Первая судьба Лолиты

Владимир Набоков, видный русско-американский писатель, при жизни твердо стоял на страже своей биографии. Мало того, что он постоянно ее редактировал и оставил нам целых три версии своих мемуаров; он всячески избегал высказывать спонтанные мнения, уклонялся от интервью, а когда их все-таки давал, то лишь в письменном виде на заранее представленные вопросы. Мнения и факты, которые он сообщал, при всей их неординарности были практически неизменны на протяжении его жизни - он их только шлифовал и оттачивал. По-английски есть меткий термин для этого типа характера: control freak, то есть фанатик контроля.

Но после его смерти этот контроль неминуемо ослаб, а тем более после смерти его вдовы, которая стойко стояла на страже литературно-семейного наследия. В частности, нам теперь трудно представить, как отреагировал бы Набоков на недавно всплывшие факты, которые складываются чуть ли не в обвинение в плагиате. Речь идет о происхождении, быть может, самого знаменитого набоковского персонажа: девочки-подростка Лолиты, героини одноименного романа, предмета страсти пятидесятилетнего мужчины.

В еженедельнике New York Observer опубликована статья Рона Розенбома под сенсационным названием "Новый скандал с Лолитой! Страдал ли Набоков криптомнезией?" Первый скандал по поводу "Лолиты" разгорелся, как мы помним, в связи с публикацией романа, который вначале вышел в парижском издательстве Olympia Press - в США книгу о соблазнении малолетней напечатали только четыре года спустя. Что же касается нового скандала, о котором упоминает Розенбом, то он, надо сказать, уже полыхает некоторое время в Европе.

Дело в том, что у Лолиты, оказывается, была предшественница, о которой Владимир Набоков никогда не упоминал и, возможно, даже не знал. Розенбом ссылается на статью немецкого исследователя творчества писателя профессора Михаэля Маара в британском журнале Times Literary Supplement. По словам Маара, так называемая "первая Лолита" была опубликована в 1916 году в малоизвестном, а ныне и вовсе забытом немецком сборнике рассказов "Проклятая Джоконда". Рассказ назывался "Лолита", а его автором был Хайнц фон Лихберг - псевдоним, под которым скрывался некто Хайнц фон Эшвеге.

Само по себе совпадение мало что значит - педофилы появились не вчера, и авторов, готовых писать на эту тему, тоже всегда достаточно. Поразительно, однако, совпадение имен героинь, Лолита - от этого трудно отмахнуться. У обеих героинь есть и другие элементы сходства - подобно набоковской, немецкая Лолита подвержена частым и внезапным сменам настроения, и она тоже фактически сама соблазняет своего незадачливого соблазнителя.

Сразу возникает роковой вопрос: не имеем ли мы дела с плагиатом? Но о плагиате говорить трудно, даже если предположить, что Набоков действительно был знаком с рассказом фон Лихберга. В конце концов, роман Набокова неизмеримо богаче первоначальной схемы, а литература тем и существует, что неизменно повторяет одни и те же сюжеты. Вот как рассуждает Рон Розенбом.

"Если и правда то, что Набоков читал этот [рассказ], он утаил правду довольно странным образом. Ему было вовсе не обязательно называть свою героиню Лолита. Или все-таки обязательно? Возможно ли, что это имя "слишком тесно вплетено в сокровенную ткань книги", как уведомляет нас в романе мнимый редактор Гумберта? В своем предисловии к "Лолите" 1956 года Набоков ни разу не упоминает об "исходной Лолите". По поводу происхождения романа он отделывается метафизической шуткой: "Насколько я могу припомнить, первоначальная дрожь вдохновения была каким-то образом вызвана газетной историей об обезьяне в Jardin des Plantes, которая, после многомесячных уговоров ученого, произвела наконец на свет первый рисунок углем, сделанный животным: на эскизе были изображены прутья клетки этого бедного создания".


Набоков, судя по всему, намекает, что сюжет приходит изнутри, а не снаружи, и больше он о происхождении "Лолиты" ничего не говорит. О том, что сюжет сопутствовал ему достаточно долго, свидетельствует тот факт, что задолго до романа он написал по-русски рассказ на тот же сюжет, который опубликован после его смерти под названием "Волшебник". И тем не менее, странное совпадение нельзя устранить простой словесной эквилибристикой.

Впрочем, когда имеешь дело с Набоковым, именно соблазн словесной эквилибристики особенно силен, и ему поддаются как Рон Розенбом, так и Михаэль Маар. Вот примерный ход их рассуждений. Сейчас трудно судить, насколько Набоков, проживший в Берлине годы, выучил немецкий язык. По некоторым сведениям, он не знал его вообще, по другим - все-таки в какой-то степени им владел.

Оба наших автора исходят из предположения, что Набоков все-таки читал рассказ фон Лихберга, в противном случае совпадения очень трудно объяснить. Но они уверены, что этот эпизод совершенно выпал из памяти писателя, что он даже, возможно, подавил его сознательно - Лихберг впоследствии стал гитлеровским пропагандистом, а Набоков нацизма на дух не выносил. А когда сюжет все-таки всплыл в его памяти, это было уже воспоминание без корней, совершенно отвязанное от прошлой реальности. "Криптомнезия" - вот как именует этот синдром Рон Розенбом, и тут же пускается в исследования по поводу темы "двойника" у Набокова, разыскивая возможные бессознательные ссылки на фон Лихберга.

Владимир Набоков, как известно, был мастером литературных мистификаций и розыгрышей, его романы ими изобилуют и обещают массу приятного досуга внимательному исследователю. Розенбома в первую очередь занимают две контрастные личности героя романа "Бледный огонь" Чарлза Кинбота, безумный профессор и король-изгнанник, но на самом деле не надо даже выходить за пределы "Лолиты", где у Гумберта налицо двойник Куилти, соблазнитель и пародист. В эту игру можно играть бесконечно, и Набоков наверняка посмеивается из-за гроба.

Жизнь отличается от литературы тем, что загадки в ней решаются гораздо проще, если решаются вообще. Будем реалистами: Набоков почти наверняка читал рассказ Лихберга. Когда роман был опубликован, он просто не счел нужным ссылаться на никому не ведомый и погребенный в заокеанских анналах рассказ, потому что на вопрос о происхождении "Лолиты" было удобнее ответить остроумно - и он ответил приведенной выше притчей об обезьяне. Теперь курьез истории навсегда смешал карты писателя, потому что смерть - это как минимум та черта, за которой жизнь выходит из-под нашего контроля.