Александр Адамский:
Содержание образования это общественный образовательный договор, такой контракт между гражданином и образователем.
Исак Фрумин:
В России эти школы являются в значительной степени двигателями обновления.
Михаил Щетинин:
Ключевые слова жизни в моем понимании - это любовь, истина, воля, род, совесть, честь, жизнь, отец, дитя, чадо, ребенок.
Виржини Куллудон:
Сегодня мы посещаем экспериментальные школы. Все они разные. Они отражают личность директора-педагога. Но у всех один общий основополагающий принцип: способствовать расцвету личности каждого ребенка через индивидуальный подход. Авторская школа. Истоки свободного духа.
В России, как и во всем мире, философы-педагоги всегда сталкивались с существенной проблемой: как cделать, чтобы человек оставался важнее коллектива и в то же время сохранить положительное воздействие самого коллектива. Иными словами, как развивать индивидуальность через многообразность. Одни решили эту проблему. Другие провалились. Не важно. Важно то, что все они пытались развивать зачатки свободы, которые присущи каждому ребенку от рождения.
В поисках вот такого "свободного духа", мы посетили две экспериментальные, или авторские школы. Первая находится в селе Текос, за сто восемьдесят километров к югу от Краснодара. На легендарной Кубани, ближе к морю, в сторону Геленжика. Из Краснодара, мы проехали сквозь туман, через перевалы промчались вдоль покрытых изморозью деревьев. После долгой дороги, мы добрались до школы, спрятанной в глубине долины. "Родовой школой", так она называется, руководит Михаил Петрович Щетинин. Здесь на пустом месте создается новая организация педагогики. На каких же основах?
Михаил Щетинин:
Мы как бы различаем понятия - "ребенок", "чадо" и "дитя". Это три ипостаси целостной личности. Ребенок - это смотрящий подробно в каждую деталь жизни. Ребенок очень легко переключается: то на то, то на это. Он подвижный, он как бы смотрит на все то, что происходит. Вот капля дождя упала - ему это интересно, вот птица запела - ему это интересно, вот кто-то стукнул - он подошел, вот здесь что-то такое зашевелилось - он и заглянул туда. Как нам кажется, он всегда переключается, он не может сосредоточиться. Это ребенок в человеке. А есть чадо. Чадо - это когда я утверждаю любовь, весь мир. На древнерусском языке "ча" - это любовь безграничная. Она не отягощена заботами. А просто это "ча", это "чаша". И "ча да" - это дать подтверждение. Я утверждаю "ча", любовь. Или весь целостный мир. Это - "я и мир - одно" - как когда-то сказал Лев Николаевич Толстой. А еще есть дитя. У нас русских, дитя - это дедка. Дед и дитя - это как бы одно и тоже. Дед мой и мой сын - это наследники друг от друга. Мой дед - это есть мой сын. Дитя. Дедка. Т.е., мы этим подчеркиваем, что в человеке еще есть третья составляющая для того, чтобы он был человеком в полной мере - это его долг. Это он - как род, проистекающий из века в век. Я же не начинаюсь, скажем, 50 лет назад, я продолжаю путь своего отца, а мой отец - продолжает путь своего отца, а тот отец... Т.е., курица-яйцо, курица - яйцо, курица - яйцо. Сколько лет яйцу? Вопрос некорректный. Потому что течение причин этого яйца уходит далеко вглубь веков. Там может быть бесконечность, там - вечность. Поэтому дитя - это сама вечность. Ребенок - это подробность вечности. А чадо - это весь мир, как целое, где все взаимоувязано в полном взаимосогласии. Эта мысль о человеке, как дитя, которое несет в себе родовую память, лежит в основе всей нашей системы, которую мы здесь пытаемся утвердить, системы образования. Важно смотреть на ребенка, как на чадо и на дитя еще, а не только, как на ребенка.
Виржини Куллудон:
Отсюда у Вас, если я не ошибаюсь, родовая школа.
Михаил Щетинин:
Она так и называется - "Родовая школа". Да. Т.е. мы смотрим на человека, как на род. Он есть род. И когда я смотрю ему в глаза и вижу вечность его, тогда я вижу его самого. Когда же я подчиняю его какой-то своей мысли и не слушаю его вечность, тогда я ему мешаю. Поэтому, очень важно для того, чтобы понять нас, понять, что мы не смотрим на ребенка, как на малое существо, которое ничего еще не понимает. Оно несет в себе память рода
Виржини Куллудон:
В школе Михаила Щетинина - как в пчелином улье. Все очень заняты, куда-то спешат. Всегда с улыбкой. Самое поразительное, что все происходит едва ли не в тишине.
Михаил Щетинин:
Образовательное пространство, которое мы создаем детьми, с их помощью, их мысли, в общем, они являются авторами этого образовательного пространства. Поэтому они у нас спокойные. А ведь здесь 400 человек, в этом корпусе. Если этот микрофон поставить здесь, тут соседняя школа недалеко, метров за 300 уже будет слышен ор. Они орут. Мне кажется, что дети орать не должны, поскольку они, наоборот, несут с собою согласие. Ребенок кричит от боли, от горечи, когда нарушается что-то, гармония рушится, тогда он начинает кричать. Мы отмечаем это и говорим, что, вот, он не соображает ничего, и начинаем воспитывать, наказывать его. Он еще сильнее кричит. Это кричит он обычно от тоски, от несправедливости, от несоразмерности того, что он внутри себя несет и того, что происходит вокруг него. Поэтому, они у нас, на самом деле, творя образовательное пространство, занимаясь научной деятельностью, они осуществляют самих себя. Потому что смысл образования - поиск истины, поиск согласия, нахождение основ счастливой жизни, определение, что такое счастье. Мы стараемся все делать для того, чтобы они искали смысл всюду и его утверждали.
Виржини Куллудон:
Школа Михаила Щетинина это по сути несколько лабораторий. Каждый дом - или лаборатория - выбирает себе основной предмет: математику, физику, иностранные языки, даже архитектуру. За несколько месяцев ученики проходят всю программу средней школы по одному предмету. Этот процесс интенсивного изучения называется у них "погружением". Он позволяет ученикам стать специалистами по данному предмету и, в независимости от возраста,потом преподавать этот же предмет другим школьникам. При этом дети сами выбирают слова и способы, чтобы объяснить друг другу существо того или иного предмета наиболее понятно. Сейчас мы находимся в лаборатории физики:
Здесь за столами у нас сидят не только учащиеся средней школы как таковые, а здесь еще присутствуют студенты, студенты факультета промышленного гражданского строительства, университет ростовский строительный. И они вместе занимаются, на данный момент они вместе занимаются физикой и математикой. И студенты помогают, и поэтому такая общая подготовка идет, и потом вместе выходят на погружение. Но обязательно мы учитываем то, что занятия должны проходить по техническим дисциплинам должны проходить вперемешку, обязательно смена должна идти хореографией, рукопашным, русским боевым искусством, это может быть музыка, ансамбль песни или какая-то деятельность такая, которая, скажем, была бы наоборот, что ли, то есть это техническое, а то творческое, больше на образное мышление. То есть таким образом мы стараемся работать. И тогда мы видим, что результаты намного лучше получаются, то есть мы это уже испробовали. Интенсивнее идет процесс и результаты намного выше.
Михаил Щетинин:
Речь идет не о том, чтобы отвергнуть знание. Ни в коем случае. Мы направлены на то, чтобы постигать и постигать, и постигать и постигать. Потому что знание в нашем понимании - это как раз и есть главный смысл человека на земле. Но не знания для того, чтобы запомнить, получить диплом, аттестат зрелости, формально, а знания, чтобы улучшить жизнь. И поэтому, когда я живу, осознавая свою роль, свой смысл, ради чего я среди людей, я хочу понять их. Вот мое познание. Я хочу понять, а как же мне им помочь. Возникает вопрос: "Скажите, как ручей мечтаний с рекою вечной соединить? При том ни боли, ни страданий, чтоб никому не причинить." Я хочу знать, как же мне прожить, как мне построить свой путь, чтобы я помог другим людям в их понимании всех других и в их утверждении себя на земле. В этом есть нескончаемый процесс познания. Очень важно тому, кто идет к детям, свой предмет давать так, чтобы он понимал необходимость этого предмета для своей жизни. И если ребенок сидит и какой-то предмет усваивает потому, что так сказали взрослые, а для чего, он не понял, то он не поймет этот предмет. Он будет бунтовать против такого именно отношения к нему. Нам надо думать о том, что мы детям несем, как преподать то, что мы предлагаем, чтобы ребенок принял и принял для того, чтобы он действовал сейчас, немедленно. Поэтому мы все предметы, которые в школе изучаем, мы фактически изучаем детьми. У нас дети преподают предметы. Прежде, чем войти к нам в систему познавательного процесса, ребенок сначала осваивает весь курс средней школы по одному какому-то предмету, но с целью, с мотивом передачи. Уже этот предмет ему оказывается необходим, чтобы он среди сверстников своих состоялся, они его приняли. Это как бы его визитная карточка, кто он есть такой. Я - математик, я - физик, я - химик, я - биолог. А дальше, для того, чтобы мне вступить в отношения с детьми, поскольку они мне предлагают другие предметы, я тем самым вынужден и принимать их продукты, их ценности, которые они для меня специально приготовили. Но их задача, тех, кто дает свой предмет, сделать все, чтобы с предметом, которым увлечен их сверстник, они связали свой предмет, т.е. нашли согласие, соединение с тем, что ему близко, что ему дорого. Тогда только создается целостное образовательное пространство, и дети в этом пространстве чувствуют себя уверенно, потому что все оказывается направленным на смысл их собственных устремлений, а не противоречия им. Вот это вот и есть основа познавательно процесса. Когда он не просто как назидание, сверху спущенный, это надо, когда вырастешь - поймешь. Нет, так нельзя. Вот в это мгновение ребенок должен понимать, для чего он делает это действие. Если он не понимает это, в нем происходит угасание поисковой активности - это, кстати, основа развития личности и основа здоровья - поиск истины, поисковая активность.
Виталий Кузовкин, инструктор рукопашного боя:
Рукопашный бой мы выбрали тоже не случайно. Народная хореография, русский рукопашный бой. В принципе рукопашный бой мы строим таким образом, чтобы он закрывал всю эту программу, которая есть в физической школе, то есть мы в этом плане застрахованы. Но он дает какие плюсы - это традиционный народный стиль, который дает человеку возможности чувствовать все время свою корневую основу, народную основу. Это первое. Второе - учитель должен быть сильным, он должен уметь защитить своих детей в любой ситуации, он должен чувствовать свою внутреннюю силу и быть способным к любой реакции, действию, движению. И рукопашный бой он дает эту уверенность в жизни, такую стабильность, крепость.
Михаил Щетинин:
Не останови движение. Когда ты в этом движении находишься, ты - воля, тогда тебя никто не остановит. Только самое главное, чтобы ты все время проверял, а совесть твоя не беспокоит, не мучит тебя, род в тебе, твоя память пращуров согласна с тем, что ты делаешь. И вот, если осмыслить жизнь мою, личную жизнь, то везде, где я прошел по совести, там всегда был успех, там, где я отклонялся, я приспосабливал себя к обстоятельствам, входил в положение того, кто надо мной довлел, там у меня и были несчастья. И действительно, вольный человек - это тот, который идет по совести. Вот это то, с чем я пришел. Вот я сейчас сижу, на Вас смотрю, у меня седые волосы, но я - ребенок, я еще живой и я чувствую жизнь, я ее люблю. Это вот есть воля, простор, безграничье и стержень моей жизни. Она меня ведет, я ей служу, я - ее сын, я - сама воля. Александр Адамский, ректор Института образовательной политики "Эврика", преседатель Федеральной Экспериментальной Площадки, обозреватель газеты "Первое Сентября":
Скорость смены технологий строго зависит от образовательного климата. Чем образованнее нация, тем быстрее там может меняться технология, чем менее образованная нация, тем труднее смена технологий. Поэтому климат образовательный это условие экономического процветания, это экономический фактор. Но рукотворно сверху приказами и указами этого не сделаешь. Это сделаешь только вовлечением граждан в определение целей и содержания образования. Поэтому, я считаю, что содержание образования и цели образования это результат переговоров, договора между образовательным сообществом и местным сообществом и гражданами. Если эти договоры возможны, тогда образовательный уровень будет расти. Образовательный уровень растет не от того, какие отметки у учеников, а от того, какое место образование занимает в сознании граждан.
Михаил Щетинин:
Не может быть давления сверху над человеком. Человек есть воля сама. И поэтому у нас дисциплина идет от внутреннего понимания необходимости делать свою роль в общем деле. Как скажем, музыкант в оркестре, он играет свою мелодию, но согласует ее с мелодией других, чтобы была симфония. Мы, в общем, с этой дисциплиной пришли, это образ нашей жизни. Организованность и воля - они всегда соотносились с понятием необходимости. Ведь воля - это все, воля - это весь простор и воля - это как бы и стержень мой, это моя крепость. У нас это одно понятие у русских. Воля - это как бы такой организованный дух, организованная мысль, направленная мысль - волевой человек. И воля - это простор, это все передо мной раскрывшееся. Т.е., когда я - воля, тогда я есть все, я все вижу и во всем поступаю точно, чтобы всему не повредить.
Виржини Куллудон:
В авторских школах акцент поставлен на воспитании ценностей. Эти школы, хотя существуют давно, олицетворяют дух свободы, который появился в России со времен перестройки. Несмотря на то, что все школы очень разные, у них одно общее: здесь считают, что лучший способ преподавать демократию - не слова, а действия - действия непосредредственно в самой школе. Исак Фрумин, бывший директор экспериментальной школы в Красноярске, теперь работает экспертом при Мировом Банке. Он оценивает педагогов-основателей авторских школ.
Исак Фрумин:
Я думаю, что в России эти люди особенно заметны именно из-за колоссальной однородности остального слоя школ. Именно из-за поразительной урегулированности основной школьной массы. И поэтому те, кто из него выбивается и те, кто относится к школьному делу как к личному, а не как к поручению партии и правительства, те, конечно, нам кажутся очень необычными. Но я не думаю, что это специально российское явление. Хотя роль таких школ в России, она действительно необычна. Если на Западе такие школы находятся на обочине общественного интереса, как правило, и являются маргинальными, то в России к ним особый интерес из вот этого основного и однородного потока. И вот в этом необычность ситуации. В России эти школы являются в значительной степени двигателями обновления. В России долгое время существовал только один государственный заказ. И поэтому, когда сейчас другие массовые школы начинают искать какую-то идентификацию, то они не могут найти сигнала из общества, и поэтому они начинают себя идентифицировать вот с этими инновационными идеями, они начинают к ним как бы примеряться. Именно поэтому они, эти инновационные школы, играют такую необычную роль в России. Довольно много школ, которые имитируют эту инновационность. Их количество растет. А вот количество школ, которые сами себе придумывают и сами себе делают заказ, я думаю, что во всем мире их, я не знаю, 3-4%, может быть, и примерно такая же пропорция в России.
Виржини Куллудон:
Школа Александра Лобка - одно из немногих авангардных заведений в деле образования. Она находится в центре Екатеринбурга и входит в состав Гимназии номер 94. Здесь дети от 9 до 15 лет развиваются на особых образовательных принципах. Первое, что бросается в глаза, это другое понятие о пространстве и даже о времени. После урока не бывает звонка. Дети сами решают, когда начинается и заканчивается урок.
Александр Лобок:
Вопрос заключается не в том, что сломать внешнюю границу, а в том, чтобы найти точки соприкосновения внутренние. То есть как мембрана, через которую просачивается что-то. То есть мы должны понимать, что по большому счету мы действительно принадлежим к единому миру, у нас есть именно возможность слышать друг друга. Это то, что для меня является стратегическим и самым важным. То, что вы сейчас наблюдаете, это они поставлены в ситуацию, когда они должны научиться вслушиваться друг в друга. А это безумно сложно. Тем более, что мы всегда привыкаем, и дети привыкают, что всегда есть человек, который поможет. Не нужно самим стремиться вслушиваться, есть учитель, он говорит - слушайте меня, а теперь Маша, послушай Петю, а теперь, Петя, послушай Васю. То есть я отрегулирую ваш процесс вслушивания. А это неправда. Потому что на самом деле человек живет на свой страх и риск. Это сущностная характеристика человека. Человек живет сам, его учат, его куда-то ведет, но в конечном счете человек живет сам. Он сам прорывается к своему смыслу жизни, к своему пониманию тех напряжений, которые для него значимы. Все, что я могу сделать, я могу помочь, я могу сделать такие условия, в которых бы ребенок уже сейчас начал научиться проживать жизнь как таковую. У нас ведь как строится: школа это пространство обучения, а жить начинают после школы или вне школы. А я пытаюсь пространство школы построить как пространство жизни, вот и все.
Виржини Куллудон:
Один из упреков, который обычно звучит из уст противников авторских школ - и не только в России, заключается в том, что эти школы пытаются заменить семью. Лариса Красноселова, учительница литературы в 9-ой школе Екатеринбурга:
Лариса Красноселова:
Школа конечно должна развиваться, естественно. Иначе, как любое явление жизни, если она не развивается, она просто отомрет. В какую сторону - это безумно сложно. Но у меня такая все-таки мысль, что она не должна заменять семью, как субъект воспитания, что ли. Вот это тоже нереально. Потому что все равно 90% личности ребенка формируется в семье. Может быть стоит все-таки думать о школе как о таком институте, который дает широкий мировоззренческий взгляд. В какой-то степени и нравственные вещи она формирует, конечно. Но, мне кажется, в большей степени это формирование такого широкого кругозора, общекультурного кругозора, человек, у которого формируется наклонности, чем он будет в жизни интересоваться. Или это будет безумно узкий круг интересов, сугубо материальные или вообще он даже асоциальный, криминогенный. Либо у него интерес к общекультурным ценностям будет, к научным вещам. И вторая сторона - конечно надо адаптироваться к реальности. И тут, мне кажется, в нашей школе есть очень сильно в какую сторону работать в плане прежде всего информационных технологий. Ну, я думаю, опять завязано с материальным. Потому что какая школа имеет Интернет, какая имеет возможность компьютеризировать любой урок. А это важно, потому что им тяжело потом туда выходить.
Александр Лобок:
Ценность состоит в том, что дети возвращаются в свою семью и начинают отношения с родителями строить по-другому. То есть для меня, если угодно, то, что происходит с ребенком в семье, это критерий точности того, что происходит здесь. Если в обыкновенной школе семейные взаимоотношения с ребенком строятся функционально в связи со школой - ты выучил уроки? Давай займемся тем-то, тем-то и тем-то, в связи с той предметностью, которая есть в школе, то здесь для меня принципиально важно, что дети в принципе начинают по-другому переживать и проживать взаимоотношения с мамой, с папой. Эти отношения становятся более богатыми, более разнообразными, они оказываются, родители и дети, оказываются более востребованы по отношению друг к другу. То есть детям больше нужны родители, не в том смысле, что они заменяют школу, а просто они начинают чувствовать их потенциально более глубокими. А родители начинают детей чувствовать более глубокими.
Виржини Куллудон:
Уже понятно, что один из самых существенных уроков авторских школ - бОльшая самостоятельность ребенка. В школе Лобка, дети развивают собственный подход к работе и личную методологию.
Александр Лобок:
У нас же дети все время разбиваются на микроколлективы. Сегодня мы наблюдали, когда они всей командой работали, когда их будет четное число, допустим, у них будет несколько команд, и между ними всегда происходит что-то типа такого соревнования. Но при этом, на наиболее интересные ходы, но в рамках установки такой: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Вот это очень важно. И при этом выработка наиболее интересных ходов. То есть никто не знает, что такое интересный ход, никто не знает, что такое сложное задание, они сами работают и соревнуются. Затем по итогам дня можно к этому относиться и давать, я уже как педагог, могу сказать: да, то решение, те идеи, которые оказались выработаны этой командой, те задания, которые ей оказались выработаны, это действительно очень интересно и здорово.
Виржини Куллудон:
Дети также говрят об отличиях по сравнению с обыкновенной школой:
Дети:
Допустим, там скажут: орфографию пиши "Мама мыла раму", а здесь мы сами пишем стихи, а потом проверяем ошибки. А в обычной школе просто говорят: пиши то-то, то-то, то-то. Там в обычной школе говорят сделай то-то, а здесь, допустим, информацию какую-то, и мы сами докапываемся, что именно надо, сами понимаем, а потом еще и делаем это.
Виржини Куллудон:
А как докопаться?
Дети:
Разными способами. Например, нам Александр Михайлович говорит, а потом мы понимаем смысл, кто-нибудь один говорит, а один человек толкает другого и происходит такой процесс.
Виржини Куллудон:
А сейчас вы в каком классе?
Дети:
Сейчас в пятом.
Виржини Куллудон:
А что было утром, чем вы занимались?
Дети:
Мы проверяли так называемую таблицу, домашнее задание. К примеру, основная такая таблица, написать стих, или не один, сделать математику, столбиком мы обычно делаем, и почитать книгу какую-нибудь, а утром мы это рассказываем.
Виржини Куллудон:
То есть вы проверяете, все ли делали задание?
Дети:
Нет, мы проверяем просто, кто что сделал. Не все ли сделали, а кто что делал. Потому что все ли сделали, это как в простой школе.
Виржини Куллудон:
А это без учителя, это вы сами?
Дети:
Да...
Александр Лобок:
Для меня вообще проблема дисциплины, если угодно, ключевая. У меня вообще школа дисциплины, а не школа свободы. Но дисциплины особой, внутренней дисциплины. Дисциплина мысли - это очень существенно. Оценка постоянно встроена. Другое дело, что эта оценка не имеет четкой балльной структуры - ты получаешь пятерку, ты получаешь четверку, ты получаешь тройку. То есть оценка на самом деле все время есть, она все время присутствует, но это нормальная богатая, культурная оценка. Оценка, без которой человек никогда не может, ему все время, как ребенок появляется на свет, ему все время нужна оценка своей мамы, когда она его поддерживает - ой как ты замечательно уже ходишь, ой как замечательно ты держишь свою ложку и так далее, и так далее. Это все время меня внутри, равно как вам, безусловно, важна оценка вашего учителя. Вы пишите какую-то работу и какой-то важный, значимый для вас человек читает ее и говорит: да, это классно. Вот это те оценки, на которые мы, по большому счету, работаем. Но это оценки, которые совершенно не сравнивают вас ни с кем.
Виржини Куллудон:
Воспитание детей в свободном духе, ломка существующих шаблонов неизбежно будут способствовать появлению граждан другого профиля, с иным представлением о роли в обществе. Насколько современное российское общество способно воспринять, как своих, таких людей - эта тема, конечно, является предметом горячей дискусии среди учителей и педагогов.
Лариса Красноселова:
Есть вещи, конечно, замечательные и интересные, но я все равно убеждена, что это не альтернатива школе, это дополнение к ней. Та же школа Лобка, очень интересная и так далее, и так далее, но, вы понимаете, все-таки наше общество, наша структура жизни она достаточно цельная. И очень трудно ребятам из этих школ потом влиться в общую структуру. Они себя очень дискомфортно чувствуют. Ну, во-первых, на практическом уровне они не конкурентоспособны ребятам из обычных сильных хороших школ. Потому очень часто авторские программы игнорируют такую вещь, как стандарт. Они безумно раскованы, они очень хорошо себя чувствуют, они прекрасно строят отношения друг с другом. Но когда они приходят в ситуацию, предположим, высшей школы, поступают, выясняется - а мы не можем писать сочинение, потому что у нас, например, это вообще не было принято. Мы решали задачи повышенной трудности по математике, но не решали простецких каких-то вычислений. Мне кажется, что это иногда подставляет ребят. Когда к нам приходят ребята поступать в восьмой и десятый класс из таких альтернативных школ, им очень тяжело. При всех их плюсах мне их жалко этих детей.
Виржини Куллудон:
Какие у них плюсы?
Лариса Красноселова:
Плюсы - они свободные люди, они не прогибаются перед авторитетами, они даже внешне как-то раскованней выглядят. Минусы - они не привыкли систематически работать. Что существует, предположим, шесть уроков в день, среди них есть любимые предметы и есть нелюбимые предметы. Так же как во взрослой жизни ты не всегда будешь заниматься тем, что тебе нравится. Вот это у них изначально не воспитано вообще. Я этого не люблю, я поэтому этим заниматься не хочу. И так как они там живут в малых группах, им очень тяжело вписываться в большие. Они с трудом находят эти контакты, очень с трудом.
Исак Фрумин:
Я думаю, что какая-то правда в этом есть. У меня был один учитель, который, как я понимаю, очень сильно повлиял на Лобка, Сергей Курганов, он занимался школой диалога культур, это было такое направление, сейчас оно немножко угасло. И у него в классе были дети в основном из рабочих семей. И в подростковом возрасте родители совершенно перестали понимать своих детей. Потому что эта программа была нацелена на то, чтобы сделать детей субъектами культуры. Едва ли не четверть, а может быть даже треть учеников этого класса писала стихи, прозу. Понимаете, они были из рабочих семей, и этот конфликт подростковый там протекал особенно травматично. Поэтому есть, безусловно, какая-то правда в словах этой учительницы, и мы должны думать об этом. С другой стороны, безусловно, если мы можем раскрыть какие-то потенциалы в человеке, то будет не менее аморально не делать это, если мы это умеем. Поэтому, если мы помогаем человеку раскрыть свой талант, мы рискуем, потому что ему придется иметь дело с людьми, которым может это не нравиться.
Виржини Куллудон:
Сохранять стандарты в образовании и содействовать коллективному развитию знаний, либо сосредочиться на индивидууме и поддерживать личные таланты... Только что прозвучали два противоположных мнения о реформе образования. В основе этого спора - разные понятия о научном и творческом потенциале детей. Авторские школы стараются доказать, что этот потенциал безграничен, и что только взрослые сами создают ограничения. Я спросила Михаила Щетинина, могут ли дети выбрать свой предмет погружения с первого же года, и как вообще распределяют предметы по специальностям.
Михаил Щетинин:
С первого же года мы делаем так. Мы так и поступали, как Вы сейчас говорите. По выбору. А потом мы убедились, что это неправильно. Дети часто не могут выбрать, потому что они еще не знают, что это такое. И мы решили, чтобы никого не обижать, по жребию. А жребий - как господь решил. Кому что выпало. Скажем, выпала вам математика, другому - химия, мне выпала биология.
Виржини Куллудон:
А если по личности не подходит?
Михаил Щетинин:
А такого не бывает.
Виржини Куллудон:
Вы имеете в виду, что я могла бы заниматься математикой?
Михаил Щетинин:
Конечно. Я абсолютно в этом убежден. Потому что... Что такое математика? И физика? Это - окошко в мир. Точка зрения. Это элемент все той же самой системы. Если только идти от природы ребенка - а он всегда мир чувствует как всю систему - то неважно, с какой точки опоры входить во всю эту систему. Мы придумали... Я всю жизнь свою посвятил проблеме развития способностей, я с этим пришел в педагогическую науку, и я всей своей жизнью, всем своим опытом, я говорю, что человек тогда лишь только способен в любой малой какой-то части своего дела, когда он все остальные дела, по сущности их, приемлет, понимает, несет в себе.
Виржини Куллудон:
Значит, Вы считаете, что нет естественных способностей.
Михаил Щетинин:
Мне приходилось принимать участие во многих дискуссиях на эту тему. Когда-то "Комсомольская правда" публиковала дискуссии, которые происходили между мной и Аненковым, критиком нашим известным. Мне приходилось часто слышать, что это красивая фраза, когда вы говорите, что человеческие возможности безграничны. 6:38 Но я скажу так. Я еще раз подчеркиваю, что я прожил свою жизнь, еще больше уверен в том, что способности ребенка, пока он ребенок, пока он дитя, пока он чадо, безграничны. Самое главное - понять, что человек есть дитя, есть чадо, есть ребенок. И когда он несет вот эти три ипостаси, способности его безграничны. Они ограничиваются нашим страхом, нашей неуверенностью и каким-то обстоятельством жизни. Взял я скрипку в этот момент. Ну, не получилось у меня сейчас, но у меня получится, может быть, через 10 лет, может быть, 7 лет. Нужно верить и идти. Верить и идти. А тому, кто меня ведет, тому, кто мне дал скрипку, ему нужно любить меня. И когда он меня любит, то все, что есть в нем, передается мне, ежели я его люблю. Все в отношениях.
Александр Лобок:
На самом деле, любой маме, любому папе хорошо известно, что любой ребенок, рождающийся на свет, способен к самоорганизации и что на самом-то деле в один-два-три года ребенок каким-то образом это вырабатывает из себя. И просто эмпирический опыт наблюдения позволяет говорить - да, каждый ребенок способен. Другое дело, что мы совершенно не умеем с этой способностью работать на более высоких возрастах.
Александр Адамский:
Я точно знаю, если у человека появилась идея, то это и означает, что он будет действовать так или иначе, чтобы эту идею реализовать. А у нас, в том числе, может быть, и с нашей помощью, у нас в стране появилось много людей с идеями, очень много людей с идеями, которые что-то хотят сделать, у которых в голове появились, и вот здесь самое главное основание моего оптимизма, у которых в голове появились собственные образовательные цели. Невиданное в России дело. Никогда в России не было людей, у которых были собственные цели. Сейчас заканчивается время, когда родители учеников российских школ стопроцентно выпускники советской школы. Вот заканчиваются те годы. Еще пять-семь лет и к нам в школу придут дети тех, кто закончил эту реформирующуюся школу, а у них в голове уже многообразие, а у них в голове уже плюрализм, а у них в голове "человек имеет право", и слово "должен" не является главным. И будет большая революция, она произойдет не по воле министерства, она произойдет, потому что люди, которые отдадут своих детей, это уже другие люди, это уже собственники, у них есть свои деньги, у них есть квартиры и так далее. И они уже считают, что не должно быть для всех одинаковой жизни и всего остального. Возьмут это другие учителя или не возьмут - это их дело. Вот где проходит водораздел. Я, как министр, не могу требовать ни от кого, чтобы это опыт перенимался. Система меняется не по мановению руки министра, система меняется по доброй воле тех людей, и родителей, и учителей, и учеников, которые делают то и не делают это. Но это они решают. Наша задача помочь родиться чему-то такому, что без нашего усилия, без нашей поддержки не родится. Вот и все. Что с этим будет дальше - это граждане решат.