Лев Ройтман:
20-го июля во Владивостоке Военный суд Тихоокеанского флота отказался признать виновным в государственной измене военного журналиста Григория Пасько и осудил его за злоупотребление служебным положением. Григорий Пасько приговор обжаловал, он убежден, что опубликованные в Японии его материалы о радиационных угрозах Тихоокеанского флота не только не преступны, но необходимы всем. Григорий Пасько участвует в нашем разговоре. Другой участник - петербургский адвокат Юрий Шмидт - защитник капитана Никитина, которого обвиняют в аналогичных грехах применительно к Северному флоту. 8-й вариант обвинения готов к очередной передаче в суд, тем временем, по делу Никитина жалоба на нарушения прав человека подана в европейский суд в Страсбурге.
Григорий Михайлович Пасько, вы провели под следствием 20 месяцев, освобождены были, как я уже сказал, 20-го июля в зале заседаний Военного суда, к вам применили амнистию. Так вот, во время следствия эти 20 месяцев, как вам казалось, ваше следствие вели в интересах установить истину или в интересах ведомства - показать работу?
Григорий Пасько:
Да, я уверен в том, что истину никто и не пытался устанавливать. Все было задумано для того, чтобы по подброшенным, по каким-то несекретным явно документам возбудить уголовное дело, замутить эту воду, засекретить это и в закрытом военном суде осудить человека. Возможно, они ставили перед собой задачу реабилитировать свою контору, как они сами ее называют, после неудачи с Никитиным. О том, что истину никто не пытался выяснять так, как это положено по закону, свидетельствует несколько примеров. Например, из 130-ти заявленных ходатайств, было удовлетворено всего лишь 5. Дальше, за 6 месяцев они ничего абсолютно не сделали кроме того, что сделали выемку всего моего журналистского архива. Допрошены свидетели были около 100 человек, но ни один из них не привел ни одного факта какой-либо моей противозаконной деятельности, не говоря уже по 275-й статье - "Государственная измена".
Лев Ройтман:
Это как раз то преступление, в котором вас обвиняли и с которым не согласился Военный суд Тихоокеанского флота. И в этой связи еще один вопрос: коль скоро вы были освобождены из зала суда, к вам была применена амнистия, коль скоро вы не рискуете тем, что против вас возобновится дело, как оно возобновляется регулярно против капитана Никитина, почему вы принесли жалобу кассационную на приговор этого суда?
Григорий Пасько:
Я и мои защитники убеждены в том, что в моих действиях, а я выполнял обязанности журналиста, это мой долг, нет не единого нарушения федеральных законов России, и нет ни только состава, нет даже события преступления того, которое мне вменялось. Материалы уголовного дела сами за себя свидетельствуют о том, что не только надо было выносить оправдательный приговор, но даже есть факты фальсификации этого уголовного дела. Значит, фальсификаторы должны понести уголовную ответственность за это дело.
Лев Ройтман:
Спасибо, Григорий Пасько. Юрий Маркович Шмидт, Санкт-Петербург, дело вашего многолетнего уже подзащитного Александра Никитина вновь должно поступить в суд после очередного витка доследования. Как вам представляется, что стоит за этими невероятными проволочками в отправлении правосудия?
Юрий Шмидт:
За этим стоит только одно - попытка спасти честь грязного мундира и избавить себя от неминуемых оргвыводов, как это говорится в России, и от прямой ответственности за фабрикацию дела и за, в общем-то я бы сказал так, разбазаривание государственных средств в течении столь длительного времени. Это если говорить коротко. Ну а вообще, понимаете, ФСБ это странная организация, которая всегда привыкла считать себя безгрешной и безответственной. Сейчас она просто где-то не понимает, что время немного изменилось, впрочем, возможно она надеется, что время изменится еще раз, и опять ветер подует в желаемую для них сторону. Кстати говоря, на это в какой-то степени похожа обстановка в нашей стране - сегодня значительно тревожнее, чем была 2-3 года назад.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. Ради факта я скажу следующее, что Никитин, ваш подзащитный, по-прежнему обвиняется в том, что будучи сотрудником норвежской экологической организации "Белуна", он совершил государственную измену, то есть разгласил государственную тайну, поскольку опубликованный в 96-м году отчет "Белуны" - "Российский Северный флот - источники радиоактивного заражения", кроме того был предыдущий отчет - "Источники радиоактивного заражения в Мурманской и Архангельской областях" документируют факты аварий на советских подводных лодках, ядерных и халатное обращение с ядерными отходами. Вот разглашение этих экологических сведений вменяется в вину Александру Никитину. И далее, вопрос к вам, я сказал, это известно по источникам массовой информации, что в Европейский суд по правам человека вы подали жалобу на нарушение прав человека, человека Александра Никитина. Немножко подробнее об этом.
Юрий Шмидт:
Да, действительно, в середине июля в Страсбург поступила наша жалоба, и у нас есть надежда, что, учитывая высокую общественную значимость и всемирную известность этого дела, суд применит статью 41-ю, статью Европейского суда по правам человека и даст этому делу приоритет, то есть как бы "зеленую улицу", поскольку в действительности страсбургская процедура по многим объективным причинам довольно медленная, мы рассчитываем, что для нашего дела будет сделано исключение. Мы подали жалобу сейчас очень обстоятельную, но учитывая, что окончательного результата по делу еще нет, мы не могли включить все аспекты, которые свидетельствуют о грубом нарушении российскими властями европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Мы выбрали пока только две статьи: это статья 6-я, которая требует окончательного разрешения дела в отношении любого, привлеченного к ответственности лица в разумный срок; и статьи 13-й конвенции, которая гарантирует каждому право на эффективную защиту его нарушенных прав. Я думаю, что мы более чем убедительно доказали о том, что российские власти нарушили эти две нормы конвенции. Фактически нарушений значительно больше, мы о них так же упоминаем, те, кому это интересно, могут найти эту жалобу полностью в Интернете на сайте "Белуны". Но упоминая и другие нарушения, как бы давая понять, что о них тоже пойдет речь со временем, пока мы подали жалобы только в части этих двух.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. ну что ж, заглядывая вперед и, быть может, немножечко фантазируя, я вполне могу себе представить, что в вашей развернутой жалобе может оказаться так же и ссылка на статью 5-ю Европейской конвенции, которая гарантирует каждому человеку право на свободу и личную неприкосновенность. Александр Никитин так же провел около 12-ти месяцев под следствием и находится на подписке о невыезде, что является прямым ограничением свободы, в частности, свободы передвижения. Григорий Михайлович, как к вам относились офицеры ФСБ во время следствия, чувствовали ли вы какое-то мстительное отношение, недоброе отношение?
Григорий Пасько:
В самом начале были попытки оказать на меня давление психологическое, тем, что, мол, сдавай агентурную сеть и получишь по минимуму всего 8 лет. Разные беседы такие душещипательные, раз 20 следователь приходил без адвоката и без составления протокола. А потом, когда все у них это завязло, и они начали пробуксовывать, мне долго каждый день в течении шести месяцев возили к ним в здание ФСБ и постоянно это были разные офицеры. И вот офицеры в основном ко мне все относились корректно, а некоторые даже с уважением. Так что в отличии от городничего Сквозняка-Духановского, я не могу сказать, что ничего не вижу, одни свиные рыла, нет, попадались и человеческие.
Лев Ройтман:
В период, когда вы находились под следствием, кто возглавлял ФСБ - Путин?
Григорий Пасько:
Да, посадили меня еще при Ковалеве, а потом был назначен Путин.
Лев Ройтман:
Известно ли вам что бы то ни было о том, что ваше дело находилось под контролем именно Путина, нынешнего премьер-министра России?
Григорий Пасько:
Мне об этом ничего не известно, но исходя из раздела Уголовного кодекса о государственных преступлениях, в том числе это статья "О государственной измене", оно по степени важности, я так думаю, должно обязательно докладываться и находиться под контролем у директора ФСБ.
Лев Ройтман:
Спасибо. Юрий Маркович Шмидт, к сожалению, мы не смогли сегодня включить в наш разговор Александра Никитина, вашего подзащитного, по чисто техническим обстоятельствам - он был в Москве и не успел добраться до своего санкт-петербургского дома с телефоном. Но хочу у вас спросить, испытываете ли вы, как его защитник, какое бы то ни было давление, ну, скажем так, внесудебное давление на него и на себя?
Юрий Шмидт:
Я не хотел об этом говорить раньше, но, вероятно, в ближайшее время мне придется сделать отдельное заявление о фактах грубого давления лично на меня. Пока не буду раскрывать подробности, потому что этому будет посвящено отдельное заявление. Это не первый раз, далеко не первый раз, но держалось в относительно пристойных рамках, если можно пристойными рамками назвать прямую слежку, прослушивание телефонов и многие другие безобразия, сейчас они решили пойти дальше. Но я никогда не хотел выходить как бы на первый план, потому что я адвокат, я знаю, с кем я имею дело и это профессиональный риск. Да, Александр задержался в Москве, куда с большим трудом получил разрешение поехать для очень важных встреч, связанных с ведением защиты по его делу. И скажу откровенно, такого безобразия по части нескрываемой слежки, подслушивания наших разговоров с использованием всех устройств, мы сумели снять на видеопленку и сделать фотографии сотрудников наружной службы, которые не отходили от нас буквально ни на шаг. Это в то время, когда в Москве взрывают бомбы на Манежной площади, в то время, когда силы оперативных работников должны быть направлены действительно на создание нормальной и безопасной обстановки в Москве и в России, большие группы людей отвлекаются, естественно не бесплатно, а за наш же счет, за счет нас, налогоплательщиков, отвлекаются на осуществление этой незаконной деятельности. Мне не хочется развивать эту тему дальше, мы все документируем, мы с Александром Никитиным если и не жалуемся, что называется на весь мир, просто это относительные мелочи, а он тоже сильный человек, как и Гриша Пасько, и ко многому привык. Но со временем мы предъявим все, что есть в нашем распоряжении и это может быть, подкрепит и даст большую обоснованность нашей просьбе о том, что наказывать нужно не только фальсификаторов, тех, которые фабриковали эти уголовные дела, но и тех, кто давали указания о проведении, мягко, скажем так, незаконной оперативной деятельности в отношении лиц, которые не могут быть по закону объектами этой деятельности.
Лев Ройтман:
Спасибо, адвокат Шмидт. И Григорий Пасько, поведя 20 месяцев под следственным арестом в период предварительного следствия и затем в ожидании рассмотрения дела в суде, а кроме того, 6 месяцев уже во время рассмотрения вашего дела, что вы могли бы посоветовать возможным жертвам подобных обвинений в будущем, подобных тем, которые были предъявлены вам?
Григорий Пасько:
Но, я думаю, что во всяком случае, самое первое это не надо никогда впадать в какую-то панику и расстройство и ни в коем случае не отвечать на их вопросы всяческие, если это КГБ. Молчание - это лучшее, что можно посоветовать в самый начальный период, я так думаю. Во всяком случае, я полтора года молчал, потом на суде выступил, правда, и на суде меня никто не услышал, но тем не менее, у них не было повода цепляться за какие-то предложения и таким образом затягивать еще это следствие.
Лев Ройтман:
В какой степени, Григорий Михайлович, вам мог содействовать адвокат в вашей защите, чувствовал ли он себя, ваш адвокат, свободно в своих процессуальных правах?
Григорий Пасько:
У меня было 4 адвоката, а одного из Москвы его из судебного следствия незаконно совершенно удалили и беспардонно. Я думаю, что адвокаты сделали все, что можно было сделать, учитывая то давление, которое оказывалось на суд со стороны органов ФСБ, они даже придумали новый юридический термин "оперативное обеспечение судебного расследования", это ни в одном кодексе такого нет, может быть у них внутри КГБ есть свой УПК. И я думаю, все, что в силах адвокатов, они сделали.
Лев Ройтман:
Вы говорите КГБ, естественно имея в виду ФСБ. Юрий Маркович Шмидт, как адвокат, пользуетесь ли вы в достаточной мере свободой процессуальных действий, которая вам гарантирована законом?
Юрий Шмидт:
Формально - да, хотя было немало попыток ограничить наши права. И сейчас, в ходе дополнительного расследования, нам пришлось сделать заявление об этом. В частности, впервые за все время четырехлетней, вот 5-го октября будет 4 года, юбилей такой, мы сделали заявление о незаконном засекречивании обвинительного заключения. Первые обвинительные заключения все были несекретные, вдруг на этой стадии, можете себе представить, им пришло в голову засекретить этот документ. Это, естественно, очередная попытка скрыть от общественности правду, потому что, если первый суд, который проходил год назад, был наполовину открытым, даже я бы сказал, большая часть судебного следствия проходила открыто, то сейчас следствие намерено засекретить. Это значит перевести на свое поле, потому что КГБ и секретность - это в значительной степени совпадающие понятия, они могли творить произвол тогда, когда они владели монополией всю информацию и дергали, что называется, за веревочки всех участников, превращая их тем самым в марионетки.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. Любопытный момент, Григорий Михайлович Пасько, насколько известно, когда вам предъявили обвинение для ознакомления, то на деле стоял штамп "Секретно", и ваш адвокат порекомендовал вам ни при каких обстоятельствах не прикасаться к этому делу, верно ли я излагаю обстоятельства?
Григорий Пасько:
Да, мне в суде дали это обвинительное заключение, но, как требует закон, мне его не вручили. Я не знаю, насколько часты такие факты, что подсудимый, и даже в суде закончилось судебное следствие, я не имел в руках этого обвинительного заключения. Потому что закон о правилах содержания обвиняемых и подозреваемых в совершении преступления прямо запрещает заключенному иметь документы с грифом "Совершенно секретно".
Лев Ройтман:
Спасибо, Григорий Михайлович. И вновь Юрий Маркович Шмидт, эта практика совершенно, кажется, необычная, даже в советские времена?
Юрий Шмидт:
В советские времена все было. Уголовно-процессуальный кодекс гласит, что обвинительной заключение вручается на руки обвиняемому, который становится к этому моменту подсудимым, с момента вручения ему обвинительного заключения, и он может пользоваться им совершенно свободно. В деле Григория Пасько они вернулись к тому, что практиковали многократно в прошлом, и в этот раз они хотят то же самое проделать и в деле Александра Никитина. Я единственное могу, нас конечно очень внимательно слушают, прямо я даже дыхание ощущаю с соседнего здания (мой офис расположен по соседству с ФСБ Петербурга), они могут знать, что обвинительное заключение, на котором будет незаконно проставлен гриф "Секретно", мы в руки не возьмем. То есть делать вид, что мы получили документ и выполнена норма уголовно-процессуального кодекса, а выходя из зала суда, оставлять его там, мы в такую игру играть не будем. Если обвинительное заключение будет секретным, пусть они действуют по своим правилам, а мы еще раз заявим о грубейшем нарушении прав обвиняемого и норм уголовного процесса. Потому что тот закон, на который сослался Григорий, это совершенно другой закон, и он вообще, кстати, в этой части противоречит уголовно-процессуальному кодексу.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. Заканчивая передачу, я, Григорий Михайлович, приведу ваши слова, 20-е июля, зал заседаний Военного суда Тихоокеанского флота: "Сегодня я вышел, завтра посадят другого". Будем, однако, надеяться, что чему-то и научатся на примере вашего дела и на примере дела Александра Никитина, которого, кстати, международная амнистия объявила "узником совести".
20-го июля во Владивостоке Военный суд Тихоокеанского флота отказался признать виновным в государственной измене военного журналиста Григория Пасько и осудил его за злоупотребление служебным положением. Григорий Пасько приговор обжаловал, он убежден, что опубликованные в Японии его материалы о радиационных угрозах Тихоокеанского флота не только не преступны, но необходимы всем. Григорий Пасько участвует в нашем разговоре. Другой участник - петербургский адвокат Юрий Шмидт - защитник капитана Никитина, которого обвиняют в аналогичных грехах применительно к Северному флоту. 8-й вариант обвинения готов к очередной передаче в суд, тем временем, по делу Никитина жалоба на нарушения прав человека подана в европейский суд в Страсбурге.
Григорий Михайлович Пасько, вы провели под следствием 20 месяцев, освобождены были, как я уже сказал, 20-го июля в зале заседаний Военного суда, к вам применили амнистию. Так вот, во время следствия эти 20 месяцев, как вам казалось, ваше следствие вели в интересах установить истину или в интересах ведомства - показать работу?
Григорий Пасько:
Да, я уверен в том, что истину никто и не пытался устанавливать. Все было задумано для того, чтобы по подброшенным, по каким-то несекретным явно документам возбудить уголовное дело, замутить эту воду, засекретить это и в закрытом военном суде осудить человека. Возможно, они ставили перед собой задачу реабилитировать свою контору, как они сами ее называют, после неудачи с Никитиным. О том, что истину никто не пытался выяснять так, как это положено по закону, свидетельствует несколько примеров. Например, из 130-ти заявленных ходатайств, было удовлетворено всего лишь 5. Дальше, за 6 месяцев они ничего абсолютно не сделали кроме того, что сделали выемку всего моего журналистского архива. Допрошены свидетели были около 100 человек, но ни один из них не привел ни одного факта какой-либо моей противозаконной деятельности, не говоря уже по 275-й статье - "Государственная измена".
Лев Ройтман:
Это как раз то преступление, в котором вас обвиняли и с которым не согласился Военный суд Тихоокеанского флота. И в этой связи еще один вопрос: коль скоро вы были освобождены из зала суда, к вам была применена амнистия, коль скоро вы не рискуете тем, что против вас возобновится дело, как оно возобновляется регулярно против капитана Никитина, почему вы принесли жалобу кассационную на приговор этого суда?
Григорий Пасько:
Я и мои защитники убеждены в том, что в моих действиях, а я выполнял обязанности журналиста, это мой долг, нет не единого нарушения федеральных законов России, и нет ни только состава, нет даже события преступления того, которое мне вменялось. Материалы уголовного дела сами за себя свидетельствуют о том, что не только надо было выносить оправдательный приговор, но даже есть факты фальсификации этого уголовного дела. Значит, фальсификаторы должны понести уголовную ответственность за это дело.
Лев Ройтман:
Спасибо, Григорий Пасько. Юрий Маркович Шмидт, Санкт-Петербург, дело вашего многолетнего уже подзащитного Александра Никитина вновь должно поступить в суд после очередного витка доследования. Как вам представляется, что стоит за этими невероятными проволочками в отправлении правосудия?
Юрий Шмидт:
За этим стоит только одно - попытка спасти честь грязного мундира и избавить себя от неминуемых оргвыводов, как это говорится в России, и от прямой ответственности за фабрикацию дела и за, в общем-то я бы сказал так, разбазаривание государственных средств в течении столь длительного времени. Это если говорить коротко. Ну а вообще, понимаете, ФСБ это странная организация, которая всегда привыкла считать себя безгрешной и безответственной. Сейчас она просто где-то не понимает, что время немного изменилось, впрочем, возможно она надеется, что время изменится еще раз, и опять ветер подует в желаемую для них сторону. Кстати говоря, на это в какой-то степени похожа обстановка в нашей стране - сегодня значительно тревожнее, чем была 2-3 года назад.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. Ради факта я скажу следующее, что Никитин, ваш подзащитный, по-прежнему обвиняется в том, что будучи сотрудником норвежской экологической организации "Белуна", он совершил государственную измену, то есть разгласил государственную тайну, поскольку опубликованный в 96-м году отчет "Белуны" - "Российский Северный флот - источники радиоактивного заражения", кроме того был предыдущий отчет - "Источники радиоактивного заражения в Мурманской и Архангельской областях" документируют факты аварий на советских подводных лодках, ядерных и халатное обращение с ядерными отходами. Вот разглашение этих экологических сведений вменяется в вину Александру Никитину. И далее, вопрос к вам, я сказал, это известно по источникам массовой информации, что в Европейский суд по правам человека вы подали жалобу на нарушение прав человека, человека Александра Никитина. Немножко подробнее об этом.
Юрий Шмидт:
Да, действительно, в середине июля в Страсбург поступила наша жалоба, и у нас есть надежда, что, учитывая высокую общественную значимость и всемирную известность этого дела, суд применит статью 41-ю, статью Европейского суда по правам человека и даст этому делу приоритет, то есть как бы "зеленую улицу", поскольку в действительности страсбургская процедура по многим объективным причинам довольно медленная, мы рассчитываем, что для нашего дела будет сделано исключение. Мы подали жалобу сейчас очень обстоятельную, но учитывая, что окончательного результата по делу еще нет, мы не могли включить все аспекты, которые свидетельствуют о грубом нарушении российскими властями европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Мы выбрали пока только две статьи: это статья 6-я, которая требует окончательного разрешения дела в отношении любого, привлеченного к ответственности лица в разумный срок; и статьи 13-й конвенции, которая гарантирует каждому право на эффективную защиту его нарушенных прав. Я думаю, что мы более чем убедительно доказали о том, что российские власти нарушили эти две нормы конвенции. Фактически нарушений значительно больше, мы о них так же упоминаем, те, кому это интересно, могут найти эту жалобу полностью в Интернете на сайте "Белуны". Но упоминая и другие нарушения, как бы давая понять, что о них тоже пойдет речь со временем, пока мы подали жалобы только в части этих двух.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. ну что ж, заглядывая вперед и, быть может, немножечко фантазируя, я вполне могу себе представить, что в вашей развернутой жалобе может оказаться так же и ссылка на статью 5-ю Европейской конвенции, которая гарантирует каждому человеку право на свободу и личную неприкосновенность. Александр Никитин так же провел около 12-ти месяцев под следствием и находится на подписке о невыезде, что является прямым ограничением свободы, в частности, свободы передвижения. Григорий Михайлович, как к вам относились офицеры ФСБ во время следствия, чувствовали ли вы какое-то мстительное отношение, недоброе отношение?
Григорий Пасько:
В самом начале были попытки оказать на меня давление психологическое, тем, что, мол, сдавай агентурную сеть и получишь по минимуму всего 8 лет. Разные беседы такие душещипательные, раз 20 следователь приходил без адвоката и без составления протокола. А потом, когда все у них это завязло, и они начали пробуксовывать, мне долго каждый день в течении шести месяцев возили к ним в здание ФСБ и постоянно это были разные офицеры. И вот офицеры в основном ко мне все относились корректно, а некоторые даже с уважением. Так что в отличии от городничего Сквозняка-Духановского, я не могу сказать, что ничего не вижу, одни свиные рыла, нет, попадались и человеческие.
Лев Ройтман:
В период, когда вы находились под следствием, кто возглавлял ФСБ - Путин?
Григорий Пасько:
Да, посадили меня еще при Ковалеве, а потом был назначен Путин.
Лев Ройтман:
Известно ли вам что бы то ни было о том, что ваше дело находилось под контролем именно Путина, нынешнего премьер-министра России?
Григорий Пасько:
Мне об этом ничего не известно, но исходя из раздела Уголовного кодекса о государственных преступлениях, в том числе это статья "О государственной измене", оно по степени важности, я так думаю, должно обязательно докладываться и находиться под контролем у директора ФСБ.
Лев Ройтман:
Спасибо. Юрий Маркович Шмидт, к сожалению, мы не смогли сегодня включить в наш разговор Александра Никитина, вашего подзащитного, по чисто техническим обстоятельствам - он был в Москве и не успел добраться до своего санкт-петербургского дома с телефоном. Но хочу у вас спросить, испытываете ли вы, как его защитник, какое бы то ни было давление, ну, скажем так, внесудебное давление на него и на себя?
Юрий Шмидт:
Я не хотел об этом говорить раньше, но, вероятно, в ближайшее время мне придется сделать отдельное заявление о фактах грубого давления лично на меня. Пока не буду раскрывать подробности, потому что этому будет посвящено отдельное заявление. Это не первый раз, далеко не первый раз, но держалось в относительно пристойных рамках, если можно пристойными рамками назвать прямую слежку, прослушивание телефонов и многие другие безобразия, сейчас они решили пойти дальше. Но я никогда не хотел выходить как бы на первый план, потому что я адвокат, я знаю, с кем я имею дело и это профессиональный риск. Да, Александр задержался в Москве, куда с большим трудом получил разрешение поехать для очень важных встреч, связанных с ведением защиты по его делу. И скажу откровенно, такого безобразия по части нескрываемой слежки, подслушивания наших разговоров с использованием всех устройств, мы сумели снять на видеопленку и сделать фотографии сотрудников наружной службы, которые не отходили от нас буквально ни на шаг. Это в то время, когда в Москве взрывают бомбы на Манежной площади, в то время, когда силы оперативных работников должны быть направлены действительно на создание нормальной и безопасной обстановки в Москве и в России, большие группы людей отвлекаются, естественно не бесплатно, а за наш же счет, за счет нас, налогоплательщиков, отвлекаются на осуществление этой незаконной деятельности. Мне не хочется развивать эту тему дальше, мы все документируем, мы с Александром Никитиным если и не жалуемся, что называется на весь мир, просто это относительные мелочи, а он тоже сильный человек, как и Гриша Пасько, и ко многому привык. Но со временем мы предъявим все, что есть в нашем распоряжении и это может быть, подкрепит и даст большую обоснованность нашей просьбе о том, что наказывать нужно не только фальсификаторов, тех, которые фабриковали эти уголовные дела, но и тех, кто давали указания о проведении, мягко, скажем так, незаконной оперативной деятельности в отношении лиц, которые не могут быть по закону объектами этой деятельности.
Лев Ройтман:
Спасибо, адвокат Шмидт. И Григорий Пасько, поведя 20 месяцев под следственным арестом в период предварительного следствия и затем в ожидании рассмотрения дела в суде, а кроме того, 6 месяцев уже во время рассмотрения вашего дела, что вы могли бы посоветовать возможным жертвам подобных обвинений в будущем, подобных тем, которые были предъявлены вам?
Григорий Пасько:
Но, я думаю, что во всяком случае, самое первое это не надо никогда впадать в какую-то панику и расстройство и ни в коем случае не отвечать на их вопросы всяческие, если это КГБ. Молчание - это лучшее, что можно посоветовать в самый начальный период, я так думаю. Во всяком случае, я полтора года молчал, потом на суде выступил, правда, и на суде меня никто не услышал, но тем не менее, у них не было повода цепляться за какие-то предложения и таким образом затягивать еще это следствие.
Лев Ройтман:
В какой степени, Григорий Михайлович, вам мог содействовать адвокат в вашей защите, чувствовал ли он себя, ваш адвокат, свободно в своих процессуальных правах?
Григорий Пасько:
У меня было 4 адвоката, а одного из Москвы его из судебного следствия незаконно совершенно удалили и беспардонно. Я думаю, что адвокаты сделали все, что можно было сделать, учитывая то давление, которое оказывалось на суд со стороны органов ФСБ, они даже придумали новый юридический термин "оперативное обеспечение судебного расследования", это ни в одном кодексе такого нет, может быть у них внутри КГБ есть свой УПК. И я думаю, все, что в силах адвокатов, они сделали.
Лев Ройтман:
Вы говорите КГБ, естественно имея в виду ФСБ. Юрий Маркович Шмидт, как адвокат, пользуетесь ли вы в достаточной мере свободой процессуальных действий, которая вам гарантирована законом?
Юрий Шмидт:
Формально - да, хотя было немало попыток ограничить наши права. И сейчас, в ходе дополнительного расследования, нам пришлось сделать заявление об этом. В частности, впервые за все время четырехлетней, вот 5-го октября будет 4 года, юбилей такой, мы сделали заявление о незаконном засекречивании обвинительного заключения. Первые обвинительные заключения все были несекретные, вдруг на этой стадии, можете себе представить, им пришло в голову засекретить этот документ. Это, естественно, очередная попытка скрыть от общественности правду, потому что, если первый суд, который проходил год назад, был наполовину открытым, даже я бы сказал, большая часть судебного следствия проходила открыто, то сейчас следствие намерено засекретить. Это значит перевести на свое поле, потому что КГБ и секретность - это в значительной степени совпадающие понятия, они могли творить произвол тогда, когда они владели монополией всю информацию и дергали, что называется, за веревочки всех участников, превращая их тем самым в марионетки.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. Любопытный момент, Григорий Михайлович Пасько, насколько известно, когда вам предъявили обвинение для ознакомления, то на деле стоял штамп "Секретно", и ваш адвокат порекомендовал вам ни при каких обстоятельствах не прикасаться к этому делу, верно ли я излагаю обстоятельства?
Григорий Пасько:
Да, мне в суде дали это обвинительное заключение, но, как требует закон, мне его не вручили. Я не знаю, насколько часты такие факты, что подсудимый, и даже в суде закончилось судебное следствие, я не имел в руках этого обвинительного заключения. Потому что закон о правилах содержания обвиняемых и подозреваемых в совершении преступления прямо запрещает заключенному иметь документы с грифом "Совершенно секретно".
Лев Ройтман:
Спасибо, Григорий Михайлович. И вновь Юрий Маркович Шмидт, эта практика совершенно, кажется, необычная, даже в советские времена?
Юрий Шмидт:
В советские времена все было. Уголовно-процессуальный кодекс гласит, что обвинительной заключение вручается на руки обвиняемому, который становится к этому моменту подсудимым, с момента вручения ему обвинительного заключения, и он может пользоваться им совершенно свободно. В деле Григория Пасько они вернулись к тому, что практиковали многократно в прошлом, и в этот раз они хотят то же самое проделать и в деле Александра Никитина. Я единственное могу, нас конечно очень внимательно слушают, прямо я даже дыхание ощущаю с соседнего здания (мой офис расположен по соседству с ФСБ Петербурга), они могут знать, что обвинительное заключение, на котором будет незаконно проставлен гриф "Секретно", мы в руки не возьмем. То есть делать вид, что мы получили документ и выполнена норма уголовно-процессуального кодекса, а выходя из зала суда, оставлять его там, мы в такую игру играть не будем. Если обвинительное заключение будет секретным, пусть они действуют по своим правилам, а мы еще раз заявим о грубейшем нарушении прав обвиняемого и норм уголовного процесса. Потому что тот закон, на который сослался Григорий, это совершенно другой закон, и он вообще, кстати, в этой части противоречит уголовно-процессуальному кодексу.
Лев Ройтман:
Спасибо, Юрий Маркович. Заканчивая передачу, я, Григорий Михайлович, приведу ваши слова, 20-е июля, зал заседаний Военного суда Тихоокеанского флота: "Сегодня я вышел, завтра посадят другого". Будем, однако, надеяться, что чему-то и научатся на примере вашего дела и на примере дела Александра Никитина, которого, кстати, международная амнистия объявила "узником совести".