2 декабря 1998 года газета New York Times сообщила, что Соединенные Штаты, до тех пор соблюдавшие молчаливый нейтралитет в деле депортации и суда над бывшим чилийским диктатором Аугусто Пиночетом, решили рассекретить некоторые документы, связанные с пытками и убийствами в Чили в годы правления Пиночета. А поскольку речь идет не о столь уж далеком прошлом, вполне естественно, что такое решение администрации Клинтона вызвало тревогу у некоторых лиц, в той или иной степени причастных к упомянутым событиям. В их числе был и Генри Киссинджер, советник по национальной безопасности, а затем государственный секретарь в правительстве Ричарда Никсона. Симптомы этого беспокойства саркастически описывает Кристофер Хитченс в статье, опубликованной в журнале Harpers, но сегодня речь пойдет не о симптомах, а о мотивах. Статья Хитченса называется "Досье на Генри Киссинджера: становление военного преступника". Это - всего лишь первая часть, продолжения надо ожидать в мартовском номере, а по объему и плотности содержания угадывается планируемая книга.
Поскольку любителей посягнуть на авторитеты в мире хоть отбавляй, бросим хотя бы беглый взгляд на досье самого Кристофера Хитченса. Его, гражданина Великобритании можно, пожалуй, отнести к числу самых известных американских журналистов, причем с репутацией охотника на священных коров: одной из его мишеней стала в ту пору еще здравствующая всемирная любимица Мать Тереза, которой он посвятил книгу с жестоким названием "Миссионерская позиция".
Хитченс - человек откровенно левых взглядов, куда радикальнее магистрального направления американской прессы, которую только ленивый не обвиняет в левизне. Уже много лет он является постоянным сотрудником лево-либерального журнала Nation, но часто пишет и для многих других, и его имя почти гарантирует сенсацию, порой на грани скандала. Спору нет, и на этот раз он выбрал себе тему не для слабонервных. Сам Кристофер Хитченс вполне понимает, что его проще, чем кого либо другого, обвинить в пристрастии, и поэтому с первых строк выкладывает карты на стол.
"У читателя не останется никакого сомнения, и уж лучше мне заявить в самом начале, что этот материал написан политическим противником Генри Киссинджера. Тем не менее, я не переставал изумляться тому, какое количество враждебного и дискредитирующего материала мне пришлось обойти вниманием. Для меня представляли интерес только те поступки Киссинджера, которые могут дать основания для возбуждения уголовного дела: за военные преступления, за преступления против человечности, а также за преступления в рамках обычного или международного права, включая заговор с целью совершения убийства, похищение и пытки".
Таким образом, партия начинается с жертвы ладьи: автор настолько уверен в своем материале, что согласен излагать его под неусыпным подозрением.
"Досье" в данном случае - не столько метафора, сколько жанр. Хитченс представляет тему за темой или, если уж прибегать к его уголовно-процессуальной терминологии, статью за статьей. Первая часть открывается "вьетнамским делом".
В 1968 году в Соединенных Штатах предстояли президентские выборы, и для правящей демократической администрации огромным бременем и препятствием была затянувшаяся и непопулярная война во Вьетнаме. Президент Линдон Джонсон решил отказаться от участия в выборах, и кандидатом от демократической партии стал вице-президент Хьюберт Хамфри. Важным элементом стратегии по реабилитации партии и повышению шансов ее кандидата была перспектива мирного урегулирования вьетнамского конфликта. С этой целью в строжайшем секрете проводилась дипломатическая кампания по установлению перемирия и прекращению бомбардировок с тем, чтобы можно было начать в Париже мирные переговоры между Северным и Южным Вьетнамом. Однако, за три дня до выборов президент Южного Вьетнама Тхиеу отказался от переговоров, и война продолжалась еще 4 года. Хьюберт Хамфри потерпел на выборах поражение, а президентом США стал республиканец Ричард Никсон. У демократов практически не было сомнения в том, что именно люди Никсона саботировали переговоры, обещая Тхиеу, что, придя к власти, они смогут предложить ему более выгодные условия. Но демократам было невдомек, кто мог посвятить их соперников в ход секретных переговоров.
На основе анализа многочисленных документов, мемуаров и дневников Кристофер Хитченс приходит к выводу, что тайным агентом республиканцев был никто иной как Генри Киссинджер, в ту пору один из советников губернатора штата Нью-Йорк Нельсона Рокфеллера. Рокфеллер, конечно же, был умеренным республиканцем, но Киссинджер всячески афишировал свое презрение к Никсону, и демократы ему вполне доверяли. По словам участника переговоров Ричарда Холбрука, "Генри был единственным человеком за пределами правительства, с которым нам было позволено обсуждать переговоры".
Киссинджер вступил в тайный контакт с руководителем избирательной кампании Никсона Джоном Митчеллом, который вел секретные переговоры с вьетнамцами от лица будущей администрации. Именно Киссинджер предупредил Никсона о готовящемся прекращении бомбардировок и посоветовал ему воздержаться от выступления с новыми инициативами по Вьетнаму. Помимо правительственных каналов у него были доверенные лица в самом Вьетнаме, от которых он получал полезные для Никсона сведения. При этом Киссинджер категорически настаивал, чтобы его роль в этом деле держалась в строжайшем секрете - просьба, которую Никсон удовлетворил.
Когда Никсон пришел к власти, Генри Киссинджер получил желанную награду: пост советника президента по национальной безопасности, впоследствии повышение в государственные секретари. А в феврале 1969 года в журнале Foreign Affairs была опубликована статья самого Киссинджера с оценкой неудавшихся парижских переговоров по Вьетнаму Джонсона-Хамфри. Как отмечает Кристофер Хитченс, по всем основным пунктам эта оценка положительной - иными словами, возражений у Киссинджера не было. Об этом свидетельствует и тот факт, что когда, четыре года спустя, Киссинджер провел свои собственные переговоры по Вьетнаму, завершившиеся мирным соглашением, условия были практически теми же, что и в 1969 году. Но это были четыре года жестокой войны, которые унесли жизни 20 тысяч американцев и сотен тысяч вьетнамцев, камбоджийцев и лаотянцев - ради чего?
Согласно выводам Хитченса, Киссинджер саботировал мирные переговоры демократов с единственной целью: обеспечить приход к власти Ричарда Никсона. А поскольку никакой симпатии к Никсону он изначально не испытывал, эту цель можно определить еще уже: у Киссинджера не было иных мотивов, кроме собственной карьеры. Нет никаких оснований полагать, что война была продолжена с тем, чтобы завершить ее на более выгодных условиях - у республиканцев не было в запасе никаких стратегических планов; как и демократы, они понимали, что война во Вьетнаме если и не проиграна в прямом смысле, то уж по крайней мере переступила ту грань, когда можно ожидать победы.
В ту пору, когда, по мнению Хитченса, Генри Киссинджер обрекал миллионы людей на четыре дополнительных года в военном аду, он был просто частным лицом, и такими же частными лицами были его то ли клиенты, то ли патроны - люди команды Никсона. Их любое вмешательство в дипломатический процесс было противозаконным, - даже вмешательство по самым высшим мотивам. Но мотивы, вменяемые Киссинджеру, трудно отнести к высшим.
Прежде, чем перейти ко второму пункту обвинительного заключения Кристофера Хитченса, напомню, что за свои усилия по окончанию Вьетнамской войны Генри Киссинджер был удостоен Нобелевской премии мира.
Досье Кристофера Хитченса слишком обширно, чтобы привести его в передаче без купюр, даже конспективно. Поэтому я опускаю эпизод с так называемой "рождественской" бомбардировкой Северного Вьетнама и инцидент с американским коммерческим судном "Маягез". Следующий пункт обвинения - бомбардировка Камбоджи.
В вину Камбодже был поставлен тот факт, что на ее территории укрывались бойцы Вьетконга, партизанского движения, поддерживаемого Севером. В скором времени после прихода к власти администрации Никсона была секретно разработана и приведена в исполнение программа бомбардировок камбоджийских деревень. Генри Киссинджер принимал прямое участие в осуществлении этой программы. При этом не было сделано никаких предупреждений гражданскому населению, так как секретность операции потеряла бы смысл. Бомбардировки проводились самолетами B-52 с высоты, которая не давала пилотам возможности отличать гражданское население от партизан. Сам Киссинджер, давая показания в сенатском комитете по иностранным делам, утверждал, что эти районы не заселены, однако в меморандуме объединенного комитета начальников штабов приводится точная статистика мирного населения по стадиям операции. В том же меморандуме указывается, что внезапность атаки "имеет тенденцию увеличивать число жертв".
Поразительна также статистика потерь противника, которая в сумме намного превышает любые реальные цифры, причем сплошь и рядом указывается, что жертвы не имели при себе никакого оружия. Как хорошо известно, Вьетконг, благодаря щедрым китайским поставкам, располагал оружием в избытке, и большинство этих жертв бомбежек и статистики наверняка были мирные жители. Согласно осторожным оценкам, общее число жертв среди гражданского населения Камбоджи составило около 350 тысяч человек, а в Лаосе, который вскоре был тоже втянут в конфликт - 600 тысяч.
Камбоджа и Лаос, суверенные государства, были втянуты во вьетнамский конфликт без объявления войны и без уведомления Конгресса, и страданиям их мирного населения трудно подобрать оправдание, даже чисто стратегическое. Ричарду Никсону с трудом удалось избежать предъявления соответствующих обвинений в процессе импичмента. Но его государственный секретарь, в равной мере несущий ответственность за операции в Индокитае, так и не дал адекватного объяснения. Как не устает подчеркивать Кристофер Хитченс, каждая жертва в этой войне после 1968 года была лишней.
Следующей акт этой драмы переносит нас в Чили, где в 1970 году на выборах относительное большинство голосов получил левый кандидат, Сальвадор Альенде. Такое развитие событий вызвало недовольство в Овальном кабинете, где было принято решение любыми средствами воспрепятствовать утверждению Альенде на посту президента, что, в соответствии с конституцией страны, должен был сделать парламент по истечении двух месяцев после выборов. Генри Киссинджер, до этого не проявлявший к Чили никакого интереса и презрительно называвший страну "кинжалом, нацеленным в сердце Антарктики", возглавил эту операцию. В описании этих событий Кристофер Хитченс опирается на подробное расследование, проведенное Симуром Хершем и другими американскими журналистами.
В общих чертах план предусматривал осуществление государственного переворота силами чилийской армии, но на этом пути стояли серьезные препятствия. В отличие от многих других латиноамериканских стран, в Чили армия не имела традиций вмешательства в политику, и изменить эти традиции в короткий срок не представлялось возможным. Кроме того, во главе армии стоял генерал Рене Шнайдер - человек высоких принципов, на сотрудничество которого рассчитывать не приходилось. Тогда было решено устранить его, предпочтительно путем похищения, таким образом, чтобы подозрение пало на левые круги, и в стране возник конституционный кризис. В Сантьяго стали предлагать 50 тысяч долларов офицерам, которые взяли бы на себя такую миссию, хотя даже глава ЦРУ Ричард Хелмс уверял, что шансов на успех исключительно мало.
Вопреки советам Хелмса, а также посла США в Чили Эдварда Корри, выбор Киссинджера пал на отставного генерала Роберто Вио, члена правоэкстремистской группировки "Родина и свобода", ранее замешанного в попытке государственного переворота. Ему были обещаны автоматы и гранаты со слезоточивым газом. В ответ на предупреждения агентов ЦРУ о том, что Вио слишком безумен, чтобы ему доверять, была организована вторая группа захвата во главе генералом Камило Валенсуэлой. Речь по-прежнему шла якобы только о похищении, но никаких указаний относительно дальнейшей судьбы заложника дано не было, и поэтому предсказать результат было нетрудно.
Вечером 19 октября группа Валенсуэлы с подкреплением от Вио совершила первую попытку захвата - безуспешную, потому что генерал Шнайдер оказался не в той машине, на которой сосредоточились террористы. Валенсуэле и его помощникам было приказано выдать по 50 тысяч долларов при условии, что они предпримут новую попытку, и 20 октября они вновь взялись за оружие - опять безуспешно. 22 октября Валенсуэле были переданы обещанные автоматы, но его опередили: группе Вио удалось убить Шнайдера.
Впоследствии Киссинджер утверждал, что не несет ответственности за этот инцидент, поскольку в соответствии с первоначальным уговором речь шла только о похищении, и ссылаясь на то, что Вио получил распоряжение воздержаться от действий. Но члены группы Вио участвовали в операции Валенсуэлы на всех ее стадиях, и провести границу между двумя заговорами трудно. Как замечает Хитченс, во всех цивилизованных странах, в том числе в США, попытка похищения, при которой похищаемого убивают, является не смягчающим, а отягчающим обстоятельством. Однако сенатский комитет по делам разведки не усмотрел такого обстоятельства, отметив, что автоматы, выданные Валенсуэле, при убийстве не использовались, и что само убийство не значилось в первоначальных планах.
Трудно, однако, отмахнуться от заключения, что перед нами - акт террора.
Я привел лишь некоторые из обвинений, содержащихся в первой части статьи Кристофера Хитченса. Предстоит еще вторая часть, а в мае ожидается публикация книги. Хитченс обвиняет Генри Киссинджера в военных преступлениях, преступлениях против человечности и терроризме, за которые он должен отвечать перед судом - либо в Соединенных Штатах, либо перед международным трибуналом. Насколько вероятно такое развитие событий?
Испокон веков ответственность руководителей государства за поступки, совершенные ими в период этого руководства, была минимальной, если исключить простые акты мести, дворцовые перевороты и революции, которые трудно считать инструментами юстиции. Их оберегал принцип так называемого "суверенного иммунитета", в соответствии с которым тот, перед кем отвечают все, не отвечает ни перед кем. Такой принцип больше подходит деспотической монархии, чем демократии, но до известных пор на его страже стояла слепая традиция.
Первый удар по "суверенному иммунитету" нанес Нюрнбергский процесс, вынесший приговоры руководителям нацистской Германии. С юридической точки зрения он не слишком состоятелен, поскольку побежденных судили победители по несуществующим законам, а среди обвинителей палачей был такой же палач Вышинский. Но мы живем в эпоху, когда начинает оформляться структура международного уголовного права, и одним из первых реальных прецедентов стал арест генерала Пиночета в Великобритании. Теперь ему предстоит отвечать перед судом собственной страны, и мы пока не вправе судить ни об исходе этого процесса, ни о прецеденте. Трудно, однако, удержаться от заключения, что время "суверенного иммунитета" проходит - вспомним хотя бы об ордере на арест бывшего президента Югославии Слободана Милошевича, выданном Гаагским трибуналом. Возможно ли, что мы, или хотя бы наши дети, будут жить в мире, где ответственность деспота или вельможи за свои поступки сравняется с нашей собственной, где за убийство, шантаж или воровство, не говоря уже о пытках или геноциде, ему будет отмеряться той же мерой? Я хотел бы ответить на этот вопрос утвердительно, но проще предоставить заключительное слово Кристоферу Хитченсу.
"Если меры не будут приняты, правосудию будет нанесено двойное или тройное оскорбление. Во-первых, это будет нарушением важнейшего и в наше время не подлежащего сомнению принципа, согласно которому даже те, кто обладает высшей властью, не могут быть выше закона. Во-вторых, это создаст впечатление, что уголовное преследование за военные преступления и преступления против человечности - удел неудачников или мелких деспотов из не заслуживающих внимания стран. Это, в свою очередь, приведет к политизации потенциально благородного процесса и оправданному подозрению в существовании двойных стандартов.
Многие, если не большинство из политических партнеров Киссинджера, в Греции и Чили, в Аргентине и Индонезии, сегодня находятся в тюрьме или в ожидании суда. Его собственная одинокая безнаказанность отвратительна... Если оставить ее как есть, мы постыдно подтвердим слова древнего философа Анахарсиса, утверждавшего, что закон подобен паутине: достаточно силен, чтобы удержать слабого, и слишком слаб для сильного. Во имя бесчисленных жертв, известных и неизвестных, пришло время свершиться правосудию".
Поскольку любителей посягнуть на авторитеты в мире хоть отбавляй, бросим хотя бы беглый взгляд на досье самого Кристофера Хитченса. Его, гражданина Великобритании можно, пожалуй, отнести к числу самых известных американских журналистов, причем с репутацией охотника на священных коров: одной из его мишеней стала в ту пору еще здравствующая всемирная любимица Мать Тереза, которой он посвятил книгу с жестоким названием "Миссионерская позиция".
Хитченс - человек откровенно левых взглядов, куда радикальнее магистрального направления американской прессы, которую только ленивый не обвиняет в левизне. Уже много лет он является постоянным сотрудником лево-либерального журнала Nation, но часто пишет и для многих других, и его имя почти гарантирует сенсацию, порой на грани скандала. Спору нет, и на этот раз он выбрал себе тему не для слабонервных. Сам Кристофер Хитченс вполне понимает, что его проще, чем кого либо другого, обвинить в пристрастии, и поэтому с первых строк выкладывает карты на стол.
"У читателя не останется никакого сомнения, и уж лучше мне заявить в самом начале, что этот материал написан политическим противником Генри Киссинджера. Тем не менее, я не переставал изумляться тому, какое количество враждебного и дискредитирующего материала мне пришлось обойти вниманием. Для меня представляли интерес только те поступки Киссинджера, которые могут дать основания для возбуждения уголовного дела: за военные преступления, за преступления против человечности, а также за преступления в рамках обычного или международного права, включая заговор с целью совершения убийства, похищение и пытки".
Таким образом, партия начинается с жертвы ладьи: автор настолько уверен в своем материале, что согласен излагать его под неусыпным подозрением.
"Досье" в данном случае - не столько метафора, сколько жанр. Хитченс представляет тему за темой или, если уж прибегать к его уголовно-процессуальной терминологии, статью за статьей. Первая часть открывается "вьетнамским делом".
В 1968 году в Соединенных Штатах предстояли президентские выборы, и для правящей демократической администрации огромным бременем и препятствием была затянувшаяся и непопулярная война во Вьетнаме. Президент Линдон Джонсон решил отказаться от участия в выборах, и кандидатом от демократической партии стал вице-президент Хьюберт Хамфри. Важным элементом стратегии по реабилитации партии и повышению шансов ее кандидата была перспектива мирного урегулирования вьетнамского конфликта. С этой целью в строжайшем секрете проводилась дипломатическая кампания по установлению перемирия и прекращению бомбардировок с тем, чтобы можно было начать в Париже мирные переговоры между Северным и Южным Вьетнамом. Однако, за три дня до выборов президент Южного Вьетнама Тхиеу отказался от переговоров, и война продолжалась еще 4 года. Хьюберт Хамфри потерпел на выборах поражение, а президентом США стал республиканец Ричард Никсон. У демократов практически не было сомнения в том, что именно люди Никсона саботировали переговоры, обещая Тхиеу, что, придя к власти, они смогут предложить ему более выгодные условия. Но демократам было невдомек, кто мог посвятить их соперников в ход секретных переговоров.
На основе анализа многочисленных документов, мемуаров и дневников Кристофер Хитченс приходит к выводу, что тайным агентом республиканцев был никто иной как Генри Киссинджер, в ту пору один из советников губернатора штата Нью-Йорк Нельсона Рокфеллера. Рокфеллер, конечно же, был умеренным республиканцем, но Киссинджер всячески афишировал свое презрение к Никсону, и демократы ему вполне доверяли. По словам участника переговоров Ричарда Холбрука, "Генри был единственным человеком за пределами правительства, с которым нам было позволено обсуждать переговоры".
Киссинджер вступил в тайный контакт с руководителем избирательной кампании Никсона Джоном Митчеллом, который вел секретные переговоры с вьетнамцами от лица будущей администрации. Именно Киссинджер предупредил Никсона о готовящемся прекращении бомбардировок и посоветовал ему воздержаться от выступления с новыми инициативами по Вьетнаму. Помимо правительственных каналов у него были доверенные лица в самом Вьетнаме, от которых он получал полезные для Никсона сведения. При этом Киссинджер категорически настаивал, чтобы его роль в этом деле держалась в строжайшем секрете - просьба, которую Никсон удовлетворил.
Когда Никсон пришел к власти, Генри Киссинджер получил желанную награду: пост советника президента по национальной безопасности, впоследствии повышение в государственные секретари. А в феврале 1969 года в журнале Foreign Affairs была опубликована статья самого Киссинджера с оценкой неудавшихся парижских переговоров по Вьетнаму Джонсона-Хамфри. Как отмечает Кристофер Хитченс, по всем основным пунктам эта оценка положительной - иными словами, возражений у Киссинджера не было. Об этом свидетельствует и тот факт, что когда, четыре года спустя, Киссинджер провел свои собственные переговоры по Вьетнаму, завершившиеся мирным соглашением, условия были практически теми же, что и в 1969 году. Но это были четыре года жестокой войны, которые унесли жизни 20 тысяч американцев и сотен тысяч вьетнамцев, камбоджийцев и лаотянцев - ради чего?
Согласно выводам Хитченса, Киссинджер саботировал мирные переговоры демократов с единственной целью: обеспечить приход к власти Ричарда Никсона. А поскольку никакой симпатии к Никсону он изначально не испытывал, эту цель можно определить еще уже: у Киссинджера не было иных мотивов, кроме собственной карьеры. Нет никаких оснований полагать, что война была продолжена с тем, чтобы завершить ее на более выгодных условиях - у республиканцев не было в запасе никаких стратегических планов; как и демократы, они понимали, что война во Вьетнаме если и не проиграна в прямом смысле, то уж по крайней мере переступила ту грань, когда можно ожидать победы.
В ту пору, когда, по мнению Хитченса, Генри Киссинджер обрекал миллионы людей на четыре дополнительных года в военном аду, он был просто частным лицом, и такими же частными лицами были его то ли клиенты, то ли патроны - люди команды Никсона. Их любое вмешательство в дипломатический процесс было противозаконным, - даже вмешательство по самым высшим мотивам. Но мотивы, вменяемые Киссинджеру, трудно отнести к высшим.
Прежде, чем перейти ко второму пункту обвинительного заключения Кристофера Хитченса, напомню, что за свои усилия по окончанию Вьетнамской войны Генри Киссинджер был удостоен Нобелевской премии мира.
Досье Кристофера Хитченса слишком обширно, чтобы привести его в передаче без купюр, даже конспективно. Поэтому я опускаю эпизод с так называемой "рождественской" бомбардировкой Северного Вьетнама и инцидент с американским коммерческим судном "Маягез". Следующий пункт обвинения - бомбардировка Камбоджи.
В вину Камбодже был поставлен тот факт, что на ее территории укрывались бойцы Вьетконга, партизанского движения, поддерживаемого Севером. В скором времени после прихода к власти администрации Никсона была секретно разработана и приведена в исполнение программа бомбардировок камбоджийских деревень. Генри Киссинджер принимал прямое участие в осуществлении этой программы. При этом не было сделано никаких предупреждений гражданскому населению, так как секретность операции потеряла бы смысл. Бомбардировки проводились самолетами B-52 с высоты, которая не давала пилотам возможности отличать гражданское население от партизан. Сам Киссинджер, давая показания в сенатском комитете по иностранным делам, утверждал, что эти районы не заселены, однако в меморандуме объединенного комитета начальников штабов приводится точная статистика мирного населения по стадиям операции. В том же меморандуме указывается, что внезапность атаки "имеет тенденцию увеличивать число жертв".
Поразительна также статистика потерь противника, которая в сумме намного превышает любые реальные цифры, причем сплошь и рядом указывается, что жертвы не имели при себе никакого оружия. Как хорошо известно, Вьетконг, благодаря щедрым китайским поставкам, располагал оружием в избытке, и большинство этих жертв бомбежек и статистики наверняка были мирные жители. Согласно осторожным оценкам, общее число жертв среди гражданского населения Камбоджи составило около 350 тысяч человек, а в Лаосе, который вскоре был тоже втянут в конфликт - 600 тысяч.
Камбоджа и Лаос, суверенные государства, были втянуты во вьетнамский конфликт без объявления войны и без уведомления Конгресса, и страданиям их мирного населения трудно подобрать оправдание, даже чисто стратегическое. Ричарду Никсону с трудом удалось избежать предъявления соответствующих обвинений в процессе импичмента. Но его государственный секретарь, в равной мере несущий ответственность за операции в Индокитае, так и не дал адекватного объяснения. Как не устает подчеркивать Кристофер Хитченс, каждая жертва в этой войне после 1968 года была лишней.
Следующей акт этой драмы переносит нас в Чили, где в 1970 году на выборах относительное большинство голосов получил левый кандидат, Сальвадор Альенде. Такое развитие событий вызвало недовольство в Овальном кабинете, где было принято решение любыми средствами воспрепятствовать утверждению Альенде на посту президента, что, в соответствии с конституцией страны, должен был сделать парламент по истечении двух месяцев после выборов. Генри Киссинджер, до этого не проявлявший к Чили никакого интереса и презрительно называвший страну "кинжалом, нацеленным в сердце Антарктики", возглавил эту операцию. В описании этих событий Кристофер Хитченс опирается на подробное расследование, проведенное Симуром Хершем и другими американскими журналистами.
В общих чертах план предусматривал осуществление государственного переворота силами чилийской армии, но на этом пути стояли серьезные препятствия. В отличие от многих других латиноамериканских стран, в Чили армия не имела традиций вмешательства в политику, и изменить эти традиции в короткий срок не представлялось возможным. Кроме того, во главе армии стоял генерал Рене Шнайдер - человек высоких принципов, на сотрудничество которого рассчитывать не приходилось. Тогда было решено устранить его, предпочтительно путем похищения, таким образом, чтобы подозрение пало на левые круги, и в стране возник конституционный кризис. В Сантьяго стали предлагать 50 тысяч долларов офицерам, которые взяли бы на себя такую миссию, хотя даже глава ЦРУ Ричард Хелмс уверял, что шансов на успех исключительно мало.
Вопреки советам Хелмса, а также посла США в Чили Эдварда Корри, выбор Киссинджера пал на отставного генерала Роберто Вио, члена правоэкстремистской группировки "Родина и свобода", ранее замешанного в попытке государственного переворота. Ему были обещаны автоматы и гранаты со слезоточивым газом. В ответ на предупреждения агентов ЦРУ о том, что Вио слишком безумен, чтобы ему доверять, была организована вторая группа захвата во главе генералом Камило Валенсуэлой. Речь по-прежнему шла якобы только о похищении, но никаких указаний относительно дальнейшей судьбы заложника дано не было, и поэтому предсказать результат было нетрудно.
Вечером 19 октября группа Валенсуэлы с подкреплением от Вио совершила первую попытку захвата - безуспешную, потому что генерал Шнайдер оказался не в той машине, на которой сосредоточились террористы. Валенсуэле и его помощникам было приказано выдать по 50 тысяч долларов при условии, что они предпримут новую попытку, и 20 октября они вновь взялись за оружие - опять безуспешно. 22 октября Валенсуэле были переданы обещанные автоматы, но его опередили: группе Вио удалось убить Шнайдера.
Впоследствии Киссинджер утверждал, что не несет ответственности за этот инцидент, поскольку в соответствии с первоначальным уговором речь шла только о похищении, и ссылаясь на то, что Вио получил распоряжение воздержаться от действий. Но члены группы Вио участвовали в операции Валенсуэлы на всех ее стадиях, и провести границу между двумя заговорами трудно. Как замечает Хитченс, во всех цивилизованных странах, в том числе в США, попытка похищения, при которой похищаемого убивают, является не смягчающим, а отягчающим обстоятельством. Однако сенатский комитет по делам разведки не усмотрел такого обстоятельства, отметив, что автоматы, выданные Валенсуэле, при убийстве не использовались, и что само убийство не значилось в первоначальных планах.
Трудно, однако, отмахнуться от заключения, что перед нами - акт террора.
Я привел лишь некоторые из обвинений, содержащихся в первой части статьи Кристофера Хитченса. Предстоит еще вторая часть, а в мае ожидается публикация книги. Хитченс обвиняет Генри Киссинджера в военных преступлениях, преступлениях против человечности и терроризме, за которые он должен отвечать перед судом - либо в Соединенных Штатах, либо перед международным трибуналом. Насколько вероятно такое развитие событий?
Испокон веков ответственность руководителей государства за поступки, совершенные ими в период этого руководства, была минимальной, если исключить простые акты мести, дворцовые перевороты и революции, которые трудно считать инструментами юстиции. Их оберегал принцип так называемого "суверенного иммунитета", в соответствии с которым тот, перед кем отвечают все, не отвечает ни перед кем. Такой принцип больше подходит деспотической монархии, чем демократии, но до известных пор на его страже стояла слепая традиция.
Первый удар по "суверенному иммунитету" нанес Нюрнбергский процесс, вынесший приговоры руководителям нацистской Германии. С юридической точки зрения он не слишком состоятелен, поскольку побежденных судили победители по несуществующим законам, а среди обвинителей палачей был такой же палач Вышинский. Но мы живем в эпоху, когда начинает оформляться структура международного уголовного права, и одним из первых реальных прецедентов стал арест генерала Пиночета в Великобритании. Теперь ему предстоит отвечать перед судом собственной страны, и мы пока не вправе судить ни об исходе этого процесса, ни о прецеденте. Трудно, однако, удержаться от заключения, что время "суверенного иммунитета" проходит - вспомним хотя бы об ордере на арест бывшего президента Югославии Слободана Милошевича, выданном Гаагским трибуналом. Возможно ли, что мы, или хотя бы наши дети, будут жить в мире, где ответственность деспота или вельможи за свои поступки сравняется с нашей собственной, где за убийство, шантаж или воровство, не говоря уже о пытках или геноциде, ему будет отмеряться той же мерой? Я хотел бы ответить на этот вопрос утвердительно, но проще предоставить заключительное слово Кристоферу Хитченсу.
"Если меры не будут приняты, правосудию будет нанесено двойное или тройное оскорбление. Во-первых, это будет нарушением важнейшего и в наше время не подлежащего сомнению принципа, согласно которому даже те, кто обладает высшей властью, не могут быть выше закона. Во-вторых, это создаст впечатление, что уголовное преследование за военные преступления и преступления против человечности - удел неудачников или мелких деспотов из не заслуживающих внимания стран. Это, в свою очередь, приведет к политизации потенциально благородного процесса и оправданному подозрению в существовании двойных стандартов.
Многие, если не большинство из политических партнеров Киссинджера, в Греции и Чили, в Аргентине и Индонезии, сегодня находятся в тюрьме или в ожидании суда. Его собственная одинокая безнаказанность отвратительна... Если оставить ее как есть, мы постыдно подтвердим слова древнего философа Анахарсиса, утверждавшего, что закон подобен паутине: достаточно силен, чтобы удержать слабого, и слишком слаб для сильного. Во имя бесчисленных жертв, известных и неизвестных, пришло время свершиться правосудию".