Марина Катыс: 17 мая вступила в силу Стокгольмская конвенция о стойких органических загрязнителях. Это - первое международное соглашение, направленное на прекращение производства и использования 12-ти химических соединений - так называемой "грязной дюжины". Эти вещества приводят к нарушению репродуктивной и гормональной систем, иммунного статуса, онкологическим заболеваниям, врожденным дефектам, нарушению развития.
Что сегодня делается для решения проблемы стойких органических загрязнителей в России? Каковы перспективы ратификации Россией Стокгольмской конвенции?
О значении Стокгольмской конвенции говорит профессор Борис Ревич - доктор медицинских наук, главный научный сотрудник Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования Российской Академии наук.
Борис Ревич: Эти вещества не должны производиться. Государства не должны ими торговать, и они не подлежат в ближайшем будущем захоронению, эти вещества должны быть уничтожены. Здесь просматривается целый клубок экономических, технологических, политических и других проблем.
Марина Катыс: Так что же собой представляют стойкие органические загрязнители?
Слово - директору Российского регистра потенциально опасных химических и биологических веществ, вице-президенту Межправительственного форума по химической безопасности Борису Курляндскому.
Борис Курляндский: Стойкие органические загрязнители, несмотря на объединяющую их органическую структуру и химические свойства, порой существенно отличаются друг от друга. В частности, в эту группу входит довольно большое число веществ, объединяемых таким важным с экологической точки зрения признаком как стабильность. Отличает все эти вещества то, что они в состоянии сохраняться длительное время в окружающей среде, накапливаться в организме животных и человека.
И хотя токсичность этих веществ далеко не одинакова, - начиная с таких высокотоксичных, я бы сказал - эталонно чрезвычайно токсичных веществ, как диоксины, и заканчивая соединениями с большой молекулярной массой, которые достаточно долго могут сохраняться в организме и в окружающей среде, не причиняя ощутимого вреда здоровью. Однако их способность к такому накоплению в организме сама по себе является уже отрицательным свойством.
Марина Катыс: Проблема стойких органических загрязнителей в России довольно сложна и разнообразна.
Борис Курляндский: Стойкие органические пестициды, - такие как алдрин, эндрин, дендрин, - все они в свое время в Советском Союзе, благодаря очень четко работавшей тогда системе профилактики, благодаря широко развернутым научно-исследовательским работам, не были допущены в производство и не были разрешены к применению. Некоторое их количество все-таки было применено на Украине и в республиках Средней Азии, но в Российской Федерации эти вещества практически не применялись.
Марина Катыс: Об истории Стокгольмской конвенции рассказывает руководитель Программы по химической безопасности Центра "Эко-Согласие" Ольга Сперанская.
Ольга Сперанская: Стокгольмская конвенция была открыта для подписания в мае 2001 года, Россия подписала ее в 2002-ом году. То есть прошло всего лишь три года - с 2001 по 2004 год - и эта Конвенция уже вступила в силу, на сегодняшний момент ее ратифицировали 59 стран. Россия ее пока еще не ратифицировала. Но у России еще есть время - до первой Конференции сторон, которая состоится в начале 2005 года. Конечно, было бы крайне желательно, чтобы к этому времени Россия ратифицировала эту Конвенцию.
Для России из этих 12 веществ наиболее актуальны полихлорированные бефинилы (ПХБ), ДДТ (всем известное как дуст) и диоксины.
ДДТ - это как пестицид, полихлорированные бефинилы использовались как диэлектрик в трансформаторах и конденсаторах, а диоксины - это побочные продукты промышленности, которые образуются фактически при всех процессах, где используется хлор, и при сжигании (то есть это мусоросжигательные заводы, это горящие свалки, вообще - горящие отходы, это металлургическое производство).
Марина Катыс: По условиям Конвенции государства должны принять меры, направленные на то, чтобы стойкие органические загрязнители экспортировались или импортировались только с целью их безопасного удаления.
В течение двух лет со дня присоединения к Конвенции государство должно разработать план действий, в котором будет дана оценка существующих и прогнозируемых выбросов, оценка эффективности законодательных норм и стратегии страны, направленной на решение проблемы СОЗ.
Продолжает Ольга Сперанская.
Ольга Сперанская: Эта Конвенция крайне важна. Во-первых, она дополняет собой две другие конвенции - Базельскую конвенцию об опасных отходах и Роттердамскую конвенцию о процедуре предварительно обоснованного согласия в отношении отдельных химикатов и пестицидов в международной торговле. Скоординированность этих трех соглашений способствует обеспечению химической безопасности.
Россия свои обязательства по Конвенции - по ликвидации источников стойких органических загрязнителей и ликвидации их запасов - уже старается выполнять. Например, в России идет процесс инвентаризации запасов устаревших и запрещенных пестицидов. На сегодняшний день, по официальным данным, в России накоплено примерно 24 тысячи тонн устаревших и запрещенных пестицидов - это за 90-е годы. Эти запасы пестицидов разбросаны по различным областям и регионам, и очень сложно оценить их воздействие на состояние окружающей среды и здоровье людей. Из этих 24 тысяч тонн 1100 тонн - это как раз хлорорганические пестициды.
Марина Катыс: Заложены ли какие-то карательные и контролирующие механизмы в тексте Конвенции? Если Россия не выполняет эти обязательства, последует ли какая-то реакция мировой общественности?
Ольга Сперанская: Этот вопрос будет решен на Первой конференции сторон в 2005 году. Это, кстати, еще одно из оснований, по которому Россия должна ратифицировать эту Конвенцию: чтобы участвовать в обсуждении ее механизмов, чтобы принимаемые решения не проходило мимо нее. Потому что право голоса будут иметь только те страны, которые являются сторонами Конвенции.
Марина Катыс: Мы говорим о том, что Стокгольмская конвенция вступила в силу, при этом механизмы еще не выработаны. Что это означает? Когда, собственно, начнутся мероприятия по уничтожению этих опасных веществ?
Ольга Сперанская: При разработке текста Конвенции, страны, участвующие в этом процессе, высказались за то, чтобы начать выполнять требования Конвенции еще до вступления ее в силу. Сейчас, разрабатываются национальные планы выполнения этой Конвенции, и в эти планы включены и сроки, и объемы, и те технология, которые будут использованы для выполнения обязательств по Конвенции. В России сейчас проведена (не полностью, она еще не завершена) инвентаризация запасов устаревших и запрещенных пестицидов, проведена инвентаризация полихлорированных бефинилов, которых сейчас в России порядка 30 тысяч тонн. В дальнейшем будут выбраны необходимые технологии, которые должны будут отвечать экологическим, технологическим и экономическим требованиям, и будут выделены определенные ресурсы для этого.
Марина Катыс: Стокгольмская конвенция накладывает на подписавшие ее государства весьма существенные, но простые обязательства.
Говорит директор Российского регистра потенциально опасных химических и биологических веществ, вице-президент Межправительственного форума по химической безопасности Борис Курляндский.
Борис Курляндский: Стойкие органически загрязнители на территориях стран, подписавших и присоединившихся к Конвенции, должны быть уничтожены. Сроки здесь довольно длительные, по той простой причине, что если в отношении наиболее простых веществ сроки предусмотрены достаточно приемлемые, то есть большой список исключений.
И затем, есть группа веществ, которые являются непреднамеренными, то есть они не являются целью торговли, не являются предметом промышленного производства. Это дибензоиоксины и дибензофураны, то есть - наиболее токсичные хлорпроизводные вещества (например - гексохлорбензол), они действительно опасны, но не являются следствием преднамеренного производства, они - побочные продукты.
И у нас есть целые города (особенно - города, которые десятилетиями были связаны с химией хлорного и хлорорганического синтеза), которые были связаны с производством боевых отравляющих веществ, - там, конечно, накопление в окружающей среде этих веществ очень велико, и конечно, они представляют большую опасность для населения и особенно - для потомства. Чапаевск, Серпухов, Уфа, Усолье-Сибирское, Дзержинск, Новомосковск - те места, которые традиционно являются крупными промышленными химическими узлами. Там по сей день эта опасность существует.
Более того, есть такой очень хороший индикатор - содержание стойких органических загрязнителей в грудном молоке у кормящих женщин. И в этих городах оно превышает средний европейский показатель в 4-5 раз.
Марина Катыс: О медицинских аспектах вступления в силу Стокгольмской конвенции рассуждает доктор медицинских наук, профессор Борис Ревич.
Борис Ревич: Первое - это то, что мы действительно узнаем, где на территории нашей страны находятся эти супертоксиканты, потому что инвентаризация всех этих веществ в полном объеме не проводилась.
Может быть - за исключением полихлорвинила. Мы знаем, в каком регионе России какое количество этих ПХБ содержится и где они конкретно находятся, на каких заводах. С одним таким объектом мы уже много лет работаем - это город Серпухов, конденсаторный завод. Надо сказать, что благодаря санитарной службе там в свое время было приостановлено производство ПХБ-содержащих конденсаторов, но до сих пор жители этого городка, грубо говоря, "расхлебывают" последствия.
Вторая очень серьезная проблема - это проблема хлорсодержащих пестицидов. И наибольшую опасность для нашей страны представляет, безусловно, ДДТ. Нет детальных исследований, что же происходит в наиболее нагруженных ДДТ южных районах нашей страны - это, конечно, Краснодарский край, Ставрополье и многие другие территории, где ДДТ применялось очень интенсивно. К сожалению, практически отсутствует информация по такому замечательному информативному показателю, как содержание ДДТ в грудном молоке женщин или в крови тех людей, которые были подвержены воздействию этого пестицида.
Марина Катыс: По каким в основном органам наносят удар стойкие органические загрязнители? Чем опасны они для животных и человека?
Борис Ревич: Они бьют по эндокринной системе, поэтому их называют эндокрино-разрушителями или псевдо-эстрагенами, еще их называют псевдо-гормонами. Они приводят к очень большому дисбалансу гормональной системы, и в итоге бывают достаточно печальные последствия, когда происходит, скажем, феминизация потомства, что было отмечено биологами в самых различных частях нашей планеты.
Когда действуют такие стойкие органические загрязнители, они вторгаются в эти очень интимные эндокринные процессы - и вместо мальчика на свет появляется девочка, нарушается половое развитие мужских особей, то есть они теряют свои мужские свойства и приобретают больше женских свойств. Это не означает, конечно, что они становятся уже совершенно женщинами, но уровень такого важнейшего мужского гормона, как тестестерон в крови таких молодых людей снижается, что, конечно, отражается и на их половой активности, и на их сексуальном здоровье.
Впервые это было показано именно на птицах. Во Флориде (это сельскохозяйственный штат) - было огромное применение ДДТ. И орнитологи увидели, что у орлов стало появляться какое-то странное потомство. И в той же Флориде они занялись еще и крокодилами, которых там достаточно много. Биологи стали измерять длину полового члена у крокодила. И выяснилось, что в тех местах, где очень интенсивно применялось ДДТ, у крокодилов длина полового члена стала уменьшаться, пошел процесс феминизации.
Кстати, это мы видим и на некоторых примерах не только за рубежом, но и у нас в стране. Очень интересные исследования в этом плане проводит доктор Галимов из Уфы в нескольких городах Башкирии, где эта проблема стоит достаточно остро.
Это же мы видим на примере города Чапаевска, о котором мы уже как-то с вами беседовали на вашей радиостанции.
Достаточно трагичные эпизоды были связаны и с использованием ПХБ ( полихлорированныим бефинилами). В свое время в Японии и на Тайване (там очень много используют различных продуктов, которые приготавливают в кипящем масле) в торговую сеть поступили отработанные трансформаторные масла. На этих маслах была приготовлена пища - и были тяжелейшие отравления женщин и их детей. Появилось даже такое выражение, как "блэк бэби": рождались черные детишки, потому что было резко нарушена пигментация у тех детей, мамы которых во время беременности попробовали это отравленное масло.
И сейчас на Тайване создан огромный отдел исследователей, которые уже на протяжении многих лет работают по оценке последствий этого печального эпизода с использованием отравленного масла.
Несколько лет назад достаточно близкая ситуация была с бельгийскими курочками, которых кормили зерном, обработанным маслом, содержащим полихлорбефинилы. И огромное количество куриного мяса было уничтожено. Но только благодаря тому, что в этих странах очень хорошо налажен контроль за этими токсичными веществами.
Марина Катыс: Что касается ДДТ, в Советском Союзе на протяжении многих десятилетий леса обрабатывались ДДТ, в частности это была борьба с алярией и клещевым энцефалитом. Сейчас эта борьба прекратилась. А каковы последствия для природы этих десятилетий обработки лесных массивов ДДТ?
Борис Ревич: Россия, когда подписывала Стокгольмскую конвенцию, специально оговаривала для себя возможность использования в особых, экстремальных случаях, по разрешению главного государственного санитарного врача страны, определенного количества ДДТ (которое хранится у нас на Дальнем Востоке). Потому что если начнется вспышка малярии, то, конечно, придется использовать ДДТ. К сожалению, на сегодняшний день нет более эффективного компонента, он пока еще не найден.
Конечно, для природы последствия весьма и весьма плачевны. Мы, конечно, еще не дошли до состояния, как во Флориде, но там это было несколько десятилетий назад. Во всяком случае, те работы, которые проводил Институт экологии животных имени Северцева в районе города Чапаевск (там, правда, не ДДТ, а диоксины, но это все вещества одного порядка) показали, что там идут очень большие изменения животного мира.
Марина Катыс: Стокгольмская конвенция практически выделяет пестициды в отдельную статью.
Советский Союз очень широко применял эти препараты, в результате в стране накопилось огромное количество неиспользованных пестицидов. Они, как правило, хранятся в очень плохо организованных складских помещениях, часто там частично разрушены стены и кровля, все это омывается дождями и вытекает за пределы этих складов. И фактически эти пестициды оказались бесхозными - никто за эти брошенные, старые пестициды ответственности не несет. Как решать эту проблему?
Борис Ревич: Ситуация сложилась очень странная. "Сельхозхимия" - как союзная структура - разрушена, и многие эти склады оказались в подвешенном состоянии. Здесь очень много зависит от местных властей. В рамках международных проектов России были выделены деньги, и на эти деньги были проведены работы по инвентаризации условий хранения пестицидов. Иногда это хорошо, аккуратно затаренные пестициды (то есть они хранятся в бочках, бочки подписаны, понятно, что в них хранится, они стоят на аккуратных полочках, висит большой, амбарный замок) - и все в порядке.
Я же видел ситуации - и это описано - совершенно другие: внавалку разорванные мешки, непонятно - что это... А ведь если непонятно - что, то и непонятные меры по утилизации - это тоже очень важный процесс. Потому что уничтожать ртутьсодержащие пестициды нужно по-одному, а хлорсодержащие пестициды - по-другому. Это все - разные технологии.
Марина Катыс: Сможет ли Россия действительно реализовать те задачи, которые ставит Конвенция по стойким органическим загрязнителям?
Борис Ревич: Я думаю, что вполне сможет. И первая причина, к счастью, технологическая. Если говорить о ПХБ - дело в том, что истекает срок работы трансформаторов, которые заполнены ПХБ-содержащими маслами, то есть их все равно нужно менять. Поэтому против ПХБ я поставил бы большой "плюсик" с точки зрения удовлетворенности, что там будет все идти нормально.
С точки зрения ДДТ я бы скорее поставил огромный знак вопроса. Несмотря на те деньги, которые дает Глобальный экологический фонд, а он дает деньги на национальный план действий - несколько миллионов долларов, чтобы все это начало функционировать. Но потом Россия должна будет докладывать свои денежки. Складских помещений, где находится ДДТ, огромное количествою И у меня нет уверенности (не только у меня, но и у других экспертов), что та инвентаризация, которая была проведена Министерством природных ресурсов, на 100 процентов отражает истинное положение дел. Дай Бог - процентов на 60-70. Поэтому я бы поставил большой знак вопроса.
И следующий большой знак вопроса я бы поставил около проблемы диоксинов. Мое глубокое убеждение, что для нашей страны диоксины не представляют такой большой опасности, как для стран Западной Европы, потому что, к счастью, у нас мало мусоросжигающих заводов - основных источников выбросов диоксинов.
Но у нас есть другая проблема - проблема Чапаевска: завод встал, уровни загрязнения, по-видимому, остаются высокими (мы не знаем точно, потому что, к сожалению, нет денег, чтобы это проверить), и кто дальше будет чистить этот город? - Это очень больной и сложный вопрос.
Тот денежный ручеек, который шел на эти работы в Чапаевске - на то, чтобы была построена дамба (потому что если бы она не была построена - была бы гигантская химическая катастрофа), на то, что там нужно что-то делать с диоксино-загрязненным оборудованием, с почвой, с отходами, - этот денежный ручеек, к сожалению, с каждым годом становится все меньше и меньше. Поэтому в отношении диоксинов я бы поставил даже два знака вопроса.
Марина Катыс: Вопрос о том, кто будет платить - как всегда - самый больной. Уничтожение токсичных веществ стоит немало денег. 30 тысяч тонн полихлорированных бефинилов и 24 тысячи старых пестицидов - объемы значительные, практически сравнимые с имеющимися у России 40 тысячами тонн подлежащего уничтожению химического оружия.
И снова я обращаюсь с вопросом к директору Российского регистра потенциально опасных химических и биологических веществ Борису Курляндскому.
Сможет ли Россия в обозначенные сроки провести реабилитацию этих территорий от стойких органических загрязнителей?
Борис Курляндский: Думаю, что это процедура не быстрая. Она связана со сложными реабилитационными мерами, и в первую очередь это связано с финансами. Сегодня вопросы утилизации стойких органических загрязнителей - это прежде всего финансовая проблема, чрезвычайно серьезная проблема. Например, жидкости, изолирующие теплоносители в трансформаторах, в конденсаторах, представляющие собой стойкие органические загрязнители, - их же накоплено достаточно много, но денег, для того чтобы их уничтожить нет. Уничтожение вполне реально, есть и техника, которая это может сделать, есть и возможности, и интеллектуальный потенциал очень высокий, но - нет денег, нечем заплатить за организацию уничтожения этих жидкостей.
Марина Катыс: Ваш прогноз, сможет Россия выполнить все необходимые и достаточные условия, для того чтобы сохранить членство в этой Конвенции?
Борис Курляндский: Полагаю, что - да. Полагаю, что у России для этого есть достаточно и возможностей, и оснований. Если разумно распорядиться тем потенциалом, которым сегодня располагает Россия, то все те условия, которые предусмотрены Конвенцией, могут быть выполнены.
Что сегодня делается для решения проблемы стойких органических загрязнителей в России? Каковы перспективы ратификации Россией Стокгольмской конвенции?
О значении Стокгольмской конвенции говорит профессор Борис Ревич - доктор медицинских наук, главный научный сотрудник Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования Российской Академии наук.
Борис Ревич: Эти вещества не должны производиться. Государства не должны ими торговать, и они не подлежат в ближайшем будущем захоронению, эти вещества должны быть уничтожены. Здесь просматривается целый клубок экономических, технологических, политических и других проблем.
Марина Катыс: Так что же собой представляют стойкие органические загрязнители?
Слово - директору Российского регистра потенциально опасных химических и биологических веществ, вице-президенту Межправительственного форума по химической безопасности Борису Курляндскому.
Борис Курляндский: Стойкие органические загрязнители, несмотря на объединяющую их органическую структуру и химические свойства, порой существенно отличаются друг от друга. В частности, в эту группу входит довольно большое число веществ, объединяемых таким важным с экологической точки зрения признаком как стабильность. Отличает все эти вещества то, что они в состоянии сохраняться длительное время в окружающей среде, накапливаться в организме животных и человека.
И хотя токсичность этих веществ далеко не одинакова, - начиная с таких высокотоксичных, я бы сказал - эталонно чрезвычайно токсичных веществ, как диоксины, и заканчивая соединениями с большой молекулярной массой, которые достаточно долго могут сохраняться в организме и в окружающей среде, не причиняя ощутимого вреда здоровью. Однако их способность к такому накоплению в организме сама по себе является уже отрицательным свойством.
Марина Катыс: Проблема стойких органических загрязнителей в России довольно сложна и разнообразна.
Борис Курляндский: Стойкие органические пестициды, - такие как алдрин, эндрин, дендрин, - все они в свое время в Советском Союзе, благодаря очень четко работавшей тогда системе профилактики, благодаря широко развернутым научно-исследовательским работам, не были допущены в производство и не были разрешены к применению. Некоторое их количество все-таки было применено на Украине и в республиках Средней Азии, но в Российской Федерации эти вещества практически не применялись.
Марина Катыс: Об истории Стокгольмской конвенции рассказывает руководитель Программы по химической безопасности Центра "Эко-Согласие" Ольга Сперанская.
Ольга Сперанская: Стокгольмская конвенция была открыта для подписания в мае 2001 года, Россия подписала ее в 2002-ом году. То есть прошло всего лишь три года - с 2001 по 2004 год - и эта Конвенция уже вступила в силу, на сегодняшний момент ее ратифицировали 59 стран. Россия ее пока еще не ратифицировала. Но у России еще есть время - до первой Конференции сторон, которая состоится в начале 2005 года. Конечно, было бы крайне желательно, чтобы к этому времени Россия ратифицировала эту Конвенцию.
Для России из этих 12 веществ наиболее актуальны полихлорированные бефинилы (ПХБ), ДДТ (всем известное как дуст) и диоксины.
ДДТ - это как пестицид, полихлорированные бефинилы использовались как диэлектрик в трансформаторах и конденсаторах, а диоксины - это побочные продукты промышленности, которые образуются фактически при всех процессах, где используется хлор, и при сжигании (то есть это мусоросжигательные заводы, это горящие свалки, вообще - горящие отходы, это металлургическое производство).
Марина Катыс: По условиям Конвенции государства должны принять меры, направленные на то, чтобы стойкие органические загрязнители экспортировались или импортировались только с целью их безопасного удаления.
В течение двух лет со дня присоединения к Конвенции государство должно разработать план действий, в котором будет дана оценка существующих и прогнозируемых выбросов, оценка эффективности законодательных норм и стратегии страны, направленной на решение проблемы СОЗ.
Продолжает Ольга Сперанская.
Ольга Сперанская: Эта Конвенция крайне важна. Во-первых, она дополняет собой две другие конвенции - Базельскую конвенцию об опасных отходах и Роттердамскую конвенцию о процедуре предварительно обоснованного согласия в отношении отдельных химикатов и пестицидов в международной торговле. Скоординированность этих трех соглашений способствует обеспечению химической безопасности.
Россия свои обязательства по Конвенции - по ликвидации источников стойких органических загрязнителей и ликвидации их запасов - уже старается выполнять. Например, в России идет процесс инвентаризации запасов устаревших и запрещенных пестицидов. На сегодняшний день, по официальным данным, в России накоплено примерно 24 тысячи тонн устаревших и запрещенных пестицидов - это за 90-е годы. Эти запасы пестицидов разбросаны по различным областям и регионам, и очень сложно оценить их воздействие на состояние окружающей среды и здоровье людей. Из этих 24 тысяч тонн 1100 тонн - это как раз хлорорганические пестициды.
Марина Катыс: Заложены ли какие-то карательные и контролирующие механизмы в тексте Конвенции? Если Россия не выполняет эти обязательства, последует ли какая-то реакция мировой общественности?
Ольга Сперанская: Этот вопрос будет решен на Первой конференции сторон в 2005 году. Это, кстати, еще одно из оснований, по которому Россия должна ратифицировать эту Конвенцию: чтобы участвовать в обсуждении ее механизмов, чтобы принимаемые решения не проходило мимо нее. Потому что право голоса будут иметь только те страны, которые являются сторонами Конвенции.
Марина Катыс: Мы говорим о том, что Стокгольмская конвенция вступила в силу, при этом механизмы еще не выработаны. Что это означает? Когда, собственно, начнутся мероприятия по уничтожению этих опасных веществ?
Ольга Сперанская: При разработке текста Конвенции, страны, участвующие в этом процессе, высказались за то, чтобы начать выполнять требования Конвенции еще до вступления ее в силу. Сейчас, разрабатываются национальные планы выполнения этой Конвенции, и в эти планы включены и сроки, и объемы, и те технология, которые будут использованы для выполнения обязательств по Конвенции. В России сейчас проведена (не полностью, она еще не завершена) инвентаризация запасов устаревших и запрещенных пестицидов, проведена инвентаризация полихлорированных бефинилов, которых сейчас в России порядка 30 тысяч тонн. В дальнейшем будут выбраны необходимые технологии, которые должны будут отвечать экологическим, технологическим и экономическим требованиям, и будут выделены определенные ресурсы для этого.
Марина Катыс: Стокгольмская конвенция накладывает на подписавшие ее государства весьма существенные, но простые обязательства.
Говорит директор Российского регистра потенциально опасных химических и биологических веществ, вице-президент Межправительственного форума по химической безопасности Борис Курляндский.
Борис Курляндский: Стойкие органически загрязнители на территориях стран, подписавших и присоединившихся к Конвенции, должны быть уничтожены. Сроки здесь довольно длительные, по той простой причине, что если в отношении наиболее простых веществ сроки предусмотрены достаточно приемлемые, то есть большой список исключений.
И затем, есть группа веществ, которые являются непреднамеренными, то есть они не являются целью торговли, не являются предметом промышленного производства. Это дибензоиоксины и дибензофураны, то есть - наиболее токсичные хлорпроизводные вещества (например - гексохлорбензол), они действительно опасны, но не являются следствием преднамеренного производства, они - побочные продукты.
И у нас есть целые города (особенно - города, которые десятилетиями были связаны с химией хлорного и хлорорганического синтеза), которые были связаны с производством боевых отравляющих веществ, - там, конечно, накопление в окружающей среде этих веществ очень велико, и конечно, они представляют большую опасность для населения и особенно - для потомства. Чапаевск, Серпухов, Уфа, Усолье-Сибирское, Дзержинск, Новомосковск - те места, которые традиционно являются крупными промышленными химическими узлами. Там по сей день эта опасность существует.
Более того, есть такой очень хороший индикатор - содержание стойких органических загрязнителей в грудном молоке у кормящих женщин. И в этих городах оно превышает средний европейский показатель в 4-5 раз.
Марина Катыс: О медицинских аспектах вступления в силу Стокгольмской конвенции рассуждает доктор медицинских наук, профессор Борис Ревич.
Борис Ревич: Первое - это то, что мы действительно узнаем, где на территории нашей страны находятся эти супертоксиканты, потому что инвентаризация всех этих веществ в полном объеме не проводилась.
Может быть - за исключением полихлорвинила. Мы знаем, в каком регионе России какое количество этих ПХБ содержится и где они конкретно находятся, на каких заводах. С одним таким объектом мы уже много лет работаем - это город Серпухов, конденсаторный завод. Надо сказать, что благодаря санитарной службе там в свое время было приостановлено производство ПХБ-содержащих конденсаторов, но до сих пор жители этого городка, грубо говоря, "расхлебывают" последствия.
Вторая очень серьезная проблема - это проблема хлорсодержащих пестицидов. И наибольшую опасность для нашей страны представляет, безусловно, ДДТ. Нет детальных исследований, что же происходит в наиболее нагруженных ДДТ южных районах нашей страны - это, конечно, Краснодарский край, Ставрополье и многие другие территории, где ДДТ применялось очень интенсивно. К сожалению, практически отсутствует информация по такому замечательному информативному показателю, как содержание ДДТ в грудном молоке женщин или в крови тех людей, которые были подвержены воздействию этого пестицида.
Марина Катыс: По каким в основном органам наносят удар стойкие органические загрязнители? Чем опасны они для животных и человека?
Борис Ревич: Они бьют по эндокринной системе, поэтому их называют эндокрино-разрушителями или псевдо-эстрагенами, еще их называют псевдо-гормонами. Они приводят к очень большому дисбалансу гормональной системы, и в итоге бывают достаточно печальные последствия, когда происходит, скажем, феминизация потомства, что было отмечено биологами в самых различных частях нашей планеты.
Когда действуют такие стойкие органические загрязнители, они вторгаются в эти очень интимные эндокринные процессы - и вместо мальчика на свет появляется девочка, нарушается половое развитие мужских особей, то есть они теряют свои мужские свойства и приобретают больше женских свойств. Это не означает, конечно, что они становятся уже совершенно женщинами, но уровень такого важнейшего мужского гормона, как тестестерон в крови таких молодых людей снижается, что, конечно, отражается и на их половой активности, и на их сексуальном здоровье.
Впервые это было показано именно на птицах. Во Флориде (это сельскохозяйственный штат) - было огромное применение ДДТ. И орнитологи увидели, что у орлов стало появляться какое-то странное потомство. И в той же Флориде они занялись еще и крокодилами, которых там достаточно много. Биологи стали измерять длину полового члена у крокодила. И выяснилось, что в тех местах, где очень интенсивно применялось ДДТ, у крокодилов длина полового члена стала уменьшаться, пошел процесс феминизации.
Кстати, это мы видим и на некоторых примерах не только за рубежом, но и у нас в стране. Очень интересные исследования в этом плане проводит доктор Галимов из Уфы в нескольких городах Башкирии, где эта проблема стоит достаточно остро.
Это же мы видим на примере города Чапаевска, о котором мы уже как-то с вами беседовали на вашей радиостанции.
Достаточно трагичные эпизоды были связаны и с использованием ПХБ ( полихлорированныим бефинилами). В свое время в Японии и на Тайване (там очень много используют различных продуктов, которые приготавливают в кипящем масле) в торговую сеть поступили отработанные трансформаторные масла. На этих маслах была приготовлена пища - и были тяжелейшие отравления женщин и их детей. Появилось даже такое выражение, как "блэк бэби": рождались черные детишки, потому что было резко нарушена пигментация у тех детей, мамы которых во время беременности попробовали это отравленное масло.
И сейчас на Тайване создан огромный отдел исследователей, которые уже на протяжении многих лет работают по оценке последствий этого печального эпизода с использованием отравленного масла.
Несколько лет назад достаточно близкая ситуация была с бельгийскими курочками, которых кормили зерном, обработанным маслом, содержащим полихлорбефинилы. И огромное количество куриного мяса было уничтожено. Но только благодаря тому, что в этих странах очень хорошо налажен контроль за этими токсичными веществами.
Марина Катыс: Что касается ДДТ, в Советском Союзе на протяжении многих десятилетий леса обрабатывались ДДТ, в частности это была борьба с алярией и клещевым энцефалитом. Сейчас эта борьба прекратилась. А каковы последствия для природы этих десятилетий обработки лесных массивов ДДТ?
Борис Ревич: Россия, когда подписывала Стокгольмскую конвенцию, специально оговаривала для себя возможность использования в особых, экстремальных случаях, по разрешению главного государственного санитарного врача страны, определенного количества ДДТ (которое хранится у нас на Дальнем Востоке). Потому что если начнется вспышка малярии, то, конечно, придется использовать ДДТ. К сожалению, на сегодняшний день нет более эффективного компонента, он пока еще не найден.
Конечно, для природы последствия весьма и весьма плачевны. Мы, конечно, еще не дошли до состояния, как во Флориде, но там это было несколько десятилетий назад. Во всяком случае, те работы, которые проводил Институт экологии животных имени Северцева в районе города Чапаевск (там, правда, не ДДТ, а диоксины, но это все вещества одного порядка) показали, что там идут очень большие изменения животного мира.
Марина Катыс: Стокгольмская конвенция практически выделяет пестициды в отдельную статью.
Советский Союз очень широко применял эти препараты, в результате в стране накопилось огромное количество неиспользованных пестицидов. Они, как правило, хранятся в очень плохо организованных складских помещениях, часто там частично разрушены стены и кровля, все это омывается дождями и вытекает за пределы этих складов. И фактически эти пестициды оказались бесхозными - никто за эти брошенные, старые пестициды ответственности не несет. Как решать эту проблему?
Борис Ревич: Ситуация сложилась очень странная. "Сельхозхимия" - как союзная структура - разрушена, и многие эти склады оказались в подвешенном состоянии. Здесь очень много зависит от местных властей. В рамках международных проектов России были выделены деньги, и на эти деньги были проведены работы по инвентаризации условий хранения пестицидов. Иногда это хорошо, аккуратно затаренные пестициды (то есть они хранятся в бочках, бочки подписаны, понятно, что в них хранится, они стоят на аккуратных полочках, висит большой, амбарный замок) - и все в порядке.
Я же видел ситуации - и это описано - совершенно другие: внавалку разорванные мешки, непонятно - что это... А ведь если непонятно - что, то и непонятные меры по утилизации - это тоже очень важный процесс. Потому что уничтожать ртутьсодержащие пестициды нужно по-одному, а хлорсодержащие пестициды - по-другому. Это все - разные технологии.
Марина Катыс: Сможет ли Россия действительно реализовать те задачи, которые ставит Конвенция по стойким органическим загрязнителям?
Борис Ревич: Я думаю, что вполне сможет. И первая причина, к счастью, технологическая. Если говорить о ПХБ - дело в том, что истекает срок работы трансформаторов, которые заполнены ПХБ-содержащими маслами, то есть их все равно нужно менять. Поэтому против ПХБ я поставил бы большой "плюсик" с точки зрения удовлетворенности, что там будет все идти нормально.
С точки зрения ДДТ я бы скорее поставил огромный знак вопроса. Несмотря на те деньги, которые дает Глобальный экологический фонд, а он дает деньги на национальный план действий - несколько миллионов долларов, чтобы все это начало функционировать. Но потом Россия должна будет докладывать свои денежки. Складских помещений, где находится ДДТ, огромное количествою И у меня нет уверенности (не только у меня, но и у других экспертов), что та инвентаризация, которая была проведена Министерством природных ресурсов, на 100 процентов отражает истинное положение дел. Дай Бог - процентов на 60-70. Поэтому я бы поставил большой знак вопроса.
И следующий большой знак вопроса я бы поставил около проблемы диоксинов. Мое глубокое убеждение, что для нашей страны диоксины не представляют такой большой опасности, как для стран Западной Европы, потому что, к счастью, у нас мало мусоросжигающих заводов - основных источников выбросов диоксинов.
Но у нас есть другая проблема - проблема Чапаевска: завод встал, уровни загрязнения, по-видимому, остаются высокими (мы не знаем точно, потому что, к сожалению, нет денег, чтобы это проверить), и кто дальше будет чистить этот город? - Это очень больной и сложный вопрос.
Тот денежный ручеек, который шел на эти работы в Чапаевске - на то, чтобы была построена дамба (потому что если бы она не была построена - была бы гигантская химическая катастрофа), на то, что там нужно что-то делать с диоксино-загрязненным оборудованием, с почвой, с отходами, - этот денежный ручеек, к сожалению, с каждым годом становится все меньше и меньше. Поэтому в отношении диоксинов я бы поставил даже два знака вопроса.
Марина Катыс: Вопрос о том, кто будет платить - как всегда - самый больной. Уничтожение токсичных веществ стоит немало денег. 30 тысяч тонн полихлорированных бефинилов и 24 тысячи старых пестицидов - объемы значительные, практически сравнимые с имеющимися у России 40 тысячами тонн подлежащего уничтожению химического оружия.
И снова я обращаюсь с вопросом к директору Российского регистра потенциально опасных химических и биологических веществ Борису Курляндскому.
Сможет ли Россия в обозначенные сроки провести реабилитацию этих территорий от стойких органических загрязнителей?
Борис Курляндский: Думаю, что это процедура не быстрая. Она связана со сложными реабилитационными мерами, и в первую очередь это связано с финансами. Сегодня вопросы утилизации стойких органических загрязнителей - это прежде всего финансовая проблема, чрезвычайно серьезная проблема. Например, жидкости, изолирующие теплоносители в трансформаторах, в конденсаторах, представляющие собой стойкие органические загрязнители, - их же накоплено достаточно много, но денег, для того чтобы их уничтожить нет. Уничтожение вполне реально, есть и техника, которая это может сделать, есть и возможности, и интеллектуальный потенциал очень высокий, но - нет денег, нечем заплатить за организацию уничтожения этих жидкостей.
Марина Катыс: Ваш прогноз, сможет Россия выполнить все необходимые и достаточные условия, для того чтобы сохранить членство в этой Конвенции?
Борис Курляндский: Полагаю, что - да. Полагаю, что у России для этого есть достаточно и возможностей, и оснований. Если разумно распорядиться тем потенциалом, которым сегодня располагает Россия, то все те условия, которые предусмотрены Конвенцией, могут быть выполнены.