О том, что журналистика - одна из самых опасных в мире профессий, я впервые услыхал из уст преподавателя основ марксистско-ленинской журналистики на первом курсе университета. Он заявил об этом вполне торжественно, выдержав паузу, чтобы мы прониклись серьезностью предстоящей миссии, и даже привел какую-то статистику ЮНЕСКО.
Между тем, большинство из нас уже имело какой-то профессиональный опыт, знакомство с советской прессой и вещанием, и отлично понимало, что единственная настоящая опасность, о которой могла бы идти речь - это алкогольный психоз в результате злоупотребления. Но ей мы были подвержены в одинаковой степени с пожарными, лекторами общества "Знание" и сельскими механизаторами - чего уж там говорить об исключительности.
Смысл статистики ЮНЕСКО я понял лишь тогда, когда оказался на Западе и увидал на телеэкранах людей с микрофонами и камерами в руках, в гуще гражданских беспорядков и военных конфликтов. Эти действительно ежедневно смотрели смерти в лицо, а вот в стране, где я вырос, журналистики не было, хотя был союз журналистов, журнал "Журналист" и всенародно популярный фильм "Журналист" о карьере международного гебиста - более везучего, надо полагать, чем нынешний президент России.
Опасность и миссия современной журналистики может быть рельефнее всего воплощены в личности Кристиан Аманпур - репортера компании CNN, чье лицо знакомо практически каждому владельцу телевизора. В журнале Brill's Content, посвященном проблемам журналистики и профессиональной этики, опубликована ее статья "Зачем я это делаю" - вернее, не статья, а текст выступления на церемонии присуждения репортерских премий Эдварда Мерроу. Кристиан Аманпур рассказывает, как 17 лет назад она впервые прибыла на CNN - с велосипедом и сотней долларов в кармане. До этого она работала на местной телестудии в Род-Айленде, где ее за экзотическое британское произношение взяли сразу после колледжа иностранным корреспондентом.
Это были революционные годы. Создатель CNN, американский предприниматель Тед Тернер, поставил на карту свою репутацию и состояние, утверждая, что страна готова к телекомпании, которая передает исключительно новости, 24 часа в сутки. Эксперимент был поставлен, скептические голоса постепенно умолкли, а CNN стали смотреть и имитировать на всех континентах.
Кристиан Аманпур я впервые увидел в роли репортера во время войны в Персидском заливе - первого крупного международного конфликта, который, казалось, целиком протекал на экране телевизора. Эта война стала для CNN своеобразным экзаменом на аттестат зрелости, и хотя критики раздавалось достаточно, оценка была высокой, в том числе и та, которую получила лично Аманпур. Женщина в роли военного корреспондента была сама по себе сенсацией, а вскоре стало очевидно, что и среди мужчин ей практически нет равных. Ее дальнейший послужной список - это кровавая история конца столетия, та, о которой мы предпочитаем не вспоминать за новогодними столами: Сараево, Руанда, Конго. Вот какие предварительные итоги подводит в своей статье сама Кристиан Аманпур.
Со времени репортерского дебюта Аманпур революция на телеэкране прошла все фазы развития и удостоилась высшей степени лести - имитации. Сейчас в международном эфире у CNN есть конкуренты - британские BBC и Sky News, немецкая NTV, а сама CNN вещает теперь не только по-английски. Круглосуточное новостное телевещание перестало быть экспериментом, оно стало рабочей необходимостью.
Но статья Кристиан Аманпур - это не отчет о достигнутых успехах, а обличительная речь. Она полагает, что дело ее жизни находится под угрозой. Речь идет не самой компании CNN, где недавно прошла серьезная реорганизация, и которая, так или иначе, неразрывно связана с жанром репортажа. Аманпур беспокоится о своих коллегах из других телекомпаний и местных телестанций, чьи сообщения, порой добытые ценой жизни, не всегда доходят до широкой аудитории. В частности, она упоминает о своих друзьях из "Ассошиэйтед пресс" и "Рейтера", убитых в засаде в Сьерра-Леоне. Материалы этих агентств распространяются по подписке, и подписчик не обязан давать их в эфир. "Знает ли кто-нибудь, где находится Сьерра-Леоне?" в гневе восклицает Кристиан Аманпур. "И сколько станций, сколько телесетей передали их материалы?"
Что же происходит сейчас с международными новостями, и по чьей вине? Где в самом деле находится Сьерра-Леоне, и почему происходящее там должно нас интересовать?
Автор статьи не называет предполагаемых виновников по именам, но легко догадаться, что речь идет о новостных редакциях ведущих телевизионных компаний и местных телестанций, которые по тем или иным причинам сокращают показ так называемых "жестких новостей", то есть сообщений о национальных и глобальных неприятностях, подменяя их мягкими: о показателях школьной успеваемости в отдельно взятом штате, о больном ребенке, которому зрители пришли на помощь, о любви человека к животным. Зрительская аудитория таких телекомпаний не во всем совпадает с аудиторией CNN или BBC, и хотя они пытаются составить им конкуренцию в периоды "телегеничных" событий, вроде "Бури в пустыне", в период трудовых будней зарубежные новости как правило оттесняются на второй план. Это вызвано в первую очередь требованиями рынка, которым приходится идти навстречу.
Но что такое рынок, особенно в области массовой информации, и насколько мы вправе ему подчиняться? Если рынок не имеет спроса на новости о геноциде в Руанде, значит ли это, что мы должны обойти молчанием трагическую гибель миллиона человек? Если рынок не имеет понятия, где расположена Сьерра-Леоне, вправе ли мы подменить сообщение о массовых истязаниях спортивным достижением местного уроженца?
По мнению Кристиан Аманпур, услуги, которые оказывает обществу репортер, невозможно измерить масштабом спроса и предложения, и они должны быть каким-то образом защищены от рыночных и внерыночных колебаний.
Я вполне разделяю пафос статьи Кристиан Аманпур, но меня не может не озадачить поиск решения проблемы, которую она выдвигает. Обличая коммерческие источники массовой информации, мы поневоле обращаем взгляд в сторону ее единственного альтернативного спонсора - государства. И хотя сама Аманпур вовсе не предлагает государство в качестве спасителя, ничего третьего на горизонте нет.
Но прежде, чем задуматься о путях спасения профессии репортера, поговорим о самой профессии.
Существуют два класса журналистики, и мне некуда увернуться от того факта, что сам я принадлежу ко второму. Главный жанр - это конечно же репортаж.
Репортаж - прямое сообщение с места события, которое ничем не заменить. Все остальное - комментарий. Комментировать можно что угодно и как угодно, мы делаем это за рабочим столом, и все неприятности сводятся как правило к необходимости уложиться в срок. Репортеру срок тоже установлен, но кроме этого ему нередко надо приложить усилия, чтобы остаться в живых. Впрочем, это - лишь наиболее очевидные трудности в журналистской работе. Главная и парадоксальная трудность состоит в том, что журналисту не положено иметь собственного мнения.
Этот принцип с трудом умещается в голове. Кому как не репортеру, с его непосредственным доступом к фактам, иметь о них мнение? Но логика очевидна: человек, составивший себе мнение о событиях, станет излагать его нам под видом объективной картины событий, и мы, посторонние, не располагаем возможностями ему возразить. Репортаж - это только факты, мнение запрещено.
В реальном мире так не бывает, но существуют приемы, к которым репортер обязан прибегать в своей работе, чтобы она не теряла объективности. Прежде всего он должен избегать оценочных эпитетов, таких как "плохой" или "хороший", "выдающийся" или "пресловутый", и так далее. Даже сам подбор слов порой выдает человека с головой и подрывает к нему доверие. Так, если речь идет о Чечне, и корреспондент называет чеченских бойцов "боевиками" или "бандитами", совершенно очевидно, что он уже выбрал для себя правую сторону в конфликте, и поэтому собранная им информация имеет заказчика, она не адресована аудитории, которая сама составляет свое мнение. Корреспондент, передающий информацию из Израиля и именующий оккупированные территории Западного Берега Иудеей и Самарией, тоже заведомо пристрастен, потому что явно верит в исконные права Израиля на эти территории.
В современном мире, где переплетено множество соперничающих интересов, позиция репортера, пытающегося стоять над схваткой, делает его почти неизбежной мишенью обвинений. Несколько лет назад известный американский журналист Джеймс Фэллоуз провел интервью кое с кем из своих коллег, поставив их в сложные гипотетические ситуации. Выяснилось, что некоторые из них приняли бы в таких ситуациях профессиональные решения, которые на взгляд самого Фэллоуза граничат с государственной изменой. Мотивы подобных решений очевидны: когда человек ведет репортаж в конфликтной ситуации, для него исключительно важно сохранять доверие обеих сторон. Как только он демонстрирует лояльность одной из сторон, он теряет доступ к противоположной, и в профессиональном плане становится инвалидом.
Возможно ли, чтобы человек забывал о долге перед собственной страной только ради того, чтобы добросовестно исполнять свои служебные обязанности? Ответ, конечно же отрицательный, не вызывает сомнения, если речь идет, допустим, о бухгалтере или зубном враче. Но профессия репортера исключительна. От результатов его работы часто зависит множество человеческих судеб, и выбор приходится порой делать не юридический, а нравственный.
Чаще всего репортеров обвиняют в том, что они - вестники беды, и такое определение как нельзя лучше подходит к самой Кристиан Аманпур: редакции не придет в голову посылать ее в такое место, где все обстоит благополучно. Наибольшее раздражение эта миссия буревестника обычно вызывает у правительств - у всех без исключения, но в особенности у тех, которым есть что скрывать. Объяснение такой профессиональной особенности просто и, если вдуматься, очевидно: репортер сообщает новости, а хороших новостей не бывает. История - не личная жизнь, где возможны свадьбы, юбилеи и повышения зарплаты. Новость - это как правило нечто, требующее реакции и принятия мер, а какие меры прикажете принимать в ответ на сообщение о всеобщем процветании и благоденствии? Если к вам ночью постучится в дверь прохожий, вы вряд ли поблагодарите его за комплимент расцветке вашей пижамы, но вы не простите ему, если он забудет при этом упомянуть, что ваш амбар охвачен пожаром. Рассчитывать на благодарность приходится не всегда, но и в этом случае мрак невежества надлежит рассеять. Жители третьего рейха могли оправдываться тем, что не знали о происходящем, но лишь до тех пор, пока американские войска не организовали для них принудительные экскурсии в Дахау.
Вот хрестоматийный образец дурной новости, которой наверняка остались недовольны и народ, и его правительство:
Так пророчествовал Израилю Иезекииль, и можно понять, почему пророков нередко побивали камнями. Но они отвечали перед инстанцией, которая была выше и народа, и правительства.
Меня легко упрекнуть в том, что я слишком идеализирую журналиста, и что большинство из них, то есть из нас, работает просто за деньги: чем опаснее работа, тем больше деньги. Вообразим себе, что получает та же Кристиан Аманпур. На этом основании можно отрицать благородство миссии врача, жалуясь, что доктор лечит нас за чистоган, а не по велению сердца. Но таково устройство всей жизни: то, что можно делать хорошо, большинство из нас делает сносно. Это вовсе не значит, что идеалиста следует лишить зарплаты.
Российских журналистов, о которых упоминает Аманпур, обвинили в том, что они нагнетают страсти в связи с катастрофой "Курска", сделали козлами отпущения, тогда как у истинных козлов, флотских военачальников, ни одна звездочка не осыпалась с погон. Президент страны тем временем руководствуется надежным принципом, ища монету не там, где уронил, а где светло, и вместо реформы флота старается заткнуть рот прессе. В нынешнем социальном климате это ему, видимо, вполне по силам, но результат предсказуем: подводные лодки не перестанут идти ко дну, просто нас уже некому будет поставить в известность.
Не могу судить, насколько права Кристиан Аманпур, обличая денежные мешки информационного бизнеса и призывая оказать уважение профессии репортера. Она наверняка разбирается в ситуации лучше меня, и оснований ей не доверять нет. Но полезно вспомнить, что к подобным кризисам привлекали внимание и раньше. Легко переключить канал, когда амбар горит у соседа - свой собственный рано или поздно потребует полной концентрации внимания. Тогда о репортерах вспомнят.
Впрочем, иной хозяин, видимо, не прочь, чтобы и собственный сгорел дотла, лишь бы соседи не обращали лишнего внимания. Президент Путин завершает операцию по ликвидации телекомпании НТВ, давая тем самым санкцию будущим подводным лодкам беспрепятственно идти ко дну. И хотя в этот горький час кажется неуместным попрекать коллег прошлыми грехами, трудно не вспомнить, что в период президентской кампании Ельцина НТВ рассталось с принципом журналистской объективности, - временно, как тогда надеялись, полагая, что цель оправдывает средства, и что правильный президент дороже свободной прессы. Похоже, что теперь только правильный президент и останется. Игнорируя Сьерра-Леоне, мы рискуем, что наша собственная география не вызовет интереса у кого-то другого.
Профессия репортера была в Советском Союзе неизвестна - я и мои тогдашние коллеги именовались литсотрудниками и составляли новости из описаний хорошей погоды и энтузиазма доярок и ткачих, добросовестно выясняя его по телефону. Аксиому лояльной журналистики в свое время почти сформулировал главный журналист страны: нет репортера - нет проблемы. Методы искоренения можно подобрать и помягче - сегодня сгодится подложный паспорт или патруль информационной безопасности, покуривающий с монтировками у гаража в третьем часу ночи. Советский Союз, вопреки статистике ЮНЕСКО, был исключительно безопасной зоной для журналистов, потому что они там не водились. Это, надо полагать, и есть подлинная информационная безопасность.
Зато комментаторам становится все раздольнее - клеймителям продажного Запада, поборникам национального величия, любителям твердой руки дзюдоиста. Комментатору тем легче дышится, чем меньше неудобные факты связывают ему руки. Он может, подобно новому директору агентства РИА-Новости, легко вздохнуть всей грудью, вымарать из официальной биографии четыре года компрометирующего стажа и чистосердечно признаться в любви к власти. Его больше некому поправить.
Репортер, которого никто не любит, - это человек с зеркалом в руке, пытающийся показать власти ее настоящее лицо. Комментатор видит это лицо иначе и, выставив неудобного свидетеля за дверь, он берется как встарь за тушь и кисточки и принимается сводить с парадного портрета власти унизительные бородавки.
Между тем, большинство из нас уже имело какой-то профессиональный опыт, знакомство с советской прессой и вещанием, и отлично понимало, что единственная настоящая опасность, о которой могла бы идти речь - это алкогольный психоз в результате злоупотребления. Но ей мы были подвержены в одинаковой степени с пожарными, лекторами общества "Знание" и сельскими механизаторами - чего уж там говорить об исключительности.
Смысл статистики ЮНЕСКО я понял лишь тогда, когда оказался на Западе и увидал на телеэкранах людей с микрофонами и камерами в руках, в гуще гражданских беспорядков и военных конфликтов. Эти действительно ежедневно смотрели смерти в лицо, а вот в стране, где я вырос, журналистики не было, хотя был союз журналистов, журнал "Журналист" и всенародно популярный фильм "Журналист" о карьере международного гебиста - более везучего, надо полагать, чем нынешний президент России.
Опасность и миссия современной журналистики может быть рельефнее всего воплощены в личности Кристиан Аманпур - репортера компании CNN, чье лицо знакомо практически каждому владельцу телевизора. В журнале Brill's Content, посвященном проблемам журналистики и профессиональной этики, опубликована ее статья "Зачем я это делаю" - вернее, не статья, а текст выступления на церемонии присуждения репортерских премий Эдварда Мерроу. Кристиан Аманпур рассказывает, как 17 лет назад она впервые прибыла на CNN - с велосипедом и сотней долларов в кармане. До этого она работала на местной телестудии в Род-Айленде, где ее за экзотическое британское произношение взяли сразу после колледжа иностранным корреспондентом.
Это были революционные годы. Создатель CNN, американский предприниматель Тед Тернер, поставил на карту свою репутацию и состояние, утверждая, что страна готова к телекомпании, которая передает исключительно новости, 24 часа в сутки. Эксперимент был поставлен, скептические голоса постепенно умолкли, а CNN стали смотреть и имитировать на всех континентах.
Кристиан Аманпур я впервые увидел в роли репортера во время войны в Персидском заливе - первого крупного международного конфликта, который, казалось, целиком протекал на экране телевизора. Эта война стала для CNN своеобразным экзаменом на аттестат зрелости, и хотя критики раздавалось достаточно, оценка была высокой, в том числе и та, которую получила лично Аманпур. Женщина в роли военного корреспондента была сама по себе сенсацией, а вскоре стало очевидно, что и среди мужчин ей практически нет равных. Ее дальнейший послужной список - это кровавая история конца столетия, та, о которой мы предпочитаем не вспоминать за новогодними столами: Сараево, Руанда, Конго. Вот какие предварительные итоги подводит в своей статье сама Кристиан Аманпур.
"Я провела последний десяток лет во всех мыслимых зонах военных конфликтов. Я давала живые свидетельские показания о самых чудовищных событиях конца XX столетия. Поскольку CNN смотрят во всем мире, меня везде воспринимают как вестника войны и катастрофы... Где бы я ни появлялась, люди шутят, а может быть и не совсем шутят, что они содрогаются при виде меня... Американские солдаты, с которыми я слишком хорошо знакома, шутят, что они следят за моими передвижениями, чтобы угадать место своей предстоящей дислокации. И я подсчитала, что я провела на фронте больше времени, чем большинство нормальных воинских частей".
Со времени репортерского дебюта Аманпур революция на телеэкране прошла все фазы развития и удостоилась высшей степени лести - имитации. Сейчас в международном эфире у CNN есть конкуренты - британские BBC и Sky News, немецкая NTV, а сама CNN вещает теперь не только по-английски. Круглосуточное новостное телевещание перестало быть экспериментом, оно стало рабочей необходимостью.
Но статья Кристиан Аманпур - это не отчет о достигнутых успехах, а обличительная речь. Она полагает, что дело ее жизни находится под угрозой. Речь идет не самой компании CNN, где недавно прошла серьезная реорганизация, и которая, так или иначе, неразрывно связана с жанром репортажа. Аманпур беспокоится о своих коллегах из других телекомпаний и местных телестанций, чьи сообщения, порой добытые ценой жизни, не всегда доходят до широкой аудитории. В частности, она упоминает о своих друзьях из "Ассошиэйтед пресс" и "Рейтера", убитых в засаде в Сьерра-Леоне. Материалы этих агентств распространяются по подписке, и подписчик не обязан давать их в эфир. "Знает ли кто-нибудь, где находится Сьерра-Леоне?" в гневе восклицает Кристиан Аманпур. "И сколько станций, сколько телесетей передали их материалы?"
Что же происходит сейчас с международными новостями, и по чьей вине? Где в самом деле находится Сьерра-Леоне, и почему происходящее там должно нас интересовать?
Автор статьи не называет предполагаемых виновников по именам, но легко догадаться, что речь идет о новостных редакциях ведущих телевизионных компаний и местных телестанций, которые по тем или иным причинам сокращают показ так называемых "жестких новостей", то есть сообщений о национальных и глобальных неприятностях, подменяя их мягкими: о показателях школьной успеваемости в отдельно взятом штате, о больном ребенке, которому зрители пришли на помощь, о любви человека к животным. Зрительская аудитория таких телекомпаний не во всем совпадает с аудиторией CNN или BBC, и хотя они пытаются составить им конкуренцию в периоды "телегеничных" событий, вроде "Бури в пустыне", в период трудовых будней зарубежные новости как правило оттесняются на второй план. Это вызвано в первую очередь требованиями рынка, которым приходится идти навстречу.
Но что такое рынок, особенно в области массовой информации, и насколько мы вправе ему подчиняться? Если рынок не имеет спроса на новости о геноциде в Руанде, значит ли это, что мы должны обойти молчанием трагическую гибель миллиона человек? Если рынок не имеет понятия, где расположена Сьерра-Леоне, вправе ли мы подменить сообщение о массовых истязаниях спортивным достижением местного уроженца?
По мнению Кристиан Аманпур, услуги, которые оказывает обществу репортер, невозможно измерить масштабом спроса и предложения, и они должны быть каким-то образом защищены от рыночных и внерыночных колебаний.
"Президент России Владимир Путин стремится любой ценой заглушить голос независимых средств массовой информации, если они не подчинятся его диктату, - вот как высоко он оценивает их влияние. Когда он и его правительство провалили экзамен на власть и солгали России и миру о гибели подводной лодки "Курск", именно российские журналисты первыми разоблачили лицемерие Кремля и пропаганды в стиле КГБ... В Иране все движение за реформы и демократию опирается на развивающуюся свободную печать. Сегодня она настолько влиятельна, что муллы, сторонники жесткой линии, предприняли репрессии, пытаясь заткнуть рот свободным журналистам. Но каждый раз, когда газету закрывают, открывается новая".
Я вполне разделяю пафос статьи Кристиан Аманпур, но меня не может не озадачить поиск решения проблемы, которую она выдвигает. Обличая коммерческие источники массовой информации, мы поневоле обращаем взгляд в сторону ее единственного альтернативного спонсора - государства. И хотя сама Аманпур вовсе не предлагает государство в качестве спасителя, ничего третьего на горизонте нет.
Но прежде, чем задуматься о путях спасения профессии репортера, поговорим о самой профессии.
Существуют два класса журналистики, и мне некуда увернуться от того факта, что сам я принадлежу ко второму. Главный жанр - это конечно же репортаж.
Репортаж - прямое сообщение с места события, которое ничем не заменить. Все остальное - комментарий. Комментировать можно что угодно и как угодно, мы делаем это за рабочим столом, и все неприятности сводятся как правило к необходимости уложиться в срок. Репортеру срок тоже установлен, но кроме этого ему нередко надо приложить усилия, чтобы остаться в живых. Впрочем, это - лишь наиболее очевидные трудности в журналистской работе. Главная и парадоксальная трудность состоит в том, что журналисту не положено иметь собственного мнения.
Этот принцип с трудом умещается в голове. Кому как не репортеру, с его непосредственным доступом к фактам, иметь о них мнение? Но логика очевидна: человек, составивший себе мнение о событиях, станет излагать его нам под видом объективной картины событий, и мы, посторонние, не располагаем возможностями ему возразить. Репортаж - это только факты, мнение запрещено.
В реальном мире так не бывает, но существуют приемы, к которым репортер обязан прибегать в своей работе, чтобы она не теряла объективности. Прежде всего он должен избегать оценочных эпитетов, таких как "плохой" или "хороший", "выдающийся" или "пресловутый", и так далее. Даже сам подбор слов порой выдает человека с головой и подрывает к нему доверие. Так, если речь идет о Чечне, и корреспондент называет чеченских бойцов "боевиками" или "бандитами", совершенно очевидно, что он уже выбрал для себя правую сторону в конфликте, и поэтому собранная им информация имеет заказчика, она не адресована аудитории, которая сама составляет свое мнение. Корреспондент, передающий информацию из Израиля и именующий оккупированные территории Западного Берега Иудеей и Самарией, тоже заведомо пристрастен, потому что явно верит в исконные права Израиля на эти территории.
В современном мире, где переплетено множество соперничающих интересов, позиция репортера, пытающегося стоять над схваткой, делает его почти неизбежной мишенью обвинений. Несколько лет назад известный американский журналист Джеймс Фэллоуз провел интервью кое с кем из своих коллег, поставив их в сложные гипотетические ситуации. Выяснилось, что некоторые из них приняли бы в таких ситуациях профессиональные решения, которые на взгляд самого Фэллоуза граничат с государственной изменой. Мотивы подобных решений очевидны: когда человек ведет репортаж в конфликтной ситуации, для него исключительно важно сохранять доверие обеих сторон. Как только он демонстрирует лояльность одной из сторон, он теряет доступ к противоположной, и в профессиональном плане становится инвалидом.
Возможно ли, чтобы человек забывал о долге перед собственной страной только ради того, чтобы добросовестно исполнять свои служебные обязанности? Ответ, конечно же отрицательный, не вызывает сомнения, если речь идет, допустим, о бухгалтере или зубном враче. Но профессия репортера исключительна. От результатов его работы часто зависит множество человеческих судеб, и выбор приходится порой делать не юридический, а нравственный.
Чаще всего репортеров обвиняют в том, что они - вестники беды, и такое определение как нельзя лучше подходит к самой Кристиан Аманпур: редакции не придет в голову посылать ее в такое место, где все обстоит благополучно. Наибольшее раздражение эта миссия буревестника обычно вызывает у правительств - у всех без исключения, но в особенности у тех, которым есть что скрывать. Объяснение такой профессиональной особенности просто и, если вдуматься, очевидно: репортер сообщает новости, а хороших новостей не бывает. История - не личная жизнь, где возможны свадьбы, юбилеи и повышения зарплаты. Новость - это как правило нечто, требующее реакции и принятия мер, а какие меры прикажете принимать в ответ на сообщение о всеобщем процветании и благоденствии? Если к вам ночью постучится в дверь прохожий, вы вряд ли поблагодарите его за комплимент расцветке вашей пижамы, но вы не простите ему, если он забудет при этом упомянуть, что ваш амбар охвачен пожаром. Рассчитывать на благодарность приходится не всегда, но и в этом случае мрак невежества надлежит рассеять. Жители третьего рейха могли оправдываться тем, что не знали о происходящем, но лишь до тех пор, пока американские войска не организовали для них принудительные экскурсии в Дахау.
Вот хрестоматийный образец дурной новости, которой наверняка остались недовольны и народ, и его правительство:
"Так говорит Господь Бог: это Иерусалим! Я поставил его среди народов, и вокруг него - земли. А он поступил против постановлений Моих нечестивее язычников, и против уставов - хуже, нежели земли вокруг него; ибо они отвергли постановления Мои и по уставам Моим не поступают. Посему так говорит Господь Бог: за то, что вы умножили беззакония ваши более, нежели язычники, которые вокруг вас, по уставам Моим не поступаете и постановлений Моих не исполняете, и даже не поступаете и по постановлениям язычников, которые вокруг вас, - посему так говорит Господь Бог: вот и Я против тебя, Я Сам, и произведу среди тебя суд перед глазами язычников. И сделаю над тобою то, чего Я никогда не делал и чему подобного впредь не буду делать, за все твои мерзости".
Так пророчествовал Израилю Иезекииль, и можно понять, почему пророков нередко побивали камнями. Но они отвечали перед инстанцией, которая была выше и народа, и правительства.
Меня легко упрекнуть в том, что я слишком идеализирую журналиста, и что большинство из них, то есть из нас, работает просто за деньги: чем опаснее работа, тем больше деньги. Вообразим себе, что получает та же Кристиан Аманпур. На этом основании можно отрицать благородство миссии врача, жалуясь, что доктор лечит нас за чистоган, а не по велению сердца. Но таково устройство всей жизни: то, что можно делать хорошо, большинство из нас делает сносно. Это вовсе не значит, что идеалиста следует лишить зарплаты.
Российских журналистов, о которых упоминает Аманпур, обвинили в том, что они нагнетают страсти в связи с катастрофой "Курска", сделали козлами отпущения, тогда как у истинных козлов, флотских военачальников, ни одна звездочка не осыпалась с погон. Президент страны тем временем руководствуется надежным принципом, ища монету не там, где уронил, а где светло, и вместо реформы флота старается заткнуть рот прессе. В нынешнем социальном климате это ему, видимо, вполне по силам, но результат предсказуем: подводные лодки не перестанут идти ко дну, просто нас уже некому будет поставить в известность.
Не могу судить, насколько права Кристиан Аманпур, обличая денежные мешки информационного бизнеса и призывая оказать уважение профессии репортера. Она наверняка разбирается в ситуации лучше меня, и оснований ей не доверять нет. Но полезно вспомнить, что к подобным кризисам привлекали внимание и раньше. Легко переключить канал, когда амбар горит у соседа - свой собственный рано или поздно потребует полной концентрации внимания. Тогда о репортерах вспомнят.
Впрочем, иной хозяин, видимо, не прочь, чтобы и собственный сгорел дотла, лишь бы соседи не обращали лишнего внимания. Президент Путин завершает операцию по ликвидации телекомпании НТВ, давая тем самым санкцию будущим подводным лодкам беспрепятственно идти ко дну. И хотя в этот горький час кажется неуместным попрекать коллег прошлыми грехами, трудно не вспомнить, что в период президентской кампании Ельцина НТВ рассталось с принципом журналистской объективности, - временно, как тогда надеялись, полагая, что цель оправдывает средства, и что правильный президент дороже свободной прессы. Похоже, что теперь только правильный президент и останется. Игнорируя Сьерра-Леоне, мы рискуем, что наша собственная география не вызовет интереса у кого-то другого.
Профессия репортера была в Советском Союзе неизвестна - я и мои тогдашние коллеги именовались литсотрудниками и составляли новости из описаний хорошей погоды и энтузиазма доярок и ткачих, добросовестно выясняя его по телефону. Аксиому лояльной журналистики в свое время почти сформулировал главный журналист страны: нет репортера - нет проблемы. Методы искоренения можно подобрать и помягче - сегодня сгодится подложный паспорт или патруль информационной безопасности, покуривающий с монтировками у гаража в третьем часу ночи. Советский Союз, вопреки статистике ЮНЕСКО, был исключительно безопасной зоной для журналистов, потому что они там не водились. Это, надо полагать, и есть подлинная информационная безопасность.
Зато комментаторам становится все раздольнее - клеймителям продажного Запада, поборникам национального величия, любителям твердой руки дзюдоиста. Комментатору тем легче дышится, чем меньше неудобные факты связывают ему руки. Он может, подобно новому директору агентства РИА-Новости, легко вздохнуть всей грудью, вымарать из официальной биографии четыре года компрометирующего стажа и чистосердечно признаться в любви к власти. Его больше некому поправить.
Репортер, которого никто не любит, - это человек с зеркалом в руке, пытающийся показать власти ее настоящее лицо. Комментатор видит это лицо иначе и, выставив неудобного свидетеля за дверь, он берется как встарь за тушь и кисточки и принимается сводить с парадного портрета власти унизительные бородавки.