Российские войска остаются в Чечне, а чеченские беженцы в Ингушетии.
"Пока весь этот военный инцидент не будет исчерпан, я не возвращусь. Потому что со мной мои дети - мое богатство..."
Российские правозащитники побывали в Чечне. Впечатления - не самые утешительные.
"Это был русский, житель Грозного, Дима, 24-х лет. Он отправился вечером около шести часов в марте за сигаретами и за хлебом. На блокпосту два контрактника почему-то решили его зарезать..."
Россия и Запад не могут бесконечно игнорировать ситуацию в Чечне - пишет авторитетное американское издание.
"В Чечне нет простых решений, но игнорировать ее, относить ее к категории неминуемой и неизбежной трагедии, отвергать ее как террористическую нацию - безумие. Более того, это аморально по отношению к тем колонизированным народам, которые все еще ищут признания..."
Без всяких внятных объяснений этого шага министр обороны России Сергей Иванов заявил в конце прошлого месяца о решении оставить фактически неизменной численность российской военной группировки в Чечне. Напомню, что около двух месяцев назад Москва объявила о сокращении 80-тысячного контингента почти в четыре раза. Планировалось, что к лету в Чечне останется 22 тысячи военнослужащих - 42-я мотострелковая дивизия и бригада Министерства внутренних дел. В итоге, Чечню покинули только пять тысяч военных - две бригады и два полка. Последствия решения о сохранении военного присутствия в Чечне в полном объеме не замедлили сказаться. Репортаж Юрия Багрова из лагеря беженцев в Ингушетии.
Юрий Багров:
С начала второй военной кампании в Чечне, когда в Ингушетии стали появляться первые палаточные лагеря для вынужденных переселенцев, никто не предполагал, что людям придется жить в них больше трех-четырех месяцев. Чеченцы рассчитывали лишь перезимовать в палатках. С того времени зима приходила дважды. В городки беженцев и по сей день приезжают люди - в надежде спастись от беспредела, творящегося в республике. Заверения руководства Чечни о нормализации обстановки вызывают у чеченцев лишь усмешку. Абсолютное большинство вынужденных переселенцев не намерено возвращаться в республику до полного или хотя бы частичного вывода войск. Недавние заявления военного руководства о приостановке вывода войск лишь утвердило чеченцев во мнении не покидать сгнившие палатки, ставшие домом. Говорят беженцы из палаточного лагеря "Лира" в Ингушетии:
"Пока весь этот военный инцидент не будет исчерпан, я не возвращусь. Потому что со мной мои дети - мое богатство. Вот я на днях была на похоронах дяди. В сторону селения Мартан-Чу ехали, нас приостановили, якобы на дороге был положен фугас, его взорвали. Нас задерживали несколько раз, больше часа держали в такой местности, где в десяти метрах стоят федералы, дорога охраняема овчарками. Кто может туда фугас ставить? Может, я буду тоже с детьми замешана в эту авантюру? Поэтому я боюсь, просто боюсь, категорически".
"При возвращении - что ждет? Представьте себе, когда пьяные солдаты ночью врываются в дома, забирают молодых ребят, убивают студентов. Автобусы, курсирующие: там есть такая бумажка "Студенты", - они останавливают эти автобусы, входят в автобусы и начинают бить молодых ребят. Естественно, это терпеть невозможно. Стоит кому-нибудь сказать малейшее слово, забирают всех подряд - и девчат, и ребят. А у нас, по нашим законам, вообще нельзя прикасаться к женщине. Это есть основная причина, по которой невозможно вернуться. Потому что дети, даже маленькие дети будут находиться в опасности, смертельной опасности".
"Я думаю, что если бы войска они вывели, все эти люди, которые вынужденно ушли из своих домов, вернулись бы домой. Но никто не верит, что они выведут эти войска. Они выводят, потом новых заводят обратно".
Создается впечатление, что все действия военных направлены на то, чтобы вызвать неприязнь и ненависть у мирных жителей. Мздоимство, мародерство, грабежи и изнасилования отнюдь не улучшают отношений между чеченцами и военнослужащими. Армейскую группировку население республики воспринимает лишь как затянувшееся стихийное бедствие, свалившееся на голову. Фактически никто из них не верит в то, что армия способна навести в Чечне порядок.
"Война еще не закончилась, ребятам уйти нельзя, в лес пойти рубить дрова нельзя. Они убивают, забирают, дерутся, придираются, все делают, что хотят. Говорят, война кончилась, и продолжается. Боевики, говорят, приехали, только русские свои всегда убивают. Не знаю, что нам делать. Домой, конечно, хотим домой, своя родина. Как не будем дома, а все спокойно, земля наша там осталась разрушена. Мне даже стыдно называть их "войсками". Понятие такое старое, еще царское понятие было, понятие офицерской чести, офицерского благородства. Этого близко нет. Там 50% - нанятые контрактники из зоны, преступники, обыкновенные преступники, мародеры, настоящие звери. А солдаты, которые на полях сидят, увидите, не солдаты, такие грязнули, все в саже, в копоти. Контрактники приезжали, на дорогах стоят, у них разговора нет: нецензурное слово - плати червонец. Они машину не проверяют, заплатил червонец - едешь, не заплатил - будешь стоять. Это - то, что есть сейчас".
Жестокость российских военнослужащих провоцирует рост популярности лидеров чеченского сопротивления. Их неуловимость, а также успешные военные операции, проводимые чеченскими партизанами, утверждают жителей республики во мнении, что их защитники непобедимы. Конец войны большинство беженцев связывают с началом мирных переговоров. Своими суждениями по этому вопросу делятся чеченцы, проживающие в палаточном лагере в Ингушетии.
"Выход я вижу в этом - только переговоры, я так думаю. Переговоры, притом, с противоборствующей стороной".
"Один выход - только переговоры. Переговоры. До тех пор, пока они не проведут переговоры с Масхадовым, с его окружением, с кем угодно, пока официально не будет об этом объявлено, пока не будет амнистия объявлена всем, кто участвовал в этой войне, это не завершится до тех пор. Этому не будет видно конца. Потому что даже сторона боевиков, наши, чеченские боевики, они не успокоятся. Они понимают, что там творится. Переговоры и хотя бы частично вывести войска. Я не могу сказать, что они выведут полностью, но то, что они не выведут хотя бы 50%, это мародерство, это издевательство будет продолжаться. Они не выведут, потому что они знают, что если они выведут войска, все повернется опять. У них армия еще не имеет такой силы, какая у нее была при советской власти".
Абсолютное большинство вынужденных переселенцев связывают свои надежды на будущее с выводом российских войск из республики. Они уверены, что только в том случае жизнь в Чечне станет хотя бы терпимой.
Андрей Бабицкий:
Выраженная министром обороны уверенность в том, что российским войскам в Чечне противостоят разрозненные малочисленные группы вооруженных чеченцев, крайне плохо согласуется с решением продолжать держать республику под контролем почти стотысячной группировки, которая по численности всего в три-четыре раза уступает всему населению республики, включая женщин и детей, в том числе новорожденных. Очевидно, что главная причина решения военного командования это продолжающееся и нарастающее партизанское сопротивление.
Хасин Радуев:
По разным оценкам ряды чеченского сопротивления насчитывают сейчас от двух до пяти тысяч человек. Наиболее боеспособные отряды под командованием Шамиля Басаева, Руслана Гилаева, Эмира Хаттаба, Арби Бараева и Магомеда Хамбиева действуют в горах Нажай-Юртовского, Веденского, Шатойского и Итумкалинского района. Каждый из этих отрядов имеет свои сменяющиеся группировки в Грозном, Гудермесе, Аргуне и в других наиболее крупных населенных пунктах. Подтверждением тому последние события в Аргуне, и в селе Цоцен-Юрт, где 7-го мая произошли ожесточенные бои-столкновения. И хотя российские военные утверждают, что спецоперации здесь прошли по заранее разработанному плану, говорить о том, что удалось полностью разгромить отряды чеченских бойцов в этих населенных пунктах, преждевременно. Обстрелы и нападения на российские позиции здесь продолжаются. В Чечне идет партизанская война, а у нее свои законы. Вероятно, понимают это и российские военные, поэтому решение о прекращении вывода войск из республики вполне логично. С другой стороны, для ведения войны было бы вполне достаточно и тех войсковых подразделений, которые решено оставить в Чечне на постоянной основе. Речь идет о 42-й мотострелковой дивизии в составе 15-ти тысяч человек и бригаде внутренних войск в составе 6-7-ми тысяч человек. Для их размещения в станице Калимовская, в Ханкале, возле села Барзой Шатойского района и на западной окраине райцентра Шали строятся казармы. Работы здесь идут ударными темпами, к ним привлечена и часть местного населения. Предполагается, что строительство военных городков будет завершено уже к зиме. Некоторые наблюдатели предсказывают новую эскалацию боевых действий в ближайшие три месяца. Чеченские полевые командиры не скрывают, что готовятся к контрнаступлению. В республике распространяются видеокассеты с выступлением Шамиля Басаева, который как бы подводит итоги последнего года войны и ставит новые задачи перед своими соратниками. Причем, выступление это записано на русском языке, вероятно, с учетом на то, что его будут смотреть и слушать не только соотечественники, но и российские военные. Появление группировок из отряда Руслана Гилаева отмечено и в пригородах Грозного. Все это не может не тревожить российское военное командование, которое вынуждено "держать порох сухим". Вероятно, поэтому широко разрекламированный вывод войск в полном объеме так и не состоялся. Впрочем, население в Чечне с самого начала не очень верило в то, что это возможно. Ротация воинских частей проходит постоянно, и кто знает, сколько войск введено вместо выведенных подразделений. И все же жители Чечни испытывают по этому поводу некоторое разочарование. Люди устали от войны, и каждый шаг, который способен приблизить к мирному решению конфликта, воспринимается с большой надеждой. К таковым можно было отнести и объявленный вывод войск, за которым можно было бы ожидать политическое урегулирование в Чечне.
Андрей Бабицкий:
Мой коллега Олег Кусов опросил ряд известных российских политиков и общественных деятелей с целью узнать их мнение о решении руководства Министерства обороны сохранить неизменной численность российской группировки в Чечне.
Олег Кусов:
Заместитель председателя комитета Государственной Думы России по обороне, член фракции "Яблоко" Алексей Арбатов призывает политиков и государственных деятелей признать, что в Чечне уже второй год идет война, а не локальная операция против террористов. По его мнению, вывод российского контингента способен спровоцировать активные боевые действия со стороны повстанцев, в результате чего власть может оказаться в руках лидеров чеченского сопротивления.
Алексей Арбатов:
Армия не может покончить с этим, если не выполняются два условия - очень важных. Первое - если значительная часть местного населения все-таки поддерживает партизан. И второе - если не перерезаны пути, каналы снабжения партизан оружием, боеприпасами, пополнением и прочим, что им нужно. Вот ни то, ни другое условие в Чечне не присутствует. Федеральные войска могут там стоять сколь угодно долго, до тех пор, пока политическое руководство, общественное мнение будут поддерживать такую линию. Но покончить с этим они не могут, потому что сложился замкнутый круг - присутствие там войск обеспечивает подпитку партизан со стороны местного населения, вывод оттуда войск будет означать моментальный приход к власти вооруженной оппозиции.
Олег Кусов:
Ведущий эксперт научного совета московского Центра Карнеги Алексей Малашенко считает, что Москва окончательно запуталась в Чечне. Управление операцией спустя два месяца фактически возвращается к военным, а это значит, что Москва не готова к другим решениям чеченской проблемы.
Алексей Малашенко:
Я лично предполагаю, что в тот момент, когда решение принималось о выводе, некоторые люди в Москве действительно верили в то, что можно вывести войска, это приведет к каким-то позитивным сдвигам. Мирной Чечни как таковой нет. И речь идет не о восстановлении конституционного порядка, как было в первую войну, и не о контртеррористической операции, как это было во вторую войну, а это фактически продолжение полноценной войны с использованием нормальных войсковых подразделений, включая бронетехнику, включая авиацию и так далее. То есть - это не просто символ того, что чеченская война не заканчивается, это не просто символ того, что чеченский конфликт уходит в будущее, мы не видим конца его решения, но и это еще, к сожалению, очень неприятный признак того, что все-таки нет какого-то решения у Москвы, как быть дальше с Чечней.
Олег Кусов:
Депутат Государственной Думы России генерал-полковник Эдуард Воробьев убежден, что бесчинства российских военнослужащих в отношении мирного населения Чечни стало следствием выполнения несвойственных для армии функций.
Эдуард Воробьев:
Войска, которые в значительном количестве находятся на территории, но не ведут активных боевых действий, состояние их воинской дисциплины, - состояние правопорядка всегда ухудшается. Войска должны быть постоянно в движении. Они должны заниматься боевой подготовкой, они должны заниматься боевой учебой, они должны заниматься боевыми действиями, чтобы они были заняты. Если они боевыми действиями не занимаются, если возможности у них для проведения боевой подготовки тоже отсутствуют, - я, как заместитель по боевой подготовки, бывший начальник Главного управления боевой подготовки, отлично понимаю, что там нет ни полигона, там не ни стрельбища и так далее. Это нужно оборудовать, это должны быть стационарно подготовленные места. Следовательно, личный состав - как бы снижается его напряжение, снижается его активность и отсюда ухудшается состояние воинской дисциплины. Во взаимоотношении с местным населением это приобретает совершенно другой оттенок, как ситуация, допустим, с полковником Будановым и другими.
Олег Кусов:
Бывший председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов считает, что мирное население Чечни стало заложниками интересов российского генералитета.
Руслан Хасбулатов:
По моим данным, там более ста тысяч солдат и офицеров. Конечно, пять тысяч вывести или десять тысяч вывести, даже двадцать тысяч вывести, это вообще не имеет никакого значения эти цифры о том, что туда ввели пять тысяч или вывели десять тысяч. То есть проблема не в этом. Весной 2001-го года установить полный мир и приступить к осуществлению строительства, восстановления республики. Но этого же не произошло. А военные имитировали ожесточенную войну, что там гибнут люди. Действительно гибнут люди, но, естественно, в результате этой имитации войны, которая была и до сих пор продолжает быть выгодной, я так думаю, узкой группе генералов, осуществляющих руководство этой военной операцией собственно на территории Чечни. Ведь, скорее всего, руководству Северокавказского военного округ, вся эта операция дает политические дивиденды, дает финансовые, дает высокие чины, звания, высокая политическая роль в обществе. А они не смотрят в завтрашний день. Та война, которую искусственно ведут военные в Чечни, она оказывает громадное негативное воздействие на российское общество, на российское государство. Она буквально расшатывает целостность страны. Потому что миллионы людей из Северного Кавказа видят, как жестоко расправляется - даже не армия, она уже перестала быть армией, - вот тот сегмент вооруженных сил, который находится на территории Чечни. Это рассадник преступности по всей Российской Федерации. Вот эти так называемые контрактники это не контрактники, это наемники, которые за какую-то плату, сравнительно невысокую, приезжают убивать, грабить и заниматься мародерством. Причем они приезжают в организованных подразделениях, возвращаются организованными бандформированиями по всей Российской Федерации. Естественно, занимаются преступной деятельностью. Вот с началом чеченской кампании, первой кампании, и во второй, резко возросла организованная преступность в Российской Федерации, во многом благодаря возвращающимся вот этим группам, организованным группам людей, легальных, причем, которые слывут героями. Солдаты и офицеры привыкают безнаказанно убивать граждан, причем, мирных граждан. Постольку поскольку они с вооруженными не хотят и даже не осмеливаются вступать в контактные бои. Ведь все, что там разгромили, это же артиллерия, авиация, тяжелые удары наносились. Привыкают к мародерству, привыкают к незаконным финансовым операциям. И вот когда, скажем, сообщают, что где-то в окрестностях банда, командир думает: ага, я сейчас буду отвлекать какие-то свои части на поимку банды, а мне надо вести тридцать цистерн на продажу добытой ночью нефти. На Кавказе и в Чечне разрушается российское государство, а не укрепляется. Я так думаю, что России угрожает полностью потеря всего Северного Кавказа. И вот непонимание вот этого сценария, вероятного и возможного сценария, меня просто удивляет.
Андрей Бабицкий:
Пожалуй, наиболее точно определил причины, по которым Россия не может вывести войска из Чечни, командующий Северокавказским военным округом Геннадий Трошев. В своем телевизионном интервью он обмолвился, что нормализация жизни в Чечне невозможна без деятельного участия самих чеченцев. Это значит, что Геннадий Трошев прекрасно отдает себе отчет в том, что партизанская война отнюдь не локальна, а с каждым днем все больше поддерживается населением и ослабление военного присутствия может иметь катастрофические последствия. Здесь возникает замкнутый круг, поскольку ситуация кардинально изменилась с начала войны. Возрастающие симпатии к партизанам со стороны мирных чеченцев есть прямой результат безнаказанности военных, произвол которых в Чечне приобретает все более изощренные формы. В конце прошлого месяца группа российских правозащитников побывала в Чечне. Сотрудник общества "Мемориал" Андрей Миронов рассказывает о своих впечатлениях.
Андрей Миронов:
Все стало гораздо хуже, причем - хуже, чем можно было представить, несмотря на то, что я имел достаточно информации, даже из первоисточников и чеченцев, часто приезжавших, или с кем я встречался, выезжавших из Чечни. То есть наблюдается всеобщее ожесточение и с той, и с другой стороны. Что, в общем-то, можно было предполагать, но даже я не мог предполагать этого до такой степени, проведя в ту войну год и в начале этой войны побывав тоже. В чем это проявляется? Во-первых, фрагментация чеченского общества продолжается. То, что возможно в одном селе, какая-то гарантия безопасности, например, как для гостей, так и для самих жителей, в другом уже вряд ли может быть обеспечена теми же людьми. Но это одна сторона. Друга - замена остатков дисциплины российских войск и иных силовых силовых структур на уголовно-коммерческие отношения. Это все ускоряющийся темп конвейера, когда человек является просто товаром. И все это происходит во все больших и больших масштабах. Каждый зиндан приносит прибыль и рассматривается именно с этой точки зрения. Поэтому и задержанные так же имеют коммерческую ценность, а вовсе не рассматриваются в первую очередь как противники. Здесь имеет место два рода военных преступлений, по моим наблюдениям. Преступления мотивированные и немотивированные. Что такое - "немотивированные"? Это то, что выражается в общей нервозности на блокпостах. Например, на пути туда мы постояли на блокпосту на Ачхой-Мартановском перекрестке, где с расстояния пятидесяти метров федералы стреляли друг в друга, причем были убитые и раненные и с той, и с другой стороны. За несколько часов до нашего приезда произошло. Просто один чеченец вступил в драку с федералами на блокпосту и началась стрельба. И результат был такой, что федералы перестреляли друг друга. А на пути обратно просто встречная российская колонна, сопровождаемая БТР, шла, и сидящий на броне БТР, по всей видимости, офицер, почему-то направил автомат и выстрелил довольно длинной очередью под колеса нашей машины. В машине, кстати сказать, сидела Людмила Алексеева, и подпрыгни этот БТР на каком-нибудь ухабе, попало бы и могло бы кого-то убить, не дай Бог. Возможно, кто-то стал бы искать здесь причину, а причина одна - просто такие нравы. Пытки тоже стали совершенно повседневным явлением и число подвергающихся им людей измеряется тысячами. Например, все чаще становятся случаи, когда захватывают школьников прямо в школах, уже ряд сообщений был о том, что российские военные развлекаются, играя в доктора Менгеля. То есть, делают инъекции керосина задержанным людям, используют отбеливатель "Белизна" для того, чтобы посмотреть потом - а что будет? В частности, в Алхан-Юрте имел место захват школьников совсем недавно. Или же совершенно немотивированное преступление: я видел человека с перерезанным горлом, который чудом остался в живых. Это был русский, житель Грозного, Дима, 24-х лет. Он отправился вечером около шести часов в марте за сигаретами и за хлебом. На блокпосту два контрактника почему-то решили его зарезать. Положили на землю, перерезали горло, воткнули нож в ногу, еще куда-то. Чудом он остался жив, просто потерял сознание, истекая кровью, потом пришел в сознание, когда они уже отошли, по забору куда-то дошел, ему помогли чеченцы, довезли в больницу. Мать Димы попыталась возбудить дело, обратившись к военному прокурору Чечни. Результатом было то, что те же самые контрактники пришли к ней домой и ее пристрелили, убили просто-напросто. После чего произошла пересменка, и эти люди уехали. То есть, если такое происходит и с русскими, живущими в Грозном, то что делают с чеченцами, можно представить.
Андрей Бабицкий:
Между тем, почти стотысячный военный контингент в Чечне это проблема, которая приобретает постепенно общероссийские масштабы. Об этом я беседовал с известным российским психологом Леонидом Китаевым-Смыком, который сейчас находится в Праге.
- Вы считаете, что никаких негативных последствий эта война не несет для общественного сознания?
Леонид Китаев-Смык:
Нет, я так не считаю. И не хочу быть плохим пророком, но на фоне вот этого воодушевления, военного воодушевления, квази-воодушевления, может возникнуть воодушевление очень опасных для России, негативных для России идеологических линий. Во-первых, может быть неприязнь друг к другу разных народов, населяющих Россию, что мы видим и сейчас. Вот возникла, придумана каким-то конкретным человеком, я не помню сейчас его фамилию, такое выражение, как "лицо кавказской национальности". Но то, что так прижилось, так въелось в сознание, это свидетельствует о том, что это сознание готово иметь этот имидж, этот образ "лица кавказской национальности". Это разрушает не только пресловутое единство народов России, это разрушает отношение людей друг к другу. Далее, могут активизироваться тенденции такие социальные, наподобие возрождающегося фашизма, он будет способствовать, этот нарождающийся национализм, особенно среди молодежи, только разрушению и страны и общества.
Андрей Бабицкий:
Мы с вами как-то уже затрагивали проблему посттравматического синдрома, и вы говорили, что он серьезно купирован тем, что солдат из Чечни воспринимается как герой. Но такой героизм разрушает какие-то стандарты ценностные, психологические общества, как вы полагаете?
Леонид Китаев-Смык:
Масса людей, пройдя эту войну, приходят к себе домой. Приходя, они не могут долгое время, а некоторые просто никогда, избавиться от того, чему война их научила. А война учит, защищая свою жизнь, быть жестоким. Вот эта жестокость может быть привнесена в нашу, российскую, общественную, социальную действительность. Да и потом герои войны воспринимаются не всеми как герои. Я вот не так давно был в Перми, я там изучал влияние на общественное мнение Пермской области тех трагедий, которые произошли с пермским, а, вернее, с березняковским ОМОНом. В частности, в Березниках, это особый город, это город, в котором было много лагерей и люди, которые были в лагерях, продолжают там свободно жить, но это особые люди. Вот там отношение к ОМОНу, к пермскому ОМОНу, оно было, как говорится, не столь однозначно. Я не хочу приводить те ругательства, которые в адрес вернувшихся омоновцев можно было слышать со стороны местного березниковского населения, но там же было осквернение могил тех героев, которые погибли в Чечне.
Андрей Бабицкий:
Помните солдат, возвращавшихся из Афганистана, у общества было очень мало информации, и оно доверяло официальной версии. Этих солдат действительно принимали как героев. А сегодня, я думаю, даже при том, что информация очень сильно ограничена, в общем, общество может себе приставить, что происходит в Чечне, просто руководствуясь своим ежедневным опытом взаимоотношений с милицией, с органами правопорядка. И, тем не менее, войну поддерживают, и, тем не менее, людей, которые возвращаются оттуда, в основном считают, если не героями, считают людьми, которые выполняли некий долг перед государством. Вот здесь есть какой-то болезненный разрыв?
Леонид Китаев-Смык:
Если вернуться к Афганистану, то первоначально это была секретная война, закрытая война, и все вернувшиеся оттуда никому не могли об этом рассказывать. И это было колоссальной психологической травмой для возвращавшихся оттуда. Потом она была легализована в какой-то мере. Но я бы не сказал, что возвращающиеся из Афганистана тогда признавались героями. Общество не было готово к этому. А вот сейчас возвращающиеся оттуда, конечно, они рассматриваются героями. Дело в том, что если слишком много героев, если слишком много раненых, если слишком много убогих, если они появляются, в Москве, во всяком случае, я вижу все больше и больше в переходах, в метро, то здесь общественное мнение не сможет выдержать этого напора вот этих картин, картин страшных. И в этом случае происходит такая естественная психологическая реакция, когда это перестает замечаться, когда сознание отрезает, вытеснение, как психологи говорят, из сознания. Это не хорошо, потому что это уже будет вытеснение не только тех несчастных инвалидов, которые побираются, но это будет вытеснение некоторых человеческих черт в российском обществе, которое всегда было у жителей России. Милосердие всегда было свойственно людям России. Этим не ограничиваются негативные воздействия чеченской кампании. У нас ведь растет сейчас молодежь. И молодежь, которая через средства массовой информации видит провозглашаемый героизм войны, просто не знает и может не узнать, что более значим для любого общества - это героизм будней, героизм труда, героизм терпения ежедневных сложностей, героизм культивирования в себе человеческих отношений друг к другу и к слабым, и к, может быть, неприятным.
Андрей Бабицкий:
Ставка на голую военную силу в Чечне, которая откровенно продемонстрирована руководством России, очевидным образом игнорирует интересы российского общества, пытающегося искать варианты мира. Эти усилия суммирует Руслан Калиев.
Руслан Калиев:
Итак, что мы имеем на данный момент. Вариант номер один, наиболее широко разрекламированный в прессе, так называемый "немцовский". Либералы-реформаторы во главе с лидером фракции "СПС" в Госдуме Борисом Немцовым предлагают разделить Чечню на две части - равнинную, лояльную России и горную Чечню, где будут обитать сторонники независимости. Равнинная Чечня, в которую Немцов включает около 80% территории республики, по мнению Бориса Ефимовича, должна быть полностью восстановлена и стать примером мирной жизни для остальной Ичкерии. Горная Чечня, в соответствии с концепцией лидера "СПС", будет представлять собой большую резервацию, окруженную мощной санитарной границей. Немцов, будучи политиком искушенным, не ограничивается только одним вариантом решения чеченской проблемы. Описанный вариант, по мнению лидера "Союза правых сил", необходим в случае, если другой его вариант, более мягкий, окажется недейственным. В качестве либеральной альтернативы резервационной модели он предлагает образовать восьмой федеральный округ - Чеченский, во главе с генерал-губернатором и таким образом обозначить особый статус республики. Правда, Немцов не говорит, как в этом случае решать проблему с законным руководством Чечни и что об этом думают сами чеченцы. Идея разделения Чечни на две части сама по себе не нова и была выдвинута в качестве альтернативы хасавьюртовским соглашением группой российских политиков, близких к силовикам еще в 96-м году. Тогда ельцинское окружение от этой химеры благоразумно отказалось в пользу плана Александра Лебедя. Борис Немцов, несколько видоизменив, предлагает этот вариант в качестве наиболее эффективного, на его взгляд, инструмента решения чеченской проблемы. Что же касается мягкого варианта, создания Чеченского федерального округа, и генерал-губернаторства, то тут, похоже, Бориса Немцова серьезно подвели аналитики. Вероятно, они неправильно истолковали основные тезисы из соответствующего проекта, подготовленного исполнительным секретарем комиссии Госдумы по Чечне Абдул-Хакимом Султыговым. В результате - на свет появился, по сути, пиратский проект, получивший, благодаря серьезной раскрутке в прессе, название - "мягкий вариант Немцова". Некоторые предложения по урегулированию чеченской войны выдвигались группой депутата Госдумы Павла Крашенинникова. Созданная им национальная общественная комиссия по расследованию правонарушений и соблюдению прав человека на Северном Кавказе вызывает интерес в свете нескольких серьезных встреч членов этой комиссии с представителями Аслана Масхадова. Павел Крашенинников говорит о необходимости начать политический диалог с воюющей чеченской стороной. Он так же подчеркивает необходимость преодоления ситуации, при которой военные становятся основными участниками переговорного процесса. Возможно, такой вывод является ответом на негативную реакцию российских военных в связи со все еще актуальной и востребованной обществом идеей диалога между представителями воюющих сторон. В то же время вариант мирного урегулирования "по Крашенинникову" пестрит противоречиями. Например, его версия изначально определяет статус Чечни как субъект Российской Федерации, при том, что общеизвестна позиция чеченского руководства по этому вопросу. В итоговым докладе за 2000-й год члены данной комиссии выступают против особого статуса Чечни в рамках России, считая, что это будет воспринято остальным миром как победа чеченского национал-сепаратизма. У национальной общественной комиссии по расследованию правонарушений и соблюдению прав человека на Северном Кавказе явно отсутствует самостоятельная позиция. Об этом говорит недоработанность выдвигаемых предложений, явные противоречия в оценках и подходах ситуации в Чечне. Комиссия Крашенинникова выполнила декоративные функции, возложенные на нее Кремлем в период обострения отношений между Россией и парламентской ассамблеей Совета Европы. Она призвана была убедить западное общественное мнение в том, что в России создана независимая комиссия для расследования правонарушений на Северном Кавказе, по аналогии с той, что была создана в Югославии. Однако, как часто случается в России, вышла комиссия только названием. По этой причине вряд ли стоит рассчитывать, что комиссия Крашенинникова способна выдвинуть какой-то самостоятельный план урегулирования чеченской войны. Другим планом, который пропагандируется различными чеченскими и российскими политиками, от депутата Асланбека Аслаханова до Виктора Бородая, является план политического урегулирования посредством проведения всечеченского съезда. В наиболее классической форме этот план представлен в концепцию урегулирования ситуации в Чечне, разработанной в некоем общественно-политическом движении "Третья сила за мир в Чечне". Суть этой концепции сводится к тому, что необходимо подготовить съезд чеченского народа, на котором утверждается план мирного урегулирования и избирается исполнительный орган для реализации мирного плана. Оговаривается необходимость сложения своих полномочий Асланом Масхадовым и Ахмадом Кадыровым. Последний вариант наиболее близок тем чеченским политикам, которые рассчитывают манифестировать свою равноудаленность от всех сторон конфликта и озабоченность формированием структур гражданского общества. Складывается ощущение, что такого рода модели разрабатываются в вакууме. Они фактически игнорируют две главные проблемы - что делать с остаточным контингентом российских войск в Чечне, который никто не собирается выводить, и как убедить сложить оружие сил сопротивления, продолжающих партизанскую войну. Если попытаться проанализировать вариант урегулирования чеченского конфликта, становится очевидным, что, фактически, на исходе второго года войны они бесконечно далеки от настроений российского руководства, считающего сложившийся статус-кво единственно возможной реальностью, не требующий никакой реформы.
Андрей Бабицкий:
То, что российское руководство демонстративно не желает искать рецепты мирного урегулирования, вовсе не значит, что одними только репрессиями военные смогут до бесконечности удерживать статус-кво в воюющей российской республике. "Опасно не замечать чеченцев" - так озаглавлена статья Йовова Карни, автора книги "Горцы. По Кавказу в поисках воспоминаний", опубликованную на прошлой неделе во влиятельной американской газете "Вашингтон Пост".
Ирина Лагунина:
На маленькие отчаявшиеся нации неприятно смотреть. Еще хуже - быть рядом с ними. Если им уже нечего больше терять, они могут потерять всякий стыд. Их единственное прибежище - чтобы их услышали. Посмотрите на 13 вооруженных чеченцев, которые в прошлом месяце захватили пятизвездочную гостиницу в Стамбуле. Они рисковали очень многим, включая жизни 120-ти заложников, чтобы на самом деле ничего не добиться. Мы видели людей, подобных им, и раньше - македонцы в начале 20-го века, палестинцы в 70-х и 80-х годах, армяне, курды. Жертвы репрессий, лишенные собственности, забытые всеми. В какой-то момент они выбирают терроризм, терроризм без разбора. Все они расширительно толковали понятие враг, намного шире реального поля боя, словно они пытались объяснить миру - безопасность либо гарантируется каждому, либо никому. Теперь на примере Чечни мы видим рождение еще одной обезумевшей жертвы, жертвы настолько маленькой, что все предыдущие выглядят по сравнению с ней гигантами. И рейд в Стамбуле, а за несколько недель до него угон самолета в Саудовскую Аравию - это знак. Бессмысленность этих действий была изначально очевидна. Но какой, на самом деле, смысл наказывать Турцию, которая с таким сочувствием относится к чеченцам? Зачем подрывать ее туристическую отрасль? Но именно в этом наша логика и расходится с их образом мыслей. Дошедшие до отчаяния, порабощенные нации не думают о том, насколько взвешенным выглядят для внешнего мира их поведение. Порабощенные нации говорят миру - вы можете нас любить, вы можете нас ненавидеть, но вы не можете нас не замечать. Чечня, странный клочок земли в самом дальнем конце Европы, превращается в черную дыру. На ее территории с 94-го года прошли две жесточайшие войны с Россией. Во всех смыслах и со всех точек зрения она перестала быть местом, пригодным для человеческого существования. Экономика разрушена, каждый десятый житель убит, каждый третий - беженец. И кровавая война низкой напряженности идет даже в тот момент, когда я пишу эти строки. И дня не проходит без того, чтобы русские не убивали чеченцев, чеченцы русских, чеченцы чеченцев. Мир привыкает к этой постоянно кровоточащей ране, и о Чечне упоминают лишь в газетных сообщениях под рубрикой "Коротко". Но не замечать Чечню - опасно. Для того чтобы сеять хаос и наводить ужас, армии не нужны, нужен твердый костяк преданных бойцов. Уничтожая российские цели, некоторые чеченцы могут вступить и в более широкий антизападный фронт. На самом деле, некоторые из них уже пришли к выводу, что Чечня может получить независимость только в рамках планетарной войны с врагами ислама. Региональные конфликты, как чеченский, часто заставляют сопротивляющихся искать средства и цели в недрах какой-то радикальной мессианской идеологии. Россияне должны знать это лучше других. В конце концов, именно они своими жесткими и бесполезными попытками умиротворить Афганистан породили движение талибов, базу террористов на границе с Пакистаном и террористическую сеть Бен Ладена. Нет более щедрой почвы для терроризма, чем безнадежность, порожденная тяжелой рукой оккупации. Но как бы западный наблюдатель ни оценивал то, что делают чеченцы, их посыл ясен - они хотят быть вне России. Но независимое чеченское государство - провозглашенная цель повстанцев, может быть экономически недееспособно. Оно, на самом деле, может превратиться в очаг нестабильности, как и опасаются в России. Один из способов избежать того, чего боится Москва, и прекратить страдания чеченцев - разработать более широкий подход к урегулированию, наподобие плана в Восточном Тиморе. Чечня перестает быть частью России, но не становится автоматически независимой территорией. Ей может управлять международное сообщество, и оно же может помочь ей стать независимым государством. И в этом процессе, в процессе на десять-двадцать лет вперед, не последнюю роль должна сыграть образованная и высококвалифицированная чеченская диаспора на Ближнем Востоке. В Чечне нет простых решений, но игнорировать ее, относить ее к категории неминуемой и неизбежной трагедии, отвергать ее как террористическую нацию - безумие. Более того, это аморально по отношению к тем колонизированным народам, которые все еще ищут признания.
"Пока весь этот военный инцидент не будет исчерпан, я не возвращусь. Потому что со мной мои дети - мое богатство..."
Российские правозащитники побывали в Чечне. Впечатления - не самые утешительные.
"Это был русский, житель Грозного, Дима, 24-х лет. Он отправился вечером около шести часов в марте за сигаретами и за хлебом. На блокпосту два контрактника почему-то решили его зарезать..."
Россия и Запад не могут бесконечно игнорировать ситуацию в Чечне - пишет авторитетное американское издание.
"В Чечне нет простых решений, но игнорировать ее, относить ее к категории неминуемой и неизбежной трагедии, отвергать ее как террористическую нацию - безумие. Более того, это аморально по отношению к тем колонизированным народам, которые все еще ищут признания..."
Без всяких внятных объяснений этого шага министр обороны России Сергей Иванов заявил в конце прошлого месяца о решении оставить фактически неизменной численность российской военной группировки в Чечне. Напомню, что около двух месяцев назад Москва объявила о сокращении 80-тысячного контингента почти в четыре раза. Планировалось, что к лету в Чечне останется 22 тысячи военнослужащих - 42-я мотострелковая дивизия и бригада Министерства внутренних дел. В итоге, Чечню покинули только пять тысяч военных - две бригады и два полка. Последствия решения о сохранении военного присутствия в Чечне в полном объеме не замедлили сказаться. Репортаж Юрия Багрова из лагеря беженцев в Ингушетии.
Юрий Багров:
С начала второй военной кампании в Чечне, когда в Ингушетии стали появляться первые палаточные лагеря для вынужденных переселенцев, никто не предполагал, что людям придется жить в них больше трех-четырех месяцев. Чеченцы рассчитывали лишь перезимовать в палатках. С того времени зима приходила дважды. В городки беженцев и по сей день приезжают люди - в надежде спастись от беспредела, творящегося в республике. Заверения руководства Чечни о нормализации обстановки вызывают у чеченцев лишь усмешку. Абсолютное большинство вынужденных переселенцев не намерено возвращаться в республику до полного или хотя бы частичного вывода войск. Недавние заявления военного руководства о приостановке вывода войск лишь утвердило чеченцев во мнении не покидать сгнившие палатки, ставшие домом. Говорят беженцы из палаточного лагеря "Лира" в Ингушетии:
"Пока весь этот военный инцидент не будет исчерпан, я не возвращусь. Потому что со мной мои дети - мое богатство. Вот я на днях была на похоронах дяди. В сторону селения Мартан-Чу ехали, нас приостановили, якобы на дороге был положен фугас, его взорвали. Нас задерживали несколько раз, больше часа держали в такой местности, где в десяти метрах стоят федералы, дорога охраняема овчарками. Кто может туда фугас ставить? Может, я буду тоже с детьми замешана в эту авантюру? Поэтому я боюсь, просто боюсь, категорически".
"При возвращении - что ждет? Представьте себе, когда пьяные солдаты ночью врываются в дома, забирают молодых ребят, убивают студентов. Автобусы, курсирующие: там есть такая бумажка "Студенты", - они останавливают эти автобусы, входят в автобусы и начинают бить молодых ребят. Естественно, это терпеть невозможно. Стоит кому-нибудь сказать малейшее слово, забирают всех подряд - и девчат, и ребят. А у нас, по нашим законам, вообще нельзя прикасаться к женщине. Это есть основная причина, по которой невозможно вернуться. Потому что дети, даже маленькие дети будут находиться в опасности, смертельной опасности".
"Я думаю, что если бы войска они вывели, все эти люди, которые вынужденно ушли из своих домов, вернулись бы домой. Но никто не верит, что они выведут эти войска. Они выводят, потом новых заводят обратно".
Создается впечатление, что все действия военных направлены на то, чтобы вызвать неприязнь и ненависть у мирных жителей. Мздоимство, мародерство, грабежи и изнасилования отнюдь не улучшают отношений между чеченцами и военнослужащими. Армейскую группировку население республики воспринимает лишь как затянувшееся стихийное бедствие, свалившееся на голову. Фактически никто из них не верит в то, что армия способна навести в Чечне порядок.
"Война еще не закончилась, ребятам уйти нельзя, в лес пойти рубить дрова нельзя. Они убивают, забирают, дерутся, придираются, все делают, что хотят. Говорят, война кончилась, и продолжается. Боевики, говорят, приехали, только русские свои всегда убивают. Не знаю, что нам делать. Домой, конечно, хотим домой, своя родина. Как не будем дома, а все спокойно, земля наша там осталась разрушена. Мне даже стыдно называть их "войсками". Понятие такое старое, еще царское понятие было, понятие офицерской чести, офицерского благородства. Этого близко нет. Там 50% - нанятые контрактники из зоны, преступники, обыкновенные преступники, мародеры, настоящие звери. А солдаты, которые на полях сидят, увидите, не солдаты, такие грязнули, все в саже, в копоти. Контрактники приезжали, на дорогах стоят, у них разговора нет: нецензурное слово - плати червонец. Они машину не проверяют, заплатил червонец - едешь, не заплатил - будешь стоять. Это - то, что есть сейчас".
Жестокость российских военнослужащих провоцирует рост популярности лидеров чеченского сопротивления. Их неуловимость, а также успешные военные операции, проводимые чеченскими партизанами, утверждают жителей республики во мнении, что их защитники непобедимы. Конец войны большинство беженцев связывают с началом мирных переговоров. Своими суждениями по этому вопросу делятся чеченцы, проживающие в палаточном лагере в Ингушетии.
"Выход я вижу в этом - только переговоры, я так думаю. Переговоры, притом, с противоборствующей стороной".
"Один выход - только переговоры. Переговоры. До тех пор, пока они не проведут переговоры с Масхадовым, с его окружением, с кем угодно, пока официально не будет об этом объявлено, пока не будет амнистия объявлена всем, кто участвовал в этой войне, это не завершится до тех пор. Этому не будет видно конца. Потому что даже сторона боевиков, наши, чеченские боевики, они не успокоятся. Они понимают, что там творится. Переговоры и хотя бы частично вывести войска. Я не могу сказать, что они выведут полностью, но то, что они не выведут хотя бы 50%, это мародерство, это издевательство будет продолжаться. Они не выведут, потому что они знают, что если они выведут войска, все повернется опять. У них армия еще не имеет такой силы, какая у нее была при советской власти".
Абсолютное большинство вынужденных переселенцев связывают свои надежды на будущее с выводом российских войск из республики. Они уверены, что только в том случае жизнь в Чечне станет хотя бы терпимой.
Андрей Бабицкий:
Выраженная министром обороны уверенность в том, что российским войскам в Чечне противостоят разрозненные малочисленные группы вооруженных чеченцев, крайне плохо согласуется с решением продолжать держать республику под контролем почти стотысячной группировки, которая по численности всего в три-четыре раза уступает всему населению республики, включая женщин и детей, в том числе новорожденных. Очевидно, что главная причина решения военного командования это продолжающееся и нарастающее партизанское сопротивление.
Хасин Радуев:
По разным оценкам ряды чеченского сопротивления насчитывают сейчас от двух до пяти тысяч человек. Наиболее боеспособные отряды под командованием Шамиля Басаева, Руслана Гилаева, Эмира Хаттаба, Арби Бараева и Магомеда Хамбиева действуют в горах Нажай-Юртовского, Веденского, Шатойского и Итумкалинского района. Каждый из этих отрядов имеет свои сменяющиеся группировки в Грозном, Гудермесе, Аргуне и в других наиболее крупных населенных пунктах. Подтверждением тому последние события в Аргуне, и в селе Цоцен-Юрт, где 7-го мая произошли ожесточенные бои-столкновения. И хотя российские военные утверждают, что спецоперации здесь прошли по заранее разработанному плану, говорить о том, что удалось полностью разгромить отряды чеченских бойцов в этих населенных пунктах, преждевременно. Обстрелы и нападения на российские позиции здесь продолжаются. В Чечне идет партизанская война, а у нее свои законы. Вероятно, понимают это и российские военные, поэтому решение о прекращении вывода войск из республики вполне логично. С другой стороны, для ведения войны было бы вполне достаточно и тех войсковых подразделений, которые решено оставить в Чечне на постоянной основе. Речь идет о 42-й мотострелковой дивизии в составе 15-ти тысяч человек и бригаде внутренних войск в составе 6-7-ми тысяч человек. Для их размещения в станице Калимовская, в Ханкале, возле села Барзой Шатойского района и на западной окраине райцентра Шали строятся казармы. Работы здесь идут ударными темпами, к ним привлечена и часть местного населения. Предполагается, что строительство военных городков будет завершено уже к зиме. Некоторые наблюдатели предсказывают новую эскалацию боевых действий в ближайшие три месяца. Чеченские полевые командиры не скрывают, что готовятся к контрнаступлению. В республике распространяются видеокассеты с выступлением Шамиля Басаева, который как бы подводит итоги последнего года войны и ставит новые задачи перед своими соратниками. Причем, выступление это записано на русском языке, вероятно, с учетом на то, что его будут смотреть и слушать не только соотечественники, но и российские военные. Появление группировок из отряда Руслана Гилаева отмечено и в пригородах Грозного. Все это не может не тревожить российское военное командование, которое вынуждено "держать порох сухим". Вероятно, поэтому широко разрекламированный вывод войск в полном объеме так и не состоялся. Впрочем, население в Чечне с самого начала не очень верило в то, что это возможно. Ротация воинских частей проходит постоянно, и кто знает, сколько войск введено вместо выведенных подразделений. И все же жители Чечни испытывают по этому поводу некоторое разочарование. Люди устали от войны, и каждый шаг, который способен приблизить к мирному решению конфликта, воспринимается с большой надеждой. К таковым можно было отнести и объявленный вывод войск, за которым можно было бы ожидать политическое урегулирование в Чечне.
Андрей Бабицкий:
Мой коллега Олег Кусов опросил ряд известных российских политиков и общественных деятелей с целью узнать их мнение о решении руководства Министерства обороны сохранить неизменной численность российской группировки в Чечне.
Олег Кусов:
Заместитель председателя комитета Государственной Думы России по обороне, член фракции "Яблоко" Алексей Арбатов призывает политиков и государственных деятелей признать, что в Чечне уже второй год идет война, а не локальная операция против террористов. По его мнению, вывод российского контингента способен спровоцировать активные боевые действия со стороны повстанцев, в результате чего власть может оказаться в руках лидеров чеченского сопротивления.
Алексей Арбатов:
Армия не может покончить с этим, если не выполняются два условия - очень важных. Первое - если значительная часть местного населения все-таки поддерживает партизан. И второе - если не перерезаны пути, каналы снабжения партизан оружием, боеприпасами, пополнением и прочим, что им нужно. Вот ни то, ни другое условие в Чечне не присутствует. Федеральные войска могут там стоять сколь угодно долго, до тех пор, пока политическое руководство, общественное мнение будут поддерживать такую линию. Но покончить с этим они не могут, потому что сложился замкнутый круг - присутствие там войск обеспечивает подпитку партизан со стороны местного населения, вывод оттуда войск будет означать моментальный приход к власти вооруженной оппозиции.
Олег Кусов:
Ведущий эксперт научного совета московского Центра Карнеги Алексей Малашенко считает, что Москва окончательно запуталась в Чечне. Управление операцией спустя два месяца фактически возвращается к военным, а это значит, что Москва не готова к другим решениям чеченской проблемы.
Алексей Малашенко:
Я лично предполагаю, что в тот момент, когда решение принималось о выводе, некоторые люди в Москве действительно верили в то, что можно вывести войска, это приведет к каким-то позитивным сдвигам. Мирной Чечни как таковой нет. И речь идет не о восстановлении конституционного порядка, как было в первую войну, и не о контртеррористической операции, как это было во вторую войну, а это фактически продолжение полноценной войны с использованием нормальных войсковых подразделений, включая бронетехнику, включая авиацию и так далее. То есть - это не просто символ того, что чеченская война не заканчивается, это не просто символ того, что чеченский конфликт уходит в будущее, мы не видим конца его решения, но и это еще, к сожалению, очень неприятный признак того, что все-таки нет какого-то решения у Москвы, как быть дальше с Чечней.
Олег Кусов:
Депутат Государственной Думы России генерал-полковник Эдуард Воробьев убежден, что бесчинства российских военнослужащих в отношении мирного населения Чечни стало следствием выполнения несвойственных для армии функций.
Эдуард Воробьев:
Войска, которые в значительном количестве находятся на территории, но не ведут активных боевых действий, состояние их воинской дисциплины, - состояние правопорядка всегда ухудшается. Войска должны быть постоянно в движении. Они должны заниматься боевой подготовкой, они должны заниматься боевой учебой, они должны заниматься боевыми действиями, чтобы они были заняты. Если они боевыми действиями не занимаются, если возможности у них для проведения боевой подготовки тоже отсутствуют, - я, как заместитель по боевой подготовки, бывший начальник Главного управления боевой подготовки, отлично понимаю, что там нет ни полигона, там не ни стрельбища и так далее. Это нужно оборудовать, это должны быть стационарно подготовленные места. Следовательно, личный состав - как бы снижается его напряжение, снижается его активность и отсюда ухудшается состояние воинской дисциплины. Во взаимоотношении с местным населением это приобретает совершенно другой оттенок, как ситуация, допустим, с полковником Будановым и другими.
Олег Кусов:
Бывший председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов считает, что мирное население Чечни стало заложниками интересов российского генералитета.
Руслан Хасбулатов:
По моим данным, там более ста тысяч солдат и офицеров. Конечно, пять тысяч вывести или десять тысяч вывести, даже двадцать тысяч вывести, это вообще не имеет никакого значения эти цифры о том, что туда ввели пять тысяч или вывели десять тысяч. То есть проблема не в этом. Весной 2001-го года установить полный мир и приступить к осуществлению строительства, восстановления республики. Но этого же не произошло. А военные имитировали ожесточенную войну, что там гибнут люди. Действительно гибнут люди, но, естественно, в результате этой имитации войны, которая была и до сих пор продолжает быть выгодной, я так думаю, узкой группе генералов, осуществляющих руководство этой военной операцией собственно на территории Чечни. Ведь, скорее всего, руководству Северокавказского военного округ, вся эта операция дает политические дивиденды, дает финансовые, дает высокие чины, звания, высокая политическая роль в обществе. А они не смотрят в завтрашний день. Та война, которую искусственно ведут военные в Чечни, она оказывает громадное негативное воздействие на российское общество, на российское государство. Она буквально расшатывает целостность страны. Потому что миллионы людей из Северного Кавказа видят, как жестоко расправляется - даже не армия, она уже перестала быть армией, - вот тот сегмент вооруженных сил, который находится на территории Чечни. Это рассадник преступности по всей Российской Федерации. Вот эти так называемые контрактники это не контрактники, это наемники, которые за какую-то плату, сравнительно невысокую, приезжают убивать, грабить и заниматься мародерством. Причем они приезжают в организованных подразделениях, возвращаются организованными бандформированиями по всей Российской Федерации. Естественно, занимаются преступной деятельностью. Вот с началом чеченской кампании, первой кампании, и во второй, резко возросла организованная преступность в Российской Федерации, во многом благодаря возвращающимся вот этим группам, организованным группам людей, легальных, причем, которые слывут героями. Солдаты и офицеры привыкают безнаказанно убивать граждан, причем, мирных граждан. Постольку поскольку они с вооруженными не хотят и даже не осмеливаются вступать в контактные бои. Ведь все, что там разгромили, это же артиллерия, авиация, тяжелые удары наносились. Привыкают к мародерству, привыкают к незаконным финансовым операциям. И вот когда, скажем, сообщают, что где-то в окрестностях банда, командир думает: ага, я сейчас буду отвлекать какие-то свои части на поимку банды, а мне надо вести тридцать цистерн на продажу добытой ночью нефти. На Кавказе и в Чечне разрушается российское государство, а не укрепляется. Я так думаю, что России угрожает полностью потеря всего Северного Кавказа. И вот непонимание вот этого сценария, вероятного и возможного сценария, меня просто удивляет.
Андрей Бабицкий:
Пожалуй, наиболее точно определил причины, по которым Россия не может вывести войска из Чечни, командующий Северокавказским военным округом Геннадий Трошев. В своем телевизионном интервью он обмолвился, что нормализация жизни в Чечне невозможна без деятельного участия самих чеченцев. Это значит, что Геннадий Трошев прекрасно отдает себе отчет в том, что партизанская война отнюдь не локальна, а с каждым днем все больше поддерживается населением и ослабление военного присутствия может иметь катастрофические последствия. Здесь возникает замкнутый круг, поскольку ситуация кардинально изменилась с начала войны. Возрастающие симпатии к партизанам со стороны мирных чеченцев есть прямой результат безнаказанности военных, произвол которых в Чечне приобретает все более изощренные формы. В конце прошлого месяца группа российских правозащитников побывала в Чечне. Сотрудник общества "Мемориал" Андрей Миронов рассказывает о своих впечатлениях.
Андрей Миронов:
Все стало гораздо хуже, причем - хуже, чем можно было представить, несмотря на то, что я имел достаточно информации, даже из первоисточников и чеченцев, часто приезжавших, или с кем я встречался, выезжавших из Чечни. То есть наблюдается всеобщее ожесточение и с той, и с другой стороны. Что, в общем-то, можно было предполагать, но даже я не мог предполагать этого до такой степени, проведя в ту войну год и в начале этой войны побывав тоже. В чем это проявляется? Во-первых, фрагментация чеченского общества продолжается. То, что возможно в одном селе, какая-то гарантия безопасности, например, как для гостей, так и для самих жителей, в другом уже вряд ли может быть обеспечена теми же людьми. Но это одна сторона. Друга - замена остатков дисциплины российских войск и иных силовых силовых структур на уголовно-коммерческие отношения. Это все ускоряющийся темп конвейера, когда человек является просто товаром. И все это происходит во все больших и больших масштабах. Каждый зиндан приносит прибыль и рассматривается именно с этой точки зрения. Поэтому и задержанные так же имеют коммерческую ценность, а вовсе не рассматриваются в первую очередь как противники. Здесь имеет место два рода военных преступлений, по моим наблюдениям. Преступления мотивированные и немотивированные. Что такое - "немотивированные"? Это то, что выражается в общей нервозности на блокпостах. Например, на пути туда мы постояли на блокпосту на Ачхой-Мартановском перекрестке, где с расстояния пятидесяти метров федералы стреляли друг в друга, причем были убитые и раненные и с той, и с другой стороны. За несколько часов до нашего приезда произошло. Просто один чеченец вступил в драку с федералами на блокпосту и началась стрельба. И результат был такой, что федералы перестреляли друг друга. А на пути обратно просто встречная российская колонна, сопровождаемая БТР, шла, и сидящий на броне БТР, по всей видимости, офицер, почему-то направил автомат и выстрелил довольно длинной очередью под колеса нашей машины. В машине, кстати сказать, сидела Людмила Алексеева, и подпрыгни этот БТР на каком-нибудь ухабе, попало бы и могло бы кого-то убить, не дай Бог. Возможно, кто-то стал бы искать здесь причину, а причина одна - просто такие нравы. Пытки тоже стали совершенно повседневным явлением и число подвергающихся им людей измеряется тысячами. Например, все чаще становятся случаи, когда захватывают школьников прямо в школах, уже ряд сообщений был о том, что российские военные развлекаются, играя в доктора Менгеля. То есть, делают инъекции керосина задержанным людям, используют отбеливатель "Белизна" для того, чтобы посмотреть потом - а что будет? В частности, в Алхан-Юрте имел место захват школьников совсем недавно. Или же совершенно немотивированное преступление: я видел человека с перерезанным горлом, который чудом остался в живых. Это был русский, житель Грозного, Дима, 24-х лет. Он отправился вечером около шести часов в марте за сигаретами и за хлебом. На блокпосту два контрактника почему-то решили его зарезать. Положили на землю, перерезали горло, воткнули нож в ногу, еще куда-то. Чудом он остался жив, просто потерял сознание, истекая кровью, потом пришел в сознание, когда они уже отошли, по забору куда-то дошел, ему помогли чеченцы, довезли в больницу. Мать Димы попыталась возбудить дело, обратившись к военному прокурору Чечни. Результатом было то, что те же самые контрактники пришли к ней домой и ее пристрелили, убили просто-напросто. После чего произошла пересменка, и эти люди уехали. То есть, если такое происходит и с русскими, живущими в Грозном, то что делают с чеченцами, можно представить.
Андрей Бабицкий:
Между тем, почти стотысячный военный контингент в Чечне это проблема, которая приобретает постепенно общероссийские масштабы. Об этом я беседовал с известным российским психологом Леонидом Китаевым-Смыком, который сейчас находится в Праге.
- Вы считаете, что никаких негативных последствий эта война не несет для общественного сознания?
Леонид Китаев-Смык:
Нет, я так не считаю. И не хочу быть плохим пророком, но на фоне вот этого воодушевления, военного воодушевления, квази-воодушевления, может возникнуть воодушевление очень опасных для России, негативных для России идеологических линий. Во-первых, может быть неприязнь друг к другу разных народов, населяющих Россию, что мы видим и сейчас. Вот возникла, придумана каким-то конкретным человеком, я не помню сейчас его фамилию, такое выражение, как "лицо кавказской национальности". Но то, что так прижилось, так въелось в сознание, это свидетельствует о том, что это сознание готово иметь этот имидж, этот образ "лица кавказской национальности". Это разрушает не только пресловутое единство народов России, это разрушает отношение людей друг к другу. Далее, могут активизироваться тенденции такие социальные, наподобие возрождающегося фашизма, он будет способствовать, этот нарождающийся национализм, особенно среди молодежи, только разрушению и страны и общества.
Андрей Бабицкий:
Мы с вами как-то уже затрагивали проблему посттравматического синдрома, и вы говорили, что он серьезно купирован тем, что солдат из Чечни воспринимается как герой. Но такой героизм разрушает какие-то стандарты ценностные, психологические общества, как вы полагаете?
Леонид Китаев-Смык:
Масса людей, пройдя эту войну, приходят к себе домой. Приходя, они не могут долгое время, а некоторые просто никогда, избавиться от того, чему война их научила. А война учит, защищая свою жизнь, быть жестоким. Вот эта жестокость может быть привнесена в нашу, российскую, общественную, социальную действительность. Да и потом герои войны воспринимаются не всеми как герои. Я вот не так давно был в Перми, я там изучал влияние на общественное мнение Пермской области тех трагедий, которые произошли с пермским, а, вернее, с березняковским ОМОНом. В частности, в Березниках, это особый город, это город, в котором было много лагерей и люди, которые были в лагерях, продолжают там свободно жить, но это особые люди. Вот там отношение к ОМОНу, к пермскому ОМОНу, оно было, как говорится, не столь однозначно. Я не хочу приводить те ругательства, которые в адрес вернувшихся омоновцев можно было слышать со стороны местного березниковского населения, но там же было осквернение могил тех героев, которые погибли в Чечне.
Андрей Бабицкий:
Помните солдат, возвращавшихся из Афганистана, у общества было очень мало информации, и оно доверяло официальной версии. Этих солдат действительно принимали как героев. А сегодня, я думаю, даже при том, что информация очень сильно ограничена, в общем, общество может себе приставить, что происходит в Чечне, просто руководствуясь своим ежедневным опытом взаимоотношений с милицией, с органами правопорядка. И, тем не менее, войну поддерживают, и, тем не менее, людей, которые возвращаются оттуда, в основном считают, если не героями, считают людьми, которые выполняли некий долг перед государством. Вот здесь есть какой-то болезненный разрыв?
Леонид Китаев-Смык:
Если вернуться к Афганистану, то первоначально это была секретная война, закрытая война, и все вернувшиеся оттуда никому не могли об этом рассказывать. И это было колоссальной психологической травмой для возвращавшихся оттуда. Потом она была легализована в какой-то мере. Но я бы не сказал, что возвращающиеся из Афганистана тогда признавались героями. Общество не было готово к этому. А вот сейчас возвращающиеся оттуда, конечно, они рассматриваются героями. Дело в том, что если слишком много героев, если слишком много раненых, если слишком много убогих, если они появляются, в Москве, во всяком случае, я вижу все больше и больше в переходах, в метро, то здесь общественное мнение не сможет выдержать этого напора вот этих картин, картин страшных. И в этом случае происходит такая естественная психологическая реакция, когда это перестает замечаться, когда сознание отрезает, вытеснение, как психологи говорят, из сознания. Это не хорошо, потому что это уже будет вытеснение не только тех несчастных инвалидов, которые побираются, но это будет вытеснение некоторых человеческих черт в российском обществе, которое всегда было у жителей России. Милосердие всегда было свойственно людям России. Этим не ограничиваются негативные воздействия чеченской кампании. У нас ведь растет сейчас молодежь. И молодежь, которая через средства массовой информации видит провозглашаемый героизм войны, просто не знает и может не узнать, что более значим для любого общества - это героизм будней, героизм труда, героизм терпения ежедневных сложностей, героизм культивирования в себе человеческих отношений друг к другу и к слабым, и к, может быть, неприятным.
Андрей Бабицкий:
Ставка на голую военную силу в Чечне, которая откровенно продемонстрирована руководством России, очевидным образом игнорирует интересы российского общества, пытающегося искать варианты мира. Эти усилия суммирует Руслан Калиев.
Руслан Калиев:
Итак, что мы имеем на данный момент. Вариант номер один, наиболее широко разрекламированный в прессе, так называемый "немцовский". Либералы-реформаторы во главе с лидером фракции "СПС" в Госдуме Борисом Немцовым предлагают разделить Чечню на две части - равнинную, лояльную России и горную Чечню, где будут обитать сторонники независимости. Равнинная Чечня, в которую Немцов включает около 80% территории республики, по мнению Бориса Ефимовича, должна быть полностью восстановлена и стать примером мирной жизни для остальной Ичкерии. Горная Чечня, в соответствии с концепцией лидера "СПС", будет представлять собой большую резервацию, окруженную мощной санитарной границей. Немцов, будучи политиком искушенным, не ограничивается только одним вариантом решения чеченской проблемы. Описанный вариант, по мнению лидера "Союза правых сил", необходим в случае, если другой его вариант, более мягкий, окажется недейственным. В качестве либеральной альтернативы резервационной модели он предлагает образовать восьмой федеральный округ - Чеченский, во главе с генерал-губернатором и таким образом обозначить особый статус республики. Правда, Немцов не говорит, как в этом случае решать проблему с законным руководством Чечни и что об этом думают сами чеченцы. Идея разделения Чечни на две части сама по себе не нова и была выдвинута в качестве альтернативы хасавьюртовским соглашением группой российских политиков, близких к силовикам еще в 96-м году. Тогда ельцинское окружение от этой химеры благоразумно отказалось в пользу плана Александра Лебедя. Борис Немцов, несколько видоизменив, предлагает этот вариант в качестве наиболее эффективного, на его взгляд, инструмента решения чеченской проблемы. Что же касается мягкого варианта, создания Чеченского федерального округа, и генерал-губернаторства, то тут, похоже, Бориса Немцова серьезно подвели аналитики. Вероятно, они неправильно истолковали основные тезисы из соответствующего проекта, подготовленного исполнительным секретарем комиссии Госдумы по Чечне Абдул-Хакимом Султыговым. В результате - на свет появился, по сути, пиратский проект, получивший, благодаря серьезной раскрутке в прессе, название - "мягкий вариант Немцова". Некоторые предложения по урегулированию чеченской войны выдвигались группой депутата Госдумы Павла Крашенинникова. Созданная им национальная общественная комиссия по расследованию правонарушений и соблюдению прав человека на Северном Кавказе вызывает интерес в свете нескольких серьезных встреч членов этой комиссии с представителями Аслана Масхадова. Павел Крашенинников говорит о необходимости начать политический диалог с воюющей чеченской стороной. Он так же подчеркивает необходимость преодоления ситуации, при которой военные становятся основными участниками переговорного процесса. Возможно, такой вывод является ответом на негативную реакцию российских военных в связи со все еще актуальной и востребованной обществом идеей диалога между представителями воюющих сторон. В то же время вариант мирного урегулирования "по Крашенинникову" пестрит противоречиями. Например, его версия изначально определяет статус Чечни как субъект Российской Федерации, при том, что общеизвестна позиция чеченского руководства по этому вопросу. В итоговым докладе за 2000-й год члены данной комиссии выступают против особого статуса Чечни в рамках России, считая, что это будет воспринято остальным миром как победа чеченского национал-сепаратизма. У национальной общественной комиссии по расследованию правонарушений и соблюдению прав человека на Северном Кавказе явно отсутствует самостоятельная позиция. Об этом говорит недоработанность выдвигаемых предложений, явные противоречия в оценках и подходах ситуации в Чечне. Комиссия Крашенинникова выполнила декоративные функции, возложенные на нее Кремлем в период обострения отношений между Россией и парламентской ассамблеей Совета Европы. Она призвана была убедить западное общественное мнение в том, что в России создана независимая комиссия для расследования правонарушений на Северном Кавказе, по аналогии с той, что была создана в Югославии. Однако, как часто случается в России, вышла комиссия только названием. По этой причине вряд ли стоит рассчитывать, что комиссия Крашенинникова способна выдвинуть какой-то самостоятельный план урегулирования чеченской войны. Другим планом, который пропагандируется различными чеченскими и российскими политиками, от депутата Асланбека Аслаханова до Виктора Бородая, является план политического урегулирования посредством проведения всечеченского съезда. В наиболее классической форме этот план представлен в концепцию урегулирования ситуации в Чечне, разработанной в некоем общественно-политическом движении "Третья сила за мир в Чечне". Суть этой концепции сводится к тому, что необходимо подготовить съезд чеченского народа, на котором утверждается план мирного урегулирования и избирается исполнительный орган для реализации мирного плана. Оговаривается необходимость сложения своих полномочий Асланом Масхадовым и Ахмадом Кадыровым. Последний вариант наиболее близок тем чеченским политикам, которые рассчитывают манифестировать свою равноудаленность от всех сторон конфликта и озабоченность формированием структур гражданского общества. Складывается ощущение, что такого рода модели разрабатываются в вакууме. Они фактически игнорируют две главные проблемы - что делать с остаточным контингентом российских войск в Чечне, который никто не собирается выводить, и как убедить сложить оружие сил сопротивления, продолжающих партизанскую войну. Если попытаться проанализировать вариант урегулирования чеченского конфликта, становится очевидным, что, фактически, на исходе второго года войны они бесконечно далеки от настроений российского руководства, считающего сложившийся статус-кво единственно возможной реальностью, не требующий никакой реформы.
Андрей Бабицкий:
То, что российское руководство демонстративно не желает искать рецепты мирного урегулирования, вовсе не значит, что одними только репрессиями военные смогут до бесконечности удерживать статус-кво в воюющей российской республике. "Опасно не замечать чеченцев" - так озаглавлена статья Йовова Карни, автора книги "Горцы. По Кавказу в поисках воспоминаний", опубликованную на прошлой неделе во влиятельной американской газете "Вашингтон Пост".
Ирина Лагунина:
На маленькие отчаявшиеся нации неприятно смотреть. Еще хуже - быть рядом с ними. Если им уже нечего больше терять, они могут потерять всякий стыд. Их единственное прибежище - чтобы их услышали. Посмотрите на 13 вооруженных чеченцев, которые в прошлом месяце захватили пятизвездочную гостиницу в Стамбуле. Они рисковали очень многим, включая жизни 120-ти заложников, чтобы на самом деле ничего не добиться. Мы видели людей, подобных им, и раньше - македонцы в начале 20-го века, палестинцы в 70-х и 80-х годах, армяне, курды. Жертвы репрессий, лишенные собственности, забытые всеми. В какой-то момент они выбирают терроризм, терроризм без разбора. Все они расширительно толковали понятие враг, намного шире реального поля боя, словно они пытались объяснить миру - безопасность либо гарантируется каждому, либо никому. Теперь на примере Чечни мы видим рождение еще одной обезумевшей жертвы, жертвы настолько маленькой, что все предыдущие выглядят по сравнению с ней гигантами. И рейд в Стамбуле, а за несколько недель до него угон самолета в Саудовскую Аравию - это знак. Бессмысленность этих действий была изначально очевидна. Но какой, на самом деле, смысл наказывать Турцию, которая с таким сочувствием относится к чеченцам? Зачем подрывать ее туристическую отрасль? Но именно в этом наша логика и расходится с их образом мыслей. Дошедшие до отчаяния, порабощенные нации не думают о том, насколько взвешенным выглядят для внешнего мира их поведение. Порабощенные нации говорят миру - вы можете нас любить, вы можете нас ненавидеть, но вы не можете нас не замечать. Чечня, странный клочок земли в самом дальнем конце Европы, превращается в черную дыру. На ее территории с 94-го года прошли две жесточайшие войны с Россией. Во всех смыслах и со всех точек зрения она перестала быть местом, пригодным для человеческого существования. Экономика разрушена, каждый десятый житель убит, каждый третий - беженец. И кровавая война низкой напряженности идет даже в тот момент, когда я пишу эти строки. И дня не проходит без того, чтобы русские не убивали чеченцев, чеченцы русских, чеченцы чеченцев. Мир привыкает к этой постоянно кровоточащей ране, и о Чечне упоминают лишь в газетных сообщениях под рубрикой "Коротко". Но не замечать Чечню - опасно. Для того чтобы сеять хаос и наводить ужас, армии не нужны, нужен твердый костяк преданных бойцов. Уничтожая российские цели, некоторые чеченцы могут вступить и в более широкий антизападный фронт. На самом деле, некоторые из них уже пришли к выводу, что Чечня может получить независимость только в рамках планетарной войны с врагами ислама. Региональные конфликты, как чеченский, часто заставляют сопротивляющихся искать средства и цели в недрах какой-то радикальной мессианской идеологии. Россияне должны знать это лучше других. В конце концов, именно они своими жесткими и бесполезными попытками умиротворить Афганистан породили движение талибов, базу террористов на границе с Пакистаном и террористическую сеть Бен Ладена. Нет более щедрой почвы для терроризма, чем безнадежность, порожденная тяжелой рукой оккупации. Но как бы западный наблюдатель ни оценивал то, что делают чеченцы, их посыл ясен - они хотят быть вне России. Но независимое чеченское государство - провозглашенная цель повстанцев, может быть экономически недееспособно. Оно, на самом деле, может превратиться в очаг нестабильности, как и опасаются в России. Один из способов избежать того, чего боится Москва, и прекратить страдания чеченцев - разработать более широкий подход к урегулированию, наподобие плана в Восточном Тиморе. Чечня перестает быть частью России, но не становится автоматически независимой территорией. Ей может управлять международное сообщество, и оно же может помочь ей стать независимым государством. И в этом процессе, в процессе на десять-двадцать лет вперед, не последнюю роль должна сыграть образованная и высококвалифицированная чеченская диаспора на Ближнем Востоке. В Чечне нет простых решений, но игнорировать ее, относить ее к категории неминуемой и неизбежной трагедии, отвергать ее как террористическую нацию - безумие. Более того, это аморально по отношению к тем колонизированным народам, которые все еще ищут признания.