В эфире еженедельная воскресная программа московской редакции радио Свобода "Лицом к лицу, лидер отвечает журналистам". У микрофона Анна Качкаева. Рядом со мной в московской студии обозреватель газеты "Известия" Ирина Петровская и московский корреспондент британской газеты "Дейли Телеграф" Маркус Уорен. Наш гость - кинорежиссер, председатель союза кинематографистов России и президент российского фонда культуры Никита Михалков.
Никита Михалков:
Не может не быть хорошо на земле, не может, поймите. Не бывает так, чтобы все время было вот так как есть. Когда прозреет вот это самосознание и ощущение хозяина на своей земле, хозяина, когда самодостаточный человек, который возьмет лопату и выкопает изумруд, который у него под ногами, и сделает из него нечто, а потом продаст, а на эти деньги построит, ну и так далее. Мы самое главное - нельзя предаваться ни унынию, ни отчаянию. Юмор и трудолюбие всегда спасали Россию.
Анна Качкаева:
Итак, начнем с биографии нашего гостя. Никите Михалкову 53 года. Снимается в кино с 61. Звание Народного артиста России получил в 84 году после того как сыграл роль Паратова в "Жестоком романсе". Режиссерский дебют - картина 71-года "Спокойный день в конце войны". За ним последовали: "Свой среди чужих, чужой среди своих", "Раба любви", "Не оконченная пьеса", "Пять вечеров", "Несколько дней из жизни Обломова", "Родня", "Без свидетелей", "Утомленные солнцем". Этот фильм в 97 году получил Оскара в номинации "Лучший зарубежный фильм".
Михалков лауреат многих премий, призер международных кинофестивалей и произведен в командоры ордена литературы и искусства Франции. В 98 году Михалков завершил работу над своим самым грандиозным проектам. У фильма "Сибирский цирюльник" самый дорогой кино-бюджет в Европе - 45 миллионов долларов, голливудские звезды, 1000 актеров массовки и два года съемок. Сейчас Михалков живет в ожидании премьеры, которая состоится в Кремле 19 февраля. Все верно?
Никита Михалков:
Пока да.
Анна Качкаева:
И после 17 августа, после того как мы с вами встречались в эфире в вашей жизни ни чего принципиально не изменилось?
Никита Михалков:
Ну, как это может быть, чтобы после такого праздника, парада возможностей не изменилась. Изменилось, конечно. Но мы, просто команда, с которой я работаю, в какой-то степени предугадывала, что может быть и в достаточно степени четко себя вела. Скажем от ГКО они избавились еще в июне. Так, что конечно же случилось, но так как, повторяю, люди, с которыми я работаю, достаточно грамотно себя чувствуют во взаимоотношениях с экономикой, они поступили так, как нужно было поступить для того, чтобы не было в нашей команде такого гигантского обвала, что позволило фонду культуры ни одной программы не сократить из тех, которые были намечены.
Анна Качкаева:
В нашей летней программе, если вы помните вы сказали, что политика - это режиссура. Как по-вашему, кто сегодня режиссирует Россию?
Никита Михалков:
Россию как режиссировал, так и режиссирует Господь Бог. И что самое поразительное, что самыми невероятными путями, невероятными абсолютно и не предсказуемыми. Мы из одного рушимся в другое, но я думаю, что все-таки вызревает реальная дорога России, которая, думаю, еще не сформулирована ни политологами, ни политиками, ни лидерами, ни кем.
Маркус Уорен:
Вы на днях сказали, что я сам себе партия. Может быть я в отрыве от контекста, но все-таки, что вы имели в виду, когда вы это сказали?
Никита Михалков:
Я имел в виду, что я не вижу себя лидером какой бы то ни было партии, фракции, объединения такого политического толка, потому что я все больше и больше убеждаюсь в том, что, к сожалению, реальные интересы страны, реальные интересы людей не отвечают интересам тех, кто объединяется в политические партии и вынуждены впереди себя толкать интересы этой партии, и они подчиняют как бы интересы народа, условно говоря, интересам своей партии. Вот почему мне кажется, что я, хотя все они говорят замечательные слова, очень правильные, все хотят и пекутся о благе народа, но так как за этим, как правило, не стоит глубинного ощущения страны, глубинного понимания ее исторических корней, ее предназначения, ее традиций, а в общем-то все это, а если говорится от традиции, то говорится в таком дремучем виде, что это тоже никак не может быть удобоваримо, мне просто кажется, что они исполняют временный интерес и они очень временные.
Проходит время. Обратите внимание как они кучкуются, переходят от одних в другие, как они меняют название, имидж, как они вчера говорили одно, а сегодня говорят совершенно противоположное этому.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, вам можно возразить, вы ведь поддерживали буквально два года назад правительственную партию.
Никита Михалков:
Одну секунду. Из двух-то зол, из нескольких зол выбираешь меньшее. Я не могу поддерживать и не мог поддерживать никого другого, потому что любая другая партия была либо справа, либо слева, либо очень справа, либо очень слева. И для меня возможность каким-то образом стабилизировать, иметь дело с людьми самодостаточными, которые пытаются стабилизировать ситуацию, другой разговор, насколько они это умеют делать и сделали ли они это. Но в тот момент, я думаю, что на сегодняшний день, по крайней мере по задачам, если эти задачи остались у этой партии, она была очень так сказать естественна, и если уж нужно было кому-то помогать, если уж необходимость в Думе такова, что она должна быть, я поддерживал тех, кто, на мой взгляд, мог бы принести меньше вреда стране.
Анна Качкаева:
То есть сейчас вам с этой партией не по пути?
Никита Михалков:
Нет, не в этом дело. Если я почувствую, что энергия, возможность и консолидационная тенденция самодостаточных людей, повторяю, это принципиально важный вопрос, то есть людей, которые сегодня не являются маргиналами, которые требуют вместе возмездия, передела и так далее, равно как не являются так сказать нашими демократами в том виде, в каком они себя показали, так сказать все разворачивая в сторону дикого, никак не управляемого капитализма, если эта партия сумеет объединить вокруг себя тех, кто умеет работать сам, учит работать других, кормит тех, с кем они работают, и находят в тяжелое положение, в тяжелое время выход из положения, не находясь там, скажем, в нефтяного источника или бриллиантовых трубок, россыпей, я готов им содействовать, но это вовсе не значит, что я хочу стать одним из лидеров партии и от имени партии что бы то ни было вещать народу.
Ирина Петровская:
Вы сказали, что вы поддерживали партию НДР, а я припоминаю, что вы участвовали в списках этой партии и вышли из них немедленно после того как партия и соответственно уже ставшая фракция вошла в Думу и тогда у, я думаю, не малого количества людей, которые отдали свои голоса именно этой партии и именно благодаря возможно вам возникло некое чувство такой обманутости что ли. Сейчас вот совсем недавно вы поддерживали в данном случае уже, президента, на выборах президента Назарбаева. И в общем волей неволей, чтобы дальше там не случалось, то человек совестливый, человек именно художник в высоком смысле слова берет на себе какую-то, как мне кажется ответственность в таких ситуациях за то, что будет там происходить.
Вот как вам кажется, может быть, художнику в принципе не стоит вот так вот объединяться или где-то солидаризироваться или агитировать за власть, потому что ведь она у нас крайне необязательная в своих обещаниях, выполнениях и так далее. Не кидает ли невольно это тень на художника, на его честное доброе имя, на его репутацию?
Никита Михалков:
Вы знаете, меня более чем репутация интересует мое личное ощущение от того правильно ли я делаю и почему я это делаю. Если бы я это делал ради денег, ради славы, ради необходимости быть ближе к власти или за это получил бы что-нибудь такое, чего не мог бы получить без этого, тогда наверное можно было бы говорить о том, о чем говорите вы. Когда вы говорите про то, что я вышел из этой партии, точнее я не вошел в Думу, это абсолютно принципиальное мое решение. Я поддерживал их не для того, чтобы их поддерживать, если нужно было, чтобы я был в списках, я был в этих списках, но это абсолютно не значит, и я думаю, что большинство зрителей, так сказать или население, которое как бы обратили на это внимание предпочли бы, чтобы лучше я снял картину "Сибирский цирюльник", чем нежели находился в крутых или менее или более крутых демагогических разборках, которые происходят в думе. Это первое.
Что касается Назарбаева. Почему я поддерживал Назарбаева и не кладет ли это тень и так далее. Скажите, пожалуйста, мне, если вы можете, а кто на ваш взгляд вместо Назарбаева мог стать президентом Казахстана?
Ирина Петровская:
Нет, я даже не хочу называть. Меня интересует зачем?
Никита Михалков:
Зачем? Объясню вам. За тем, что я считаю, что будущее России находится в объединении, которое должно называться наверное что-нибудь вроде Союза евразийских государств. Я абсолютно уверен в том, что движение России вглубь себя, то есть на Восток имеет принципиальное значение для России. Я абсолютно уверен в том, что геополитическое пространство Востока, Средней Азии, Сибири, они требуют внимательнейшего и глубочайшего отношения к себе. Если мы будем думать только, что стоя развернувшись к нашим западным соседям мы получим от них то, что мы от них ждем, мы получим то, что от них ждем, но ровно настолько, насколько им будет выгодно, чтобы мы это ждали и получали. Но если мы допустим объявим дефолт и в результате так сказать откажемся платить долги, то те 80 процентов продуктов, которые мы получаем оттуда могут иссякнуть, и мы в этом случае окажемся людьми, которые не умеют себя прокормить. Вот и все.
И если говорить о том, какие гигантские просторы лежат за нашими плечами, если подумать о том, что вы летите над страной 9 часов на одном и том же самолете и под крылом самолета говорят на одном и том же языке люди и все это ваша страна, и вы являетесь гражданином вот этого пространства, где перемешаны все - и разрез глаз, и культура, и религия, и так далее - значит в этом есть необходимость и интерес, к этому относиться как к родному, как к своему. И я к Казахстану отношусь как к своему. Не с точки зрения экспансии, а с точки зрения того, что Казахстан огромную роль сыграл в истории страны. Поэтому мне не безразлично кто будет там, если бы мне сказали - а почему не такого-то вы поддерживаете господина или товарища.
Ирина Петровская:
Нет, у меня вообще возник вопрос, что вы поддерживаете политиков в выборах.
Никита Михалков:
Да, я поддерживаю это, потому что за этим стоит намного больше, чем может показаться. И уверяю вас, я, готовясь к картине "Дмитрий Донской", в свое время очень внимательно изучал все, что происходило с нашей страной в течение 270 лет татаро-монгольского ига, а потом, оказавшись во внутренней Монголии, в Китае, снимая "Ургу", убедился в том, что меня так сказать мучило, во многом справедливо. Это неразрывная внутренняя и многотолковая связь между нашим российским западом и тем востоком, который был когда-то империей, потом был СССР. Эта связь неразрывна. И если мы эту связь, будем к ней относиться потребительски, бездушно, то откат со временем будет очень жестким, жестоким.
Обратите внимание, Россия ничего не прощает себе самой. И когда сегодня совершенно искренне Анатолий Степанович Тяжлов сказал, что вот есть у нас такие достижения, такие-то, у нас будет новый аэродром не хуже чем в Хитроу или там Кеннеди и у нас построен небольшой там для офицеров поселок, если с завязанными глазами прийти, то открываешь глаза и не понимаешь в каком же штате американском ты находишься и так далее, у меня возникло искреннее желание, чтобы когда-нибудь услышать вместе с Анатолием Степановичем, чтобы губернатор какого-нибудь американского штата сказал по радио, что приходишь с закрытыми глазами и не понимаешь в какой из российской провинций или губернии ты находишься. Я никогда этого не слышал. Понимаете?
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, кстати, к вопросу об американцах. В последние дни и американцы, и МВФ заняли довольно жесткую позицию по отношению к России. Вы наверное слышали, кредитов от МВФ в ближайшее время не будет, финансирование космических российских программ может быть заморожено. Ваше отношение к этому?
Никита Михалков:
Знаете, мое отношение к этому, оно очень простое. Оно ведь строится на, как бы на практических каких-то моментах. Любая, какая бы была Чернобыльская или гражданская война, не дай бог, она прекратит существование мира, а не просто России или там какого-то его региона. Потому что если непонимание этого, не понимание того, что Россия является мостом, настоящим мостом между Востоком и Западом, и единственным образованием, в котором это органично перемешивается, единственным образованием и является в общем-то шестым континентом.
Евразия - это шестой континент, в котором действительно все как в Америке перемолото, перемешано и переварено как в котлету, только византийском. Если не понимают наши партнеры на Западе, что доведенная до отчаяния Россия встанет на грань гражданской войны. Это не война гражданская 18 года, где шашки, лошади, пулемет Максим, Анка пулеметчица, Василий Иванович Чапаев, Петька и так далее. Это война между собой на территории с ядерными боеголовками и с большим количеством атомных электростанций. Ведь в эту пучину утянутся все, Аня, все и не понимать этого...
Другой разговор, если я задаю вопрос - а собственно почему нам должны давать? Мы что? Нам давали, давали и куда все это девалось? Да, правильно, те кто это украл должны сидеть в тюрьме, совершенно справедливо и правильно. Но разговор идет сейчас не о них. Разговор идет о том, что наказать 150 миллионов людей тем, что не по их вине, хотя и во многом по их вине... И я скажу, если вам будет интересно почему, наказать их и довести их до состояния, когда они начнут так сказать ненавидя все, что происходит вокруг, истреблять друг друга, мало не покажется никому. Уверяю вас. И не понимать этого, воспитывать нас.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, вы в общем пугаете опять Америку тем, что громадная страна может выйти из-под контроля если вы не поможете?
Никита Михалков:
Ну, кто я такой, чтобы пугать мне Америку. Америка есть Америка. Мне достаточно узкое поле деятельности и пугать Америку я вовсе не могу, не хочу и не буду. Я просто, я пугаюсь сам и предлагаю попугаться вместе со мной. Но когда мы говорим о том почему же такое происходит, да потому что невероятное абсолютно. Вот мне губернатор Позголев потрясающий привел пример. Он вологодский губернатор. В Великом Устюге, где безработица самая большая - 10 процентов - к нему обращаются с вопросом - можно ли оформить 50 молдаван для валки леса? Не хотят работать, просто тупо работать. Не хотят. Мы не хотим работать. И когда мы, избалованные тем временем, когда работаешь - 120, не работаешь - 120, лучше не работать за 120 и так сказать практически ты имеешь свой минимум, все вроде как обуты, одеты, но вот это вот движение, чуть-чуть ты высунулся, тебе сразу состригают макушку для того, чтобы ты особо не высовывался. И вроде как все существуют. И теперь жалеем о том, что мы не живем в едином так сказать бараке где все всем одинаково в той и в другой степени. И есть так сказать по принципы - все люди равны, но есть некоторые, которые ровнее других. То есть ты выходи в члены политбюро и тогда ты будешь иметь чуть больше, но для этого ты должен вовремя поднимать руку и голосовать. И мы ходили голосовать за депутата ВС, не представляя вообще кто они такие и точно зная, что 99,9 процента проголосуют за этих избранников народа, о которых мы понятия не имеем.
Анна Качкаева:
Хорошо, теперь мы знаем.
Никита Михалков:
А теперь мы абсолютно, мы теряем волю жить. У нас не существует той консолидации национальной, которая необходима для того, чтобы выходить из любого тяжелого положения. Когда один человек берет другого за руку и говорит - подожди, успокойся, что делать будем, братишка, давай подумаем... Потому что каждое утро телевизионные новости начинаются с того, что в подъезде таком-то тремя выстрелами в затылок застрелен такой-то, а там цунами, а там бастуют рабочие, а там на рельсах сидят шахтеры и так далее. Да, конечно ужасно, но невозможно существовать людям, которые хотят выжить все время в состоянии катастрофы, просто невозможно. И для этого им нужно успокоиться и послушать тех, кто в этой ситуации пытается что-то сделать и делает, то есть работает. Делание отличало Россию в свое время.
Маркус Уорен:
Вы сказали, что как будто кто-то хочет наказать 150 миллионов, я так понял, россиян. Неужели вы думаете, что действительно на самом деле кто-нибудь хочет наказать Россию и россиян?
Никита Михалков:
Нет, ну может быть я так сказать употребил слово с пылу, с жару не очень точное с точки зрения того, что кто-то хочет наказать. Ну может быть кто-то и хочет. Но вообще-то, вот если мне не отдают долги и я прошу их вернуть, я их давал, а мне их не возвращают и вообще говорят, что я ничего не должен, то у меня не возникает радужного отношения к этому человеку, который не возвращает долгов. Я в данном случае, и очень часто тех, кто не возвращают долги, их наказывают за то, что они не возвращают долги как это возможно. Но разговор ведь не об этом. Это не охота на ведьм, я не ищу виноватых.
Мне важнее другое. Мне интересно другое. Мы живем на сокровищах. Если взять страну - леса, реки, поля, невероятно совершенно полезные ископаемые. Я хочу понять, почему мы живем на сокровищах и готовы за сникерс ничего не делать. Вот потому, что у нас только есть сникерс, и слава богу, и пусть есть. Почему достаточно людям сказать - вот у вас будет зарплата и больше у вас ничего не будет. Они говорят - бог с ним, давайте нам зарплату и больше нам ничего не надо. Я не понимаю откуда эта инерция. Ощущая за собою гигантские возможности, гигантские возможности мы находимся в состоянии опущенных рукавов. В ожидании то ли отсутствия зарплаты, то ли катастрофы на ядерной станции и в постоянном ощущении надвигающегося ужаса.
Вот я хотел, Анна, спросить у вас, мне просто интересно. Я читаю газеты каждый день. Для чего вот это все пишут. Вот это все, что пишут?
Анна Качкаева:
И вы себе как-то на этот вопрос отвечаете?
Никита Михалков:
Я не могу ответить. Я не могу ответить на вопрос. Если существует национальная пресса, национальные СМИ, национальное радио, национальное телевидение, оно существует. Но я никогда не видел в США по гигантскому количеству программ, чтобы там все время нагнеталась обстановка для того, чтобы доказать жителям этой страны, что они ничтожество, когда я нахожусь за границей более чем три недели и вижу это. Вы со мной согласны?
Маркус Уорен:
Телевидение это очень вредное, мощное средство.
Никита Михалков:
У меня ощущение, что там где находятся сейчас мои дети, моя жена, моя страна, мои товарищи, там постоянная катастрофа. Я хочу понять ради чего этого. Ну ведь выживает же кто-то!
Анна Качкаева:
У вас большие связи, вы общаетесь с массой людей, в том числе представителями и руководителями СМИ России, вы когда-нибудь задавали им этот вопрос?
Никита Михалков:
Всегда.
Анна Качкаева:
И что?
Никита Михалков:
Я не получаю ответа на него.
Анна Качкаева:
Никакого?
Никита Михалков:
Никакого. Никто не признается, что они это делают. Никто не признается.
Ирина Петровская:
Наши телевизионщики говорят, что хорошая новость не новость, в этом вся порочность, как мне кажется. Что может быть для другой благополучной страны хорошая новость не новость, а у нас если только плохая новость - новость, вот тогда и получает такой ужас, о котором вы говорите.
Никита Михалков:
Но беда в том, что у нас уже как раз плохая новость не новость. Мы живем во время, когда плохая новость не новость. Для меня уже новость - хорошая новость. Для меня новость, я очень хотел бы услышать хорошую новость. Я ее пытаюсь выискать где-то и очень редко нахожу. Но дело даже не в этом. Ведь это же вопрос глубже. Ах какие плохие журналисты, ах как они шельмуют нами. Вопрос глубже. Вопрос заключается в распаде ткани определенной. И это происходит. И конечно же нужно распасться для того, чтобы из этого выросло что-то живое и естественное. Мы говорили уже об этом, по-моему, с Аней, что когда мы говорим - как сформулировать национальную идею. Национальную идею в России нельзя сформулировать, отвечая на вопрос - как жить. Не возможно. Этот вопрос всегда будет упираться - почему не дали зарплату или почему сегодня в магазине повысились цели. Не отвечая на вопрос - за чем жить, мы никогда не сформулируем того, что называется национальной идеей.
Зачем жить? Американцы живут ради демократии, свободы и величия своей страны. Замечательная идея. Можно по этому поводу много написать, говорить и убедить людей, что это надо. Обратите внимание на американское кино. Просто на кино, хорошее кино и не очень хорошее кино. Оно абсолютно зеркальный сколок того, что имело СССР в соцреализме. Плохой директор завода, но приезжает человек из Москвы из политбюро и поправляет проблемы. Американская действительность и мир созданный кинематографом заставило американцев жить по этому кино, когда они убеждены, что справедливость существует в Америке, что зло всегда будет наказано, что семья это святое, и так далее. Это создано. И это так. Посмотрите наши картины. Мне задали вопрос на пресс-конференции, вы, Аня, были на ней. Светлана Аллилуева написала однажды, что ее заставил вернуться в России просмотр двух моих картин - "Механическое пианино" и "Обломов". Она приехала в Россию. Но, увы, скоро уехала. Я хочу понять, что она посмотрела, чтобы уехать обратно. Она же наверное что-то посмотрела другое, помимо. Вот моя картина как бы ее убедила вернуться в Россию, а потом она посмотрела, что ей показали другие и уехала отсюда, потому что то, что ей показывали, не соответствовало тому, что она представляла себе и чем она хотела жить. Правильно?
У меня возникает вопрос - мы единая нация или нет? Как вам сказать - единая нация что-то значит. Это ведь не значит, что я русский, а кто-то таджик, еврей или кто-то. Единая нация - это единство интересов. Это единство желаний сделать нашу жизнь лучше. Банальности говорю? Да. Но Достоевский, которого трудно упрекнуть в банальности, сказал так - политика всего-навсего любовь к родине. Вот и все. Политика - это всего-навсего любовь к родине. Почему же я этой любви к родине, самой примитивной не вижу среди тех, кто пытается столкнуться в своих политических интересах для того, чтобы достичь власти. Власть обузой должна быть, крестом, служением, а не вожделенным мечтанием. И пока к власти не будут приходить люди, для которых это будет пытка, но они будут ее нести... У меня ощущение, что один из таких людей Примаков. Он мне сказал - Никита, я знал, что будет, но я не представлял себе, что так тяжело. Я в нем вижу человека, который бьется и делает это до конца. Другой разговор, с чем ему приходится сталкиваться и, не дай господь, заглянуть в эту бездну ужаса, которая наверное окружает его и одиночества.
Но почему же внизу, там внизу не возникает вопрос - ребята, все равно с собой все не утащить. Все равно рано или поздно придется предстать перед господом богом. Ну, почему же здесь, в этой середине, куда входят самодостаточные люди, инженеры, несчастные врачи, которым не платят зарплату, журналисты, почему здесь не сесть и не сказать - давайте подумаем, чего делать. Отобрать у кого есть? Отобрали? Уже было в 17 году, съели, дальше что. Дальше стали строить некий рай на земле. Чем это кончилось, этот рай? Он рухнул за три дня. Вы представляли себе когда-нибудь, что это рухнет за три дня. Кто-нибудь из нас на кухне, когда мы рассказывали анекдоты про Брежнева, мы представляли себе, что это рухнет за три дня. Почему? Как может такая мощь рухнуть. Потому что вынули стержень - страх оказался на глиняных ногах. Значит и тут была подмена.
Религия подменена строительством социализма в одной стране. Самодержавное и монархическое настроение вечное народа, желание отца родного заменила любовь к политбюро и ее генеральному секретарю. И так далее. Значит эта подмена произошла. Забыли ее. Не будет как десять лет назад. Люди должны понять - так не будет. Но и не должно быть так как сейчас. Такого тоже быть не должно. Значит где? Нужно разговаривать. Нужно с людьми разговаривать. И те, кто руководят страной, должны с людьми разговаривать. А люди должны понять, всерьез понять, что вокруг ненависти объединиться нельзя, в России особенно.
Маркус Уорен:
Никита Сергеевич, может быть, мы перейдем к вашему новому фильму. Анна сказала, что это ваш самый грандиозный фильм.
Никита Михалков:
Вы это у нее спрашивайте. Это ее слова.
Маркус Уорен:
Я вас спрошу. Ну, примеры, режиссер говорит, что вот это фильм моей жизни, это рутина. Но на самом деле какое место в вашем творчестве занимает этот фильм. Я знаю, что предыстория очень длинная и много лет вы занимались этим.
Никита Михалков:
Вы знаете, Маркус, трудно, я так в нем, в него грохнулся в этот фильм и так долго и кропотливо, как лошадь в шорох занимался этим, что мне чрезвычайно трудно посмотреть на него со стороны. Я первый раз видел картину в присутствии трех тысяч зрителей вот как раз на предвыборной кампании Назарбаева, и я смотрел совершенно отстранено картину и слушал зал. Вот реакция зала для меня была самой главной, что там было. Она была такой, какой я ее хотел. Она была такая реакция, какой я ее хотел. Где-то может быть не совсем точно, но по ощущению того, что я испытывал, когда делал то или иное, я нашел ответ в зрительном зале, который как мне показалось испытал тоже самое. Вот это максимум, что я могу сказать. Что грандиозно, не грандиозно, он большой действительно и он очень тяжелый. Он был очень тяжелый. Если бы не команда. Я никогда не требую от людей того, чего не могу сделать сам. И поэтому мне приходится наверное работать больше, чем можно было бы работать, снимая такую картину, скажем, в Голливуде, потому что есть служба, которой ты просто отдаешь и они это делают. К сожалению, здесь мы все время находимся, мы создаем себе трудности потом героически их преодолеваем. Это в общем-то, к сожалению, у нас в крови, а может быть и, к счастью, бог его знает.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, а в Киеве, я знаю, зал вставал на вашем выезде на площадь, а в Казахстане встал?
Никита Михалков:
В Казахстане нет, не встал, но там были такие очень, как у нас говорилось, бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Там новый эпизод сразу идет, поэтому овация не получилась. Но в конце 25 минут зал стоял действительно и то, что вопреки протоколу господин Назарбаев вышел на сцену и сказал, по-моему важные слова с точки зрения так сказать не оценки картины, а с точки зрения ее значения, как бы с точки зрения задачи, ради которой я ее снимал, по-моему, там было точно.
Ирина Петровская:
"Русский стандарт", по поводу которого написано уже не мало строк всяких. Я просто по себе сужу и по своим каким-то близким и коллегам, они очень ждали этого, потому что были и перекормлены заранее, на всю оставшуюся жизнь всей этой чудовищной попсой, которая идет по телевизору. Ждали именно этих имен, этих лиц, исполнения конкретных произведений. Но так случилось, что накануне в новогоднюю ночь под маркой "русского стандарта" выступали в представлении Николая Фоменко - рекламный магнат Жечков, которого представили как Белого орла, и он пел чудовищные песни. И вот опять "русский стандарт", и сложилось какое-то невольное может быть впечатление, что "русский стандарт" это на самом деле когда все занимаются не своим делом.
Фоменко должен играть в театре, а он занимается этим шоуменством. Вы должны снимать кино, а вы делаете этот телевизионный русский проект. И главное все это сопровождается огромным количеством возлияний. Вот такие впечатления. Почему так вышло, как вам кажется или это вообще не правильное впечатление, вы хотели как лучше, а вышло как всегда?
Никита Михалков:
Да нет, дело в том, что просто каждый человек видит то, что он хочет увидеть в результате. Ведь меня-то больше интересует не то, что кто-то увидел, а то, ради чего мы это делали. Я не могу отвечать за то, почему "Русский стандарт" как компания приглашает тех о ком вы говорили. Это их проблемы. Мне показалось в самой идее, которая была обозначена под знаком "русский стандарт" возможность поговорить с людьми самодостаточными, возможность собрать людей в дом. Другой разговор как это получилось. Там действительно было много сложностей. Мы писали 12 часов, было 9 камер, эта волокита 4 дня. Я не буду вдаваться в подробности. Это не оправдание. Это объяснение мне, для меня того, что если я буду это продолжать - как это нужно делать. Но идея-то была очень простой и, на мой взгляд, очень важной. Вот именно то, о чем я говорил вам до этого. Она абсолютно ни на секунду, ни на миллиметр не расходится с тем, что я пытаюсь донести до слуха людей, прессы, зрителей и так далее. Меня интересует идея объединительная. Мне хочется видеть людей здоровых. Когда постоянное кривлянье стало естественным состоянием телевидения, когда то, о чем я говорил - криминальная хроника - заменила все остальное, когда пугание людей стало нормой, когда крови не бояться, потому что ее много, хотя войны пока слава богу нет, когда так сказать за, как говорил Пастернак, позорно ничего не знача быть притчей на устах у всех, вот когда все это цветет, я подумал, что может быть кому-нибудь было бы, ну что ли по душе увидеть несколько другое.
Другой разговор, что я кому-то нравлюсь, не нравлюсь. Про меня пишут, ну, вы сами читаете, что про меня пишут. Но с другой стороны, так сказать, я же это делаю не для того, чтобы про меня написали хорошо или плохо. Я это делаю, потому что я не могу этого не делать.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, но мне все-таки кажется, что вы себя обманываете. Или обманываетесь. Потому что ведь вас использовали. Это ведь было не спонсорство. Это была реклама алкоголя, которая является нарушением закона. Там все признаки рекламы. Там есть директор, там есть бутылка в кадре. Там известные люди пьют водку.
Никита Михалков:
Анечка, дело в том, что это вопросы, связанные с юриспруденцией. Этим должны заниматься юристы, прокуратура. Вы говорите про нарушение закона. Пусть те, кто занимается законом увидят там эти нарушения и накажут тех, кто эти нарушения допустил. Мне абсолютно неважно, если хотите, так сказать кто и как пытается меня использовать, если я занимаюсь тем, что мне интересно. Если кто-то пытается или что-то зарабатывает на мне, да бог с ним, пусть зарабатывает. Мне это было интересно. Мне интересно было видеть Лешу Петренко, который отлежал в больнице после инфаркта таким, какой он там был. Мне интересно было услышать Хазанова, который в диком волнении вдруг начал петь, пытаясь петь серьезно и это было хазановское пение. Мне было замечательно интересно послушать Лопаткину, которая потом скинув туфли прокрутила. Это мне интересно. Это живое. Это для меня живое. Кто-то в этом... Вот вы в этом зорким глазом журналиста увидели нарушения закона, возлияние и так сказать. Ну, что же увидели - замечательно. Это ваша профессия увидеть то, чего нет.
Анна Качкаева:
Есть. Позвольте с вами не согласиться. Ну хорошо.
Никита Михалков:
Ха-ха, у нас у каждого своя профессия.
Анна Качкаева:
Нет, тут в данном случае, спасибо вам, хотя бы за то, что можно оказывается новый год встретить без попсы. Вот это я точно могу сказать.
Никита Михалков:
Одну секундочку. Вам этого мало?
Анна Качкаева:
Хорошо бы, чтобы все-таки не реклама водки.
Никита Михалков:
Ну, хорошо, ну хорошо. Вот подождите. Вот п-т-т-т. Вот это великое русское желание - все и сразу. Вот хочу все и сразу. Построение социализма в одной стране сразу и мировая революция заодно, и завтра утром проснешься счастливым. Ну как? Вы знаете, что такое прорваться с этим? Вы так никогда не пробовали. Это трудно. И то, что на это пошли, и то, что Олег Добродеев к этому отнесся как к необходимости, и то, что среди всего этого это возникло, это шаг и это поступок. И я мог бы давно стоять по третьей позиции в тени самим собою созданном якобы пьедестале и глядеть на это, качая головой и говоря, ну давайте, давайте, вам нравится попса. Все время насколько могу хочу что-то делать. Мне фигурирование такое просто, чтобы меня видели, мне этого не нужно. Это тяжелый труд. Мне было интересно это делать. И если мне удастся туда же подтянуть людей, которые в регионах что-то делают...
Я знаю Северсталь, человека который кормит или там Каучик завод химический, где продолжается увеличение рабочих мест и взять этого директора, поговорить с ним, там поснимать. Почему? Как у него получается это в то время как все остальное лежит на богу. Мне это интересно. Я вижу в этом свою задачу и мне это интересно. То, что увидели вы? Вы это увидели. Я вам советую - обратитесь в органы, которые в этом разберутся.
Анна Качкаева:
Нет уж. Это пусть компетентные товарищи. Вот на этой, такой веселой ноте мы и подошли к финалу. Я прошу моих коллег высказать свои впечатления по поводу состоявшегося разговора.
Маркус Уорен:
Впечатление в целом положительное. Я жду с нетерпением возможность посмотреть новый фильм.
Ирина Петровская:
Я тоже с нетерпением жду возможность посмотреть новый фильм. Но помимо всего прочего я очень давно уже вот так близко не общалась с людьми, уверенными, что все у нас получится и все будет хорошо. Я прямо физически чувствую эти токи оптимизма, которые идут и мне кажется, что фигура именно Никиты Сергеевича Михалкова в любом присутствии, на экране ли или в кадре, за кадром, везде - такая объединяющая что ли и утверждающая людей в том, что действительно может быть когда-то все будет у нас более или менее нормально. И это сегодня проявилось и я думаю, что в ауре радио эфира это тоже наверное прозвучит и кому-то даст возможность почувствовать хоть чуть-чуть оптимизма хотя бы в наступившем году, в начале года, а дальше уж как получится.
Анна Качкаева:
С Никитой Сергеевичем всегда интересно разговаривать. А сегодня мне показалось, что мы общались с человеком, которому не нужно, чтобы про него говорили, и который ждет хороших новостей. Я вам желаю успешной премьеры.
Никита Михалков:
Не может не быть хорошо на земле, не может, поймите. Не бывает так, чтобы все время было вот так как есть. Когда прозреет вот это самосознание и ощущение хозяина на своей земле, хозяина, когда самодостаточный человек, который возьмет лопату и выкопает изумруд, который у него под ногами, и сделает из него нечто, а потом продаст, а на эти деньги построит, ну и так далее. Мы самое главное - нельзя предаваться ни унынию, ни отчаянию. Юмор и трудолюбие всегда спасали Россию.
Анна Качкаева:
Итак, начнем с биографии нашего гостя. Никите Михалкову 53 года. Снимается в кино с 61. Звание Народного артиста России получил в 84 году после того как сыграл роль Паратова в "Жестоком романсе". Режиссерский дебют - картина 71-года "Спокойный день в конце войны". За ним последовали: "Свой среди чужих, чужой среди своих", "Раба любви", "Не оконченная пьеса", "Пять вечеров", "Несколько дней из жизни Обломова", "Родня", "Без свидетелей", "Утомленные солнцем". Этот фильм в 97 году получил Оскара в номинации "Лучший зарубежный фильм".
Михалков лауреат многих премий, призер международных кинофестивалей и произведен в командоры ордена литературы и искусства Франции. В 98 году Михалков завершил работу над своим самым грандиозным проектам. У фильма "Сибирский цирюльник" самый дорогой кино-бюджет в Европе - 45 миллионов долларов, голливудские звезды, 1000 актеров массовки и два года съемок. Сейчас Михалков живет в ожидании премьеры, которая состоится в Кремле 19 февраля. Все верно?
Никита Михалков:
Пока да.
Анна Качкаева:
И после 17 августа, после того как мы с вами встречались в эфире в вашей жизни ни чего принципиально не изменилось?
Никита Михалков:
Ну, как это может быть, чтобы после такого праздника, парада возможностей не изменилась. Изменилось, конечно. Но мы, просто команда, с которой я работаю, в какой-то степени предугадывала, что может быть и в достаточно степени четко себя вела. Скажем от ГКО они избавились еще в июне. Так, что конечно же случилось, но так как, повторяю, люди, с которыми я работаю, достаточно грамотно себя чувствуют во взаимоотношениях с экономикой, они поступили так, как нужно было поступить для того, чтобы не было в нашей команде такого гигантского обвала, что позволило фонду культуры ни одной программы не сократить из тех, которые были намечены.
Анна Качкаева:
В нашей летней программе, если вы помните вы сказали, что политика - это режиссура. Как по-вашему, кто сегодня режиссирует Россию?
Никита Михалков:
Россию как режиссировал, так и режиссирует Господь Бог. И что самое поразительное, что самыми невероятными путями, невероятными абсолютно и не предсказуемыми. Мы из одного рушимся в другое, но я думаю, что все-таки вызревает реальная дорога России, которая, думаю, еще не сформулирована ни политологами, ни политиками, ни лидерами, ни кем.
Маркус Уорен:
Вы на днях сказали, что я сам себе партия. Может быть я в отрыве от контекста, но все-таки, что вы имели в виду, когда вы это сказали?
Никита Михалков:
Я имел в виду, что я не вижу себя лидером какой бы то ни было партии, фракции, объединения такого политического толка, потому что я все больше и больше убеждаюсь в том, что, к сожалению, реальные интересы страны, реальные интересы людей не отвечают интересам тех, кто объединяется в политические партии и вынуждены впереди себя толкать интересы этой партии, и они подчиняют как бы интересы народа, условно говоря, интересам своей партии. Вот почему мне кажется, что я, хотя все они говорят замечательные слова, очень правильные, все хотят и пекутся о благе народа, но так как за этим, как правило, не стоит глубинного ощущения страны, глубинного понимания ее исторических корней, ее предназначения, ее традиций, а в общем-то все это, а если говорится от традиции, то говорится в таком дремучем виде, что это тоже никак не может быть удобоваримо, мне просто кажется, что они исполняют временный интерес и они очень временные.
Проходит время. Обратите внимание как они кучкуются, переходят от одних в другие, как они меняют название, имидж, как они вчера говорили одно, а сегодня говорят совершенно противоположное этому.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, вам можно возразить, вы ведь поддерживали буквально два года назад правительственную партию.
Никита Михалков:
Одну секунду. Из двух-то зол, из нескольких зол выбираешь меньшее. Я не могу поддерживать и не мог поддерживать никого другого, потому что любая другая партия была либо справа, либо слева, либо очень справа, либо очень слева. И для меня возможность каким-то образом стабилизировать, иметь дело с людьми самодостаточными, которые пытаются стабилизировать ситуацию, другой разговор, насколько они это умеют делать и сделали ли они это. Но в тот момент, я думаю, что на сегодняшний день, по крайней мере по задачам, если эти задачи остались у этой партии, она была очень так сказать естественна, и если уж нужно было кому-то помогать, если уж необходимость в Думе такова, что она должна быть, я поддерживал тех, кто, на мой взгляд, мог бы принести меньше вреда стране.
Анна Качкаева:
То есть сейчас вам с этой партией не по пути?
Никита Михалков:
Нет, не в этом дело. Если я почувствую, что энергия, возможность и консолидационная тенденция самодостаточных людей, повторяю, это принципиально важный вопрос, то есть людей, которые сегодня не являются маргиналами, которые требуют вместе возмездия, передела и так далее, равно как не являются так сказать нашими демократами в том виде, в каком они себя показали, так сказать все разворачивая в сторону дикого, никак не управляемого капитализма, если эта партия сумеет объединить вокруг себя тех, кто умеет работать сам, учит работать других, кормит тех, с кем они работают, и находят в тяжелое положение, в тяжелое время выход из положения, не находясь там, скажем, в нефтяного источника или бриллиантовых трубок, россыпей, я готов им содействовать, но это вовсе не значит, что я хочу стать одним из лидеров партии и от имени партии что бы то ни было вещать народу.
Ирина Петровская:
Вы сказали, что вы поддерживали партию НДР, а я припоминаю, что вы участвовали в списках этой партии и вышли из них немедленно после того как партия и соответственно уже ставшая фракция вошла в Думу и тогда у, я думаю, не малого количества людей, которые отдали свои голоса именно этой партии и именно благодаря возможно вам возникло некое чувство такой обманутости что ли. Сейчас вот совсем недавно вы поддерживали в данном случае уже, президента, на выборах президента Назарбаева. И в общем волей неволей, чтобы дальше там не случалось, то человек совестливый, человек именно художник в высоком смысле слова берет на себе какую-то, как мне кажется ответственность в таких ситуациях за то, что будет там происходить.
Вот как вам кажется, может быть, художнику в принципе не стоит вот так вот объединяться или где-то солидаризироваться или агитировать за власть, потому что ведь она у нас крайне необязательная в своих обещаниях, выполнениях и так далее. Не кидает ли невольно это тень на художника, на его честное доброе имя, на его репутацию?
Никита Михалков:
Вы знаете, меня более чем репутация интересует мое личное ощущение от того правильно ли я делаю и почему я это делаю. Если бы я это делал ради денег, ради славы, ради необходимости быть ближе к власти или за это получил бы что-нибудь такое, чего не мог бы получить без этого, тогда наверное можно было бы говорить о том, о чем говорите вы. Когда вы говорите про то, что я вышел из этой партии, точнее я не вошел в Думу, это абсолютно принципиальное мое решение. Я поддерживал их не для того, чтобы их поддерживать, если нужно было, чтобы я был в списках, я был в этих списках, но это абсолютно не значит, и я думаю, что большинство зрителей, так сказать или население, которое как бы обратили на это внимание предпочли бы, чтобы лучше я снял картину "Сибирский цирюльник", чем нежели находился в крутых или менее или более крутых демагогических разборках, которые происходят в думе. Это первое.
Что касается Назарбаева. Почему я поддерживал Назарбаева и не кладет ли это тень и так далее. Скажите, пожалуйста, мне, если вы можете, а кто на ваш взгляд вместо Назарбаева мог стать президентом Казахстана?
Ирина Петровская:
Нет, я даже не хочу называть. Меня интересует зачем?
Никита Михалков:
Зачем? Объясню вам. За тем, что я считаю, что будущее России находится в объединении, которое должно называться наверное что-нибудь вроде Союза евразийских государств. Я абсолютно уверен в том, что движение России вглубь себя, то есть на Восток имеет принципиальное значение для России. Я абсолютно уверен в том, что геополитическое пространство Востока, Средней Азии, Сибири, они требуют внимательнейшего и глубочайшего отношения к себе. Если мы будем думать только, что стоя развернувшись к нашим западным соседям мы получим от них то, что мы от них ждем, мы получим то, что от них ждем, но ровно настолько, насколько им будет выгодно, чтобы мы это ждали и получали. Но если мы допустим объявим дефолт и в результате так сказать откажемся платить долги, то те 80 процентов продуктов, которые мы получаем оттуда могут иссякнуть, и мы в этом случае окажемся людьми, которые не умеют себя прокормить. Вот и все.
И если говорить о том, какие гигантские просторы лежат за нашими плечами, если подумать о том, что вы летите над страной 9 часов на одном и том же самолете и под крылом самолета говорят на одном и том же языке люди и все это ваша страна, и вы являетесь гражданином вот этого пространства, где перемешаны все - и разрез глаз, и культура, и религия, и так далее - значит в этом есть необходимость и интерес, к этому относиться как к родному, как к своему. И я к Казахстану отношусь как к своему. Не с точки зрения экспансии, а с точки зрения того, что Казахстан огромную роль сыграл в истории страны. Поэтому мне не безразлично кто будет там, если бы мне сказали - а почему не такого-то вы поддерживаете господина или товарища.
Ирина Петровская:
Нет, у меня вообще возник вопрос, что вы поддерживаете политиков в выборах.
Никита Михалков:
Да, я поддерживаю это, потому что за этим стоит намного больше, чем может показаться. И уверяю вас, я, готовясь к картине "Дмитрий Донской", в свое время очень внимательно изучал все, что происходило с нашей страной в течение 270 лет татаро-монгольского ига, а потом, оказавшись во внутренней Монголии, в Китае, снимая "Ургу", убедился в том, что меня так сказать мучило, во многом справедливо. Это неразрывная внутренняя и многотолковая связь между нашим российским западом и тем востоком, который был когда-то империей, потом был СССР. Эта связь неразрывна. И если мы эту связь, будем к ней относиться потребительски, бездушно, то откат со временем будет очень жестким, жестоким.
Обратите внимание, Россия ничего не прощает себе самой. И когда сегодня совершенно искренне Анатолий Степанович Тяжлов сказал, что вот есть у нас такие достижения, такие-то, у нас будет новый аэродром не хуже чем в Хитроу или там Кеннеди и у нас построен небольшой там для офицеров поселок, если с завязанными глазами прийти, то открываешь глаза и не понимаешь в каком же штате американском ты находишься и так далее, у меня возникло искреннее желание, чтобы когда-нибудь услышать вместе с Анатолием Степановичем, чтобы губернатор какого-нибудь американского штата сказал по радио, что приходишь с закрытыми глазами и не понимаешь в какой из российской провинций или губернии ты находишься. Я никогда этого не слышал. Понимаете?
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, кстати, к вопросу об американцах. В последние дни и американцы, и МВФ заняли довольно жесткую позицию по отношению к России. Вы наверное слышали, кредитов от МВФ в ближайшее время не будет, финансирование космических российских программ может быть заморожено. Ваше отношение к этому?
Никита Михалков:
Знаете, мое отношение к этому, оно очень простое. Оно ведь строится на, как бы на практических каких-то моментах. Любая, какая бы была Чернобыльская или гражданская война, не дай бог, она прекратит существование мира, а не просто России или там какого-то его региона. Потому что если непонимание этого, не понимание того, что Россия является мостом, настоящим мостом между Востоком и Западом, и единственным образованием, в котором это органично перемешивается, единственным образованием и является в общем-то шестым континентом.
Евразия - это шестой континент, в котором действительно все как в Америке перемолото, перемешано и переварено как в котлету, только византийском. Если не понимают наши партнеры на Западе, что доведенная до отчаяния Россия встанет на грань гражданской войны. Это не война гражданская 18 года, где шашки, лошади, пулемет Максим, Анка пулеметчица, Василий Иванович Чапаев, Петька и так далее. Это война между собой на территории с ядерными боеголовками и с большим количеством атомных электростанций. Ведь в эту пучину утянутся все, Аня, все и не понимать этого...
Другой разговор, если я задаю вопрос - а собственно почему нам должны давать? Мы что? Нам давали, давали и куда все это девалось? Да, правильно, те кто это украл должны сидеть в тюрьме, совершенно справедливо и правильно. Но разговор идет сейчас не о них. Разговор идет о том, что наказать 150 миллионов людей тем, что не по их вине, хотя и во многом по их вине... И я скажу, если вам будет интересно почему, наказать их и довести их до состояния, когда они начнут так сказать ненавидя все, что происходит вокруг, истреблять друг друга, мало не покажется никому. Уверяю вас. И не понимать этого, воспитывать нас.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, вы в общем пугаете опять Америку тем, что громадная страна может выйти из-под контроля если вы не поможете?
Никита Михалков:
Ну, кто я такой, чтобы пугать мне Америку. Америка есть Америка. Мне достаточно узкое поле деятельности и пугать Америку я вовсе не могу, не хочу и не буду. Я просто, я пугаюсь сам и предлагаю попугаться вместе со мной. Но когда мы говорим о том почему же такое происходит, да потому что невероятное абсолютно. Вот мне губернатор Позголев потрясающий привел пример. Он вологодский губернатор. В Великом Устюге, где безработица самая большая - 10 процентов - к нему обращаются с вопросом - можно ли оформить 50 молдаван для валки леса? Не хотят работать, просто тупо работать. Не хотят. Мы не хотим работать. И когда мы, избалованные тем временем, когда работаешь - 120, не работаешь - 120, лучше не работать за 120 и так сказать практически ты имеешь свой минимум, все вроде как обуты, одеты, но вот это вот движение, чуть-чуть ты высунулся, тебе сразу состригают макушку для того, чтобы ты особо не высовывался. И вроде как все существуют. И теперь жалеем о том, что мы не живем в едином так сказать бараке где все всем одинаково в той и в другой степени. И есть так сказать по принципы - все люди равны, но есть некоторые, которые ровнее других. То есть ты выходи в члены политбюро и тогда ты будешь иметь чуть больше, но для этого ты должен вовремя поднимать руку и голосовать. И мы ходили голосовать за депутата ВС, не представляя вообще кто они такие и точно зная, что 99,9 процента проголосуют за этих избранников народа, о которых мы понятия не имеем.
Анна Качкаева:
Хорошо, теперь мы знаем.
Никита Михалков:
А теперь мы абсолютно, мы теряем волю жить. У нас не существует той консолидации национальной, которая необходима для того, чтобы выходить из любого тяжелого положения. Когда один человек берет другого за руку и говорит - подожди, успокойся, что делать будем, братишка, давай подумаем... Потому что каждое утро телевизионные новости начинаются с того, что в подъезде таком-то тремя выстрелами в затылок застрелен такой-то, а там цунами, а там бастуют рабочие, а там на рельсах сидят шахтеры и так далее. Да, конечно ужасно, но невозможно существовать людям, которые хотят выжить все время в состоянии катастрофы, просто невозможно. И для этого им нужно успокоиться и послушать тех, кто в этой ситуации пытается что-то сделать и делает, то есть работает. Делание отличало Россию в свое время.
Маркус Уорен:
Вы сказали, что как будто кто-то хочет наказать 150 миллионов, я так понял, россиян. Неужели вы думаете, что действительно на самом деле кто-нибудь хочет наказать Россию и россиян?
Никита Михалков:
Нет, ну может быть я так сказать употребил слово с пылу, с жару не очень точное с точки зрения того, что кто-то хочет наказать. Ну может быть кто-то и хочет. Но вообще-то, вот если мне не отдают долги и я прошу их вернуть, я их давал, а мне их не возвращают и вообще говорят, что я ничего не должен, то у меня не возникает радужного отношения к этому человеку, который не возвращает долгов. Я в данном случае, и очень часто тех, кто не возвращают долги, их наказывают за то, что они не возвращают долги как это возможно. Но разговор ведь не об этом. Это не охота на ведьм, я не ищу виноватых.
Мне важнее другое. Мне интересно другое. Мы живем на сокровищах. Если взять страну - леса, реки, поля, невероятно совершенно полезные ископаемые. Я хочу понять, почему мы живем на сокровищах и готовы за сникерс ничего не делать. Вот потому, что у нас только есть сникерс, и слава богу, и пусть есть. Почему достаточно людям сказать - вот у вас будет зарплата и больше у вас ничего не будет. Они говорят - бог с ним, давайте нам зарплату и больше нам ничего не надо. Я не понимаю откуда эта инерция. Ощущая за собою гигантские возможности, гигантские возможности мы находимся в состоянии опущенных рукавов. В ожидании то ли отсутствия зарплаты, то ли катастрофы на ядерной станции и в постоянном ощущении надвигающегося ужаса.
Вот я хотел, Анна, спросить у вас, мне просто интересно. Я читаю газеты каждый день. Для чего вот это все пишут. Вот это все, что пишут?
Анна Качкаева:
И вы себе как-то на этот вопрос отвечаете?
Никита Михалков:
Я не могу ответить. Я не могу ответить на вопрос. Если существует национальная пресса, национальные СМИ, национальное радио, национальное телевидение, оно существует. Но я никогда не видел в США по гигантскому количеству программ, чтобы там все время нагнеталась обстановка для того, чтобы доказать жителям этой страны, что они ничтожество, когда я нахожусь за границей более чем три недели и вижу это. Вы со мной согласны?
Маркус Уорен:
Телевидение это очень вредное, мощное средство.
Никита Михалков:
У меня ощущение, что там где находятся сейчас мои дети, моя жена, моя страна, мои товарищи, там постоянная катастрофа. Я хочу понять ради чего этого. Ну ведь выживает же кто-то!
Анна Качкаева:
У вас большие связи, вы общаетесь с массой людей, в том числе представителями и руководителями СМИ России, вы когда-нибудь задавали им этот вопрос?
Никита Михалков:
Всегда.
Анна Качкаева:
И что?
Никита Михалков:
Я не получаю ответа на него.
Анна Качкаева:
Никакого?
Никита Михалков:
Никакого. Никто не признается, что они это делают. Никто не признается.
Ирина Петровская:
Наши телевизионщики говорят, что хорошая новость не новость, в этом вся порочность, как мне кажется. Что может быть для другой благополучной страны хорошая новость не новость, а у нас если только плохая новость - новость, вот тогда и получает такой ужас, о котором вы говорите.
Никита Михалков:
Но беда в том, что у нас уже как раз плохая новость не новость. Мы живем во время, когда плохая новость не новость. Для меня уже новость - хорошая новость. Для меня новость, я очень хотел бы услышать хорошую новость. Я ее пытаюсь выискать где-то и очень редко нахожу. Но дело даже не в этом. Ведь это же вопрос глубже. Ах какие плохие журналисты, ах как они шельмуют нами. Вопрос глубже. Вопрос заключается в распаде ткани определенной. И это происходит. И конечно же нужно распасться для того, чтобы из этого выросло что-то живое и естественное. Мы говорили уже об этом, по-моему, с Аней, что когда мы говорим - как сформулировать национальную идею. Национальную идею в России нельзя сформулировать, отвечая на вопрос - как жить. Не возможно. Этот вопрос всегда будет упираться - почему не дали зарплату или почему сегодня в магазине повысились цели. Не отвечая на вопрос - за чем жить, мы никогда не сформулируем того, что называется национальной идеей.
Зачем жить? Американцы живут ради демократии, свободы и величия своей страны. Замечательная идея. Можно по этому поводу много написать, говорить и убедить людей, что это надо. Обратите внимание на американское кино. Просто на кино, хорошее кино и не очень хорошее кино. Оно абсолютно зеркальный сколок того, что имело СССР в соцреализме. Плохой директор завода, но приезжает человек из Москвы из политбюро и поправляет проблемы. Американская действительность и мир созданный кинематографом заставило американцев жить по этому кино, когда они убеждены, что справедливость существует в Америке, что зло всегда будет наказано, что семья это святое, и так далее. Это создано. И это так. Посмотрите наши картины. Мне задали вопрос на пресс-конференции, вы, Аня, были на ней. Светлана Аллилуева написала однажды, что ее заставил вернуться в России просмотр двух моих картин - "Механическое пианино" и "Обломов". Она приехала в Россию. Но, увы, скоро уехала. Я хочу понять, что она посмотрела, чтобы уехать обратно. Она же наверное что-то посмотрела другое, помимо. Вот моя картина как бы ее убедила вернуться в Россию, а потом она посмотрела, что ей показали другие и уехала отсюда, потому что то, что ей показывали, не соответствовало тому, что она представляла себе и чем она хотела жить. Правильно?
У меня возникает вопрос - мы единая нация или нет? Как вам сказать - единая нация что-то значит. Это ведь не значит, что я русский, а кто-то таджик, еврей или кто-то. Единая нация - это единство интересов. Это единство желаний сделать нашу жизнь лучше. Банальности говорю? Да. Но Достоевский, которого трудно упрекнуть в банальности, сказал так - политика всего-навсего любовь к родине. Вот и все. Политика - это всего-навсего любовь к родине. Почему же я этой любви к родине, самой примитивной не вижу среди тех, кто пытается столкнуться в своих политических интересах для того, чтобы достичь власти. Власть обузой должна быть, крестом, служением, а не вожделенным мечтанием. И пока к власти не будут приходить люди, для которых это будет пытка, но они будут ее нести... У меня ощущение, что один из таких людей Примаков. Он мне сказал - Никита, я знал, что будет, но я не представлял себе, что так тяжело. Я в нем вижу человека, который бьется и делает это до конца. Другой разговор, с чем ему приходится сталкиваться и, не дай господь, заглянуть в эту бездну ужаса, которая наверное окружает его и одиночества.
Но почему же внизу, там внизу не возникает вопрос - ребята, все равно с собой все не утащить. Все равно рано или поздно придется предстать перед господом богом. Ну, почему же здесь, в этой середине, куда входят самодостаточные люди, инженеры, несчастные врачи, которым не платят зарплату, журналисты, почему здесь не сесть и не сказать - давайте подумаем, чего делать. Отобрать у кого есть? Отобрали? Уже было в 17 году, съели, дальше что. Дальше стали строить некий рай на земле. Чем это кончилось, этот рай? Он рухнул за три дня. Вы представляли себе когда-нибудь, что это рухнет за три дня. Кто-нибудь из нас на кухне, когда мы рассказывали анекдоты про Брежнева, мы представляли себе, что это рухнет за три дня. Почему? Как может такая мощь рухнуть. Потому что вынули стержень - страх оказался на глиняных ногах. Значит и тут была подмена.
Религия подменена строительством социализма в одной стране. Самодержавное и монархическое настроение вечное народа, желание отца родного заменила любовь к политбюро и ее генеральному секретарю. И так далее. Значит эта подмена произошла. Забыли ее. Не будет как десять лет назад. Люди должны понять - так не будет. Но и не должно быть так как сейчас. Такого тоже быть не должно. Значит где? Нужно разговаривать. Нужно с людьми разговаривать. И те, кто руководят страной, должны с людьми разговаривать. А люди должны понять, всерьез понять, что вокруг ненависти объединиться нельзя, в России особенно.
Маркус Уорен:
Никита Сергеевич, может быть, мы перейдем к вашему новому фильму. Анна сказала, что это ваш самый грандиозный фильм.
Никита Михалков:
Вы это у нее спрашивайте. Это ее слова.
Маркус Уорен:
Я вас спрошу. Ну, примеры, режиссер говорит, что вот это фильм моей жизни, это рутина. Но на самом деле какое место в вашем творчестве занимает этот фильм. Я знаю, что предыстория очень длинная и много лет вы занимались этим.
Никита Михалков:
Вы знаете, Маркус, трудно, я так в нем, в него грохнулся в этот фильм и так долго и кропотливо, как лошадь в шорох занимался этим, что мне чрезвычайно трудно посмотреть на него со стороны. Я первый раз видел картину в присутствии трех тысяч зрителей вот как раз на предвыборной кампании Назарбаева, и я смотрел совершенно отстранено картину и слушал зал. Вот реакция зала для меня была самой главной, что там было. Она была такой, какой я ее хотел. Она была такая реакция, какой я ее хотел. Где-то может быть не совсем точно, но по ощущению того, что я испытывал, когда делал то или иное, я нашел ответ в зрительном зале, который как мне показалось испытал тоже самое. Вот это максимум, что я могу сказать. Что грандиозно, не грандиозно, он большой действительно и он очень тяжелый. Он был очень тяжелый. Если бы не команда. Я никогда не требую от людей того, чего не могу сделать сам. И поэтому мне приходится наверное работать больше, чем можно было бы работать, снимая такую картину, скажем, в Голливуде, потому что есть служба, которой ты просто отдаешь и они это делают. К сожалению, здесь мы все время находимся, мы создаем себе трудности потом героически их преодолеваем. Это в общем-то, к сожалению, у нас в крови, а может быть и, к счастью, бог его знает.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, а в Киеве, я знаю, зал вставал на вашем выезде на площадь, а в Казахстане встал?
Никита Михалков:
В Казахстане нет, не встал, но там были такие очень, как у нас говорилось, бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Там новый эпизод сразу идет, поэтому овация не получилась. Но в конце 25 минут зал стоял действительно и то, что вопреки протоколу господин Назарбаев вышел на сцену и сказал, по-моему важные слова с точки зрения так сказать не оценки картины, а с точки зрения ее значения, как бы с точки зрения задачи, ради которой я ее снимал, по-моему, там было точно.
Ирина Петровская:
"Русский стандарт", по поводу которого написано уже не мало строк всяких. Я просто по себе сужу и по своим каким-то близким и коллегам, они очень ждали этого, потому что были и перекормлены заранее, на всю оставшуюся жизнь всей этой чудовищной попсой, которая идет по телевизору. Ждали именно этих имен, этих лиц, исполнения конкретных произведений. Но так случилось, что накануне в новогоднюю ночь под маркой "русского стандарта" выступали в представлении Николая Фоменко - рекламный магнат Жечков, которого представили как Белого орла, и он пел чудовищные песни. И вот опять "русский стандарт", и сложилось какое-то невольное может быть впечатление, что "русский стандарт" это на самом деле когда все занимаются не своим делом.
Фоменко должен играть в театре, а он занимается этим шоуменством. Вы должны снимать кино, а вы делаете этот телевизионный русский проект. И главное все это сопровождается огромным количеством возлияний. Вот такие впечатления. Почему так вышло, как вам кажется или это вообще не правильное впечатление, вы хотели как лучше, а вышло как всегда?
Никита Михалков:
Да нет, дело в том, что просто каждый человек видит то, что он хочет увидеть в результате. Ведь меня-то больше интересует не то, что кто-то увидел, а то, ради чего мы это делали. Я не могу отвечать за то, почему "Русский стандарт" как компания приглашает тех о ком вы говорили. Это их проблемы. Мне показалось в самой идее, которая была обозначена под знаком "русский стандарт" возможность поговорить с людьми самодостаточными, возможность собрать людей в дом. Другой разговор как это получилось. Там действительно было много сложностей. Мы писали 12 часов, было 9 камер, эта волокита 4 дня. Я не буду вдаваться в подробности. Это не оправдание. Это объяснение мне, для меня того, что если я буду это продолжать - как это нужно делать. Но идея-то была очень простой и, на мой взгляд, очень важной. Вот именно то, о чем я говорил вам до этого. Она абсолютно ни на секунду, ни на миллиметр не расходится с тем, что я пытаюсь донести до слуха людей, прессы, зрителей и так далее. Меня интересует идея объединительная. Мне хочется видеть людей здоровых. Когда постоянное кривлянье стало естественным состоянием телевидения, когда то, о чем я говорил - криминальная хроника - заменила все остальное, когда пугание людей стало нормой, когда крови не бояться, потому что ее много, хотя войны пока слава богу нет, когда так сказать за, как говорил Пастернак, позорно ничего не знача быть притчей на устах у всех, вот когда все это цветет, я подумал, что может быть кому-нибудь было бы, ну что ли по душе увидеть несколько другое.
Другой разговор, что я кому-то нравлюсь, не нравлюсь. Про меня пишут, ну, вы сами читаете, что про меня пишут. Но с другой стороны, так сказать, я же это делаю не для того, чтобы про меня написали хорошо или плохо. Я это делаю, потому что я не могу этого не делать.
Анна Качкаева:
Никита Сергеевич, но мне все-таки кажется, что вы себя обманываете. Или обманываетесь. Потому что ведь вас использовали. Это ведь было не спонсорство. Это была реклама алкоголя, которая является нарушением закона. Там все признаки рекламы. Там есть директор, там есть бутылка в кадре. Там известные люди пьют водку.
Никита Михалков:
Анечка, дело в том, что это вопросы, связанные с юриспруденцией. Этим должны заниматься юристы, прокуратура. Вы говорите про нарушение закона. Пусть те, кто занимается законом увидят там эти нарушения и накажут тех, кто эти нарушения допустил. Мне абсолютно неважно, если хотите, так сказать кто и как пытается меня использовать, если я занимаюсь тем, что мне интересно. Если кто-то пытается или что-то зарабатывает на мне, да бог с ним, пусть зарабатывает. Мне это было интересно. Мне интересно было видеть Лешу Петренко, который отлежал в больнице после инфаркта таким, какой он там был. Мне интересно было услышать Хазанова, который в диком волнении вдруг начал петь, пытаясь петь серьезно и это было хазановское пение. Мне было замечательно интересно послушать Лопаткину, которая потом скинув туфли прокрутила. Это мне интересно. Это живое. Это для меня живое. Кто-то в этом... Вот вы в этом зорким глазом журналиста увидели нарушения закона, возлияние и так сказать. Ну, что же увидели - замечательно. Это ваша профессия увидеть то, чего нет.
Анна Качкаева:
Есть. Позвольте с вами не согласиться. Ну хорошо.
Никита Михалков:
Ха-ха, у нас у каждого своя профессия.
Анна Качкаева:
Нет, тут в данном случае, спасибо вам, хотя бы за то, что можно оказывается новый год встретить без попсы. Вот это я точно могу сказать.
Никита Михалков:
Одну секундочку. Вам этого мало?
Анна Качкаева:
Хорошо бы, чтобы все-таки не реклама водки.
Никита Михалков:
Ну, хорошо, ну хорошо. Вот подождите. Вот п-т-т-т. Вот это великое русское желание - все и сразу. Вот хочу все и сразу. Построение социализма в одной стране сразу и мировая революция заодно, и завтра утром проснешься счастливым. Ну как? Вы знаете, что такое прорваться с этим? Вы так никогда не пробовали. Это трудно. И то, что на это пошли, и то, что Олег Добродеев к этому отнесся как к необходимости, и то, что среди всего этого это возникло, это шаг и это поступок. И я мог бы давно стоять по третьей позиции в тени самим собою созданном якобы пьедестале и глядеть на это, качая головой и говоря, ну давайте, давайте, вам нравится попса. Все время насколько могу хочу что-то делать. Мне фигурирование такое просто, чтобы меня видели, мне этого не нужно. Это тяжелый труд. Мне было интересно это делать. И если мне удастся туда же подтянуть людей, которые в регионах что-то делают...
Я знаю Северсталь, человека который кормит или там Каучик завод химический, где продолжается увеличение рабочих мест и взять этого директора, поговорить с ним, там поснимать. Почему? Как у него получается это в то время как все остальное лежит на богу. Мне это интересно. Я вижу в этом свою задачу и мне это интересно. То, что увидели вы? Вы это увидели. Я вам советую - обратитесь в органы, которые в этом разберутся.
Анна Качкаева:
Нет уж. Это пусть компетентные товарищи. Вот на этой, такой веселой ноте мы и подошли к финалу. Я прошу моих коллег высказать свои впечатления по поводу состоявшегося разговора.
Маркус Уорен:
Впечатление в целом положительное. Я жду с нетерпением возможность посмотреть новый фильм.
Ирина Петровская:
Я тоже с нетерпением жду возможность посмотреть новый фильм. Но помимо всего прочего я очень давно уже вот так близко не общалась с людьми, уверенными, что все у нас получится и все будет хорошо. Я прямо физически чувствую эти токи оптимизма, которые идут и мне кажется, что фигура именно Никиты Сергеевича Михалкова в любом присутствии, на экране ли или в кадре, за кадром, везде - такая объединяющая что ли и утверждающая людей в том, что действительно может быть когда-то все будет у нас более или менее нормально. И это сегодня проявилось и я думаю, что в ауре радио эфира это тоже наверное прозвучит и кому-то даст возможность почувствовать хоть чуть-чуть оптимизма хотя бы в наступившем году, в начале года, а дальше уж как получится.
Анна Качкаева:
С Никитой Сергеевичем всегда интересно разговаривать. А сегодня мне показалось, что мы общались с человеком, которому не нужно, чтобы про него говорили, и который ждет хороших новостей. Я вам желаю успешной премьеры.