Песня:
"Не делили мы тебя и не ласкали.
А что любили, так это позади.
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол.
Он скопировал тебя c груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол."
(Владимир Высоцкий)
Песня:
"Кольщик, наколи мне купола,
Рядом - чудотворный крест с иконами,
Чтоб играли там колокола
С переливами и перезвонами."
(Михаил Круг)
Елена Фанайлова: В передаче принимает участие культуролог Алексей Плуцер-Сарно и ветеран МВД Данциг Балдаев, автор книги "Татуировки заключенных", собиравший этот альбом более пятидесяти лет.
Данциг Балдаев: Я сейчас могу с вами разговаривать, а ведь за наши разговоры вы бы загремели и я. Ну, я старый, меня бы сразу расстреляли, а вас... ну, самое меньшее - червонец получили бы.
Я посетил десятки колоний, в том числе лагеря военнопленных. Я приходил в комендатуру, там обыск - раздевают донага, а я смотрю татуировки. Память у меня была хорошая, выходил в туалет и быстро перерисовывал, а после я уже обрабатывал их.
Я никогда не спрашивал у осужденного фамилию, имя, отчество, его бригаду, отряд - сразу осужденный замыкался. Иногда даже приходилось в те годы, если очень хорошая татуировка, я даже познакомлюсь, говорю: "Ребята, я вот татуировками интересуюсь". Они любят, когда татуировка хорошо сделана, когда похвалят: "Ну, слушай, это редкая татуировка". Лагерники любят выпить, ну и потом в результате они мне рассказывали. Страшные рассказы я слышал, жуткие. У нормального человека шерсть дыбом поднялась бы. Вот я так добывал материалы.
Человек без татуировки за человека не считался в местах заключения.
Елена Фанайлова: С людьми в местах заключения встретилась наш саратовский корреспондент Ольга Бакуткина.
Ольга Бакуткина: В Саратовской области все зоны "красные". Не из-за приверженности идеалам коммунизма. "Красными" называют зоны, в которых главенствует администрация и актив заключенных, "черными" - где руководят авторитеты. Одним из таких авторитетов был когда-то Николай Богунов, заключенный колонии номер 2 строгого режима.
Николай Богунов: Я, допустим, относился к блатным, у меня два тюремных режима за плечами. Воровские зоны стали переделывать под "красные" зоны. Я два раза уезжал на тюремные режимки, вразрез шел с администрацией, всячески нарушал, как только мог, неповиновение было. Поэтому при каждой ходке возрастал авторитет, и, соответственно, я делал какую-то наколку, как тот же пропуск. Вот вы проходите через КПП, вам выписывают разовый пропуск, чтобы вы прошли. Вот так же и у меня было, я мог уже в какой-то круг определенный войти, не надо было бояться, и это говорило о многом.
Ольга Бакуткина: Иерархия наколок начинается с перстней - татуировок на пальцах. У Николая Богунова их десять.
Николай Богунов: Каждый из этих перстней свое значение имеет: "Не подам руки ментам", "Свети ворам, а не ментам", "Полжизни - свет, полжизни - тьма", "Неисправимый", "Веселая жизнь", "Несчастливый", "Лучше быть в рядах СС, чем рабом КПСС". Это церковь, ну, тут купола, сколько я отсидел - раз, два, три, четыре, пять. Но это не все, что я отсидел. Я в общей сложности сижу двадцатый год.
Ольга Бакуткина: О значении татуировок малолетки узнавали от людей бывалых.
Николай Богунов: Люди сидели старые, мы-то начинали... я вот начал с 1981 года сидеть, мне было 15 лет. Попадались и те, кто уже с особого режима ехали, которые уже по 30 лет, по 40 лет отсидели, все были в этих "тутырах". Некоторые из них вообще всю жизнь не выходили на свободу, даже такие попадались.
Ольга Бакуткина: Свою первую наколку - перстень малолетки - Николай сделал в первую ходку.
Николай Богунов: Шапку сняли с прокурорского сына. На нем же не было написано, что он прокурорский сын. Потом 108.1 была - тяжкие телесные повреждения. Потом была 103-я - убийство. А сейчас я докатился до кражи.
Ольга Бакуткина: Рецидивист Борис Николаев тоже начинал подростком с групповой кражи. В тюрьме-малолетке сделал первую наколку - котенок на кисти руки. Позже рядом с котенком появился заматеревший кот в цилиндре. КОТ - это аббревиатура "Кто Обречен на Тюрьму".
Борис Николаев: В определенном кругу кто вращается, там делают наколки, соответствующей, как говорят, масти. Как, допустим, люди на свободе подразделяются - рабочие, крестьяне, инженеры и так далее, так и в тюрьме есть "воры", есть "мужики", есть по-всякому. Ну, сейчас во многом это утратилось, конечно.
Ольга Бакуткина: Судя по количеству и тематике татуировок, Борис Николаев занимал в воровской иерархии не последнее место.
Борис Николаев: Ну, это я открыто колол. Тюремного режима содержания был нарушителем. Правила внутреннего распорядка многие нарушают, люди идут вразрез с этим. Ну, они как воровские считаются наколки исстари. Проще сказать, как бы блатные слышали это. Короче, наследие от преступной молодости. Вот, как у вечного обитателя тюрьмы, перстни смысловое значение имеют. Вот церковь, в тюрьме колол. Герб имеет совсем другое значение.
Ну, значение по мастям. В свое время я к блатным относился, вел жизнь блатную, как говорится. Сейчас пересмотрел свое отношение к жизни, не сейчас, а давно уже.
Ольга Бакуткина: Пересмотреть свое отношение к прошлой блатной жизни было нелегко. О том, как проходил процесс перевоспитания, рассказывает бывший сотрудник исправительной системы Леонид Моисеев.
Леонид Моисеев: В 80-х годах, уже при Андропове, началось развенчание вот этих авторитетов. Каждая тюрьма создала специальные помещения - "Белый лебедь", как в Пермской области, в Архангельске. "Белый лебедь" - это помещение камерного типа, сюда свозили всех блатных, и с ними работал оперативный состав разными методами, я не могу их раскрывать, эти методы. Это очень хорошо повлияло. Где воздействовали на душу, где - на тело.
Ольга Бакуткина: Персональные наколки полагались в свое время не только авторитетам, но и низшим кастам заключенных. Рассказывает Леонид Моисеев.
Леонид Моисеев: У насильника - погибшие розы, или ангел со сломанными крыльями, или сердце, пробитое поломанной стрелой. Очень многие блатные носят так называемые погоны. Ну, за это в колониях наказывают, потому что погоны, как правило, носили эсэсовскую тематику. Это в основном кололи на себя люди, которые долгое время были в помещении камерного типа, и тем самым они подчеркивают полную свою отстраненность от администрации, нежелание сотрудничать с их тюремщиками.
Меру наказания избирала администрация. Могли в штрафной изолятор посадить.
Ольга Бакуткина: За 20 лет работы в системе исполнения наказаний Леонид Моисеев повидал многое. Самыми красивыми татуировками он считает портреты любимых женщин. Тюремные мастера способны в творчестве достигать удивительных результатов. Ну а какой художник работает без предварительных набросков?
Леонид Моисеев: Я вообще видел один раз уникальный случай. На транзите, в следственном изоляторе был дедок, весь синий, то есть он весь был в наколках. Причем наколки были с "хвостами", то есть незавершенные. Это человек, на котором пробовали трафарет.
Ольга Бакуткина: О традициях, существовавших на "черных" зонах, без сожаления вспоминает даже бывший блатной Николай Богунов.
Николай Богунов: Раньше много поломали жизней, судеб человеческих те же блатные, те же воры. Сейчас, если, допустим, зэк пришел сюда, он знает, что он здоровый освободится, никто его не зарежет, никто его на "запретку" не закинет за какие-то долги, никто к матери его не поедет, с женой его рассчитываться не будет. Было и такое, что он проиграл в карты, и жены приезжали - их продавали, и матерей, все это было.
Ольга Бакуткина: Андроповские "Белые лебеди" помогли сломать незыблемость тюремных законов и систему воровских взаимоотношений.
Николай Богунов: На это очень обращали внимание раньше. Если он мокрушник, то он уже не мог достичь воровской элиты. Были определенные ступени, куда он мог подняться, и все.
Ольга Бакуткина: Скажите, а вор выше?
Николай Богунов: Ну, это тот же генерал. Что на свободе, допустим, в армии генерал, вот то же - вор среди осужденных. Он не станет никогда сам убивать. У него были люди, которые могли это сделать, то есть по его указке они могли убить, но сам он никогда руки в крови пачкать не станет. И в основном воры были карманники, домушники, медвежатники, которые вскрывали сейфы, - это самые почетные преступления.
Ольга Бакуткина: Сегодня утрачена строгая иерархия тюремных авторитетов, а с ней и система знаковых татуировок.
Николай Богунов: Сейчас со свободы заезжают в тюрьму - они на свободе делают наколки: тигров, львов, драконов, папоротников листья вот так окружают их, паутину в ушах колют, тараканы спускаются сюда, пауки, все что угодно.
Ольга Бакуткина: И все же, пока есть на зоне старые авторитеты, действует закон табу. На мой вопрос, как отнесутся к человеку, который сделает в тюрьме татуировку, не соответствующую его воровскому рангу, отвечает Борис Николаев.
Борис Николаев: Я не встречал таких случаев. Когда это было очень строго, никто бы и не стал этого делать, потому что за это спросят с человека. Каждый же знает свой круг общения, соответственно этому себя и ведет, держит себя в рамках.
Ольга Бакуткина: Вероятно, со временем забудут значение татуировок и их классификацию по мастям. Но профессия татуировщика наверняка останется самой престижной на зоне. Говорит Леонид Моисеев.
Леонид Моисеев: В колониях, вообще-то, хороший художник-татуировщик на вес золота. Он и в колониях, и в следственных изоляторах живет очень хорошо, у него и чай, и курить, и деньги есть.
Елена Фанайлова: О русской тюремной татуировке рассказывает культуролог Алексей Плуцер-Сарно, автор предисловия к альбому "Татуировки заключенных"
Алексей Плуцер-Сарно: Есть татуировки, относящиеся к будущему человека, который наносит на свое тело рисунки. Есть татуировки, относящиеся к прошлому. Есть татуировки, которые должны влиять на настоящее.
Основной тип татуировок, который влияет на настоящее, - это так называемые послания в зону. Поскольку воровской мир очень осторожно относится к письменности на бумаге, то очень авторитетный вор в законе, когда хочет важное послание послать в зону, оно выкалывается на теле вора. После чего вор специально совершает преступление по определенной статье, чтобы попасть в определенную зону и тем самым свое послание донести до воровской сходки, предположим, которая должна произойти в этой зоне в определенное время, и таким образом просто выполняет функцию в одном лице и почтальона, и письма.
И еще один тип татуировки, относящейся к настоящему, - это так называемый автограф, когда на теле человека написано его имя, или некий знак, или просто крестик. Этот тип татуировки очень близок к молитве, это как бы человек произносит свое имя, которое должен услышать весь мир, а на самом деле он обращается к потусторонним силам.
Татуировки, относящиеся к прошлому, - это, конечно же, биография вора в законе, это своего рода мундир. Это может быть охарактеризовано как своего рода коллективная память воровского сообщества.
И третий тип татуировок - татуировки, относящиеся к будущему. Основной тип - это заговоры типа "Храни раба твоего", на самом деле они могут на воровском языке звучать совершенно иначе. Это программирующие будущее татуировки.
Вот три основных типа тату, которые существуют в сегодняшнем воровском и даже не только в воровском мире.
Песня:
"Не делили мы тебя и не ласкали.
А что любили, так это позади.
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
Алексей Плуцер-Сарно: Существуют еще два типа так называемых любовных татуировок, хотя их "любовность" - это иллюзия. Это такая же иллюзия, как существование политических татуировок, антисоветских татуировок. На самом деле они никакие не антисоветские, никакие не политические, это воровские тату с определенным воровским подтекстом.
И часто имя какого-нибудь вождя, вытатуированное на теле вора, на самом деле разлагается на буквы, то есть является аббревиатурой, когда первая буква фамилии президента означает что-нибудь совершенно другое. Первая буква фамилии, скажем, в воровских татуировках имени первого президента обычно означает просто неприличное слово. И на самом деле весь подтекст этой татуировки совершенно не политический.
И так же любовные тату к любви имеют весьма слабое отношение, на самом деле это тоже статусные татуировки. Их два типа. Это татуировки проституток, и татуировки так называемых "чуханов" или "чмо", по-разному их называют, - татуировки опущенных, то есть татуировки мужчин заключенных, которые в зоне выполняют функцию женщины. Это не проститутки, хотя их статус ниже, чем статус проституток.
Проститутки - тоже часть воровского мира, они выполняют определенную работу. И на их тело наносятся определенные татуировки, которые людьми, не знакомыми с воровским миром, часто воспринимаются как любовные. На самом деле это не любовные, это просто знак, нанесенный на тело женщины, который означает ее профессиональную принадлежность, опыт работы, заслуги в этой области. И на самом деле, все это опять же оказывается своего рода женским мундиром, тоже с орденами и всеми регалиями.
Елена Фанайлова: Рассказ о русских тюремных татуировках продолжает Данциг Балдаев, ветеран МВД, автор альбома "Татуировки заключенных".
Данциг Балдаев: Меня шокировали вот эти шовинистические и националистические татуировки. Особенно шокировали антисемитские татуировки. Они настолько ядовиты, настолько ехидны, настолько подлые. И также шовинистические русские татуировки против национальных меньшинств. Ну, те, в свою очередь, тоже отвечали. Сколько бы я ни собирал среди нерусских татуировки такого, националистического характера, они русских именуют только свиньями.
Делалось это ночью, даже наказывали, особенно за антисоветские татуировки, которые были с изображением вождей с такими подписями: "Наша Госдума думает задницей".
Я, конечно, не стеснялся. Если есть мат - мат пишу. Материал должен быть честный.
Песня:
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс.
А на левой груди - профиль Сталина,
А на правой - Маринка анфас.
(Владимир Высоцкий)
Елена Фанайлова: Липецкий корреспондент Радио Свобода Андрей Юдин о свидетелях советской истории тюремной татуировки.
Андрей Юдин: Елецкая пересыльная тюрьма, построенная еще в XIX веке, повидала много различного люда из преступного мира. Этот мир отражался на телах каторжан и зэков в виде татуировок. О том, что пришлось увидеть главному тюремщику по долгу службы за 21 год, рассказывает начальник Елецкой пересыльной тюрьмы Евгений Меркулов.
Евгений Меркулов: В основном татуируются по первой ходке. Особо это было развито в колониях усиленного режима. Кололись несовершеннолетние. Когда поднимались на "взросляк" по тяжести, на общий режим, несли вот эту свою такую романтику: чем больше татуировок, тем лучше. В основном татуировались те люди, которые прошли много колоний, и Сибирь прошли, и не одну зону они топтали или в зоне чалились.
Андрей Юдин: За неправильно сделанную татуировку татуировщика или зэка, имеющего наколку, могли наказать авторитеты преступного сообщества.
Евгений Меркулов: Хорошая татуировка начинается с того, что хороший рисунок. Рисунок не должен повторяться. Если повторяется, то этому художнику-татуировщику могут и предъявить. Если он не ту татуировку наколол, то они могли просто сказать: "Перебей", на счетчик поставить и все остальное. Это же тоже конфликты были. Раньше обиженный, опущенный, проткнутый, кто там были, неформалы - если он провинился перед уголовным преступным миром, ему делали татуировку на лице в виде розочки.
Раньше перегоны часто были, осужденных гоняли из лагеря в лагерь. Чтобы не запачкаться авторитетным, порядочным арестантам, но потом это отошло.
Андрей Юдин: Татуировки с изображением хищных животных накалывались на телах наиболее агрессивных представителей преступного мира, выражавших протест администрации тюрем или лагерей.
Евгений Меркулов: Конец 70-х - начало 80-х. Многие татуировки относились к элите преступного мира. Есть положительной направленности, которые желают побыстрее освободиться. А которым терять нечего, статьи были тяжелые, по 15, 10, 5 лет, они были закрыты, придерживались каких-то воровских традиций. Вот эти группировки отрицательной направленности, которые могли противодействовать администрации, они татуировали на левом предплечье, на груди оскаленную пасть льва, тигра, что означает угрозу администрации, неподчинение.
Андрей Юдин: Однако с появлением новых заключенных в начале 90-х годов характер татуировок по принадлежности к тому или иному клану изменился.
Евгений Меркулов: Все подряд они татуировали, невзирая на кодекс чести воровского мира. Особенно где-то в 1984-85 году, когда за средней тяжести преступления люди шли в колонии усиленного режима, деревенские. Видя, что татуировка какой-то вес имеет, они начинают - крест во всю грудь, во всю спину горный орел. Пошла молодежь с драконами, уже татуировали драконов, чего у нас никогда не было.
Андрей Юдин: Татуировка в местах лишения свободы надзирателями запрещалась. Отбирались и уничтожались различные приспособления для наколок.
Евгений Меркулов: Нанесение татуировок считалось грубым нарушением режима содержания. Мне приходилось, будучи еще лейтенантом, ночью накрывать этих специалистов, изымать у них машинку механическую. Я слышал от старших товарищей, что даже если свежую татуировку находили в тюрьме, то обязательно ее или прижигали, или вырезали - ну, хирурги знают, что делают.
Андрей Юдин: Татуировки, сделанные на лице, с надписью "Жертва КПСС", раньше выжигались принудительно. Некоторые заключенные делали себе татуировки политического содержания в знак протеста. Рассказывает правозащитник, директор Липецкого Общества прав человека Марк Гольдман.
Марк Гольдман: Я два раза находился в лагерях. У меня была статья 58-10, 11 - это антисоветская агитация, пропаганда. Среди политических были люди, которые немножко примыкали то ли к "ворам", то ли к "сукам", была такая масть, небольшой процент, 2, 3, может, 5 процентов - самое большое.
И конечно, наколки среди политических абсолютно не котировались. Достигли они пика в сталинских лагерях, поскольку уголовники, воры в законе, они наколками определяли свою принадлежность к своему сообществу. Наколоть на лбу "Раб КПСС" - это как бы определяло протест этого человека против режима.
Когда человек на лбу выкалывает себе "Раб КПСС", естественно, с такой наколкой его выпустить не могли и даже на свидания не пускали. И бывали такие случаи, когда приезжала к нему жена, а ему выжигали наколку, и пока не зажило у него ничего, его на свидания не пускали.
Андрей Юдин: В местах заключения были люди, противостоящие всякому насилию.
Марк Гольдман: В лагере были три масти такие формальные - это "воры", "суки" и "мужики". Политические относились к категории "мужиков". Среди этих "мужиков" образовался определенный такой настрой, их называли "мужик колымский", или "мужик, ломом подпоясанный" или "мужик набушлаченный". То есть это человек, который старался всем противостоять, всякому насилию и со стороны "сук", и со стороны "воров", но сам он не был агрессивным.
Свою принадлежность к этому классу, к касте "мужиков", и свою независимость они демонстрировали наколками. Наколками определяли свою принадлежность к своему сообществу. Обычно многие накалывали церкви с несколькими куполами, причем каждый купол - это одна отсидка.
Елена Фанайлова: "Далеко от Москвы". Русская татуировка в тюрьме и на воле.
Говорит культуролог, автор предисловия к альбому "Татуировки заключенных" Алексей Плуцер-Сарно.
Алексей Плуцер-Сарно: Само сообщество людей, находящихся в зоне, в значительной степени лишено письменности и вещественности. Один вор другого вора не может наградить настоящим орденом, который можно повесить на грудь. Награда просто выкалывается на теле, и тело профессионального вора в законе - это мундир с орденами, на его теле нанесены все его регалии, вся его жизнь, где он сидел, за что сидел, каковы его воровские специальности.
Тело вора в законе - это одновременно его воровской паспорт, воровская автобиография, за истинность которой он отвечает своей жизнью. В классические времена, если вор наколет на свое тело татуировку, не соответствующую действительности, это каралось смертью.
Елена Фанайлова: Классические времена - имеется в виду...
Алексей Плуцер-Сарно: До войны. В жизни татуировок в 1941-45 году произошел непоправимый перелом. Во время Великой Отечественной войны огромное количество воров, которые по воровским законам не имели права сотрудничать с государством, не имели права занимать какие-либо должности, служить в армии, вообще где-либо служить, они вынуждены были пойти на фронт, их отправляли туда просто из лагерей, часто насильно. И с точки зрения воровских законов, все эти воры вместе с их татуировками оказались вне закона, они оказались так называемыми "суками", "ссученными".
Таких "ссученных" оказались буквально миллионы, и воровской мир после 1945 года, после демобилизации, был расколот пополам, и началась так называемая страшная "сучья война", которая продолжалась много лет. И проблема не в том, кто кого победил, и чьи законы победили, чьи татуировки победили, а проблема в том, что законы в воровском мире изменились. И сейчас, действительно, сегодня больше свободы в нанесении татуировок, меньше кар за нанесение ложных татуировок.
Елена Фанайлова: Тему продолжает ростовский корреспондент Радио Свобода Григорий Бочкарев.
Григорий Бочкарев: Летом на ростовских улицах, а тем более на набережной или на пляже, увидеть татуировку можно довольно часто. Причем цветная бабочка на девичьем плече уже почти также привычна, как синюшного вида "Не забуду мать родную" на мужской груди. Ростовчанин Даниил Корецкий, автор знаменитого "Антикиллера", даже один из своих романов так и назвал - "Татуированная кожа". Герой книги, милиционер, чтобы внедриться в уголовный мир, не только изменил фамилию, но и стал расписным, то есть покрыл свое тело сплошным панцирем из татуировок.
А другой милиционер, точнее, бывший майор внутренней службы Александр Сидоров, не имеет ни одной татуировки, но знает о ней все или почти все. За последние годы он написал и издал несколько книг, посвященных исследованию отечественного уголовного сообщества, подготовил и выпустил несколько словарей современного блатного и лагерного жаргона. Особую известность Александр приобрел в 1995 году, когда под псевдонимом "Фима Жиганец" перевел роман в стихах "Евгений Онегин" на воровскую феню.
Много внимания Сидоров уделяет и исследованию татуировок в тюремной среде на постсоветском пространстве. По его словам, особую символику арестантская татуировка приобрела в разгар так называемых "сучьих войн" в колониях, в конце 40-х годов прошлого столетия. Своих от чужих тогда отличали по особым наколкам.
Александр Сидоров: Раньше уголовники были отсечены от власти, у нас такой мафии не было в советское время, потому что это было практически невозможно, за редчайшим исключением. Воровской закон запрещал общаться с ментами, с чиновниками, подкупать кого-либо. Нет, вор сам по себе, а власть сама по себе. Бывало, и убивали за неправильные наколки, срезали их, стирали наждаком, все.
Сейчас это все изменяется. Мы знаем, что многие воры и в бизнес пошли. И поэтому наколка сама по себе теряет свой смысл как символика принадлежности к уголовному миру. Тем более, что многие сейчас, даже попадая туда, все-таки где-то в уме прикидывают, что могут вернуться, могут раскрутиться, могут идти куда-то вверх, а вверх идти с наколками типа "Свети вору, а не прокурору"...
Сейчас, в настоящее время существует такое понятие в зонах: за наколку нет ответа. То есть ты коли, что ты хочешь, хоть вор, трижды вор, пять раз вор, и трефовую масть, и все что угодно - никто с тебя, дурака, не спросит.
Григорий Бочкарев: Как часто сейчас накалывают в Ростове-на-Дону татуировки "по понятиям", доподлинно узнать не представилось возможным. Тату-салонов как таковых в городе нет, а в салонах красоты делают лишь татуаж - подрисовывают женщинам губки и глазки. Для того чтобы выйти на связь с мастером, накалывающим настоящие татуировки, надо оставить свой телефон и ждать. А поговорить на микрофон согласился и вовсе один, представившийся коротко: "Влад, просто Влад".
Влад: Романтика тюремная, она в России сильна. Люди компенсируют какие-то свои слабости хотя бы вот такими наколками. Естественно, нигде он не был, ни на каком Севере он не провел 15 лет, никакого лесоповала, а окружающие, они не будут прямо спрашивать, где, что, как, а, судя по тому, что у человека очень много синего на руке, скажут: "Ну, это крутой какой-то". Существует желание отличиться, как, например, человек, вообще не имеющий понятие о спорте, занятиях физкультурой, одевает спортивный костюм с какими-то наклейками "Адидас", и он очень гордо ходит с этими наклейками. Так же и с этими наколками.
Ну, это все зависит от человека, который выбирает себе, что одеть и что наколоть. А вот эти все скорпионы или, там, сатанистские дела - тут выбирается тема по каталогам. Тут очень широкий подход.
Григорий Бочкарев: Действительно, сильно изменилось время, а вместе с ним, естественно, и люди. Большинство из них все же предпочитают читать книги о татуированных героях, чем накалывать арестантскую символику на свое тело. Недавно Даниил Корецкий написал свой новый роман "Татуированная кожа-2".
Елена Фанайлова: Времена действительно меняются. Однажды татуировка пришла из зоны в армию. Рассказывает культуролог Алексей Плуцер-Сарно.
Алексей Плуцер-Сарно: Второе по количеству татуировок социальное пространство после воровского мира - это Советская армия и доблестный Военно-морской флот. Такое количество татуировок, носимых в Советской армии, связано с тем, что в начале 60-х годов из-за недостачи призывников разрешили призыв людей, побывавших в зонах. Последствия были катастрофические. Если Советская армия до 60-х годов в значительной степени не знала, что такое "дедовщина", что такое неуставные отношения, что такое татуировки, что такое насилие, пытки и прочие прелести, пришедшие из воровского мира, то армия 60-х годов уже не подлежит реформированию, по-прежнему царят там воровские законы, которые были введены там зэками. Последствия такого события до сих пор дают себя знать, и при всем желании что-то изменить в нашей армии воровские законы там царят до сих пор.
Елена Фанайлова: Армия и татуировка. Рассказывает Дмитрий Лишнев, Чебоксары.
Дмитрий Лишнев: Чебоксарец Сергей Пинегин не имеет тюремного опыта и связанных с ним знаний в области блатных татуировок. Свой первый практический урок нанесения татуировок он получил в Советской армии.
Сергей Пинегин: Я с детства хорошо рисовал. В армию когда призвали, по первому году просили рисовать дембельские альбомы меня "деды". Как-то видят, что у меня хорошо получается: "Давай, Сережка, мы тебе соберем машинку, попробуешь". Ну, упираться не стал: "Давай попробую". Получилось, сделалось качественно, хорошо татуировка легла. Потихонечку начал набивать руку. Еще в те времена было запрещено, переводили в другой отряд, когда узнавали, что где-то человек уже 15, 20, 30 ходят с татуировкой. "Сережа, ты нам не нужен, переходи в другой отряд".
Я, например, служил в погранвойсках. Из Туркмении переслали во Львов, из Львова - на саму границу. Замполиты воздействовали: "Зачем этим занимаешься?", сажали на гауптвахту. На гауптвахте комендант спрашивал: "За что сидишь?". Я говорю: "Вот за это и за это". - "Зачем тебе драить очко? Серег, мы тебе сейчас соберем машинку, будешь заниматься этим делом".
Что значит "машинка"? Брался какой-нибудь плеер или бритвенная машинка, насаживалась струна гитарная, затачивалась, и так же долбилась кожа. И многие так начинали.
Дмитрий Лишнев: Занявшись татуировками фактически профессионально, Сергей снискал в Чебоксарах славу крутого кольщика.
Сергей Пинегин: Ко мне приходили люди очень солидные. Я не буду называть имен и должностей, но приходили люди действительно высокого уровня. Приходил человек, которому в каком-то салоне, достаточно известном в Москве, сделали татуировку. Сделали волка, а получилось издалека, - видать, перестарались - что волк смотрелся козлом, просто козлом безрогим. Он говорил: "Я не могу уже четвертый год выехать нормально отдохнуть. Мне приходится все время ходить в безрукавке до локтей, потому что я не могу раздеться. Когда я раздеваюсь, меня спрашивают: "Почему ты сделал козла?"". 12 часов я с ним работал. В результате, хотя мы договорились уже предварительно о цене, я ему сказал цену, а он мне заплатил в 2,5 раза больше. Он был настолько удовлетворен работой, что просто буквально у него гора с плеч свалилась.
Елена Фанайлова: Итак, виртуоз татуировки из Чебоксар овладевал азами профессии в Советской армии.
Личными впечатлениями от армейской службы делится культуролог Алексей Плуцер-Сарно.
Алексей Плуцер-Сарно: Я в 1982-83 году служил на Северном флоте, в отдельном десантном батальоне морской авиации Северного флота, и когда лежал в Североморске в госпитале, то был свидетелем нанесения "увечий" (в кавычках) на тела матросов Северного флота. Кроме татуировок, традиционных армейских татуировок, которые, как правило, наносятся на плечевую часть руки, на грудь (в частности, группа крови или еще что-то), есть несколько типов распространенных татуировок, которые наносятся на мужской пенис и которые являются своего рода магическими заговорами, как бы дающими носителю этих татуировок особое качество мужской силы. И к этим татуировкам обычно полагается еще несколько "увечий", наносимых на мужской член.
"Увечий" этих существует, по крайней мере, на Северном флоте, три типа. Первый тип "увечий" - это так называемые "шары" (их вариант - "ожерелье"), когда в крайнюю плоть загоняются маленькие пластиковые шарики, выточенные из, как правило, рукоятки зубной щетки. Второй тип "увечий", наносимых на Северном флоте на мужской член, - это так называемый "тюльпан", когда головка пениса разрезается на четыре части, то есть такой как бы получается цветок. Думаю, пользоваться им крайне неудобно, но зато он приносит огромные символические дивиденды. И третий тип "увечий", которые вместе с татуировками наносятся на мужской член, - это так называемые "усы", когда просто делается небольшая дырочка и вставляется туда специальное приспособление из лески.
Елена Фанайлова: Тему армейской татуировки продолжит Александр Мальцев, Улан-Удэ.
Александр Мальцев: У бывшего рядового Андрея Дружинина до сих пор не завершена татуировка, которую он начал делать во время войны в Афганистане. Убили командира роты, потом передислокация - времени не было.
Андрей Дружинин: Наколка у меня в виде орла, сбоку нарисованы года службы по мусульманскому календарю. Просто служили в этой стране, и вроде как какая-то причастность, чтобы осталась память какая-то. Ну, это было в юности, естественно. Сейчас уже 40, в то время было 18. Раз там был, какой-то след должен остаться, раз на теле ни ранений, ни контузии - ничего такого нет. Хоть что-то должно вынестись.
Ну, видимо, наколки все равно в экстремальных условиях присутствуют. Какой-то дух поддерживают, вид чего-то в устрашение, например, или успокоение и поддержка. В основном группу крови в районе сердца старались выколоть, потому что, в принципе, контузия или ранение, не дай бог, допустим, чтобы при медицинской помощи срочной знали группу крови, соответствующей человеку.
Александр Мальцев: Сейчас нет желания обесцветить, свести эту татуировку?
Андрей Дружинин: Свести - нет. Не мешает просто. Для общения, люди спрашивают. Такой принадлежности нет к тюремной экзотике, а что к армии - вроде уже есть разговор, как, допустим, сигарету покурить с курящим человеком, рюмочку выпить с пьющим.
Александр Мальцев: Художник Елена Иванова, которая делает тату профессионально, в интервью сказала, что к ней все чаще стали приходить за тем, чтобы убрать татуировку.
Елена Иванова: Очень многие, особенно после армии, ребята говорят: "Ошибка молодости" - и желают исправить. Потому что там татуировка делается подручными материалами, неровная, некрасивая, цвет обычно темный, с синим оттенком.
Александр Мальцев: По мнению Елены Ивановой, стереотип о татуировке, как о принадлежности к уголовному миру, мешает ее работе.
Елена Иванова: Очень у многих страх. Даже молодые люди приходят и говорят: "Нам не разрешают родители, нам не разрешают бабушки и дедушки". Не разрешают вот именно из-за психологического состояния того периода, когда делались татуировки только в зонах. То есть татуировки же не делались вот так, для красоты, для эстетики, они делались именно со значением.
Александр Мальцев: Леонид, который называет себя свободным художником, избегает делать татуировки парусников, означающих в уголовном мире вора-гастролера. Не любит паука, которым отмечается наркоман. Не связывается он и с изображением церквей, число куполов которых говорит о времени заключения. А вот буддистские пагоды он наносит на тела клиентов с удовольствием.
Одна из самых популярных татуировок у жителей Бурятии - а республика является центром буддизма в России - дракон. С этим изображением Леониду нравится работать не только потому, что дракон - хранитель веры в буддистской мифологии.
Леонид: Дракона же никто не видел на самом деле, и очень просто с ним варьировать.
Александр Мальцев: Леонид, ты уже несколько лет рисуешь на теле. Меняется мода? Востребованы рисунки с криминальным уклоном?
Леонид: Раньше, особенно у нас здесь, в Сибири, - бывшие каторжане - криминальный оттенок несла татуировка. Сейчас вроде Запад уже пришел сюда, и особого вот такого, как говорится, спроса нет.
Песня:
Я всего-то две лопатки на блондинке прочитал,
Я же сроду столько текстов и на воле не читал.
А у меня, у Вовочки, три татуировочки.
Волокет меня за ней, как на веревочке.
Елена Фанайлова: О самарских татуировках в тюрьме и на воле рассказывает Сергей Хазов.
Сергей Хазов: В детстве Юрий Морозов очень любил лето. Три долгих месяца летних каникул он дневал и ночевал на самарских пляжах. Потом пришла юность. На втором курсе института, почти 30 лет назад, Юрий был арестован за модную в советское время фарцовку. Пришлось соприкоснуться с миром, который он раньше предпочитал не замечать.
Юрий Морозов: На меня произвели впечатление татуировки на ногах, звездочки на коленках, или татуировки на ягодицах, иногда неприличного содержания. Но больше всего меня поразила татуировка на спине совсем юного, молодого человека, у которого была изображена очень большая церковь с огромным количеством куполов. Количество куполов обозначает количество лет, которые человек просидел в тюрьме. Юноша никак не мог отсидеть такое количество лет в тюрьме, и совершенно непонятно, зачем он сделал себе такую татуировку. У блатных совершенно ужасные татуировки, когда все тело покрыто синей краской, руки полностью покрыты татуировками.
Сергей Хазов: Прапорщик Ольга Сараева работает в Самарской женской колонии.
Ольга Сараева: Меня однажды потрясла тюремная татуировка, которая была практически во все тело человека, причем это была женщина. И татуировка была - как короткий рукав, на руке заканчивалась и, как кончается платье, чуть выше колена. Ну, это было очень давно. Молодая женщина была, ей было тогда года, наверное, 22, может быть, 23. Женщина была не положительная, то есть, как говорится, знали, что за человек.
Сергей Хазов: Среди любителей нательной живописи есть свои фанаты. Рассказывает самарский студент Андрей Лисицкий.
Андрей Лисицкий: Я видел, допустим, человека на пляже, который был весь татуирован. Там были и церкви, еще что-то, я сейчас даже не вспомню, но он выглядел вполне нормально. Человек знакомый очень любит, у него тоже много татуировок. Он делает их постоянно, раз в полгода. Начинал он с обложки любимой группы "Bad Manners", потом у него был кельтский узор, потом он сделал что-то наподобие дракона - рука, предплечье и ближе к спине.
Сергей Хазов: Студенты факультета психологии Самарского госуниверситета опросили своих ровесников, чтобы выяснить, как они относятся к татуировкам. Оказалось, что современная молодежь предпочитает татуировкам более модный ныне пирсинг.
Песня:
Ты захотела выколоть зайку между животиком и левым бедром,
Чтоб зайка защищал свою хозяйку, свою норку, свой милый дом.
И ты пошла в салон татуировок, и там тебя положили на стол.
И подошел к тебе лысый боров, и вот он сделал первый укол.
Татуировочка - зайка, морковочка.
Кофточка тесная, жизнь интересная.
Елена Фанайлова: Молодежную моду на татуировки комментирует Алексей Плуцер.
Алексей Плуцер-Сарно: Сегодняшняя мода, в частности, в области татуировок, заимствует все, что только можно, где угодно. Точно так же, как воровской мир оказывается заимствованным в бардовской песне, оказывается заимствованным в романах каких-то массовых писателей. Не только воровской, но в частности и воровской мир проникает и в моду, проникает и в татуировки, в татуировки светские, обычные, которые молодые какие-то мальчики, которые никогда не будут сидеть в зоне, наносят на свое тело.
Когда какой-нибудь элитный модельер или дизайнер предлагает какой-нибудь орнамент, который восходит к воровской татуировке, то сначала это воспринимается как дикость, а потом это все расходится, как в какой-то момент, предположим, джинсы или фрак. Точно так же воровская мода сначала оказывается взятой на вооружение каким-нибудь дизайнером или владельцем элитного салона тату, а затем она становится общим достоянием масс, откуда она на самом деле в какой-то момент и вышла.
Елена Фанайлова: Профессиональные татуировщики, разумеется, не спешат согласиться с таким мнением. Корреспондент Максим Ярошевский встретился с московским мастером тату Сергеем Потекиным.
Сергей Потекин: В тюрьме это совсем другое. То есть мы занимаемся как бы художественными татуировками, украшаем людей. Но, как правило, даже если это и несет смысловую нагрузку, то это никоим образом не ставит человека на определенный уровень иерархии. Если человек сделал на воле татуировку, если она ничем таким не отличается, то, в принципе, там за нее спрашивать не будут. Но я все-таки думаю, что тюремные татуировки к тому, чем я занимаюсь, имеют очень далекое отношение.
Люди, которые делают татуировки, - да какие угодно люди. Ну, кто угодно может сделать, мне кажется, татуировку. На одной татуировке мало кто останавливается. Если сделал одну татуировку, то вероятность, конечно, очень большая того, что ты сделаешь вторую, третью.
Елена Фанайлова: Как смотрят на татуировку в Пятигорске, рассказывает Лада Леденева.
Лада Леденева: По словам мастера татуировки, пятигорчанина Павла Хитрова, его клиенты всегда интересуются символикой предлагаемых им татуировок и чаще всего расценивают рисунки на своем теле как некие талисманы.
Павел Хитров: Сколько бы человечество не существовало, будет татуировка. Конечно, философия. Например, даже человек, который отрицает татуировку, у него уже существует философия татуировки.
Лада Леденева: Иное дело - так называемая тюремная татуировка.
Павел Хитров: Звезды на коленях - "Я не перед кем не встану на колени". Эполет времен Отечественной войны 1812 года на плечах - это признак авторитета в местах лишения свободы. Змея, обвивающая кинжал, на плече - это признак уже вора в законе. Генеральская форма полностью выкалывается - тоже признак авторитета. Да, полностью пуговицы, ордена. Ну, конечно, смотришь - водолазный костюм генеральский.
Лада Леденева: Опытный следователь по одним лишь татуировкам на теле арестованного может прочитать его биографию и составить достаточно точное досье.
Павел Хитров: Даже был случай, решили провести эксперимент. Эксперты по татуировке осмотрели одного заключенного и на него составили только по татуировкам досье. И когда подняли дело, несколько дел, 95 процентов совпадало.
Лада Леденева: Однако татуировка на зоне не только привилегирует своего обладателя. Напротив, она может стать клеймом на всю жизнь. К примеру, отбывающим наказание по статье "Изнасилование" сокамерники принудительно наносят татуировку в виде точки или слезы под нижним веком.
Павел Хитров: Девушку вчера видел - сразу видно, из мест лишения свободы. Там у нее была девушка с гитарой - это я сразу определил, что она из мест лишения свободы. На плече паутина, паук, спускающийся вниз. Паук означает наркомана, незавязавшего наркомана. Когда паук поднимается вверх по паутине - это уже завязавший.
Лада Леденева: К примеру, однажды я прочла на руке одного из бывших заключенных такую фразу: "Не бери во внимание, что я заключенный. / Я просто нарушил советский закон. / Народным судом я свободы лишенный, / Но чувств человеческих я не лишен".
Алексей Плуцер-Сарно: Сегодняшние татуировки, которыми покрыты все воры, все заключенные, - а в нашей стране через тюрьмы прошло, как известно, около половины населения, - имеют очень древнюю историю и восходят, конечно, к каким-то магическим ритуалам, по сути, к представлению о мире как о сложно устроенном тексте.
Пару миллионов лет назад человек воспринимал собственное тело как, во-первых, послание Бога или богов человеку, то есть сам человек оказывался лишь письмом в руках Господних. То, что человек пишет на своем теле, - речь идет о древности - он пишет не сам, а это как бы боги ведут его по жизни. И вся жизнь человека, вся судьба человека - это ведь предрешено на небесах, соответственно, и все, что он сделает завтра, предрешено, и вся его судьба уже написана в Книге жизни. И его, на самом деле, тело, поверхность его кожи, испещренной знаками, татуировками, - это тоже часть Книги жизни этого человека и часть в целом мира, как божественной книги, на которую нанесены бесчисленные триллионы сложнейших текстов, знаков.
Татуировки - это не что-то уникальное, отдельное. Посмотрите на мир вокруг себя. Женщины красят помадой губы, подводят ресницы, лицо покрывается макияжем, красятся ногти. На самом деле, тело любого человека, который сейчас ходит по земле, любого из наших слушателей, его тело покрыто сложными знаками, просто это не обязательно татуировки. Это могут быть часы, надетые на руку, какой-то браслет, кольцо, галстук - это же все на самом деле тексты, посылаемые одним человеком другому. И татуировки - это лишь один из способов покрыть свое тело некими узорами, изображениями, сложными посланиями.
Женщина, которая хочет понравиться любимому мужчине, она одевается определенным образом, и ее одежда, ее внешний вид, ее мимика, ее жесты - это все послания этому мужчине. Точно так же мужчина, который на своем теле пишет имя любимой женщины, он одновременно посылает некий текст ей, указывая на то, что его отношение к ней - это не что-то случайно-мимолетное, а это вечно написанное на его теле имя, которое умрет только вместе с ним самим. А с другой стороны, произносится некое магическое заклинание - это попытка влиять на отношения с этим человеком, записав эти отношения в Книгу бессмертной жизни.
"Не делили мы тебя и не ласкали.
А что любили, так это позади.
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол.
Он скопировал тебя c груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол."
(Владимир Высоцкий)
Песня:
"Кольщик, наколи мне купола,
Рядом - чудотворный крест с иконами,
Чтоб играли там колокола
С переливами и перезвонами."
(Михаил Круг)
Елена Фанайлова: В передаче принимает участие культуролог Алексей Плуцер-Сарно и ветеран МВД Данциг Балдаев, автор книги "Татуировки заключенных", собиравший этот альбом более пятидесяти лет.
Данциг Балдаев: Я сейчас могу с вами разговаривать, а ведь за наши разговоры вы бы загремели и я. Ну, я старый, меня бы сразу расстреляли, а вас... ну, самое меньшее - червонец получили бы.
Я посетил десятки колоний, в том числе лагеря военнопленных. Я приходил в комендатуру, там обыск - раздевают донага, а я смотрю татуировки. Память у меня была хорошая, выходил в туалет и быстро перерисовывал, а после я уже обрабатывал их.
Я никогда не спрашивал у осужденного фамилию, имя, отчество, его бригаду, отряд - сразу осужденный замыкался. Иногда даже приходилось в те годы, если очень хорошая татуировка, я даже познакомлюсь, говорю: "Ребята, я вот татуировками интересуюсь". Они любят, когда татуировка хорошо сделана, когда похвалят: "Ну, слушай, это редкая татуировка". Лагерники любят выпить, ну и потом в результате они мне рассказывали. Страшные рассказы я слышал, жуткие. У нормального человека шерсть дыбом поднялась бы. Вот я так добывал материалы.
Человек без татуировки за человека не считался в местах заключения.
Елена Фанайлова: С людьми в местах заключения встретилась наш саратовский корреспондент Ольга Бакуткина.
Ольга Бакуткина: В Саратовской области все зоны "красные". Не из-за приверженности идеалам коммунизма. "Красными" называют зоны, в которых главенствует администрация и актив заключенных, "черными" - где руководят авторитеты. Одним из таких авторитетов был когда-то Николай Богунов, заключенный колонии номер 2 строгого режима.
Николай Богунов: Я, допустим, относился к блатным, у меня два тюремных режима за плечами. Воровские зоны стали переделывать под "красные" зоны. Я два раза уезжал на тюремные режимки, вразрез шел с администрацией, всячески нарушал, как только мог, неповиновение было. Поэтому при каждой ходке возрастал авторитет, и, соответственно, я делал какую-то наколку, как тот же пропуск. Вот вы проходите через КПП, вам выписывают разовый пропуск, чтобы вы прошли. Вот так же и у меня было, я мог уже в какой-то круг определенный войти, не надо было бояться, и это говорило о многом.
Ольга Бакуткина: Иерархия наколок начинается с перстней - татуировок на пальцах. У Николая Богунова их десять.
Николай Богунов: Каждый из этих перстней свое значение имеет: "Не подам руки ментам", "Свети ворам, а не ментам", "Полжизни - свет, полжизни - тьма", "Неисправимый", "Веселая жизнь", "Несчастливый", "Лучше быть в рядах СС, чем рабом КПСС". Это церковь, ну, тут купола, сколько я отсидел - раз, два, три, четыре, пять. Но это не все, что я отсидел. Я в общей сложности сижу двадцатый год.
Ольга Бакуткина: О значении татуировок малолетки узнавали от людей бывалых.
Николай Богунов: Люди сидели старые, мы-то начинали... я вот начал с 1981 года сидеть, мне было 15 лет. Попадались и те, кто уже с особого режима ехали, которые уже по 30 лет, по 40 лет отсидели, все были в этих "тутырах". Некоторые из них вообще всю жизнь не выходили на свободу, даже такие попадались.
Ольга Бакуткина: Свою первую наколку - перстень малолетки - Николай сделал в первую ходку.
Николай Богунов: Шапку сняли с прокурорского сына. На нем же не было написано, что он прокурорский сын. Потом 108.1 была - тяжкие телесные повреждения. Потом была 103-я - убийство. А сейчас я докатился до кражи.
Ольга Бакуткина: Рецидивист Борис Николаев тоже начинал подростком с групповой кражи. В тюрьме-малолетке сделал первую наколку - котенок на кисти руки. Позже рядом с котенком появился заматеревший кот в цилиндре. КОТ - это аббревиатура "Кто Обречен на Тюрьму".
Борис Николаев: В определенном кругу кто вращается, там делают наколки, соответствующей, как говорят, масти. Как, допустим, люди на свободе подразделяются - рабочие, крестьяне, инженеры и так далее, так и в тюрьме есть "воры", есть "мужики", есть по-всякому. Ну, сейчас во многом это утратилось, конечно.
Ольга Бакуткина: Судя по количеству и тематике татуировок, Борис Николаев занимал в воровской иерархии не последнее место.
Борис Николаев: Ну, это я открыто колол. Тюремного режима содержания был нарушителем. Правила внутреннего распорядка многие нарушают, люди идут вразрез с этим. Ну, они как воровские считаются наколки исстари. Проще сказать, как бы блатные слышали это. Короче, наследие от преступной молодости. Вот, как у вечного обитателя тюрьмы, перстни смысловое значение имеют. Вот церковь, в тюрьме колол. Герб имеет совсем другое значение.
Ну, значение по мастям. В свое время я к блатным относился, вел жизнь блатную, как говорится. Сейчас пересмотрел свое отношение к жизни, не сейчас, а давно уже.
Ольга Бакуткина: Пересмотреть свое отношение к прошлой блатной жизни было нелегко. О том, как проходил процесс перевоспитания, рассказывает бывший сотрудник исправительной системы Леонид Моисеев.
Леонид Моисеев: В 80-х годах, уже при Андропове, началось развенчание вот этих авторитетов. Каждая тюрьма создала специальные помещения - "Белый лебедь", как в Пермской области, в Архангельске. "Белый лебедь" - это помещение камерного типа, сюда свозили всех блатных, и с ними работал оперативный состав разными методами, я не могу их раскрывать, эти методы. Это очень хорошо повлияло. Где воздействовали на душу, где - на тело.
Ольга Бакуткина: Персональные наколки полагались в свое время не только авторитетам, но и низшим кастам заключенных. Рассказывает Леонид Моисеев.
Леонид Моисеев: У насильника - погибшие розы, или ангел со сломанными крыльями, или сердце, пробитое поломанной стрелой. Очень многие блатные носят так называемые погоны. Ну, за это в колониях наказывают, потому что погоны, как правило, носили эсэсовскую тематику. Это в основном кололи на себя люди, которые долгое время были в помещении камерного типа, и тем самым они подчеркивают полную свою отстраненность от администрации, нежелание сотрудничать с их тюремщиками.
Меру наказания избирала администрация. Могли в штрафной изолятор посадить.
Ольга Бакуткина: За 20 лет работы в системе исполнения наказаний Леонид Моисеев повидал многое. Самыми красивыми татуировками он считает портреты любимых женщин. Тюремные мастера способны в творчестве достигать удивительных результатов. Ну а какой художник работает без предварительных набросков?
Леонид Моисеев: Я вообще видел один раз уникальный случай. На транзите, в следственном изоляторе был дедок, весь синий, то есть он весь был в наколках. Причем наколки были с "хвостами", то есть незавершенные. Это человек, на котором пробовали трафарет.
Ольга Бакуткина: О традициях, существовавших на "черных" зонах, без сожаления вспоминает даже бывший блатной Николай Богунов.
Николай Богунов: Раньше много поломали жизней, судеб человеческих те же блатные, те же воры. Сейчас, если, допустим, зэк пришел сюда, он знает, что он здоровый освободится, никто его не зарежет, никто его на "запретку" не закинет за какие-то долги, никто к матери его не поедет, с женой его рассчитываться не будет. Было и такое, что он проиграл в карты, и жены приезжали - их продавали, и матерей, все это было.
Ольга Бакуткина: Андроповские "Белые лебеди" помогли сломать незыблемость тюремных законов и систему воровских взаимоотношений.
Николай Богунов: На это очень обращали внимание раньше. Если он мокрушник, то он уже не мог достичь воровской элиты. Были определенные ступени, куда он мог подняться, и все.
Ольга Бакуткина: Скажите, а вор выше?
Николай Богунов: Ну, это тот же генерал. Что на свободе, допустим, в армии генерал, вот то же - вор среди осужденных. Он не станет никогда сам убивать. У него были люди, которые могли это сделать, то есть по его указке они могли убить, но сам он никогда руки в крови пачкать не станет. И в основном воры были карманники, домушники, медвежатники, которые вскрывали сейфы, - это самые почетные преступления.
Ольга Бакуткина: Сегодня утрачена строгая иерархия тюремных авторитетов, а с ней и система знаковых татуировок.
Николай Богунов: Сейчас со свободы заезжают в тюрьму - они на свободе делают наколки: тигров, львов, драконов, папоротников листья вот так окружают их, паутину в ушах колют, тараканы спускаются сюда, пауки, все что угодно.
Ольга Бакуткина: И все же, пока есть на зоне старые авторитеты, действует закон табу. На мой вопрос, как отнесутся к человеку, который сделает в тюрьме татуировку, не соответствующую его воровскому рангу, отвечает Борис Николаев.
Борис Николаев: Я не встречал таких случаев. Когда это было очень строго, никто бы и не стал этого делать, потому что за это спросят с человека. Каждый же знает свой круг общения, соответственно этому себя и ведет, держит себя в рамках.
Ольга Бакуткина: Вероятно, со временем забудут значение татуировок и их классификацию по мастям. Но профессия татуировщика наверняка останется самой престижной на зоне. Говорит Леонид Моисеев.
Леонид Моисеев: В колониях, вообще-то, хороший художник-татуировщик на вес золота. Он и в колониях, и в следственных изоляторах живет очень хорошо, у него и чай, и курить, и деньги есть.
Елена Фанайлова: О русской тюремной татуировке рассказывает культуролог Алексей Плуцер-Сарно, автор предисловия к альбому "Татуировки заключенных"
Алексей Плуцер-Сарно: Есть татуировки, относящиеся к будущему человека, который наносит на свое тело рисунки. Есть татуировки, относящиеся к прошлому. Есть татуировки, которые должны влиять на настоящее.
Основной тип татуировок, который влияет на настоящее, - это так называемые послания в зону. Поскольку воровской мир очень осторожно относится к письменности на бумаге, то очень авторитетный вор в законе, когда хочет важное послание послать в зону, оно выкалывается на теле вора. После чего вор специально совершает преступление по определенной статье, чтобы попасть в определенную зону и тем самым свое послание донести до воровской сходки, предположим, которая должна произойти в этой зоне в определенное время, и таким образом просто выполняет функцию в одном лице и почтальона, и письма.
И еще один тип татуировки, относящейся к настоящему, - это так называемый автограф, когда на теле человека написано его имя, или некий знак, или просто крестик. Этот тип татуировки очень близок к молитве, это как бы человек произносит свое имя, которое должен услышать весь мир, а на самом деле он обращается к потусторонним силам.
Татуировки, относящиеся к прошлому, - это, конечно же, биография вора в законе, это своего рода мундир. Это может быть охарактеризовано как своего рода коллективная память воровского сообщества.
И третий тип татуировок - татуировки, относящиеся к будущему. Основной тип - это заговоры типа "Храни раба твоего", на самом деле они могут на воровском языке звучать совершенно иначе. Это программирующие будущее татуировки.
Вот три основных типа тату, которые существуют в сегодняшнем воровском и даже не только в воровском мире.
Песня:
"Не делили мы тебя и не ласкали.
А что любили, так это позади.
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
Алексей Плуцер-Сарно: Существуют еще два типа так называемых любовных татуировок, хотя их "любовность" - это иллюзия. Это такая же иллюзия, как существование политических татуировок, антисоветских татуировок. На самом деле они никакие не антисоветские, никакие не политические, это воровские тату с определенным воровским подтекстом.
И часто имя какого-нибудь вождя, вытатуированное на теле вора, на самом деле разлагается на буквы, то есть является аббревиатурой, когда первая буква фамилии президента означает что-нибудь совершенно другое. Первая буква фамилии, скажем, в воровских татуировках имени первого президента обычно означает просто неприличное слово. И на самом деле весь подтекст этой татуировки совершенно не политический.
И так же любовные тату к любви имеют весьма слабое отношение, на самом деле это тоже статусные татуировки. Их два типа. Это татуировки проституток, и татуировки так называемых "чуханов" или "чмо", по-разному их называют, - татуировки опущенных, то есть татуировки мужчин заключенных, которые в зоне выполняют функцию женщины. Это не проститутки, хотя их статус ниже, чем статус проституток.
Проститутки - тоже часть воровского мира, они выполняют определенную работу. И на их тело наносятся определенные татуировки, которые людьми, не знакомыми с воровским миром, часто воспринимаются как любовные. На самом деле это не любовные, это просто знак, нанесенный на тело женщины, который означает ее профессиональную принадлежность, опыт работы, заслуги в этой области. И на самом деле, все это опять же оказывается своего рода женским мундиром, тоже с орденами и всеми регалиями.
Елена Фанайлова: Рассказ о русских тюремных татуировках продолжает Данциг Балдаев, ветеран МВД, автор альбома "Татуировки заключенных".
Данциг Балдаев: Меня шокировали вот эти шовинистические и националистические татуировки. Особенно шокировали антисемитские татуировки. Они настолько ядовиты, настолько ехидны, настолько подлые. И также шовинистические русские татуировки против национальных меньшинств. Ну, те, в свою очередь, тоже отвечали. Сколько бы я ни собирал среди нерусских татуировки такого, националистического характера, они русских именуют только свиньями.
Делалось это ночью, даже наказывали, особенно за антисоветские татуировки, которые были с изображением вождей с такими подписями: "Наша Госдума думает задницей".
Я, конечно, не стеснялся. Если есть мат - мат пишу. Материал должен быть честный.
Песня:
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс.
А на левой груди - профиль Сталина,
А на правой - Маринка анфас.
(Владимир Высоцкий)
Елена Фанайлова: Липецкий корреспондент Радио Свобода Андрей Юдин о свидетелях советской истории тюремной татуировки.
Андрей Юдин: Елецкая пересыльная тюрьма, построенная еще в XIX веке, повидала много различного люда из преступного мира. Этот мир отражался на телах каторжан и зэков в виде татуировок. О том, что пришлось увидеть главному тюремщику по долгу службы за 21 год, рассказывает начальник Елецкой пересыльной тюрьмы Евгений Меркулов.
Евгений Меркулов: В основном татуируются по первой ходке. Особо это было развито в колониях усиленного режима. Кололись несовершеннолетние. Когда поднимались на "взросляк" по тяжести, на общий режим, несли вот эту свою такую романтику: чем больше татуировок, тем лучше. В основном татуировались те люди, которые прошли много колоний, и Сибирь прошли, и не одну зону они топтали или в зоне чалились.
Андрей Юдин: За неправильно сделанную татуировку татуировщика или зэка, имеющего наколку, могли наказать авторитеты преступного сообщества.
Евгений Меркулов: Хорошая татуировка начинается с того, что хороший рисунок. Рисунок не должен повторяться. Если повторяется, то этому художнику-татуировщику могут и предъявить. Если он не ту татуировку наколол, то они могли просто сказать: "Перебей", на счетчик поставить и все остальное. Это же тоже конфликты были. Раньше обиженный, опущенный, проткнутый, кто там были, неформалы - если он провинился перед уголовным преступным миром, ему делали татуировку на лице в виде розочки.
Раньше перегоны часто были, осужденных гоняли из лагеря в лагерь. Чтобы не запачкаться авторитетным, порядочным арестантам, но потом это отошло.
Андрей Юдин: Татуировки с изображением хищных животных накалывались на телах наиболее агрессивных представителей преступного мира, выражавших протест администрации тюрем или лагерей.
Евгений Меркулов: Конец 70-х - начало 80-х. Многие татуировки относились к элите преступного мира. Есть положительной направленности, которые желают побыстрее освободиться. А которым терять нечего, статьи были тяжелые, по 15, 10, 5 лет, они были закрыты, придерживались каких-то воровских традиций. Вот эти группировки отрицательной направленности, которые могли противодействовать администрации, они татуировали на левом предплечье, на груди оскаленную пасть льва, тигра, что означает угрозу администрации, неподчинение.
Андрей Юдин: Однако с появлением новых заключенных в начале 90-х годов характер татуировок по принадлежности к тому или иному клану изменился.
Евгений Меркулов: Все подряд они татуировали, невзирая на кодекс чести воровского мира. Особенно где-то в 1984-85 году, когда за средней тяжести преступления люди шли в колонии усиленного режима, деревенские. Видя, что татуировка какой-то вес имеет, они начинают - крест во всю грудь, во всю спину горный орел. Пошла молодежь с драконами, уже татуировали драконов, чего у нас никогда не было.
Андрей Юдин: Татуировка в местах лишения свободы надзирателями запрещалась. Отбирались и уничтожались различные приспособления для наколок.
Евгений Меркулов: Нанесение татуировок считалось грубым нарушением режима содержания. Мне приходилось, будучи еще лейтенантом, ночью накрывать этих специалистов, изымать у них машинку механическую. Я слышал от старших товарищей, что даже если свежую татуировку находили в тюрьме, то обязательно ее или прижигали, или вырезали - ну, хирурги знают, что делают.
Андрей Юдин: Татуировки, сделанные на лице, с надписью "Жертва КПСС", раньше выжигались принудительно. Некоторые заключенные делали себе татуировки политического содержания в знак протеста. Рассказывает правозащитник, директор Липецкого Общества прав человека Марк Гольдман.
Марк Гольдман: Я два раза находился в лагерях. У меня была статья 58-10, 11 - это антисоветская агитация, пропаганда. Среди политических были люди, которые немножко примыкали то ли к "ворам", то ли к "сукам", была такая масть, небольшой процент, 2, 3, может, 5 процентов - самое большое.
И конечно, наколки среди политических абсолютно не котировались. Достигли они пика в сталинских лагерях, поскольку уголовники, воры в законе, они наколками определяли свою принадлежность к своему сообществу. Наколоть на лбу "Раб КПСС" - это как бы определяло протест этого человека против режима.
Когда человек на лбу выкалывает себе "Раб КПСС", естественно, с такой наколкой его выпустить не могли и даже на свидания не пускали. И бывали такие случаи, когда приезжала к нему жена, а ему выжигали наколку, и пока не зажило у него ничего, его на свидания не пускали.
Андрей Юдин: В местах заключения были люди, противостоящие всякому насилию.
Марк Гольдман: В лагере были три масти такие формальные - это "воры", "суки" и "мужики". Политические относились к категории "мужиков". Среди этих "мужиков" образовался определенный такой настрой, их называли "мужик колымский", или "мужик, ломом подпоясанный" или "мужик набушлаченный". То есть это человек, который старался всем противостоять, всякому насилию и со стороны "сук", и со стороны "воров", но сам он не был агрессивным.
Свою принадлежность к этому классу, к касте "мужиков", и свою независимость они демонстрировали наколками. Наколками определяли свою принадлежность к своему сообществу. Обычно многие накалывали церкви с несколькими куполами, причем каждый купол - это одна отсидка.
Елена Фанайлова: "Далеко от Москвы". Русская татуировка в тюрьме и на воле.
Говорит культуролог, автор предисловия к альбому "Татуировки заключенных" Алексей Плуцер-Сарно.
Алексей Плуцер-Сарно: Само сообщество людей, находящихся в зоне, в значительной степени лишено письменности и вещественности. Один вор другого вора не может наградить настоящим орденом, который можно повесить на грудь. Награда просто выкалывается на теле, и тело профессионального вора в законе - это мундир с орденами, на его теле нанесены все его регалии, вся его жизнь, где он сидел, за что сидел, каковы его воровские специальности.
Тело вора в законе - это одновременно его воровской паспорт, воровская автобиография, за истинность которой он отвечает своей жизнью. В классические времена, если вор наколет на свое тело татуировку, не соответствующую действительности, это каралось смертью.
Елена Фанайлова: Классические времена - имеется в виду...
Алексей Плуцер-Сарно: До войны. В жизни татуировок в 1941-45 году произошел непоправимый перелом. Во время Великой Отечественной войны огромное количество воров, которые по воровским законам не имели права сотрудничать с государством, не имели права занимать какие-либо должности, служить в армии, вообще где-либо служить, они вынуждены были пойти на фронт, их отправляли туда просто из лагерей, часто насильно. И с точки зрения воровских законов, все эти воры вместе с их татуировками оказались вне закона, они оказались так называемыми "суками", "ссученными".
Таких "ссученных" оказались буквально миллионы, и воровской мир после 1945 года, после демобилизации, был расколот пополам, и началась так называемая страшная "сучья война", которая продолжалась много лет. И проблема не в том, кто кого победил, и чьи законы победили, чьи татуировки победили, а проблема в том, что законы в воровском мире изменились. И сейчас, действительно, сегодня больше свободы в нанесении татуировок, меньше кар за нанесение ложных татуировок.
Елена Фанайлова: Тему продолжает ростовский корреспондент Радио Свобода Григорий Бочкарев.
Григорий Бочкарев: Летом на ростовских улицах, а тем более на набережной или на пляже, увидеть татуировку можно довольно часто. Причем цветная бабочка на девичьем плече уже почти также привычна, как синюшного вида "Не забуду мать родную" на мужской груди. Ростовчанин Даниил Корецкий, автор знаменитого "Антикиллера", даже один из своих романов так и назвал - "Татуированная кожа". Герой книги, милиционер, чтобы внедриться в уголовный мир, не только изменил фамилию, но и стал расписным, то есть покрыл свое тело сплошным панцирем из татуировок.
А другой милиционер, точнее, бывший майор внутренней службы Александр Сидоров, не имеет ни одной татуировки, но знает о ней все или почти все. За последние годы он написал и издал несколько книг, посвященных исследованию отечественного уголовного сообщества, подготовил и выпустил несколько словарей современного блатного и лагерного жаргона. Особую известность Александр приобрел в 1995 году, когда под псевдонимом "Фима Жиганец" перевел роман в стихах "Евгений Онегин" на воровскую феню.
Много внимания Сидоров уделяет и исследованию татуировок в тюремной среде на постсоветском пространстве. По его словам, особую символику арестантская татуировка приобрела в разгар так называемых "сучьих войн" в колониях, в конце 40-х годов прошлого столетия. Своих от чужих тогда отличали по особым наколкам.
Александр Сидоров: Раньше уголовники были отсечены от власти, у нас такой мафии не было в советское время, потому что это было практически невозможно, за редчайшим исключением. Воровской закон запрещал общаться с ментами, с чиновниками, подкупать кого-либо. Нет, вор сам по себе, а власть сама по себе. Бывало, и убивали за неправильные наколки, срезали их, стирали наждаком, все.
Сейчас это все изменяется. Мы знаем, что многие воры и в бизнес пошли. И поэтому наколка сама по себе теряет свой смысл как символика принадлежности к уголовному миру. Тем более, что многие сейчас, даже попадая туда, все-таки где-то в уме прикидывают, что могут вернуться, могут раскрутиться, могут идти куда-то вверх, а вверх идти с наколками типа "Свети вору, а не прокурору"...
Сейчас, в настоящее время существует такое понятие в зонах: за наколку нет ответа. То есть ты коли, что ты хочешь, хоть вор, трижды вор, пять раз вор, и трефовую масть, и все что угодно - никто с тебя, дурака, не спросит.
Григорий Бочкарев: Как часто сейчас накалывают в Ростове-на-Дону татуировки "по понятиям", доподлинно узнать не представилось возможным. Тату-салонов как таковых в городе нет, а в салонах красоты делают лишь татуаж - подрисовывают женщинам губки и глазки. Для того чтобы выйти на связь с мастером, накалывающим настоящие татуировки, надо оставить свой телефон и ждать. А поговорить на микрофон согласился и вовсе один, представившийся коротко: "Влад, просто Влад".
Влад: Романтика тюремная, она в России сильна. Люди компенсируют какие-то свои слабости хотя бы вот такими наколками. Естественно, нигде он не был, ни на каком Севере он не провел 15 лет, никакого лесоповала, а окружающие, они не будут прямо спрашивать, где, что, как, а, судя по тому, что у человека очень много синего на руке, скажут: "Ну, это крутой какой-то". Существует желание отличиться, как, например, человек, вообще не имеющий понятие о спорте, занятиях физкультурой, одевает спортивный костюм с какими-то наклейками "Адидас", и он очень гордо ходит с этими наклейками. Так же и с этими наколками.
Ну, это все зависит от человека, который выбирает себе, что одеть и что наколоть. А вот эти все скорпионы или, там, сатанистские дела - тут выбирается тема по каталогам. Тут очень широкий подход.
Григорий Бочкарев: Действительно, сильно изменилось время, а вместе с ним, естественно, и люди. Большинство из них все же предпочитают читать книги о татуированных героях, чем накалывать арестантскую символику на свое тело. Недавно Даниил Корецкий написал свой новый роман "Татуированная кожа-2".
Елена Фанайлова: Времена действительно меняются. Однажды татуировка пришла из зоны в армию. Рассказывает культуролог Алексей Плуцер-Сарно.
Алексей Плуцер-Сарно: Второе по количеству татуировок социальное пространство после воровского мира - это Советская армия и доблестный Военно-морской флот. Такое количество татуировок, носимых в Советской армии, связано с тем, что в начале 60-х годов из-за недостачи призывников разрешили призыв людей, побывавших в зонах. Последствия были катастрофические. Если Советская армия до 60-х годов в значительной степени не знала, что такое "дедовщина", что такое неуставные отношения, что такое татуировки, что такое насилие, пытки и прочие прелести, пришедшие из воровского мира, то армия 60-х годов уже не подлежит реформированию, по-прежнему царят там воровские законы, которые были введены там зэками. Последствия такого события до сих пор дают себя знать, и при всем желании что-то изменить в нашей армии воровские законы там царят до сих пор.
Елена Фанайлова: Армия и татуировка. Рассказывает Дмитрий Лишнев, Чебоксары.
Дмитрий Лишнев: Чебоксарец Сергей Пинегин не имеет тюремного опыта и связанных с ним знаний в области блатных татуировок. Свой первый практический урок нанесения татуировок он получил в Советской армии.
Сергей Пинегин: Я с детства хорошо рисовал. В армию когда призвали, по первому году просили рисовать дембельские альбомы меня "деды". Как-то видят, что у меня хорошо получается: "Давай, Сережка, мы тебе соберем машинку, попробуешь". Ну, упираться не стал: "Давай попробую". Получилось, сделалось качественно, хорошо татуировка легла. Потихонечку начал набивать руку. Еще в те времена было запрещено, переводили в другой отряд, когда узнавали, что где-то человек уже 15, 20, 30 ходят с татуировкой. "Сережа, ты нам не нужен, переходи в другой отряд".
Я, например, служил в погранвойсках. Из Туркмении переслали во Львов, из Львова - на саму границу. Замполиты воздействовали: "Зачем этим занимаешься?", сажали на гауптвахту. На гауптвахте комендант спрашивал: "За что сидишь?". Я говорю: "Вот за это и за это". - "Зачем тебе драить очко? Серег, мы тебе сейчас соберем машинку, будешь заниматься этим делом".
Что значит "машинка"? Брался какой-нибудь плеер или бритвенная машинка, насаживалась струна гитарная, затачивалась, и так же долбилась кожа. И многие так начинали.
Дмитрий Лишнев: Занявшись татуировками фактически профессионально, Сергей снискал в Чебоксарах славу крутого кольщика.
Сергей Пинегин: Ко мне приходили люди очень солидные. Я не буду называть имен и должностей, но приходили люди действительно высокого уровня. Приходил человек, которому в каком-то салоне, достаточно известном в Москве, сделали татуировку. Сделали волка, а получилось издалека, - видать, перестарались - что волк смотрелся козлом, просто козлом безрогим. Он говорил: "Я не могу уже четвертый год выехать нормально отдохнуть. Мне приходится все время ходить в безрукавке до локтей, потому что я не могу раздеться. Когда я раздеваюсь, меня спрашивают: "Почему ты сделал козла?"". 12 часов я с ним работал. В результате, хотя мы договорились уже предварительно о цене, я ему сказал цену, а он мне заплатил в 2,5 раза больше. Он был настолько удовлетворен работой, что просто буквально у него гора с плеч свалилась.
Елена Фанайлова: Итак, виртуоз татуировки из Чебоксар овладевал азами профессии в Советской армии.
Личными впечатлениями от армейской службы делится культуролог Алексей Плуцер-Сарно.
Алексей Плуцер-Сарно: Я в 1982-83 году служил на Северном флоте, в отдельном десантном батальоне морской авиации Северного флота, и когда лежал в Североморске в госпитале, то был свидетелем нанесения "увечий" (в кавычках) на тела матросов Северного флота. Кроме татуировок, традиционных армейских татуировок, которые, как правило, наносятся на плечевую часть руки, на грудь (в частности, группа крови или еще что-то), есть несколько типов распространенных татуировок, которые наносятся на мужской пенис и которые являются своего рода магическими заговорами, как бы дающими носителю этих татуировок особое качество мужской силы. И к этим татуировкам обычно полагается еще несколько "увечий", наносимых на мужской член.
"Увечий" этих существует, по крайней мере, на Северном флоте, три типа. Первый тип "увечий" - это так называемые "шары" (их вариант - "ожерелье"), когда в крайнюю плоть загоняются маленькие пластиковые шарики, выточенные из, как правило, рукоятки зубной щетки. Второй тип "увечий", наносимых на Северном флоте на мужской член, - это так называемый "тюльпан", когда головка пениса разрезается на четыре части, то есть такой как бы получается цветок. Думаю, пользоваться им крайне неудобно, но зато он приносит огромные символические дивиденды. И третий тип "увечий", которые вместе с татуировками наносятся на мужской член, - это так называемые "усы", когда просто делается небольшая дырочка и вставляется туда специальное приспособление из лески.
Елена Фанайлова: Тему армейской татуировки продолжит Александр Мальцев, Улан-Удэ.
Александр Мальцев: У бывшего рядового Андрея Дружинина до сих пор не завершена татуировка, которую он начал делать во время войны в Афганистане. Убили командира роты, потом передислокация - времени не было.
Андрей Дружинин: Наколка у меня в виде орла, сбоку нарисованы года службы по мусульманскому календарю. Просто служили в этой стране, и вроде как какая-то причастность, чтобы осталась память какая-то. Ну, это было в юности, естественно. Сейчас уже 40, в то время было 18. Раз там был, какой-то след должен остаться, раз на теле ни ранений, ни контузии - ничего такого нет. Хоть что-то должно вынестись.
Ну, видимо, наколки все равно в экстремальных условиях присутствуют. Какой-то дух поддерживают, вид чего-то в устрашение, например, или успокоение и поддержка. В основном группу крови в районе сердца старались выколоть, потому что, в принципе, контузия или ранение, не дай бог, допустим, чтобы при медицинской помощи срочной знали группу крови, соответствующей человеку.
Александр Мальцев: Сейчас нет желания обесцветить, свести эту татуировку?
Андрей Дружинин: Свести - нет. Не мешает просто. Для общения, люди спрашивают. Такой принадлежности нет к тюремной экзотике, а что к армии - вроде уже есть разговор, как, допустим, сигарету покурить с курящим человеком, рюмочку выпить с пьющим.
Александр Мальцев: Художник Елена Иванова, которая делает тату профессионально, в интервью сказала, что к ней все чаще стали приходить за тем, чтобы убрать татуировку.
Елена Иванова: Очень многие, особенно после армии, ребята говорят: "Ошибка молодости" - и желают исправить. Потому что там татуировка делается подручными материалами, неровная, некрасивая, цвет обычно темный, с синим оттенком.
Александр Мальцев: По мнению Елены Ивановой, стереотип о татуировке, как о принадлежности к уголовному миру, мешает ее работе.
Елена Иванова: Очень у многих страх. Даже молодые люди приходят и говорят: "Нам не разрешают родители, нам не разрешают бабушки и дедушки". Не разрешают вот именно из-за психологического состояния того периода, когда делались татуировки только в зонах. То есть татуировки же не делались вот так, для красоты, для эстетики, они делались именно со значением.
Александр Мальцев: Леонид, который называет себя свободным художником, избегает делать татуировки парусников, означающих в уголовном мире вора-гастролера. Не любит паука, которым отмечается наркоман. Не связывается он и с изображением церквей, число куполов которых говорит о времени заключения. А вот буддистские пагоды он наносит на тела клиентов с удовольствием.
Одна из самых популярных татуировок у жителей Бурятии - а республика является центром буддизма в России - дракон. С этим изображением Леониду нравится работать не только потому, что дракон - хранитель веры в буддистской мифологии.
Леонид: Дракона же никто не видел на самом деле, и очень просто с ним варьировать.
Александр Мальцев: Леонид, ты уже несколько лет рисуешь на теле. Меняется мода? Востребованы рисунки с криминальным уклоном?
Леонид: Раньше, особенно у нас здесь, в Сибири, - бывшие каторжане - криминальный оттенок несла татуировка. Сейчас вроде Запад уже пришел сюда, и особого вот такого, как говорится, спроса нет.
Песня:
Я всего-то две лопатки на блондинке прочитал,
Я же сроду столько текстов и на воле не читал.
А у меня, у Вовочки, три татуировочки.
Волокет меня за ней, как на веревочке.
Елена Фанайлова: О самарских татуировках в тюрьме и на воле рассказывает Сергей Хазов.
Сергей Хазов: В детстве Юрий Морозов очень любил лето. Три долгих месяца летних каникул он дневал и ночевал на самарских пляжах. Потом пришла юность. На втором курсе института, почти 30 лет назад, Юрий был арестован за модную в советское время фарцовку. Пришлось соприкоснуться с миром, который он раньше предпочитал не замечать.
Юрий Морозов: На меня произвели впечатление татуировки на ногах, звездочки на коленках, или татуировки на ягодицах, иногда неприличного содержания. Но больше всего меня поразила татуировка на спине совсем юного, молодого человека, у которого была изображена очень большая церковь с огромным количеством куполов. Количество куполов обозначает количество лет, которые человек просидел в тюрьме. Юноша никак не мог отсидеть такое количество лет в тюрьме, и совершенно непонятно, зачем он сделал себе такую татуировку. У блатных совершенно ужасные татуировки, когда все тело покрыто синей краской, руки полностью покрыты татуировками.
Сергей Хазов: Прапорщик Ольга Сараева работает в Самарской женской колонии.
Ольга Сараева: Меня однажды потрясла тюремная татуировка, которая была практически во все тело человека, причем это была женщина. И татуировка была - как короткий рукав, на руке заканчивалась и, как кончается платье, чуть выше колена. Ну, это было очень давно. Молодая женщина была, ей было тогда года, наверное, 22, может быть, 23. Женщина была не положительная, то есть, как говорится, знали, что за человек.
Сергей Хазов: Среди любителей нательной живописи есть свои фанаты. Рассказывает самарский студент Андрей Лисицкий.
Андрей Лисицкий: Я видел, допустим, человека на пляже, который был весь татуирован. Там были и церкви, еще что-то, я сейчас даже не вспомню, но он выглядел вполне нормально. Человек знакомый очень любит, у него тоже много татуировок. Он делает их постоянно, раз в полгода. Начинал он с обложки любимой группы "Bad Manners", потом у него был кельтский узор, потом он сделал что-то наподобие дракона - рука, предплечье и ближе к спине.
Сергей Хазов: Студенты факультета психологии Самарского госуниверситета опросили своих ровесников, чтобы выяснить, как они относятся к татуировкам. Оказалось, что современная молодежь предпочитает татуировкам более модный ныне пирсинг.
Песня:
Ты захотела выколоть зайку между животиком и левым бедром,
Чтоб зайка защищал свою хозяйку, свою норку, свой милый дом.
И ты пошла в салон татуировок, и там тебя положили на стол.
И подошел к тебе лысый боров, и вот он сделал первый укол.
Татуировочка - зайка, морковочка.
Кофточка тесная, жизнь интересная.
Елена Фанайлова: Молодежную моду на татуировки комментирует Алексей Плуцер.
Алексей Плуцер-Сарно: Сегодняшняя мода, в частности, в области татуировок, заимствует все, что только можно, где угодно. Точно так же, как воровской мир оказывается заимствованным в бардовской песне, оказывается заимствованным в романах каких-то массовых писателей. Не только воровской, но в частности и воровской мир проникает и в моду, проникает и в татуировки, в татуировки светские, обычные, которые молодые какие-то мальчики, которые никогда не будут сидеть в зоне, наносят на свое тело.
Когда какой-нибудь элитный модельер или дизайнер предлагает какой-нибудь орнамент, который восходит к воровской татуировке, то сначала это воспринимается как дикость, а потом это все расходится, как в какой-то момент, предположим, джинсы или фрак. Точно так же воровская мода сначала оказывается взятой на вооружение каким-нибудь дизайнером или владельцем элитного салона тату, а затем она становится общим достоянием масс, откуда она на самом деле в какой-то момент и вышла.
Елена Фанайлова: Профессиональные татуировщики, разумеется, не спешат согласиться с таким мнением. Корреспондент Максим Ярошевский встретился с московским мастером тату Сергеем Потекиным.
Сергей Потекин: В тюрьме это совсем другое. То есть мы занимаемся как бы художественными татуировками, украшаем людей. Но, как правило, даже если это и несет смысловую нагрузку, то это никоим образом не ставит человека на определенный уровень иерархии. Если человек сделал на воле татуировку, если она ничем таким не отличается, то, в принципе, там за нее спрашивать не будут. Но я все-таки думаю, что тюремные татуировки к тому, чем я занимаюсь, имеют очень далекое отношение.
Люди, которые делают татуировки, - да какие угодно люди. Ну, кто угодно может сделать, мне кажется, татуировку. На одной татуировке мало кто останавливается. Если сделал одну татуировку, то вероятность, конечно, очень большая того, что ты сделаешь вторую, третью.
Елена Фанайлова: Как смотрят на татуировку в Пятигорске, рассказывает Лада Леденева.
Лада Леденева: По словам мастера татуировки, пятигорчанина Павла Хитрова, его клиенты всегда интересуются символикой предлагаемых им татуировок и чаще всего расценивают рисунки на своем теле как некие талисманы.
Павел Хитров: Сколько бы человечество не существовало, будет татуировка. Конечно, философия. Например, даже человек, который отрицает татуировку, у него уже существует философия татуировки.
Лада Леденева: Иное дело - так называемая тюремная татуировка.
Павел Хитров: Звезды на коленях - "Я не перед кем не встану на колени". Эполет времен Отечественной войны 1812 года на плечах - это признак авторитета в местах лишения свободы. Змея, обвивающая кинжал, на плече - это признак уже вора в законе. Генеральская форма полностью выкалывается - тоже признак авторитета. Да, полностью пуговицы, ордена. Ну, конечно, смотришь - водолазный костюм генеральский.
Лада Леденева: Опытный следователь по одним лишь татуировкам на теле арестованного может прочитать его биографию и составить достаточно точное досье.
Павел Хитров: Даже был случай, решили провести эксперимент. Эксперты по татуировке осмотрели одного заключенного и на него составили только по татуировкам досье. И когда подняли дело, несколько дел, 95 процентов совпадало.
Лада Леденева: Однако татуировка на зоне не только привилегирует своего обладателя. Напротив, она может стать клеймом на всю жизнь. К примеру, отбывающим наказание по статье "Изнасилование" сокамерники принудительно наносят татуировку в виде точки или слезы под нижним веком.
Павел Хитров: Девушку вчера видел - сразу видно, из мест лишения свободы. Там у нее была девушка с гитарой - это я сразу определил, что она из мест лишения свободы. На плече паутина, паук, спускающийся вниз. Паук означает наркомана, незавязавшего наркомана. Когда паук поднимается вверх по паутине - это уже завязавший.
Лада Леденева: К примеру, однажды я прочла на руке одного из бывших заключенных такую фразу: "Не бери во внимание, что я заключенный. / Я просто нарушил советский закон. / Народным судом я свободы лишенный, / Но чувств человеческих я не лишен".
Алексей Плуцер-Сарно: Сегодняшние татуировки, которыми покрыты все воры, все заключенные, - а в нашей стране через тюрьмы прошло, как известно, около половины населения, - имеют очень древнюю историю и восходят, конечно, к каким-то магическим ритуалам, по сути, к представлению о мире как о сложно устроенном тексте.
Пару миллионов лет назад человек воспринимал собственное тело как, во-первых, послание Бога или богов человеку, то есть сам человек оказывался лишь письмом в руках Господних. То, что человек пишет на своем теле, - речь идет о древности - он пишет не сам, а это как бы боги ведут его по жизни. И вся жизнь человека, вся судьба человека - это ведь предрешено на небесах, соответственно, и все, что он сделает завтра, предрешено, и вся его судьба уже написана в Книге жизни. И его, на самом деле, тело, поверхность его кожи, испещренной знаками, татуировками, - это тоже часть Книги жизни этого человека и часть в целом мира, как божественной книги, на которую нанесены бесчисленные триллионы сложнейших текстов, знаков.
Татуировки - это не что-то уникальное, отдельное. Посмотрите на мир вокруг себя. Женщины красят помадой губы, подводят ресницы, лицо покрывается макияжем, красятся ногти. На самом деле, тело любого человека, который сейчас ходит по земле, любого из наших слушателей, его тело покрыто сложными знаками, просто это не обязательно татуировки. Это могут быть часы, надетые на руку, какой-то браслет, кольцо, галстук - это же все на самом деле тексты, посылаемые одним человеком другому. И татуировки - это лишь один из способов покрыть свое тело некими узорами, изображениями, сложными посланиями.
Женщина, которая хочет понравиться любимому мужчине, она одевается определенным образом, и ее одежда, ее внешний вид, ее мимика, ее жесты - это все послания этому мужчине. Точно так же мужчина, который на своем теле пишет имя любимой женщины, он одновременно посылает некий текст ей, указывая на то, что его отношение к ней - это не что-то случайно-мимолетное, а это вечно написанное на его теле имя, которое умрет только вместе с ним самим. А с другой стороны, произносится некое магическое заклинание - это попытка влиять на отношения с этим человеком, записав эти отношения в Книгу бессмертной жизни.