Игорь Померанцев, Прага: Джейсон Блэр, бывший репортер газеты "Нью-Йорк Таймс", уволенный за то, что он сочинял репортажи с места событий, не покидая собственной квартиры, вновь в центре внимания. В печать просочились необычайно откровенные, если не сказать циничные, отрывки из его книги, которая выходит сейчас из печати.
Эта история похожа на роман. Роман из жизни продажных писак. Реальный, непридуманный герой этой истории звучит как литературный персонаж: "Я лгал и лгал, а потом еще что-то допридумывал. Я лгал о местах, где никогда не бывал, лгал об источниках информации, лгал о том, как написал заметку". Чувствуете, что называется, "драйв", напор, возгонку? Горючее этого драйва тоже отдает литературой: Джейсон Блэр признается, что лучшие статьи ему диктовал кокаин. В чем смысл всей этой истории? Для нас, читателей газет, и для нас, журналистов? Смыслов несколько. Во-первых, мы были правы, утверждая, что барон Мюнхгаузен бессмертен. Он жил, жив и будет жить. И дай ему Бог здоровья и фантазии. Во-вторых, мы были правы, сомневаясь в стопроцентной достоверности прессы. Как говорят в России интеллигентные люди: "Этот базар надо фильтровать". Еще мы были правы, подозревая, что мелкая ложь - аморальна, а большая ложь - путь к успеху. Удесятерив и опоэтизировав ложь своих репортажей, интервью, очерков в книге воспоминаний, Джейсон Блэр из желтого газетчика превратился в образ "желтого газетчика", в имя нарицательное. Другой его собрат по перу и телекамере, немецкий журналист, который фабриковал телерепортажи об американских нацистах, после разоблачения стушевался, сошел с дистанции. Но Блэр оказался покрепче. И - увы - подтвердил наши подозрения. Кто-кто, а мы в дураках не остались. И Джейсон Блэр тоже. А кто остался? Респектабельная, либеральная, всегда в высшей степени моральная газета "Нью-Йорк Таймс". Может быть, похлопать ее по плечу?
Эта история похожа на роман. Роман из жизни продажных писак. Реальный, непридуманный герой этой истории звучит как литературный персонаж: "Я лгал и лгал, а потом еще что-то допридумывал. Я лгал о местах, где никогда не бывал, лгал об источниках информации, лгал о том, как написал заметку". Чувствуете, что называется, "драйв", напор, возгонку? Горючее этого драйва тоже отдает литературой: Джейсон Блэр признается, что лучшие статьи ему диктовал кокаин. В чем смысл всей этой истории? Для нас, читателей газет, и для нас, журналистов? Смыслов несколько. Во-первых, мы были правы, утверждая, что барон Мюнхгаузен бессмертен. Он жил, жив и будет жить. И дай ему Бог здоровья и фантазии. Во-вторых, мы были правы, сомневаясь в стопроцентной достоверности прессы. Как говорят в России интеллигентные люди: "Этот базар надо фильтровать". Еще мы были правы, подозревая, что мелкая ложь - аморальна, а большая ложь - путь к успеху. Удесятерив и опоэтизировав ложь своих репортажей, интервью, очерков в книге воспоминаний, Джейсон Блэр из желтого газетчика превратился в образ "желтого газетчика", в имя нарицательное. Другой его собрат по перу и телекамере, немецкий журналист, который фабриковал телерепортажи об американских нацистах, после разоблачения стушевался, сошел с дистанции. Но Блэр оказался покрепче. И - увы - подтвердил наши подозрения. Кто-кто, а мы в дураках не остались. И Джейсон Блэр тоже. А кто остался? Респектабельная, либеральная, всегда в высшей степени моральная газета "Нью-Йорк Таймс". Может быть, похлопать ее по плечу?