Ведущая петербургского часа программы "Liberty Live" Татьяна Валович: Сегодня у нас в гостях заведующий сектором архитектурной идеологии Эрмитажа Олег Иоанесян. Олег Михайлович, вы принимали непосредственное участие в работе при реконструкции Константиновского дворца, слышали сейчас репортаж нашего корреспондента - вы считаете, что проведенные там работы действительно спасли от гибели этот архитектурный ансамбль?
Олег Иоанесян: Безусловно. Он был уже на грани полного почти полного разрушения. У северной части дворца просто уже оторвались фундаменты. Вот те 10-15 лет, которые дворец простоял пустым - они поставили его на грань уже почти полной аннигиляции уже.
Татьяна Валович: Какие исследования вам удалось провести, потому что я знаю, что предварительных исследований, к сожалению, проведено не было, как это обычно принято при полной реставрации таких полных объектов - как вам приходилось работать?
Олег Иоанесян: Предварительные исследования все-таки проводились, правда, совсем не в таком объеме, в каком они должны были быть проведены. Там слишком поздно открыли финансирование, но кое что мы уже знали перед началом, были проведены уникальные работы геофизиками, которые нам уже подсказали, что вот эти, например, загадочные галереи, которые то ли были, то ли не были, то ли построили их, то ли они так в проекте и остались, еще в проекте петровского времени, мы уже тогда, перед началом работ, отчетливо представляли себе, что они должны быть. Но то, что мы увидели - это нас просто поразило.
Татьяна Валович: Можно ли говорить, что были действительно какие-то открытия сделаны?
Олег Иоанесян: Да, были сделаны, не только галереи открыты, были, например, открыты каскады, о существовании которых никто даже и не догадывался. Вот эта вот "Версалия", она должна была состояться, она была уже подготовлена, были сделаны подпорные стенки, роскошно декорированные, на которых должна были стоять водометы, фонтаны, были подведены уже даже туда водоводы, конструкции, были найдены. Но вот сейчас уже трудно сказать, как это получилось. но вода не пошла, в Петергоф она пошла... Петр быстро к Стрельне охладел, ушел на 10 верст дальше к западу, и там разыгралось, правда, конечно, там уже дворец меньшего объема. такого грандиозного сооружения грандиозной государственной резиденции не получилось. Вот спустя 300 лет резиденция туда опять возвращается, только вот этой водной феерии там такой уже не будет.
Татьяна Валович: А вот все-таки те темпы, которыми там проводились работы, это действительно очень быстрые темпы, они не нанесут ущерба резиденции, дворцу, не произойдет ли так, что через несколько лет такая поспешная работа будет отрицательно сказываться?
Олег Иоанесян: Темпы не просто быстрые - они уникально быстрые. На памятниках такого значения, я, в общем-то, не знаю, наверное, ни одного, где в таких темпах бы работали. Что касается того, нанесут ли они какой-то ущерб, или нет, был ли нанесен какой-то ущерб во время работ - сразу скажу, что нет. Во-первых, в ходе проведения работ это тоже уникальный случай, наверное, в таких темпах не было допущено никаких разрушений того, что открывалось, но не восстанавливалось. При реставрации было принято решение восстанавливать интерьер дворца на совершенно определенный период, период середины второй половины XIX века, потому что петровскую всю отделку, в общем-то, уничтожили еще на рубеже XVIII-XIX веков, но следы ее сохранились. и реконструируется она довольно просто, учитывая что есть проектные чертежи петровского времени. А вот фасады сохранились действительно от петровского времени, но поскольку реставрировался дворец на середину XIX века, максимально придавался ему тот облик, который он к этому моменту получил, а по фасадам он сохранил, в общем, почти на 90 процентов свой петровский вид. Вот интерьеры были переделаны очень сильно. Поэтому то, что открылась в интерьерах, нам удавалось фиксировать, конечно, не в том объеме и не с той степенью тщательности, как это обычно делается, но то, что удавалось, что мы, в общем-то, находили общий язык с заказчиком и получали возможность успеть, если не графически, то фото хотя бы что-то зафиксировать, работали там другие организации, которые занимались таким сплошным обмером, правда, они не умели читать памятники, нам приходилось ходить у них за спиной и им подсказывать, а потом самим давать вот эти расшифровки... В принципе, все, что можно было зафиксировать, было зафиксировано, ушло под штукатурку новую, уже было воссоздано убранство XIX века, но утрачено, сломано не было ничего. Более того, были проведены уникальные инженерно-конструктивные работы по укреплению фундамента, с этого собственно и начали, если бы их не провели, то от дворца, уже бы очевидно к весне 2002-го года от северной части дворца уже, наверное, просто бы ничего не осталось.
Татьяна Валович: А насколько сложно было найти вообще общий язык с теми, кто проводил работы, потому что были даны авральные сроки, позволяли ли вам работать тем темпом. которым бы вы хотели, или вам приходилось подгонять себя?
Олег Иоанесян: Сначала было немножко сложно, напряженность такая чувствовалось, но она очень быстро прошла, потому что могу только самые добрые слова сказать о представителях заказчика, непосредственно на объекте, потому что после такого первого, может быть, непонимания, очень быстро общий язык был найден, и приходилось действительно идти друг другу навстречу, потому что мы прекрасно понимали, что объект должен быть сдан, работы должны вестись, но и нам давали возможность провести исследования там, где это было необходимо, помогали техникой, но, правда, там снимался балластный слой...
Татьяна Валович: Олег Михайлович, мне хотелось бы узнать ваше мнение - сегодня Международный день отказника от военной службы - как вы относитесь к тем людям, которые не хотят служить в армии, российской армии сейчас?
Олег Иоанесян: Я могу понять этих людей. Сам я служил в армии, правда, служил уже после университета два года офицером, не скажу, что мне самому это нравилось очень, но, тем не менее, уже после того, как все это прошло, я сейчас испытываю уже другое ощущение, и считаю, что, наверное, в общем, каждый человек это должен был пройти, но та ситуация, которая сейчас, как мне кажется, сложилась в самой армии и отношение вообще в обществе к армии, сами толкают на то, что армия, конечно, должна быть профессиональной.
Татьяна Валович: Я знаю, что строительство Стрельницкого дворца, где вы принимали активное участие в реставрации, охранялось воинскими частями, и вообще люди говорили о том, что подойти к этой зоне очень сложно, не то, что не разрешают пройти и сфотографироваться, а просто выставлены кордоны. У вас не было никаких претензий к людям, или у вас был спецпропуск, чтобы работать?
Олег Иоанесян: Пропуск, конечно, у нас был, но дело в том, что для меня это, откровенно говоря, новость. Я такого там не видел. Да, конечно, там режим охраны был, но таких страстей не было.
Татьяна Валович: Олег Михайлович, а как же все-таки получилось так, что, проведя достаточно объемные исследования в, можно сказать, сжатые, экстремальные сроки, как получилось, что, в общем-то, с вами не был заключен договор на проведение этих работ, и как теперь вы будете расплачиваться с теми людьми, которые участвовали во всем?
Олег Иоанесян: Я надеюсь, что не все еще потеряно, потому что переговоры о заключении договора наше руководство ведет, я думаю, что вся эта ситуация будет разрешена.
Татьяна Валович: А, может, это должен быть директор Эрмитажа Пиотровский, раз вы от Эрмитажа работали там?
Олег Иоанесян: Безусловно, Михаил Борисович в курсе всех дел и этим занимается.
Татьяна Валович: Я знаю, что он даже входит в попечительский Международный благотворительный фонд, Константиновский дворцово-парковый ансамбль в Стрельне, и что, в общем-то, этот международный фонд привлекал очень много спонсоров, и существуют деньги, то есть проблема, не в том, что нет денег, а только в каких-то юридических моментах, проволочках?
Олег Иоанесян: Вы знаете, мы ведь, когда работали, работали потому, что нельзя было это упускать, о деньгах мы не думали, хотя договор был подготовлен очень давно, но почему он не заключен - это для нас для всех откровенно загадка?
Татьяна Валович: Но вот в отношении Константиновского дворца проведана огромная работа, это прекрасно, но существует много других проблем, и в Петербурге, и в пригородах Петербурга, скажем. Ораниенбаумский дворец сейчас находится, по-моему, в таком же плачевном состоянии, вы не знаете, будут ли там какие то в ближайшее время проводиться работы, и вообще, чем будет заниматься ваш отдел в ближайшем будущем?
Олег Иоанесян: Начнем с Петербурга. Что касается Ораниенбаума, то дворец действительно находился в очень печальном состоянии, правда, до такого состояния, в каком находился Стрельнинский полтора года назад. Ораниенбаум не дошел, но очень скоро может дойти.
Татьяна Валович: Надо ли ждать?
Олег Иоанесян: Этого ни в коем случае ждать нельзя. Но Стрельне повезло, что у нее появился теперь такой владелец, который смог это обеспечить. Для Ораниенбаума такого хозяина в ближайшее время, наверное, найти не удастся.
Татьяна Валович: А как вы относитесь вообще к такой идее: передавать дворцово-парковые ансамбли в руки частных инвесторов, чтобы они вкладывали деньги в реставрацию, чтобы они не совершали каких-то противоправных действий, но имели возможность коммерческого использования?
Олег Иоанесян: Такая практика существует во всем мире. Более того, принятый год назад закон об охране культурного наследия позволяет такие вещи делать и в России. Просто уровень сознания возможных владельцев у нас, к сожалению, совершенно не тот. Но даже и на Западе, там, где позволяют такие вещи, многие владельцы, причем потомственные аристократы, говорят, что это весьма сложно - содержать такой объект. Ведь там же они не имеют права вбить ни одного гвоздя без согласования с органами охраны памятников. Так что пока эта практика у нас не устоится, сложности будут.
Татьяна Валович: Олег Михайлович, вы начали говорить вообще о положении архитектурных памятников и ансамблей Петербурга, мне хотелось, чтобы вы продолжили эту тему, и может, высказались еще вот по какому поводу: сейчас очень много устанавливают новых памятников в Петербурге, вот как вы относитесь, скажем, к той же "Башне мира", которая будет установлена в историческом центре Петербурга, и, по мнению многих, нарушает облик исторический, архитектурный, просто туда не вписывается?
Олег Иоанесян: Вот с этого и начнем – плохо отношусь, тем более, что я живу там совсем недалеко, и представляю, как мимо этого жуткого сооружения придется ходить. Кроме того, сейчас на площади Сахарова перед торцом Двенадцати коллегий, перед зданием исторического Философского факультета, где я тоже работаю, поставили памятник Андрею Дмитриевичу Сахарову, памятник, в общем-то, ужасный. Это скульптура, которая довольно камерная, в небольших формах она бы смотрелась очень хорошо, но она очень неудачно воплощено в материале и очень плохо архитектурно привязано. Так что проблема новых памятников существует. Есть среди новых памятники, в общем, довольно удачные, а есть не вяжущиеся с обликом нашего города. Вообще, вот эта проблема очень серьезная, к сожалению, в нашей стране за многие десятилетия утрачено искусство архитектурной среды, это то искусство, которое за советское время было уничтожен безжалостно совершенно. И здесь проблема не столько, вот я возвращаюсь к памятникам, не столько памятников, сколько проблема людей, которые с памятниками работают. К сожалению, Петербург, который всегда был таким центром, мозговым центром изучения архитекторы, не только самого Петербурга, ведь петербургские исследователи, ленинградские исследователи, и до этого опять же петербургские, работали на территории огромной страны, работали с памятниками древними, средневековыми, в Средней Азии и Древней Руси, от Карпат до Старой Ладоги, работали с самим Петербургом. Сейчас просто утрачиваются кадры. На примере работы в том же самом Константиновском дворце мы видели, как наряду со специалистами в реставрацию ринулось огромное количество каких-то подрядных компаний, фирм, которые не умеют работать.
Татьяна Валович: Можно ли это как-то поставить под контроль, чтобы не наносить ущерба памятникам?
Олег Иоанесян: Под контроль это пытаются ставить органы охраны памятников, и ставят, но вопрос здесь подготовки кадров и престижа этой работы.
Олег Иоанесян: Безусловно. Он был уже на грани полного почти полного разрушения. У северной части дворца просто уже оторвались фундаменты. Вот те 10-15 лет, которые дворец простоял пустым - они поставили его на грань уже почти полной аннигиляции уже.
Татьяна Валович: Какие исследования вам удалось провести, потому что я знаю, что предварительных исследований, к сожалению, проведено не было, как это обычно принято при полной реставрации таких полных объектов - как вам приходилось работать?
Олег Иоанесян: Предварительные исследования все-таки проводились, правда, совсем не в таком объеме, в каком они должны были быть проведены. Там слишком поздно открыли финансирование, но кое что мы уже знали перед началом, были проведены уникальные работы геофизиками, которые нам уже подсказали, что вот эти, например, загадочные галереи, которые то ли были, то ли не были, то ли построили их, то ли они так в проекте и остались, еще в проекте петровского времени, мы уже тогда, перед началом работ, отчетливо представляли себе, что они должны быть. Но то, что мы увидели - это нас просто поразило.
Татьяна Валович: Можно ли говорить, что были действительно какие-то открытия сделаны?
Олег Иоанесян: Да, были сделаны, не только галереи открыты, были, например, открыты каскады, о существовании которых никто даже и не догадывался. Вот эта вот "Версалия", она должна была состояться, она была уже подготовлена, были сделаны подпорные стенки, роскошно декорированные, на которых должна были стоять водометы, фонтаны, были подведены уже даже туда водоводы, конструкции, были найдены. Но вот сейчас уже трудно сказать, как это получилось. но вода не пошла, в Петергоф она пошла... Петр быстро к Стрельне охладел, ушел на 10 верст дальше к западу, и там разыгралось, правда, конечно, там уже дворец меньшего объема. такого грандиозного сооружения грандиозной государственной резиденции не получилось. Вот спустя 300 лет резиденция туда опять возвращается, только вот этой водной феерии там такой уже не будет.
Татьяна Валович: А вот все-таки те темпы, которыми там проводились работы, это действительно очень быстрые темпы, они не нанесут ущерба резиденции, дворцу, не произойдет ли так, что через несколько лет такая поспешная работа будет отрицательно сказываться?
Олег Иоанесян: Темпы не просто быстрые - они уникально быстрые. На памятниках такого значения, я, в общем-то, не знаю, наверное, ни одного, где в таких темпах бы работали. Что касается того, нанесут ли они какой-то ущерб, или нет, был ли нанесен какой-то ущерб во время работ - сразу скажу, что нет. Во-первых, в ходе проведения работ это тоже уникальный случай, наверное, в таких темпах не было допущено никаких разрушений того, что открывалось, но не восстанавливалось. При реставрации было принято решение восстанавливать интерьер дворца на совершенно определенный период, период середины второй половины XIX века, потому что петровскую всю отделку, в общем-то, уничтожили еще на рубеже XVIII-XIX веков, но следы ее сохранились. и реконструируется она довольно просто, учитывая что есть проектные чертежи петровского времени. А вот фасады сохранились действительно от петровского времени, но поскольку реставрировался дворец на середину XIX века, максимально придавался ему тот облик, который он к этому моменту получил, а по фасадам он сохранил, в общем, почти на 90 процентов свой петровский вид. Вот интерьеры были переделаны очень сильно. Поэтому то, что открылась в интерьерах, нам удавалось фиксировать, конечно, не в том объеме и не с той степенью тщательности, как это обычно делается, но то, что удавалось, что мы, в общем-то, находили общий язык с заказчиком и получали возможность успеть, если не графически, то фото хотя бы что-то зафиксировать, работали там другие организации, которые занимались таким сплошным обмером, правда, они не умели читать памятники, нам приходилось ходить у них за спиной и им подсказывать, а потом самим давать вот эти расшифровки... В принципе, все, что можно было зафиксировать, было зафиксировано, ушло под штукатурку новую, уже было воссоздано убранство XIX века, но утрачено, сломано не было ничего. Более того, были проведены уникальные инженерно-конструктивные работы по укреплению фундамента, с этого собственно и начали, если бы их не провели, то от дворца, уже бы очевидно к весне 2002-го года от северной части дворца уже, наверное, просто бы ничего не осталось.
Татьяна Валович: А насколько сложно было найти вообще общий язык с теми, кто проводил работы, потому что были даны авральные сроки, позволяли ли вам работать тем темпом. которым бы вы хотели, или вам приходилось подгонять себя?
Олег Иоанесян: Сначала было немножко сложно, напряженность такая чувствовалось, но она очень быстро прошла, потому что могу только самые добрые слова сказать о представителях заказчика, непосредственно на объекте, потому что после такого первого, может быть, непонимания, очень быстро общий язык был найден, и приходилось действительно идти друг другу навстречу, потому что мы прекрасно понимали, что объект должен быть сдан, работы должны вестись, но и нам давали возможность провести исследования там, где это было необходимо, помогали техникой, но, правда, там снимался балластный слой...
Татьяна Валович: Олег Михайлович, мне хотелось бы узнать ваше мнение - сегодня Международный день отказника от военной службы - как вы относитесь к тем людям, которые не хотят служить в армии, российской армии сейчас?
Олег Иоанесян: Я могу понять этих людей. Сам я служил в армии, правда, служил уже после университета два года офицером, не скажу, что мне самому это нравилось очень, но, тем не менее, уже после того, как все это прошло, я сейчас испытываю уже другое ощущение, и считаю, что, наверное, в общем, каждый человек это должен был пройти, но та ситуация, которая сейчас, как мне кажется, сложилась в самой армии и отношение вообще в обществе к армии, сами толкают на то, что армия, конечно, должна быть профессиональной.
Татьяна Валович: Я знаю, что строительство Стрельницкого дворца, где вы принимали активное участие в реставрации, охранялось воинскими частями, и вообще люди говорили о том, что подойти к этой зоне очень сложно, не то, что не разрешают пройти и сфотографироваться, а просто выставлены кордоны. У вас не было никаких претензий к людям, или у вас был спецпропуск, чтобы работать?
Олег Иоанесян: Пропуск, конечно, у нас был, но дело в том, что для меня это, откровенно говоря, новость. Я такого там не видел. Да, конечно, там режим охраны был, но таких страстей не было.
Татьяна Валович: Олег Михайлович, а как же все-таки получилось так, что, проведя достаточно объемные исследования в, можно сказать, сжатые, экстремальные сроки, как получилось, что, в общем-то, с вами не был заключен договор на проведение этих работ, и как теперь вы будете расплачиваться с теми людьми, которые участвовали во всем?
Олег Иоанесян: Я надеюсь, что не все еще потеряно, потому что переговоры о заключении договора наше руководство ведет, я думаю, что вся эта ситуация будет разрешена.
Татьяна Валович: А, может, это должен быть директор Эрмитажа Пиотровский, раз вы от Эрмитажа работали там?
Олег Иоанесян: Безусловно, Михаил Борисович в курсе всех дел и этим занимается.
Татьяна Валович: Я знаю, что он даже входит в попечительский Международный благотворительный фонд, Константиновский дворцово-парковый ансамбль в Стрельне, и что, в общем-то, этот международный фонд привлекал очень много спонсоров, и существуют деньги, то есть проблема, не в том, что нет денег, а только в каких-то юридических моментах, проволочках?
Олег Иоанесян: Вы знаете, мы ведь, когда работали, работали потому, что нельзя было это упускать, о деньгах мы не думали, хотя договор был подготовлен очень давно, но почему он не заключен - это для нас для всех откровенно загадка?
Татьяна Валович: Но вот в отношении Константиновского дворца проведана огромная работа, это прекрасно, но существует много других проблем, и в Петербурге, и в пригородах Петербурга, скажем. Ораниенбаумский дворец сейчас находится, по-моему, в таком же плачевном состоянии, вы не знаете, будут ли там какие то в ближайшее время проводиться работы, и вообще, чем будет заниматься ваш отдел в ближайшем будущем?
Олег Иоанесян: Начнем с Петербурга. Что касается Ораниенбаума, то дворец действительно находился в очень печальном состоянии, правда, до такого состояния, в каком находился Стрельнинский полтора года назад. Ораниенбаум не дошел, но очень скоро может дойти.
Татьяна Валович: Надо ли ждать?
Олег Иоанесян: Этого ни в коем случае ждать нельзя. Но Стрельне повезло, что у нее появился теперь такой владелец, который смог это обеспечить. Для Ораниенбаума такого хозяина в ближайшее время, наверное, найти не удастся.
Татьяна Валович: А как вы относитесь вообще к такой идее: передавать дворцово-парковые ансамбли в руки частных инвесторов, чтобы они вкладывали деньги в реставрацию, чтобы они не совершали каких-то противоправных действий, но имели возможность коммерческого использования?
Олег Иоанесян: Такая практика существует во всем мире. Более того, принятый год назад закон об охране культурного наследия позволяет такие вещи делать и в России. Просто уровень сознания возможных владельцев у нас, к сожалению, совершенно не тот. Но даже и на Западе, там, где позволяют такие вещи, многие владельцы, причем потомственные аристократы, говорят, что это весьма сложно - содержать такой объект. Ведь там же они не имеют права вбить ни одного гвоздя без согласования с органами охраны памятников. Так что пока эта практика у нас не устоится, сложности будут.
Татьяна Валович: Олег Михайлович, вы начали говорить вообще о положении архитектурных памятников и ансамблей Петербурга, мне хотелось, чтобы вы продолжили эту тему, и может, высказались еще вот по какому поводу: сейчас очень много устанавливают новых памятников в Петербурге, вот как вы относитесь, скажем, к той же "Башне мира", которая будет установлена в историческом центре Петербурга, и, по мнению многих, нарушает облик исторический, архитектурный, просто туда не вписывается?
Олег Иоанесян: Вот с этого и начнем – плохо отношусь, тем более, что я живу там совсем недалеко, и представляю, как мимо этого жуткого сооружения придется ходить. Кроме того, сейчас на площади Сахарова перед торцом Двенадцати коллегий, перед зданием исторического Философского факультета, где я тоже работаю, поставили памятник Андрею Дмитриевичу Сахарову, памятник, в общем-то, ужасный. Это скульптура, которая довольно камерная, в небольших формах она бы смотрелась очень хорошо, но она очень неудачно воплощено в материале и очень плохо архитектурно привязано. Так что проблема новых памятников существует. Есть среди новых памятники, в общем, довольно удачные, а есть не вяжущиеся с обликом нашего города. Вообще, вот эта проблема очень серьезная, к сожалению, в нашей стране за многие десятилетия утрачено искусство архитектурной среды, это то искусство, которое за советское время было уничтожен безжалостно совершенно. И здесь проблема не столько, вот я возвращаюсь к памятникам, не столько памятников, сколько проблема людей, которые с памятниками работают. К сожалению, Петербург, который всегда был таким центром, мозговым центром изучения архитекторы, не только самого Петербурга, ведь петербургские исследователи, ленинградские исследователи, и до этого опять же петербургские, работали на территории огромной страны, работали с памятниками древними, средневековыми, в Средней Азии и Древней Руси, от Карпат до Старой Ладоги, работали с самим Петербургом. Сейчас просто утрачиваются кадры. На примере работы в том же самом Константиновском дворце мы видели, как наряду со специалистами в реставрацию ринулось огромное количество каких-то подрядных компаний, фирм, которые не умеют работать.
Татьяна Валович: Можно ли это как-то поставить под контроль, чтобы не наносить ущерба памятникам?
Олег Иоанесян: Под контроль это пытаются ставить органы охраны памятников, и ставят, но вопрос здесь подготовки кадров и престижа этой работы.