Некоторых наших слушателей потрясли сообщения о заработках телевизионных "звёзд" в России, возмущаются в письмах так, будто мы назначаем эти заработки. "Какая после этого может быть независимость? - пишет один. - О, Боже! Кого и от кого?! Подлые продажные твари, купленные со всеми потрохами авансом на десять лет вперёд, а как притворяются!" Да, подумаешь над иным таким письмом, всё можно наиграть, всё можно подделать, всё можно изобразить - и независимость, и любовь, и преданность. Непритворной бывает только зависть, потому что никому в голову не приходит притворяться завистливым, наоборот, стараемся показать, что мы не завидуем, а жаждем справедливости. Матерью всех страстей и беззаконий назвал зависть мой земляк Григорий Сковорода.
В прошлой передаче я говорил о долларе в связи с письмом одного слушателя из Белоруссии. Он решил через радио "Свобода" предложить руководству своей страны назначить на доллар такую цену, чтобы он был дешевле "зайчика", проявить таким способом национальную гордость. Этот человек не может смириться с тем явлением природы, которое мы имеем в виду, когда говорим, что истинную цену всего, в том числе и доллара, назначает бог по имени Свободный Рынок. Причём, он делает своё и дело и в том случае, если цифру на ценнике рисует сам Всенародноизбранный. Цифра-то на месте, да товара или нет, или он имеется, да такой, что никому не нужен, что и происходит в Белоруссии.
"Не все мы хотим вернуться к прошлому, к дешёвой колбасе, - откликается на ту передачу Александр Агафонов. - Лично я пытаюсь выдавить из себя совка, хочу работать много и долго, хочу зарабатывать. Мне 34 года, у меня прекрасная жена и двое прекрасных детей, ради них я и стараюсь. Хотелось бы и третьего, но это пока тяжело. К американцам я отношусь скорее с уважением, потому что они много работают. Мне, правда, не нравится культ их валюты у нас в России, и я прилагаю всё старание, чтобы когда-нибудь рубль был бы так же уважаем. Поймите меня правильно. Как и в любой стране, у нас хватает дерьма, и я недоумеваю, зачем вы читаете нам письма, которое оно вам пишет. Таких не переделать. Если вам не влом, передайте им всем: коммунистам и тем, кто старается вернуть прошлое, - всем этим ублюдкам, которые убивали моих предков, мой пламенный привет. Извините за злобу, но наболело. С уважением Александр Агафонов".
В нашей почте есть письма (от не старых, между прочим, людей), авторы которых не скрывают дрожи того нетерпения, с каким ждут, что "евро", как называется общеевропейская денежная единица (удачно, по-моему, называется) нанесёт поражение доллару - поднимется в цене выше доллара. Время идёт, "евро" не поднимается, и нетерпение нарастает. Я говорю о нетерпении русских великодержавников. Так завидуют Америке, что становятся болельщиками Европы. Чувство, надо сказать, поразительно бескорыстное, прямо до безрассудства. Всё, что зарабатывают и крадут, считают в долларах, сбережения и накопления держат в долларах, и долларам же всеми силами загадочной русской души желают падения! Даже стихами некоторые передают это желание. Денежные единицы, между тем, по-прежнему наполняются не желаниями, не гонором, а товаром, то есть, трудом. Кто лучше работает, у того и монета звонче, - у этого, а не у того, кто громче славит себя, своего вождя, своё отечество, свою часть света. В Европе чуть-чуть выше удельный вес дармоедов, чуть больше расточительства, бесхозяйственности, чуть меньше свободы, чем в Америке, - вот эти "чуть" и "чуть-чуть" и образуют те десятые, которых не хватает "евро", чтобы хотя бы сравняться с долларом. Из этих десятых уже составилась целая единица...
"Насилием над своей историей ничего не изменишь, - пишет Дмитрий Сысоев. - А то, что происходило и в 1917-ом в 1991-ом, иначе не назовёшь. Робкие попытки светлого возврата к собственной истории мы сейчас наблюдаем в виде реставрации музыки прежнего гимна, информационного управления положительным имиджем страны в ущерб неконтролируемой свободе слова. Пока это выглядит несуразно и даже карикатурно, но общий вектор, похоже, выбран правильно. Судя по действиям Владимира Путина, происходит перемена отношения власти к отдельным медийным группам, сосредоточенным главным образом в Москве и ведущим независимую от государства (проглобалистическую) информационную политику. Навязывание России глобального менталитета и открытого гражданского общества обществом потребления, идущее по всем каналам масс-медиа, выглядит цинично и бездушно на фоне той духовной и материальной бедности, в которой продолжают пребывать в своей основной массе граждане государств бывшего СССР. В стратегическом смысле необходима переориентация мышления от общества потребления в сторону разработки новой концепции развития и сущности человеческого бытия, налаживания честных, справедливых экономических взаимоотношений с миром и между собственными гражданами".
Попробую сделать это письмо более понятным. Прежде всего: автор считает, что в семнадцатом году народ, при желании, мог не приниматься за строительство социализма, а в девяносто первом - плохого капитализма. Но поправить дело, коль упирается оно в желание, ещё не поздно. Надо, мол, изменить мышление людей в России. Они должны больше (намного больше) думать о возвышенном, о душе, чем о потреблении материальных благ. Чтобы им помочь в совершении этого нравственного переворота, надо изобрести и внедрить новое, небывалое, исключительно благородное общественное устройство: не социализм и не капитализм, а что-то третье, лучшее, с опорой на старину. Возвышенностью личных интересов и благородством общественных отношений россияне будут отличаться от всех других в мире, особенно от богатых. Так они, россияне, вернутся к своей истории, к заветам предков, которые жили бедно, но по-Божески. Автор считает, что для этого государство может и должно раз и навсегда призвать к порядку пишущую братию: изображать Россию следует такой, чтобы она нравилась и самой себе, и окружающим. С наступлением весны в России, как обычно, живее пошло сочинение таких трудов. Есть, кажется, и общественные предпосылки. Страна опять на распутье. Она (или небо за неё) выбирает, куда качнуться... Людей власти, тех же генералов госбезопасности, трактаты вроде этого обычно увлекают потому, что важными научными словами в них говорятся приятные вещи о цензуре: что цензура - это хорошо, это полезно для здоровья нации.
Пишет Павел Евтушенко из Соединённых Штатов Америки, из Сиэтла: "Я здесь год и месяц. Учусь в колледже, чтобы иметь право работать в компьютерной области, Уже сдал два экзамена и получил свой первый американский сертификат. Из группы в 15 человек я сдал вторым (каждый заказывает себе экзамены индивидуально, по мере готовности). Первым был американец, а я - второй. Кроме меня, русскоговорящих в группе нет, что стимулирует овладение английским. Занятия напряженные, поскольку двухгодичный курс сжали в 9 месяцев, сохранив полный объем программы. Это такая форма помощи малообеспеченным. Почти три месяца я проработал в магазине техником по ремонту компьютеров, совмещая учебу, Очень трудно было читать на английском языке техническую литературу до 12 ночи и с 5 утра, но, с Божьей помощью, взял и этот барьер, но тут вдруг был уволен без предупреждения: бизнес пошёл плохо, вот и пришлось работодателю избавиться от нас. 12 человек были уволены сразу. С неделю я чувствовал себя в шоке, потом успокоился, уже ищу новую работу. Погода стоит замечательная, но времени на отдых остается совсем немного".
Подобное может рассказать о себе почти каждый, кто когда-либо оказался на Западе и не пропал, - как приходилось напрягать все силы, держать себя в ежовых рукавицах, учиться и учиться (как завещал комсомолу Ленин). Я думаю одну праздную думу над этим письмом: если бы каждый сверстник Павла Евтушенко в России и на Украине поставил себя в такие условия, задал себе такие уроки: учиться и работать, спать по пять часов, знать, что в любую минуту можешь остаться без места, и быть готовым не опустить руки...
"Все предприятия, в которых есть или была хотя бы часть бывшей государственной собственности, обречены на смерть, - пишет предприниматель Мороз из Калининграда. - Они не реформируемы. Это нужно понять, и с этим нужно смириться. Однако в России есть и новая экономика. Это все, что создано не на основе бывшей госсобственности и не на криминальные деньги, - исключительно частное в полном смысле слова. В этой экономике у государства не воруют, потому что ничего государственного в ней нет и никогда не было. Однако именно эту экономику наш народ и государство особенно не любят. Один небольшой пример государственной подлости. Я знал, что предприниматели, не являющиеся юридическими лицами, с 2001 года станут плательщиками НДС. Но я знал также, что за малостью оборотов буду от этой обязанности освобожден. Я не думал, что меня "кинут" самым бессовестным образом. Налоговая служба таки заставила платить всех. И самое интересное, что - с оборота, а не с добавленной стоимости, потому что не зачли выделенный и уплаченный НДС по товарам, закупленным в прошлом году. Если к этому добавить, что государство нарушило закон, согласно которому в течение первых четырех лет нельзя ухудшать условия налогообложения для малого предпринимательства, то политика в отношении нашего брата оказывается совсем неприглядной. Кто ж теперь поверит красивым словам? А какой сигнал для иностранных инвесторов! Приходите, вас тоже "кинут", в России так принято", - пишет господин Мороз.
Этот слушатель сделал крайний вывод из обстоятельства, которое терзает бывшие советские республики больше, чем страны с не таким долгим опытом социалистического строительства. Всё советское народное хозяйство, от первого тракторного завода до последней прачечной, появилось на свет неестественным путём. Не рынок, не потребитель решал, где строить тот или иной завод или мастерскую, что там клепать и сколько, а чиновник, Госплан. Эти искусственные создания (артефакты) и существовать могли только в искусственной среде, что значит за счёт казны, а не потребителя. Когда казна опустела из-за падения мировой цены на нефть, они стали одно за другим погибать и, конечно, погибнут, но, но видимо всё-таки не все... Точно подмечено в письме господина Мороза, что в народе особенно не любят настоящих частников. Каждый из них ведь представляет собою живой упрёк соотечественникам, каждый из них - это наглядное опровержение целой "религии", которая учит, что делать ничего не нужно, потому что сделать ничего нельзя.
Из письма с неразборчивой подписью: "Вы уверены, что единственный плодотворный порядок - рыночный, когда всё на деньгах, на прибыли, на шкурности. Но не противно ли? Не противно ли сознавать, что все блага и совершенства - блестящие авто и учёные компьютеры, конфеты, доставляющие райское наслаждение, даны нам не просто так и не от любви к нам, а от чьей-то стыдненькой потребы нажиться, хапнуть больше других? Не противно ли отдавать себе отчет в том, что все улыбки продавцов, рекламщиков - маска, обман?"
Подпись, как я сказал, неразборчива. Это может быть и старый человек, и совсем молодой - в последние годы в молодёжной среде замечается такое увлечение коммунизмом. Доведённое до логического так сказать конца, до последнего вывода учение о любви к ближнему. Если любить ближнего, так на полную катушку, ничего не делать на продажу, а всё раздавать бесплатно, упразднить торговлю, обмениваться изделиями, как ласками - по велению сердца, только от души. Нечто похожее провозглашают антиглобалисты. Этот коммунизм можно назвать ненаучным, если вспомнить, что в советское время существовал институтский предмет под названием "научный коммунизм".
Боюсь, что ничего не выйдет, Вот сижу я перед компьютером, пишу на экране. Не первый год сижу. Ну, хотя бы раз мелькнула мысль: а как он ко мне относится, тот головастый американец, что измыслил и склепал эту полезную машинёшку, - любит ли он меня? Конфеты мне безразличны, а кое-что покрепче да, приносит иной раз райское наслаждение, но тоже что-то не припомню, чтобы после рюмки хереса я вдруг затосковал от неизвестности, питает ли ко мне нежные чувства винодел, - такие нежные, как я - к его изделиям? Подозреваю, что и этот слушатель из того же теста, просто хочется человеку говорить красиво.
Пишет господин Карлинер: "В одной из последних ваших передач прозвучало письмо, в котором говорится, что российская жизнь в послекоммунистическое время стала материально богаче. Что-то не слышно такого мнения ни по радио, ни по телевидению в России. Сплошная "чернуха". Действительно, многие предприятия брошены, не работают. Действительно, много людей, недовольных переменами, но именно переменами, а не ухудшением своего благосостояния. Я думаю, что общее обеднение - это очередной миф в нашей стране, легко создающей мифы. Товаров стало больше, это видно невооружённым глазом, и их покупают, особенно легковые автомобили - перейти улицу стало сложно. "Новые русские" всё не съедят и на себя не наденут, достаётся и нам, обыкновенным людям. Причины нашего недовольства другие, психологические. Многие были, да перестали быть привилегированным классом. Таких вместе с их семьями очень много. Есть основания для недовольства и у самых простых. Они получили свободу, а что делать с нею, не знают. Это явление хорошо знают работники детских учреждений и офицеры. В детских лагерях главная забота: дети должны быть постоянно заняты. В армии в мирное время главная забота офицеров та же: солдаты должны быть постоянно заняты. А сам себя занять чем-то серьёзным, интересным советский человек не в состоянии, вот и недоволен, злится. Жизнь в эпоху перемен сложна, надо помогать людям это понять".
Сам себя занять - значит, между прочим, занять общественными делами. Об этом уже не первый год говорится в письмах на радио "Свобода", и можно только радоваться за людей, которые пишут эти письма. Всё-таки очень широко разлились в российском воздухе мысли и открытия величайших исследователей демократических общественных устройств, - так широко и естественно, что люди даже не подозревают, что то, что они говорят, не всегда само собою разумелось, было некогда кем-то обнаружено, названо, обдумано, явилось откровением. Среди таких откровений и то, что граждане могут и должны сами, без начальства, без понукания сверху, без высшего одобрения, а часто - вопреки должностным лицам объединяться для самых разных общеполезных дел - от ремонта моста до продвижения во власть достойного человека.
Пишет наш слушатель из Петербурга, физик: "Приходится слышать очень неутешительные анализы состояния наших основных фондов - как всё изношено, как, того и гляди, всё начнет цепным образом сыпаться - энергетика, транспорт, водоснабжение, отопление. Когда читаешь газету, есть надежда, что врут или преувеличивают, но когда поговоришь с серьезными специалистами, то понимаешь, что преувеличить тут уже ничего невозможно".
Это едва ли не самое серьёзное письмо изо всех, что я читал за последние пять лет. Цепное, если употребить слово физика, разрушение систем жизнеобеспечения может в считанные дни так изменить обстановку в России, что будут посрамлены все выкладки политических наук, все расчёты и ожидания людей здравого смысла. Что-то вроде Тунгусского метеорита, который пронесётся "от Ливонского края до туманов Охотской волны", как говорится в одном патриотическом стихотворении... Про опасный износ основных фондов я впервые услышал 20 лет назад от знаменитого тогда директора Щёкинского химкомбината Шарова. Лет 10 спустя о том же заговорил однажды Фёдор Трофимович Моргун, первый секретарь Полтавского обкома партии: "Ничего так не боюсь, - сказал он, оглядываясь, хотя дело было в поле, - как того, что в Полтаве враз лопнут все трубы, город замёрзнет, и людей придётся развозить по сёлам"!" Проедать амортизационные отчисления продолжали и в послесоветские годы. Это та часть дохода, которая ежегодно откладывается (должна откладываться!) на капитальный ремонт зданий и таких сооружений, как водопровод, своеобразный неприкосновенный запас. Расходовать его не по назначению - безумие, по-русски оно называется: "После нас хоть потоп!". К счастью, прочность советских труб и кладки оказалась выше, чем думали Шаров и Моргун. Но, видимо, всё же не беспредельной.
В одной из предыдущих передач я прочитал отрывок из письма госпожи Садовой, москвички. Она хвалила Путина и ругала спорящего с ним чувашского президента Фёдорова, назвав его мордовским. Я прочитал, как у неё было написано, потом сказал, что она, наверное, имела в виду чувашского. Теперь она пишет: "Вы выхватили только одну фразу, где я ошиблась, адресовав Фёдорова к Мордовии. Этот укол только подтверждает мою мысль: везде выискивать компромат. Вот, мол, какая она дура, что она может написать толкового! Пишу вам опять потому, что противно слушать чтение писем некоторых наших граждан, поливающих грязью свою Родину". Не подумал я, госпожа Садова, просто не подумал, что вы так обидитесь. Может быть, надо было молча исправить Мордовию на Чувашию и дело с концом, но я, во-первых, очень осторожно обращаюсь с письмами, особенно - с письмами моих ругателей, а во-вторых, не считаю компроматом обыкновенную оговорку. Оговориться может всякий, я тоже недавно оговорился: назвал украинского поэта-коммуниста Бориса Олейника - того самого, который доказывает в одной из своих прозаических книг, что Михаил Горбачёв - исчадие ада не в переносном смысле слова, а в прямом, - я назвал его Степаном (не Горбачёва - Степаном, а Бориса), тогда как Степан Олейник давно помер, а Борис, к радости своих поклонников, здравствует и, как слышно, по-прежнему уверен, что в своё время лично был знаком с Князем Тьмы.
Из последнего письма, за неимением времени, прочитаю только два предложения: "Извините, если получилось немного резко, Вы тут, конечно, ни при чём, просто нужно было высказаться".
Казалось бы, раз сам понимаешь, что переборщил, так поправь своё письмо перед отсылкой, тем более что пишешь на компьютере: ничего нет проще. Нет, оставляет всё в том виде, как вылилось из души, а чтобы ты не подумал, что он действовал под дулом пистолета, объясняет: нет, не в пистолете дело, а в том, что захотелось высказаться. Собственное "хотение" имеет власть чужого пистолета. И полная уверенность, что нет ничего более убедительного, чем это обоснование его грубости...
В прошлой передаче я говорил о долларе в связи с письмом одного слушателя из Белоруссии. Он решил через радио "Свобода" предложить руководству своей страны назначить на доллар такую цену, чтобы он был дешевле "зайчика", проявить таким способом национальную гордость. Этот человек не может смириться с тем явлением природы, которое мы имеем в виду, когда говорим, что истинную цену всего, в том числе и доллара, назначает бог по имени Свободный Рынок. Причём, он делает своё и дело и в том случае, если цифру на ценнике рисует сам Всенародноизбранный. Цифра-то на месте, да товара или нет, или он имеется, да такой, что никому не нужен, что и происходит в Белоруссии.
"Не все мы хотим вернуться к прошлому, к дешёвой колбасе, - откликается на ту передачу Александр Агафонов. - Лично я пытаюсь выдавить из себя совка, хочу работать много и долго, хочу зарабатывать. Мне 34 года, у меня прекрасная жена и двое прекрасных детей, ради них я и стараюсь. Хотелось бы и третьего, но это пока тяжело. К американцам я отношусь скорее с уважением, потому что они много работают. Мне, правда, не нравится культ их валюты у нас в России, и я прилагаю всё старание, чтобы когда-нибудь рубль был бы так же уважаем. Поймите меня правильно. Как и в любой стране, у нас хватает дерьма, и я недоумеваю, зачем вы читаете нам письма, которое оно вам пишет. Таких не переделать. Если вам не влом, передайте им всем: коммунистам и тем, кто старается вернуть прошлое, - всем этим ублюдкам, которые убивали моих предков, мой пламенный привет. Извините за злобу, но наболело. С уважением Александр Агафонов".
В нашей почте есть письма (от не старых, между прочим, людей), авторы которых не скрывают дрожи того нетерпения, с каким ждут, что "евро", как называется общеевропейская денежная единица (удачно, по-моему, называется) нанесёт поражение доллару - поднимется в цене выше доллара. Время идёт, "евро" не поднимается, и нетерпение нарастает. Я говорю о нетерпении русских великодержавников. Так завидуют Америке, что становятся болельщиками Европы. Чувство, надо сказать, поразительно бескорыстное, прямо до безрассудства. Всё, что зарабатывают и крадут, считают в долларах, сбережения и накопления держат в долларах, и долларам же всеми силами загадочной русской души желают падения! Даже стихами некоторые передают это желание. Денежные единицы, между тем, по-прежнему наполняются не желаниями, не гонором, а товаром, то есть, трудом. Кто лучше работает, у того и монета звонче, - у этого, а не у того, кто громче славит себя, своего вождя, своё отечество, свою часть света. В Европе чуть-чуть выше удельный вес дармоедов, чуть больше расточительства, бесхозяйственности, чуть меньше свободы, чем в Америке, - вот эти "чуть" и "чуть-чуть" и образуют те десятые, которых не хватает "евро", чтобы хотя бы сравняться с долларом. Из этих десятых уже составилась целая единица...
"Насилием над своей историей ничего не изменишь, - пишет Дмитрий Сысоев. - А то, что происходило и в 1917-ом в 1991-ом, иначе не назовёшь. Робкие попытки светлого возврата к собственной истории мы сейчас наблюдаем в виде реставрации музыки прежнего гимна, информационного управления положительным имиджем страны в ущерб неконтролируемой свободе слова. Пока это выглядит несуразно и даже карикатурно, но общий вектор, похоже, выбран правильно. Судя по действиям Владимира Путина, происходит перемена отношения власти к отдельным медийным группам, сосредоточенным главным образом в Москве и ведущим независимую от государства (проглобалистическую) информационную политику. Навязывание России глобального менталитета и открытого гражданского общества обществом потребления, идущее по всем каналам масс-медиа, выглядит цинично и бездушно на фоне той духовной и материальной бедности, в которой продолжают пребывать в своей основной массе граждане государств бывшего СССР. В стратегическом смысле необходима переориентация мышления от общества потребления в сторону разработки новой концепции развития и сущности человеческого бытия, налаживания честных, справедливых экономических взаимоотношений с миром и между собственными гражданами".
Попробую сделать это письмо более понятным. Прежде всего: автор считает, что в семнадцатом году народ, при желании, мог не приниматься за строительство социализма, а в девяносто первом - плохого капитализма. Но поправить дело, коль упирается оно в желание, ещё не поздно. Надо, мол, изменить мышление людей в России. Они должны больше (намного больше) думать о возвышенном, о душе, чем о потреблении материальных благ. Чтобы им помочь в совершении этого нравственного переворота, надо изобрести и внедрить новое, небывалое, исключительно благородное общественное устройство: не социализм и не капитализм, а что-то третье, лучшее, с опорой на старину. Возвышенностью личных интересов и благородством общественных отношений россияне будут отличаться от всех других в мире, особенно от богатых. Так они, россияне, вернутся к своей истории, к заветам предков, которые жили бедно, но по-Божески. Автор считает, что для этого государство может и должно раз и навсегда призвать к порядку пишущую братию: изображать Россию следует такой, чтобы она нравилась и самой себе, и окружающим. С наступлением весны в России, как обычно, живее пошло сочинение таких трудов. Есть, кажется, и общественные предпосылки. Страна опять на распутье. Она (или небо за неё) выбирает, куда качнуться... Людей власти, тех же генералов госбезопасности, трактаты вроде этого обычно увлекают потому, что важными научными словами в них говорятся приятные вещи о цензуре: что цензура - это хорошо, это полезно для здоровья нации.
Пишет Павел Евтушенко из Соединённых Штатов Америки, из Сиэтла: "Я здесь год и месяц. Учусь в колледже, чтобы иметь право работать в компьютерной области, Уже сдал два экзамена и получил свой первый американский сертификат. Из группы в 15 человек я сдал вторым (каждый заказывает себе экзамены индивидуально, по мере готовности). Первым был американец, а я - второй. Кроме меня, русскоговорящих в группе нет, что стимулирует овладение английским. Занятия напряженные, поскольку двухгодичный курс сжали в 9 месяцев, сохранив полный объем программы. Это такая форма помощи малообеспеченным. Почти три месяца я проработал в магазине техником по ремонту компьютеров, совмещая учебу, Очень трудно было читать на английском языке техническую литературу до 12 ночи и с 5 утра, но, с Божьей помощью, взял и этот барьер, но тут вдруг был уволен без предупреждения: бизнес пошёл плохо, вот и пришлось работодателю избавиться от нас. 12 человек были уволены сразу. С неделю я чувствовал себя в шоке, потом успокоился, уже ищу новую работу. Погода стоит замечательная, но времени на отдых остается совсем немного".
Подобное может рассказать о себе почти каждый, кто когда-либо оказался на Западе и не пропал, - как приходилось напрягать все силы, держать себя в ежовых рукавицах, учиться и учиться (как завещал комсомолу Ленин). Я думаю одну праздную думу над этим письмом: если бы каждый сверстник Павла Евтушенко в России и на Украине поставил себя в такие условия, задал себе такие уроки: учиться и работать, спать по пять часов, знать, что в любую минуту можешь остаться без места, и быть готовым не опустить руки...
"Все предприятия, в которых есть или была хотя бы часть бывшей государственной собственности, обречены на смерть, - пишет предприниматель Мороз из Калининграда. - Они не реформируемы. Это нужно понять, и с этим нужно смириться. Однако в России есть и новая экономика. Это все, что создано не на основе бывшей госсобственности и не на криминальные деньги, - исключительно частное в полном смысле слова. В этой экономике у государства не воруют, потому что ничего государственного в ней нет и никогда не было. Однако именно эту экономику наш народ и государство особенно не любят. Один небольшой пример государственной подлости. Я знал, что предприниматели, не являющиеся юридическими лицами, с 2001 года станут плательщиками НДС. Но я знал также, что за малостью оборотов буду от этой обязанности освобожден. Я не думал, что меня "кинут" самым бессовестным образом. Налоговая служба таки заставила платить всех. И самое интересное, что - с оборота, а не с добавленной стоимости, потому что не зачли выделенный и уплаченный НДС по товарам, закупленным в прошлом году. Если к этому добавить, что государство нарушило закон, согласно которому в течение первых четырех лет нельзя ухудшать условия налогообложения для малого предпринимательства, то политика в отношении нашего брата оказывается совсем неприглядной. Кто ж теперь поверит красивым словам? А какой сигнал для иностранных инвесторов! Приходите, вас тоже "кинут", в России так принято", - пишет господин Мороз.
Этот слушатель сделал крайний вывод из обстоятельства, которое терзает бывшие советские республики больше, чем страны с не таким долгим опытом социалистического строительства. Всё советское народное хозяйство, от первого тракторного завода до последней прачечной, появилось на свет неестественным путём. Не рынок, не потребитель решал, где строить тот или иной завод или мастерскую, что там клепать и сколько, а чиновник, Госплан. Эти искусственные создания (артефакты) и существовать могли только в искусственной среде, что значит за счёт казны, а не потребителя. Когда казна опустела из-за падения мировой цены на нефть, они стали одно за другим погибать и, конечно, погибнут, но, но видимо всё-таки не все... Точно подмечено в письме господина Мороза, что в народе особенно не любят настоящих частников. Каждый из них ведь представляет собою живой упрёк соотечественникам, каждый из них - это наглядное опровержение целой "религии", которая учит, что делать ничего не нужно, потому что сделать ничего нельзя.
Из письма с неразборчивой подписью: "Вы уверены, что единственный плодотворный порядок - рыночный, когда всё на деньгах, на прибыли, на шкурности. Но не противно ли? Не противно ли сознавать, что все блага и совершенства - блестящие авто и учёные компьютеры, конфеты, доставляющие райское наслаждение, даны нам не просто так и не от любви к нам, а от чьей-то стыдненькой потребы нажиться, хапнуть больше других? Не противно ли отдавать себе отчет в том, что все улыбки продавцов, рекламщиков - маска, обман?"
Подпись, как я сказал, неразборчива. Это может быть и старый человек, и совсем молодой - в последние годы в молодёжной среде замечается такое увлечение коммунизмом. Доведённое до логического так сказать конца, до последнего вывода учение о любви к ближнему. Если любить ближнего, так на полную катушку, ничего не делать на продажу, а всё раздавать бесплатно, упразднить торговлю, обмениваться изделиями, как ласками - по велению сердца, только от души. Нечто похожее провозглашают антиглобалисты. Этот коммунизм можно назвать ненаучным, если вспомнить, что в советское время существовал институтский предмет под названием "научный коммунизм".
Боюсь, что ничего не выйдет, Вот сижу я перед компьютером, пишу на экране. Не первый год сижу. Ну, хотя бы раз мелькнула мысль: а как он ко мне относится, тот головастый американец, что измыслил и склепал эту полезную машинёшку, - любит ли он меня? Конфеты мне безразличны, а кое-что покрепче да, приносит иной раз райское наслаждение, но тоже что-то не припомню, чтобы после рюмки хереса я вдруг затосковал от неизвестности, питает ли ко мне нежные чувства винодел, - такие нежные, как я - к его изделиям? Подозреваю, что и этот слушатель из того же теста, просто хочется человеку говорить красиво.
Пишет господин Карлинер: "В одной из последних ваших передач прозвучало письмо, в котором говорится, что российская жизнь в послекоммунистическое время стала материально богаче. Что-то не слышно такого мнения ни по радио, ни по телевидению в России. Сплошная "чернуха". Действительно, многие предприятия брошены, не работают. Действительно, много людей, недовольных переменами, но именно переменами, а не ухудшением своего благосостояния. Я думаю, что общее обеднение - это очередной миф в нашей стране, легко создающей мифы. Товаров стало больше, это видно невооружённым глазом, и их покупают, особенно легковые автомобили - перейти улицу стало сложно. "Новые русские" всё не съедят и на себя не наденут, достаётся и нам, обыкновенным людям. Причины нашего недовольства другие, психологические. Многие были, да перестали быть привилегированным классом. Таких вместе с их семьями очень много. Есть основания для недовольства и у самых простых. Они получили свободу, а что делать с нею, не знают. Это явление хорошо знают работники детских учреждений и офицеры. В детских лагерях главная забота: дети должны быть постоянно заняты. В армии в мирное время главная забота офицеров та же: солдаты должны быть постоянно заняты. А сам себя занять чем-то серьёзным, интересным советский человек не в состоянии, вот и недоволен, злится. Жизнь в эпоху перемен сложна, надо помогать людям это понять".
Сам себя занять - значит, между прочим, занять общественными делами. Об этом уже не первый год говорится в письмах на радио "Свобода", и можно только радоваться за людей, которые пишут эти письма. Всё-таки очень широко разлились в российском воздухе мысли и открытия величайших исследователей демократических общественных устройств, - так широко и естественно, что люди даже не подозревают, что то, что они говорят, не всегда само собою разумелось, было некогда кем-то обнаружено, названо, обдумано, явилось откровением. Среди таких откровений и то, что граждане могут и должны сами, без начальства, без понукания сверху, без высшего одобрения, а часто - вопреки должностным лицам объединяться для самых разных общеполезных дел - от ремонта моста до продвижения во власть достойного человека.
Пишет наш слушатель из Петербурга, физик: "Приходится слышать очень неутешительные анализы состояния наших основных фондов - как всё изношено, как, того и гляди, всё начнет цепным образом сыпаться - энергетика, транспорт, водоснабжение, отопление. Когда читаешь газету, есть надежда, что врут или преувеличивают, но когда поговоришь с серьезными специалистами, то понимаешь, что преувеличить тут уже ничего невозможно".
Это едва ли не самое серьёзное письмо изо всех, что я читал за последние пять лет. Цепное, если употребить слово физика, разрушение систем жизнеобеспечения может в считанные дни так изменить обстановку в России, что будут посрамлены все выкладки политических наук, все расчёты и ожидания людей здравого смысла. Что-то вроде Тунгусского метеорита, который пронесётся "от Ливонского края до туманов Охотской волны", как говорится в одном патриотическом стихотворении... Про опасный износ основных фондов я впервые услышал 20 лет назад от знаменитого тогда директора Щёкинского химкомбината Шарова. Лет 10 спустя о том же заговорил однажды Фёдор Трофимович Моргун, первый секретарь Полтавского обкома партии: "Ничего так не боюсь, - сказал он, оглядываясь, хотя дело было в поле, - как того, что в Полтаве враз лопнут все трубы, город замёрзнет, и людей придётся развозить по сёлам"!" Проедать амортизационные отчисления продолжали и в послесоветские годы. Это та часть дохода, которая ежегодно откладывается (должна откладываться!) на капитальный ремонт зданий и таких сооружений, как водопровод, своеобразный неприкосновенный запас. Расходовать его не по назначению - безумие, по-русски оно называется: "После нас хоть потоп!". К счастью, прочность советских труб и кладки оказалась выше, чем думали Шаров и Моргун. Но, видимо, всё же не беспредельной.
В одной из предыдущих передач я прочитал отрывок из письма госпожи Садовой, москвички. Она хвалила Путина и ругала спорящего с ним чувашского президента Фёдорова, назвав его мордовским. Я прочитал, как у неё было написано, потом сказал, что она, наверное, имела в виду чувашского. Теперь она пишет: "Вы выхватили только одну фразу, где я ошиблась, адресовав Фёдорова к Мордовии. Этот укол только подтверждает мою мысль: везде выискивать компромат. Вот, мол, какая она дура, что она может написать толкового! Пишу вам опять потому, что противно слушать чтение писем некоторых наших граждан, поливающих грязью свою Родину". Не подумал я, госпожа Садова, просто не подумал, что вы так обидитесь. Может быть, надо было молча исправить Мордовию на Чувашию и дело с концом, но я, во-первых, очень осторожно обращаюсь с письмами, особенно - с письмами моих ругателей, а во-вторых, не считаю компроматом обыкновенную оговорку. Оговориться может всякий, я тоже недавно оговорился: назвал украинского поэта-коммуниста Бориса Олейника - того самого, который доказывает в одной из своих прозаических книг, что Михаил Горбачёв - исчадие ада не в переносном смысле слова, а в прямом, - я назвал его Степаном (не Горбачёва - Степаном, а Бориса), тогда как Степан Олейник давно помер, а Борис, к радости своих поклонников, здравствует и, как слышно, по-прежнему уверен, что в своё время лично был знаком с Князем Тьмы.
Из последнего письма, за неимением времени, прочитаю только два предложения: "Извините, если получилось немного резко, Вы тут, конечно, ни при чём, просто нужно было высказаться".
Казалось бы, раз сам понимаешь, что переборщил, так поправь своё письмо перед отсылкой, тем более что пишешь на компьютере: ничего нет проще. Нет, оставляет всё в том виде, как вылилось из души, а чтобы ты не подумал, что он действовал под дулом пистолета, объясняет: нет, не в пистолете дело, а в том, что захотелось высказаться. Собственное "хотение" имеет власть чужого пистолета. И полная уверенность, что нет ничего более убедительного, чем это обоснование его грубости...