Автор: Петр Шабах (Прага)
Беседа, перевод с чешского: Антон Ширяев
Ведущий Сергей Юрьенен
Петр Шабах - один из самых читаемых сегодня в Чехии писателей. Родился в 1951 году в Праге. Закончил философский факультет Карлова университета, сменил множество профессий. Сборники рассказов "Как потопить Австралию" (1986), "Шакальи годы" (1993), "Дерьмо горит" (1994 - выдержало 12 переизданий), "Личные проблемы Франтишка С." (1996), "Похождения морского конька" (1998), "Бабушки" (1998). По рассказам Шабаха в Чехии сняты два фильма, сейчас снимается третий. Переведен на несколько европейских языков. Что же касается русского...
В конце 2002 года в "Независимой газете" живущая в Праге филолог-богемист Екатерина Бобракова-Тимошкина опубликовала свое выступление на форму "Философской газеты". "Чешская литература - это не только (как же они мне надоели) Гашек и Кундера", - заявил молодой русский богемист 78 года рождения, представив свой личный список тех, кого в России несправедливо не знают. В этом списке фигурирует и "блестящий рассказчик Петр Шабах". Один из рассказов Шабаха "Юго" впервые по-русски - в переводе Нелли Павласковой - прозвучал в выпуске "Экслибриса", посвященном чешскому минимализму, так что вы можете прочесть Шабаха на сайте "Свободы". Сегодня в переводе нашего коллеги Антона Ширяева, одного из авторов популярного в России путеводителя по Праге и богемиста-переводчика, - фрагменты повести Шабаха "Вода с сиропом". Повесть вошла в сборник "Дерьмо горит". Но сначала сам автор. В пражскую студию "Свободы" синеглазый седеющий бородач вошел с ополовиненной бутылкой пива "Гамбринус"- "деситка". Петр Шабах. Беседу ведет Антон Ширяев.
Антон Ширяев: Первый вопрос с места в карьер: что из себя представляет современная чешская литература?
Петр Шабах: Да, крутое начало... Современная чешская литература мне представляется скорее каким-то фильмом или музыкой. Тем, что делалось здесь с 60-х лет до сегодняшней, скажем так, невыразительной формы (это, конечно, на первый взгляд). Ушли крупные имена: Грабал, Фукс, который мне очень нравился. Просто великаны. А сейчас идет поиск того, что можно после революции сделать, чтобы продолжение было еще лучше, и конечно есть имена. Я бы не отважился судить, кто есть кто, в современной чешской литературе, кто самый выразительный тип... Ну, не знаю...
Что влияет на современных чешских писателей?
Каждый на кого-то влияет. Выглядит, что здесь ничего не происходит, но это не правда. Мне нравится, что здесь сейчас публикуют: например Тополь или, как его там... Я вот выяснил, что один мой друг детства замечательно пишет. Зовут его Йозеф Муника и мне очень нравится как он пишет прозу - мы же о прозе говорим? Вообще, я не хочу называть сейчас имен, чтобы кого-нибудь не обидеть, забыв упомянуть.
Хорошо, поговорим о Вас. Кого Вы видите, глядя в зеркало?
Я себя не держу за писателя. Мне бы не хотелось говорить сейчас какие-нибудь умные мысли (у меня их, кстати, и нет), я люблю юмор, люблю пошутить и все это оплести так, что бы подать это любому человеку - необразованному или образованному, потому что мне никогда не нравилось, что в Чехии, когда писали смешные вещи, они всегда были не для всех. Был например Верих, читая которого, человеку был необходим хотя бы средний уровень образования. Меня это расстраивало, я себе говорил: я хочу рассмешить любого - хоть абсолютного идиота, хоть профессора. Это у хорошего комика должно получиться - у Чаплина получилось же... Я не очень образованный...
А как же Филосовский факультет Карлова Университета?
Забудь об этом! Мы же должны понимать, что за времена тогда были. То, что я учил - не в счет. Мне не важен ни университет, ни аттестат. Эти наши университеты... Мне кажется, я цитирую какого-то русского писателя, да? Мои университеты. Мои же реальные университеты, понятное дело, были в пивных. Туда ходили люди, я их слушал. Хочу сказать, что я стараюсь писать внеклассово. Мне не нравится, чтобы для понимания какой-либо шутки вам нужна предыстория. Что-то должно быть известно сначала, чтобы потом рассмеяться. В литературе это описано Циммерманом, что самый известный химический анекдот это C2H5OH.
Что Вам принесла смена эпох?
Ну что сказать. В коммунистические времена я жил таким образом, что... Я не был настоящим диссидентом.
Но уже писали?
Ну, это да! Писал. Я говорил недавно, когда пришел сюда в штаб-квартиру, что со "Свободной Европой" у меня связана одна история. Однажды меня пани Ракушанова протолкнула на "Свободную Европу". Там прочитали рассказ "Пан Штепанек", а на следующий день утром меня уволили с работы.
Я повторяю, я не был диссидентом. Меня даже не спросили, можно ли прочитать мой рассказ (естественно, я бы разрешил), но за это меня выгнали.
Так вот, тогда на "Свободной Европе" прочитали мой рассказ о человеке, который пытался как-то разобраться с режимом, а у него ничего не получилось. Они на работе потом меня спрашивали, сколько я за это получил и что буду делать с теми деньгами, которые мне радио переведет. Я говорил, что если мне чего-нибудь пошлют, то я отказываться не буду. А они настаивали, что я им должен буду про это рассказать. Я помню, в тот день я купил карпа, елку - было это 23-го декабря, а меня на работе приперли и мучили. Дома думали, что я где-то в пивной застрял.
Что касается гонораров: может ли писатель в Чехии прожить на гонорар?
Ну, кто как... Если будете писать статьи в пару газет, то среднюю чешскую зарплату получите.
А писатели Вашего уровня?
Меня это не интересует! Я этого не делаю, и делать не собираюсь. Не хотелось бы сидеть дома и писать заметки для газет. Книжки - это интересно. Мне интересно не только их писать, но и получать за них деньги.
На жизнь-то хватает?
Хватает, хватает. Это в среднем как работа на постоянной зарплате. Разве что, сидишь дома. Мне нравится писать для журналов или газет, если у меня есть настроение и время. А когда речь идет о книге, то я ложусь на дно и пишу только эту книгу. Не только потому, что она меня кормит, но потому, что это интересно. На эти статейки нужны разные идеи, а разбрасываться идеями - потом окажется, что все растрачено.
Здесь лежит книжка, о которой мы будем сегодня говорить. Мне интересна реакция издателя на такое смелое название "Дерьмо горит"?
Да вовсе не издателя! Издатель сам предложил это название, я не думал это так называть - это было просто рабочее название. Я с самого начала был в больших раздумьях. Понимаете, одно дело, когда это слово говорите, другое - когда пишете, а когда помещаете его на главную страницу - так тут начинается безумие. Мы спорили об этом несколько вечеров за пивом, но времени на это не было - издатель спешил. А я как-то закрыл глаза и представил, как это будет. А вышло так, что огорчило это... Ну, я не могу сказать, сколько людей, я расскажу вам на примере собственной семьи: моя жена не показала вида: я принес ей книжку, она посмотрели и все. Старший сын на меня смотрел и подмигивал. Он уже был тинейджером и делал так "Ну, круто. Дерьмо, да, круто!" ему понравилось, а младшего сына это очень потрясло - он со мной перестал разговаривать на полгода. В книжных магазинах говорили: "Ну мы не знаем, можно ли это дать на витрину, потому что там это слово..." Да Господи боже мой! Что в этом такого, что... Вообще, интересно, как это работает, да? В разговоре человек скажет это тыщу раз за минуту, а когда это напечатано, то на это смотрят и говорят: "Как это возможно?" Я сам не понимаю.
В конце концов, мне это помогло в том (по крайне мере так мне говорил мой издатель Ладя Горачек), что люди приходили и говорили: "Нам нужен Шабах!" и делали вид, что забыли название. Боялись сказать "дерьмо".
А на радио это вообще не получится! Тем более в телевизоре.
Я помню, как-то дал книжку приятелю, а тот - своей бабушке, которая плохо видела. Там на обложке немножко по особенному написано графически, так что она, посмотрев, сказала: "Я не пойму, что в этом такого? "Говорит Петр Шабах"
Вы современный человек? Пользуетесь компьютером, понимаете, о чем говорят ваши дети?
Я не современный человек. Абсолютно. Компьютеры... Мне уже начинает не нравиться, что каждый глупец типа меня в журнальных интервью говорит: "Мы понятия не имеем, что это за компьютеры такие. Что за интернет?" Я бы заплатил какому-нибудь фраеру, тот бы за месяц меня научил всему. Здесь существует преграда для старшего поколения. Мне не нравится, что те постарше - типа меня - легко сдались. "Нет, - говорят они, - эти компютеры, интернет"... Мне компьютер нужен как пишущая машинка. Я не собираюсь сидеть в чатах. Вот е-майл я послать не могу - это меня расстраивает, но я научусь. Дети меня кое-чему научили. Сделали инструкцию для человека, родившегося до компьютеров. Если мне надо чего написать - это я могу. Спасибо детям.
Ну а вообще, в разговоре с детьми, вы их понимаете?
Ну, со мной они говорят не так, как между собой, но, в общем, это не зависит от сленга. Последний раз было, когда я не понимал человека - это было примерно как с английским или русским (хотя русский я понимаю лучше) - человек говорил идиому, а я понимал каждое слово, но не мог понять о чем речь. Сидел я тогда с каким-то молодым человеком, мы с ним разговаривали, а он мне сказал: "ну, некисло заливаешь", а до меня только через час дошло, что он имел в виду "kiss my ass".
Словарь, в общем-то, сильно не меняется. Что-то там заимствовали из английского. Это скорее в шутку. Это как в "Заводном апельсине", где весь сленг по-русски. Как там? Голова egg?
Отношения между поколениями тоже изменились, да?
Здесь случилась такая странная вещь... Я из того поколения, на которое 60-е оказали сильное влияние, которое хотело быть детьми хиппи. Мы рушили эти барьеры и всю эту бессмыслицу. Разве что, мы рушили не сами барьеры, а острые углы, потому что за сопротивление отцу в мое время наказывали подзатыльником, в предыдущем поколении за это выгнали бы из дома, если бы вообще не прибили. А теперь у нас в семье если кто-то хочет сказать "ты глупый" - говорят: "Возьми грушу". Так у нас принято. Я и сам так говорил детям. Просто это все с юмором.
Вы работаете в Академии литературы, преподаете курс креативного письма. Какие у вас отношения с учениками?
Когда я с ними сижу и разговариваю в дружеской компании, так выясняется, что в принципе, они точно такие же. В смысле, как и наше поколение. Они пытаются найти свой характер в литературе... Мне кажется немного тупиковым, что они выбрали себе идолом, гуру - Чарльза Буковского. Это очень старая вещь. Они бы все очень хотели так выпивать, тусоваться, много секса и наркотиков. Иногда попадается что-то интересное, но мне все время кажется, что они стараются описать тусовку. А я им пытаюсь внушить, что писатели были вне тусовки. Были наблюдателями. Писатель сидел на тусовке и смотрел, как все тусуются. Потому и был другим, был писателем, что не был так смел, чтобы влезть в тусовку, и поэтому ее так описал. А они живут в уверенности, что достаточно почувствовать в себе небольшой литературный талант и все остальное придет само. Это бессмыслица. Все эти вещи приходят с потом, выдержкой. Даже те, которые выглядят очень легкими. Но, я удаляюсь от вопроса... Что за поколение? Да то же самое. В искусстве, в литературе. На искусстве особенно видно, я имею в виду изобразительное искусство, музыку. Удивительна одна вещь: там не существует никакого прогресса. Понимаете? Вот, что меня удивляет: там можно немного изменить форму, сделать чуть посовременнее, но что в этом умного?
Писателей, пишущих юмористическую литературу не так много: не только в Чехии, но и в мире. Что повлияло на вас в этом выборе?
Не знаю... Есть люди - и я к ним принадлежу - которые пытаются найти в жизни что-нибудь веселое, радостные стороны. Не знаю, почему так. Клянусь. Я даже думал о том, что если бы меня посадили посреди декабрьской Москвы в машину, на которой написано "Мясо" и повезли куда-то... Я готов поспорить, в мыслях бы я записывал: "У одного были короткие штаны, у другого дурацкий вид" - искал бы в этом чего-нибудь смешного - меня это охраняет от помешательства. Это дар... Не знаю, откуда это пришло. Мне жаль людей, клянусь, жаль тех, кто во всем видит один трагизм. Это, наверное, влияние каких-то кислот, какая-то химия. Хорошо, я иногда тоже, как и многие русские решаю это так, что налью грамм 800, и вижу это немного по-другому.
Жизнь, на которую смотришь буднично, очень безумная. Я, к примеру, сидел с одним своим знакомым, и он мне рассказывал какие у него дома проблемы. Что много платит за электричество, что приехал дядя, и от этого стали платить еще больше, и это надо пересчитать. Как это решить, спросил его дядя? Ну, значит, мы будем считать человеко-час. Когда я слышу такие вещи как человеко-час, то говорю: вот оно! И мне уже смешно, и уже не надо ничего другого, я уже не замечаю, этого дебильного разговора. Я смеюсь и говорю, вот я расскажу своим друзьям, то-то они повеселятся! Представьте себе, что кто-то считает электричество на человеко-час? Это просто название для книги! И если у вас к этому способность (моя жена называет это проклятьем), то благодаря этому все можно пережить. Жизнь и так на 90% состоит из идиотизма. Настоящего серьезного идиотизма: нацистов, фашистов, коммунистов. 10% нормальных людей достаточно для того, чтобы не расстраиваться. Но, что интересно, что по моему опыту, среди моих знакомых нет коммунистов, фашистов и нацистов. Там, наоборот, я бы сказал, что 90% из них - прекрасные люди, в отличие от тех, о которых я читаю в газетах. Я бы посоветовал вообще не читать газеты, а путешествовать, говорить с людьми и жить с ними. Это единственное правильное решение. К сожалению, этого не успеть - жизнь коротка.
Сергей Юрьенен: Петр ШАБАХ "ВЫДЕРЖИ, ПИОНЕР" Фрагменты повести "Вода с сиропом".
У нас дома была стенгазета. Висела на почетном месте в коридоре. В углу стенгазеты я приделал пионерский галстук, а прямо под ним регулярно менял вырезки из газет. Чаще всего это были заметки о победах советской науки, в первую очередь космонавтики, потому что она мне нравилась больше всего.
Посреди стенгазеты было отведено место под меню - его собственноручно писал отец каждое воскресенье после обеда. В меню он писал для мамы блюда, которые необходимо было готовить в течение недели. Например:
Понедельник - сосиска с пюре, огурец.
Вторник - котлета, картофель с маслом.
И так далее.
Мама переносила это стоически, а когда я однажды спросил: "Господи, как ты можешь это терпеть?" ответила мне:
"Какой сегодня день?.."
"Четверг", - сказал я
"А что у нас было на ужин?"
"Жареная ветчина", - сказал я
"Так пойди и посмотри в меню".
Естественно, там было написано ризотто.
Я пошел в свою комнату. "Своя" означает, что я делил ее со старшим братом. Тот, как обычно, валялся на тахте, читал и грыз яблоко (...) Плевать он на меня хотел. Что ему было до такого человека, который еще совсем недавно в дневнике, где должна была стоять подпись родителей, писал мама.
Случилось это, когда мой отец вернулся из СССР и чуть не кричал от радости утверждая, что там никто не умрет от голода, потому что в гостинице, где он жил с какими-то солдафонами, хлеб в столовой был бесплатный.
Тогда было такое время, что все вокруг делали из пластмассы. Я помню, как отец с удивлением вытянул из горячего кофе пластмассовую ложечку, которая расплавилась и стала похожа на спагетти. Отцу уже не хватало длины руки вытянуть ее из чашки, поэтому он залез на стул и продолжал тащить эту странную вещь к самому потолку.
"Где же это товарищи из ГДР ошиблись?" - спрашивали его удивленные глаза.
"Супер! - прокомментировал брат. - Папа, это просто супер!"
Отец безрадостно запустил этой штуковиной в раковину и попробовал смотреть нам прямо в глаза.
"Естественно! - выдал он через минуту. "Что не из США, то нашим господам не нравится! Поставь перед тобой две абсолютно одинаковые коробки, и ты скажешь, что лучше та, которая сделана в Америке!" Разочаровано махнул рукой и ушел в пивную.
"Это что еще за свинство?" - позже спросила нас мама, с удивлением разглядывая странный предмет на дне раковины.
"Товарищи из ГДР придумали ложечки для дураков, так вот нам папа пару купил", - пояснил брат.
"И что он с этим сделал?"- поинтересовалась мама.
"Помешал кофе", - сдал я отца.
У мамы вскинулись брови: "Кофе?!"
"В ГДР носят синие пионерские галстуки", - блеснул я свежепрочитанной информацией. Брат погладил меня по голове.
Главное, что мне в пионерах нравилась, была одна вожатая. Она мило картавила, и мне казалось, что так говорят французы. Кто-то тогда подарил школе кролика, и мы организовали кружок кролиководства. Кролик жил в ящике на школьном дворе, и наша вожатая теребила его за ушами и сюсюкалась с ним так, что я ему прямо завидовал.
Что меня действительно интересовало, так это лекции "Рассказы о книжках". Их вел такой странный тип, ростом почти два метра, чей голос время от времени нервозно взмывал вверх. Он бегал по кафедре и декламировал. Однажды, когда мы ждали у актового зала, я от скуки решил проверить получится ли у меня кувырок через стойку в раздевалке. Там, на полу, я его и обнаружил. Посмотрев подавленным взглядом, тип поманил меня пальцем. Я залез к нему под стойку и присел рядом.
"Пионер!" - прошептал он "Сбегай за четвертушкой рома! Сгоняй в магазин напротив. Ты хороший бегун, я надеюсь?.." Я быстро выбежал и вернулся с бутылкой. Лихорадочно открутив трясущимися руками пробку, он счастливо прикрыл глаза и выпил все одним залпом, как будто это был какой-то супервкусный лимонад. Допив, он одарил меня признательным взглядом и тремя кронами. В скором времени его опять можно было видеть скачущим по кафедре.
Именно в то время изобрели и на нас опробовали несколько самых идиотских игр. Некоторые из них я не могу понять до сих пор. Пожалуй, самой беспредельной игрой на выживание была электрическая коробка с каким-то поучительным названием "Выдержи, пионер!" Картинка на коробке изображала двух молодых людей, причем один из них шарашил другого током, а тот второй счастливо улыбался. По инструкции, один просто брал в руки два оголенных провода, а другой увеличивал силу тока. Помнится, знакомого хорошо скрутило...
Бог не даст соврать: некоторым пионерам это клали под елку.
Так вот, пока я выплескивал свою бурную энергию на пионерских собраниях, Андулка, в чьих глазах в какой-то момент появилась искра понимания основных принципов игры, продолжала свои шалости. К примеру, в пионерском лагере привязала на мачту вместо флага свою куртку, и до сих пор считает это самым отвязным поступком в жизни.
"Что ты несешь?", - произнесла Анна. "С чего ты взял, что это было самым, как ты там пишешь, отвязным поступком в моей жизни?!"
"Ты мне сама как-то рассказывала. И потом, я лишь хочу дать понять разницу между мужским и женским. Это для меня главное. У парней гораздо больше наглости. Не говорю, что это хорошо, но парень привязал бы там треники или рулон туалетной бумаги, понимаешь?!"
Андулку понемногу перестало занимать постоянное проделывание дыр в кукле-негритенке - ей уже был необходим кто-нибудь живой, чтобы на нем испробовать, что в жизни работает, а что нет. Из журнала "Чехословацкий воин" она вырезала фотографию постриженного под ежика хоккеиста, который ей очень нравился, потому что имел на лице маленький фотогеничный шрам. Кроме того, он очевидно был очень сильный, а в его глазах читалась мольба о заботе. У Андулки был кошелек с пластиковым окошком, где в нормальной ситуации торчала бы фотка какого-нибудь любимого, или хотя бы родственника. Андулка решила взять солдата под свою опеку.
Но ее любовь не была абсолютно бескорыстна.
Она с удовольствием оставляла свой кошелек на школьных партах, чем проверяла любопытство своих одноклассниц. Трудно поверить, как в то время они друг дружке врали. Отступив во времени, еще более непонятно, как могли подружки в пятом классе рассказывать о том, что у них есть парень в армии.
"А вы уже целовались?"
На это девочка загадочно улыбалась и закатывала глаза, как бы говоря тем самым: "само собой". Если бы ее спросили, не зашло ли дальше, держу пари, что эта маленькая лгунья улыбнулась бы лукаво и ничего не ответила. Эти феи любви собирались в маленькие закрытые компании. Они с отвращением смотрели на своих одноклассников, которые пытались надеть зубриле на голову мусорное ведро.
Это у них осталось и до взросления - охрана своего собственного пространства, эдакое: "Парни, отвалите - это женское дело!" Знакомое клише - старая ласковая бабулька выставляет за дверь бледного мужа, чья жена в муках, покрытая потом, нечеловеческим криком встречает новорожденного.
"Извини, что влезаю", - сказала мне Анна. "Ты когда-нибудь рожал?" Она встала и вышла за водой. Затем вернулась и задумчиво на меня посмотрела. "Представь себе, что у тебя из зада вылезет трех с половиной килограммовое дите. Ты что, от этого просто ойкнешь?"
"Я совсем не это имел в виду!" - пришлось мне защищаться. "Мне просто кажется, что это элементарный шантаж, будто говорят: "Вот, посмотри, что ты наделал!" Это обязывающий крик. Крик, который означает: "Ну, а теперь твоя очередь".
"Продолжай", - попросила меня Анна.
Антон Ширяев: Вы любите путешествовать?
Петр Шабах: Я ленив, но путешествовать люблю. Люблю чужие взгляды. Прекрасно, когда они идут в разрез с привычками остального мира. Люблю пробовать разную кухню.
Есть ли места, где бы вы хотели пожить подольше?
Наверное, на Манхеттене, в Нью-Йорке. Там, к примеру, можно встретить тебя, встретить его, другого, третьего, понимаешь? Там замечательно. Я там был недолго. Но мне кажется, что мы должны везде сделать такие маленькие Манхеттены - там все равно откуда ты, люди там культурные и открытые, хорошо играют, вкусно готовят. Так что, Манхеттен.
А какими вы видите чехов со стороны?
На это один ответ - такими же как и себя самого. Не могу судить целый народ. Если они фашисты, коммунисты и так далее, то я тоже такой, но я бы сказал, что мы отличаемся от многих народов одной чертой - мы маленький народ. Существует такая теория сказок, которую собрал поэт Сейферт. Смысл в том, что если большие народы, как, например, русские или немцы имеют сказки по горизонтали: он ехал на коне через девять рек и сколько-то там гор, то на чешском просторе ты бы взял коня, перескочил через забор и уперся в границу. Поэтому мы должны были сделать так, что наши сказки шли по вертикали - к трубе. Наши сказки были такие: "пришел черт и загадал ему три загадки". То есть, он бы не ехал долго к огромной горе, а вот так, на месте. Такие вот мы. Но, я повторю, если бы мы все пожили пару лет на Манхеттене, то стали бы немного другими. Но найди столько Манхеттенов...
Еще вопрос: что из литературы повлияло на вас? Что читаете сейчас?
Ну, тут я вас порадую, потому что, Антон, в детстве мне больше всего нравилась книжка про Незнайку Николая Носова. Это была для меня абсолютная библия. Я ее получил в подарок когда мне было семь лет и читал ее наверное раз сто. Примерно столько же, сколько и Винни-Пуха. Это уже о чем-то говорит. Основа моего чтения, если пропустить Незнайку - а это действительно была отличная книжка - Носов был определенно гением. Только потом, в третьей книжке Незнайка на луне - там уже нет... Незнайка же - чистая вещь. Я сейчас расплачусь. Так, другие детские книжки опустим.
Потому что мы здесь были в особенной ситуации - так же изолированы, как и вы, так же читали много классики. Что было одной из выгод тоталитарного режима, если можно так сказать. Я в 15-16 лет прочитал всего Достоевского, но это совсем не означает, что я его понял, но я пытался. Прочел внимательно небольшую такую библиотеку русских авторов и с уверенностью могу сказать, что русская литература - лучшее, что когда-либо было написано, и я даю ей приоритет, приоритет русскому мировоззрению, который - с другой стороны - странный. Мы здесь живем, как вы там говорите, в центре Европы, не понимая точно где это, сюда стремятся уже много лет - главное, чтобы это была Европа. Но факт в том, что я ближе к русской литературе, мне ближе русский юмор, хотя хочу заметить, что русские авторы не далеко ушли от моих любимых американских писателей. Когда говорим об американцах, то в первую очередь это их писатели-женщины. Потом из Нью-Йорка, еврейские. Кстати, возьмем моих любимых русских авторов: в первую очередь - это еврейские авторы. Если бы ты спросил о моем любимом рассказе, так это "Моя первая зарплата" Исаака Бабеля. Я думаю, что это лучший рассказ на свете, и тут не о чем спорить. Я читал и других, например, Григория Горина, любил очень Шукшина. Еще не могу не вспомнить Чехова. Чехов у меня все время лежит на ночном столике. Если помнишь этот рассказ про то, как пришел губернатор на представление, а ему какой-то чиновник случайно дал по шее и тут же умер от разрыва сердца. Расскажите мне что-нибудь лучше, и я отдам все, что у меня есть.
А что сейчас лежит на вашем ночном столике?
Из русских? Из русских там у меня лежит "Чапаев и пустота". Елки-палки, забыл как зовут этого парня...
Пелевин.
Да, это отличная вещь. Еще у меня там есть 15 разных книжек. У меня там отличное гнездышко. Например 2 тома Monty Python, "Дон Кихот", издания 55 года, а там в предисловии какой-то советский литературный теоретик написал, что "народность - это наивысшая форма искусства" или как-то так... Что, по-моему, большая глупость. Что еще... Если не ошибаюсь, "Мандолина капитана Корелли". Ну, больше я, пожалуй, сейчас не вспомню... Слушайте, вы думаете, что нужно быть начитанным?
Я еще хотел вас спросить от себя...
Люблю ли я Боба Дилана?
Нет, это я уже знаю. Я хотел спросить про одну игру, которую вы описываете в своей книжке. Называлась она "Выдержи, пионер!". Действительно ли такая была, или это просто аллегория?
Понимаете, система зла была выдумана где-то за пределами нашего понимания, но вот интересно как чехи, такие маленькие прислужники всяких разных диктатур, старались переплюнуть систему. Это действительно была игра. Конечно, она не называлась "Выдержи, пионер!", нет. Называлась "Измеритель воли", и должна была усиливать волю. Была на основе плоской батареи. Там два оголенных провода, который ты давал другу, а сам увеличивал рычагом силу тока. У меня дома такое было. Мне это не купили родители - они не были такими глупыми, но у одного моего друга отец это купил. В общем, мы вот так собирались и пускали друг в друга ток. Теперь кому я об этом не рассказываю, все говорят "Господи, боже! Ну и детство у вас было..."
* * *
Наша учительница однажды привела в класс настоящего эстебака (кэгэбешника - прим. пер.), обещавшего рассказать о своем опыте борьбы с врагами социалистического строя.
Это было во времена, когда на улицах можно уже было встретить группки трампов (смесь КСП, туристов и скаутов - прим. пер.), возвращавшихся с Сазавы или еще откуда. Мне они очень нравились, хотя, с другой стороны, я их очень боялся. Они были какие-то диковатые и почти всегда пьяные и орали, что хотят "английскую субботу", и "плевали на работу!" - что мне было весьма по душе.
Эстебак был в форме, правда, без пистолета, что сильно снизило его рейтинг в наших глазах. Начал издалека: рассказал, какой хитрый враг и как с ним тяжело вести бой. Училка его уговорила рассказать какую-нибудь занимательную историю из жизни. Тот немного покочевряжился, говоря, что это, скорее, "моральная работа" и так далее, но потом не выдержал. Уселся поудобнее на первую парту и начал:
"Однажды я принимал участие в деле".
"Против кого?" - не сдержала напряжения учительница.
"Против шпионов", - глухо ответил тот.
"Им все неймется!" - прошипела учительница.
Эстебак снял пояс, положил его рядом с собой на парту и продолжал: "Ну, много тут не о чем рассказывать. Мы получили простой приказ: ликвидировать диверсанта на мотоцикле. С кожаной сумой за плечами". Учительница не шевелилась. "Ну, заняли мы позицию у поворота, спрятались там за упавший ствол. Потом проверили оружие..."
"Сколько вас там было?" - перебила его с ужасом учительница.
"Специалист и я, - продолжал эстебак. - Около полтретьего послышался рев мотоцикла. Показался мужчина с кожаной сумой".
"И что вы?" - выдохнула учительница.
"Выполнили приказ", - ответил эстебак и выпрямился.
Учительница не хотела верить: "Вы его...?"
"Двумя очередями", - кивнул эстебак.
Учительница посмотрела на нас и поспешила объяснить: "Так с ними и надо. Они хуже, чем раковая опухоль. Если с ними не воевать, то они налетят на нашу Родину как саранча!", но по ней было видно, что сама эту информацию еще не переварила. Мне же это показалось довольно скучной историей. Эстебак, однако, еще не закончил.
"Стоило отзвучать нашим выстрелам, - продолжал он, - как появился на дороге еще один мотоцикл". Учительница икнула. "А на нем мужчина с кожаной сумой. Что делать? Приказ был четкий: остановить любой ценой. Времени раздумывать, кто есть кто не оставалось".
"Вы хотите сказать..." - прошептала учительница.
"Две очереди", - подтвердил ее опасения эстебак и затянул потуже пояс.
Учительница смотрела на нас невидящим взором. Эстебак быстро попрощался и ушел.
"С ними так и надо..." - продолжала шептать оторопевшая учительница.
"Ни хрена себе! Вот это жестко", - нарушил тишину Ковбой.
Анна пошла к холодильнику за кусочком сыра и другими вкусностями. Положила все на доску и присела на кровать рядом со мной, подложив подушку поудобнее под спину.
"Ковбой. Почему пишешь лишь Ковбой? У него не было имени?"
"Было, - ответил я, - но это абсолютно не важно".
"Половину своих друзей, - опять продолжала жена, - ты знаешь лишь по прозвищам. И говоришь про них, что это твои лучшие друзья!...Как ты мне здесь представлял, я поняла, что одного зовут Будда, другого Гриб, а третьего Лопух. Ему все равно, что его называют Лопухом?"
"Это все в шутку, - возразил я. - На самом деле он хороший и умный парень. Он не обижается".
"Ну, и на том спасибо! - фыркнула Анна. - Ковбой... Ну, читай дальше"
* * *
Все вокруг вдруг круто изменилось. Было похоже, что все мое пионерское прошлое идет в жопу. Я уже знал, кто такие "Beatles". Я понимал, что встреча Пола Маккартни с Джоном Ленноном значит больше, чем странное знакомство Маркса с Энгельсом. Незаметно я стал потихоньку отращивать волосы. Впервые мне довелось услышать слова одобрения и поддержки от брата. Он признал меня в своем лагере и нагрузил музыкой и литературой. Это был конец всех попыток отца воспитать из детей "настоящих граждан своей любимой родины", как говорилось в пионерской присяге. Сначала он пугал меня парикмахерской и люто ненавидел. Затем пошел на уступки: "Ладно. Америка, так Америка... Что же ты, если так ее любишь, не подстрижешься как американские космонавты?", на что я закатывал губу и отвечал, как и мой брат пару лет назад: "Я?"
Мама вообще ничего не понимала. Она показывала отцу альбом с семейными фотографиями и говорила: "Посмотри, здесь ему три года. Волосы у него вьются до самых плеч!" И этим его добивала, потому что он знал, более того, был на сто процентов уверен, что теперь и дальше мы будем кричать друг другу с разных и очень далеких берегов. Отец сдался, но напоследок сказал, чтобы меня добить, что я похож на голубого, и это действительно меня сильно задело.
* * *
С длинными волосами я выглядел довольно дико. "Машкам не наливаем" - так назывался этот период в жизни. Я перестал ходить в пивные, и это было не плохо. В школе тоже напирали. Всюду одно и тоже: волосы, волосы...
Приближались выпускные экзамены, а это было плохо.
У меня в то время была сначала одна девушка, потом другая, потом еще и третья, но все это было не то. Все они обладали дурацкими интеллектуальными склонностями. Мне это не нравилось. Мне было нужно тело.
"Как ты думаешь, - спросила меня одна из них, - Грабал - дутая фигура и вскоре лопнет?"
"Откуда, блин, я знаю?" - отвечал я, продолжая свое дело.
Меня одолевали сомнения в своей правильности, но мне нравились воспитанные девушки и чистюли, в то время как ко мне все липли псевдоинтеллектуалки с длинными волосами, глотающие горстями "Фенметразин", курящие и потребляющие неимоверное количество кофе. Девушки, готовые в любой момент покончить с собой. Ну их на хрен!
Брат устроился на работу. Поступить в институт у него не вышло. Да и плевал он на это. Почти год до своего увольнения он работал "ликвидатором счетов". Однажды к нему зашел шеф с просьбой посмотреть кое-какие счета и не смог их найти. Брат ему помогал тем, что грыз яблоко и рассматривал стену.
"Мужик, а что ты сделал со счетами?" - спросил его перепуганный шеф, глядя на пустые ячейки. Брат вытер рот и ответил: "Ликвидировал, понятное дело".
"Как ликвидировал?!" - спросил шеф, наливаясь очень нехорошим предчувствием.
Брат мотнул головой в угол комнаты: "Вон в том ящике я их и ликвидировал". Шеф принюхался к обгорелому железному коробу и пулей вылетел из комнаты. Через полчаса оттуда вылетел и брат.
Ковбой пришел в школу в настоящих ковбойских ботинках ручной работы. Он отказался сдать их в гардероб, аргументируя их астрономической ценой. К удивлению, даже учителя согласились, чтобы он держал их в классе на видном месте, потому что не хотели брать на себя ответственность за их сохранность. Они стояли у его стула, а когда он после уроков, кряхтя, натянул их и встал, то оказался на десять сантиметров выше, чем обычно. Походка его неузнаваемо изменилась. Эти ботинки сами собой являли уверенность. Я ему завидовал по-черному, несмотря на то, что сам я старался выглядеть скорее как битник и ходил в белых теннисках даже зимой.
* * *
Вскоре начались письменные экзамены. Для начала - русский и чешский. На русском запороли лишь одну работу на тему "Путешествуем по Советскому Союзу". Парень переписал ее с какого-то путеводителя и очень радовался. "У меня все готово!", ликовал он до той поры, пока не выяснил, что его работа, хоть и без единой ошибки, но на чистом болгарском.
На чешском не прошло две работы. С первой вышло так: одноклассник, сидевший прямо за мной, был достоверно информирован, что одной из тем будет "Ян Гус". Всю ночь вместе с семьей он писал шпоры и к утру для него не осталось белых пятен в биографии Гуса. Однако такой темы на экзаменах не случилось, и он сделал нереальную попытку протащить Гуса в спасительном вопросе "Мой любимый писатель", но бесполезно. В этом ему не поверила даже самая благожелательная учительница чешского. Она сравнила его работу с собственным опытом, и мысль, что этот мальчишка, которого кроме футбола интересует еще хоккей, ходит в школу, раздумывая и негодуя по поводу Константинопольского Собора, ей показалась неприемлемой.
Вторую непринятую работу написал Ковбой. Этот повел себя стильно. Он не стал дергаться, как все остальные. Просто остался Ковбоем.
Тему он себе выбрал "Илья Эренбург". Первые несколько минут он смотрел на заголовок и грыз ручку, вскоре у него заблестели глаза, и он приступил. Это сочинение оказалось круче всех остальных.
Свою судьбу он решил одной строчкой:
"Илья Эренбург (далее просто Илья)..."
В сентябре ему все же удалось получить аттестат.
* * *
Я зашел к брату. Он развелся, и мы за это выпили. На руке у него была татуировка - ласточка.
"Что это значит?" - спросил я его.
"Это значит: "одна ласточка весны не делает".
* * *
Районный дом культуры сердечно Вас зовет на цыганский новогодний праздник. Приходите и вы! Цыганская музыка - цыганское веселье. Вечер, о котором долго будете вспоминать!
Это приглашение я придумывал целых полдня. Весь мой стол был усеян исписанной бумагой. Из всего написанного, этот текст мне показался самым лучшим.
Сделаю такую вечеринку, что все удивятся. Годами будут вспоминать.
У цыган, как известно, есть свои старейшины, которые принимают все важные решения. Без старейшин нельзя сделать ничего достойного. Для начала я встретился с куратором по цыганским вопросам. Мне были нужны его советы и связи. Мы решили начать со старейшин и других уважаемых членов сообщества.
Встреча происходила в цыганской пивной с цыганским персоналом и цыганскими песнями, которые нас встречали уже у входа. В страшном сне мне не пришло бы в голову сюда зайти, если б не старейшина. Каждому там давали свой персональный счет. Официант на нем писал имя или прозвище посетителя. Задержавшись около меня, он задумался, а затем что-то энергично чирканул на другой стороне счета. Незаметно перевернув, я не поверил своим глазам. Там было написано "Коммуняка".
Встреча началась. Куратор в общих чертах рассказал о чем речь, мне тоже удалось коротко выступить. Цыгане пили пиво, кивали головами, будто все понимают и изредка косили взглядом на старейшину.
Как оказалось позже, этот парень был крепким орешком. Временами, мне казалось, что он ничего не соображает. Было такое чувство, что я оказался среди индейцев.
Выслушав нас, старейшина обтер губы, влажные от пива, затем набрал в легкие воздуха и огласил: "Не ищи яблоки под грушей!" Цыгане задумчиво покивали. Естественно, говорили их лица, только дурак будет искать яблоки под грушей. Старейшина хитро нас разглядывал. Куратор заказал еще одно пиво и сразу же за него расплатился. Цыгане активно закивали головами.
"Это будет отличный вечер! Цыганский вечер!" - провозгласил свое решение старейшина.
* * *
Анна лежала в роддоме и готовилась к родам. Вчера вечером я помог ей дотащить сумку. Мы шли пешком с множеством остановок из-за ее болей. Чувствовали мы себя как загнанные. Улицы были пусты, и в моих висках стучала фраза: "В случае неожиданных родов можно для обрезания пуповины использовать острый камень" из книжки "Ожидая ребенка" или как она там называлась.
Мне казалось, что Анна переживает все спокойнее, чем я. Когда медсестра отвела ее в палату, я вздохнул с облегчением.
* * *
Рождественский праздник должен был начаться в восемь, я же в Либеньской Чехии торчал уже с обеда. Мне удалось найти цимбаловый оркестр, и я был счастлив, что музыканты отказались от гонорара.
...
На праздник пришло втрое больше людей, чем мог вместить зал. Мы с гардеробщиком даже закрыли двери, но вскоре их снесли с петель, и народ продолжал прибывать. Я обнаружил себя на полу, а по моей голове лупил цыганенок со словами: "Где мама? Где моя мама?" Откуда я мог знать? Она могла быть той, что на сцене крутила контрабас и курила толстую сигару или любой из женщин, кормящих в зале грудью детей.
... Народная музыка ввела всех в транс. Танцевали на столах, в воздухе летели винные бутылки. Накурено было так, что у меня текли слезы. Вскоре слез прибавилось: гости начали бить стекла, ломать стулья и дико орать. Я безмолвно смотрел на это буйное веселье и просчитывал в уме, на какой срок меня могут посадить. Я хотел было спрятаться в туалете, но там на меня напал руководитель оркестра, и молотя меня по спине футляром от скрипки орал: "Дэнги давай! Давай дэнги!"
Выбора у меня не оставалось. Выбежав на улицу, я из ближайшей телефонной будки позвонил в полицию. Вполне трезво я пытался им рассказать, что мне нужна пара полицейских, чтобы угомонить цыганскую вечеринку. Однако, услышав "цыганскую", голос из трубки произнес: "Нам не нужны ваши советы сколько людей туда посылать" - и повесил трубку.
...
Полицейские молотили дубинками куда попало, пинали и тащили людей за волосы из зала. Некоторым счастливчикам удалось смыться, остальных полицейские затолкали в воронки, из которых доносились причитания женщин и мужские проклятья.
"Немного перебарщиваете, шеф", - заметил я устало.
"Вот так мне та падла засунула пальцы в рот и разорвала его", - обернулся тот ко мне с дьявольским взглядом. "Блядь! - сорвался он. - У меня было наезжено миллион километров на автобусе! Без аварий и отличная зарплата!" Затем повернулся и заорал: "Не жалеть их, парни!"
...
Зал был идеально пуст. Ничего пустее я не видел. На полу валялись щепки, вокруг куски мебели, на стенах без окон разводы крови и лоскуты одежды, разбитые двери.
"Мы тебя куда-нибудь подкинем отсюда подальше", -предложил мне начальник, и в тот момент я почувствовал к нему огромную благодарность. Когда шел к его машине, ветер пронес передо мной одинокое приглашение, заканчивающееся словами: "Вечер, о котором долго будете вспоминать!" Ага! Кто угодно, только не я.
Примерно в то же время у меня родился сын.