Программу ведет Мелани Бачина. Участвуют: корреспондент Радио Свобода Светлана Толмачева, писатель Александр Проханов, ведущий программы РС "С христианской точки зрения" Яков Кротов. Мелани Бачина: Министерство печати России вынесло предупреждение леворадикальной газете "Завтра" - в связи с публикацией экстремистских, как считает министерство, материалов. Поводом стала опубликованная в газете беседа главного редактора Александра Проханова с Ахмедом Закаевым - представителем чеченского лидера Аслана Масхадова. Минпечати считает, что публикация способствует разжиганию межнациональной розни. Александр Проханов, один из лидеров национально-патриотического движения, политику совмещает с литературной деятельностью, его последний ромакн "Господин Гексоген", посвященный событиям 1999-го года в Москве, вызвал противоречивые суждения и получил несколько литературных призов. С Александром Прохановым беседует наш корреспондент Светлана Толмачева:
Светлана Толмачева: В Уральском государственном университете состоялась ваша встреча с читателями. Один из них высказался относительно того, что вы показались ему гораздо умнее, чем ваша газета. Скажите пожалуйста, Александр Андреевич, Александр Проханов – человек, главный редактор и писатель - это три разных человека?
Александр Проханов: Человеческая личность, ну, в идеале это есть такая манада, неразделимая, нерасчленимая, и только такой патологоанатом, аналитик может эту манаду разделить на человеческое, на божественное, на животное, а, на самом деле, все это сливается в одном лице, и я чувствую себя такой целостной субстанцией, которая проявляется то в газете, то в политике, то в житейском, то в дружбе, то в метафизике это все одно.
Светлана Толмачева: Александр Андреевич, как вам екатеринбуржские читатели, и насколько они отличаются от московских?
Александр Проханов: Роман "Гексоген" в течение минувшего года грохотал, шумел, пузырился, искрил и я был как бы оглушен и ослеплен всем тем, что происходит вокруг романа в публикациях, рецензиях, критиках самых разных. Одна из них часть была наполнена таким негодованием, таким отрицанием, таким отвержением, каким-то, такое впечатление, религиозным неприятием этой книги, а, с другой стороны - восторги, возгласы поклонения, какое-то культовое отношение к ней. Поэтому я в этом гуле находился в течение года почти. И этот гул мешал мне, на самом деле, тонкому общению с публикой. И я общался с ней только через рецензента, только через критику, а непосредственных встреч с людьми, с читателями у меня не было. Да и в Москве довольно трудно, это же огромный мегаполис, это колоссальная машина, которая не оставляет возможности посмотреть друг другу в глаза, посидеть, помолчать даже над чем-то. А здесь, оказавшись в несвойственной мне обстановке, приехав сюда, я услышал интонации, увидел выражение лиц, имел возможность подумать над тем, что я слышу, и то неприятие, которое я здесь встретил, отличалось от московского неприятия. Оно было гораздо интереснее, корректнее, оно было содержательнее.
Светлана Толмачева: Большинство ваших читателей, знакомых с вашим творчеством только по роману "Господин Гексоген", наверняка не знают, что вы еще пишете стихи. Вы выражаете свою гражданскую позицию, или по вопросам Чечни, или же о положении в обществе, но хотелось бы узнать, пишете ли вы лирику?
Александр Проханов: Я, конечно, никакой не поэт, на самом деле. А что касается этих небольших поэтических созданий, то это, скорее, просто игра, вдруг что-то накатывает, взорвали дома в Москве - прокатилась такая страшная судорога нервная по городу, по людям, и эта судорога с первой минуты проявилась таким каким-то наваждением, наитием совершенно непонятного стиха, который не укладывается ни в какие нормы ритмики, поэтики.
Светлана Толмачева: А своей супруге вы стихов не посвящали?
Александр Проханов: Да. Вот когда я был молодым человеком, когда мы не были еще женаты и когда я жил в деревне, я был лесником, и когда еще я и не ведал, что у меня будут военный Афганистан и Кампучия, и Никарагуа, и расстрел Дома Советов ельцинскими танками, и ГКЧП, и дружба с Макашовым и Лимоновым, когда я ничего об этом не знал и не ведал, у меня были совершенно другие, деревенские религиозные интересы, там, среди снегов русской деревни я написал стих, который посвятил нашей встрече, встрече со своей невестой, будущей женой. По-моему, этот стих так назывался так, он звучал: "Мы с тобой не венчаны, мы в избе бревенчатой, наши гости званые – шубы, шапки рваные, наши люстры – звездами, окнами морозными, мы с тобой не венчаны, мы с тобою встречные", - что-то такое.
Светлана Толмачева: Сколько лет этому стихотворению?
Александр Проханов: Я думаю, около двух тысячелетий.
Светлана Толмачева: После покушения на вас в 1997-м году, и затем - в 1999-м - не уговаривали ли вас домашние все бросить и отойти от дел?
Александр Проханов: Когда я в 1969-м году полетел на остров Даманский, там были бои, и в то время, когда я там находился в командировке, а газеты писали о танковых боях, они очень волновались. Когда в 1980-м году, я помню, я был в Афганистане, и в Кабуле в это время проходил так называемый хазарейский путч, когда город весь вскипел, там было восстание такое, исламское, и стреляли танки, двигались войска, и отель "Кабул" был осажден, и в моем номере сидели наши десантники, мне позвонили мои близкие из Москвы, потому что у меня был день рождения, они решили меня поздравить и спросили, как там у меня дела. А в это время грохала пушка боевой машины пехоты- бум, бум, бум. Она говорит, что это такое, стреляют там у тебя? Я говорю - да нет, это я просто трубкой бью по столу. Они волновались очень. А потом, поскольку это стало для них постоянным фоном, и, конечно, они постоянно волновались, все эти события и 1993-го года, когда мы вынуждены были убегать из Москвы из горящего Дома Советов, и газету "День", которую я тогда возглавлял, разгромили, и последующие события, и вот мои походы, поездки на чеченские войны, на первую, и вторую, и эти два случая нападения на меня, когда меня били кастетами в затылок в подворотне дома моего... Я думаю, что каждый раз все это очень было мучительно, горько и опасно, но это сложилось в целый фон. Вся моя семья всю жизнь живет под этим мечом.
Светлана Толмачева: Сейчас вы отдаете все свои силы газете - остается ли у вас время для внуков?
Александр Проханов: Вообще-то, я был неважным отцом, у меня трое детей, и я их практически не помню, я мотался по миру, и я был очень наполнен собой, своей задачей, и просто радовался, что я приезжаю не на пепелище, а в место, где меня ждут, где растут мои дети. Если я закрываю глаза, я 2, 3, 4, 5 каких-то картинок ослепительных вижу - своих маленьких детей, куда-то убегающих, а так я их не наблюдал, как они у меня растут. А с внуками - их у меня шесть, между прочим, трое детей, все уже в семьях, я с ними гораздо больше вожусь, вижу, они приезжают ко мне. Я сейчас живу под Москвой в коттедже, они приезжают ко мне, сын мой, например, привозит своих двух маленьких дочек, эти дочки все время лезут ко мне, мешают работать. Я с ними вынужден общаться, показываю им трофеи своих путешествий. Они очень любят приходить в мой кабинет, у меня коллекция бабочек, которую я собрал, огромная коллекция, они стоят: "Жук, жук, бабочка, бабочка", - вот я их вижу и не могу сказать, конечно, что я ими занимаюсь, потому что по-прежнему круговерть, но очень пристально и чутко смотрю, как моя родовая линия, как я уже во внуках закрепляюсь в этой жизни, этом сознании, этом свете - это доставляет мне очень тонкие наслаждения.
Светлана Толмачева: Говорят, что вы больше не пополняете свою коллекцию бабочек, так ли это?
Александр Проханов: Самые красивые бабочки живут в саваннах, в сельвах, в дельтах латиноамериканских и африканских рек, вокруг экватора, и я там оказался, как писатель-корреспондент, работающий на этих военных плацдармах, и увидел этих бабочек одновременно, и войны шли в тех пространствах, где летали эти восхитительные существа, я увлекся этим и собрал эту коллекцию. А с тех пор, как я перестал посещать локальные войны, и с тех пор, как ноги медленнее и медленнее двигаются, конечно, эта охота сама собой отпала. Она просто сменилась другими вещами. Сейчас уже не до бабочек, сейчас вся страна в огне, горячие точки переместились в центр России, а в Чечне, как вы понимаете, там довольно сложно бегать по Аргунскому ущелью с сачком.
Мелани Бачина: Сегодня Александру Проханову исполняется 65 лет. Писатель утверждает, что его заботит не празднование юбилея, а организация вечера в поддержку Эдуарда Лимонова, который свое 60-летие неделю назад встретил в саратовской тюрьме... У микрофона обозреватель Радио Свобода Яков Кротов:
Яков Кротов: Несколько неловко говорить о том, что у православного писателя и защитника России от демократии Александра Проханова юбилей. Во-первых, юбилей - слово еврейское, а Проханов очень озабочен, как он выражается, "степенью присутствия и уровнем влияния евреев в правительстве", - конец цитаты. Во-вторых, можно ли называть писателем, или хотя бы литератором, человека, который, описывая героя, упоминает пухлые пальцы, на которых красовался тяжелый перстень, как будто перстень, даже очень крупный, может охватывать сразу два или три пальца. В третьих, вызывает сомнение православность человека, который считает, что во время отпевания покойника в храме читают акафист на исход души, тогда как при отпевании поют панихиду, акафиста на исход души нет вовсе, а есть только канон на исход души, и тот, конечно, читают не над покойником, а над умирающим.
Невнимание к слову тут сплетается с невнимательностью к содержанию заявленной веры. Вряд ли хоть раз брал в руки молитвослов человек, который в нашумевшем романе "Господин Гексоген" пишет славянское "идеже", то есть, где, в три слова – " и де же". В этом главное несчастье не только юбиляра, но и всего движения, которое он представляет, и даже в качестве редактора газеты "Завтра" немножечко возглавляет. Проханов на радость единомышленников умеет одним абзацем и врагу в челюсть дать и широко перекреститься, например, цитирую: "Ельцинисты нас ненавидят так, как черт ненавидит распятие, но мы живы и действуем, потому что за нас молятся в церквях", - конец цитаты.
Красота слога - половина дела – цитирую: "Родина не кончается на земле, но существует в небесах, как Россия нетленная". "Народ, безусловно прав, ибо через него действует промысел Божий. "Мы не забыли, - пишет Проханов, - когда все русское небо было заполнено демократическими нетопырями и ведьмами", - конец цитаты. Тем не менее, хорошо было бы иметь еще и вторую половину - содержательную. Пока же юбиляр полагает, что вера, это, цитирую, "высшее ощущение воина, когда он сражается за родину", - конец цитаты, и уравнивает монастырское братство с группой спецназа. Монахи, возможно, и согласятся с таким сравнением, но вот спецназ точно не примет обета безбрачия.
Пестрота есть. Громкость голоса есть. Обилие слов есть. А вот настоящего знания хоть какого-то предмета нет. Не любования, а любви, хотя бы к спецназовцам, тоже нет. Проханов коллекционирует бабочек, и его литературная и идеологическая деятельность похожа на коллекцию слов, идей, страстей, что само по себе неплохо, но ведь Проханов-то выдает себя не за коллекционера, а за часть коллекции, за, говоря его собственными словами, "бабочку, распятую на липовом кресте", - конец цитаты. Только настоящий-то Голгофский крест, вот незадача, был срублен из кипариса и финика, не крест липовый, а липовый оказывается писатель, патриот и православный - Александр Проханов.
Светлана Толмачева: В Уральском государственном университете состоялась ваша встреча с читателями. Один из них высказался относительно того, что вы показались ему гораздо умнее, чем ваша газета. Скажите пожалуйста, Александр Андреевич, Александр Проханов – человек, главный редактор и писатель - это три разных человека?
Александр Проханов: Человеческая личность, ну, в идеале это есть такая манада, неразделимая, нерасчленимая, и только такой патологоанатом, аналитик может эту манаду разделить на человеческое, на божественное, на животное, а, на самом деле, все это сливается в одном лице, и я чувствую себя такой целостной субстанцией, которая проявляется то в газете, то в политике, то в житейском, то в дружбе, то в метафизике это все одно.
Светлана Толмачева: Александр Андреевич, как вам екатеринбуржские читатели, и насколько они отличаются от московских?
Александр Проханов: Роман "Гексоген" в течение минувшего года грохотал, шумел, пузырился, искрил и я был как бы оглушен и ослеплен всем тем, что происходит вокруг романа в публикациях, рецензиях, критиках самых разных. Одна из них часть была наполнена таким негодованием, таким отрицанием, таким отвержением, каким-то, такое впечатление, религиозным неприятием этой книги, а, с другой стороны - восторги, возгласы поклонения, какое-то культовое отношение к ней. Поэтому я в этом гуле находился в течение года почти. И этот гул мешал мне, на самом деле, тонкому общению с публикой. И я общался с ней только через рецензента, только через критику, а непосредственных встреч с людьми, с читателями у меня не было. Да и в Москве довольно трудно, это же огромный мегаполис, это колоссальная машина, которая не оставляет возможности посмотреть друг другу в глаза, посидеть, помолчать даже над чем-то. А здесь, оказавшись в несвойственной мне обстановке, приехав сюда, я услышал интонации, увидел выражение лиц, имел возможность подумать над тем, что я слышу, и то неприятие, которое я здесь встретил, отличалось от московского неприятия. Оно было гораздо интереснее, корректнее, оно было содержательнее.
Светлана Толмачева: Большинство ваших читателей, знакомых с вашим творчеством только по роману "Господин Гексоген", наверняка не знают, что вы еще пишете стихи. Вы выражаете свою гражданскую позицию, или по вопросам Чечни, или же о положении в обществе, но хотелось бы узнать, пишете ли вы лирику?
Александр Проханов: Я, конечно, никакой не поэт, на самом деле. А что касается этих небольших поэтических созданий, то это, скорее, просто игра, вдруг что-то накатывает, взорвали дома в Москве - прокатилась такая страшная судорога нервная по городу, по людям, и эта судорога с первой минуты проявилась таким каким-то наваждением, наитием совершенно непонятного стиха, который не укладывается ни в какие нормы ритмики, поэтики.
Светлана Толмачева: А своей супруге вы стихов не посвящали?
Александр Проханов: Да. Вот когда я был молодым человеком, когда мы не были еще женаты и когда я жил в деревне, я был лесником, и когда еще я и не ведал, что у меня будут военный Афганистан и Кампучия, и Никарагуа, и расстрел Дома Советов ельцинскими танками, и ГКЧП, и дружба с Макашовым и Лимоновым, когда я ничего об этом не знал и не ведал, у меня были совершенно другие, деревенские религиозные интересы, там, среди снегов русской деревни я написал стих, который посвятил нашей встрече, встрече со своей невестой, будущей женой. По-моему, этот стих так назывался так, он звучал: "Мы с тобой не венчаны, мы в избе бревенчатой, наши гости званые – шубы, шапки рваные, наши люстры – звездами, окнами морозными, мы с тобой не венчаны, мы с тобою встречные", - что-то такое.
Светлана Толмачева: Сколько лет этому стихотворению?
Александр Проханов: Я думаю, около двух тысячелетий.
Светлана Толмачева: После покушения на вас в 1997-м году, и затем - в 1999-м - не уговаривали ли вас домашние все бросить и отойти от дел?
Александр Проханов: Когда я в 1969-м году полетел на остров Даманский, там были бои, и в то время, когда я там находился в командировке, а газеты писали о танковых боях, они очень волновались. Когда в 1980-м году, я помню, я был в Афганистане, и в Кабуле в это время проходил так называемый хазарейский путч, когда город весь вскипел, там было восстание такое, исламское, и стреляли танки, двигались войска, и отель "Кабул" был осажден, и в моем номере сидели наши десантники, мне позвонили мои близкие из Москвы, потому что у меня был день рождения, они решили меня поздравить и спросили, как там у меня дела. А в это время грохала пушка боевой машины пехоты- бум, бум, бум. Она говорит, что это такое, стреляют там у тебя? Я говорю - да нет, это я просто трубкой бью по столу. Они волновались очень. А потом, поскольку это стало для них постоянным фоном, и, конечно, они постоянно волновались, все эти события и 1993-го года, когда мы вынуждены были убегать из Москвы из горящего Дома Советов, и газету "День", которую я тогда возглавлял, разгромили, и последующие события, и вот мои походы, поездки на чеченские войны, на первую, и вторую, и эти два случая нападения на меня, когда меня били кастетами в затылок в подворотне дома моего... Я думаю, что каждый раз все это очень было мучительно, горько и опасно, но это сложилось в целый фон. Вся моя семья всю жизнь живет под этим мечом.
Светлана Толмачева: Сейчас вы отдаете все свои силы газете - остается ли у вас время для внуков?
Александр Проханов: Вообще-то, я был неважным отцом, у меня трое детей, и я их практически не помню, я мотался по миру, и я был очень наполнен собой, своей задачей, и просто радовался, что я приезжаю не на пепелище, а в место, где меня ждут, где растут мои дети. Если я закрываю глаза, я 2, 3, 4, 5 каких-то картинок ослепительных вижу - своих маленьких детей, куда-то убегающих, а так я их не наблюдал, как они у меня растут. А с внуками - их у меня шесть, между прочим, трое детей, все уже в семьях, я с ними гораздо больше вожусь, вижу, они приезжают ко мне. Я сейчас живу под Москвой в коттедже, они приезжают ко мне, сын мой, например, привозит своих двух маленьких дочек, эти дочки все время лезут ко мне, мешают работать. Я с ними вынужден общаться, показываю им трофеи своих путешествий. Они очень любят приходить в мой кабинет, у меня коллекция бабочек, которую я собрал, огромная коллекция, они стоят: "Жук, жук, бабочка, бабочка", - вот я их вижу и не могу сказать, конечно, что я ими занимаюсь, потому что по-прежнему круговерть, но очень пристально и чутко смотрю, как моя родовая линия, как я уже во внуках закрепляюсь в этой жизни, этом сознании, этом свете - это доставляет мне очень тонкие наслаждения.
Светлана Толмачева: Говорят, что вы больше не пополняете свою коллекцию бабочек, так ли это?
Александр Проханов: Самые красивые бабочки живут в саваннах, в сельвах, в дельтах латиноамериканских и африканских рек, вокруг экватора, и я там оказался, как писатель-корреспондент, работающий на этих военных плацдармах, и увидел этих бабочек одновременно, и войны шли в тех пространствах, где летали эти восхитительные существа, я увлекся этим и собрал эту коллекцию. А с тех пор, как я перестал посещать локальные войны, и с тех пор, как ноги медленнее и медленнее двигаются, конечно, эта охота сама собой отпала. Она просто сменилась другими вещами. Сейчас уже не до бабочек, сейчас вся страна в огне, горячие точки переместились в центр России, а в Чечне, как вы понимаете, там довольно сложно бегать по Аргунскому ущелью с сачком.
Мелани Бачина: Сегодня Александру Проханову исполняется 65 лет. Писатель утверждает, что его заботит не празднование юбилея, а организация вечера в поддержку Эдуарда Лимонова, который свое 60-летие неделю назад встретил в саратовской тюрьме... У микрофона обозреватель Радио Свобода Яков Кротов:
Яков Кротов: Несколько неловко говорить о том, что у православного писателя и защитника России от демократии Александра Проханова юбилей. Во-первых, юбилей - слово еврейское, а Проханов очень озабочен, как он выражается, "степенью присутствия и уровнем влияния евреев в правительстве", - конец цитаты. Во-вторых, можно ли называть писателем, или хотя бы литератором, человека, который, описывая героя, упоминает пухлые пальцы, на которых красовался тяжелый перстень, как будто перстень, даже очень крупный, может охватывать сразу два или три пальца. В третьих, вызывает сомнение православность человека, который считает, что во время отпевания покойника в храме читают акафист на исход души, тогда как при отпевании поют панихиду, акафиста на исход души нет вовсе, а есть только канон на исход души, и тот, конечно, читают не над покойником, а над умирающим.
Невнимание к слову тут сплетается с невнимательностью к содержанию заявленной веры. Вряд ли хоть раз брал в руки молитвослов человек, который в нашумевшем романе "Господин Гексоген" пишет славянское "идеже", то есть, где, в три слова – " и де же". В этом главное несчастье не только юбиляра, но и всего движения, которое он представляет, и даже в качестве редактора газеты "Завтра" немножечко возглавляет. Проханов на радость единомышленников умеет одним абзацем и врагу в челюсть дать и широко перекреститься, например, цитирую: "Ельцинисты нас ненавидят так, как черт ненавидит распятие, но мы живы и действуем, потому что за нас молятся в церквях", - конец цитаты.
Красота слога - половина дела – цитирую: "Родина не кончается на земле, но существует в небесах, как Россия нетленная". "Народ, безусловно прав, ибо через него действует промысел Божий. "Мы не забыли, - пишет Проханов, - когда все русское небо было заполнено демократическими нетопырями и ведьмами", - конец цитаты. Тем не менее, хорошо было бы иметь еще и вторую половину - содержательную. Пока же юбиляр полагает, что вера, это, цитирую, "высшее ощущение воина, когда он сражается за родину", - конец цитаты, и уравнивает монастырское братство с группой спецназа. Монахи, возможно, и согласятся с таким сравнением, но вот спецназ точно не примет обета безбрачия.
Пестрота есть. Громкость голоса есть. Обилие слов есть. А вот настоящего знания хоть какого-то предмета нет. Не любования, а любви, хотя бы к спецназовцам, тоже нет. Проханов коллекционирует бабочек, и его литературная и идеологическая деятельность похожа на коллекцию слов, идей, страстей, что само по себе неплохо, но ведь Проханов-то выдает себя не за коллекционера, а за часть коллекции, за, говоря его собственными словами, "бабочку, распятую на липовом кресте", - конец цитаты. Только настоящий-то Голгофский крест, вот незадача, был срублен из кипариса и финика, не крест липовый, а липовый оказывается писатель, патриот и православный - Александр Проханов.