Если разумно определить, кого следует считать ученым, можно вслед за одним из историков науки сказать, что от восьмидесяти до ста процентов всех ученых, когда-либо существовавших на свете, живут и здравствуют сегодня - это наши современники. Это же уравнение будет справедливо и лет через 30, когда люди, только начинающие сегодня карьеру в науке, подойдут к ее завершению. Впрочем, некоторые ожидают еще более быстрого роста этого контингента: по мнению куратора науки в британском правительстве, высказанному 25 лет назад, если продолжить кривую этого роста со времен Ньютона еще на 200 лет, то каждый человек на земле будет ученым, включая мужчин, женщин и детей, а также все лошади, коровы, собаки и мулы.
Есть еще один эффектный масштаб, которым можно измерить влияние науки на нашу повседневную жизнь. Для сегодняшних пенсионеров мир, в котором они живут, отличается от мира, в котором они родились, столь же сильно, как этот последний отличался, скажем, от эпохи Юлия Цезаря. Иными словами, любой из наших современников и, возможно, потомков, живет и будет жить как бы в самом центре мировой истории, ровно на ее переломе.
Что же такое наука, которая в союзе с технологией столь радикально меняет нашу жизнь, и в чем заключается ее отличие от других областей духовной деятельности человечества, многие из которых сегодня, ввиду высокой репутации науки, тоже претендуют на ее статус? Этот вопрос является центральным для Майкла Шермера, основателя и редактора журнала "Скептик". Миссия журнала как раз и состоит в том, чтобы защитить науку от посягательств претендентов - таких как парапсихология, уфология, астрология и десятки других. Согласно опросу Гэллапа от 1990 года, 52 процента американцев верят в астрологию, 46 - в парапсихологию, 42 - в общение с усопшими и, что уж совсем комично, 41 процент считает, что динозавры и люди некоторое время обитали на земле одновременно, бок о бок. Такая ситуация отличается лишь в деталях от подобной статистики других стран, включая Россию, но она, видимо, кажется Шермеру особенно тревожной именно потому, что Соединенные Штаты являются лидером в области науки и технологии.
На сайте журнала "Скептик" опубликована статья Майкла Шермера под названием "Наше ценнейшее достояние: отличие науки от псевдонауки". Это отличие имеет гораздо большее значение, чем чисто методологическое, потому что от него, как пытается показать автор, зависит судьба каждой страны и, в конечном счете, всего человечества.
Наука в том или ином обличии сопутствовала человеку на протяжении всей его истории, но формулировку ее сознательных и принципиальных методов возводят к английскому философу и государственному деятелю Фрэнсису Бейкону, которому принадлежит известное выражение "знание - сила". Именно он сформулировал основные принципы научного исследования, поиска чистого знания, не отягощенного решением сиюминутной технологической задачи. Эти конкретные принципы, сбор и обобщение информации, сегодня отвергнуты, но пафос, двигавший мыслью Бейкона, жив до сих пор: знание обладает силой независимо от его сиюминутных приложений, оно самоценно. При этом собственно научное знание принципиально отличается от всех других видов человеческого знания. Вот как формулирует это отличие Майкл Шермер.
"Наука прогрессивна, потому что в нее встроены определенные механизмы самокорректирования: эксперимент, подтверждение и фальсификация. Эти характеристики делают научную парадигму отличной от всякой другой парадигмы, в том числе псевдонауки, ненауки, предрассудка, мифа, религии и искусства. Причина, по которой псевдонаука, ненаука, предрассудок, миф, религия и искусство не являются прогрессивными, заключается в том, что они не имеют цели или механизма, который обеспечивал бы накопление знаний, основанных на прошлом. Прогресс, в этом накопительном смысле, не является их целью. Это - простое наблюдение, а не критика. Индивидуумы в этих парадигмах не стоят на плечах гигантов в таком смысле, в каком на них стоят ученые. Хотя в мифах, религиях и стилях искусства бывают изменения, это - не прогрессивные изменения:
Создание новой теории - это не снос старого амбара и возведение на его месте небоскреба. Это скорее подобно восхождению на гору, обретению все новых и более широких перспектив: Однако точка, из которой мы вышли, все еще существует и видна, хотя кажется меньше и составляет лишь маленькую часть широкого обзора, достигнутого преодоление препятствий на нашем рискованном пути вверх".
Итак, главные черты научного знания - это опровержимость и кумулятивность, то есть способность к накоплению и прогрессивному разрастанию. Они видны особенно контрастно в сравнении с религией, которую многие, по крайней мере ее приверженцы, тоже считают видом знания. Во-первых, религия неопровержима, то есть лишена механизма самокорректирования: вся основная информация содержится в ее исходных предпосылках, то есть догмах, и от приверженцев требуют не попыток опровержения для проверки истины, а безусловной веры. Во-вторых, религия не кумулятивна - заключенные в ней знания даны изначально, а изменения всегда радикальны и не включают прежних достижений: христианство не является составной частью ислама, католицизм не входит в лютеранство в качестве частного случая.
Наука устроена совсем по-другому. Такие популярные в свое время доктрины, как теория флогистона, мирового эфира или биологических катастроф были отвергнуты не потому, что у них было мало приверженцев или этим приверженцам недоставало рвения, а потому, что не выстояли натиска фактов, и сегодня они мертвы. С другой стороны, теория относительности Эйнштейна не опровергла прежних открытий Ньютона, а включила их как частный случай более общих уравнений, для сравнительно небольших масс и скоростей. В этом и заключается прогрессивность науки: опровергнутое отвергается, а подтвержденное включается в общий свод знаний, постоянно его расширяя.
Картина, впрочем, не настолько проста, и автор вовсе не пытается нарисовать ее проще, чем на самом деле. Наука - это большая семья дисциплин, а среди них есть более строгие, с точным математическим аппаратом и широкой возможностью эксперимента, и менее строгие, где математика - в лучшем случае на вторых ролях, а об эксперименте даже говорить не приходится. К числу таких падчериц науки принадлежат, конечно же, социологические дисциплины, и в первую очередь - история. Нельзя сказать, что исторических экспериментов вовсе не бывало - все мы еще не вполне опомнились от самого монументального, и можем лишь надеяться, что никому в голову не придет поставить контрольный опыт.
Именно с этой стороны вторжения псевдонауки приходится ожидать в первую очередь. С одной стороны, критерии истины в социальных науках не являются четкими и не станут такими в обозримое время: крах Римской Империи или октябрьский переворот в России нельзя записать в виде уравнения или теоремы. С другой, разного рода любители и диссиденты посягали и будут посягать даже на точные науки - сторонники теории плоской земли уже вымерли, но по сей день существует движение ниспровергателей теории относительности, хотя она не только исчерпывающе доказана экспериментально, но без учета ее положений невозможны, в чисто инженерном плане, сегодняшние полеты в космос.
Как бы то ни было, дать отповедь проповедникам альтернативной истории гораздо труднее, чем поборникам плоской земли, но вполне возможно. На помощь могут прийти все те же критерии, сформулированные Майклом Шермером: опровержимость, хотя в данном случае не путем эксперимента, и кумулятивность. С другой стороны, если оставлять такие теории без отповеди, это может привести к размыванию самого понятия научного критерия, уравнять науку в правах с псевдонаукой. Последствия такого уравнивания могут быть совсем не тривиальными - вплоть до катастрофических.
И тут мне, конечно же, приходит на ум один из самых актуальных примеров сегодняшнего дня, по крайней мере для России: академик Анатолий Фоменко с его методом "новой хронологии".
Судя по всему, поводом к историческим изысканиям Анатолия Фоменко послужили вполне оправданные сомнения в истинности отечественной истории - то есть, не обязательно истории отечества, а всей, в том виде, в каком она преподавалась в учебных заведениях этого отечества, в особенности в годы советской власти. Впрочем, дело здесь, наверное, не только в одной советской власти, но и в некоторых особенностях культурного развития России. Вопрос, если угодно, можно поставить вот каким образом: в какой степени развитие науки в той или иной стране обладает особым характером под влиянием ее национальной культуры? По мнению Майкла Шермера, такое влияние может быть лишь весьма ограниченным, оно не должно затрагивать самой сути науки - встроенной в нее прогрессивности.
"Не подлежит сомнению, что наука находится под сильным влиянием культуры, в которую она внедрена, и что ученые, возможно, заражены общей предвзятостью, заставляющей их думать о природе определенным образом. Но это ничего не отнимает от прогрессивной природы науки. Прогресс в этом смысле означает нейтральное, лишенное оценки описание. Прогресс ни хорош и не плох - он просто налицо. Многие полагают, что прогресс - благо, но немало и таких, которые считают прогресс разрушительным, и они, в свою очередь, не любят науку и технологию - по крайней мере, они последовательны".
Россия позаимствовала идею чистой науки на Западе, в комплекте прочего культурного импорта, навязанного реформами Петра. Судьбы различных предметов этого импорта были в России разными, но успех науки оказался феноменальным. Можно назвать по крайней мере одну научную революцию, так называемую "смену парадигмы", которая пришла в мировую науку из России: это периодическая таблица элементов Менделеева.
Дальнейшие успехи, в том числе и в годы советской власти, тоже были внушительными: открытия русских и советских физиков и химиков во многом изменили картину известного нам мира, хотя отечественная биология, которую в те годы еще не числили в точных науках, была сокрушена попечением деспота.
Социальные науки, однако, в России не слишком привились из-за особенностей ее общественного устройства, и в этом смысле переход от царского режима к советскому был не столько качественным, сколько количественным скачком. Российская историческая наука не дала миру таких светил, как физика или химия, она не сбросила кокона провинциальности, а в объятиях сталинизма попросту задохнулась. В результате Россия имеет сомнительную честь быть единственным культурно развитым государством, полную историю которого невозможно почерпнуть из произведений ее уроженцев. Последней и не имеющей соперников интерпретацией российской истории стала книга британского ученого Джеффри Хоскинга "Россия: народ и империя", но и она, судя по слабым отзвукам, осталась непонятой из-за неопределенности в русском публичном диалоге таких терминов как "нация" и "империя".
Анатолий Фоменко, заставший такую ситуацию, решил ее исправить самым радикальным образом - не распыляя внимания на мелкие факты, а путем пересмотра, как ему казалось, первопричины всех бед. По образованию он математик, а о собственно исторических методах имеет весьма туманное представление и относится к ним пренебрежительно. Поэтому он подошел к проблеме чисто "научно", с методами астрономии и статистики, которые здесь нет времени описывать, и пришел к совершенно радикальным выводам: он сократил всю мировую историю как минимум на тысячу лет, а все сколько-нибудь заслуживающие доверия письменные источники отнес, самое раннее, к X веку нашей эры, то есть к средневековью.
Произведя эту фундаментальную революцию, академик вместе с соавторами принялся переписывать всю мировую историю заново, отождествляя древние события и персонажей с более новыми, на его взгляд более достоверными. История, которая у него в результате получилась, могла быть написана творческим коллективом пациентов клиники Кащенко - я не буду тратить времени ни на ее изложение, ни на опровержение, но приведу иллюстративные примеры с разоблачениями.
Поскольку классической древности по хронологии Фоменко не существовало, он пришел к выводу, что она в значительной своей части была выдумана мудрецами эпохи Возрождения, которые написали ее историю и литературные памятники. Каждому, кто хоть немного знает историю классической древности, понятно, насколько сложна эта сеть переплетенных фактов, внутренней очевидности и взаимно подкрепляющих друг друга свидетельств. О Риме первого века нашей эры мы знаем больше, чем о многих городах позднего средневековья, нам известен поименно весь его высший свет, до нас дошли свидетельства его технологического развития, какого европейская цивилизация достигла лишь в XIX веке - спешу заметить, что свидетельства эти материальны, их можно щупать. Полагать, что все это могло быть сочинено кучкой заговорщиков - значит безоговорочно выставить здравый рассудок за дверь.
У меня не было времени выяснять, откуда, по мнению Фоменко, взялась латынь, но мы хорошо знаем, что средневековая, так называемая "собачья" латынь была языком грамматически бедным, засоренным заимствованиями и утратившим первоначальное произношение. Поскольку Фоменко считает, к примеру, Цицерона выдуманным персонажем, чем-то вроде ошибки переписчика, все его сочинения, надо полагать, написаны теми же гуманистами Возрождения, которым для этого пришлось придумать новый язык - более гибкий, грамматически гораздо более сложный и выразительный, для чего у них не было никакого образца. А что тогда говорить о Виргилии и других поэтах, чьи стихи написаны по правилам, которых не знали даже в эпоху Возрождения?
Во всем, что касается лингвистики и археологии, невежество Фоменко и его собутыльников достигает поистине космических масштабов. Если приведенного примера недостаточно, можно обратиться к его последнему труду: здесь он доказывает, что Жанна д'Арк и библейская судья-пророчица Дебора - одно и то же лицо, на том основании, что и та, и другая пророчествовали и принимали участие в военных действиях. При этом он приводит параллели между старофранцузскими и древнееврейскими топонимами и именами, как будто и те, и другие писались русскими буквами. Академик Фоменко слыхом не слыхал о разнице между фонемой и знаком и о фонетических законах разных языковых групп.
Перед нами, конечно же, невежда и жулик, и остается только определить относительную долю обоих ингредиентов. Впрочем, во всей этой истории пока не видно русской специфики, хотя у Фоменко был в той же хронологической палате русский предшественник, бывший народоволец Николай Морозов. Но на Западе и во всем мире куда шире известен, к примеру, некто Иммануил Великовский, который в своем труде "Столкновение миров" объяснил, что землю постиг ряд космических катастроф, в результате чего у людей в уме все перемешалось, включая хронологию. Нельзя не заметить, как сильно людей с подобным диагнозом влечет к астрономии и космогонии - только здесь они обретают подобающие масштабы.
Собственно русская специфика начинается с момента свидания шарлатана с отечественной аудиторией, которая, будучи ввергнута в цинизм многолетней ложью, парадоксальным образом ловится на примитивную удочку, палку с ниткой, потому что все критерии сметены, и червяка не отличить от булавки. Журналисты легко отмахиваются от проблемы, именуя Фоменко "профессором кислых щей", но серьезным историкам, опасающимся за судьбу своей науки, приходится полемизировать всерьез и тем самым фактически ставить себя с Фоменко на одну доску.
Реальна ли опасность, симптомом которой является Фоменко? В конце-концов, репутация ученого - это не степень или титул, а публикации и ссылки в серьезных журналах, которых у Фоменко нет и никогда не будет. Опасность, тем не менее, существует и вполне реальна. Предоставлю слово Майклу Шермеру.
"Культуры, поощряющие развитие науки, будут прогрессивными. Культуры, препятствующие развитию науки, будут непрогрессивными. Это не делает одну культуру лучше, чем другая, или один образ жизни нравственнее, чем другой образ жизни, или один народ счастливее, чем другой. Но если индивидуум или группа желают образа жизни, который включает широкое разнообразие знаний и изделий, который видит ценность в новизне и перемене, желают непрерывно растущего уровня жизни, как он определен на промышленно развитом Западе, то такую культуру породит прогрессивная система, основанная на науке и технологии".
Наука - это единственный вид прогресса, возможный реально, а не просто в нашем личном или национальном воображении. Человек, эффективно компрометирующий науку в общественном сознании, стирающий грань между интеллектуальным подвигом и глупым розыгрышем, будь он академик или пациент, заимевший зуб на главврача, ставит на карту будущее страны. В сегодняшней атмосфере, когда большая часть культурного наследия Запада отвергается в инфантильной обиде, осталось лишь поменять западную науку, в которой Россия исторически соперничала с Западом и побивала его, на свою доморощенную, чтобы, опровергнув прошлое, заведомо отказаться от любого будущего и начать всю историю сначала. Вот только непонятно, куда посылать за новым Рюриком.
Есть еще один эффектный масштаб, которым можно измерить влияние науки на нашу повседневную жизнь. Для сегодняшних пенсионеров мир, в котором они живут, отличается от мира, в котором они родились, столь же сильно, как этот последний отличался, скажем, от эпохи Юлия Цезаря. Иными словами, любой из наших современников и, возможно, потомков, живет и будет жить как бы в самом центре мировой истории, ровно на ее переломе.
Что же такое наука, которая в союзе с технологией столь радикально меняет нашу жизнь, и в чем заключается ее отличие от других областей духовной деятельности человечества, многие из которых сегодня, ввиду высокой репутации науки, тоже претендуют на ее статус? Этот вопрос является центральным для Майкла Шермера, основателя и редактора журнала "Скептик". Миссия журнала как раз и состоит в том, чтобы защитить науку от посягательств претендентов - таких как парапсихология, уфология, астрология и десятки других. Согласно опросу Гэллапа от 1990 года, 52 процента американцев верят в астрологию, 46 - в парапсихологию, 42 - в общение с усопшими и, что уж совсем комично, 41 процент считает, что динозавры и люди некоторое время обитали на земле одновременно, бок о бок. Такая ситуация отличается лишь в деталях от подобной статистики других стран, включая Россию, но она, видимо, кажется Шермеру особенно тревожной именно потому, что Соединенные Штаты являются лидером в области науки и технологии.
На сайте журнала "Скептик" опубликована статья Майкла Шермера под названием "Наше ценнейшее достояние: отличие науки от псевдонауки". Это отличие имеет гораздо большее значение, чем чисто методологическое, потому что от него, как пытается показать автор, зависит судьба каждой страны и, в конечном счете, всего человечества.
Наука в том или ином обличии сопутствовала человеку на протяжении всей его истории, но формулировку ее сознательных и принципиальных методов возводят к английскому философу и государственному деятелю Фрэнсису Бейкону, которому принадлежит известное выражение "знание - сила". Именно он сформулировал основные принципы научного исследования, поиска чистого знания, не отягощенного решением сиюминутной технологической задачи. Эти конкретные принципы, сбор и обобщение информации, сегодня отвергнуты, но пафос, двигавший мыслью Бейкона, жив до сих пор: знание обладает силой независимо от его сиюминутных приложений, оно самоценно. При этом собственно научное знание принципиально отличается от всех других видов человеческого знания. Вот как формулирует это отличие Майкл Шермер.
"Наука прогрессивна, потому что в нее встроены определенные механизмы самокорректирования: эксперимент, подтверждение и фальсификация. Эти характеристики делают научную парадигму отличной от всякой другой парадигмы, в том числе псевдонауки, ненауки, предрассудка, мифа, религии и искусства. Причина, по которой псевдонаука, ненаука, предрассудок, миф, религия и искусство не являются прогрессивными, заключается в том, что они не имеют цели или механизма, который обеспечивал бы накопление знаний, основанных на прошлом. Прогресс, в этом накопительном смысле, не является их целью. Это - простое наблюдение, а не критика. Индивидуумы в этих парадигмах не стоят на плечах гигантов в таком смысле, в каком на них стоят ученые. Хотя в мифах, религиях и стилях искусства бывают изменения, это - не прогрессивные изменения:
Создание новой теории - это не снос старого амбара и возведение на его месте небоскреба. Это скорее подобно восхождению на гору, обретению все новых и более широких перспектив: Однако точка, из которой мы вышли, все еще существует и видна, хотя кажется меньше и составляет лишь маленькую часть широкого обзора, достигнутого преодоление препятствий на нашем рискованном пути вверх".
Итак, главные черты научного знания - это опровержимость и кумулятивность, то есть способность к накоплению и прогрессивному разрастанию. Они видны особенно контрастно в сравнении с религией, которую многие, по крайней мере ее приверженцы, тоже считают видом знания. Во-первых, религия неопровержима, то есть лишена механизма самокорректирования: вся основная информация содержится в ее исходных предпосылках, то есть догмах, и от приверженцев требуют не попыток опровержения для проверки истины, а безусловной веры. Во-вторых, религия не кумулятивна - заключенные в ней знания даны изначально, а изменения всегда радикальны и не включают прежних достижений: христианство не является составной частью ислама, католицизм не входит в лютеранство в качестве частного случая.
Наука устроена совсем по-другому. Такие популярные в свое время доктрины, как теория флогистона, мирового эфира или биологических катастроф были отвергнуты не потому, что у них было мало приверженцев или этим приверженцам недоставало рвения, а потому, что не выстояли натиска фактов, и сегодня они мертвы. С другой стороны, теория относительности Эйнштейна не опровергла прежних открытий Ньютона, а включила их как частный случай более общих уравнений, для сравнительно небольших масс и скоростей. В этом и заключается прогрессивность науки: опровергнутое отвергается, а подтвержденное включается в общий свод знаний, постоянно его расширяя.
Картина, впрочем, не настолько проста, и автор вовсе не пытается нарисовать ее проще, чем на самом деле. Наука - это большая семья дисциплин, а среди них есть более строгие, с точным математическим аппаратом и широкой возможностью эксперимента, и менее строгие, где математика - в лучшем случае на вторых ролях, а об эксперименте даже говорить не приходится. К числу таких падчериц науки принадлежат, конечно же, социологические дисциплины, и в первую очередь - история. Нельзя сказать, что исторических экспериментов вовсе не бывало - все мы еще не вполне опомнились от самого монументального, и можем лишь надеяться, что никому в голову не придет поставить контрольный опыт.
Именно с этой стороны вторжения псевдонауки приходится ожидать в первую очередь. С одной стороны, критерии истины в социальных науках не являются четкими и не станут такими в обозримое время: крах Римской Империи или октябрьский переворот в России нельзя записать в виде уравнения или теоремы. С другой, разного рода любители и диссиденты посягали и будут посягать даже на точные науки - сторонники теории плоской земли уже вымерли, но по сей день существует движение ниспровергателей теории относительности, хотя она не только исчерпывающе доказана экспериментально, но без учета ее положений невозможны, в чисто инженерном плане, сегодняшние полеты в космос.
Как бы то ни было, дать отповедь проповедникам альтернативной истории гораздо труднее, чем поборникам плоской земли, но вполне возможно. На помощь могут прийти все те же критерии, сформулированные Майклом Шермером: опровержимость, хотя в данном случае не путем эксперимента, и кумулятивность. С другой стороны, если оставлять такие теории без отповеди, это может привести к размыванию самого понятия научного критерия, уравнять науку в правах с псевдонаукой. Последствия такого уравнивания могут быть совсем не тривиальными - вплоть до катастрофических.
И тут мне, конечно же, приходит на ум один из самых актуальных примеров сегодняшнего дня, по крайней мере для России: академик Анатолий Фоменко с его методом "новой хронологии".
Судя по всему, поводом к историческим изысканиям Анатолия Фоменко послужили вполне оправданные сомнения в истинности отечественной истории - то есть, не обязательно истории отечества, а всей, в том виде, в каком она преподавалась в учебных заведениях этого отечества, в особенности в годы советской власти. Впрочем, дело здесь, наверное, не только в одной советской власти, но и в некоторых особенностях культурного развития России. Вопрос, если угодно, можно поставить вот каким образом: в какой степени развитие науки в той или иной стране обладает особым характером под влиянием ее национальной культуры? По мнению Майкла Шермера, такое влияние может быть лишь весьма ограниченным, оно не должно затрагивать самой сути науки - встроенной в нее прогрессивности.
"Не подлежит сомнению, что наука находится под сильным влиянием культуры, в которую она внедрена, и что ученые, возможно, заражены общей предвзятостью, заставляющей их думать о природе определенным образом. Но это ничего не отнимает от прогрессивной природы науки. Прогресс в этом смысле означает нейтральное, лишенное оценки описание. Прогресс ни хорош и не плох - он просто налицо. Многие полагают, что прогресс - благо, но немало и таких, которые считают прогресс разрушительным, и они, в свою очередь, не любят науку и технологию - по крайней мере, они последовательны".
Россия позаимствовала идею чистой науки на Западе, в комплекте прочего культурного импорта, навязанного реформами Петра. Судьбы различных предметов этого импорта были в России разными, но успех науки оказался феноменальным. Можно назвать по крайней мере одну научную революцию, так называемую "смену парадигмы", которая пришла в мировую науку из России: это периодическая таблица элементов Менделеева.
Дальнейшие успехи, в том числе и в годы советской власти, тоже были внушительными: открытия русских и советских физиков и химиков во многом изменили картину известного нам мира, хотя отечественная биология, которую в те годы еще не числили в точных науках, была сокрушена попечением деспота.
Социальные науки, однако, в России не слишком привились из-за особенностей ее общественного устройства, и в этом смысле переход от царского режима к советскому был не столько качественным, сколько количественным скачком. Российская историческая наука не дала миру таких светил, как физика или химия, она не сбросила кокона провинциальности, а в объятиях сталинизма попросту задохнулась. В результате Россия имеет сомнительную честь быть единственным культурно развитым государством, полную историю которого невозможно почерпнуть из произведений ее уроженцев. Последней и не имеющей соперников интерпретацией российской истории стала книга британского ученого Джеффри Хоскинга "Россия: народ и империя", но и она, судя по слабым отзвукам, осталась непонятой из-за неопределенности в русском публичном диалоге таких терминов как "нация" и "империя".
Анатолий Фоменко, заставший такую ситуацию, решил ее исправить самым радикальным образом - не распыляя внимания на мелкие факты, а путем пересмотра, как ему казалось, первопричины всех бед. По образованию он математик, а о собственно исторических методах имеет весьма туманное представление и относится к ним пренебрежительно. Поэтому он подошел к проблеме чисто "научно", с методами астрономии и статистики, которые здесь нет времени описывать, и пришел к совершенно радикальным выводам: он сократил всю мировую историю как минимум на тысячу лет, а все сколько-нибудь заслуживающие доверия письменные источники отнес, самое раннее, к X веку нашей эры, то есть к средневековью.
Произведя эту фундаментальную революцию, академик вместе с соавторами принялся переписывать всю мировую историю заново, отождествляя древние события и персонажей с более новыми, на его взгляд более достоверными. История, которая у него в результате получилась, могла быть написана творческим коллективом пациентов клиники Кащенко - я не буду тратить времени ни на ее изложение, ни на опровержение, но приведу иллюстративные примеры с разоблачениями.
Поскольку классической древности по хронологии Фоменко не существовало, он пришел к выводу, что она в значительной своей части была выдумана мудрецами эпохи Возрождения, которые написали ее историю и литературные памятники. Каждому, кто хоть немного знает историю классической древности, понятно, насколько сложна эта сеть переплетенных фактов, внутренней очевидности и взаимно подкрепляющих друг друга свидетельств. О Риме первого века нашей эры мы знаем больше, чем о многих городах позднего средневековья, нам известен поименно весь его высший свет, до нас дошли свидетельства его технологического развития, какого европейская цивилизация достигла лишь в XIX веке - спешу заметить, что свидетельства эти материальны, их можно щупать. Полагать, что все это могло быть сочинено кучкой заговорщиков - значит безоговорочно выставить здравый рассудок за дверь.
У меня не было времени выяснять, откуда, по мнению Фоменко, взялась латынь, но мы хорошо знаем, что средневековая, так называемая "собачья" латынь была языком грамматически бедным, засоренным заимствованиями и утратившим первоначальное произношение. Поскольку Фоменко считает, к примеру, Цицерона выдуманным персонажем, чем-то вроде ошибки переписчика, все его сочинения, надо полагать, написаны теми же гуманистами Возрождения, которым для этого пришлось придумать новый язык - более гибкий, грамматически гораздо более сложный и выразительный, для чего у них не было никакого образца. А что тогда говорить о Виргилии и других поэтах, чьи стихи написаны по правилам, которых не знали даже в эпоху Возрождения?
Во всем, что касается лингвистики и археологии, невежество Фоменко и его собутыльников достигает поистине космических масштабов. Если приведенного примера недостаточно, можно обратиться к его последнему труду: здесь он доказывает, что Жанна д'Арк и библейская судья-пророчица Дебора - одно и то же лицо, на том основании, что и та, и другая пророчествовали и принимали участие в военных действиях. При этом он приводит параллели между старофранцузскими и древнееврейскими топонимами и именами, как будто и те, и другие писались русскими буквами. Академик Фоменко слыхом не слыхал о разнице между фонемой и знаком и о фонетических законах разных языковых групп.
Перед нами, конечно же, невежда и жулик, и остается только определить относительную долю обоих ингредиентов. Впрочем, во всей этой истории пока не видно русской специфики, хотя у Фоменко был в той же хронологической палате русский предшественник, бывший народоволец Николай Морозов. Но на Западе и во всем мире куда шире известен, к примеру, некто Иммануил Великовский, который в своем труде "Столкновение миров" объяснил, что землю постиг ряд космических катастроф, в результате чего у людей в уме все перемешалось, включая хронологию. Нельзя не заметить, как сильно людей с подобным диагнозом влечет к астрономии и космогонии - только здесь они обретают подобающие масштабы.
Собственно русская специфика начинается с момента свидания шарлатана с отечественной аудиторией, которая, будучи ввергнута в цинизм многолетней ложью, парадоксальным образом ловится на примитивную удочку, палку с ниткой, потому что все критерии сметены, и червяка не отличить от булавки. Журналисты легко отмахиваются от проблемы, именуя Фоменко "профессором кислых щей", но серьезным историкам, опасающимся за судьбу своей науки, приходится полемизировать всерьез и тем самым фактически ставить себя с Фоменко на одну доску.
Реальна ли опасность, симптомом которой является Фоменко? В конце-концов, репутация ученого - это не степень или титул, а публикации и ссылки в серьезных журналах, которых у Фоменко нет и никогда не будет. Опасность, тем не менее, существует и вполне реальна. Предоставлю слово Майклу Шермеру.
"Культуры, поощряющие развитие науки, будут прогрессивными. Культуры, препятствующие развитию науки, будут непрогрессивными. Это не делает одну культуру лучше, чем другая, или один образ жизни нравственнее, чем другой образ жизни, или один народ счастливее, чем другой. Но если индивидуум или группа желают образа жизни, который включает широкое разнообразие знаний и изделий, который видит ценность в новизне и перемене, желают непрерывно растущего уровня жизни, как он определен на промышленно развитом Западе, то такую культуру породит прогрессивная система, основанная на науке и технологии".
Наука - это единственный вид прогресса, возможный реально, а не просто в нашем личном или национальном воображении. Человек, эффективно компрометирующий науку в общественном сознании, стирающий грань между интеллектуальным подвигом и глупым розыгрышем, будь он академик или пациент, заимевший зуб на главврача, ставит на карту будущее страны. В сегодняшней атмосфере, когда большая часть культурного наследия Запада отвергается в инфантильной обиде, осталось лишь поменять западную науку, в которой Россия исторически соперничала с Западом и побивала его, на свою доморощенную, чтобы, опровергнув прошлое, заведомо отказаться от любого будущего и начать всю историю сначала. Вот только непонятно, куда посылать за новым Рюриком.