей дипломатии обеспечение экономических реформ. Насколько это верно, и если верно, то как идут дела?
- За полтора года нельзя всего добиться, проблем в этом плане еще очень много. Но тот факт, что главным нашим приоритетом во внешней политике является привлечение иностранных инвестиций, помощь развитию внешней торговли, сомнению не подлежит. Определенные успехи есть, но можно сделать и больше. Есть факторы, которые сдерживают рост иностранных инвестиций в молдавскую экономику, объективные и субъективные. У нас каждый год проходит по две кампании по выборам, и это, конечно, не способствует тому, чтобы как-то заинтересовать потенциальных инвесторов. У нас существуют и проблемы институционального плана, в Молдове, к сожалению, нет единого агентства, одного государственного учреждения, которое занималось бы исключительно привлечением иностранных инвестиций. Я уверен, что после очередных, муниципальных выборов, которые у нас пройдут в начале июня, мы вернемся к этой проблеме и попытаемся найти оптимальное решение, в том числе исходя из того, что делают в этом плане другие страны.
- Молдова остается одной из самых бедных стран Европы. Как считают многие политики и эксперты, единственный способ изменить положение – это "выход" на Запад. Не потому, что Запад такой богатый, а потому, что Запад привносит механизмы, институты, которые позволяют стране развиваться быстрее. С другой стороны, Россия подчас достаточно болезненно реагирует на попытки бывших советских республик сблизиться с Западом. Молдова заняла позицию нейтральную по отношению к НАТО, но экономически, тем не менее, Кишинев ставит перед собой задачу приближения к Европейскому союзу. Москва в данном случае не тянет вас назад?
- 50% молдавской внешней торговли приходится на рынки Европейского Союза, но это не означает, что мы хотим игнорировать российский рынок. Все страны Европейского Союза пытаются найти свою нишу и на российском рынке, сделать так, что экспорт их товаров в Россию рос. Мы себе не враги, пытаемся то же самое делать. Безусловно, у нас были определенные проблемы в 2006-2007 годах, когда из-за определенных политических проблем Россия ввела эмбарго на поставки некоторых молдавских товаров, и это привело к тому, что сейчас Россия имеет меньшую долю в нашей внешней торговле.
Наше движение к Западу, как вы выразились, не исходит только из того, что мы хотим обязательно ориентироваться лишь на европейский рынок. Наше приближение к Западу, к Европейскому Союзу мы больше понимаем как попытку построить такую политическую систему, которая позволяет людям жить достойно. Для этого нужно построить такие институты власти, которые позволяют, с одной стороны, уважать права человека, а с другой – дают людям возможность работать без проблем. Когда бюрократия, государственный аппарат, помогает людям, а не создает им дополнительные проблемы, когда экономика демонополизирована, когда политическая система работает транспарентно, а не так, как сегодня в Молдове, когда люди теряют доверие к институтам власти, к правовой системе, и поэтому видят свое будущее вне Молдовы. Продолжается довольно сильный отток граждан Молдовы в Россию и в страны Европейского союза. Поэтому главное для нас - попытаться построить такую модель политического и экономического развития, которая создала бы благоприятные условия для жизни молдавских граждан.
Посмотрите: согласно опросам общественного мнения, 70-75% молдавских граждан выступают за то, чтобы Молдова вступила в Европейский Союз. Они понимают, что ЕС - определенная модель, определенная политическая система, определенные ценности, определенные стандарты. Я считаю: построить такую систему Молдове может быстрее с помощью тех же экспертов из Европейского союза. Это ясный выбор для нас, мы хотим построить такую демократическую модель, в рамках которой люди будут чувствовать себя комфортно и социально, и экономически, и политически. Но это не означает, что мы хотим отказаться от России - и не только от российского рынка.
Я не хочу сводить перспективы наших взаимоотношений с Россией только каким-то торгово-экономическим интересом. Значительная часть наших граждан работает в России. У нас в Молдове много русских, русскоязычных. Это все создает благоприятные предпосылки для плодотворного диалога. Да, проблемы существуют; безусловно, есть разница в подходах к некоторым очень важным для нас проблемам. Но я уверен, что со временем мы найдем решение.
- Румынский фактор – объективный фактор и внешней, и внутренней политики вашей страны. Как Молдова себя ощущает в этой связи?
- Мы давно отказались от подхода "старший брат" и "младший брат", хотя были определенные попытки навязать нам такие взаимоотношения - не только с Румынией; может быть, даже в меньшей степени с Румынией. Мы исходим из того, что Румыния - наш сосед, и как любой сосед, эта страна заинтересована в том, чтобы у нас было хорошее политическое, экономическое положение, чтобы у нас не произошло чего-то, что могло бы создать проблемы в первую очередь для наших соседей. Куда в случае проблем пойдут наши люди? Они будут искать решения проблем за западной или за восточной границей. Румыния - член Европейского союза. Наши западные рубежи – не только граница с Румынией, но и граница с Европейским Союзом. Румыния может оказывать нам довольно-таки большую помощь в том, что касается приближения Республики Молдова к Европейскому Союзу. Все наши приграничные проекты с Европейским Союзом, безусловно, это проекты с Румынией. Сами реалии жизни диктуют нам режим взаимодействия. Меньше эмоций, больше конкретных экономических проектов, мы из этого понимания движемся. Я думаю, что мы добились хорошего взаимопонимания.
- Это бесконфликтные отношения?
- Я не вижу каких-то конфликтов. В семье всегда существует определенное недопонимание между детьми и родителями, между супругами, и так далее. Дискуссия всегда есть, и в наших взаимоотношениях с Румынией, и в наших взаимоотношениях с Украиной, и с Россией. Мы делаем все возможное, чтобы возможные размолвки не выходили наружу, чтобы мы искали быстрые решения. В принципе нам это удается.
- Что вы ощутили, что почувствовали, подумали, когда началась российская война против Грузии в 2008 году?
- Честно признаться, это были не самые приятные минуты, потому что в первую очередь думаешь о судьбе людей, которые проживали в тот момент в Южной Осетии и в остальной части Грузии. Безусловно, я сожалею, что не было найдено нужных политических решений, что в качестве единственного способа решения проблемы выбран военный пут. Я рад, что с тех пор, насколько я понимаю, нет больше военных столкновений. Я очень надеюсь, что эта военная составляющая будет уменьшаться.
Я, безусловно, подумал также о положении Молдовы в связи с Приднестровьем. К счастью, с 1992 года, когда имели место военные действия, которые привели к человеческим потерям, трагедиям в молдавских семьях, будь то по левую сторону Днестра, будь то по правую, - с тех времен война не повторилась. Я считаю, что и нам нужно уменьшить военную составляющую. Поэтому я и говорил с российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым и другими коллегами-дипломатами в Москве, что миротворческие силы, которые сейчас состоят из военнослужащих, нужно демилитаризовать и создать вместо них миротворческие силы, которые состоят в большей степени из гражданских специалистов, может быть, полицейских; чтобы это были международные силы. Я уверен, что такой формат миротворческой операции будет способствовать решению конфликта. Будут направлены правильные психологические, если хотите, сигналы тем, кто живет по правую и левую стороны Днестра.
- Я думаю, есть определенные сходства, но есть и большие отличия. Самое большое состоит в том, что, несмотря на все преграды и препоны, которые существуют в ежедневном общении, люди, тем не менее, общаются. У нас никогда не было такого, чтобы контакты полностью прерывались. Насколько я знаю, часто люди, у которых проблемы со здоровьем, с левобережья приезжают на правый берег, и там к ним отношение такое же, как к гражданам, которые проживают на правом берегу Днестра. Посмотрите, как работают компании, экономические агенты в Приднестровье. Вы знаете, что у нас есть определенные преференции относительно торговли во взаимоотношениях с Европейским Союзом. Так вот все компании, которые работают в Приднестровье и заинтересованы в торговле с Европейским Союзом, зарегистрированы в Кишиневе, пользуются теми же правами, теми же льготами, которыми пользуются и другие молдавские агенты. Это, я считаю, очень хороший элемент, который поможет решить нашу большую проблему и сделать так, чтобы страна воссоединилась.
- Министр иностранных дел России Лавров говорит о необходимости прямого контакта Кишинева и Тирасполя.
- Мы этого не исключаем. За минувшие полтора года мы сделали не один шаг для того, чтобы взаимодействие между нами и Тирасполем улучшилось. Мы это взаимодействие понимаем не только как контакт с лидерами Приднестровья, а как контакты с бизнес-сообществом, между простыми людьми, как помощь в развитии социальных проектов. Допустим, мы приняли принципиальное решение: из всех донорских денег, получаемых из Кишинева, 15% (именно такова доля населения Приднестровья в общем населении Молдовы) должно идти на социальные проекты, и развитие инфраструктуры Приднестровья.
К сожалению, мы сталкиваемся с тем, что политики Приднестровья показали себя не слишком заинтересованными в налаживании прямых контактов. Я никогда не забуду одно письмо из Тирасполя: они отказывают нам в праве разработать 15 социальных проектов в населенных пунктах левобережья, потому что это якобы создает проблему национальной безопасности Приднестровья. Мы никогда не отказывались, наоборот, только приветствовали общение с лидерами Приднестровья. Вы помните, что мы использовали "футбольную дипломатию". Сейчас в мае пытались использовать новый подход – "хоккейную дипломатию".
К сожалению, нам выставляют определенные условия. Например, господином Смирнов направил моему премьер-министру письмо, текст которого, безусловно, не создает предпосылки для того, чтобы мы обсуждали проблемы в конструктивном плане и говорили о будущем Приднестровья в рамках Республики Молдова. Поэтому, с одной стороны, безусловно, очень важен прямой контакт, очень важен прямой диалог. Но в то же время мы видим, что, к сожалению, наши попытки сделать такой диалог более активным недостаточны - нужна помощь наших партнеров и с Запада, и с Востока. Я очень рад, что в последний год заинтересованность в больших столицах в урегулировании конфликта возросла. Тот факт, что канцлер Германии Меркель и президент России Медведев не раз обсуждали этот вопрос, тот факт, что существует больше позитивной заинтересованности - создают необходимые условия для того, чтобы наши прямые контакты стали более эффективными, чтобы наши коллеги из Тирасполя наконец вышли из окопов. Такое впечатление, что они остались в окопах с 1992 года, не поняли, что мир меняется. У нас с тех пор уже четыре президента поменялось, а там по-прежнему все те же люди, которые были у власти во время военных действий. Мне очень хочется, чтобы и в Тирасполе почувствовали веяние новых реалий, чтобы поняли: единственно верное решение не только для нас, но и для наших основных партнеров – единое государство. Сергей Лавров говорил о едином государстве, том, что Молдова должна остаться единым суверенным государством с территориальной целостностью, - это единственный подход, который для нас приемлем.
- А что такое "хоккейная дипломатия"?
- Мы должны были провести чемпионат Молдовы по хоккею, и последний матч должен был состояться в Тирасполе. И вот мы предложили в этой связи, чтобы господин Филат встретился с господином Смирновым и поговорил в том числе на эту тему.
Ведь создается нервозность, возникают совершенно ненужные проблемы для наших граждан, живущих по обе стороны Днестра. Допустим, если не ошибаюсь, с 2005-2006 годов телефонный звонок из Кишинева в Тирасполь стоит дороже, чем звонок в Нью-Йорк, потому что нет нормального взаимодействия между нашими операторами. Хотели решить этот вопрос, но для того, чтобы его решить, нужны контакты не просто на техническом, экспертном, но и на политическом уровне. К сожалению, таких контактов нет, и в итоге мы не смогли продвинуться по такому простому, но важному вопросу для жителей Приднестровья и остальной Молдовы.
- У вас не создается впечатления, что заявления российских политиков о территориальной целостности вашей страны – это только заявления? Что на самом деле Москве выгодно, чтобы такая ситуация сохранялась? Режим Смирнова, как говорят многие знающие люди, держится только на поддержке Москвы.
- Вы знаете, для меня очень важно в первую очередь, чтобы официальная риторика была правильной. Чтобы она способствовала поиску решений, чтобы исходила из общепризнанных принципов международного права. Я рад, что как раз в этом направлении идут заявления, сделанные моим коллегой Лавровым. Для нас это очень важно услышать, не один раз, а как можно чаще. И я надеюсь, что это послание дойдет не только до Кишинева, но и до Тирасполя. Почему нам не удалось сделать так, чтобы хорошие заявления претворились в новые реалии в Молдове – это другой вопрос. Я считаю, что в принципе созданы все предпосылки для того, чтобы мы сели за стол переговоров в рамках международного механизма "5+2" и попытались найти решение.
Я говорил о том, что существует огромная разница в подходах. Мы считаем, что нужно сесть за стол переговоров без каких-либо предварительных условий. Нам не нужно предвосхищать исход дискуссии об обсуждении статуса Приднестровья в рамках единой республики Молдова. Чем мы раньше начнем переговоры, тем быстрее сможем найти решение. И опять же: в Кишиневе и других городах левобережной Молдовы живет больше этнических русских, чем Приднестровье. В интересах, я уверен, и Молдовы, и России, и Украины, и наших западных партнеров как можно быстрее найти решение. Не нужно изобретать велосипед, его давно уже изобрели. Посмотрите, в Великобритании есть модель: у Шотландии столько прав и в экономическом плане, и в культурном плане, и в образовательном плане.... Почему бы эту модель не взять? Или модель, которая работает в Испании - почему нам не применить ее в Молдове? То есть проблема не в отсутствии механизмов, проблема в отсутствии политической воли в Тирасполе.
- Вы сказали – нужно уменьшить военный компонент. Тем не менее, войска в Приднестровье остаются; остается меньше 50%, но и это достаточно, от прежнего количества боеприпасов. Приднестровская сторона говорит, что это Россия не вывозит боеприпасы, а Россия говорит: мы не можем же силой забирать у приднестровцев оружие. Что на самом деле мешает заменить российских военнослужащих, которые там по фактически самовыданному мандату находятся, на реальных миротворцев?
- Миротворческие силы - это контингент, который находится в Приднестровье вследствие подписания в 1992 году договора между тогдашним президентом Молдовы Мирчей Снегуром, президентом Приднестровья и господином Ельциным, тогдашним президентом России. Мы выступаем за трансформацию этого контингента во что-то другое. Мы не выступаем за то, чтобы Россия полностью ушла отсюда, но мы выступаем за трансформацию. На территории Приднестровья, по некоторым данным, находятся после вывода 14-й российской армии до 20 тысяч тонн очень старой, очень опасной, никому не нужной амуниции. А ведь иногда склады боеприпасов взрываются даже без того, чтобы человек этому способствовал, всегда есть такой риск. Не дай бог, чтобы такое случилось! Я был рад, когда господин Лавров на пресс-конференции сказал: действительно, опасность есть, нужно сделать все возможное для того, чтобы боеприпасы вывезли. Мы – "за", но, как и вы сказали, приднестровцы – "против". Есть же примеры, когда Москва смогла вывезти с территории Молдовы то, что считала нужным. Давайте не будем забывать о Стамбульском саммите, по решения которого Россия вывела из Приднестровья то, что называется обычными вооружениями, танки и так далее. Тогда Москва доказала, что это великое государство, великая держава, которая может выполнять свои международные обязательства. И возможные возражения из Приднестровья не послужили тогда препятствием.
- Вот эта великая держава иногда, как говорят многие политологи и политики, использует великодержавные политические схемы. И война с Грузией - одно из подтверждений того, что такая точка зрения не лишена оснований. До тех пор, пока Молдова остается разделенной, меньше шансов на интеграцию вашей страны в Европейский Союз, на какое бы то ни было сближение, даже теоретическое, с НАТО. А пока так все остается, Москва может спокойно проводить свою политику. В этих доводах есть какой-то смысл?
- Я не хотел бы сейчас заниматься такими спекулятивными размышлениями. Нам очень важно хорошее взаимопонимание с нашими российскими коллегами. Если посмотреть на опыт других бывших империй, мы видим: процесс трансформации, перехода - болезненный период. Но у нас есть все предпосылки для того, чтобы был налажен двусторонний диалог на принципах взаимного уважения. Мы с первых же дней, когда пришли к власти в сентябре 2009 года, сказали: самая важная наша задача – создать нормальное европейское государство. Для этого нужно искать не противников, а партнеров. Допустим, НАТО вы упомянули. Мы понимаем, что для России - это определенная проблема, отчасти - психологическая проблема, но, может быть, и реальная проблема, не мне об этом судить. И мы исходим из того, что в нашей конституции записано: мы – неприсоединившаяся страна, и мы понимаем, что Россия заинтересована в поддержании Молдовой этого статуса. Мы будем поддерживать этот статус и не намечаем никаких изменений в этом плане. Но помогите нам сделать так, чтобы мы стали по-настоящему нейтральной страной! Потому что не может быть нейтральной страна, на территории которой все еще находятся иностранные войска. Вот, давайте будем работать, исходя из общих интересов, и будем находить конкретные решения.
в обозримой перспективе активных консультаций о решении проблемы Приднестровья. Заявления российских руководителей последнего времени - о территориальной целостности Молдовы при условии предоставления непризнанной Приднестровской республике широкой автономии - как считают в Кишиневе, позволяют надеяться на проведение вонстуктивных переговоров.
На вопросы РС отвечает министр иностранных дел Республики Молдова Юрий Лянкэ
- Господин министр, премьер-министр Республики Молдова Влад Филат в интервью Радио Свобода сразу после вступления в должность, говоря о внешнеполитической концепции вашей страны, назвал основной задачей дипломатии обеспечение экономических реформ. Насколько это верно, и если верно, то как идут дела?
- За полтора года нельзя всего добиться, проблем в этом плане еще очень много. Но тот факт, что главным нашим приоритетом во внешней политике является привлечение иностранных инвестиций, помощь развитию внешней торговли, сомнению не подлежит. Определенные успехи есть, но можно сделать и больше. Есть факторы, которые сдерживают рост иностранных инвестиций в молдавскую экономику, объективные и субъективные. У нас каждый год проходит по две кампании по выборам, и это, конечно, не способствует тому, чтобы как-то заинтересовать потенциальных инвесторов. У нас существуют и проблемы институционального плана, в Молдове, к сожалению, нет единого агентства, одного государственного учреждения, которое занималось бы исключительно привлечением иностранных инвестиций. Я уверен, что после очередных, муниципальных выборов, которые у нас пройдут в начале июня, мы вернемся к этой проблеме и попытаемся найти оптимальное решение, в том числе исходя из того, что делают в этом плане другие страны.
- Молдова остается одной из самых бедных стран Европы. Как считают многие политики и эксперты, единственный способ изменить положение – это "выход" на Запад. Не потому, что Запад такой богатый, а потому, что Запад привносит механизмы, институты, которые позволяют стране развиваться быстрее. С другой стороны, Россия подчас достаточно болезненно реагирует на попытки бывших советских республик сблизиться с Западом. Молдова заняла позицию нейтральную по отношению к НАТО, но экономически, тем не менее, Кишинев ставит перед собой задачу приближения к Европейскому союзу. Москва в данном случае не тянет вас назад?
- 50% молдавской внешней торговли приходится на рынки Европейского Союза, но это не означает, что мы хотим игнорировать российский рынок. Все страны Европейского Союза пытаются найти свою нишу и на российском рынке, сделать так, что экспорт их товаров в Россию рос. Мы себе не враги, пытаемся то же самое делать. Безусловно, у нас были определенные проблемы в 2006-2007 годах, когда из-за определенных политических проблем Россия ввела эмбарго на поставки некоторых молдавских товаров, и это привело к тому, что сейчас Россия имеет меньшую долю в нашей внешней торговле.
Наше движение к Западу, как вы выразились, не исходит только из того, что мы хотим обязательно ориентироваться лишь на европейский рынок. Наше приближение к Западу, к Европейскому Союзу мы больше понимаем как попытку построить такую политическую систему, которая позволяет людям жить достойно. Для этого нужно построить такие институты власти, которые позволяют, с одной стороны, уважать права человека, а с другой – дают людям возможность работать без проблем. Когда бюрократия, государственный аппарат, помогает людям, а не создает им дополнительные проблемы, когда экономика демонополизирована, когда политическая система работает транспарентно, а не так, как сегодня в Молдове, когда люди теряют доверие к институтам власти, к правовой системе, и поэтому видят свое будущее вне Молдовы. Продолжается довольно сильный отток граждан Молдовы в Россию и в страны Европейского союза. Поэтому главное для нас - попытаться построить такую модель политического и экономического развития, которая создала бы благоприятные условия для жизни молдавских граждан.
Посмотрите: согласно опросам общественного мнения, 70-75% молдавских граждан выступают за то, чтобы Молдова вступила в Европейский Союз. Они понимают, что ЕС - определенная модель, определенная политическая система, определенные ценности, определенные стандарты. Я считаю: построить такую систему Молдове может быстрее с помощью тех же экспертов из Европейского союза. Это ясный выбор для нас, мы хотим построить такую демократическую модель, в рамках которой люди будут чувствовать себя комфортно и социально, и экономически, и политически. Но это не означает, что мы хотим отказаться от России - и не только от российского рынка.
Я не хочу сводить перспективы наших взаимоотношений с Россией только каким-то торгово-экономическим интересом. Значительная часть наших граждан работает в России. У нас в Молдове много русских, русскоязычных. Это все создает благоприятные предпосылки для плодотворного диалога. Да, проблемы существуют; безусловно, есть разница в подходах к некоторым очень важным для нас проблемам. Но я уверен, что со временем мы найдем решение.
- Румынский фактор – объективный фактор и внешней, и внутренней политики вашей страны. Как Молдова себя ощущает в этой связи?
- Мы давно отказались от подхода "старший брат" и "младший брат", хотя были определенные попытки навязать нам такие взаимоотношения - не только с Румынией; может быть, даже в меньшей степени с Румынией. Мы исходим из того, что Румыния - наш сосед, и как любой сосед, эта страна заинтересована в том, чтобы у нас было хорошее политическое, экономическое положение, чтобы у нас не произошло чего-то, что могло бы создать проблемы в первую очередь для наших соседей. Куда в случае проблем пойдут наши люди? Они будут искать решения проблем за западной или за восточной границей. Румыния - член Европейского союза. Наши западные рубежи – не только граница с Румынией, но и граница с Европейским Союзом. Румыния может оказывать нам довольно-таки большую помощь в том, что касается приближения Республики Молдова к Европейскому Союзу. Все наши приграничные проекты с Европейским Союзом, безусловно, это проекты с Румынией. Сами реалии жизни диктуют нам режим взаимодействия. Меньше эмоций, больше конкретных экономических проектов, мы из этого понимания движемся. Я думаю, что мы добились хорошего взаимопонимания.
- Это бесконфликтные отношения?
- Я не вижу каких-то конфликтов. В семье всегда существует определенное недопонимание между детьми и родителями, между супругами, и так далее. Дискуссия всегда есть, и в наших взаимоотношениях с Румынией, и в наших взаимоотношениях с Украиной, и с Россией. Мы делаем все возможное, чтобы возможные размолвки не выходили наружу, чтобы мы искали быстрые решения. В принципе нам это удается.
- Что вы ощутили, что почувствовали, подумали, когда началась российская война против Грузии в 2008 году?
- Честно признаться, это были не самые приятные минуты, потому что в первую очередь думаешь о судьбе людей, которые проживали в тот момент в Южной Осетии и в остальной части Грузии. Безусловно, я сожалею, что не было найдено нужных политических решений, что в качестве единственного способа решения проблемы выбран военный пут. Я рад, что с тех пор, насколько я понимаю, нет больше военных столкновений. Я очень надеюсь, что эта военная составляющая будет уменьшаться.
Я, безусловно, подумал также о положении Молдовы в связи с Приднестровьем. К счастью, с 1992 года, когда имели место военные действия, которые привели к человеческим потерям, трагедиям в молдавских семьях, будь то по левую сторону Днестра, будь то по правую, - с тех времен война не повторилась. Я считаю, что и нам нужно уменьшить военную составляющую. Поэтому я и говорил с российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым и другими коллегами-дипломатами в Москве, что миротворческие силы, которые сейчас состоят из военнослужащих, нужно демилитаризовать и создать вместо них миротворческие силы, которые состоят в большей степени из гражданских специалистов, может быть, полицейских; чтобы это были международные силы. Я уверен, что такой формат миротворческой операции будет способствовать решению конфликта. Будут направлены правильные психологические, если хотите, сигналы тем, кто живет по правую и левую стороны Днестра.
- Я думаю, есть определенные сходства, но есть и большие отличия. Самое большое состоит в том, что, несмотря на все преграды и препоны, которые существуют в ежедневном общении, люди, тем не менее, общаются. У нас никогда не было такого, чтобы контакты полностью прерывались. Насколько я знаю, часто люди, у которых проблемы со здоровьем, с левобережья приезжают на правый берег, и там к ним отношение такое же, как к гражданам, которые проживают на правом берегу Днестра. Посмотрите, как работают компании, экономические агенты в Приднестровье. Вы знаете, что у нас есть определенные преференции относительно торговли во взаимоотношениях с Европейским Союзом. Так вот все компании, которые работают в Приднестровье и заинтересованы в торговле с Европейским Союзом, зарегистрированы в Кишиневе, пользуются теми же правами, теми же льготами, которыми пользуются и другие молдавские агенты. Это, я считаю, очень хороший элемент, который поможет решить нашу большую проблему и сделать так, чтобы страна воссоединилась.
- Министр иностранных дел России Лавров говорит о необходимости прямого контакта Кишинева и Тирасполя.
- Мы этого не исключаем. За минувшие полтора года мы сделали не один шаг для того, чтобы взаимодействие между нами и Тирасполем улучшилось. Мы это взаимодействие понимаем не только как контакт с лидерами Приднестровья, а как контакты с бизнес-сообществом, между простыми людьми, как помощь в развитии социальных проектов. Допустим, мы приняли принципиальное решение: из всех донорских денег, получаемых из Кишинева, 15% (именно такова доля населения Приднестровья в общем населении Молдовы) должно идти на социальные проекты, и развитие инфраструктуры Приднестровья.
К сожалению, мы сталкиваемся с тем, что политики Приднестровья показали себя не слишком заинтересованными в налаживании прямых контактов. Я никогда не забуду одно письмо из Тирасполя: они отказывают нам в праве разработать 15 социальных проектов в населенных пунктах левобережья, потому что это якобы создает проблему национальной безопасности Приднестровья. Мы никогда не отказывались, наоборот, только приветствовали общение с лидерами Приднестровья. Вы помните, что мы использовали "футбольную дипломатию". Сейчас в мае пытались использовать новый подход – "хоккейную дипломатию".
К сожалению, нам выставляют определенные условия. Например, господином Смирнов направил моему премьер-министру письмо, текст которого, безусловно, не создает предпосылки для того, чтобы мы обсуждали проблемы в конструктивном плане и говорили о будущем Приднестровья в рамках Республики Молдова. Поэтому, с одной стороны, безусловно, очень важен прямой контакт, очень важен прямой диалог. Но в то же время мы видим, что, к сожалению, наши попытки сделать такой диалог более активным недостаточны - нужна помощь наших партнеров и с Запада, и с Востока. Я очень рад, что в последний год заинтересованность в больших столицах в урегулировании конфликта возросла. Тот факт, что канцлер Германии Меркель и президент России Медведев не раз обсуждали этот вопрос, тот факт, что существует больше позитивной заинтересованности - создают необходимые условия для того, чтобы наши прямые контакты стали более эффективными, чтобы наши коллеги из Тирасполя наконец вышли из окопов. Такое впечатление, что они остались в окопах с 1992 года, не поняли, что мир меняется. У нас с тех пор уже четыре президента поменялось, а там по-прежнему все те же люди, которые были у власти во время военных действий. Мне очень хочется, чтобы и в Тирасполе почувствовали веяние новых реалий, чтобы поняли: единственно верное решение не только для нас, но и для наших основных партнеров – единое государство. Сергей Лавров говорил о едином государстве, том, что Молдова должна остаться единым суверенным государством с территориальной целостностью, - это единственный подход, который для нас приемлем.
- А что такое "хоккейная дипломатия"?
- Мы должны были провести чемпионат Молдовы по хоккею, и последний матч должен был состояться в Тирасполе. И вот мы предложили в этой связи, чтобы господин Филат встретился с господином Смирновым и поговорил в том числе на эту тему.
Ведь создается нервозность, возникают совершенно ненужные проблемы для наших граждан, живущих по обе стороны Днестра. Допустим, если не ошибаюсь, с 2005-2006 годов телефонный звонок из Кишинева в Тирасполь стоит дороже, чем звонок в Нью-Йорк, потому что нет нормального взаимодействия между нашими операторами. Хотели решить этот вопрос, но для того, чтобы его решить, нужны контакты не просто на техническом, экспертном, но и на политическом уровне. К сожалению, таких контактов нет, и в итоге мы не смогли продвинуться по такому простому, но важному вопросу для жителей Приднестровья и остальной Молдовы.
- У вас не создается впечатления, что заявления российских политиков о территориальной целостности вашей страны – это только заявления? Что на самом деле Москве выгодно, чтобы такая ситуация сохранялась? Режим Смирнова, как говорят многие знающие люди, держится только на поддержке Москвы.
- Вы знаете, для меня очень важно в первую очередь, чтобы официальная риторика была правильной. Чтобы она способствовала поиску решений, чтобы исходила из общепризнанных принципов международного права. Я рад, что как раз в этом направлении идут заявления, сделанные моим коллегой Лавровым. Для нас это очень важно услышать, не один раз, а как можно чаще. И я надеюсь, что это послание дойдет не только до Кишинева, но и до Тирасполя. Почему нам не удалось сделать так, чтобы хорошие заявления претворились в новые реалии в Молдове – это другой вопрос. Я считаю, что в принципе созданы все предпосылки для того, чтобы мы сели за стол переговоров в рамках международного механизма "5+2" и попытались найти решение.
Я говорил о том, что существует огромная разница в подходах. Мы считаем, что нужно сесть за стол переговоров без каких-либо предварительных условий. Нам не нужно предвосхищать исход дискуссии об обсуждении статуса Приднестровья в рамках единой республики Молдова. Чем мы раньше начнем переговоры, тем быстрее сможем найти решение. И опять же: в Кишиневе и других городах левобережной Молдовы живет больше этнических русских, чем Приднестровье. В интересах, я уверен, и Молдовы, и России, и Украины, и наших западных партнеров как можно быстрее найти решение. Не нужно изобретать велосипед, его давно уже изобрели. Посмотрите, в Великобритании есть модель: у Шотландии столько прав и в экономическом плане, и в культурном плане, и в образовательном плане.... Почему бы эту модель не взять? Или модель, которая работает в Испании - почему нам не применить ее в Молдове? То есть проблема не в отсутствии механизмов, проблема в отсутствии политической воли в Тирасполе.
- Вы сказали – нужно уменьшить военный компонент. Тем не менее, войска в Приднестровье остаются; остается меньше 50%, но и это достаточно, от прежнего количества боеприпасов. Приднестровская сторона говорит, что это Россия не вывозит боеприпасы, а Россия говорит: мы не можем же силой забирать у приднестровцев оружие. Что на самом деле мешает заменить российских военнослужащих, которые там по фактически самовыданному мандату находятся, на реальных миротворцев?
- Миротворческие силы - это контингент, который находится в Приднестровье вследствие подписания в 1992 году договора между тогдашним президентом Молдовы Мирчей Снегуром, президентом Приднестровья и господином Ельциным, тогдашним президентом России. Мы выступаем за трансформацию этого контингента во что-то другое. Мы не выступаем за то, чтобы Россия полностью ушла отсюда, но мы выступаем за трансформацию. На территории Приднестровья, по некоторым данным, находятся после вывода 14-й российской армии до 20 тысяч тонн очень старой, очень опасной, никому не нужной амуниции. А ведь иногда склады боеприпасов взрываются даже без того, чтобы человек этому способствовал, всегда есть такой риск. Не дай бог, чтобы такое случилось! Я был рад, когда господин Лавров на пресс-конференции сказал: действительно, опасность есть, нужно сделать все возможное для того, чтобы боеприпасы вывезли. Мы – "за", но, как и вы сказали, приднестровцы – "против". Есть же примеры, когда Москва смогла вывезти с территории Молдовы то, что считала нужным. Давайте не будем забывать о Стамбульском саммите, по решения которого Россия вывела из Приднестровья то, что называется обычными вооружениями, танки и так далее. Тогда Москва доказала, что это великое государство, великая держава, которая может выполнять свои международные обязательства. И возможные возражения из Приднестровья не послужили тогда препятствием.
- Вот эта великая держава иногда, как говорят многие политологи и политики, использует великодержавные политические схемы. И война с Грузией - одно из подтверждений того, что такая точка зрения не лишена оснований. До тех пор, пока Молдова остается разделенной, меньше шансов на интеграцию вашей страны в Европейский Союз, на какое бы то ни было сближение, даже теоретическое, с НАТО. А пока так все остается, Москва может спокойно проводить свою политику. В этих доводах есть какой-то смысл?
- Я не хотел бы сейчас заниматься такими спекулятивными размышлениями. Нам очень важно хорошее взаимопонимание с нашими российскими коллегами. Если посмотреть на опыт других бывших империй, мы видим: процесс трансформации, перехода - болезненный период. Но у нас есть все предпосылки для того, чтобы был налажен двусторонний диалог на принципах взаимного уважения. Мы с первых же дней, когда пришли к власти в сентябре 2009 года, сказали: самая важная наша задача – создать нормальное европейское государство. Для этого нужно искать не противников, а партнеров. Допустим, НАТО вы упомянули. Мы понимаем, что для России - это определенная проблема, отчасти - психологическая проблема, но, может быть, и реальная проблема, не мне об этом судить. И мы исходим из того, что в нашей конституции записано: мы – неприсоединившаяся страна, и мы понимаем, что Россия заинтересована в поддержании Молдовой этого статуса. Мы будем поддерживать этот статус и не намечаем никаких изменений в этом плане. Но помогите нам сделать так, чтобы мы стали по-настоящему нейтральной страной! Потому что не может быть нейтральной страна, на территории которой все еще находятся иностранные войска. Вот, давайте будем работать, исходя из общих интересов, и будем находить конкретные решения.