Документы 26. 10. 2001
Дело о "контрабанде" 1939 года.
"В секретариат Верховного Совета РСФСР от гражданина Белякова Льва Петровича, работающего в Балтийском Государственном морском пароходстве на пароходе "Пинега" машинистом 1-го класса.
Заявление.
Настоящим прошу разобрать мое дело. 22/XI-39 г. постановлением Ленинградской таможни на меня наложен штраф в размере 2000 руб. за продажу мне принадлежавшего костюма, купленного мной в июне 1939 г. в Англии, за счет моей арматурной нормы, как проданного без разрешения таможни. На мою жалобу Постановлением Главного таможенного управления №774 от 15/XII. 39 г. решение Ленинградской таможни утверждено.
В мае 1939 г. я пошел в рейс на буксирном пароходе "Республика" из Ленинграда во Владивосток через Панамский канал. Во время захода в Англию я в числе других вещей купил лично для себя черный костюм, в счет моей арматурной нормы.
Жена моя в январе 1939 г. очень сильно заболела болезнию сердца (после неудачных родов), пролежала 4 месяца в больнице и 2 дома, а после до ноября имела 2-ю группу инвалидности, а сейчас - 3-ю группу. Все деньги, которые я получал за время рейса я оставлял по доверенности для ее лечения, больше того еще за время ее болезни создались долги. Наступила зима, а у жены не было теплого пальто и мне понадобились деньги, кроме этого надо было заплатить долги. Один мой друг, тоже моряк, ранее со мной плавающий штурманом, а сейчас писатель, предложил мне занять у него деньги. Я взял у него 2000 рублей, но так как я знал, что в ближайшее время, плавая в каботаже, получая 300 руб., которые я должен посылать домой, возвратить эти деньги не сумею, я предложил ему взять мой костюм с тем, что если не сумею отдать деньги, то пусть он останется у него. Он согласился и сказал, что если у меня будут деньги, возьмешь в любое время свой костюм обратно.
Если таможня и считает все это фактом продажи, то, во-первых, костюм привезен мной согласно моей арматурной нормы, куплен на мои личные деньги, которые я получал в инвалюте за время рейса, костюм я вез ни в коем случае не для продажи, так как заказывал его лично по себе, костюм дорогой и будь у меня такого материального положения, я никогда не подумал о продаже, я не продавал его каким-нибудь спекулянтам и не для этого я его вез. Но я не мог допустить, чтобы моя больная жена ходила без пальто, в том время как у меня было еще 2 костюма.
Я плаваю в заграничном плавании с 1933 года, а вообще на водном транспорте с 1927 г. Никогда ни в чем не привлекался и ни в чем не провинился, а сейчас получилось что ввиду того, что у меня не было разрешения на продажу костюма (мне лично принадлежавшего) мне нужно платить штраф 2000 рублей. За разрешением в таможню я не обращался потому, что не хотел его продавать, а если меня друг выручил с деньгами, то, отдав ему деньги, я в любое время мог его взять обратно. В данный момент, плавая в каботаже и получая 300 р. в месяц, я платить штраф не могу, я заплатил часть денег, чтобы не продали мои вещи, взятые в уплату штрафа, но их пришлось занять, а нужно сейчас отдать, значит нужно продать вещи!
Я ничего не скрывал и ни в чем не отпирался, когда меня допрашивали о продаже костюма, а также как пишу сейчас все рассказал, так как я не нахожу здесь никакого преступления!
За время моей работы в Советском торговом флоте я не имел никаких взысканий, неоднократно премировался и награждался. Совершил несколько арктических рейсов, ходил сквозным рейсом по Северному морскому пути из Владивостока в Мурманск и этим годом на маленьком буксирном пароходе "Республика" через 2 океана и 6 морей шел из Ленинграда во Владивосток. Только за 1939 г. имею 2 благодарности по пароходству от наркома морфлота:
1. За участие в спасении теплохода "Челюскинец" и 2. За переход на буксире "Республика" на Дальний Восток.
Прошу разобрать мое дело и снять с меня штраф, если я и нарушил постановление Главного таможенного управления, в том, что продажа вещей заграничного происхождения должна быть только с разрешения таможни, то это произошло без всякой корысти с моей стороны. 9 января 1940 г. гор. Мурманск
Л.Беляков".
Жалобу моряка Белякова из приемной Калинина направили в Главное Таможенное управление, откуда и был получен ответ: "2 марта 1940 г.
Зав. приемной председателя президиума Верховного Совета Союза ССР тов. Савельеву.
Возвращая заявление гр-на Белякова Л.П. Главное Таможенное управление сообщает:
1. Гр-н Беляков Л.Н., будучи в рейсе заграничного плавания в Англии, в июне месяце 1939 г. купил для личных нужд один мужской костюм иностранного происхождения и ввез его в СССР в счет своей арматурной нормы.
2. В ноябре месяце этого же года гр-н Беляков Л.Н. указанный костюм (не бывший в употреблении) продал без разрешения таможенных органов неизвестному лицу за 2000 руб.
3. На основании этого Ленинградская таможня, признав действия гр-на Белякова контрабандными, взыскивает с него стоимость незадержанных предметов контрабанды в сумме 2000 рублей, из которых 1000 руб. гр-н Беляков уже внес в доход государства.
Принимая во внимание изложенное, необоснованность жалобы гр-на Белякова... Главное Таможенное управление... постановление Ленинградской таможни утвердило, а ходатайство гр-на Белякова оставило без удовлетворения.
Нач. главного Таможенного управления Кузнецов".
Старые большевики за амнистию.
Григорий Петровский - один из пяти рабочих-депутатов Государственной думы, которые в 1914 г. были лишены депутатских мандатов и приговорены к каторжным работам. В советское время он долгие годы был заместителем Михаила Калинина во ВЦИКе и ЦИКе СССР, затем работал в Музее революции. В июне 1953 г. большевик с дореволюционным стажем Линде в письме к Петровскому поднял один больной и для адресата вопрос.
"Рига, 28.VI.53.
Григорий Иванович.
От души порадовался, когда Ваши заслуги отметили скромной наградой. У нас все так и восприняли, что это показатель некоторой перемены курса в отношении старых заслуженных коммунистов. Так, наверно, подумали и у Вас на родине.
У нас большие перемены. На только что состоявшемся пленуме ЦК Латвии сильно критиковали местных руководителей за искривление национальной политики. В этом москвичи отчасти правы, но и местные не так уж виноваты. Приучили новое поколение бояться собственной тени, забыть славное революционное прошлое латышских коммунистов. А у нового поколения прошлое или куцое или смутное. Часть латышей испорчена ульмановским режимом и сохранила вредное националистическое самомнение. Это можно было бы побороть, если противопоставить славное революционное прошлое, громкие дела латышских большевиков, которых так любил Ильич. Теперь это надо исправить. Но молодежи будет трудно одной справиться, - она может удариться в национализм и наломать дров. Сейчас дана установка, чтобы на руководящие посты выдвигать латышей, чтобы ввести в учреждениях латышский язык, говорили на собраниях по-латышски. Здесь лежит опасность, что начнут хороших иванов заменять кое-какими янами, лишь бы он был латышом. Повторяю, что молодое поколение малоопытно, так как кормилось соломенной жвачкой, аллилуйщиной и другими комбикормами, а не хорошей сочной марксисткой пищей.
Хочу с Вами, Григорий Иванович, посоветоваться по этому, очень серьезному делу. Оно тяжелым камнем лежит на душе моей, да и на душе других честных старых коммунистов.
Вот в чем дело: не пора ли дать спокойную старость жертвам 1937 - 38 года. Покойников не воскресишь, как и наших сыновей, погибших на поле брани. Да и учинять "всесоюзный" разбор и пересмотр не время. Пусть уже будущие историки установят и правду-истину и правду-справедливость. Надо было пока тем, кто сохранился, дать возможность спокойно дожить свою старость и не тревожиться о кусочке хлеба.
Пусть их горькая судьба не будет препятствием к получению пенсии, даже персональной. Пусть вычеркнут из их паспортов все эти ненужные статьи, ограничивающие их право жительства. Ведь что получается: матери, жертвы 1937 года, вынуждены проживать у своих детей, занимающих даже ответственные советские или партийные посты. Это же нетерпимо. С другой стороны: выросли дети этих жертв, стали коммунистами, видными работниками и все они должны притворяться, что их отцы и матери были врагами народа. Разве это не нетерпимая ложь? Я бы хотел написать по этому вопросу личное письмо в ЦК, но кому? Посоветуйте, Григорий Иванович, что и как делать.
Ну, желаю Вам здоровья и бодрости, пусть ленинская правда и справедливость светит над Вами и согревает Вас.
Крепко жму руку.
Ф.В. Линде".
"Посылаю Вам, Климент Ефремович письмо сопроцесника пяти рабочих депутатов 4-й Государственной Думы - т. Линде из Риги.
Мысли его, имеющий партийный характер заслуживают внимания.
Для более легкого прочтения печатал на машинке.
Прошу подлинник вернуть мне.
Г. Петровский
30/IX 53 г."
"Председателю Президиума Верховного Совета Союза ССР К.Е.Ворошилову
Повторяю свою просьбу.
В начале Отечественной войны я просил Председателя Совета Министров СССР И.В. Сталина амнистировать сына моего Петровского П.Г. и зятя Загера С.Д. Первый обвинялся в правом уклоне, второй в троцкизме. Они заслуживали наказания. Но оба не были контрреволюционерами.
На войне они доказали бы свою преданность партии и родине - СССР. Ответа не последовало.
В свете тяжелых дел Берия и Ежова, которые могли усугубить вину Петровского и Загера, прошу Вас, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, амнистировать Петровского П.Г. и Загера С.Д.
Жены и дети их живут у меня.
О принятом решении прошу уведомить
Г. Петровский 30 сентября 1953 г."
В сентябрьском номере журнала "Родина" опубликованы неизвестные письма Максима Горького Екатерине Пешковой. Предлагаем наиболее важные выдержки из этих писем, характеризующих взгляды "буревестника революции" на события в Петрограде в 1917 - 1918 гг.
Я так и думал, что с тобой случилось что-нибудь неладное... Очень советую тебе, как только встанешь на ноги, убраться в Крым, - с легкими нельзя шутить! К тому же ты так истощена и замучена. Если хочешь жить - пожалуйста, удирай скорее в спокойное, тихое место.
Города отравлены грязью, здесь, например, ужас что творится, не столица это, а клоака. Никто не работает, улицы безобразны, во дворах - свалки гниющего мусора. И жарко!
Думаю бежать куда-нибудь недели на две, на три. Вероятно, на Волгу. Устал душевно - до безумия! Но каждый день усиливает тревогу, и я думаю, что безумная политика Ленина уже скоро вызовет гражданскую войну. Он совершенно изолирован, но его лозунги очень популярны в массе несознательных рабочих и среди некоторой части солдат.
Явился Зиновий, лейтенант французской армии, с тремя наградами, весь в орденах и в хорошем настроении. То, что он рассказывает об Америке, Англии, Франции, невольно возбуждает у меня чувство зависти и печали: какие люди! Какая сила! И как они легко, быстро организуются для жизни и смерти. А у нас - говорить не хочется, до чего плохо у нас!
Идет организация лени, трусости и всех тех подлых чувств, против которых я всю жизнь боролся и которые, кажется, погубят Русь".
"Демонстрация 18-го была демонстрацией бессилия лояльных элементов. Демонстрировали только "большевики", которых я постепенно начинаю и презирать, и ненавидеть. Какие это истинно русские идиоты! Большинство лозунгов требовало "Долой 10 министров-буржуа". А этих министров - 8! Несколько раз я наблюдал панику - отвратительно! Дамы прыгали в канаву, отделяющую Марсово поле от Летнего сада, шли по воде, не щадя ботинок, задрав юбки и показывая огромное количество ног разной толщины, но - кривых.
Обалдение продолжается, но как будто начинает утомлять людей. Пацифист, я приветствую наступление в надежде, что оно хоть немного организует страну, изленившуюся, истрепанную.
Вообще - живу в душевном противоречии с самим собой и не вижу иного исхода, кроме культурной работы".
"Извини, не писал тебе в эти тревожные дни, рука не доходила.
По газетам ты знаешь, какие ужасы разыгрались здесь; могу сказать, что непосредственное впечатление от них неизмеримо тяжелее словесного.
Творилось - и творится - нечто отвратительное по глупости, трусости и хамству. Ошибочно думать, что во всем повинны именно "большевики" и немецкие агенты, участие которых несомненно в событиях, - нет, повинны в этой безумной путанице все: и кадеты, и обыватели, вообще, вся масса питерцев. Я не оправдываю "большевиков", - они сами знают, что у них нет оправданий. Их водили за нос, как ребят малых.
Эмоциональный большевизм, действовавший на темные инстинкты масс, нанес сам себе смертельный удар, от которого ему не оправиться.
Настроение здесь такое, что каждый ищет возможности стащить ближнего своего в комиссариат, в участок или натравить на него озверевшую, сконфуженную и трусливую толпу. Это делается. "Большевиков" истребляют на улицах, точно крыс, но теперь "большевик" - всякий, кто говорит о контрреволюции.
Боюсь, что Ленин влопался в мерзкую историю, сам он, конечно, ни при чем, но его ближайшие товарищи, кажется, действительно, - жулье и подлецы. Всех их арестовали. Теперь буржуазная пресса навалится на "Новую жизнь" и, вероятно, покончит с нею. А затем начнет поход против вас, эсеров.
Но самое главное и самое худшее - толпа, обыватель и тот "рабочий", тот солдат, который действовал 3-го - 4-го. Это - сволочь, трусливая, безмозглая, не имеющая ни капли, ни тени уважения к себе, не понимающая, зачем она вылезла на улицу, что ей надо, кто ее ведет и куда? Видела бы ты, как целые роты солдат при первом же выстреле бросали винтовки, знамена и били башками окна магазинов, двери, залезая во всякую щель! Это - революционная армия, революционный свободный народ!
Мотивы мятежа никому не понятны, и даже вождям его. Да и были ли вожди? Сомневаюсь. Да, Троцкий, Луначарский... что-то болтали, но они болтали, подчиняясь настроению массы, созданному целым рядом условий и воздействием каких-то темных сил. Наличие работы таких сил невозможно отрицать, как это ни ужасно. Какие-то безумные подлецы расстреливали казаков и солдат - это факт. Кто они? Едва ли это узнают, ибо их убивали. Но ясно, что это были люди, обрекшие себя на гибель - чего ради? Не понимаю.
Как ты живешь, как здоровье? Наверное, изволновалась? Ну что ж делать, голубчик! Такую махину, какова Русь, не сразу приведешь в порядок, и еще много сил, много бурь переживем мы все".
"Получил ваши письма, а ответить вам не мог собраться до сего дня. Трудно писать, да и - о чем писать? Душа, как дорога, по которой медленно тащится бесконечный обоз идиотских телег, груженных всякой мерзостью. Сняли с России обручи самодержавия, и вот - рассыпается "Святая Русь", как рассохшаяся бочка, изгнившая бочка. Ужасно гнило все, а людишки - особенно. И теперь уже очевидно, что порядок на Руси снова будут вводить суровые варяги. Вчера был у комиссара юстиции, человека, видимо, порядочного, но - как все представители "власти" - бессильного. Говорят, Ленин очень стоит за общую политическую амнистию, но - не встречает сочувствия в окружающих его идиотах и шарлатанах.
Изумительно нелепо и смешно ведет себя Луначарский - комическая и несчастная фигура! Да и вообще - все стали до отвращения жалки, несчастны. Гвардии офицера скалывают лед на улицах, разгружают вагоны, "барышни" торгуют газетами, и все всё продают: посуду, иконы, кольца, белье - все, что можно продать. Хлеба получаем 1/8-ю, а иногда и ничего не дают. Множество цинготных.
Людей режут на улицах каждую ночь, и помногу. Грабежи, конечно. И вообще - всякая пакость. А ко всему этому - подлые лживые газеты".
"Полагаю, что с переездом "власти" к вам в Москву она не преминет затеять у вас гражданскую войнишку. Уж очень соблазнительно: "буржуя" у вас - много, и все хороший, икряной буржуй, пограбить - есть чего. А здесь - что? Сухопарый чиновник да великие и малые князья, обладатели саженных картин, громоздкой мебели и прочих предметов, которые в карман не спрячешь, продать - не продашь, только изорвать и изломать можно.
Конечно, и это удовольствие, но реалист привык совмещать удовольствие с пользой. Пограбят вас!
Ну, что еще осталось сказать тебе? Все так скверно и тошно, что говорить не о чем. Расхлябалась Русь окончательно.
Здоровье мое трещит, но бодрости духа не теряю. На что надеюсь? Не знаю. Но - надеюсь. В конце концов побеждает разум.
Отсюда все бегут пешком, на лошадях, по ж д. Стоит хорошая солнечная погода. Питер понемногу раскисает. На улицах лежат дохлые лошади, их грызут собаки, а обыватели ходят и завидуют собакам".
"Мы, Питер, будем "вольным городом", это значит, что нас принуждены будут освободить от "социализма", так я понимаю вольность. Вероятно, придут немцы и покажут всем нам, что есть "порядок". Публика ко всему, даже и к немцу, отнесется равнодушно. Все хотят есть.
Продают церкви, расхищают интендантские запасы, воруют, берут взятки, грабят.
Ну, живи себе тихо, не занимайся политикой и будь здорова".
Милостями твоими, преблагая Екатерина, весьма тронут и утешен; хлеб получил и с наслаждением пожрал. Давно уж я не ел белого хлеба! Хорошая пища! У нас здесь и ржаной не каждый день, а когда есть - то гораздо больше соломенный, чем ржаной. Очень обидно есть такой хлеб мне, бывшему булочнику и пекарю.
А немцы-то и вам, Москва, угрожают. Еще, пожалуй, вы скорее нас очутитесь в плену, а посему я советовал бы тебе и сыну иметь возможность переселения куда-нибудь на Волгу, что ли.
Кажется, - неизбежно, что Макс придется воевать, - это тоже следует иметь в виду. Вообще я думаю, что воевать мы будем очень долго, еще года три, а то и пяток. Америка едва ли даст победу в руки немцев, и почти неизбежны величайшие осложнения и Дальнем Востоке. Возможен и японо-германский союз - все скверное возможно, все!
Так-то, дружище. Здесь, когда "начальство ушло", все его ругают, и особенно крепко - рабочие, что вполне естественно, ибо никогда еще и никто не обманывал так нагло рабочий класс, как обманул его Ленин, "мужицкий вождь", и Чернов N 2-й.
Плохо, брат! Так плохо, что опускаются руки и слепнут глаза".
В передаче использованы материалы из Государственного архива Российской Федерации.
Дело о "контрабанде" 1939 года.
"В секретариат Верховного Совета РСФСР от гражданина Белякова Льва Петровича, работающего в Балтийском Государственном морском пароходстве на пароходе "Пинега" машинистом 1-го класса.
Заявление.
Настоящим прошу разобрать мое дело. 22/XI-39 г. постановлением Ленинградской таможни на меня наложен штраф в размере 2000 руб. за продажу мне принадлежавшего костюма, купленного мной в июне 1939 г. в Англии, за счет моей арматурной нормы, как проданного без разрешения таможни. На мою жалобу Постановлением Главного таможенного управления №774 от 15/XII. 39 г. решение Ленинградской таможни утверждено.
В мае 1939 г. я пошел в рейс на буксирном пароходе "Республика" из Ленинграда во Владивосток через Панамский канал. Во время захода в Англию я в числе других вещей купил лично для себя черный костюм, в счет моей арматурной нормы.
Жена моя в январе 1939 г. очень сильно заболела болезнию сердца (после неудачных родов), пролежала 4 месяца в больнице и 2 дома, а после до ноября имела 2-ю группу инвалидности, а сейчас - 3-ю группу. Все деньги, которые я получал за время рейса я оставлял по доверенности для ее лечения, больше того еще за время ее болезни создались долги. Наступила зима, а у жены не было теплого пальто и мне понадобились деньги, кроме этого надо было заплатить долги. Один мой друг, тоже моряк, ранее со мной плавающий штурманом, а сейчас писатель, предложил мне занять у него деньги. Я взял у него 2000 рублей, но так как я знал, что в ближайшее время, плавая в каботаже, получая 300 руб., которые я должен посылать домой, возвратить эти деньги не сумею, я предложил ему взять мой костюм с тем, что если не сумею отдать деньги, то пусть он останется у него. Он согласился и сказал, что если у меня будут деньги, возьмешь в любое время свой костюм обратно.
Если таможня и считает все это фактом продажи, то, во-первых, костюм привезен мной согласно моей арматурной нормы, куплен на мои личные деньги, которые я получал в инвалюте за время рейса, костюм я вез ни в коем случае не для продажи, так как заказывал его лично по себе, костюм дорогой и будь у меня такого материального положения, я никогда не подумал о продаже, я не продавал его каким-нибудь спекулянтам и не для этого я его вез. Но я не мог допустить, чтобы моя больная жена ходила без пальто, в том время как у меня было еще 2 костюма.
Я плаваю в заграничном плавании с 1933 года, а вообще на водном транспорте с 1927 г. Никогда ни в чем не привлекался и ни в чем не провинился, а сейчас получилось что ввиду того, что у меня не было разрешения на продажу костюма (мне лично принадлежавшего) мне нужно платить штраф 2000 рублей. За разрешением в таможню я не обращался потому, что не хотел его продавать, а если меня друг выручил с деньгами, то, отдав ему деньги, я в любое время мог его взять обратно. В данный момент, плавая в каботаже и получая 300 р. в месяц, я платить штраф не могу, я заплатил часть денег, чтобы не продали мои вещи, взятые в уплату штрафа, но их пришлось занять, а нужно сейчас отдать, значит нужно продать вещи!
Я ничего не скрывал и ни в чем не отпирался, когда меня допрашивали о продаже костюма, а также как пишу сейчас все рассказал, так как я не нахожу здесь никакого преступления!
За время моей работы в Советском торговом флоте я не имел никаких взысканий, неоднократно премировался и награждался. Совершил несколько арктических рейсов, ходил сквозным рейсом по Северному морскому пути из Владивостока в Мурманск и этим годом на маленьком буксирном пароходе "Республика" через 2 океана и 6 морей шел из Ленинграда во Владивосток. Только за 1939 г. имею 2 благодарности по пароходству от наркома морфлота:
1. За участие в спасении теплохода "Челюскинец" и 2. За переход на буксире "Республика" на Дальний Восток.
Прошу разобрать мое дело и снять с меня штраф, если я и нарушил постановление Главного таможенного управления, в том, что продажа вещей заграничного происхождения должна быть только с разрешения таможни, то это произошло без всякой корысти с моей стороны. 9 января 1940 г. гор. Мурманск
Л.Беляков".
Жалобу моряка Белякова из приемной Калинина направили в Главное Таможенное управление, откуда и был получен ответ: "2 марта 1940 г.
Зав. приемной председателя президиума Верховного Совета Союза ССР тов. Савельеву.
Возвращая заявление гр-на Белякова Л.П. Главное Таможенное управление сообщает:
1. Гр-н Беляков Л.Н., будучи в рейсе заграничного плавания в Англии, в июне месяце 1939 г. купил для личных нужд один мужской костюм иностранного происхождения и ввез его в СССР в счет своей арматурной нормы.
2. В ноябре месяце этого же года гр-н Беляков Л.Н. указанный костюм (не бывший в употреблении) продал без разрешения таможенных органов неизвестному лицу за 2000 руб.
3. На основании этого Ленинградская таможня, признав действия гр-на Белякова контрабандными, взыскивает с него стоимость незадержанных предметов контрабанды в сумме 2000 рублей, из которых 1000 руб. гр-н Беляков уже внес в доход государства.
Принимая во внимание изложенное, необоснованность жалобы гр-на Белякова... Главное Таможенное управление... постановление Ленинградской таможни утвердило, а ходатайство гр-на Белякова оставило без удовлетворения.
Нач. главного Таможенного управления Кузнецов".
Старые большевики за амнистию.
Григорий Петровский - один из пяти рабочих-депутатов Государственной думы, которые в 1914 г. были лишены депутатских мандатов и приговорены к каторжным работам. В советское время он долгие годы был заместителем Михаила Калинина во ВЦИКе и ЦИКе СССР, затем работал в Музее революции. В июне 1953 г. большевик с дореволюционным стажем Линде в письме к Петровскому поднял один больной и для адресата вопрос.
"Рига, 28.VI.53.
Григорий Иванович.
От души порадовался, когда Ваши заслуги отметили скромной наградой. У нас все так и восприняли, что это показатель некоторой перемены курса в отношении старых заслуженных коммунистов. Так, наверно, подумали и у Вас на родине.
У нас большие перемены. На только что состоявшемся пленуме ЦК Латвии сильно критиковали местных руководителей за искривление национальной политики. В этом москвичи отчасти правы, но и местные не так уж виноваты. Приучили новое поколение бояться собственной тени, забыть славное революционное прошлое латышских коммунистов. А у нового поколения прошлое или куцое или смутное. Часть латышей испорчена ульмановским режимом и сохранила вредное националистическое самомнение. Это можно было бы побороть, если противопоставить славное революционное прошлое, громкие дела латышских большевиков, которых так любил Ильич. Теперь это надо исправить. Но молодежи будет трудно одной справиться, - она может удариться в национализм и наломать дров. Сейчас дана установка, чтобы на руководящие посты выдвигать латышей, чтобы ввести в учреждениях латышский язык, говорили на собраниях по-латышски. Здесь лежит опасность, что начнут хороших иванов заменять кое-какими янами, лишь бы он был латышом. Повторяю, что молодое поколение малоопытно, так как кормилось соломенной жвачкой, аллилуйщиной и другими комбикормами, а не хорошей сочной марксисткой пищей.
Хочу с Вами, Григорий Иванович, посоветоваться по этому, очень серьезному делу. Оно тяжелым камнем лежит на душе моей, да и на душе других честных старых коммунистов.
Вот в чем дело: не пора ли дать спокойную старость жертвам 1937 - 38 года. Покойников не воскресишь, как и наших сыновей, погибших на поле брани. Да и учинять "всесоюзный" разбор и пересмотр не время. Пусть уже будущие историки установят и правду-истину и правду-справедливость. Надо было пока тем, кто сохранился, дать возможность спокойно дожить свою старость и не тревожиться о кусочке хлеба.
Пусть их горькая судьба не будет препятствием к получению пенсии, даже персональной. Пусть вычеркнут из их паспортов все эти ненужные статьи, ограничивающие их право жительства. Ведь что получается: матери, жертвы 1937 года, вынуждены проживать у своих детей, занимающих даже ответственные советские или партийные посты. Это же нетерпимо. С другой стороны: выросли дети этих жертв, стали коммунистами, видными работниками и все они должны притворяться, что их отцы и матери были врагами народа. Разве это не нетерпимая ложь? Я бы хотел написать по этому вопросу личное письмо в ЦК, но кому? Посоветуйте, Григорий Иванович, что и как делать.
Ну, желаю Вам здоровья и бодрости, пусть ленинская правда и справедливость светит над Вами и согревает Вас.
Крепко жму руку.
Ф.В. Линде".
"Посылаю Вам, Климент Ефремович письмо сопроцесника пяти рабочих депутатов 4-й Государственной Думы - т. Линде из Риги.
Мысли его, имеющий партийный характер заслуживают внимания.
Для более легкого прочтения печатал на машинке.
Прошу подлинник вернуть мне.
Г. Петровский
30/IX 53 г."
"Председателю Президиума Верховного Совета Союза ССР К.Е.Ворошилову
Повторяю свою просьбу.
В начале Отечественной войны я просил Председателя Совета Министров СССР И.В. Сталина амнистировать сына моего Петровского П.Г. и зятя Загера С.Д. Первый обвинялся в правом уклоне, второй в троцкизме. Они заслуживали наказания. Но оба не были контрреволюционерами.
На войне они доказали бы свою преданность партии и родине - СССР. Ответа не последовало.
В свете тяжелых дел Берия и Ежова, которые могли усугубить вину Петровского и Загера, прошу Вас, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, амнистировать Петровского П.Г. и Загера С.Д.
Жены и дети их живут у меня.
О принятом решении прошу уведомить
Г. Петровский 30 сентября 1953 г."
В сентябрьском номере журнала "Родина" опубликованы неизвестные письма Максима Горького Екатерине Пешковой. Предлагаем наиболее важные выдержки из этих писем, характеризующих взгляды "буревестника революции" на события в Петрограде в 1917 - 1918 гг.
Я так и думал, что с тобой случилось что-нибудь неладное... Очень советую тебе, как только встанешь на ноги, убраться в Крым, - с легкими нельзя шутить! К тому же ты так истощена и замучена. Если хочешь жить - пожалуйста, удирай скорее в спокойное, тихое место.
Города отравлены грязью, здесь, например, ужас что творится, не столица это, а клоака. Никто не работает, улицы безобразны, во дворах - свалки гниющего мусора. И жарко!
Думаю бежать куда-нибудь недели на две, на три. Вероятно, на Волгу. Устал душевно - до безумия! Но каждый день усиливает тревогу, и я думаю, что безумная политика Ленина уже скоро вызовет гражданскую войну. Он совершенно изолирован, но его лозунги очень популярны в массе несознательных рабочих и среди некоторой части солдат.
Явился Зиновий, лейтенант французской армии, с тремя наградами, весь в орденах и в хорошем настроении. То, что он рассказывает об Америке, Англии, Франции, невольно возбуждает у меня чувство зависти и печали: какие люди! Какая сила! И как они легко, быстро организуются для жизни и смерти. А у нас - говорить не хочется, до чего плохо у нас!
Идет организация лени, трусости и всех тех подлых чувств, против которых я всю жизнь боролся и которые, кажется, погубят Русь".
"Демонстрация 18-го была демонстрацией бессилия лояльных элементов. Демонстрировали только "большевики", которых я постепенно начинаю и презирать, и ненавидеть. Какие это истинно русские идиоты! Большинство лозунгов требовало "Долой 10 министров-буржуа". А этих министров - 8! Несколько раз я наблюдал панику - отвратительно! Дамы прыгали в канаву, отделяющую Марсово поле от Летнего сада, шли по воде, не щадя ботинок, задрав юбки и показывая огромное количество ног разной толщины, но - кривых.
Обалдение продолжается, но как будто начинает утомлять людей. Пацифист, я приветствую наступление в надежде, что оно хоть немного организует страну, изленившуюся, истрепанную.
Вообще - живу в душевном противоречии с самим собой и не вижу иного исхода, кроме культурной работы".
"Извини, не писал тебе в эти тревожные дни, рука не доходила.
По газетам ты знаешь, какие ужасы разыгрались здесь; могу сказать, что непосредственное впечатление от них неизмеримо тяжелее словесного.
Творилось - и творится - нечто отвратительное по глупости, трусости и хамству. Ошибочно думать, что во всем повинны именно "большевики" и немецкие агенты, участие которых несомненно в событиях, - нет, повинны в этой безумной путанице все: и кадеты, и обыватели, вообще, вся масса питерцев. Я не оправдываю "большевиков", - они сами знают, что у них нет оправданий. Их водили за нос, как ребят малых.
Эмоциональный большевизм, действовавший на темные инстинкты масс, нанес сам себе смертельный удар, от которого ему не оправиться.
Настроение здесь такое, что каждый ищет возможности стащить ближнего своего в комиссариат, в участок или натравить на него озверевшую, сконфуженную и трусливую толпу. Это делается. "Большевиков" истребляют на улицах, точно крыс, но теперь "большевик" - всякий, кто говорит о контрреволюции.
Боюсь, что Ленин влопался в мерзкую историю, сам он, конечно, ни при чем, но его ближайшие товарищи, кажется, действительно, - жулье и подлецы. Всех их арестовали. Теперь буржуазная пресса навалится на "Новую жизнь" и, вероятно, покончит с нею. А затем начнет поход против вас, эсеров.
Но самое главное и самое худшее - толпа, обыватель и тот "рабочий", тот солдат, который действовал 3-го - 4-го. Это - сволочь, трусливая, безмозглая, не имеющая ни капли, ни тени уважения к себе, не понимающая, зачем она вылезла на улицу, что ей надо, кто ее ведет и куда? Видела бы ты, как целые роты солдат при первом же выстреле бросали винтовки, знамена и били башками окна магазинов, двери, залезая во всякую щель! Это - революционная армия, революционный свободный народ!
Мотивы мятежа никому не понятны, и даже вождям его. Да и были ли вожди? Сомневаюсь. Да, Троцкий, Луначарский... что-то болтали, но они болтали, подчиняясь настроению массы, созданному целым рядом условий и воздействием каких-то темных сил. Наличие работы таких сил невозможно отрицать, как это ни ужасно. Какие-то безумные подлецы расстреливали казаков и солдат - это факт. Кто они? Едва ли это узнают, ибо их убивали. Но ясно, что это были люди, обрекшие себя на гибель - чего ради? Не понимаю.
Как ты живешь, как здоровье? Наверное, изволновалась? Ну что ж делать, голубчик! Такую махину, какова Русь, не сразу приведешь в порядок, и еще много сил, много бурь переживем мы все".
"Получил ваши письма, а ответить вам не мог собраться до сего дня. Трудно писать, да и - о чем писать? Душа, как дорога, по которой медленно тащится бесконечный обоз идиотских телег, груженных всякой мерзостью. Сняли с России обручи самодержавия, и вот - рассыпается "Святая Русь", как рассохшаяся бочка, изгнившая бочка. Ужасно гнило все, а людишки - особенно. И теперь уже очевидно, что порядок на Руси снова будут вводить суровые варяги. Вчера был у комиссара юстиции, человека, видимо, порядочного, но - как все представители "власти" - бессильного. Говорят, Ленин очень стоит за общую политическую амнистию, но - не встречает сочувствия в окружающих его идиотах и шарлатанах.
Изумительно нелепо и смешно ведет себя Луначарский - комическая и несчастная фигура! Да и вообще - все стали до отвращения жалки, несчастны. Гвардии офицера скалывают лед на улицах, разгружают вагоны, "барышни" торгуют газетами, и все всё продают: посуду, иконы, кольца, белье - все, что можно продать. Хлеба получаем 1/8-ю, а иногда и ничего не дают. Множество цинготных.
Людей режут на улицах каждую ночь, и помногу. Грабежи, конечно. И вообще - всякая пакость. А ко всему этому - подлые лживые газеты".
"Полагаю, что с переездом "власти" к вам в Москву она не преминет затеять у вас гражданскую войнишку. Уж очень соблазнительно: "буржуя" у вас - много, и все хороший, икряной буржуй, пограбить - есть чего. А здесь - что? Сухопарый чиновник да великие и малые князья, обладатели саженных картин, громоздкой мебели и прочих предметов, которые в карман не спрячешь, продать - не продашь, только изорвать и изломать можно.
Конечно, и это удовольствие, но реалист привык совмещать удовольствие с пользой. Пограбят вас!
Ну, что еще осталось сказать тебе? Все так скверно и тошно, что говорить не о чем. Расхлябалась Русь окончательно.
Здоровье мое трещит, но бодрости духа не теряю. На что надеюсь? Не знаю. Но - надеюсь. В конце концов побеждает разум.
Отсюда все бегут пешком, на лошадях, по ж д. Стоит хорошая солнечная погода. Питер понемногу раскисает. На улицах лежат дохлые лошади, их грызут собаки, а обыватели ходят и завидуют собакам".
"Мы, Питер, будем "вольным городом", это значит, что нас принуждены будут освободить от "социализма", так я понимаю вольность. Вероятно, придут немцы и покажут всем нам, что есть "порядок". Публика ко всему, даже и к немцу, отнесется равнодушно. Все хотят есть.
Продают церкви, расхищают интендантские запасы, воруют, берут взятки, грабят.
Ну, живи себе тихо, не занимайся политикой и будь здорова".
Милостями твоими, преблагая Екатерина, весьма тронут и утешен; хлеб получил и с наслаждением пожрал. Давно уж я не ел белого хлеба! Хорошая пища! У нас здесь и ржаной не каждый день, а когда есть - то гораздо больше соломенный, чем ржаной. Очень обидно есть такой хлеб мне, бывшему булочнику и пекарю.
А немцы-то и вам, Москва, угрожают. Еще, пожалуй, вы скорее нас очутитесь в плену, а посему я советовал бы тебе и сыну иметь возможность переселения куда-нибудь на Волгу, что ли.
Кажется, - неизбежно, что Макс придется воевать, - это тоже следует иметь в виду. Вообще я думаю, что воевать мы будем очень долго, еще года три, а то и пяток. Америка едва ли даст победу в руки немцев, и почти неизбежны величайшие осложнения и Дальнем Востоке. Возможен и японо-германский союз - все скверное возможно, все!
Так-то, дружище. Здесь, когда "начальство ушло", все его ругают, и особенно крепко - рабочие, что вполне естественно, ибо никогда еще и никто не обманывал так нагло рабочий класс, как обманул его Ленин, "мужицкий вождь", и Чернов N 2-й.
Плохо, брат! Так плохо, что опускаются руки и слепнут глаза".
В передаче использованы материалы из Государственного архива Российской Федерации.