1 марта в пакистанском городе Равалпинди прошла одна из самых успешных операций по борьбе с терроризмом. Пакистанские и американские десантники произвели налет на дом некоего Ахмада Абдула Кадуса, в результате которого был задержан один из ведущих стратегов террористической группировки Аль-Каида Халид Шейх Мохаммед. Участники операции были готовы к ожесточенному сопротивлению, но Шейх Мохаммед был захвачен во время сна, без единого выстрела. Вся эта операция была записана на видеопленку, которую с триумфом предоставили в распоряжение ведущих телекомпаний.
Большинство осведомленных наблюдателей не оспаривает по крайней мере одного пункта этой истории: судя по всему, Халид Шейх Мохаммед действительно с некоторых пор находится в руках американцев. Но относительно даты и характера самой операции существуют серьезные сомнения. По-видимому, эпизод захвата, запечатленный на облетевшей весь мир видеопленке, был чистой инсценировкой. Так, по крайней мере, считает Марк Боуден, корреспондент американского журнала Atlantic, опубликовавший в нем обширную статью под названием "Мрачное искусство допроса". Во всяком случае, хозяин дома в Равалпинди, уже упомянутый Абдул Кадус, сообщил ему, что Шейха Мохаммеда там не было ни первого марта, ни в любой другой день. Когда и где был в действительности захвачен Шейх Мохаммед, мы не знаем. Дело в том, что фигура такого ранга, организатор двух нападений на Всемирный торговый центр и взрывов в африканских посольствах США, располагает уникальной информацией, и ее успешному извлечению способствует быстрота и секретность. Если бы Шейха Мохаммеда действительно взяли перед объективами телекамер, большая часть этой информации была бы обесценена, поскольку сообщники, узнав о его аресте, немедленно принялись бы менять планы и заметать следы.
Но возникает другая проблема: как извлечь эту информацию из захваченного террориста в кратчайшие сроки и в наиболее полном объеме? Халид Шейх Мохаммед, пакистанец, выросший в Кувейте и получивший техническое образование в США, придерживается экстремистской версии ислама и преисполнен презрения к западному образу жизни. Практически не может быть речи, чтобы просто уговорить его изменить этим убеждениям или подкупить. И здесь мы вплотную сталкиваемся с проблемой допустимости пыток в современной следственной практике.
Пытки - бесчеловечный метод допроса и убеждения, излюбленное орудие тиранов всех времен и их полицейских прихвостней. Они запрещены целым рядом международных законов, в первую очередь Женевскими конвенциями и Всеобщей декларацией прав человека. Тем не менее, сегодня мы вновь задумываемся над их практичностью. Чтобы понять, почему, обратимся к так называемому "сценарию тикающей бомбы".
Представим себе, что в крупном современном городе террористы заложили смертоносное оружие, ядерное или биологическое, которое они намереваются привести в действие через считанные часы. Полиции удается захватить одного из них, и теперь ей нужно в самый короткий срок выбить из него информацию, чтобы предотвратить катастрофу и спасти тысячи человеческих жизней. Стандартные методы тут явно не дадут результата, а вот у пыток может быть шанс. Заметьте, что аргумент в пользу пыток здесь - самый что ни на есть гуманный, и для многих он имеет достаточный вес. В частности, видный американский юрист и правовед Алан Дершовиц, обычно непреклонный сторонник соблюдения гражданских прав, вскоре после 11 сентября высказался за введение специального ордера на пытки, который должен выдаваться судом в исключительных случаях.
И тем не менее, пытки - крайне ненадежный метод извлечения информации. Они, конечно, побуждают подозреваемого развязать язык, но не дают никаких гарантий, что он скажет правду. Напротив, подозреваемые часто себя оговаривают и подписывают любые протоколы, которые им предлагают. Именно поэтому пытки - любимое орудие ленивого полицейского. Они хороши для Саддама Хуссейна, но не для демократического судопроизводства.
Кроме того, пытки, как это ни странно, могут дать арестованному возможность выиграть время. В случае упомянутой "тикающей бомбы" террорист наверняка имеет в запасе хорошо подготовленную "легенду", и если полиция прибегнет к силе, он эту легенду выложит, создав впечатление, что признался под пытками. Полиция кинется по ложному следу, бомба тем временем взорвется, а сам террорист либо погибнет, к чему он морально готов, либо у суда уже не будет оснований выдать новый ордер.
Марк Боуден отвергает пытку как инструмент следствия, по крайней мере классическую пытку с дыбой и электрошоком - отчасти потому, что такие ассоциации вызывают у современного человека отвращение, но прежде всего из-за ее грубости и неэффективности. Но гуманный метод допроса не является единственной альтернативой пытке - существует еще обширная "сумеречная территория", переходная зона принудительных методов, позволяющих получать информацию без прямого нанесения увечий и причинения невыносимой боли. Статья Боудена представляет собой подробный фактографический обзор таких методов, настоящую энциклопедию искусства допроса. Ассортимент этих методов весьма широк - применение холода и жары, лишение сна, употребление химикатов с целью развязать язык, унизительно-грубое обращение и тому подобное.
Надо сказать, что наиболее радикальные противники пыток не делают никакого различия между жесткими и мягкими методами принуждения. На их стороне - Женевская конвенция, которая запрещает принуждение в любом виде. Когда в декабре 2002 года в газете Washington Post было опубликовано описание принудительных методов, применявшихся в лагере Баграм в Афганистане по отношению к содержавшимся там бойцам талибов и Аль-Каиды, генеральный секретарь "Международной амнистии" Айрин Кан направила президенту США Бушу письмо с протестом.
Реагируя на это письмо, президент Джордж Буш подтвердил, что позиция США в отношении пыток остается неизменно отрицательной, а пару месяцев спустя "Международная амнистия" получила более подробный ответ от одного из ведущих юристов Пентагона. Он тоже содержал осуждение пыток, но термины были подобраны весьма осторожно - во-первых, речь шла о "членах незаконных вооруженных формирований", а не о военнопленных, что автоматически включило бы механизм Женевской конвенции с ее строгими правилами. Во-вторых, из международных документов в письме есть ссылка лишь на Всеобщую декларацию прав человека, чье определение пыток может быть истолковано как более узкое. Надо сказать, сам Марк Боуден считает этот ответ вполне правильным - по его мнению, следствию необходима достаточная степень свободы.
Каковы же эти пыточные методы, вынесенные за скобки традиционной категории пыток? На протяжении всей истории человечества следователи пытались разработать максимально эффективный, образцовый метод допроса, который позволил бы в кратчайший срок и с максимальной точностью установить факты. Были испробованы и методы сенсорной депривации, то есть лишения человека практически всех внешних раздражителей, и химические средства вроде ЛСД и пентотала натрия, и временная дезориентация, и подчеркнуто унизительное обращение. Но идеальный метод так до сих пор и не выработан. В конечном счете все сводится к личному мастерству - к квалификации самого следователя.
Поиски оптимальных методов следствия естественным образом привели Марка Боудена в Израиль. Эта страна уже многие годы фактически живет по непрерывному "сценарию тикающей бомбы", где каждый просчет полиции может в любой момент привести к массовым человеческим жертвам. Ни для кого не секрет, что в практике допросов Израиль регулярно прибегает к уже упомянутым принудительным методам, а поскольку он все-таки является либерально-демократическим государствам, в 1987 году была предпринята попытка каким-то образом легализовать и подчинить правилам все, что происходит в этой переходной зоне, промежутке между пытками и корректным снятием показаний. Комиссия во главе с бывшим членом верховного суда Моше Ландау разработала список рекомендаций, допускающих "умеренное физическое давление" и "ненасильственное психологическое давление" при допросе заключенных, чья информация может привести к предотвращению непосредственно угрожающих террористических актов.
12 лет спустя верховный суд Израиля отменил эти правила, безоговорочно запретив любые виды пыток. Тем не менее, и в стране, и за ее пределами люди хорошо понимают, что переходные методы по-прежнему применяются с достаточной регулярностью. Как же это выглядит на практике?
Марк Боуден встретился с Михалом Куби, следователем-ветераном израильской службы безопасности "Шабак". Куби уже оставил эту работу, но за годы, отданные допросам палестинцев в израильских тюрьмах, он приобрел прямо-таки легендарную репутацию, и он не отказался поделиться своим опытом. Особый предмет гордости Михала Куби составляет то, что он практически никогда не прибегал к прямому физическому воздействию.
По словам Куби, техника допроса включает в себя три важных компонента: подготовку, расследование и театр. Подготовка в основном сводится к методам содержания заключенного - со связанными руками, с надетым на голову мешком. Часто его заставляют подолгу ждать в неудобном положении. Марк Боуден встретился с одним из таких бывших заключенных палестинцев, который рассказал, что его посадили со связанными за спиной руками на крошечный стул с низкой спинкой и с подпиленными передними ножками, так что практически нельзя было найти ни одного удобного положения. Кроме того, многие руководства по допросу содержат подробные инструкции относительно оформления следовательского кабинета. Рекомендуется также инсценировать в соседней комнате избиения и пытки, или даже казнь.
Театр вообще пронизывает всю следственную процедуру от начала до конца, и искусство следователя - это искусство постановщика. Вот некоторые из сценариев, которые Михал Куби поведал Марку Боудену. Перед началом допроса десятка два заключенных с мешками на головах выстраивают вдоль стены, и следователь обращается к ним с вопросом: "Кто хочет со мной сотрудничать? Вижу восьмерых добровольцев, начнем вот с тебя" - хотя в действительности добровольца нет ни одного. Зная, что в их среде объявились предатели, заключенные утрачивают часть своего упорства.
Если допрос все же ни к чему не приводит, Куби сажает заключенного перед собой таким образом, что все его слова слышны другому за тонкой перегородкой. Он извещает его, что допрос закончен, и что ему осталось лишь ответить на несколько формальных вопросов, но отвечать нужно четко и громко, "да" или "нет". После этого он намеренно тихим голосом задает ему вопросы о его имени, профессии или месте жительства, но до сидящего за стеной доносятся лишь четкие ответы. Теперь можно приступать к допросу второго.
Есть еще и финальный акт на случай, если в ходе долгих и изнурительных допросов подозреваемый до конца хранил молчание. Ему объявляют, что следствие закончено, что его вскоре отпустят, а пока переводят в общую камеру. После этого его отводят в камеру, где сидят другие палестинцы, которые начинают его поздравлять и обнимать, превознося его стойкость, и в ходе этих поздравлений ненавязчиво выжимают из него факты. Эти люди - подсадные утки, которым обещано переселение с семьями в другие страны. Сам Михал Куби с удивлением отмечает, что, хотя этот прием давно и повсеместно известен в среде палестинцев, он по-прежнему почти всегда срабатывает.
Судя по рассказам Михала Куби, ему действительно почти не приходилось прибегать к методам физического давления, но они, конечно, широко применяются в фазе подготовки, так сказать "размягчения" арестантов. Надо отдать должное автору статьи, который выслушал и другие мнения - может быть, не столько ради корректировки собственного, уже определившегося, но ради объективности картины. В частности, он имел беседу с Джессикой Монтелл, исполнительным директором израильской правозащитной организации "Б'Целем", которая категорически выступает против пыток - как жестких, так и мягких. Монтелл, сама израильтянка, очень хорошо понимает, в какие ситуации порой попадает следователь, от которого зависит, погибнут или уцелеют ни в чем не повинные мирные жители. Тем не менее, она настаивает на безусловной криминализации пыток всех видов.
Джессика Монтелл вполне права - выданная наперед лицензия мучить людей будет в первую очередь на руку ленивым и некомпетентным следователям - им уже не надо будет стараться ограничить себя цивилизованными методами. Но она, наверное, не видит печального парадокса, заключенного в ее словах: она выступает за ситуацию, в которой законопослушным людям придется, в силу характера их работы, неоднократно принимать решение о нарушении закона. Это в корне неправильно даже в том случае, если следователи, как это нередко происходит в Израиле, могут заранее рассчитывать на снисходительность суда - суть закона в том, что его надлежит выполнять всегда и во всех случаях. Закон, практически требующий регулярного нарушения, плох и подлежит изменению. В этом смысле Джессика Монтелл прозорливее, чем ее коллеги из мировой штаб-квартиры "Международной амнистии", она знает о ситуациях, когда некоторые законы практически невыполнимы. Но выход, который она предлагает, при всем благородстве ее мотивов, отдает лицемерием.
Еще более откровенно высказывается в пользу лицемерия сам автор статьи, Марк Боуден - на его взгляд, лицемерие должно быть краеугольным камнем мудрой государственной политики. Возвращаясь к обтекаемому ответу Пентагона на письмо "Международной амнистии", он пишет.
Поразительно, что обе стороны, и правозащитники, и сторонники жестких методов, демонстрируют фактическое презрение к закону. Впрочем, наиболее последовательные правозащитники демонстрируют даже презрение к реальности, прибегая к принципу: да погибнет мир, но да восторжествует правосудие.
В статье Марка Боудена собран огромный материал, но его выводы минимальны и неудовлетворительны. Фактически, мы имеем дело с ситуацией, когда обе стороны в споре о пытках, по крайней мере о мягких пытках, правы, и объективный наблюдатель может целиком принять аргументы одной стороны лишь ценой частичной слепоты.
Согласно Декларации независимости, одному из основополагающих документов США, все люди наделены от Бога равными правами. Атеист может подставить на места Бога природу - речь, в конце концов, идет о том, что эти права не дарованы человеку государством, и что оно не вправе наделять ими и лишать их по своей прихоти. Но именно так оно поступает с людьми, которых, с подмигиванием и дозой лицемерия, оно вытесняет за рамки закона, хотя и присягнуло ему на верность.
В конечном счете и Декларация независимости, и вся либеральная идеология сводятся к одному выражению немецкого философа Иммануила Канта: в человеке следует видеть только цель и никогда - средство. Этот принцип нейтрализует любую разницу между гражданином и иностранцем, между военнопленным и "членом незаконных вооруженных формирований". Подвергая любого пыткам и унижению, мы не только относимся к нему как к средству для достижения внешней цели - мы ставим под сомнение свое собственное достоинство и сдаем совесть на хранение государству. И те, кто вынудил нас поступиться одним из самых драгоценных принципов нашей цивилизации, сегодня вправе праздновать победу - куда более унизительную для нас, чем падение огненных башен на Манхэттене.
Впрочем, Марк Боуден, как мне кажется, стал первой жертвой лицемерия, которое он проповедует. Выступая в поддержку принудительных методов, пыток с подмигиванием, он полагает, что существует определимая граница между этими методами и пытками старого образца, между мешком на голове и дыбой. Но они совершенно бесполезны именно в том случае, который часто приводится им в оправдание - в сценарии тикающей бомбы. Когда остаются считанные часы до катастрофы, ни на театр, ни на эксперименты с сенсорной депривацией времени уже не наскрести, и рука следователя невольно тянется к кузнечным клещам.
Большинство осведомленных наблюдателей не оспаривает по крайней мере одного пункта этой истории: судя по всему, Халид Шейх Мохаммед действительно с некоторых пор находится в руках американцев. Но относительно даты и характера самой операции существуют серьезные сомнения. По-видимому, эпизод захвата, запечатленный на облетевшей весь мир видеопленке, был чистой инсценировкой. Так, по крайней мере, считает Марк Боуден, корреспондент американского журнала Atlantic, опубликовавший в нем обширную статью под названием "Мрачное искусство допроса". Во всяком случае, хозяин дома в Равалпинди, уже упомянутый Абдул Кадус, сообщил ему, что Шейха Мохаммеда там не было ни первого марта, ни в любой другой день. Когда и где был в действительности захвачен Шейх Мохаммед, мы не знаем. Дело в том, что фигура такого ранга, организатор двух нападений на Всемирный торговый центр и взрывов в африканских посольствах США, располагает уникальной информацией, и ее успешному извлечению способствует быстрота и секретность. Если бы Шейха Мохаммеда действительно взяли перед объективами телекамер, большая часть этой информации была бы обесценена, поскольку сообщники, узнав о его аресте, немедленно принялись бы менять планы и заметать следы.
Но возникает другая проблема: как извлечь эту информацию из захваченного террориста в кратчайшие сроки и в наиболее полном объеме? Халид Шейх Мохаммед, пакистанец, выросший в Кувейте и получивший техническое образование в США, придерживается экстремистской версии ислама и преисполнен презрения к западному образу жизни. Практически не может быть речи, чтобы просто уговорить его изменить этим убеждениям или подкупить. И здесь мы вплотную сталкиваемся с проблемой допустимости пыток в современной следственной практике.
Пытки - бесчеловечный метод допроса и убеждения, излюбленное орудие тиранов всех времен и их полицейских прихвостней. Они запрещены целым рядом международных законов, в первую очередь Женевскими конвенциями и Всеобщей декларацией прав человека. Тем не менее, сегодня мы вновь задумываемся над их практичностью. Чтобы понять, почему, обратимся к так называемому "сценарию тикающей бомбы".
Представим себе, что в крупном современном городе террористы заложили смертоносное оружие, ядерное или биологическое, которое они намереваются привести в действие через считанные часы. Полиции удается захватить одного из них, и теперь ей нужно в самый короткий срок выбить из него информацию, чтобы предотвратить катастрофу и спасти тысячи человеческих жизней. Стандартные методы тут явно не дадут результата, а вот у пыток может быть шанс. Заметьте, что аргумент в пользу пыток здесь - самый что ни на есть гуманный, и для многих он имеет достаточный вес. В частности, видный американский юрист и правовед Алан Дершовиц, обычно непреклонный сторонник соблюдения гражданских прав, вскоре после 11 сентября высказался за введение специального ордера на пытки, который должен выдаваться судом в исключительных случаях.
И тем не менее, пытки - крайне ненадежный метод извлечения информации. Они, конечно, побуждают подозреваемого развязать язык, но не дают никаких гарантий, что он скажет правду. Напротив, подозреваемые часто себя оговаривают и подписывают любые протоколы, которые им предлагают. Именно поэтому пытки - любимое орудие ленивого полицейского. Они хороши для Саддама Хуссейна, но не для демократического судопроизводства.
Кроме того, пытки, как это ни странно, могут дать арестованному возможность выиграть время. В случае упомянутой "тикающей бомбы" террорист наверняка имеет в запасе хорошо подготовленную "легенду", и если полиция прибегнет к силе, он эту легенду выложит, создав впечатление, что признался под пытками. Полиция кинется по ложному следу, бомба тем временем взорвется, а сам террорист либо погибнет, к чему он морально готов, либо у суда уже не будет оснований выдать новый ордер.
Марк Боуден отвергает пытку как инструмент следствия, по крайней мере классическую пытку с дыбой и электрошоком - отчасти потому, что такие ассоциации вызывают у современного человека отвращение, но прежде всего из-за ее грубости и неэффективности. Но гуманный метод допроса не является единственной альтернативой пытке - существует еще обширная "сумеречная территория", переходная зона принудительных методов, позволяющих получать информацию без прямого нанесения увечий и причинения невыносимой боли. Статья Боудена представляет собой подробный фактографический обзор таких методов, настоящую энциклопедию искусства допроса. Ассортимент этих методов весьма широк - применение холода и жары, лишение сна, употребление химикатов с целью развязать язык, унизительно-грубое обращение и тому подобное.
Надо сказать, что наиболее радикальные противники пыток не делают никакого различия между жесткими и мягкими методами принуждения. На их стороне - Женевская конвенция, которая запрещает принуждение в любом виде. Когда в декабре 2002 года в газете Washington Post было опубликовано описание принудительных методов, применявшихся в лагере Баграм в Афганистане по отношению к содержавшимся там бойцам талибов и Аль-Каиды, генеральный секретарь "Международной амнистии" Айрин Кан направила президенту США Бушу письмо с протестом.
"Такое вменяемое в вину обращение явно подпадает под категорию пыток и других видов жестокого, бесчеловечного и унизительного обращения и наказания, которое полностью запрещено международным правом... Мы призываем правительство США возбудить исчерпывающее и объективное расследование обращения с заключенными на базе Баграм и обнародовать его результаты. Мы также призываем правительство открыто и недвусмысленно заявить, что пытки и другие виды жестокого, бесчеловечного и унизительного обращения с подозреваемыми, находящимися в его распоряжении, не будут допускаться ни при каких обстоятельствах, и что каждый, кто будет уличен в злоупотреблениях, предстанет перед судом".
Реагируя на это письмо, президент Джордж Буш подтвердил, что позиция США в отношении пыток остается неизменно отрицательной, а пару месяцев спустя "Международная амнистия" получила более подробный ответ от одного из ведущих юристов Пентагона. Он тоже содержал осуждение пыток, но термины были подобраны весьма осторожно - во-первых, речь шла о "членах незаконных вооруженных формирований", а не о военнопленных, что автоматически включило бы механизм Женевской конвенции с ее строгими правилами. Во-вторых, из международных документов в письме есть ссылка лишь на Всеобщую декларацию прав человека, чье определение пыток может быть истолковано как более узкое. Надо сказать, сам Марк Боуден считает этот ответ вполне правильным - по его мнению, следствию необходима достаточная степень свободы.
Каковы же эти пыточные методы, вынесенные за скобки традиционной категории пыток? На протяжении всей истории человечества следователи пытались разработать максимально эффективный, образцовый метод допроса, который позволил бы в кратчайший срок и с максимальной точностью установить факты. Были испробованы и методы сенсорной депривации, то есть лишения человека практически всех внешних раздражителей, и химические средства вроде ЛСД и пентотала натрия, и временная дезориентация, и подчеркнуто унизительное обращение. Но идеальный метод так до сих пор и не выработан. В конечном счете все сводится к личному мастерству - к квалификации самого следователя.
Поиски оптимальных методов следствия естественным образом привели Марка Боудена в Израиль. Эта страна уже многие годы фактически живет по непрерывному "сценарию тикающей бомбы", где каждый просчет полиции может в любой момент привести к массовым человеческим жертвам. Ни для кого не секрет, что в практике допросов Израиль регулярно прибегает к уже упомянутым принудительным методам, а поскольку он все-таки является либерально-демократическим государствам, в 1987 году была предпринята попытка каким-то образом легализовать и подчинить правилам все, что происходит в этой переходной зоне, промежутке между пытками и корректным снятием показаний. Комиссия во главе с бывшим членом верховного суда Моше Ландау разработала список рекомендаций, допускающих "умеренное физическое давление" и "ненасильственное психологическое давление" при допросе заключенных, чья информация может привести к предотвращению непосредственно угрожающих террористических актов.
12 лет спустя верховный суд Израиля отменил эти правила, безоговорочно запретив любые виды пыток. Тем не менее, и в стране, и за ее пределами люди хорошо понимают, что переходные методы по-прежнему применяются с достаточной регулярностью. Как же это выглядит на практике?
Марк Боуден встретился с Михалом Куби, следователем-ветераном израильской службы безопасности "Шабак". Куби уже оставил эту работу, но за годы, отданные допросам палестинцев в израильских тюрьмах, он приобрел прямо-таки легендарную репутацию, и он не отказался поделиться своим опытом. Особый предмет гордости Михала Куби составляет то, что он практически никогда не прибегал к прямому физическому воздействию.
По словам Куби, техника допроса включает в себя три важных компонента: подготовку, расследование и театр. Подготовка в основном сводится к методам содержания заключенного - со связанными руками, с надетым на голову мешком. Часто его заставляют подолгу ждать в неудобном положении. Марк Боуден встретился с одним из таких бывших заключенных палестинцев, который рассказал, что его посадили со связанными за спиной руками на крошечный стул с низкой спинкой и с подпиленными передними ножками, так что практически нельзя было найти ни одного удобного положения. Кроме того, многие руководства по допросу содержат подробные инструкции относительно оформления следовательского кабинета. Рекомендуется также инсценировать в соседней комнате избиения и пытки, или даже казнь.
Театр вообще пронизывает всю следственную процедуру от начала до конца, и искусство следователя - это искусство постановщика. Вот некоторые из сценариев, которые Михал Куби поведал Марку Боудену. Перед началом допроса десятка два заключенных с мешками на головах выстраивают вдоль стены, и следователь обращается к ним с вопросом: "Кто хочет со мной сотрудничать? Вижу восьмерых добровольцев, начнем вот с тебя" - хотя в действительности добровольца нет ни одного. Зная, что в их среде объявились предатели, заключенные утрачивают часть своего упорства.
Если допрос все же ни к чему не приводит, Куби сажает заключенного перед собой таким образом, что все его слова слышны другому за тонкой перегородкой. Он извещает его, что допрос закончен, и что ему осталось лишь ответить на несколько формальных вопросов, но отвечать нужно четко и громко, "да" или "нет". После этого он намеренно тихим голосом задает ему вопросы о его имени, профессии или месте жительства, но до сидящего за стеной доносятся лишь четкие ответы. Теперь можно приступать к допросу второго.
Есть еще и финальный акт на случай, если в ходе долгих и изнурительных допросов подозреваемый до конца хранил молчание. Ему объявляют, что следствие закончено, что его вскоре отпустят, а пока переводят в общую камеру. После этого его отводят в камеру, где сидят другие палестинцы, которые начинают его поздравлять и обнимать, превознося его стойкость, и в ходе этих поздравлений ненавязчиво выжимают из него факты. Эти люди - подсадные утки, которым обещано переселение с семьями в другие страны. Сам Михал Куби с удивлением отмечает, что, хотя этот прием давно и повсеместно известен в среде палестинцев, он по-прежнему почти всегда срабатывает.
Судя по рассказам Михала Куби, ему действительно почти не приходилось прибегать к методам физического давления, но они, конечно, широко применяются в фазе подготовки, так сказать "размягчения" арестантов. Надо отдать должное автору статьи, который выслушал и другие мнения - может быть, не столько ради корректировки собственного, уже определившегося, но ради объективности картины. В частности, он имел беседу с Джессикой Монтелл, исполнительным директором израильской правозащитной организации "Б'Целем", которая категорически выступает против пыток - как жестких, так и мягких. Монтелл, сама израильтянка, очень хорошо понимает, в какие ситуации порой попадает следователь, от которого зависит, погибнут или уцелеют ни в чем не повинные мирные жители. Тем не менее, она настаивает на безусловной криминализации пыток всех видов.
"Я полагаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы предотвратить катастрофу. После этого государство будет обязано отдать меня под суд за нарушение закона. Тогда я встану и скажу - дескать, вот какие факты были в моем распоряжении. Вот какой мне тогда представлялась ситуация. Вот что я в тот момент считала необходимым сделать. Я могу сослаться в свое оправдание на необходимость, а затем суду предстоит решить, имела ли я основания нарушить закон для того, чтобы предотвратить катастрофу. Но необходимо, чтобы я нарушила закон. Нельзя, чтобы у меня наперед была какая-то лицензия мучить людей".
Джессика Монтелл вполне права - выданная наперед лицензия мучить людей будет в первую очередь на руку ленивым и некомпетентным следователям - им уже не надо будет стараться ограничить себя цивилизованными методами. Но она, наверное, не видит печального парадокса, заключенного в ее словах: она выступает за ситуацию, в которой законопослушным людям придется, в силу характера их работы, неоднократно принимать решение о нарушении закона. Это в корне неправильно даже в том случае, если следователи, как это нередко происходит в Израиле, могут заранее рассчитывать на снисходительность суда - суть закона в том, что его надлежит выполнять всегда и во всех случаях. Закон, практически требующий регулярного нарушения, плох и подлежит изменению. В этом смысле Джессика Монтелл прозорливее, чем ее коллеги из мировой штаб-квартиры "Международной амнистии", она знает о ситуациях, когда некоторые законы практически невыполнимы. Но выход, который она предлагает, при всем благородстве ее мотивов, отдает лицемерием.
Еще более откровенно высказывается в пользу лицемерия сам автор статьи, Марк Боуден - на его взгляд, лицемерие должно быть краеугольным камнем мудрой государственной политики. Возвращаясь к обтекаемому ответу Пентагона на письмо "Международной амнистии", он пишет.
"Позиция администрации Буша в этом вопросе - совершенно правильная. Откровенность и последовательность не всегда являются гражданскими добродетелями. Пытки - преступления против человечества, но принуждение - это проблема, которую правильнее трактовать с подмигиванием или даже с дозой лицемерия, оно должно быть запрещено, но его следует втихомолку практиковать. Те, кто протестует против принуждения, будут преувеличивать его ужасы, и это неплохо - это порождает полезную атмосферу страха. Со стороны президента мудро подчеркивать поддержку США международным соглашениям о запрещении пыток, а со стороны американских следователей мудро применять действенные принудительные методы. И весьма умно ни с кем эти вопросы не обсуждать.
Если следователи переступят границу между принуждением и пыткой, они должны нести личную ответственность. Но никакой следователь никогда не пойдет под суд за то, что он будет допрашивать Халида Шейха Мохаммеда, лишая его сна, в холоде, в одиночестве и неудобствах. И так оно и должно быть".
Поразительно, что обе стороны, и правозащитники, и сторонники жестких методов, демонстрируют фактическое презрение к закону. Впрочем, наиболее последовательные правозащитники демонстрируют даже презрение к реальности, прибегая к принципу: да погибнет мир, но да восторжествует правосудие.
В статье Марка Боудена собран огромный материал, но его выводы минимальны и неудовлетворительны. Фактически, мы имеем дело с ситуацией, когда обе стороны в споре о пытках, по крайней мере о мягких пытках, правы, и объективный наблюдатель может целиком принять аргументы одной стороны лишь ценой частичной слепоты.
Согласно Декларации независимости, одному из основополагающих документов США, все люди наделены от Бога равными правами. Атеист может подставить на места Бога природу - речь, в конце концов, идет о том, что эти права не дарованы человеку государством, и что оно не вправе наделять ими и лишать их по своей прихоти. Но именно так оно поступает с людьми, которых, с подмигиванием и дозой лицемерия, оно вытесняет за рамки закона, хотя и присягнуло ему на верность.
В конечном счете и Декларация независимости, и вся либеральная идеология сводятся к одному выражению немецкого философа Иммануила Канта: в человеке следует видеть только цель и никогда - средство. Этот принцип нейтрализует любую разницу между гражданином и иностранцем, между военнопленным и "членом незаконных вооруженных формирований". Подвергая любого пыткам и унижению, мы не только относимся к нему как к средству для достижения внешней цели - мы ставим под сомнение свое собственное достоинство и сдаем совесть на хранение государству. И те, кто вынудил нас поступиться одним из самых драгоценных принципов нашей цивилизации, сегодня вправе праздновать победу - куда более унизительную для нас, чем падение огненных башен на Манхэттене.
Впрочем, Марк Боуден, как мне кажется, стал первой жертвой лицемерия, которое он проповедует. Выступая в поддержку принудительных методов, пыток с подмигиванием, он полагает, что существует определимая граница между этими методами и пытками старого образца, между мешком на голове и дыбой. Но они совершенно бесполезны именно в том случае, который часто приводится им в оправдание - в сценарии тикающей бомбы. Когда остаются считанные часы до катастрофы, ни на театр, ни на эксперименты с сенсорной депривацией времени уже не наскрести, и рука следователя невольно тянется к кузнечным клещам.