Марина Тимашева, Москва: 21 апреля спектаклем "Месяц в деревне" на сцене Театра Новая опера открылся в Москве фестиваль Мастерской Петра Фоменко.
Обычно слово фестиваль предполагает участие стран или городов или разных коллективов. Этот можно назвать "монофестивалем". В нем занято единственное действующее лицо – наверное, лучший в Москве театр Петра Фоменко. Это – несколько режиссеров ( Сергей Женовач, Евгений Каменькович, Иван Поповски), педагоги и три поколения актеров. Днем рождения следует считать тот, когда Петр Фоменко набрал в ГИТИСе актерский курс, но постановление об открытии нового театра вышло в 1993-м году. Театр расположен на Кутузовском проспекте, у него - две небольшие комнаты, которые вмещают около 200 зрителей. Билетов не достать. Поэтому из 14 наименований фестивальной афиши восемь сыграют в больших залах - Новой оперы и Театра имени Вахтангова. Не обошлось без потерь: невозможно восстановить "Шум и ярость", "Варваров", "Балаганчик"… Зато после пятилетнего перерыва вновь сыграют "Приключение" Марины Цветаевой и все знаменитые спектакли последних лет: "Войну и мир", "Одну абсолютно счастливую деревню", "Египетские ночи", «Семейное счастье"… А через несколько лет у Мастерской появится новое здание, которое свяжут с нынешними сложные запутанные переходы.
О Мастерской Фоменко все говорят, как о чуде. Чудо уже то, что его создателю удалось оправиться от ударов, которые щедро отвешивала ему судьба – в Москве, в Театре на Таганке, а раньше – в Ленинграде, где Фоменко поставил легендарную "Мистерию-буфф". О весьма страшном периоде жизни режиссер рассказывает весело:
Петр Фоменко: Ах, ох, ух, новая "Мистерия Буфф". Кому предложить? Кто сможет? Кто? Вознесенский? Нет, у него поза, этому то-то, Евтушенко - это не то. Ах, Михалков. Вот и нам нужен таков. Третий говорит: нет, это выбор опасный, напишет как басню гимн, и как гимн басню. И мы удивлялись, что это вызывало неприятности. Ведь какими безумцем надо было быть... В это время была песня, которую почему-то любил петь певец Магомаев: "Небо, небо, небо"... Но там лежали ангелицы, обнаженные весьма, и все были укрыты газетой "Правда".
Марина Тимашева: Чудо, наконец, сами спектакли Мастерской. Фоменко ставит людей под нежный фонарь своей памяти. Быт эстетизирует. Искусно делает безыскусные спектакли. Он переводит прозу на язык театральной поэзии. В "Абсолютно счастливой деревне" одну из самых страшных страниц русской истории ( войну ) перевел на язык любви , рассказ о смерти - на язык религии, которая гласит, что душа бессмертна, а вослед распятию следует воскрешение.
Все ощущения от спектакля Фоменко обманчивы. Кажется, что сделаны они этюдным методом. Но этюд, эскиз - что-то торопливое, быстрое. А Фоменко читал со своими артистами роман "Война и мир" чуть ли не семь лет. Результат рождается от сочетания легкости и блеска исполнения с глубиной и медлительностью мысли. Кажется, что в театре Фоменко жизнь подается в формах самой жизни. Это тоже заблуждение. Жизнь в спектаклях Фоменко избыточно театральна. Женщины и вовсе неестественны. У них преувеличено все: интонирование, мимика, жестикуляция, скорость речи. Все не так, как в жизни. Они манерны, жеманны, кокетливые, ломаные и… фальшивые. Но почему-то обворожительны.
Последнее заблуждение состоит в том, что в спектаклях Фоменко нет основополагающей идеи - концепции. Она есть, просто ее не навязывают и не переводят на язык метафор. Она недосказана, недоговорена, как недосказан, например, в "Войне и мире" в спектакле сам текст романа Толстого. Фоменко берет ту его часть, в которой еще ничего не случилось. Горя нет как нет. Только предчувствие беды - у маленькой княгини и старого Болконского. Фоменко не пугает, а всем страшно - только потому, что за четыре часа спектакля он влюбил нас во всех этих ленивых, благодушных, эгоистичных и милых людей, которых поломает никому не нужная, глупая война. "Зачем вы идете на войну? Не знаю. Так надо". А кому – надо?
Если наполнить слово "французское" мифологическими представлениями, то спектакли Мастерской по-французски сыграны. В них есть изящество, грация, стремительность, легкость, салонная светскость, наигрыш и шарм. Слово, которое не просто происходит из французского языка, но является определением французской прелести. Режиссура Фоменко – что-то вроде живой воды. Пролившись на нечто устоявшееся и хрестоматийно окаменелое, она одушевляет изваяние, как в старых народных сказках или легенде о Пигмалионе и Галатее. "Надо прожить самим весь вздор жизни для того, чтобы вернуться к самой жизни. Прелестный, милый вздор". Так написано у Льва Толстого. Петр Фоменко со своими артистами предоставляет страждущим редкую возможность - вернуться к самой жизни, прожив в театре ее прелестный и милый вздор.
В увертюре к последнему спектаклю "Египетские ночи" звучит, возможно, самая важная для Петра Фоменко тема: "И каждый час уносит частицу бытия":
Петр Фоменко:
"Пора мой друг, пора покоя сердце просит,
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить..."
Марина Тимашева: А вот как говорит о театре Петр Фоменко не спектаклями - словами:
Петр Фоменко: Наша профессия - это Бог и черт, скованные вместе. Там все одно с другим есть, иначе дети не рождаются. Все может быть, и нет ничего запретного, и все запретно в этой грешной и святой профессии. Так я думаю. И когда учишь - только важно, кому это можно предложить, с кем можно добиваться, а с кем нельзя, с артистами - это тоже тончайший, иногда грубый, иногда божественный, да, грешный, но акт, может, я ошибаюсь.
Марина Тимашева: На последней предфестивальной встрече Петр Фоменко назвал свои спектакли " утешительными". Любовь зрителей к Мастерской Фоменко свидетельствует о том, что все мы нуждаемся в утешении.
Обычно слово фестиваль предполагает участие стран или городов или разных коллективов. Этот можно назвать "монофестивалем". В нем занято единственное действующее лицо – наверное, лучший в Москве театр Петра Фоменко. Это – несколько режиссеров ( Сергей Женовач, Евгений Каменькович, Иван Поповски), педагоги и три поколения актеров. Днем рождения следует считать тот, когда Петр Фоменко набрал в ГИТИСе актерский курс, но постановление об открытии нового театра вышло в 1993-м году. Театр расположен на Кутузовском проспекте, у него - две небольшие комнаты, которые вмещают около 200 зрителей. Билетов не достать. Поэтому из 14 наименований фестивальной афиши восемь сыграют в больших залах - Новой оперы и Театра имени Вахтангова. Не обошлось без потерь: невозможно восстановить "Шум и ярость", "Варваров", "Балаганчик"… Зато после пятилетнего перерыва вновь сыграют "Приключение" Марины Цветаевой и все знаменитые спектакли последних лет: "Войну и мир", "Одну абсолютно счастливую деревню", "Египетские ночи", «Семейное счастье"… А через несколько лет у Мастерской появится новое здание, которое свяжут с нынешними сложные запутанные переходы.
О Мастерской Фоменко все говорят, как о чуде. Чудо уже то, что его создателю удалось оправиться от ударов, которые щедро отвешивала ему судьба – в Москве, в Театре на Таганке, а раньше – в Ленинграде, где Фоменко поставил легендарную "Мистерию-буфф". О весьма страшном периоде жизни режиссер рассказывает весело:
Петр Фоменко: Ах, ох, ух, новая "Мистерия Буфф". Кому предложить? Кто сможет? Кто? Вознесенский? Нет, у него поза, этому то-то, Евтушенко - это не то. Ах, Михалков. Вот и нам нужен таков. Третий говорит: нет, это выбор опасный, напишет как басню гимн, и как гимн басню. И мы удивлялись, что это вызывало неприятности. Ведь какими безумцем надо было быть... В это время была песня, которую почему-то любил петь певец Магомаев: "Небо, небо, небо"... Но там лежали ангелицы, обнаженные весьма, и все были укрыты газетой "Правда".
Марина Тимашева: Чудо, наконец, сами спектакли Мастерской. Фоменко ставит людей под нежный фонарь своей памяти. Быт эстетизирует. Искусно делает безыскусные спектакли. Он переводит прозу на язык театральной поэзии. В "Абсолютно счастливой деревне" одну из самых страшных страниц русской истории ( войну ) перевел на язык любви , рассказ о смерти - на язык религии, которая гласит, что душа бессмертна, а вослед распятию следует воскрешение.
Все ощущения от спектакля Фоменко обманчивы. Кажется, что сделаны они этюдным методом. Но этюд, эскиз - что-то торопливое, быстрое. А Фоменко читал со своими артистами роман "Война и мир" чуть ли не семь лет. Результат рождается от сочетания легкости и блеска исполнения с глубиной и медлительностью мысли. Кажется, что в театре Фоменко жизнь подается в формах самой жизни. Это тоже заблуждение. Жизнь в спектаклях Фоменко избыточно театральна. Женщины и вовсе неестественны. У них преувеличено все: интонирование, мимика, жестикуляция, скорость речи. Все не так, как в жизни. Они манерны, жеманны, кокетливые, ломаные и… фальшивые. Но почему-то обворожительны.
Последнее заблуждение состоит в том, что в спектаклях Фоменко нет основополагающей идеи - концепции. Она есть, просто ее не навязывают и не переводят на язык метафор. Она недосказана, недоговорена, как недосказан, например, в "Войне и мире" в спектакле сам текст романа Толстого. Фоменко берет ту его часть, в которой еще ничего не случилось. Горя нет как нет. Только предчувствие беды - у маленькой княгини и старого Болконского. Фоменко не пугает, а всем страшно - только потому, что за четыре часа спектакля он влюбил нас во всех этих ленивых, благодушных, эгоистичных и милых людей, которых поломает никому не нужная, глупая война. "Зачем вы идете на войну? Не знаю. Так надо". А кому – надо?
Если наполнить слово "французское" мифологическими представлениями, то спектакли Мастерской по-французски сыграны. В них есть изящество, грация, стремительность, легкость, салонная светскость, наигрыш и шарм. Слово, которое не просто происходит из французского языка, но является определением французской прелести. Режиссура Фоменко – что-то вроде живой воды. Пролившись на нечто устоявшееся и хрестоматийно окаменелое, она одушевляет изваяние, как в старых народных сказках или легенде о Пигмалионе и Галатее. "Надо прожить самим весь вздор жизни для того, чтобы вернуться к самой жизни. Прелестный, милый вздор". Так написано у Льва Толстого. Петр Фоменко со своими артистами предоставляет страждущим редкую возможность - вернуться к самой жизни, прожив в театре ее прелестный и милый вздор.
В увертюре к последнему спектаклю "Египетские ночи" звучит, возможно, самая важная для Петра Фоменко тема: "И каждый час уносит частицу бытия":
Петр Фоменко:
"Пора мой друг, пора покоя сердце просит,
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить..."
Марина Тимашева: А вот как говорит о театре Петр Фоменко не спектаклями - словами:
Петр Фоменко: Наша профессия - это Бог и черт, скованные вместе. Там все одно с другим есть, иначе дети не рождаются. Все может быть, и нет ничего запретного, и все запретно в этой грешной и святой профессии. Так я думаю. И когда учишь - только важно, кому это можно предложить, с кем можно добиваться, а с кем нельзя, с артистами - это тоже тончайший, иногда грубый, иногда божественный, да, грешный, но акт, может, я ошибаюсь.
Марина Тимашева: На последней предфестивальной встрече Петр Фоменко назвал свои спектакли " утешительными". Любовь зрителей к Мастерской Фоменко свидетельствует о том, что все мы нуждаемся в утешении.