Сегодня у нас в гостях Александра Маринина, самый читаемый в России писатель, работающий в жанре детектива. Несколько слов о нашей гостье. Александра Маринина - это псевдоним. Настоящая фамилия - Алексеева Марина Анатольевна. Родилась во Львове. Детство провела в Ленинграде, окончила Юрфак МГУ, кандидат юридических наук, подполковник милиции в отставке, криминолог. Первый роман написан в 1992 году для журнала "Милиция". Первая книга вышла в 1995. Автор 20 романов, изданных в России тиражом в 17 миллионов экземпляров. Вопросы нашей гостье задают Маша Слоним, корреспондент агентства "Интерньюс" и Ирина Прохорова - главный редактор журнала "Литературное обозрение". Ведет передачу Илья Дадашидзе.
Илья Дадашидзе:
Когда мы организовывали ваш приход сюда, к нам, нас предупредили, что вы не отвечаете на некоторые вопросы. Можно ли спросить на какие вопросы вы не отвечаете и почему?
Александра Маринина:
Спросить можно. Я, правда, не гарантирую полноту ответа. Я не обсуждаю вопросы политики и современного состояния дел в стране. Я не обсуждаю вопросы борьбы с преступностью и перспектив этой борьбы. И я не обсуждаю вопросы, связанные с творчеством ныне живущих в России писателей, пишущих детективы.
Илья Дадашидзе:
Но первый вопрос, который вам обычно задают, - это вопрос именно борьбы с преступностью. Я не прошу у вас какой-то анализ или что-то, но что вы сами думаете о том, что происходит сегодня в стране именно с преступностью?
Александра Маринина:
Да не скажу я вам. Не скажу. Я эти вопросы не обсуждаю.
Ирина Прохорова:
Я надеюсь, что тот вопрос, который я вам задам, не является запретным. Сейчас, и особенно в связи с вашим творчеством, очень модно вообще рассуждать о делении литературы на массовую и немассовую, там хорошее или плохое к ней отношение и так далее. Скажите, в вашем творчестве, когда вы пишите или вы встречаетесь с людьми, вообще вы для себя как-то формулируете, вот какую литературу вы пишите? Вы как-то реагируете на то, что вас спрашивают, что вот вы представитель там массовой литературы и так далее, или для вас это все не важно? Как вы как писатель себя оцениваете, с этой точки зрения?
Александра Маринина:
Давайте только сразу условимся, что я себя как писатель не оцениваю, потому что я не писатель, я автор. Автор книг, которые я пишу. Во-вторых, я не называю то, что я пишу, словом "литература". Я это называю словом "книга", "роман", "произведение", "детективный роман", потому что литература - это уже оценочное понятие. Оценивать должны специалисты, критики или никто, но никоим образом не я, потому что я не специалист и не критик. Я автор.
Что касается деления на массовую и немассовую, то меня очень часто спрашивают: вот не обидно ли вам, что ваши книги читаются в метро, - на что я отвечаю, что мне это совершенно не обидно, более того меня это радует. Во-первых, потому что большинство людей не имеет возможности, не имеет свободного времени читать дома, и метро и вообще транспорт - электрички, метро, автобусы - это единственное место, где они могут читать. И если в этом единственном месте они читают меня, значит, им это интересно. Это, во-первых. Во-вторых, в метро если присмотреться, что читают люди, то помимо детективов они читают и учебники, и философскую литературу, и библию. Так вот, слово "метро" для меня слово святое. Оно - как у Окуджавы: "в моем метро никогда не тесно, потому что с детства оно, как песня". Я всю жизнь езжу на метро. И учебники читала в метро, и к экзаменам готовилась. И серьезные книги читала, и детективы читала.
И, наконец, третье в этой связи. Я много лет занималась научной работой и очень хорошо понимаю, что всякого рода деление на массовую, немассовую, там, плохая, хорошая литература - это все очень условно, очень теоретически. Это кто-то ученый, сидя в кресле, для того чтобы получить степень кандидата или доктора наук, придумывает теорию. Он придумал некоторые критерии, по которым можно делить литературу на массовую и немассовую. Но я вас уверяю, когда он защищал свою диссертацию, у него были оппоненты, которые с ним спорили и говорили, что ваши критерии неправильные, нечетко сформулированные и вообще делится это все не так. То есть все эти теоретические построения, они ко мне никакого отношения не имеют. Я прекрасно знаю, как делаются термины, как вырабатываются критерии, как строится теория. Очень субъективно. А я просто пишу книгу. Такую, какую мне было бы интересно прочитать самой. Вот это единственный для меня критерий. Других нет.
Маша Слоним:
Дело даже не в том, как делить - литература, не литература, массовое чтиво. По-моему, человечество читающее делится на две категории: людей, которые любят такие книги наравне с другими... Я, например, себя отношу именно вот к таким. Я очень люблю детективы, поэтому я на самом деле обрадовалась, когда я открыла для себя Маринину, потому что я читаю по-английски много, и детективов в том числе, и я впервые прочитала что-то, похожее на английский детектив, классический такой. И мне показалось, что вот вы как-то явно знаете хорошо и английскую литература такого типа, и, наверное, французскую. Ставили ли вы перед собой задачу внедрить вот этот именно жанр книги в русскую литературу или в своевременную литературу, потому что написано все по тем же законам, единственно что реалии, естественно, российские?
Александра Маринина:
Наверное, это получилось случайно. Естественно, никаких задач, тем более таких серьезных задач я перед собой не ставила. Я вообще не тот человек, который ставит перед собой серьезные задачи. Я всегда очень боюсь не справиться, поэтому задач не ставлю. Но вы совершенно правы. Английских детективов, так же, как и французских, я прочитала невероятное количество в своей жизни. Я читала детективы, как только научилась читать, и как только они появились вообще в продаже в нашей российской действительности. Сначала это были Агата Кристи и Конан Дойл, потом понемножку Сименон. Потом, когда я подросла, я училась в английской школе, поэтому язык знала, в общем, неплохо. Если мне удавалось достать, то есть у кого-то родители были выездные и привозили книги на английском языке, Агату Кристи я читала. Именно потому, что Агата Кристи пишет очень просто, то даже для человека. плохо знающего английский, ее прочесть вполне возможно.
Илья Дадашидзе:
Ваша героиня - автор детективов, которая появляется в ваших романах, - она как бы в каких-то местах, то ли проговариваясь, как бы именует себя русской Агатой Кристи. И во всяком случае ее другие герои как бы все-таки... так или иначе, это было в нескольких романах, я обратил на это внимание, что там прозвучало, что она там, не сама даже, скорее это кто-то говорит. Насколько вот эта ваша героиня озвучивает ваши мысли, и насколько вы с ней себя отождествляете? Вы себя изображаете?
Александра Маринина:
Давайте начнем с начала. Значит, та героиня, о которой вы говорите, это вовсе не героиня. Моя героиня - это Анастасия Каменская, а женщина, о которой вы сейчас сказали, - это следователь из Петербурга Татьяна Образцова, которая пишет детективы под псевдонимом Татьяна Томилина. Она не является моей основной героиней. Поэтому здесь у нас произошло смешение.
Илья Дадашидзе:
Но она является вашей героиней. Я не считаю, что она ваша основная героиня. Я просто говорю, что она ваша героиня, героиня ваших романов.
Александра Маринина:
Да, она моя героиня, она появляется в некоторых моих книгах, и все, что касается ее писательской деятельности - конечно я, так скажу, ее устами говорю о себе и высказываю какие-то свои мысли. В частности, в книге, если я не ошибаюсь, "Я умер вчера" я попыталась обратиться к людям, которые иногда меня преследуют просьбами, вопросами, требованиями, чтобы я их выслушала, просто обратиться к ним и объяснить, что я не могу этого сделать, что этих людей слишком много. И если я буду встречаться с каждым, и выслушивать историю каждого, и пытаться помочь каждому, то мне не останется времени не то что есть, спать, жить, а просто дышать. Поэтому, конечно, я использую Татьяну в определенном смысле, как рупор, но не во всем.
Ирина Прохорова:
В новом журнале "Неприкосновенный запас", в первом номере, у нас был круглый стол интеллектуалов, которые как раз обсуждали феномен успеха вот романов Марининой. Для меня эта вообще вот ситуация, что романы Александры Марининой так быстро стали популярными без всяких, что называется, раскруток... Ведь на самом деле, насколько я могу судить, никакой дикой рекламы, которая начинает сопутствовать появлению какой-то книги, не было. Они как-то сами быстро завоевали успех. Все читают, все обсуждают. Кто не скрывается, кто скрывается, но все читают. Прочитали, обменялись, зачитанные книжечки курсируют. Я, с одной стороны, хочу задать вопрос... и некоторые собственные размышления. Вам не кажется, что благотворность такого рода литературы или книг, вы боитесь слова "литература", связана с тем, что все-таки у нас в стране очень долго воспитывали какое-то ужасное недоверие к удовольствию от текста, от любви просто почитать. И, кажется, ребенка со школьной скамьи отвращает литература, потому что как-то всегда внушалось, что легкое чтение - это сама по себе вещь преступная. Вот неуважение к развлечению и удовольствию, с моей точки зрения, и привело к тому, что, скажем, в советское время детективов, вообще развлекательных жанров ужасно не хватало. Не думаете ли вы, что что-то в ваших книгах просто, помимо того, что детективы вообще вещь популярная, что это особенным образом дало людям какой-то род удовольствия? Ну почему вы так стали популярны, ведь у вас какие-то собственные, наверное, есть проекции? Почему?
Александра Маринина:
У меня есть ответ на этот вопрос. Я совершенно не уверена, что он правильный, но просто это единственный ответ, который мне приходит в голову, как человеку, опять-таки, с большим научным прошлым. Я уже говорила, что пишу такие книги, которые сама бы с удовольствием прочитала - в том стиле, в том жанре. И вдруг оказалось, что людей с моим вкусом, то есть точно таким же, как у меня, в России огромное множество. Именно поэтому так много людей читают мои книги, и некоторые из них даже испытывают от этого какое-то удовольствие. У меня нет эстетства, совершенно. Я этого лишена. При том, что я получила очень хорошее образование и воспитание, и вполне возможно, что эстетством меня просто перекормили в детстве. Меня немножко родители перегрузили этим большим, тем, что пишется с большой буквы, с буквы Л, как литература, или с буквы И, вообще искусство. И где-то лет в 15 я поняла, что я уже не хочу, я не хочу изысканности. Я не хочу безумной тонкости. Я не хочу сложности. Все, я этого переела. Я хочу простоты, понятности и глубины, но понятной, изложенной просто и доступно, как хороший педагог нерадивому ученику объясняет сложную теорему. И, вероятно, оказалось, что людей, не склонных к излишнему эстетствованию, в России очень много. Поэтому, наверное, получилось именно так. То есть дело здесь не столько и не только в удовольствии, хотя я абсолютно с вами согласна в части того, что мы были лишены допуска к удовольствию. Нам не разрешалось получать удовольствие. Мы все должны были трудиться для построения светлого коммунистического будущего, лишая себя всего и так далее. Но я не думаю, что люди получают вот то самое запретное удовольствие от моих книг. Я думаю, что они просто получают удовольствием потому, что у них вкус такой. А вкус у меня среднестатистический, как выяснилось.
Маша Слоним:
У вас вкус среднестатистический, или вы пишите с расчетом на читателя со среднестатистическим вкусом?
Александра Маринина:
Нет, я просто не знаю, какие вкусы у среднестатистического читателя. Я пишу-то, ориентируясь на себя, и просто когда вдруг оказалось, что книги популярны, я просто пришла к выводу, что, значит, людей с моим вкусом очень много.
Маша Слоним:
Вот вы отказываетесь отвечать на политические вопросы, вообще о политике. А вы любите политические детективы Джона Ле Карре, например? Вам никогда не хотелось писать в этом направлении, уйти от уголовщины?
Александра Маринина:
Нет.
Маша Слоним:
А читать?
Александра Маринина:
Читать сейчас тоже уже нет. В свое время - да, в свое время я читала. Но это, понимаете, я просто очень любила детективы. А поскольку политических детективов все-таки переводных было сначала побольше, чем просто уголовных, естественно, я читала все, что можно было достать. Вообще, мне политика неинтересна, я в ней ничего не понимаю. У меня к ней нет чутья. У меня к ней нет любопытства. Я в ней не разбираюсь. Я не читаю газеты с политической информацией. Ну, не интересно мне это. Ведь в жизни, кроме политики, столько важных вещей, интересных каждому человеку. Чего все зациклились на этой политике? Свет в окошке.
Маша Слоним:
Еще хотела задать один вопрос. Как вы читаете газеты? Вы, значит, пропускаете первые страницы газеты и листаете с конца, с происшествий? Где вы черпаете какие-то факты, вдохновение?
Александра Маринина:
Начали с одного, закончили другим. Значит, газету я как таковую просто не читаю. Мне муж может принести газету с работы и сказать: здесь очень интересный материал, прочитай. Я его прочитаю. Попутно, если мне в глаза что-то упадет, я могу прочитать что-то еще. Но когда я начинаю читать материалы о политике, поскольку я ею не интересуюсь, я прочитываю две строчки и понимаю, что я не владею ситуацией. Я не знаю, как она развивалась, я не слышала эти новости вчера, позавчера, неделю назад. Непонятно. Раз непонятно, я дальше уже не читаю.
Что касается того, откуда я черпаю факты. Не нужны мне газеты, чтобы черпать факты. Я 20 лет занималась криминалом и изучала преступность. Я о ней и так все знаю.
Илья Дадашидзе:
Скажите, пожалуйста, вот вы 20 лет занимались криминологией, вы подполковник милиции. Вы ушли в отставку только в этом году, и проработали, уже будучи писателем знаменитым, вы все-таки долго в милиции. Скажите, пожалуйста, а почему вы ушли?
И второй вопрос. Вы не хотите оценивать преступность, говорить о преступности, а хотели бы вы поговорить о милиции, о сегодняшнем состоянии МВД?
Александра Маринина:
Нет, о состоянии сегодняшнем, вчерашнем и завтрашнем моего родного министерства я говорить тоже не буду, потому что это входит составной частью в вопрос "борьба с преступностью", а борьбу с преступностью, как я уже говорила, я не обсуждаю.
Что касается вопроса о том, почему я вышла в отставку. Первое и, в общем, главное обстоятельство состоит в том, что я, выслужив 20 лет, получила законное право на пенсию. Пенсию мне начислили не очень большую, но начислили, и я ее теперь честно получаю, за 20 лет безупречной службы. Если бы я осталась служить, то наша сегодняшняя встреча была бы в принципе невозможна. Как и невозможно огромное количество других встреч с журналистами, с телевидением, с радио. Я не смогла бы встречаться с издателями, я не смогла бы ездить за границу, лично знакомиться со всеми, кто делает мне те или иные издательские предложения, и выбирать, потому что служба у меня была каждый день с 9 до 18.
Илья Дадашидзе:
А как относилось руководство ваше к вашим романам и к тому, что вы писатель?
Александра Маринина:
Руководство относилось двояко. Ближайшее руководство... Слава богу, у меня его было мало, потому что я занимала довольно высокую должность перед выходом на пенсию, у меня было всего два начальника в рамках моего учреждения - по иерархии. Они относились очень хорошо. То есть они читали, они хвалили меня, они с пониманием относились к тому, что я пишу в обеденный перерыв. В общем, они относились хорошо. Что касается начальников, которые выше их стояли, то есть уже в министерстве, то они, по-моему, вообще ничего не знали ни обо мне, ни о моих книгах, поэтому они не относились ко мне никак.
Ирина Прохорова:
Я как-то все больше о своем начну говорить, прошу прощения, та тема, какую позволяет круг вопросов. Вы знаете, в данном случае я выражу мнение, не знаю, насколько среднестатистических читателей, но несомненно ваших читателей. Когда мы с коллегами обсуждали, какие нам романы нравятся, то есть ваши книги нравятся, все пришли к тому, что все-таки для нас наиболее интересны были те, где действовала Каменская. То есть вот как мы для себя решили, будучи так или иначе профессиональными сотрудниками, что все-таки это очень удачная и неожиданная находка - поставить в центре мало того, что женщину, еще и интеллектуалку. Но, в общем, не совсем традиционная картина и вообще сюжет вот для отечественных детективов советского периода. Там всегда был все-таки такой дружный коллектив. Женщина там была при ком-то - да, помогала, но никогда не была мозговым центром фактически. Я так поняла, что это были первые романы с нею. Насколько она для вас важна как стержень вашего сериала, так скажем?
Александра Маринина:
Она, безусловно, для меня важна. И должна сказать, что из 20 написанных мною романов только в одном нет Каменской. Совсем ее нет в книге "Черный список", и на периферии она оказалась в "Имя потерпевшего - никто", потому что там все действия происходят просто в Петербурге и там как раз главной является Татьяна. Она, конечно, для меня - Настя - важна, и никогда не появилась бы Татьяна, никогда не появился бы Стасов, если бы издатели мне не предложили поменять псевдоним. Это случилось после книги "В смерти немного любви". Мне сказали: вы знаете, вы вообще-то пишите, конечно, хорошо, но серия "Черная кошка" - это серия крутая, мужская, и основными покупателями этой серии являются мужчины, которые любят крутой детектив. Они никогда не купят книгу, на обложке которой стоит женское имя. Поэтому будет просто жалко, что вот они вас не прочитают, поэтому давайте вы придумаете себе мужской псевдоним и мы вас будем в этой серии печатать под мужским псевдонимом. Я в то время была еще юным автором - не по возрасту, а по опыту общения с издателями. Я предполагала, что издатель лучше знает. Издатель умный, опытный, и раз он говорит, значит, так оно и есть. И я понимала прекрасно, что нельзя опубликовать книгу про ту же Каменскую с Чистяковым и с Гордеевым и подписать ее другим именем. Значит, это вообще должны быть совершенно другие герои, другая стилистика, все другое. Вот тогда я придумала "Черный список", я придумала Стасова, я придумала ему для лирической линии женщину Татьяну и мысленно простилась с Каменской, полагая, что теперь меня будут знать, как Владимира Макара, такой я себе псевдоним взяла, и все, на этом с Каменской мы закончили. Принесла вещь в издательство. К этому времени в издательстве вышло уже четыре книги. И мне сказали: ой, что вы, вас так хорошо стали покупать, вас читатель раскусил, полюбил, залюбил, ничего менять не надо. И я в полной растерянности замахала крыльями над "Черным списком", потому что я не понимала, что теперь с ним делать. Если читатель полюбил, значит, он ждет от меня Каменскую. И что, я теперь буду его обманывать этим "Черным списком", в котором Каменской нет? Тогда следующую вещь, которая называлась "Посмертный образ", я написала и в этой книге свела Стасова с Татьяной с моими постоянными героями. И с тех пор дальше они уже действуют вместе. Поэтому "Черный список" была книга вынужденная.
Маша Слоним:
Вот Ирина в предыдущем вопросе произнесла слово "сериал", и я вспомнила, что ведь были планы снимать, по-моему, именно сериал по вашим романам. Насколько я помню, когда читаешь, все-таки представляешь себе довольно кинематографично. Что происходит сейчас с этой затеей?
Александра Маринина:
Происходит следующее. Начало съемочного периода назначено на 12 февраля, если не случится никаких катаклизмов, в связи с которыми будет опять задержан перевод денег. Сценарии литературные готовы, режиссерские готовы. Я встречалась с режиссером, и он мне привез уже окончательные варианты сценариев. Кастинг в общем сделан, то есть намечены, как мне сказал режиссер, актеры практически на все роли. Осталось выбрать Каменскую из последних 9 или 10 претенденток, на этой неделе, на текущей, будет сделан окончательный выбор. И как только будет понятно, кто Каменская, так сразу же будет понятно, кто из претендентов на другие роли будет утвержден. То есть кастинг в принципе проведен. Так что будем надеяться.
Илья Дадашидзе:
Вы не даете оценки своим коллегам, но, может быть, вы ответите на такой вопрос. Кто лучше пишет детективы - мужчины или женщины?
Александра Маринина:
Мы можем говорить только "нравится лично мне", "лично мне не нравится". Только так.
Илья Дадашидзе:
Не нравится что?
Александра Маринина:
Все что угодно - передача "Лицом к лицу", детективы Марининой, книги Сидни Шелдона, фильмы Сидни Поллока; все что угодно - гранаты, помидоры. Лично кому-то нравится, лично кому-то не нравится. Вот помидор - это плохо или хорошо? Все наши оценки, они очень вкусовые. Лично мне очень нравятся книги Сидни Шелдона и очень не нравятся детективы какого-то еще мужчины имярек. И что из этого следует? Кто лучше пишет детективы - мужчины или женщины? Мне очень нравятся, допустим, детективы Патриции Корнелл и очень не нравятся детективы женщины, их пишущей имярек. Вот и все.
Ирина Прохорова:
Вы как-то так подошли к женской проблематике. Вот я и вопрос задам так или иначе приближающий. Скажите, пожалуйста, а вот образ Насти Каменской - это как некоторый образ, я бы сказала, идеал недостижимый, да? Или как бы желательно, чтобы женщина играла вот такую роль, скажем, в такой сложной структуре, как милиция? Или действительно в жизни, давайте начнем говорить о литературе и жизни, возможны или вы знаете такие прецеденты, когда женщина все-таки играет роль центра интеллектуального внутри такого министерства, такого специфического? Или это все-таки такой иллюзорный образ, скорее мечта, нежели реальность?
Александра Маринина:
Это не совсем мечта, потому что, когда я работала на своей должности, на должности ведущего научного сотрудника, я собственно вот таким центром и была в абсолютно мужском коллективе. Поэтому ничего нереального в этом нет. Но мечтой и идеалом является ситуация, мне бы очень хотелось, чтобы эта мечта и этот идеал все-таки как-то к нам приблизились, хотя бы по времени, та ситуация, при которой человеку дается возможность заниматься тем, что у него лично очень хорошо получается и к чему у него лежит душа, независимо от его половых признаков. И если мужчина испытывает желание, и у него очень хорошо получается работа с маленькими детьми, он должен работать воспитателем детского сада, и никто не должен и не имеет права этому удивляться, потому что у него это хорошо получается. Ему это нравится, и нравится намного больше, чем огромному количеству женщин, и получается намного лучше, чем у этих женщин. И точно так же женщины. Если она любит свою деятельность, изначально считающуюся чисто мужской, и эта деятельность у нее хорошо получается, она должна иметь возможность ею заниматься, и никто не имеет права этому удивляться и показывать на нее пальцем. Вот это, конечно, для меня мечта, потому что мне бы хотелось, чтобы так было во всем, во всех сферах нашей жизни, со всеми мужчинами и женщинами в нашей стране. А сама по себе женщина как мозговой центр в мужском коллективе - это не миф, потому что я сама такую роль выполняла.
Маша Слоним:
Вы в своей жизни выполняли уже две роли, насколько мы можем судить - вот мозгового центра в министерстве и сейчас как автор, в общем, успешных романов, которые много читают. В чем вы были больше счастливы или получали больше удовлетворения - сейчас, когда вы пишите и как-то вот придумываете все это, или когда вы действовали?
Александра Маринина:
Знаете, ведь каждому занятию свое время. Когда я этим занималась, я занималась научной работой, я была очень счастлива. Мне безумно нравилось, мне было так интересно, я готова была сидеть ночами, в выходные, я раньше времени выходила из отпуска. Мне было, пользуясь просторечным жаргоном, в кайф, по-настоящему в кайф. Потом... Все мы меняемся. Мы меняемся, мы стареем, взрослеем, мудреем, у нас меняются вкусы. И вообще, американцы считают, что раз в 5-7 лет нужно менять род деятельности. Я стала немножко от этого уставать. То есть кайф стал ослабевать, а удовольствие от написания книг, оно оказалось острее. Поэтому сейчас, конечно, мысль о том, чтобы вернуться на научную работу, она меня повергает в дрожь, я не хочу. Но я совершенно не исключаю, что года через три мне станет безумно скучно сочинять книги, я соскучусь по своей криминологии, мне очень захочется опять ею заниматься, и если я начну заниматься, мне опять будет хорошо. Мы все меняемся, и трудно сказать, что будет через год, через два.
Илья Дадашидзе:
Александра Маринина - это псевдоним. Можно поинтересоваться, почему вы взяли псевдоним, почему вы не пишите под настоящей фамилией?
Александра Маринина:
У псевдонима есть - вернее, были две причины. Когда-то, до того как я начала писать детективы, я вместе со своим коллегой, сотрудником нашей же лаборатории, которого звали Александр, писала материалы для журнала "Милиция", для газеты "Экспресс", еще для какой-то газеты. Это были совершенно юмористические тексты о том, как уберечься от преступления. Писались они от имени журналистки Сашеньки Марининой, жутко бестолковой, которая всего боится. Боится в отпуск уехать, потому что квартиру обворуют, боится машину купить, потому что ее угонят. И у нее есть старый друг - сыщик с Петровки, который в этих ситуациях приезжает и начинает ей вправлять мозги, объясняя ей, как надо себя вести, что нужно делать, чтобы беда тебя обошла. И поскольку коллегу моего звали Александром, а меня Мариной, вот мы придумали общий псевдоним Александра Маринина и таким образом мы подписывали эти опусы.
Когда стукнул 91 год, мы с этим же коллегой написали вместе детектив про наркомафию и про антиалкогольный указ 85 года, очень своеобразный, скажем так, по своему художественному уровню, но любопытный с точки зрения криминологии. Писали мы эту книжку вместе, подписали ее Александрой Марининой и отнесли в журнал "Милиция", где, к нашему огромному удивлению, ее опубликовали. После этого я решила попробовать написать уже сама. Но будучи жуткой трусихой и абсолютно не будучи уверенной в том, что у меня получится у одной что-то толковое, я спряталась за этот псевдоним. То есть вещь, когда я придумывала Анастасию Каменскую и всю ее команду, написала книжку и отнесла ее в журнал, я подписала все той же Александрой Марининой, думая, что если вот она не получится, то хоть на меня пальцем показывать не будут. У нас в академии МВД, где я работала, не будут по коридорам ходить и говорить: ну, эта Алексеева такая вообще бестолковая, бесталанная, а туда же. Я просто спряталась.
Ирина Прохорова:
А у меня уже просто такое любопытство, уже не профессиональное, а чисто женское. Скажите, пожалуйста, а вот почему Каменская некрасивая? Мне очень любопытно, а если бы вы ее описали красивой, например, почему она не должна быть, собственно, красивой? То есть она может быть красивой женщиной, она просто не хочет этого делать. Интересный момент, мы все время об этом спорили. Ну а чтоб ей не быть привлекательной? Вот почему вам хотелось, чтобы она была до такой степени нелепой? Мне интересен ваш просто ответ.
Александра Маринина:
Ответ у меня будет длинный, но я постараюсь его сократить по возможности. У психологов есть такое понятие, как проекция. Каждый человек, читая мою книгу, проецирует ее на самого себя. Нигде, ни в одной из моих 20 книг не написано, что Каменская некрасивая. Это вы придумали, это вам так показалось. Там написано, что она невзрачная. Что у нее прекрасные ноги, что у нее красивая грудь, что у нее тонкая талия, что у нее абсолютно правильные черты лица, очень ухоженные волосы. Но есть огромное количество женщин, когда вы ходите по улице, я думаю, вы это видите, которые без макияжа не бросаются в глаза. Неяркое лицо. Светлые брови, светлые глаза. Не выпуклое, не бросающееся в глаза лицо, которое, как только сделаешь макияж, становится заметным и привлекательным, без него оно невзрачное. Невзрачное не значит некрасивое. Это вы проецируете, это ваши какие-то страдания внутренние.
Ирина Прохорова:
Это не я проецирую, это заметили мужчины-читатели. Поэтому в данном случае психология по отношению ко мне совершенно ни при чем. У них сложилось впечатление, и мы стали обсуждать, что она не желает быть красивой, напротив, во многих описаниях, романов под рукой нету... но если у мужчин сложилось впечатление, что она некрасивая, наверное, они вряд ли себя проецируют на образ женщины.
Александра Маринина:
Именно себя, потому что для мужчины красивая... потому что мужчины, я прошу прощения, не о присутствующих говорим, они же как из животного мира, чуть лучше обезьяны. Для них красивое все, что ярко и блестит. Невзрачное - это уже для них опрелое и некрасивое.
Ирина Прохорова:
В данном случае неважно... То есть она с точки зрения читателя кажется невзрачной, да? Может быть, в душе или если она постарается, она красавица. Но и реакция на нее героев романа, это не проекция читателей, а реакция других героев, которые ее видят и описывают, скажем так, что она невзрачная, непривлекательная. В редкие моменты, когда вдруг накрасится и оденется, они просто падают - невероятно. У меня был такой вопрос. Возможна ли была бы Настя Каменская, если бы она входила - и мужчины, пораженные, открывали рот?
Александра Маринина:
Нет. Это было бы совершенно невозможным. Но я вернусь чуть-чуть к нашему предыдущему обсуждению. Огромное количество женщин, по крайней мере это следует из тех писем, которые они мне пишут, любят Настю потому, что они олицетворяют себя с ней. И олицетворяют они себя с ней именно потому, что Настя - это носитель идеи... нет, не красивых женщин. Женщина такова в восприятии окружающих, какой она хочет быть. Она не хочет, чтобы падали, она не хочет, чтобы на нее смотрели, как на красотку, а чтобы к ней относились как к деловому партнеру, она будет вести себя так. Она захочет, чтобы заметили ее красоту и привлекательность - она будет вести себя по-другому, одеваться по-другому и краситься по-другому. Все в ее руках. От природы некрасивых женщин не бывает. И это, кстати, очень стимулирует очень многих моих читательниц. То есть когда они эту мысль переварят, они начинают понимать, что зря они сетуют на то, что их природа обделила привлекательностью. Что на самом деле ничего подобного. Вот какой они себя чувствуют и подают, вот так их и воспринимают. Настя себя подает так просто потому, что ей не интересно, нет у нее жизненной задачи, чтобы все вокруг падали. Ну нет у нее такой задачи. Огромное количество женщин такой задачи не имеют. У нее задача совершенно другая. Когда ей нужно, чтобы упали или чтобы ее не узнали, она знает, как это сделать. Вот и все.
Ирина Прохорова:
Можно я еще раз, закончим этот сюжет. Я-то как раз, собственно, спрашивала исходя не от жизни, а от литературы, потому что интересно, что и в английских детективах, там где действуют женщины, у Агаты Кристи, там, леди Марпл и так далее, они все вот странные, чудаковатые. Там вообще такая старая дева. Но она-то оказывается главной умницей. Она больше видит, и это некоторым образом такая защитная реакция. Волей-неволей уже традиция детектива предполагает, что главные герои - да они становятся либо жертвами преступления либо зрителями, которые ничего не замечают и так далее, а выдающиеся чем-то, именно своей вот, может быть, необычностью герои и оказываются главным действующим лицом. Может быть, именно и с этим связано, что вы попытались сделать ее вот не традиционной женщиной в каких-то романах, а наоборот. Женщина, казалось бы, вот что вот в ней особенного, никто не замечает, а она-то оказывается самым необычным среди прочих персонажей.
Александра Маринина:
Может быть. Я допускаю, что вы, может быть, правы, но исключительно на уровне подсознания. Потому что на уровне сознания были две другие вещи. Первое, это опять-таки перекушанность и в связи с этим отвращение к супергерою. Американский детектив, в отличие от английского, нас этим просто засыпал. Он вообще самый лучший стрелок, самый лучший бегун, самый лучший любовник, зубы, глаза, плечи, рост и так далее. Это просто повергало меня в ужас, потому что очень противно. Противно и скучно. Это первое. Второе, был совершенно замечательный фильм, не первый, а второй - "39 ступеней", потому что первый фильм как раз, на мой взгляд, менее удачен, поскольку там главный герой такой весь красавчик, типа Кларка Гейбла. А вот второй фильм, где главный герой изображен актером нелепым, рыжим, просто совершенно вообще вот таким... Он попадает в сложные ситуации, и зрители думают: ну что же он, бедняга, он же ученый археолог, он же вообще в этой политике, в этой стрельбе он ничего не понимает, его же сейчас в бараний рог скрутят. И вот оказывается, причем уже где-то ближе к концу фильма, что он обладает блестящей физической и военной подготовкой, потому что он участвовал в англо-бурской войне. И он всех этих плохих дяденек, которые его преследовали, сам в бараний рог скрутил, всех победил. В общем, все умерли, а он победитель. И я помню, какой восторг у меня это вызвало, именно восторг, когда человек, которому ты уже готов сочувствовать из-за его неумелости, нелепости, неприспособленности к ситуации... оказывается, ничего подобного, очень даже приспособлен. И восторг этот был вызван не столько тем, что меня обманул режиссер, хотя обманул меня мастерски, сколько следующая мысль, которая пришла в голову. Если может он, нелепый ученый археолог, значит, может каждый из нас. Нет людей, которые совершенно никчемные, ненужные, неумелые, неприспособленные. Каждый из нас может, внешне самый обычный. И вот точно так же моя Настя. Она внешне самая обычная. У нее те же болячки, что и у миллионов женщин. Она ходит в те же магазины, что и миллионы женщин. Она носит кроссовки, потому что у нее болят ноги, у нее плоскостопие, как у миллионов женщин. И когда они это читают, они говорят: боже мой, она такая же, как я. Значит, я - такая же, как она. Им это нравится.
Маша Слоним:
Значит, вы все-таки рассчитываете на женщин как читательниц. Мы говорили уже, что вы пишите то, что вам было бы интересно. Вы не отсекаете мужскую часть читающей публики таким образом?
Александра Маринина:
Нет, конечно нет. Я ничего не делаю специально. Я ведь очень плохо себе представляю, на самом деле плохо себе представляю, почему мужчины читают мои книги. Я этого не понимаю. Когда я вижу в метро мужчину - самого разного возраста и социального положения - с моими книгами, я в ужасе начинаю его рассматривать с ног до головы и пытаюсь себе представить, что вот он может такого интересного в этой книжке найти, что стоит, прямо его оторвать невозможно. Я не понимаю. Почему читает женщина, я понимаю. Но, вероятно, в них есть, кроме Насти Каменской, наверное что-то еще, чего я уже не знаю, может на уровне инстинкта туда что-то такое просачивается.
Маша Слоним:
А что сейчас делает Настя Каменская? Вы пишите?
Александра Маринина:
Да.
Маша Слоним:
И что же с ней происходит?
Александра Маринина:
Она уходила с Петровки к генералу Заточному примерно на год, она получила там очередное звание. И поскольку гроза миновала, то есть министр внутренних дел сменился, но руководство ГУВД не меняли, соответственно ее начальник Гордеев остался на месте, и Гордеев ей разрешил вернуться. Она вернулась в звании подполковника на свою должность, и сейчас она участвовала вместе с Татьяной в прямом эфире передачи "Женщины необычной профессии". Меня приглашали на эту передачу, я отказалось. Это было, может быть, где-то полгода назад. Вот я просто воспользовалась этой идеей. Это был телемост из студии на Арбат. И во время этого телемоста ей была продемонстрирована не записка, а такой плакатик: "Если ты такая умная, угадай где ты встретишь смерть?" Причем совершенно непонятно, кому адресовано это - Татьяне или ей. И вот они, как принято сейчас говорить среди молодежи, есть такой термин очень забавный, бьются в непонятках. Я совсем недавно это впервые услышала и позабавилась. Вот они бьются в этих непонятках, пытаясь сообразить, кому из них это адресовано, а пока они пытаются это сообразить, наш завуалированный, неизвестный человек уже положил два трупа, причем явно совершенно демонстрируя, что эти трупы адресованы им. То есть вот он с ними затеял какую-то игру, и они пытаются понять, что он хочет. Зачем он это делает? Сводит ли он с ними личные счеты или у него какие-то другие цели? Если сводит счеты, то с кем из них? Но пока что написано только пять глав. Что будет дальше, не скажу.
Маша Слоним:
Но знаете?
Александра Маринина:
Знаю, конечно.
Илья Дадашидзе:
Многие ваши детективы строятся на каких-то фантастических сюжетах и ситуациях. То там облучение, от которого рождаются гении, то еще что-то. Я читал почти все как бы, но вот сейчас вспомнил это. Но это не в одном и не в двух, это во многих. Почему?
Александра Маринина:
Отвечаю на ваш вопрос. Это в одном, а не в двух и не во многих. Это у вас галлюцинации. Повторяю также, все остальное имеет под собой точную документальную основу. И вы, вероятно, имеете в виду книгу еще "Не мешайте палачу", в которой работают экстрасенсы. Это так называемый метод нейролингвистического программирования. Это метод, который научно разрабатывается и используется и в ФСБ, бывшем КГБ, и в нашем министерстве, вне МВД этим занимаются в лаборатории нетрадиционных методов раскрытия преступлений. И может быть, чтобы совсем убедительно, это метод, которым издревле пользуются цыгане. Вот именно им они пользуются. Когда вы подходите к киоску купить сигарет, а потом приходите в себя и не понимаете, что с вами было, но кошелек у вас при этом пустой. Вы не помните. Видела своими глазами. Более того, мой личный, персональный муж дважды на Киевском вокзале из этих ситуаций вытаскивал женщин, когда он видел, что цыгане начали работать, что женщина уже открывает кошелек, уже достает деньги. Он подбегал к ним, размахивая удостоверением, орал: сейчас всех в милицию сдам, пошли вот отсюда. Тряс бедную женщину за плечи, она приходила в себя, и говорила: боже мой, что же это было? Я же шла сигарет купить - и все, дальше провал. Это метод очень эффективный, он давно известен, и повторяю, цыгане им пользуются веками.
Илья Дадашидзе:
Наша передача подходит к концу. И как полагается в таких случаях, по традиции мы высказываем мнение участников передачи.
Ирина Прохорова:
Вот с большим удовольствием встретилась с автором книг, которые читают все, от мала до велика, и люди, скажем так, разных социальных слоев. И мне было приятно просто поговорить, без кавычек, и мне было просто приятно поговорить и узнать, уточнить для себя некоторые вещи. Причем я выясняла это скорее не как литературный эксперт, а просто как читатель. За что благодарю даму, которая скрывается под именем Александра Маринина.
Маша Слоним:
Ну я очень рада, что Настя Каменская в порядке, что жизнь продолжается, что ничего ей на самом деле не угрожает, я надеюсь и буду с нетерпением ждать нового романа.
Илья Дадашидзе:
А я тоже выскажу не столько мнение, сколько надежду, что вот действительно новый роман Марининой, по-моему, до этого был "Реквием", если я не ошибаюсь, новый роман Марининой скоро появится в книжных киосках и на лотках и я, как среднестатистическая единица, буду его читать в метро.
Илья Дадашидзе:
Когда мы организовывали ваш приход сюда, к нам, нас предупредили, что вы не отвечаете на некоторые вопросы. Можно ли спросить на какие вопросы вы не отвечаете и почему?
Александра Маринина:
Спросить можно. Я, правда, не гарантирую полноту ответа. Я не обсуждаю вопросы политики и современного состояния дел в стране. Я не обсуждаю вопросы борьбы с преступностью и перспектив этой борьбы. И я не обсуждаю вопросы, связанные с творчеством ныне живущих в России писателей, пишущих детективы.
Илья Дадашидзе:
Но первый вопрос, который вам обычно задают, - это вопрос именно борьбы с преступностью. Я не прошу у вас какой-то анализ или что-то, но что вы сами думаете о том, что происходит сегодня в стране именно с преступностью?
Александра Маринина:
Да не скажу я вам. Не скажу. Я эти вопросы не обсуждаю.
Ирина Прохорова:
Я надеюсь, что тот вопрос, который я вам задам, не является запретным. Сейчас, и особенно в связи с вашим творчеством, очень модно вообще рассуждать о делении литературы на массовую и немассовую, там хорошее или плохое к ней отношение и так далее. Скажите, в вашем творчестве, когда вы пишите или вы встречаетесь с людьми, вообще вы для себя как-то формулируете, вот какую литературу вы пишите? Вы как-то реагируете на то, что вас спрашивают, что вот вы представитель там массовой литературы и так далее, или для вас это все не важно? Как вы как писатель себя оцениваете, с этой точки зрения?
Александра Маринина:
Давайте только сразу условимся, что я себя как писатель не оцениваю, потому что я не писатель, я автор. Автор книг, которые я пишу. Во-вторых, я не называю то, что я пишу, словом "литература". Я это называю словом "книга", "роман", "произведение", "детективный роман", потому что литература - это уже оценочное понятие. Оценивать должны специалисты, критики или никто, но никоим образом не я, потому что я не специалист и не критик. Я автор.
Что касается деления на массовую и немассовую, то меня очень часто спрашивают: вот не обидно ли вам, что ваши книги читаются в метро, - на что я отвечаю, что мне это совершенно не обидно, более того меня это радует. Во-первых, потому что большинство людей не имеет возможности, не имеет свободного времени читать дома, и метро и вообще транспорт - электрички, метро, автобусы - это единственное место, где они могут читать. И если в этом единственном месте они читают меня, значит, им это интересно. Это, во-первых. Во-вторых, в метро если присмотреться, что читают люди, то помимо детективов они читают и учебники, и философскую литературу, и библию. Так вот, слово "метро" для меня слово святое. Оно - как у Окуджавы: "в моем метро никогда не тесно, потому что с детства оно, как песня". Я всю жизнь езжу на метро. И учебники читала в метро, и к экзаменам готовилась. И серьезные книги читала, и детективы читала.
И, наконец, третье в этой связи. Я много лет занималась научной работой и очень хорошо понимаю, что всякого рода деление на массовую, немассовую, там, плохая, хорошая литература - это все очень условно, очень теоретически. Это кто-то ученый, сидя в кресле, для того чтобы получить степень кандидата или доктора наук, придумывает теорию. Он придумал некоторые критерии, по которым можно делить литературу на массовую и немассовую. Но я вас уверяю, когда он защищал свою диссертацию, у него были оппоненты, которые с ним спорили и говорили, что ваши критерии неправильные, нечетко сформулированные и вообще делится это все не так. То есть все эти теоретические построения, они ко мне никакого отношения не имеют. Я прекрасно знаю, как делаются термины, как вырабатываются критерии, как строится теория. Очень субъективно. А я просто пишу книгу. Такую, какую мне было бы интересно прочитать самой. Вот это единственный для меня критерий. Других нет.
Маша Слоним:
Дело даже не в том, как делить - литература, не литература, массовое чтиво. По-моему, человечество читающее делится на две категории: людей, которые любят такие книги наравне с другими... Я, например, себя отношу именно вот к таким. Я очень люблю детективы, поэтому я на самом деле обрадовалась, когда я открыла для себя Маринину, потому что я читаю по-английски много, и детективов в том числе, и я впервые прочитала что-то, похожее на английский детектив, классический такой. И мне показалось, что вот вы как-то явно знаете хорошо и английскую литература такого типа, и, наверное, французскую. Ставили ли вы перед собой задачу внедрить вот этот именно жанр книги в русскую литературу или в своевременную литературу, потому что написано все по тем же законам, единственно что реалии, естественно, российские?
Александра Маринина:
Наверное, это получилось случайно. Естественно, никаких задач, тем более таких серьезных задач я перед собой не ставила. Я вообще не тот человек, который ставит перед собой серьезные задачи. Я всегда очень боюсь не справиться, поэтому задач не ставлю. Но вы совершенно правы. Английских детективов, так же, как и французских, я прочитала невероятное количество в своей жизни. Я читала детективы, как только научилась читать, и как только они появились вообще в продаже в нашей российской действительности. Сначала это были Агата Кристи и Конан Дойл, потом понемножку Сименон. Потом, когда я подросла, я училась в английской школе, поэтому язык знала, в общем, неплохо. Если мне удавалось достать, то есть у кого-то родители были выездные и привозили книги на английском языке, Агату Кристи я читала. Именно потому, что Агата Кристи пишет очень просто, то даже для человека. плохо знающего английский, ее прочесть вполне возможно.
Илья Дадашидзе:
Ваша героиня - автор детективов, которая появляется в ваших романах, - она как бы в каких-то местах, то ли проговариваясь, как бы именует себя русской Агатой Кристи. И во всяком случае ее другие герои как бы все-таки... так или иначе, это было в нескольких романах, я обратил на это внимание, что там прозвучало, что она там, не сама даже, скорее это кто-то говорит. Насколько вот эта ваша героиня озвучивает ваши мысли, и насколько вы с ней себя отождествляете? Вы себя изображаете?
Александра Маринина:
Давайте начнем с начала. Значит, та героиня, о которой вы говорите, это вовсе не героиня. Моя героиня - это Анастасия Каменская, а женщина, о которой вы сейчас сказали, - это следователь из Петербурга Татьяна Образцова, которая пишет детективы под псевдонимом Татьяна Томилина. Она не является моей основной героиней. Поэтому здесь у нас произошло смешение.
Илья Дадашидзе:
Но она является вашей героиней. Я не считаю, что она ваша основная героиня. Я просто говорю, что она ваша героиня, героиня ваших романов.
Александра Маринина:
Да, она моя героиня, она появляется в некоторых моих книгах, и все, что касается ее писательской деятельности - конечно я, так скажу, ее устами говорю о себе и высказываю какие-то свои мысли. В частности, в книге, если я не ошибаюсь, "Я умер вчера" я попыталась обратиться к людям, которые иногда меня преследуют просьбами, вопросами, требованиями, чтобы я их выслушала, просто обратиться к ним и объяснить, что я не могу этого сделать, что этих людей слишком много. И если я буду встречаться с каждым, и выслушивать историю каждого, и пытаться помочь каждому, то мне не останется времени не то что есть, спать, жить, а просто дышать. Поэтому, конечно, я использую Татьяну в определенном смысле, как рупор, но не во всем.
Ирина Прохорова:
В новом журнале "Неприкосновенный запас", в первом номере, у нас был круглый стол интеллектуалов, которые как раз обсуждали феномен успеха вот романов Марининой. Для меня эта вообще вот ситуация, что романы Александры Марининой так быстро стали популярными без всяких, что называется, раскруток... Ведь на самом деле, насколько я могу судить, никакой дикой рекламы, которая начинает сопутствовать появлению какой-то книги, не было. Они как-то сами быстро завоевали успех. Все читают, все обсуждают. Кто не скрывается, кто скрывается, но все читают. Прочитали, обменялись, зачитанные книжечки курсируют. Я, с одной стороны, хочу задать вопрос... и некоторые собственные размышления. Вам не кажется, что благотворность такого рода литературы или книг, вы боитесь слова "литература", связана с тем, что все-таки у нас в стране очень долго воспитывали какое-то ужасное недоверие к удовольствию от текста, от любви просто почитать. И, кажется, ребенка со школьной скамьи отвращает литература, потому что как-то всегда внушалось, что легкое чтение - это сама по себе вещь преступная. Вот неуважение к развлечению и удовольствию, с моей точки зрения, и привело к тому, что, скажем, в советское время детективов, вообще развлекательных жанров ужасно не хватало. Не думаете ли вы, что что-то в ваших книгах просто, помимо того, что детективы вообще вещь популярная, что это особенным образом дало людям какой-то род удовольствия? Ну почему вы так стали популярны, ведь у вас какие-то собственные, наверное, есть проекции? Почему?
Александра Маринина:
У меня есть ответ на этот вопрос. Я совершенно не уверена, что он правильный, но просто это единственный ответ, который мне приходит в голову, как человеку, опять-таки, с большим научным прошлым. Я уже говорила, что пишу такие книги, которые сама бы с удовольствием прочитала - в том стиле, в том жанре. И вдруг оказалось, что людей с моим вкусом, то есть точно таким же, как у меня, в России огромное множество. Именно поэтому так много людей читают мои книги, и некоторые из них даже испытывают от этого какое-то удовольствие. У меня нет эстетства, совершенно. Я этого лишена. При том, что я получила очень хорошее образование и воспитание, и вполне возможно, что эстетством меня просто перекормили в детстве. Меня немножко родители перегрузили этим большим, тем, что пишется с большой буквы, с буквы Л, как литература, или с буквы И, вообще искусство. И где-то лет в 15 я поняла, что я уже не хочу, я не хочу изысканности. Я не хочу безумной тонкости. Я не хочу сложности. Все, я этого переела. Я хочу простоты, понятности и глубины, но понятной, изложенной просто и доступно, как хороший педагог нерадивому ученику объясняет сложную теорему. И, вероятно, оказалось, что людей, не склонных к излишнему эстетствованию, в России очень много. Поэтому, наверное, получилось именно так. То есть дело здесь не столько и не только в удовольствии, хотя я абсолютно с вами согласна в части того, что мы были лишены допуска к удовольствию. Нам не разрешалось получать удовольствие. Мы все должны были трудиться для построения светлого коммунистического будущего, лишая себя всего и так далее. Но я не думаю, что люди получают вот то самое запретное удовольствие от моих книг. Я думаю, что они просто получают удовольствием потому, что у них вкус такой. А вкус у меня среднестатистический, как выяснилось.
Маша Слоним:
У вас вкус среднестатистический, или вы пишите с расчетом на читателя со среднестатистическим вкусом?
Александра Маринина:
Нет, я просто не знаю, какие вкусы у среднестатистического читателя. Я пишу-то, ориентируясь на себя, и просто когда вдруг оказалось, что книги популярны, я просто пришла к выводу, что, значит, людей с моим вкусом очень много.
Маша Слоним:
Вот вы отказываетесь отвечать на политические вопросы, вообще о политике. А вы любите политические детективы Джона Ле Карре, например? Вам никогда не хотелось писать в этом направлении, уйти от уголовщины?
Александра Маринина:
Нет.
Маша Слоним:
А читать?
Александра Маринина:
Читать сейчас тоже уже нет. В свое время - да, в свое время я читала. Но это, понимаете, я просто очень любила детективы. А поскольку политических детективов все-таки переводных было сначала побольше, чем просто уголовных, естественно, я читала все, что можно было достать. Вообще, мне политика неинтересна, я в ней ничего не понимаю. У меня к ней нет чутья. У меня к ней нет любопытства. Я в ней не разбираюсь. Я не читаю газеты с политической информацией. Ну, не интересно мне это. Ведь в жизни, кроме политики, столько важных вещей, интересных каждому человеку. Чего все зациклились на этой политике? Свет в окошке.
Маша Слоним:
Еще хотела задать один вопрос. Как вы читаете газеты? Вы, значит, пропускаете первые страницы газеты и листаете с конца, с происшествий? Где вы черпаете какие-то факты, вдохновение?
Александра Маринина:
Начали с одного, закончили другим. Значит, газету я как таковую просто не читаю. Мне муж может принести газету с работы и сказать: здесь очень интересный материал, прочитай. Я его прочитаю. Попутно, если мне в глаза что-то упадет, я могу прочитать что-то еще. Но когда я начинаю читать материалы о политике, поскольку я ею не интересуюсь, я прочитываю две строчки и понимаю, что я не владею ситуацией. Я не знаю, как она развивалась, я не слышала эти новости вчера, позавчера, неделю назад. Непонятно. Раз непонятно, я дальше уже не читаю.
Что касается того, откуда я черпаю факты. Не нужны мне газеты, чтобы черпать факты. Я 20 лет занималась криминалом и изучала преступность. Я о ней и так все знаю.
Илья Дадашидзе:
Скажите, пожалуйста, вот вы 20 лет занимались криминологией, вы подполковник милиции. Вы ушли в отставку только в этом году, и проработали, уже будучи писателем знаменитым, вы все-таки долго в милиции. Скажите, пожалуйста, а почему вы ушли?
И второй вопрос. Вы не хотите оценивать преступность, говорить о преступности, а хотели бы вы поговорить о милиции, о сегодняшнем состоянии МВД?
Александра Маринина:
Нет, о состоянии сегодняшнем, вчерашнем и завтрашнем моего родного министерства я говорить тоже не буду, потому что это входит составной частью в вопрос "борьба с преступностью", а борьбу с преступностью, как я уже говорила, я не обсуждаю.
Что касается вопроса о том, почему я вышла в отставку. Первое и, в общем, главное обстоятельство состоит в том, что я, выслужив 20 лет, получила законное право на пенсию. Пенсию мне начислили не очень большую, но начислили, и я ее теперь честно получаю, за 20 лет безупречной службы. Если бы я осталась служить, то наша сегодняшняя встреча была бы в принципе невозможна. Как и невозможно огромное количество других встреч с журналистами, с телевидением, с радио. Я не смогла бы встречаться с издателями, я не смогла бы ездить за границу, лично знакомиться со всеми, кто делает мне те или иные издательские предложения, и выбирать, потому что служба у меня была каждый день с 9 до 18.
Илья Дадашидзе:
А как относилось руководство ваше к вашим романам и к тому, что вы писатель?
Александра Маринина:
Руководство относилось двояко. Ближайшее руководство... Слава богу, у меня его было мало, потому что я занимала довольно высокую должность перед выходом на пенсию, у меня было всего два начальника в рамках моего учреждения - по иерархии. Они относились очень хорошо. То есть они читали, они хвалили меня, они с пониманием относились к тому, что я пишу в обеденный перерыв. В общем, они относились хорошо. Что касается начальников, которые выше их стояли, то есть уже в министерстве, то они, по-моему, вообще ничего не знали ни обо мне, ни о моих книгах, поэтому они не относились ко мне никак.
Ирина Прохорова:
Я как-то все больше о своем начну говорить, прошу прощения, та тема, какую позволяет круг вопросов. Вы знаете, в данном случае я выражу мнение, не знаю, насколько среднестатистических читателей, но несомненно ваших читателей. Когда мы с коллегами обсуждали, какие нам романы нравятся, то есть ваши книги нравятся, все пришли к тому, что все-таки для нас наиболее интересны были те, где действовала Каменская. То есть вот как мы для себя решили, будучи так или иначе профессиональными сотрудниками, что все-таки это очень удачная и неожиданная находка - поставить в центре мало того, что женщину, еще и интеллектуалку. Но, в общем, не совсем традиционная картина и вообще сюжет вот для отечественных детективов советского периода. Там всегда был все-таки такой дружный коллектив. Женщина там была при ком-то - да, помогала, но никогда не была мозговым центром фактически. Я так поняла, что это были первые романы с нею. Насколько она для вас важна как стержень вашего сериала, так скажем?
Александра Маринина:
Она, безусловно, для меня важна. И должна сказать, что из 20 написанных мною романов только в одном нет Каменской. Совсем ее нет в книге "Черный список", и на периферии она оказалась в "Имя потерпевшего - никто", потому что там все действия происходят просто в Петербурге и там как раз главной является Татьяна. Она, конечно, для меня - Настя - важна, и никогда не появилась бы Татьяна, никогда не появился бы Стасов, если бы издатели мне не предложили поменять псевдоним. Это случилось после книги "В смерти немного любви". Мне сказали: вы знаете, вы вообще-то пишите, конечно, хорошо, но серия "Черная кошка" - это серия крутая, мужская, и основными покупателями этой серии являются мужчины, которые любят крутой детектив. Они никогда не купят книгу, на обложке которой стоит женское имя. Поэтому будет просто жалко, что вот они вас не прочитают, поэтому давайте вы придумаете себе мужской псевдоним и мы вас будем в этой серии печатать под мужским псевдонимом. Я в то время была еще юным автором - не по возрасту, а по опыту общения с издателями. Я предполагала, что издатель лучше знает. Издатель умный, опытный, и раз он говорит, значит, так оно и есть. И я понимала прекрасно, что нельзя опубликовать книгу про ту же Каменскую с Чистяковым и с Гордеевым и подписать ее другим именем. Значит, это вообще должны быть совершенно другие герои, другая стилистика, все другое. Вот тогда я придумала "Черный список", я придумала Стасова, я придумала ему для лирической линии женщину Татьяну и мысленно простилась с Каменской, полагая, что теперь меня будут знать, как Владимира Макара, такой я себе псевдоним взяла, и все, на этом с Каменской мы закончили. Принесла вещь в издательство. К этому времени в издательстве вышло уже четыре книги. И мне сказали: ой, что вы, вас так хорошо стали покупать, вас читатель раскусил, полюбил, залюбил, ничего менять не надо. И я в полной растерянности замахала крыльями над "Черным списком", потому что я не понимала, что теперь с ним делать. Если читатель полюбил, значит, он ждет от меня Каменскую. И что, я теперь буду его обманывать этим "Черным списком", в котором Каменской нет? Тогда следующую вещь, которая называлась "Посмертный образ", я написала и в этой книге свела Стасова с Татьяной с моими постоянными героями. И с тех пор дальше они уже действуют вместе. Поэтому "Черный список" была книга вынужденная.
Маша Слоним:
Вот Ирина в предыдущем вопросе произнесла слово "сериал", и я вспомнила, что ведь были планы снимать, по-моему, именно сериал по вашим романам. Насколько я помню, когда читаешь, все-таки представляешь себе довольно кинематографично. Что происходит сейчас с этой затеей?
Александра Маринина:
Происходит следующее. Начало съемочного периода назначено на 12 февраля, если не случится никаких катаклизмов, в связи с которыми будет опять задержан перевод денег. Сценарии литературные готовы, режиссерские готовы. Я встречалась с режиссером, и он мне привез уже окончательные варианты сценариев. Кастинг в общем сделан, то есть намечены, как мне сказал режиссер, актеры практически на все роли. Осталось выбрать Каменскую из последних 9 или 10 претенденток, на этой неделе, на текущей, будет сделан окончательный выбор. И как только будет понятно, кто Каменская, так сразу же будет понятно, кто из претендентов на другие роли будет утвержден. То есть кастинг в принципе проведен. Так что будем надеяться.
Илья Дадашидзе:
Вы не даете оценки своим коллегам, но, может быть, вы ответите на такой вопрос. Кто лучше пишет детективы - мужчины или женщины?
Александра Маринина:
Мы можем говорить только "нравится лично мне", "лично мне не нравится". Только так.
Илья Дадашидзе:
Не нравится что?
Александра Маринина:
Все что угодно - передача "Лицом к лицу", детективы Марининой, книги Сидни Шелдона, фильмы Сидни Поллока; все что угодно - гранаты, помидоры. Лично кому-то нравится, лично кому-то не нравится. Вот помидор - это плохо или хорошо? Все наши оценки, они очень вкусовые. Лично мне очень нравятся книги Сидни Шелдона и очень не нравятся детективы какого-то еще мужчины имярек. И что из этого следует? Кто лучше пишет детективы - мужчины или женщины? Мне очень нравятся, допустим, детективы Патриции Корнелл и очень не нравятся детективы женщины, их пишущей имярек. Вот и все.
Ирина Прохорова:
Вы как-то так подошли к женской проблематике. Вот я и вопрос задам так или иначе приближающий. Скажите, пожалуйста, а вот образ Насти Каменской - это как некоторый образ, я бы сказала, идеал недостижимый, да? Или как бы желательно, чтобы женщина играла вот такую роль, скажем, в такой сложной структуре, как милиция? Или действительно в жизни, давайте начнем говорить о литературе и жизни, возможны или вы знаете такие прецеденты, когда женщина все-таки играет роль центра интеллектуального внутри такого министерства, такого специфического? Или это все-таки такой иллюзорный образ, скорее мечта, нежели реальность?
Александра Маринина:
Это не совсем мечта, потому что, когда я работала на своей должности, на должности ведущего научного сотрудника, я собственно вот таким центром и была в абсолютно мужском коллективе. Поэтому ничего нереального в этом нет. Но мечтой и идеалом является ситуация, мне бы очень хотелось, чтобы эта мечта и этот идеал все-таки как-то к нам приблизились, хотя бы по времени, та ситуация, при которой человеку дается возможность заниматься тем, что у него лично очень хорошо получается и к чему у него лежит душа, независимо от его половых признаков. И если мужчина испытывает желание, и у него очень хорошо получается работа с маленькими детьми, он должен работать воспитателем детского сада, и никто не должен и не имеет права этому удивляться, потому что у него это хорошо получается. Ему это нравится, и нравится намного больше, чем огромному количеству женщин, и получается намного лучше, чем у этих женщин. И точно так же женщины. Если она любит свою деятельность, изначально считающуюся чисто мужской, и эта деятельность у нее хорошо получается, она должна иметь возможность ею заниматься, и никто не имеет права этому удивляться и показывать на нее пальцем. Вот это, конечно, для меня мечта, потому что мне бы хотелось, чтобы так было во всем, во всех сферах нашей жизни, со всеми мужчинами и женщинами в нашей стране. А сама по себе женщина как мозговой центр в мужском коллективе - это не миф, потому что я сама такую роль выполняла.
Маша Слоним:
Вы в своей жизни выполняли уже две роли, насколько мы можем судить - вот мозгового центра в министерстве и сейчас как автор, в общем, успешных романов, которые много читают. В чем вы были больше счастливы или получали больше удовлетворения - сейчас, когда вы пишите и как-то вот придумываете все это, или когда вы действовали?
Александра Маринина:
Знаете, ведь каждому занятию свое время. Когда я этим занималась, я занималась научной работой, я была очень счастлива. Мне безумно нравилось, мне было так интересно, я готова была сидеть ночами, в выходные, я раньше времени выходила из отпуска. Мне было, пользуясь просторечным жаргоном, в кайф, по-настоящему в кайф. Потом... Все мы меняемся. Мы меняемся, мы стареем, взрослеем, мудреем, у нас меняются вкусы. И вообще, американцы считают, что раз в 5-7 лет нужно менять род деятельности. Я стала немножко от этого уставать. То есть кайф стал ослабевать, а удовольствие от написания книг, оно оказалось острее. Поэтому сейчас, конечно, мысль о том, чтобы вернуться на научную работу, она меня повергает в дрожь, я не хочу. Но я совершенно не исключаю, что года через три мне станет безумно скучно сочинять книги, я соскучусь по своей криминологии, мне очень захочется опять ею заниматься, и если я начну заниматься, мне опять будет хорошо. Мы все меняемся, и трудно сказать, что будет через год, через два.
Илья Дадашидзе:
Александра Маринина - это псевдоним. Можно поинтересоваться, почему вы взяли псевдоним, почему вы не пишите под настоящей фамилией?
Александра Маринина:
У псевдонима есть - вернее, были две причины. Когда-то, до того как я начала писать детективы, я вместе со своим коллегой, сотрудником нашей же лаборатории, которого звали Александр, писала материалы для журнала "Милиция", для газеты "Экспресс", еще для какой-то газеты. Это были совершенно юмористические тексты о том, как уберечься от преступления. Писались они от имени журналистки Сашеньки Марининой, жутко бестолковой, которая всего боится. Боится в отпуск уехать, потому что квартиру обворуют, боится машину купить, потому что ее угонят. И у нее есть старый друг - сыщик с Петровки, который в этих ситуациях приезжает и начинает ей вправлять мозги, объясняя ей, как надо себя вести, что нужно делать, чтобы беда тебя обошла. И поскольку коллегу моего звали Александром, а меня Мариной, вот мы придумали общий псевдоним Александра Маринина и таким образом мы подписывали эти опусы.
Когда стукнул 91 год, мы с этим же коллегой написали вместе детектив про наркомафию и про антиалкогольный указ 85 года, очень своеобразный, скажем так, по своему художественному уровню, но любопытный с точки зрения криминологии. Писали мы эту книжку вместе, подписали ее Александрой Марининой и отнесли в журнал "Милиция", где, к нашему огромному удивлению, ее опубликовали. После этого я решила попробовать написать уже сама. Но будучи жуткой трусихой и абсолютно не будучи уверенной в том, что у меня получится у одной что-то толковое, я спряталась за этот псевдоним. То есть вещь, когда я придумывала Анастасию Каменскую и всю ее команду, написала книжку и отнесла ее в журнал, я подписала все той же Александрой Марининой, думая, что если вот она не получится, то хоть на меня пальцем показывать не будут. У нас в академии МВД, где я работала, не будут по коридорам ходить и говорить: ну, эта Алексеева такая вообще бестолковая, бесталанная, а туда же. Я просто спряталась.
Ирина Прохорова:
А у меня уже просто такое любопытство, уже не профессиональное, а чисто женское. Скажите, пожалуйста, а вот почему Каменская некрасивая? Мне очень любопытно, а если бы вы ее описали красивой, например, почему она не должна быть, собственно, красивой? То есть она может быть красивой женщиной, она просто не хочет этого делать. Интересный момент, мы все время об этом спорили. Ну а чтоб ей не быть привлекательной? Вот почему вам хотелось, чтобы она была до такой степени нелепой? Мне интересен ваш просто ответ.
Александра Маринина:
Ответ у меня будет длинный, но я постараюсь его сократить по возможности. У психологов есть такое понятие, как проекция. Каждый человек, читая мою книгу, проецирует ее на самого себя. Нигде, ни в одной из моих 20 книг не написано, что Каменская некрасивая. Это вы придумали, это вам так показалось. Там написано, что она невзрачная. Что у нее прекрасные ноги, что у нее красивая грудь, что у нее тонкая талия, что у нее абсолютно правильные черты лица, очень ухоженные волосы. Но есть огромное количество женщин, когда вы ходите по улице, я думаю, вы это видите, которые без макияжа не бросаются в глаза. Неяркое лицо. Светлые брови, светлые глаза. Не выпуклое, не бросающееся в глаза лицо, которое, как только сделаешь макияж, становится заметным и привлекательным, без него оно невзрачное. Невзрачное не значит некрасивое. Это вы проецируете, это ваши какие-то страдания внутренние.
Ирина Прохорова:
Это не я проецирую, это заметили мужчины-читатели. Поэтому в данном случае психология по отношению ко мне совершенно ни при чем. У них сложилось впечатление, и мы стали обсуждать, что она не желает быть красивой, напротив, во многих описаниях, романов под рукой нету... но если у мужчин сложилось впечатление, что она некрасивая, наверное, они вряд ли себя проецируют на образ женщины.
Александра Маринина:
Именно себя, потому что для мужчины красивая... потому что мужчины, я прошу прощения, не о присутствующих говорим, они же как из животного мира, чуть лучше обезьяны. Для них красивое все, что ярко и блестит. Невзрачное - это уже для них опрелое и некрасивое.
Ирина Прохорова:
В данном случае неважно... То есть она с точки зрения читателя кажется невзрачной, да? Может быть, в душе или если она постарается, она красавица. Но и реакция на нее героев романа, это не проекция читателей, а реакция других героев, которые ее видят и описывают, скажем так, что она невзрачная, непривлекательная. В редкие моменты, когда вдруг накрасится и оденется, они просто падают - невероятно. У меня был такой вопрос. Возможна ли была бы Настя Каменская, если бы она входила - и мужчины, пораженные, открывали рот?
Александра Маринина:
Нет. Это было бы совершенно невозможным. Но я вернусь чуть-чуть к нашему предыдущему обсуждению. Огромное количество женщин, по крайней мере это следует из тех писем, которые они мне пишут, любят Настю потому, что они олицетворяют себя с ней. И олицетворяют они себя с ней именно потому, что Настя - это носитель идеи... нет, не красивых женщин. Женщина такова в восприятии окружающих, какой она хочет быть. Она не хочет, чтобы падали, она не хочет, чтобы на нее смотрели, как на красотку, а чтобы к ней относились как к деловому партнеру, она будет вести себя так. Она захочет, чтобы заметили ее красоту и привлекательность - она будет вести себя по-другому, одеваться по-другому и краситься по-другому. Все в ее руках. От природы некрасивых женщин не бывает. И это, кстати, очень стимулирует очень многих моих читательниц. То есть когда они эту мысль переварят, они начинают понимать, что зря они сетуют на то, что их природа обделила привлекательностью. Что на самом деле ничего подобного. Вот какой они себя чувствуют и подают, вот так их и воспринимают. Настя себя подает так просто потому, что ей не интересно, нет у нее жизненной задачи, чтобы все вокруг падали. Ну нет у нее такой задачи. Огромное количество женщин такой задачи не имеют. У нее задача совершенно другая. Когда ей нужно, чтобы упали или чтобы ее не узнали, она знает, как это сделать. Вот и все.
Ирина Прохорова:
Можно я еще раз, закончим этот сюжет. Я-то как раз, собственно, спрашивала исходя не от жизни, а от литературы, потому что интересно, что и в английских детективах, там где действуют женщины, у Агаты Кристи, там, леди Марпл и так далее, они все вот странные, чудаковатые. Там вообще такая старая дева. Но она-то оказывается главной умницей. Она больше видит, и это некоторым образом такая защитная реакция. Волей-неволей уже традиция детектива предполагает, что главные герои - да они становятся либо жертвами преступления либо зрителями, которые ничего не замечают и так далее, а выдающиеся чем-то, именно своей вот, может быть, необычностью герои и оказываются главным действующим лицом. Может быть, именно и с этим связано, что вы попытались сделать ее вот не традиционной женщиной в каких-то романах, а наоборот. Женщина, казалось бы, вот что вот в ней особенного, никто не замечает, а она-то оказывается самым необычным среди прочих персонажей.
Александра Маринина:
Может быть. Я допускаю, что вы, может быть, правы, но исключительно на уровне подсознания. Потому что на уровне сознания были две другие вещи. Первое, это опять-таки перекушанность и в связи с этим отвращение к супергерою. Американский детектив, в отличие от английского, нас этим просто засыпал. Он вообще самый лучший стрелок, самый лучший бегун, самый лучший любовник, зубы, глаза, плечи, рост и так далее. Это просто повергало меня в ужас, потому что очень противно. Противно и скучно. Это первое. Второе, был совершенно замечательный фильм, не первый, а второй - "39 ступеней", потому что первый фильм как раз, на мой взгляд, менее удачен, поскольку там главный герой такой весь красавчик, типа Кларка Гейбла. А вот второй фильм, где главный герой изображен актером нелепым, рыжим, просто совершенно вообще вот таким... Он попадает в сложные ситуации, и зрители думают: ну что же он, бедняга, он же ученый археолог, он же вообще в этой политике, в этой стрельбе он ничего не понимает, его же сейчас в бараний рог скрутят. И вот оказывается, причем уже где-то ближе к концу фильма, что он обладает блестящей физической и военной подготовкой, потому что он участвовал в англо-бурской войне. И он всех этих плохих дяденек, которые его преследовали, сам в бараний рог скрутил, всех победил. В общем, все умерли, а он победитель. И я помню, какой восторг у меня это вызвало, именно восторг, когда человек, которому ты уже готов сочувствовать из-за его неумелости, нелепости, неприспособленности к ситуации... оказывается, ничего подобного, очень даже приспособлен. И восторг этот был вызван не столько тем, что меня обманул режиссер, хотя обманул меня мастерски, сколько следующая мысль, которая пришла в голову. Если может он, нелепый ученый археолог, значит, может каждый из нас. Нет людей, которые совершенно никчемные, ненужные, неумелые, неприспособленные. Каждый из нас может, внешне самый обычный. И вот точно так же моя Настя. Она внешне самая обычная. У нее те же болячки, что и у миллионов женщин. Она ходит в те же магазины, что и миллионы женщин. Она носит кроссовки, потому что у нее болят ноги, у нее плоскостопие, как у миллионов женщин. И когда они это читают, они говорят: боже мой, она такая же, как я. Значит, я - такая же, как она. Им это нравится.
Маша Слоним:
Значит, вы все-таки рассчитываете на женщин как читательниц. Мы говорили уже, что вы пишите то, что вам было бы интересно. Вы не отсекаете мужскую часть читающей публики таким образом?
Александра Маринина:
Нет, конечно нет. Я ничего не делаю специально. Я ведь очень плохо себе представляю, на самом деле плохо себе представляю, почему мужчины читают мои книги. Я этого не понимаю. Когда я вижу в метро мужчину - самого разного возраста и социального положения - с моими книгами, я в ужасе начинаю его рассматривать с ног до головы и пытаюсь себе представить, что вот он может такого интересного в этой книжке найти, что стоит, прямо его оторвать невозможно. Я не понимаю. Почему читает женщина, я понимаю. Но, вероятно, в них есть, кроме Насти Каменской, наверное что-то еще, чего я уже не знаю, может на уровне инстинкта туда что-то такое просачивается.
Маша Слоним:
А что сейчас делает Настя Каменская? Вы пишите?
Александра Маринина:
Да.
Маша Слоним:
И что же с ней происходит?
Александра Маринина:
Она уходила с Петровки к генералу Заточному примерно на год, она получила там очередное звание. И поскольку гроза миновала, то есть министр внутренних дел сменился, но руководство ГУВД не меняли, соответственно ее начальник Гордеев остался на месте, и Гордеев ей разрешил вернуться. Она вернулась в звании подполковника на свою должность, и сейчас она участвовала вместе с Татьяной в прямом эфире передачи "Женщины необычной профессии". Меня приглашали на эту передачу, я отказалось. Это было, может быть, где-то полгода назад. Вот я просто воспользовалась этой идеей. Это был телемост из студии на Арбат. И во время этого телемоста ей была продемонстрирована не записка, а такой плакатик: "Если ты такая умная, угадай где ты встретишь смерть?" Причем совершенно непонятно, кому адресовано это - Татьяне или ей. И вот они, как принято сейчас говорить среди молодежи, есть такой термин очень забавный, бьются в непонятках. Я совсем недавно это впервые услышала и позабавилась. Вот они бьются в этих непонятках, пытаясь сообразить, кому из них это адресовано, а пока они пытаются это сообразить, наш завуалированный, неизвестный человек уже положил два трупа, причем явно совершенно демонстрируя, что эти трупы адресованы им. То есть вот он с ними затеял какую-то игру, и они пытаются понять, что он хочет. Зачем он это делает? Сводит ли он с ними личные счеты или у него какие-то другие цели? Если сводит счеты, то с кем из них? Но пока что написано только пять глав. Что будет дальше, не скажу.
Маша Слоним:
Но знаете?
Александра Маринина:
Знаю, конечно.
Илья Дадашидзе:
Многие ваши детективы строятся на каких-то фантастических сюжетах и ситуациях. То там облучение, от которого рождаются гении, то еще что-то. Я читал почти все как бы, но вот сейчас вспомнил это. Но это не в одном и не в двух, это во многих. Почему?
Александра Маринина:
Отвечаю на ваш вопрос. Это в одном, а не в двух и не во многих. Это у вас галлюцинации. Повторяю также, все остальное имеет под собой точную документальную основу. И вы, вероятно, имеете в виду книгу еще "Не мешайте палачу", в которой работают экстрасенсы. Это так называемый метод нейролингвистического программирования. Это метод, который научно разрабатывается и используется и в ФСБ, бывшем КГБ, и в нашем министерстве, вне МВД этим занимаются в лаборатории нетрадиционных методов раскрытия преступлений. И может быть, чтобы совсем убедительно, это метод, которым издревле пользуются цыгане. Вот именно им они пользуются. Когда вы подходите к киоску купить сигарет, а потом приходите в себя и не понимаете, что с вами было, но кошелек у вас при этом пустой. Вы не помните. Видела своими глазами. Более того, мой личный, персональный муж дважды на Киевском вокзале из этих ситуаций вытаскивал женщин, когда он видел, что цыгане начали работать, что женщина уже открывает кошелек, уже достает деньги. Он подбегал к ним, размахивая удостоверением, орал: сейчас всех в милицию сдам, пошли вот отсюда. Тряс бедную женщину за плечи, она приходила в себя, и говорила: боже мой, что же это было? Я же шла сигарет купить - и все, дальше провал. Это метод очень эффективный, он давно известен, и повторяю, цыгане им пользуются веками.
Илья Дадашидзе:
Наша передача подходит к концу. И как полагается в таких случаях, по традиции мы высказываем мнение участников передачи.
Ирина Прохорова:
Вот с большим удовольствием встретилась с автором книг, которые читают все, от мала до велика, и люди, скажем так, разных социальных слоев. И мне было приятно просто поговорить, без кавычек, и мне было просто приятно поговорить и узнать, уточнить для себя некоторые вещи. Причем я выясняла это скорее не как литературный эксперт, а просто как читатель. За что благодарю даму, которая скрывается под именем Александра Маринина.
Маша Слоним:
Ну я очень рада, что Настя Каменская в порядке, что жизнь продолжается, что ничего ей на самом деле не угрожает, я надеюсь и буду с нетерпением ждать нового романа.
Илья Дадашидзе:
А я тоже выскажу не столько мнение, сколько надежду, что вот действительно новый роман Марининой, по-моему, до этого был "Реквием", если я не ошибаюсь, новый роман Марининой скоро появится в книжных киосках и на лотках и я, как среднестатистическая единица, буду его читать в метро.