Анатолий Стреляный:
Сын последнего русского царя был неизлечимо болен. Родители, однако, не теряли надежды найти средство помимо медицины, вынесшей свой приговор. Они приглашали разных целителей, из которых самым заметным стал Григорий Распутин. Он если и не смог вылечить несчастного мальчика, то умел успокаивать царицу.
В наше время культ Распутина возродился, его икону поместили в храме на задах Ленинской библиотеки в Москве. Тысячи людей обращаются к целителям, те часто объявляют, что действуют именем Христа, хотя христианство к этому занятию относится весьма сдержанно. Многие идут в церковь, надеясь, что им будет послано здоровье. Это новое явление, в прошлые эпохи молились более бескорыстно. В иудаизме и исламе, российском иудаизме, российском исламе ничего подобного нет и сейчас.
Яков Кротов:
В современной русской православной духовности отношение к целительству очень двоится, как и отношение вообще к любой медицине, отношение к здоровью. С одной стороны, конечно, в православии, как и в любой христианской традиции, в основе лежит интерес к исцелению и отношение к исцелению и целительству как к проявлению истинности учения, как к проявлению благодати и духа Божьего. В основе такого отношения лежит само Евангелие, повествование об Иисусе. Ведь когда ученики Иоанна Предтечи приходят к Христу, потому что они в нем сомневаются, и Иисус им говорит: "Слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют. Блажен, кто не соблазниться обо мне".
Но, с другой стороны, с течением веков все больше нарастает в христианстве не то чтобы равнодушие к здоровью, а готовность принять болезнь. Уже апостол Павел говорил: "Дано мне жало в плоть, и я просил Бога, чтобы выздороветь, но мне было сказано: довольно для тебя этого".
И сегодня один из православных неофитов пишет в Интернете: "Давайте вспомним, что к спасению мы придем только через Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И честной крест животворящий, и молитвы - лучшее лекарство от всех немощей, как физических, так (что самое главное) и духовных. Примем же тягости друг друга и этим спасемся, ибо не распятый не Христов". То есть здоровый - это уже не христианин. В чем причина такого двойственного отношения к целительству, к исцелениям, к здоровью?
Говорит Ариадна Ардашникова, литератор, ведущая одной из групп при московском православном храме, где обсуждаются проблемы семьи, брака и здоровья.
Ариадна Ардашникова:
Для верующего человека дело не в самом лечении, хорошем или плохом, добром или злом, а дело в том, как мы принимаем лечение. Верующий принимает не любое лечение, а то, что его не уводит от Бога, или, иначе, то, которое ведет его к Богу. Но дело в том, что мы не всегда можем зафиксировать, что мы именно идем к Богу, а вот зафиксировать, что мы не идем к нему, нам гораздо легче. Какое уводит?
Господь сказал, что возлюбить его надо всем сердцем, всей душой, всеми силами, а не просто возлюбить душой, умом, силами, всеми. Он нам сказал, что мы должны жить так, чтобы он был у нас на первом месте, потом дети, мужья, возлюбленные, профессия, талант, творчество. Я пользуюсь целителем каким-то, происходит целительство, оно для меня добро или зло? Я могу проверить, не стало ли оно для меня на первом месте. Если я всю свою жизнь на свою болезнь начинаю смотреть с точки зрения этого целительства, что оно дает мне хорошее настроение, оно дает мне эйфорию, у меня не стало шва на месте аппендицита, я могу загорать в открытых трусиках. То есть целительство стало определять мою жизнь. Я должна была овладеть целительством, а не оно мною. Болезнь, я не знаю, по нашей ли темноте, или это происходит с помощью самого дьявола, но болезнь вызывает уныние через зависть. Возникает такое мятежное чувство обиды, почему я заболела, когда рядом женщина, которая сделала три аборта, у нее нет рака матки, а я один, и у меня рак матки. Начинается такое сравнение с другими людьми, которые по моему понятию должны были бы быть наказаны болезнью гораздо больше, чем я. Если я ищу какого-то лечения и пользуюсь лечением, хочу выздороветь, чтобы доказать себе и тому человеку, что я несправедливо подвержена этой болезни, то это значит, что я исцеляюсь неправильно.
Яков Кротов:
Современная психология, современная медицина проводит резкое различение между лечением и исцелением. Это довольно новое явление в мировой истории, восходит оно к 18-му веку. Явление, напомню, крайне антицерковное, а в каком-то смысле и антирелигиозное. Именно тогда - в начале французской революции - Жан Лавеньер предлагал обеспечить бесплатную медицину за счет церковных доходов. Потому что то, что раньше до революции делал священник, теперь должен делать врач. Так создается миф о том, что главная причина болезни - это социальное неравенство. И весь 19-й век живет верой, светлой, оптимистической верой в то, что когда будет построено идеальное общество, все болезни исчезнут, что медики тоже исчезнут. Но пока они есть, они должны быть подобны священникам. "Идея клиники сама по себе, - писал французский историк Мишель Фуко, - повторяет идею церкви. Потому что не врач к больному идет, а идет больной к врачу. Обследование больного - это все равно что исповедование грешника священнику". Появляется понятие компетенции. Медики выдают свидетельства, кто может лечить, а кто нет. Тем самым, кстати, отсекают врачей из духовного сословия. Ведь на протяжение средних веков часто врачи были бродячими монахами. Теперь медики словно воспроизводят идею апостольского преемства, как настоящий священник обязательно должен получить от кого-то благодать, так настоящий врач, не шарлатан, должен получить от медицинской корпорации свидетельство о том, что он компетентный врач. Но, конечно, конфликт медицины и церкви в сфере здоровья лежит не только здесь.
Представим себе современного врача: он вырос в представлении о том, что Бога нет, потому что мы разрезаем тело человека и не находим там души. И вот человек, воспитанный позитивистски, антицерковно, вдруг по тем или иным причинам приходит к Богу, становится верующим христианином. И вместе с этим он открывает для себя мир Евангелия, мир исцелений, Христа как человека, Богочеловека, который совершал и продолжает совершать чудесные исцеления. Тогда здесь должен естественно возникнуть конфликт между профессиональной подготовкой и личными убеждениями. Есть ли такой конфликт?
Елена Захарова:
Нет, конфликта не возникает, просто это совершенно разные вещи. Во-первых, современный врач, даже если, получая медицинское образование, он является неверующим, конечно, далек от такой примитивной идеи, что мы разрезали человека, не обнаружили в нем души, значит, Бога нет. Это отдельные вещи. Есть масса научных медицинских дисциплин, которые достаточно подробны сейчас, потому что медицина в 20-м веке совершила несколько значительных, фактически революционных скачков, и мы очень много теперь знаем о том, как устроен организм. Причем на уровне не только органов и тканей, и даже не просто на уровне клеток, а на уровне внутриклеточных структур, тончайших, видных только под электронным микроскопом каналов, по которым движутся ионы. И все это находит не просто свои объяснения, но и выстраивается ясная логическая цепочка между деятельностью какого-то видимого только под электронным микроскопом канала, по которому гуляет один только ион калия и натрия взад-вперед, и результатом, болезнью.
При этом, с моей точки зрения, это абсолютно не вступает в противоречие с религиозными убеждениями, религиозной практикой. Более того, когда лично я вижу картинки под электронным микроскопом или читаю описание того, как устроены эти пресловутые, допустим, ионные каналы или многое другое, что сейчас знает современная медицина, я понимаю, что вот же оно! Как не могут образоваться швейцарские часы в результате взрыва на механическом заводе, точно также в результате взрыва какой угодно сверхновой звезды вот так оно не могло устроиться! Для меня это лучшее доказательство лично моих религиозных мировоззрений. Помимо всего прочего, моя медицинская практика и мои медицинские знания являются не противопоставлением, не исключением, а, наоборот, доказательством.
С другой стороны, зная довольно много в рамках своей специальности, не только про то, от чего развиваются болезни, как именно они развиваются, к чему они приводят, как их лечить; потому что про лекарственные препараты мы тоже теперь знаем: оно не от головы и от живота помогает, а конкретно в какой точке, в какой клетке, каким образом, внутри цепочки, внутри клетки сложные взаимодействия, вот так теперь устроена медицина.
Но это совершенно не отменяет того обстоятельства, когда я все знаю про тяжелобольного, что может знать сейчас наша наука, и знаю, как его лечить, и лечу, но не знаю, удастся ли мне его вылечить, потому что болезнь очень тяжелая, то я прибегаю к молитве. Иногда это помогает. Были в моей практике несколько совершенно удивительных случаев такого рода.
С третьей стороны, мы не можем в своей практике ежедневно рассчитывать на чудо. Мы не можем, к сожалению, быть уверены, что каждый раз, когда мы изображаем из себя чукчу-хирурга и бросаем скальпель с криком "не получается!", вот мы сейчас воззовем к Богу, и Бог придет и сделает вместо нас нашу работу. Наша работа у нас не получилась, приди, Господи, и сделай нам чудо! Мы не можем на это рассчитывать, не должны, потому что тогда мы вообще не нужны. Тогда нужно всем собраться, помолиться, и больной исцелится. Зачем тогда врачи, таблетки, знания наши, аппараты сложные искусственного того, сего? Тогда все это не нужно. Если же говорить о целительстве, как факте религиозном, как факте медицинском, то это особая статья. Не все они лечат именем Христа. Если они лечат именем Христа, тогда они не экстрасенсы, вот я что хочу сказать.
Яков Кротов:
Но конфликт часто бывает не только между врачом и верой врача, но и между целителем и верой самого целителя. Реален ли этот конфликт? С этим вопросом я обратился к прихожанину одной из московских церквей Владимиру Файнбергу: "Для вас, как целителя и православного, был ли реален конфликт между тем, чем вы занимаетесь и тем, во что вы веруете?"
Владимир Файнберг:
Для меня этот конфликт был более чем реальный, и меня приводили некоторые люди в полное отчаяние. Потому что, когда к моему собственному изумлению начинались случаи исцеления людей от огромного спектра болезней, причем, я не знал, и до сих пор до конца не понимаю, как это происходит, то некоторые люди, которые считали, что они очень хорошо ко мне относятся, они начали спасать мою душу. В частности, один достаточно известный в московских кругах священник, который говорил, что за меня надо молиться, что я попал в когти дьявола и так далее.
Характерно, что не прошло и полгода, как он сам явился ко мне, моля об исцелении от двух действительно довольно тяжелых его болезней. Я не стал злорадствовать, и все, что я мог сделать, я ему сделал и помог, хотя бы на время, и после этого он перестал меня "доставать", как говорится. Но другие люди, особенно из новообращенных, точно также пытались спасать мою душу сначала, а потом приходили сами или присылали своих друзей и родственников.
Яков Кротов:
Многие православные категорически отвергают современных целителей и, наоборот, многие целители категорически отказываются идти в церковь. Или люди, которые ходят к целителям, отвергают церковь, видя там недоброжелательность. Как примирить этот конфликт, в чем его природа?
Владимир Файнберг:
Природу этого конфликта одним словом обозначил отец Александр Мень. Это называется ревность. Он говорил, что в первые века христианства почти при каждом храме был свой целитель. Теперь все это исчезло, церковь потеряла дар целительства. И это - ревность, потому что церковь понимает, что все это очень связано с духовным миром людей и претендует на то, чтобы все это принадлежало ей. И очень хорошо было бы, если бы она в каждом конкретном случае беспокоилась о человеке и могла ему помочь.
Мне кажется, что этот конфликт, вообще говоря, надуман. Потому что если какой-то человек может просто помочь другому человеку, даже не как целитель, а просто привести его к себе, накормить, дать ему свое пальто, то так же (по отношению к каждому отдельному человеку) должна поступать и церковь, тогда все будет в порядке. Надо любить каждого конкретного человека, а не человечество или паству вообще. Целительство не должно быть конкурентом медицины, а ее дополнением, желательно сначала обычная медицина. Так оно и бывает, что ко мне, например, попадают те люди, которым не смогла помочь медицина, которые обошли все круги медицинские, которым больше некуда деться. И если мне удается помочь такому человеку, а потом его вернуть к тем медикам, которые им занимались, и они подтверждают, к собственному, конечно, изумлению, что болезни нет, то вот это тогда торжество. Но это не мое торжество, я себя чувствую просто проводом, более очищенным или менее очищенным, по которому идет какая-то сила, какая-то энергия, которой не я начальник, которой не я управляю. Это очень существенно - чувствовать себя проводом, не более того.
Яков Кротов:
Сохранилась запись беседы священника Александра Меня, которую он вел с слушателями курсов для врачей-парапсихологов, курсов, организованных знаменитой Джуной. Это было примерно за год до его смерти. Но главное, чему была посвящена эта довольно обширная беседа, крайне доброжелательная. Отец Александр не говорил будущим целителям, что они идут на службу сатане, говорил с ними как с нормальными, как с верующими людьми, ориентируясь на то, предполагая, что среди них есть и христиане. Он только выдвинул три условия: не гнаться за массовостью, бескорыстие. Третье сводится к тому, что сказано в Евангелии, хотя там сказано иронически врачу: "исцелися сам". Кто в силах выполнить эти три условия? Какой смысл идти на курсы экстрасенсов, если для того, чтобы быть хорошим экстрасенсом, нужно быть бескорыстным, лечить одного-единственного человека, а лучше всего самого себя? Повышенный интерес первых христиан, первых поколений христиан к исцелениям, видимо, указывает на глубоко персоналистический характер новой для античного мира религии. Человек Благой вестью о Воскресении освобождается окончательно от родового лона. Человек вываливается из племени, из колена, из полиса, потому что весть о воскресении Христа можно принять только в одиночку, только лично. Это совершенно новая антропология - восприятие себя и своего тела. И тогда исцеление, здоровье, чудо, связанное со своим или с чужим телом, действительно обретает уже какое-то вневременное, вечное значение и измерение. Действительно, на протяжении первых трех веков истории церкви, прежде чем человек крестился, из него изгоняли бесов, его исцеляли от бесовщины. Причем исцеляли каждого. И кроме человека, который преподавал основы веры устно, при храме всегда был экзорцист. Несколько лет над человеком читали молитвы, изгоняющие бесов и клали в знак очищения на кончик языка горстку соли. Потом этот обычай исчез, хотя следы этих молитв (об изгнании бесов, об исцелении причащаемого) в современном чинопоследовании крещения остались.
В средние века значение исцеления возрастает многократно, они становятся главным критерием истинности веры. Когда же происходит переворот? Почему в современном христианстве отношение к исцелениям уже крайне настороженное и двусмысленное? Атеисты часто подчеркивают, что нет различий между парамедиками, экстрасенсами, целителями и тем, что происходит в церкви. Где здесь критерий для различения явлений, одной психологии от другой, если различия, конечно, есть?
В христианской традиции чудеса исцеления часто означают чудо получения веры. Рассказ о крещении князя Владимира, знаменитая Корсунская легенда гласит о том, что Владимир ослеп и был исцелен только когда обратился ко Христу. Это сказание повторяет общеродовой тип западноевропейских легенд раннего средневековья. Почти в любой средневековой европейской стране был свой князь-креститель, который не хотел верить, его постигла слепота или проказа, он уверовал и исцелился.
В современной России многие черты средневековой психологии возрождаются именно в последние годы. Если Анатолий Кашпировский обходился без всякой религиозной символики, без всякой христианской православной терминологии, то теперь очень популярный в Петербурге целитель Сергей Коновалов (который некогда работал в военной петербургской клинике) в 93-м году организовал свою энергетическую клинику, издал уже пять книг. Он подчеркивает, что его бабушку в Молдавии часто приглашали читать проповеди на церковно-славянском языке, он сам пишет о себе, что "с трепетом берет Библию, бесценный кладезь знаний, дошедший до нас от самого Господа". Правда, когда дальше Коновалов описывает, как он видит Вселенную, то он говорит нечто, чего мы в Библии отнюдь не найдем. Что-то про десять тел в человеке - плотное, тонкое, шесть образующих информационное поле, триллионы клеток плотного тела функционируют в строго определенном биологическом ритме, энергетические каналы и так далее и тому подобное. Но православная терминология налицо. Тогда встает вопрос: а как отличить настоящего целителя, который действительно искренне верует в Христа, и целителя-шарлатана, который только для проформы повесил у себя в кабинете икону, ссылается на Библию, но по сути остается атеистом? Да, кстати, и нужно ли различать?
Елена Захарова:
Это вообще неважно. Важно другое - существуют чудеса по молитве, а существует то, что называется целительством самым разным, это могут быть экстрасенсы какие угодно, живой и мертвой водой брызгающие, лечащие методом иммунных радикалов, которых нет в природе. Ты открываешь рекламную газету и читаешь: "зеркальные отвороты или приворот", "200% верну любимого". Это оно, это терминология, это не надо быть ни врачом, никем, это надо элементарным чувством языка обладать, чтобы отличить одно от другого. Или, пожалуйста, вся больница у нас обклеена: "Исцелю любую стадию рака!" О чем тут говорить? Дело в том, что мы довольно много знаем про всякие энергии в организме, мы их меряем разными приборами. И это находит свое место в нашем понимании. Всякие энергии в организме измерены: электрические, магнитные, более того, сейчас существуют методы, которые основаны на воздействии магнитного резонанса, которые дают нам такой имидж внутреннего устройства, который никогда не был доступен раньше.
Проблема в том, что эти, как их ни назови, апеллируют к чувству человека, что на самом деле иррационально. Вот есть люди - сухие скучные профессионалы, которые говорят про скучное, а есть нечто возвышенное, неведомое, таинственное, какие-то силы, которые эти скучные медики, зануды научные даже и померить не в состоянии. И признать их существование поэтому боятся. А есть тонкие возвышенные люди, которые ощущают космические лучи, которые лично на меня действуют. Это проблема в голове, а не в реальности; это разруха в головах - вот это что такое.
Есть большая разница - человек, который накладывает руки и молится или не накладывает руки и молится, просто молится. Он взывает к Богу, не к энергии, не к Мировому океану, космическому, не знаю чему, он взывает к Богу, Господу нашему. И просит: "Господи, исцели, помоги, исцели как-нибудь, как угодно, помоги, чтобы конкретная пилюля подействовала". Он просит Бога, не опосредуя свою просьбу никакими лишними вещами. Шарлатаны, целители - они про другое. А если ты просишь Бога, неважно, каким образом он подействует, может он подействует через тетю Мотю, которая придет и вскроет нарыв. У меня есть одна знакомая дама-анестезиолог, которая очень плохо умеет засовывать интубационную трубку внутрь больного. А это такой момент, если ее вовремя не сунуть, больной может умереть. И когда у нее не получается это в операционной, а больной уже парализован лекарством специальным, то она падает на колени и взывает к Господу, и Господь слышит ее молитвы, из соседней операционной приходит другой анестезиолог и интубирует больного.
Поэтому не надо говорить: Господи, подействуй через лучи или через энергию, или через Космос, надо говорить: Господи, помоги. Вообще говоря, да будет воля Твоя! Потому что мы не всегда можем быть уверены, что исцеление, о котором мы молимся, есть благо для больного. Поэтому я обычно имею в виду и это тоже.
Яков Кротов:
Как относиться к тем целителям современным, кто только использует христианскую обрядовость и христианскую терминологию?
Владимир Файнберг:
К сожалению, в каждой волне такого рода деятельности огромное количество накипи. Я однажды встретил одну целительницу, которая читала заговоры, окруженная иконами, которая все время бубнила: "Не я лечу, Богородица лечит. Приготовьте пятьдесят долларов за сеанс, вам надо таких сеансов 10-12. На вас порча, на вас сглаз, у вас то болит, это болит, вы даже не знаете, я вам ставлю диагноз, я вас от всего вылечу, вы будете жить 200-300 лет. Не я лечу, Богородица лечит. Приготовьте пятьдесят долларов, не забудьте". Давала крутые яички, чтобы потом по выходу бросить их через левое плечо, обязательно через левое.
Дело в том, что у человека действует чуть больше 10% клеток мозга. Для чего нужны остальные клетки - никто не знает. Совершенно не выяснено наукой, где рождается мысль. Анатомически это найти невозможно. Мы живем в тайне. Я убежден, что абсолютно каждый человек может помогать другим людям, целить. Люди этого не знают. Если человек верует в Господа, он как бы становится более чистым проводом. Я заметил, что когда я про себя, стараясь не смутить пациентов, читаю "Отче наш", действительно обращаясь к Богу, то эффект неизмеримо лучше, больше. Но необязательно знать об этом пациенту, необязательно, чтобы пациент верил в парапсихологию, необязательно, чтобы пациент верил в Бога. Но потрясающе, что если человек излечивается, он неминуемо приходит еще раз, чтобы понять, как это произошло и каким-то непостижимым путем он приходит к вере в Бога.
Яков Кротов:
Мы видим, что главное отличие, которое бросается в глаза, это языковое. Есть целители, которые, используя православную терминологию, делают это иначе, чем это делает православная церковь. Вроде бы то же, но чуть-чуть вкривь и вкось, как у Коновалова, как у разных бабок-ворожей. И что же, значит, мы должны ориентироваться только на язык? Но ведь именно люди клюют на объявления в газетах, составленные этим корявым языком, потому что они в церковь не ходят, о церковном языке у них отдаленное представление. И они идут именно к целителю, потому что он говорит так, как в их представлении должен бы говорить православный человек. Как на самом деле говорит православный человек, большинство жителей России вряд ли знают. Какой-то (кроме языкового, филологического) есть критерий для отличия верующего экстрасенса-целителя от шарлатана?
Елена Захарова:
Я думаю, что это дело священника. Если ты болен, если медицина не в состоянии тебе помочь, и ты от отчаяния бросаешься к каким-то нетрадиционным целителям, и ты верующий христианин, то я абсолютно убеждена, что сначала ты должен спросить разрешение своего священника. И, возможно, ознакомить своего священника с тем, что тебе предлагает этот целитель.
Яков Кротов:
Вот передо мной Интернет-сайт и документация красноярского подворья общины Архангела Михаила Истинно православной церкви во главе не просто со священником, а с епископом Георгием Каковиным. Это община, которая посвятила себя, как она сама пишет, "духовному оздоровлению и воспитанию граждан". И она обращается к епископу Красноярскому, Енисейскому преосвященному Антонию и просит: "Мы готовы всей общиной вступить в лоно Русской православной церкви. Мы считаем, что един Господь у нас, одна Россия у нас и делить нам нечего. Только совместными усилиями мы сможем противостоять натиску всевозможных сект, магов, провидцев. Искренне уверовав в Господа, через те знания, которые к нам приходили в ходе нашей целительской практики, мы все более и более укреплялись в понимании православия, мы поняли, что только православием, и через Россию возродится весь мир". Значит, оказывается, что священник священником, но, прежде чем доверить священнику различать, где целитель, где шарлатан, мы еще должны выяснить: а священник сам настоящий или тоже шарлатан? И вообще, есть ли какой-то тут твердый критерий. Но это уже отдельная тема. Но если помимо духовенства, помимо внешнего человеческого церковного авторитета пытаться различать целителей, то какой еще может быть критерий?
Владимир Файнберг:
На мой взгляд, критерий чрезвычайно простой, многие, может быть, со мной не согласятся, но практика показала, что те люди, которые берут за это деньги или мзду в какой-либо форме, они не целители. Это должно быть чистое сострадание. На волне сострадания только и можно исцелить человека. Интересно, что, я беру очень высокий пример, но кто бы дал лицензию Христу?
Яков Кротов:
С каждым годом в России все большую популярность набирает лечение и самолечение через обращение к православным святыням. Десятки тысяч людей едут, например, в Серпуховской Высотский монастырь, где находится икона, перед которой молятся об исцелении от пьянства, икона "Неупиваемой чаши". Идут к могилке блаженной Матроны, берут оттуда землю. Опять возродилась древняя средневековая традиция мазать больные места маслом от лампад, которые висят перед иконами. И вот теперь, спрашивается, как объяснить неверующему человеку, в чем разница между каким-нибудь великим магом-экстрасенсом 38-й ступени и 14-го посвящения и игуменом Серпуховского монастыря? И тот и другой зовет людей исцеляться, и тот и другой, в общем-то, получает за это деньги. Хотя, если умный маг, он не будет брать плату, а будет брать пожертвования или будет продавать свою книжку. Так что ж, никак не отличить?
Елена Захарова:
Тут надо быть очень осторожной, отвечая на этот вопрос. Что такое обрядоверие мы все хорошо знаем - это то же самое. Как огромное количество людей, которые причащались последний раз двадцать лет тому назад, ходя в церковь ставить свечку. С точки зрения врача, практикующего христианина, если твой больной, который получает у тебя лечение, в нашей практике это многомесячное, длительное, иногда многолетнее, выполняет все твои инструкции, соблюдает все, что ему рекомендовано, принимает все препараты, своевременно приходит на контрольное обследование, и вы с ним вместе делаете все, что возможно, то мне совершенно все равно, что он делает кроме этого. Разумеется, если он мне скажет, что он пойдет к колдуну, я постараюсь его отговорить, но не как врач, а как христианин. Если он мне скажет, что я пойду в церковь и закажу молебен за свое здоровье или поставлю свечку, или буду собороваться, я не скажу ему: "не делай этого". Всякая молитва в помощь, я надеюсь. А вот если это противопоставляется, если больной говорит: "нет, не нужно мне ваших таблеток, не хочу я вашей искусственной почки, не нужна мне ваша пересадка, я пойду соборуюсь, поеду в монастырь, вот я так исцелюсь". Я сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить его не бросать лечение и делать эти вещи одновременно. Я приложу все усилия для того, чтобы довести до больного, что в этом нет противопоставления. Если он скажет мне, что "я пойду к экстрасенсу", то я скажу ему: "голубчик, родной вы мой, вы только пейте эти таблетки. Приходите раз в месяц сдавать анализы, показывайтесь мне или вашему лечащему врачу. И сходите к экстрасенсу, но если он скажет вам все бросить, то тогда вы от него уйдите. А так, чего же, пожалуйста". Еще я ему скажу, что "лично мне как верующему человеку кажется, что это неполезно с точки зрения душевного здоровья, ну, впрочем, как хотите, я не священник, не духовник, это не моей компетенции дело".
Яков Кротов:
Оставляя в стороне целителей, как отличить: кто идет в церковь для того, чтобы быть там со Христом, а у кого в его веру вкрадывается какой-то изъян, как бы вера с трещинкой? Кто идет поклоняться Богу, а кто идет поклоняться исцелениям и впадает в такое, я бы сказал, целителепомешательство?
Ариадна Ардашникова:
Вера - это жизнь в любви к Богу, в общении, в диалоге с ним. Церковь, с человеческой точки зрения, это институт, который дает возможность любить Бога. Но если люди приходят туда не за этим, просто они неверующие тогда. Конечно, я не стану говорить, ты верующий, ты не верующий, это не мое дело, но в Библии есть такое. "Не все, кто говорят: "Господи, Господи" будут спасены, они пойдут, а я скажу: "отойдите от меня, делающие беззаконие"". Это ужасно, что мы - верующие таковы, что мы отпугиваем людей от церкви. Но в этом есть одна глубочайшая мудрость. Я помню, что я говорила на исповеди, что я не могу в церкви молиться, потому что бабки все время дерутся, чья свечка ближе будет стоять к иконе и чья наклонится, и кто на чье место сел, и чей хлеб в первую очередь освятят. И я не могу молиться в церкви. И я думала, что отец Александр скажет мне: да, да, какие плохие бабки, я с ними поговорю. А отец Александр мне на это ответил, что когда я прихожу в храм, я найду глазами молящегося человека и к нему, чтобы моя молитва шла к Богу вместе с его, чтобы усиливалась. Вот и весь ответ. Если ты приходишь в храм, чтобы найти там молящегося, то ты будешь идти к Богу, а если ты приходишь храм, чтобы убедиться, что верующий хуже, чем ты - неверующий, ну и сиди дома со своими щами.
Яков Кротов:
Можно верить в Христа помимо исцеления. Почему же тогда сегодня в России так растет интерес к православию, к вере как источнику исцелений?
Владимир Файнберг:
К сожалению, я боюсь, что в данном случае речь идет о чернейших суевериях, может быть корыстно поддерживаемых рядом церковных людей или прицерковных людей. Я не уверен, что существует документальные, нотариально заверенные акты об исцелениях. Это скорее всего связано с психиатрией, особенно когда бывают массовые помешательства и массовые стечения толп в какие-то места. Я очень мрачно отношусь к такого рода явлениям. И я заметил, что люди, которые туда стремятся, которые с восторгом потом об этом всем говорят, они находятся в прелести, это душевнобольные люди, именно нездоровые. Я испытаю огромное чувство сожаления.
Яков Кротов:
Главная особенность современного целительства, парамедицины в том, что оно современное, оно совершенно непохоже ни на античное целительство, ни на средневековое. Оно менее научно, кстати, чем средневековое отношение к здоровью и к медицине. Современное целительство часто рабски копирует формы научные, и тогда целители выступают в роли таких профессоров, только с новыми знаниями. Либо целители копируют формы церковные, как тот же Сергей Коновалов из Петербурга в своей книге пишет: "Я знаю, что сегодня приход многих наших Храмов увеличился на тысячи и десятки тысяч верующих благодаря нашим лечебным сеансам. Я твердо знаю, что приобретенная вера моих пациентов - это фундамент сегодняшней церкви. Для многих пациентов, - пишет Коновалов, - лечебный зал нашей клиники стал подлинным Храмом, главным содержанием которого являются не стены, увешенные иконами, и не купола, сияющие золотом. Для нас истинность Храма определяется состоянием его души, которое формируется людьми, входящими сюда и излучающими любовь, добро, понимание и свет". Кто только не критикует сегодня в России православную церковь! Но те, кто критикуют, те и продолжают ходить, потому что веруют в то, что атмосфера создается не ими, не прихожанами, а Христом. И здесь довольно резкое отличие современной православной традиции от современного целительства, пусть и под флагом православия. Люди идут не за эйфорией, не за исцелением, не за здоровьем, а просто ко Христу. Агрессивное же отношение современных православных верующих к целительству возникает скорее всего от чувства неуверенности в себе. В Евангелии сам Иисус говорит, что "многие мне скажут: не от твоего ли имени мы пророчествовали, и не от твоего ли имени мы бесов изгоняли, и не твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: я никогда не знал вас, отойдите от меня, делающие беззаконие". Кому сказаны эти слова Спасителя Иисуса? Сказаны ли они колдуну Юрию Лонго или они сказаны какому-нибудь из старцев Троице-Сергиевой лавры, которые тоже именем Христовым изгоняют бесов? Здесь у нас нет ответа, мы остаемся в неизвестности. И неизвестность эта может найти свое разрешение только в вере.
Сын последнего русского царя был неизлечимо болен. Родители, однако, не теряли надежды найти средство помимо медицины, вынесшей свой приговор. Они приглашали разных целителей, из которых самым заметным стал Григорий Распутин. Он если и не смог вылечить несчастного мальчика, то умел успокаивать царицу.
В наше время культ Распутина возродился, его икону поместили в храме на задах Ленинской библиотеки в Москве. Тысячи людей обращаются к целителям, те часто объявляют, что действуют именем Христа, хотя христианство к этому занятию относится весьма сдержанно. Многие идут в церковь, надеясь, что им будет послано здоровье. Это новое явление, в прошлые эпохи молились более бескорыстно. В иудаизме и исламе, российском иудаизме, российском исламе ничего подобного нет и сейчас.
Яков Кротов:
В современной русской православной духовности отношение к целительству очень двоится, как и отношение вообще к любой медицине, отношение к здоровью. С одной стороны, конечно, в православии, как и в любой христианской традиции, в основе лежит интерес к исцелению и отношение к исцелению и целительству как к проявлению истинности учения, как к проявлению благодати и духа Божьего. В основе такого отношения лежит само Евангелие, повествование об Иисусе. Ведь когда ученики Иоанна Предтечи приходят к Христу, потому что они в нем сомневаются, и Иисус им говорит: "Слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют. Блажен, кто не соблазниться обо мне".
Но, с другой стороны, с течением веков все больше нарастает в христианстве не то чтобы равнодушие к здоровью, а готовность принять болезнь. Уже апостол Павел говорил: "Дано мне жало в плоть, и я просил Бога, чтобы выздороветь, но мне было сказано: довольно для тебя этого".
И сегодня один из православных неофитов пишет в Интернете: "Давайте вспомним, что к спасению мы придем только через Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И честной крест животворящий, и молитвы - лучшее лекарство от всех немощей, как физических, так (что самое главное) и духовных. Примем же тягости друг друга и этим спасемся, ибо не распятый не Христов". То есть здоровый - это уже не христианин. В чем причина такого двойственного отношения к целительству, к исцелениям, к здоровью?
Говорит Ариадна Ардашникова, литератор, ведущая одной из групп при московском православном храме, где обсуждаются проблемы семьи, брака и здоровья.
Ариадна Ардашникова:
Для верующего человека дело не в самом лечении, хорошем или плохом, добром или злом, а дело в том, как мы принимаем лечение. Верующий принимает не любое лечение, а то, что его не уводит от Бога, или, иначе, то, которое ведет его к Богу. Но дело в том, что мы не всегда можем зафиксировать, что мы именно идем к Богу, а вот зафиксировать, что мы не идем к нему, нам гораздо легче. Какое уводит?
Господь сказал, что возлюбить его надо всем сердцем, всей душой, всеми силами, а не просто возлюбить душой, умом, силами, всеми. Он нам сказал, что мы должны жить так, чтобы он был у нас на первом месте, потом дети, мужья, возлюбленные, профессия, талант, творчество. Я пользуюсь целителем каким-то, происходит целительство, оно для меня добро или зло? Я могу проверить, не стало ли оно для меня на первом месте. Если я всю свою жизнь на свою болезнь начинаю смотреть с точки зрения этого целительства, что оно дает мне хорошее настроение, оно дает мне эйфорию, у меня не стало шва на месте аппендицита, я могу загорать в открытых трусиках. То есть целительство стало определять мою жизнь. Я должна была овладеть целительством, а не оно мною. Болезнь, я не знаю, по нашей ли темноте, или это происходит с помощью самого дьявола, но болезнь вызывает уныние через зависть. Возникает такое мятежное чувство обиды, почему я заболела, когда рядом женщина, которая сделала три аборта, у нее нет рака матки, а я один, и у меня рак матки. Начинается такое сравнение с другими людьми, которые по моему понятию должны были бы быть наказаны болезнью гораздо больше, чем я. Если я ищу какого-то лечения и пользуюсь лечением, хочу выздороветь, чтобы доказать себе и тому человеку, что я несправедливо подвержена этой болезни, то это значит, что я исцеляюсь неправильно.
Яков Кротов:
Современная психология, современная медицина проводит резкое различение между лечением и исцелением. Это довольно новое явление в мировой истории, восходит оно к 18-му веку. Явление, напомню, крайне антицерковное, а в каком-то смысле и антирелигиозное. Именно тогда - в начале французской революции - Жан Лавеньер предлагал обеспечить бесплатную медицину за счет церковных доходов. Потому что то, что раньше до революции делал священник, теперь должен делать врач. Так создается миф о том, что главная причина болезни - это социальное неравенство. И весь 19-й век живет верой, светлой, оптимистической верой в то, что когда будет построено идеальное общество, все болезни исчезнут, что медики тоже исчезнут. Но пока они есть, они должны быть подобны священникам. "Идея клиники сама по себе, - писал французский историк Мишель Фуко, - повторяет идею церкви. Потому что не врач к больному идет, а идет больной к врачу. Обследование больного - это все равно что исповедование грешника священнику". Появляется понятие компетенции. Медики выдают свидетельства, кто может лечить, а кто нет. Тем самым, кстати, отсекают врачей из духовного сословия. Ведь на протяжение средних веков часто врачи были бродячими монахами. Теперь медики словно воспроизводят идею апостольского преемства, как настоящий священник обязательно должен получить от кого-то благодать, так настоящий врач, не шарлатан, должен получить от медицинской корпорации свидетельство о том, что он компетентный врач. Но, конечно, конфликт медицины и церкви в сфере здоровья лежит не только здесь.
Представим себе современного врача: он вырос в представлении о том, что Бога нет, потому что мы разрезаем тело человека и не находим там души. И вот человек, воспитанный позитивистски, антицерковно, вдруг по тем или иным причинам приходит к Богу, становится верующим христианином. И вместе с этим он открывает для себя мир Евангелия, мир исцелений, Христа как человека, Богочеловека, который совершал и продолжает совершать чудесные исцеления. Тогда здесь должен естественно возникнуть конфликт между профессиональной подготовкой и личными убеждениями. Есть ли такой конфликт?
Елена Захарова:
Нет, конфликта не возникает, просто это совершенно разные вещи. Во-первых, современный врач, даже если, получая медицинское образование, он является неверующим, конечно, далек от такой примитивной идеи, что мы разрезали человека, не обнаружили в нем души, значит, Бога нет. Это отдельные вещи. Есть масса научных медицинских дисциплин, которые достаточно подробны сейчас, потому что медицина в 20-м веке совершила несколько значительных, фактически революционных скачков, и мы очень много теперь знаем о том, как устроен организм. Причем на уровне не только органов и тканей, и даже не просто на уровне клеток, а на уровне внутриклеточных структур, тончайших, видных только под электронным микроскопом каналов, по которым движутся ионы. И все это находит не просто свои объяснения, но и выстраивается ясная логическая цепочка между деятельностью какого-то видимого только под электронным микроскопом канала, по которому гуляет один только ион калия и натрия взад-вперед, и результатом, болезнью.
При этом, с моей точки зрения, это абсолютно не вступает в противоречие с религиозными убеждениями, религиозной практикой. Более того, когда лично я вижу картинки под электронным микроскопом или читаю описание того, как устроены эти пресловутые, допустим, ионные каналы или многое другое, что сейчас знает современная медицина, я понимаю, что вот же оно! Как не могут образоваться швейцарские часы в результате взрыва на механическом заводе, точно также в результате взрыва какой угодно сверхновой звезды вот так оно не могло устроиться! Для меня это лучшее доказательство лично моих религиозных мировоззрений. Помимо всего прочего, моя медицинская практика и мои медицинские знания являются не противопоставлением, не исключением, а, наоборот, доказательством.
С другой стороны, зная довольно много в рамках своей специальности, не только про то, от чего развиваются болезни, как именно они развиваются, к чему они приводят, как их лечить; потому что про лекарственные препараты мы тоже теперь знаем: оно не от головы и от живота помогает, а конкретно в какой точке, в какой клетке, каким образом, внутри цепочки, внутри клетки сложные взаимодействия, вот так теперь устроена медицина.
Но это совершенно не отменяет того обстоятельства, когда я все знаю про тяжелобольного, что может знать сейчас наша наука, и знаю, как его лечить, и лечу, но не знаю, удастся ли мне его вылечить, потому что болезнь очень тяжелая, то я прибегаю к молитве. Иногда это помогает. Были в моей практике несколько совершенно удивительных случаев такого рода.
С третьей стороны, мы не можем в своей практике ежедневно рассчитывать на чудо. Мы не можем, к сожалению, быть уверены, что каждый раз, когда мы изображаем из себя чукчу-хирурга и бросаем скальпель с криком "не получается!", вот мы сейчас воззовем к Богу, и Бог придет и сделает вместо нас нашу работу. Наша работа у нас не получилась, приди, Господи, и сделай нам чудо! Мы не можем на это рассчитывать, не должны, потому что тогда мы вообще не нужны. Тогда нужно всем собраться, помолиться, и больной исцелится. Зачем тогда врачи, таблетки, знания наши, аппараты сложные искусственного того, сего? Тогда все это не нужно. Если же говорить о целительстве, как факте религиозном, как факте медицинском, то это особая статья. Не все они лечат именем Христа. Если они лечат именем Христа, тогда они не экстрасенсы, вот я что хочу сказать.
Яков Кротов:
Но конфликт часто бывает не только между врачом и верой врача, но и между целителем и верой самого целителя. Реален ли этот конфликт? С этим вопросом я обратился к прихожанину одной из московских церквей Владимиру Файнбергу: "Для вас, как целителя и православного, был ли реален конфликт между тем, чем вы занимаетесь и тем, во что вы веруете?"
Владимир Файнберг:
Для меня этот конфликт был более чем реальный, и меня приводили некоторые люди в полное отчаяние. Потому что, когда к моему собственному изумлению начинались случаи исцеления людей от огромного спектра болезней, причем, я не знал, и до сих пор до конца не понимаю, как это происходит, то некоторые люди, которые считали, что они очень хорошо ко мне относятся, они начали спасать мою душу. В частности, один достаточно известный в московских кругах священник, который говорил, что за меня надо молиться, что я попал в когти дьявола и так далее.
Характерно, что не прошло и полгода, как он сам явился ко мне, моля об исцелении от двух действительно довольно тяжелых его болезней. Я не стал злорадствовать, и все, что я мог сделать, я ему сделал и помог, хотя бы на время, и после этого он перестал меня "доставать", как говорится. Но другие люди, особенно из новообращенных, точно также пытались спасать мою душу сначала, а потом приходили сами или присылали своих друзей и родственников.
Яков Кротов:
Многие православные категорически отвергают современных целителей и, наоборот, многие целители категорически отказываются идти в церковь. Или люди, которые ходят к целителям, отвергают церковь, видя там недоброжелательность. Как примирить этот конфликт, в чем его природа?
Владимир Файнберг:
Природу этого конфликта одним словом обозначил отец Александр Мень. Это называется ревность. Он говорил, что в первые века христианства почти при каждом храме был свой целитель. Теперь все это исчезло, церковь потеряла дар целительства. И это - ревность, потому что церковь понимает, что все это очень связано с духовным миром людей и претендует на то, чтобы все это принадлежало ей. И очень хорошо было бы, если бы она в каждом конкретном случае беспокоилась о человеке и могла ему помочь.
Мне кажется, что этот конфликт, вообще говоря, надуман. Потому что если какой-то человек может просто помочь другому человеку, даже не как целитель, а просто привести его к себе, накормить, дать ему свое пальто, то так же (по отношению к каждому отдельному человеку) должна поступать и церковь, тогда все будет в порядке. Надо любить каждого конкретного человека, а не человечество или паству вообще. Целительство не должно быть конкурентом медицины, а ее дополнением, желательно сначала обычная медицина. Так оно и бывает, что ко мне, например, попадают те люди, которым не смогла помочь медицина, которые обошли все круги медицинские, которым больше некуда деться. И если мне удается помочь такому человеку, а потом его вернуть к тем медикам, которые им занимались, и они подтверждают, к собственному, конечно, изумлению, что болезни нет, то вот это тогда торжество. Но это не мое торжество, я себя чувствую просто проводом, более очищенным или менее очищенным, по которому идет какая-то сила, какая-то энергия, которой не я начальник, которой не я управляю. Это очень существенно - чувствовать себя проводом, не более того.
Яков Кротов:
Сохранилась запись беседы священника Александра Меня, которую он вел с слушателями курсов для врачей-парапсихологов, курсов, организованных знаменитой Джуной. Это было примерно за год до его смерти. Но главное, чему была посвящена эта довольно обширная беседа, крайне доброжелательная. Отец Александр не говорил будущим целителям, что они идут на службу сатане, говорил с ними как с нормальными, как с верующими людьми, ориентируясь на то, предполагая, что среди них есть и христиане. Он только выдвинул три условия: не гнаться за массовостью, бескорыстие. Третье сводится к тому, что сказано в Евангелии, хотя там сказано иронически врачу: "исцелися сам". Кто в силах выполнить эти три условия? Какой смысл идти на курсы экстрасенсов, если для того, чтобы быть хорошим экстрасенсом, нужно быть бескорыстным, лечить одного-единственного человека, а лучше всего самого себя? Повышенный интерес первых христиан, первых поколений христиан к исцелениям, видимо, указывает на глубоко персоналистический характер новой для античного мира религии. Человек Благой вестью о Воскресении освобождается окончательно от родового лона. Человек вываливается из племени, из колена, из полиса, потому что весть о воскресении Христа можно принять только в одиночку, только лично. Это совершенно новая антропология - восприятие себя и своего тела. И тогда исцеление, здоровье, чудо, связанное со своим или с чужим телом, действительно обретает уже какое-то вневременное, вечное значение и измерение. Действительно, на протяжении первых трех веков истории церкви, прежде чем человек крестился, из него изгоняли бесов, его исцеляли от бесовщины. Причем исцеляли каждого. И кроме человека, который преподавал основы веры устно, при храме всегда был экзорцист. Несколько лет над человеком читали молитвы, изгоняющие бесов и клали в знак очищения на кончик языка горстку соли. Потом этот обычай исчез, хотя следы этих молитв (об изгнании бесов, об исцелении причащаемого) в современном чинопоследовании крещения остались.
В средние века значение исцеления возрастает многократно, они становятся главным критерием истинности веры. Когда же происходит переворот? Почему в современном христианстве отношение к исцелениям уже крайне настороженное и двусмысленное? Атеисты часто подчеркивают, что нет различий между парамедиками, экстрасенсами, целителями и тем, что происходит в церкви. Где здесь критерий для различения явлений, одной психологии от другой, если различия, конечно, есть?
В христианской традиции чудеса исцеления часто означают чудо получения веры. Рассказ о крещении князя Владимира, знаменитая Корсунская легенда гласит о том, что Владимир ослеп и был исцелен только когда обратился ко Христу. Это сказание повторяет общеродовой тип западноевропейских легенд раннего средневековья. Почти в любой средневековой европейской стране был свой князь-креститель, который не хотел верить, его постигла слепота или проказа, он уверовал и исцелился.
В современной России многие черты средневековой психологии возрождаются именно в последние годы. Если Анатолий Кашпировский обходился без всякой религиозной символики, без всякой христианской православной терминологии, то теперь очень популярный в Петербурге целитель Сергей Коновалов (который некогда работал в военной петербургской клинике) в 93-м году организовал свою энергетическую клинику, издал уже пять книг. Он подчеркивает, что его бабушку в Молдавии часто приглашали читать проповеди на церковно-славянском языке, он сам пишет о себе, что "с трепетом берет Библию, бесценный кладезь знаний, дошедший до нас от самого Господа". Правда, когда дальше Коновалов описывает, как он видит Вселенную, то он говорит нечто, чего мы в Библии отнюдь не найдем. Что-то про десять тел в человеке - плотное, тонкое, шесть образующих информационное поле, триллионы клеток плотного тела функционируют в строго определенном биологическом ритме, энергетические каналы и так далее и тому подобное. Но православная терминология налицо. Тогда встает вопрос: а как отличить настоящего целителя, который действительно искренне верует в Христа, и целителя-шарлатана, который только для проформы повесил у себя в кабинете икону, ссылается на Библию, но по сути остается атеистом? Да, кстати, и нужно ли различать?
Елена Захарова:
Это вообще неважно. Важно другое - существуют чудеса по молитве, а существует то, что называется целительством самым разным, это могут быть экстрасенсы какие угодно, живой и мертвой водой брызгающие, лечащие методом иммунных радикалов, которых нет в природе. Ты открываешь рекламную газету и читаешь: "зеркальные отвороты или приворот", "200% верну любимого". Это оно, это терминология, это не надо быть ни врачом, никем, это надо элементарным чувством языка обладать, чтобы отличить одно от другого. Или, пожалуйста, вся больница у нас обклеена: "Исцелю любую стадию рака!" О чем тут говорить? Дело в том, что мы довольно много знаем про всякие энергии в организме, мы их меряем разными приборами. И это находит свое место в нашем понимании. Всякие энергии в организме измерены: электрические, магнитные, более того, сейчас существуют методы, которые основаны на воздействии магнитного резонанса, которые дают нам такой имидж внутреннего устройства, который никогда не был доступен раньше.
Проблема в том, что эти, как их ни назови, апеллируют к чувству человека, что на самом деле иррационально. Вот есть люди - сухие скучные профессионалы, которые говорят про скучное, а есть нечто возвышенное, неведомое, таинственное, какие-то силы, которые эти скучные медики, зануды научные даже и померить не в состоянии. И признать их существование поэтому боятся. А есть тонкие возвышенные люди, которые ощущают космические лучи, которые лично на меня действуют. Это проблема в голове, а не в реальности; это разруха в головах - вот это что такое.
Есть большая разница - человек, который накладывает руки и молится или не накладывает руки и молится, просто молится. Он взывает к Богу, не к энергии, не к Мировому океану, космическому, не знаю чему, он взывает к Богу, Господу нашему. И просит: "Господи, исцели, помоги, исцели как-нибудь, как угодно, помоги, чтобы конкретная пилюля подействовала". Он просит Бога, не опосредуя свою просьбу никакими лишними вещами. Шарлатаны, целители - они про другое. А если ты просишь Бога, неважно, каким образом он подействует, может он подействует через тетю Мотю, которая придет и вскроет нарыв. У меня есть одна знакомая дама-анестезиолог, которая очень плохо умеет засовывать интубационную трубку внутрь больного. А это такой момент, если ее вовремя не сунуть, больной может умереть. И когда у нее не получается это в операционной, а больной уже парализован лекарством специальным, то она падает на колени и взывает к Господу, и Господь слышит ее молитвы, из соседней операционной приходит другой анестезиолог и интубирует больного.
Поэтому не надо говорить: Господи, подействуй через лучи или через энергию, или через Космос, надо говорить: Господи, помоги. Вообще говоря, да будет воля Твоя! Потому что мы не всегда можем быть уверены, что исцеление, о котором мы молимся, есть благо для больного. Поэтому я обычно имею в виду и это тоже.
Яков Кротов:
Как относиться к тем целителям современным, кто только использует христианскую обрядовость и христианскую терминологию?
Владимир Файнберг:
К сожалению, в каждой волне такого рода деятельности огромное количество накипи. Я однажды встретил одну целительницу, которая читала заговоры, окруженная иконами, которая все время бубнила: "Не я лечу, Богородица лечит. Приготовьте пятьдесят долларов за сеанс, вам надо таких сеансов 10-12. На вас порча, на вас сглаз, у вас то болит, это болит, вы даже не знаете, я вам ставлю диагноз, я вас от всего вылечу, вы будете жить 200-300 лет. Не я лечу, Богородица лечит. Приготовьте пятьдесят долларов, не забудьте". Давала крутые яички, чтобы потом по выходу бросить их через левое плечо, обязательно через левое.
Дело в том, что у человека действует чуть больше 10% клеток мозга. Для чего нужны остальные клетки - никто не знает. Совершенно не выяснено наукой, где рождается мысль. Анатомически это найти невозможно. Мы живем в тайне. Я убежден, что абсолютно каждый человек может помогать другим людям, целить. Люди этого не знают. Если человек верует в Господа, он как бы становится более чистым проводом. Я заметил, что когда я про себя, стараясь не смутить пациентов, читаю "Отче наш", действительно обращаясь к Богу, то эффект неизмеримо лучше, больше. Но необязательно знать об этом пациенту, необязательно, чтобы пациент верил в парапсихологию, необязательно, чтобы пациент верил в Бога. Но потрясающе, что если человек излечивается, он неминуемо приходит еще раз, чтобы понять, как это произошло и каким-то непостижимым путем он приходит к вере в Бога.
Яков Кротов:
Мы видим, что главное отличие, которое бросается в глаза, это языковое. Есть целители, которые, используя православную терминологию, делают это иначе, чем это делает православная церковь. Вроде бы то же, но чуть-чуть вкривь и вкось, как у Коновалова, как у разных бабок-ворожей. И что же, значит, мы должны ориентироваться только на язык? Но ведь именно люди клюют на объявления в газетах, составленные этим корявым языком, потому что они в церковь не ходят, о церковном языке у них отдаленное представление. И они идут именно к целителю, потому что он говорит так, как в их представлении должен бы говорить православный человек. Как на самом деле говорит православный человек, большинство жителей России вряд ли знают. Какой-то (кроме языкового, филологического) есть критерий для отличия верующего экстрасенса-целителя от шарлатана?
Елена Захарова:
Я думаю, что это дело священника. Если ты болен, если медицина не в состоянии тебе помочь, и ты от отчаяния бросаешься к каким-то нетрадиционным целителям, и ты верующий христианин, то я абсолютно убеждена, что сначала ты должен спросить разрешение своего священника. И, возможно, ознакомить своего священника с тем, что тебе предлагает этот целитель.
Яков Кротов:
Вот передо мной Интернет-сайт и документация красноярского подворья общины Архангела Михаила Истинно православной церкви во главе не просто со священником, а с епископом Георгием Каковиным. Это община, которая посвятила себя, как она сама пишет, "духовному оздоровлению и воспитанию граждан". И она обращается к епископу Красноярскому, Енисейскому преосвященному Антонию и просит: "Мы готовы всей общиной вступить в лоно Русской православной церкви. Мы считаем, что един Господь у нас, одна Россия у нас и делить нам нечего. Только совместными усилиями мы сможем противостоять натиску всевозможных сект, магов, провидцев. Искренне уверовав в Господа, через те знания, которые к нам приходили в ходе нашей целительской практики, мы все более и более укреплялись в понимании православия, мы поняли, что только православием, и через Россию возродится весь мир". Значит, оказывается, что священник священником, но, прежде чем доверить священнику различать, где целитель, где шарлатан, мы еще должны выяснить: а священник сам настоящий или тоже шарлатан? И вообще, есть ли какой-то тут твердый критерий. Но это уже отдельная тема. Но если помимо духовенства, помимо внешнего человеческого церковного авторитета пытаться различать целителей, то какой еще может быть критерий?
Владимир Файнберг:
На мой взгляд, критерий чрезвычайно простой, многие, может быть, со мной не согласятся, но практика показала, что те люди, которые берут за это деньги или мзду в какой-либо форме, они не целители. Это должно быть чистое сострадание. На волне сострадания только и можно исцелить человека. Интересно, что, я беру очень высокий пример, но кто бы дал лицензию Христу?
Яков Кротов:
С каждым годом в России все большую популярность набирает лечение и самолечение через обращение к православным святыням. Десятки тысяч людей едут, например, в Серпуховской Высотский монастырь, где находится икона, перед которой молятся об исцелении от пьянства, икона "Неупиваемой чаши". Идут к могилке блаженной Матроны, берут оттуда землю. Опять возродилась древняя средневековая традиция мазать больные места маслом от лампад, которые висят перед иконами. И вот теперь, спрашивается, как объяснить неверующему человеку, в чем разница между каким-нибудь великим магом-экстрасенсом 38-й ступени и 14-го посвящения и игуменом Серпуховского монастыря? И тот и другой зовет людей исцеляться, и тот и другой, в общем-то, получает за это деньги. Хотя, если умный маг, он не будет брать плату, а будет брать пожертвования или будет продавать свою книжку. Так что ж, никак не отличить?
Елена Захарова:
Тут надо быть очень осторожной, отвечая на этот вопрос. Что такое обрядоверие мы все хорошо знаем - это то же самое. Как огромное количество людей, которые причащались последний раз двадцать лет тому назад, ходя в церковь ставить свечку. С точки зрения врача, практикующего христианина, если твой больной, который получает у тебя лечение, в нашей практике это многомесячное, длительное, иногда многолетнее, выполняет все твои инструкции, соблюдает все, что ему рекомендовано, принимает все препараты, своевременно приходит на контрольное обследование, и вы с ним вместе делаете все, что возможно, то мне совершенно все равно, что он делает кроме этого. Разумеется, если он мне скажет, что он пойдет к колдуну, я постараюсь его отговорить, но не как врач, а как христианин. Если он мне скажет, что я пойду в церковь и закажу молебен за свое здоровье или поставлю свечку, или буду собороваться, я не скажу ему: "не делай этого". Всякая молитва в помощь, я надеюсь. А вот если это противопоставляется, если больной говорит: "нет, не нужно мне ваших таблеток, не хочу я вашей искусственной почки, не нужна мне ваша пересадка, я пойду соборуюсь, поеду в монастырь, вот я так исцелюсь". Я сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить его не бросать лечение и делать эти вещи одновременно. Я приложу все усилия для того, чтобы довести до больного, что в этом нет противопоставления. Если он скажет мне, что "я пойду к экстрасенсу", то я скажу ему: "голубчик, родной вы мой, вы только пейте эти таблетки. Приходите раз в месяц сдавать анализы, показывайтесь мне или вашему лечащему врачу. И сходите к экстрасенсу, но если он скажет вам все бросить, то тогда вы от него уйдите. А так, чего же, пожалуйста". Еще я ему скажу, что "лично мне как верующему человеку кажется, что это неполезно с точки зрения душевного здоровья, ну, впрочем, как хотите, я не священник, не духовник, это не моей компетенции дело".
Яков Кротов:
Оставляя в стороне целителей, как отличить: кто идет в церковь для того, чтобы быть там со Христом, а у кого в его веру вкрадывается какой-то изъян, как бы вера с трещинкой? Кто идет поклоняться Богу, а кто идет поклоняться исцелениям и впадает в такое, я бы сказал, целителепомешательство?
Ариадна Ардашникова:
Вера - это жизнь в любви к Богу, в общении, в диалоге с ним. Церковь, с человеческой точки зрения, это институт, который дает возможность любить Бога. Но если люди приходят туда не за этим, просто они неверующие тогда. Конечно, я не стану говорить, ты верующий, ты не верующий, это не мое дело, но в Библии есть такое. "Не все, кто говорят: "Господи, Господи" будут спасены, они пойдут, а я скажу: "отойдите от меня, делающие беззаконие"". Это ужасно, что мы - верующие таковы, что мы отпугиваем людей от церкви. Но в этом есть одна глубочайшая мудрость. Я помню, что я говорила на исповеди, что я не могу в церкви молиться, потому что бабки все время дерутся, чья свечка ближе будет стоять к иконе и чья наклонится, и кто на чье место сел, и чей хлеб в первую очередь освятят. И я не могу молиться в церкви. И я думала, что отец Александр скажет мне: да, да, какие плохие бабки, я с ними поговорю. А отец Александр мне на это ответил, что когда я прихожу в храм, я найду глазами молящегося человека и к нему, чтобы моя молитва шла к Богу вместе с его, чтобы усиливалась. Вот и весь ответ. Если ты приходишь в храм, чтобы найти там молящегося, то ты будешь идти к Богу, а если ты приходишь храм, чтобы убедиться, что верующий хуже, чем ты - неверующий, ну и сиди дома со своими щами.
Яков Кротов:
Можно верить в Христа помимо исцеления. Почему же тогда сегодня в России так растет интерес к православию, к вере как источнику исцелений?
Владимир Файнберг:
К сожалению, я боюсь, что в данном случае речь идет о чернейших суевериях, может быть корыстно поддерживаемых рядом церковных людей или прицерковных людей. Я не уверен, что существует документальные, нотариально заверенные акты об исцелениях. Это скорее всего связано с психиатрией, особенно когда бывают массовые помешательства и массовые стечения толп в какие-то места. Я очень мрачно отношусь к такого рода явлениям. И я заметил, что люди, которые туда стремятся, которые с восторгом потом об этом всем говорят, они находятся в прелести, это душевнобольные люди, именно нездоровые. Я испытаю огромное чувство сожаления.
Яков Кротов:
Главная особенность современного целительства, парамедицины в том, что оно современное, оно совершенно непохоже ни на античное целительство, ни на средневековое. Оно менее научно, кстати, чем средневековое отношение к здоровью и к медицине. Современное целительство часто рабски копирует формы научные, и тогда целители выступают в роли таких профессоров, только с новыми знаниями. Либо целители копируют формы церковные, как тот же Сергей Коновалов из Петербурга в своей книге пишет: "Я знаю, что сегодня приход многих наших Храмов увеличился на тысячи и десятки тысяч верующих благодаря нашим лечебным сеансам. Я твердо знаю, что приобретенная вера моих пациентов - это фундамент сегодняшней церкви. Для многих пациентов, - пишет Коновалов, - лечебный зал нашей клиники стал подлинным Храмом, главным содержанием которого являются не стены, увешенные иконами, и не купола, сияющие золотом. Для нас истинность Храма определяется состоянием его души, которое формируется людьми, входящими сюда и излучающими любовь, добро, понимание и свет". Кто только не критикует сегодня в России православную церковь! Но те, кто критикуют, те и продолжают ходить, потому что веруют в то, что атмосфера создается не ими, не прихожанами, а Христом. И здесь довольно резкое отличие современной православной традиции от современного целительства, пусть и под флагом православия. Люди идут не за эйфорией, не за исцелением, не за здоровьем, а просто ко Христу. Агрессивное же отношение современных православных верующих к целительству возникает скорее всего от чувства неуверенности в себе. В Евангелии сам Иисус говорит, что "многие мне скажут: не от твоего ли имени мы пророчествовали, и не от твоего ли имени мы бесов изгоняли, и не твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: я никогда не знал вас, отойдите от меня, делающие беззаконие". Кому сказаны эти слова Спасителя Иисуса? Сказаны ли они колдуну Юрию Лонго или они сказаны какому-нибудь из старцев Троице-Сергиевой лавры, которые тоже именем Христовым изгоняют бесов? Здесь у нас нет ответа, мы остаемся в неизвестности. И неизвестность эта может найти свое разрешение только в вере.