Новая эстетика старых новостей: новости времен Владимира Путина. Гость программы - ведущая телеканала РЕН ТВ Ольга Романова

Мы не слышались с вами почти месяц, я отдыхала от телевизора, и многие из вас, надеюсь, тоже. А когда в какой-нибудь Усть-Коксе (многие, наверное, не знают, где это), почти на краю республики Алтай, в маленькой частной гостинице я все-таки по привычке нажимала на кнопку пульта, то просто физически ощущала, как не соединяется пространство и время. Усть-Коксf - это еще транспортный узел, и здесь есть даже Интернет - провайдер. Принимаются четыре телеканала. А вот чуть повыше, в горах, 200 или 300 тысяч граждан страны имеют возможность принимать только второй канал. И сюрреалистичности добавляется, когда понимаешь, что в селе под названием Мараловодка каждый вечер смотрят программу "Вести - Москва", потому что местные новости здесь не выходят. Столичные новости - как послание из другой жизни.

Августовский экран вообще напоминает состояние анабиоза. Причем нынешним летом это состояние распространилось на все новости, ну, за редким, может быть, исключением. Мрачные августовские годовщины - взрывы, дефолт, пожары, пятилетие чеченской войны, утонувшая подлодка - обо всем этом с экрана, в общем, шепотком или вообще никак.

Четыре года назад 16 августа Владимир Путин стал премьером страны, сегодня отправился в отпуск. На нынешнем телевидении ничего не напоминает о телевидении четырехлетней давности. В федеральных программах две постоянные темы: до сегодняшнего дня - не отдыхающий президент, и православие в действии. Президент все время с кем-то встречается, а батюшки и монахи созидают: строят, возводят, разводят форель, например, открывают храмы для глухонемых, благословляют олимпийцев.

О новой эстетике старых новостей, о телевизионных новостях времен Владимира Путина мы сегодня разговариваем с ведущей программы "24" на канале "Ren-TV" Ольгой Романовой.

Оля, скажите мне, пожалуйста, в новостях "Ren-TV" сегодня как-то отметят четырехлетнюю годовщину премьерства Владимира Путина ?

Ольга Романова: А как это можно приблизительно себе представить? Наверное, есть два варианта - не заметить вовсе, забыть. И вариант второй - написать такую оду окартиненную. Наверное, все-таки прилично не вспомнить, вы же понимаете...

Анна Качкаева: Как вам кажется, если смотреть на новости - вы ведь их смотрите и как профессионал, и как зритель, когда у вас телевизор фоном работает - какая в новостях страна?

Ольга Романова: Это прекрасная страна (очень иронично). Вот на "Радио Свобода" висят картинки Кукрыниксов про Радио Свобода, и, может быть, где-то в уголочке есть место для "Ren-TV". Мы же очерняем прекрасную страну, где растет ВВП, где избиратель говорит со своим избранником на одном языке, все друг друга понимают, в общем, очень хорошо друг к другу относятся. А из-за бугра, из каких-то еще не до конца выметенных веничком уголков нашей бескрайней и прекрасной родины сидят достаточно злобные такие не то чтобы твари, а такие маленький тварюшки, такие мелкие совсем, брызгают слюной, очерняют. Вот чернилами, чернилами по самому прекрасному - по православию, по президенту, по нашим министрам... Аня, что вам плохого сделали министры?

Анна Качкаева: Я вот вас спрашиваю.

Ольга Романова: ... Я думаю, что они делают очень много хорошего, только у нас какие-то шоры на глазах, у нас что-то со зрением не то. Я все время ловлю себя на паранойе. Мне как-то позвонил мой редактор в газете "Ведомости" (я там тоже работаю) и сказал: "Ты знаешь, тебе не кажется, что мы с тобой параноики, что есть несколько людей, которые больны паранойей, и их надо лечить? Мы с тобой не видим очевидного - очевидных успехов страны, очевидных успехов в политике, красоты наших замыслов..."

Анна Качкаева: Ну так, может, действительно, Оля?

Ольга Романова: Вы видите? Я не вижу. Может быть, меня надо лечить, я не знаю.

Анна Качкаева: Не маленький такой телевизионный начальник в канун лета, в разных беседах, приватных и публичных, - это я такой собирательный образ сейчас нарисую - определял стратегию нынешних новостей. И сводится она, собственно, вот к чему: новости должны быть респектабельными, скучноватыми, не маргинальными и патриотичными. В общем, звучит вполне благополучно.

Ольга Романова: Ну, патриотичные новости...

Анна Качкаева: Если патриотичность чуть-чуть отлакировать, все остальные три характеристики - это такой вариант респектабельного "Би-Би-Си".

Ольга Романова: Да, это вариант респектабельного "Би-Би-Си", безусловно. Мне бы очень хотелось работать в "Новостях" респектабельных, скучноватых, патриотичных, правда, хотелось бы. Хотелось бы к этому руку приложить, как-то вытянуться и гордиться своей страной, своим президентом. Очень хочется гордиться, правда, очень хочу, но не получается. Вы не знаете, где президент, кстати? Я последний раз его слышала недели три назад.

Анна Качкаева: Как это? Он просто из новостей не пропадает, до вчерашнего дня по крайней мере. А сегодня, по-моему, в отпуск отбыл.

Ольга Романова: Сегодня отбыл в отпуск... Вот все-таки даже та фраза, которая уже такая навязчивая, просто уже неприлично ее и поминать, - "мочить в сортире" - тогда казалось, что, боже мой, как же так, не получится же в респектабельные новости ее запихнуть никак. А теперь я по этой фразе скучаю, потому что это была тема, это был образ, за этим стояло будущее нашей внутренней политики, за этим стояло и отношение к операции в Чечне, за этим стояло все. А сейчас я не слышу фраз, несущих смысловую нагрузку от политиков. Очень хочется смысловой нагрузки, чтобы понять, что происходит. Вот сейчас мне сказал один предприниматель, сославшись на Троцкого, он сказал так: "Помнишь, как говорил Троцкий: "Ни мира, ни войны, - а правительство рабочее"..."

Анна Качкаева: У нас Евгений Николаевич из Воронежа в эфире. Добрый день.

Слушатель: Сначала я скажу, что я новости смотрю только на НТВ - там более-менее, а остальное все липа. И постоянно слушаю "Радио Свобода", больше ничего не слушаю. А вопросы у меня вот такие. Скажите, почему раньше, что бы ни случилось (лампочка перегорела в квартире) - был Ельцин виноват, а в настоящее же время, что бы ни случилось - Путин ни при чем. Вообще он не в курсе дела? Рогозин, Зюганов и прочие говорят, что виноват Фрадков, а Путин ни при чем. И второй вопрос: скажите, в чем обвиняют Чубайса? Что, он подписал закон о приватизации, подпись его там есть или нет?

Ольга Романова: Ну, у меня есть, наверное, один ответ на два вопроса - я не знаю. Я не понимаю, в чем виноват Чубайс, хотя... Ну, я правда не понимаю, в чем виноват Чубайс. Не знаю - фамилия, внешность... Да, приватизация, была, согласна, вполне несправедливой, вполне варварской, во многом беззаконной, но мы проходили начальный этап становления капитализма. Дикий Запад - он, к сожалению, везде дикий Запад. И я не знаю, может быть, какой-то есть рецепт культурного выхода в капитализма из социализма, но у нас не получилось, как не получилось у многих. Ну, в Восточной Европе это было более прилично, но мы все-таки скифы с "раскосыми и жадными очами", все-таки мы не европейцы. В общем, я не знаю, в чем виноват Чубайс, хотя понимаю, в чем его обвиняют. Идеология приватизации - по-моему, там нет никаких несправедливых вещей. Еще Фридрих фон Хайк говорил, что "капитализм - это то, чем занимаются люди, оставьте его в покое". Оставили бы в покое и смотрели, чтобы не стреляли, не растаскивали без закона. Идеология нормальная, поэтому мне трудно сказать, чем Чубайс виноват. А также я не знаю, почему сейчас не виноват Путин, а во всем виноват Ельцин. По-моему, время такое...

Анна Качкаева: Да, ну а потом с людьми ведь не разговаривают по телевизору ни о приватизации, ни о "ЮКОСе", ни о Ходорковском ...

Ольга Романова: А у меня такое ощущение, что они и друг с другом не разговаривают, чтобы не ляпнуть чего лишнего.

Анна Качкаева: На всякий случай.

Ольга Романова: Да, на всякий случай. Не только с нами не разговаривают.

Анна Качкаева: Татьяна Ивановна из Санкт-Петербурга, мы вас слушаем.

Слушательница: Здравствуйте. Вот у меня к ведущей канала вопрос. Вот она обвиняет каких-то мелких "тварюшек", которые очерняют белизну. А она знает что-нибудь об убийстве ученого, правозащитники Гиренко, о том, что на весь экран выступал тот, кто вынес ему этот приговор смертный? Она видела, что творилось на площади, на виду у Кремля, как схватили человека, швырнули о землю и топтали ногами? Снимала камера это все, а милиция стояла, вооруженная, и могла бы пальнуть, хотя бы в небо - и они бы разбежались. Как она относится к этому? Кто это очерняет православие?

Анна Качкаева: Сейчас, Татьяна Ивановна, вам объяснят. По-моему, вы Олю не поняли.

Ольга Романова: Татьяна Ивановна, я себя как раз называла вот этой вот мелкой тварюшкой, сидящей в уголке и очерняющей нашу действительность, о которой нам как раз и говорят, что все очень хорошо. Конечно, я знаю про убийство питерского ученого Гиренко, замечательного совершенно эксперта, мы все знаем об этом чудовищном преступлении, мы все это видим. Но мы это видим, вы это видите, а на экранах этого нет, и быть не может. Потому что, мне кажется, никто не хочет никого расстраивать: телевизионщики не хотят расстраивать свое телевизионное начальство, телевизионное начальство не хочет расстраивать свое кремлевское начальство, кремлевское начальство не хочет расстраивать народ. Ну, никто никого не расстраивает...

Анна Качкаева: Оля, но вы-то ведь показываете то, что не всегда радует. Может быть не очень много, но тем не менее, показываете. Ну, судя по рейтингам канала, населению это действительно не очень нужно.

Ольга Романова: Я с вами соглашусь, у меня тоже есть такое ощущение, что это нужно, может быть, максимум (опять же судя по рейтингам) 5 процентам населения. Все-таки, наверное, и народ подустал от чернухи той самой поры разгула свободы слова, ельцинского разгула свободы слова. Мы, наверное, сами виноваты во многом. Я, конечно, эти времена вспоминаю - действительно реальную свободу - как период, который закончился, наверное, очень надолго. И конечно, мы, наверное, переборщили сами не с правдой, а с чернухой, когда можно было говорить все.

Анна Качкаева: Свобода оказалась слишком тяжким бременем.

Ольга Романова: Безраздельная свобода оказалась нам не по плечу, и зритель наш, наш слушатель, наш читатель - наверное, это естественно - захотел все-таки иного. Я просто чувствую это настроение - зритель захотел точно знать, что живет он на самом деле не в той стране, о которой мы говорили столько лет (10 лет было свободы), а живет он в прекрасной стране, с хорошим начальством, с дивными руководителями. Он не хочет знать: не знаю, правду, не правду. Он не хочет знать, что бывает по-другому.

Анна Качкаева: Ирина пишет нам: "Попрощавшись с Шустером, телевидение практически не включаю, только когда, может быть, появится Познер. А к "Ren-TV" просьба - приютить такую передачу, как "Гавань" (это "В нашу гавань заходили корабли..."). Удачи вам. Ирина". Ну, не в силах Оля приютить программу, она всего лишь ведет передачу на канале, но, может быть, передаст просьбу Ирэне и Дмитрию Лесневским.

"Не планирует ли Ольга Романова делать какую-либо аналитическую рубрику для итоговой программы Марианны Максимовской? Борис".

Ольга Романова: Вы знаете, Борис, я просто подозреваю, что на некоторое время телеаналитика умерла, как вообще аналитика политическая и даже во многом экономическая, потому что нет предмета для анализа. Отсутствует внутренняя политика как таковая, нет предмета. Все действительно молчат - народ молчит, правительство молчит. И действительно я подозреваю сильно, что они и друг с другом не разговаривают.

Анна Качкаева: Анонимам, которые подписываются "Ваши тетки", я хочу сказать, что любые обвинения по поводу " не чистых , не пустых и прочих рук" наших гостей я могу озвучивать в эфире только в том случае, если вы мне доказательства приведете и назоветесь, по крайней мере.

А вот это вот любопытно, поскольку есть подпись под пейджерным сообщением - Эльдар. "На чьи деньги ездит в поездки Ольга Романова? Может быть, на деньги Чубайса?"

Ольга Романова: А я не езжу в поездки, я сижу каждый вечер в эфире, в 23:15. Я не успеваю куда-то ездить.

Анна Качкаева: А я не очень понимаю, почему такое количество вопросов про деньги... Ну, не знаю, может быть, наши слушатели знают про вас, Ольга, что-то такое, о чем я не подозреваю... Оставим эту тему.

Скажите, Оля, действительно может создаться впечатление в результате этого разговора, что вот вы сидите такая, всем недовольная, раздраженная, брюзжащая...

Ольга Романова: Да, да, да, я тоже о себе так думаю, и мне страшно становится.

Анна Качкаева: Ну, хорошо, а ответьте мне на простой вопрос: вот что на минувшей неделе вы, Ольга Романова, руководитель и ведущая программы, выкинули из программы? Потому что это ведь в вашей власти - темы или сюжеты. Может быть, не выкинули. Может быть, слукавили: поставлю, потому что так проще, не буду дотягивать. Или хотя бы засомневались, когда давали в эфир.

Ольга Романова: Вы знаете, нет, Бог миловал как раз в прошлую неделю. Всего-навсего был снят сюжет про выставку шляпок в Москве, и только потому, что он не влез по хронометражу. А так, конечно, очень многое приходится снимать. Кстати, нет, наврала. Я сняла очень большой сюжет, причем очень хороший, нашего корреспондента, который вернулся из Украины. Это был анализ предвыборной ситуации на Украине, он анализировал позиции Ющенко, Януковича. Я очень долго сидела над этим сюжетом, потому что он был хорош. Но мы должны быть объективны, и мне показалось, что Ющенко корреспонденту понравился больше. И судя по материалу, там были аргументы и "за", и "против", но аргументы в защиту "одного из" перетягивали просто по своей силе, и я сняла из-за этого. Хотя на самом деле, честно говоря, я симпатизирую, конечно, Ющенко. Наверное, не стоит агитировать по Радио Свобода за это, но это просто симпатия и больше ничего. Если бы там был другой человек на другой стороне, может быть, он мне больше нравился по - президентски, потому что все-таки...

Анна Качкаева: Ну, короче говоря, сняли. Но тут вы увидели некоторую необъективность взгляда.

Ольга Романова: Да нет, объективность была, просто люди, выступающие на одной стороне, были ярче, они были симпатичнее. Здесь не было необъективности корреспондента, а была харизма людей с одной из сторон.

Анна Качкаева: Но в этом смысле, это проблема субъективности телевидения - оно же всегда искажает, вы же понимаете: отбор, интерпретация, зависимость от того, что увидел, что понял, что почувствовал , и еще результат опыта и таланта.

Ольга Романова: Это, безусловно, вещь субъективная, но просто мы с вами знаем, вращаясь в нашем узком мирке, что очень большой интерес есть и у Кремля, и у наших финансово-промышленных групп, крутятся огромные деньги. И мне просто не хочется, чтобы вы, Анна, например, подумали бы, что "Ren-TV" ведет какую-то кампанию в связи с выборами и взял у кого-то деньги. Потому что мы же знаем прекрасно, сколько это стоит. Лучше эту тему вообще не трогать, где крутятся деньги. Мы имеем право на субъективный взгляд, когда мы рассказываем о приключениях какого-нибудь саратовского афериста: нет, саратовского не надо, там тоже скоро выборы, волгоградского - и там мы можем субъективно выступить на той или другой стороне, посмеяться или погоревать.

Анна Качкаева: А какая была недавно тема, которую вы понимали, что, в общем, не хочется давать: и такая она сладенькая и слащавенькая, и на самом деле не все так, как на самом деле, но дали, потому что так проще, легче?

Ольга Романова: Вот я сегодня не дам тему, хотя очень хотела еще в пятницу давать. Сегодня рассматривается в правительстве, хотя сейчас нет заседаний, там заседание рабочей группы насчет инсайдерской информации. Темка хороша, мы же все что-то слышали, что-то знаем.

Анна Качкаева: Давайте объясним тогда слушателям, что вы имеете в виду.

Ольга Романова: Я имею в виду закон о том, что, допустим, чиновник, который прекрасно знает, что послезавтра он подпишет бумагу об аресте некоего предприятия, а уж тем более когда прокурор подписывает ордер на арест N, влияющего на акции, и говорит при этом трем свои знакомым банкирам, брокерам: "Я это сделаю - акции упадут, ты же понимаешь. И прикупи на мою долю", - конечно, кто владеет информацией, тот владеет миром. И об этом сейчас идет речь. Хорошая тема.

Анна Качкаева: Так почему вы ее снимаете?

Ольга Романова: Нет ни одного эксперта, который сейчас взял бы на себя смелость сказать, что так есть. А уж тем более я не могу взять на себя смелость, я могу только сказать: "Вы знаете, по слухам, люди говорят, что..." Но это же новости.

Анна Качкаева: Ну, да, доказать невозможно, что, например, когда акции "ЮКОСа" шарахались верх - вниз - и за сутки люди зарабатывали миллиарды, это происходило потому только, что чиновничьего слова было достаточно.

Ольга Романова: Да, и чиновники знали, что они скажут через сутки, и прокуроры знали, кого они арестуют дальше, и многие - мы просто видим это по рынку - пользовались этой информацией.

Анна Качкаева: Да, а доказать очень сложно. А на Западе есть такие прецеденты? Доказывают?

Ольга Романова: В принципе, закон об инсайдерской информации там очень строг, то есть, в принципе, можно лишиться не только постов, а можно лишиться свободы, безусловно.

Анна Качкаева: Николай Иванович из Майкопа, здравствуйте.

Слушатель: Вопрос к вашей гостье. Действительно ли она верит, что Путин управляет государством, а не ельцинская банда?

Ольга Романова: Мне кажется, что страной управляет некая тусовка, такая вот "туса". Она вполне смешанная, но путинская тусовка. Это какое-то такое коллективное руководство, как, по крайней мере, мне кажется из-за той стороны кремлевской стены, где большинство нас находится. Это не клика. Вот "банду Ельцина под суд" - это я помню, я так живо себе представляла, что такое "банда Ельцина", если говорить об управлении.

Анна Качкаева: Ну, там лица были...

Ольга Романова: Да, там вполне были лица, а сейчас - какая-то "туса". И они вот так вот между катерами, яхтами, горными лыжами, как-то шарик налево, шарик направо, но очень вяло, амплитуда шарика как-то затухает, затухает... Кстати, говоря об анабиозе августовском, мне кажется, что он начался в конце марта и закончится еще не скоро.

Анна Качкаева: Это просто август очень выпукло показывает. Конечно, сезон отпусков, и телевидение всегда отдыхает, но уж так все просто в дреме пребывает, что даже странновато. Олимпиада даже не бодрит. На первом канале настойчиво говорят о том, как стадион освистал американцев. Когда открывалась олимпиада, меня это очень удивило. Я посмотрела прямую трансляцию открытия, потом запись по каналу "Спорт" утречком - и все прислушивалась, где ж там этот свист. Когда 70-тысячный стадион, по моему, трудно различить - хотя комментаторам, может быть, было это особенно заметно - когда улюлюкают, свистят или аплодируют. Этот смешанный гул слышался, когда выходили , как минимум, пять делегаций. Свистели, улюлюкали, аплодировали России, Британии, Америке, Ираку, действительно, и Палестине.

Ольга Романова: Вы знаете, я была на футбольном матче в Тбилиси - сборная России - сборная Грузии, когда выключили свет. Когда выключили свет, я сидела на этом стадионе (я делала об этом репортаж), и меня вывезли со стадиона, потому что темно было. Вывозили не потому, что это было как-то опасно, а потому что надо было куда-то идти, а я не понимала куда. И мою съемочную группу везли на автобусе вместе со сборной Грузии. Хотя мы могли уехать с Россией, но они просто раньше уехали, и пока мы нашли в темноте какой-то выход, был только этот автобус. И потом я видела на первых двух каналах тоже репортажи оттуда, когда мне рассказывали про антироссийские настроения в Грузии, как автобус сборной России обкидали камнями. Я выезжала на автобусе сборной Грузии, который тоже был обкидан камнями. Это не были антироссийские настроения. Билет на этот матч стоил среднемесячную грузинскую зарплату, и люди были очень расстроены тем, что просто зрелище, праздник закончился, не начавшись. Да, народ был очень возбужден, но не потому, что они ненавидят Россию, не потому что они обвиняли Чубайса в отключении света (опять мы к нему возвращаемся), а они были расстроены вообще.

Анна Качкаева: Ну вот, опять вопрос интерпретации. Кстати, на минувшей неделе меня и нашего с вами коллегу Бовта из "Известий" поразила одна версия про повешение цен на мировых рынках, которую программа "Время" выдала. Не Ирак, не удушение компании "ЮКОС", ни что-то, связанное как-то с рынками...

Ольга Романова: В Венесуэле еще была ситуация...

Анна Качкаева: ... да, ни Венесуэла, ни банки. Они увязали скачок цен на нефть с пожаром на нефтеперегонном заводе в Техасе. Ведущий, когда это озвучивал, был уверен, спокоен, сомнение не закрадывалось. Вот у меня вопрос: это все - это непрофессионализм или профессиональный цинизм?

Ольга Романова: Безусловно, у руля новостей на федеральных каналах стоят профессионалы, вне всякого сомнения. Профессиональные люди, вполне циничные, мы их все знаем. Они именно профессионально циничные.

Анна Качкаева: То есть это вот так спокойно врем?

Ольга Романова: Нет. Но, наверное, чуть пониже - там уже все-таки... Сейчас же не нужны профессионалы в этом деле, они вредны. Потому что профессионал будет краснеть, заикаться, бледнеть. Все-таки невозможно выпускать репортаж с серьезным лицом о заседании Госсовета, посвященном проблемам спорта или молодежи, это невозможно делать с серьезным лицом - нести эту околесицу.

Анна Качкаева: Получается, что не осталось людей, которые всегда готовы торговаться с начальством? Ведь всегда в разные времена начальник на телевидении - это начальник, это недемократичное, конвейерное производство. Но можно же не быть "первым учеником", можно как-то найти способ не делать, нет разве?

Ольга Романова: Это же не с телевизионным начальством торговаться, а это совсем другой торг. Я прекрасно понимаю, что если я что-нибудь лишнее ляпну в эфир и начнутся какие-то репрессии...Бог с ним, пусть они меня коснутся, ну, уволят меня. Но если отберут лицензию у канала...

Анна Качкаева: Ну, у первого со вторым каналом кто отберет лицензию? Какая же там беда?

Ольга Романова: Я, собственно, про нас, небольших. При чем здесь семьи моих операторов? Они же останутся без работы. Анна, вы знаете, что нет телевизионных каких-то лиц, раскрученных более-менее, которые остались бы без работы вообще. Мы пристроимся - на Радио Свобода (извините, пожалуйста, я сразу прошусь), в газеты, в журналы. В принципе, мы не останемся без куска хлеба, а мой оператор останется, ассистент режиссера останется, его мать престарелая останется без куска хлеба. Сейчас уже такое время, что я думаю о них. Понимаете, мы все герои, нас жалко...

Анна Качкаева: Нет, дело не в героях. До какого края можно не говорить или соврать?

Ольга Романова: В принципе, начальство реагирует (я не имею в виду Ирэну Лесневскую) на Кремль. Я несколько раз видела Путина (как "Ленина видел"), я видела его вживую, как он реагирует на вопросы, которые ему глубоко неприятны, на вопросы о "ЮКОСе", о Чечне. Последний раз я его видела, когда Хакамада зарегистрировалась кандидатом в президенты, и она выступила с этими взрывами домов, с "Норд-Остом", - он на нее очень резко реагировал. Вы знаете, мне стало страшно. Я - маленькая, слабая девочка, женщина, и мне становится страшно от мужской реакции, очень сильной, я просто боюсь, как боишься хулигана на улице - можешь по морде получить.

Анна Качкаева: Владимир из Москвы, мы вас слушаем.

Слушатель: Некоторое время назад, когда президент отправил в отставку правительство, помните реакцию членов правительства - дружное одобрение, что их отправили в отставку. Вот если вдруг сейчас президент отклонит закон о льготах, как вы считаете, какая будет реакция депутатов на это?

Ольга Романова: А у нас же это было с законами о митингах, Владимир. Помните, когда и Дума, и Совет Федерации одобрили законопроект о запрещении митингов у посольств, у больниц, у школ, в центре Москвы, Дума проголосовала в едином порыве, а президент наложил вето, - и она, также в едином порыве, сказала: "Правильно". Это же все было! И мне кажется, что сейчас такое время: пыль в глаза - божья роса.

Анна Качкаева: Вы боитесь президента, поскольку вы ему в глаза, видимо, несколько раз заглядывали, а вот наш слушатель спрашивает вас: "Как бы вы отнеслись к тому, чтобы поместить портрет Путина на деньгах? Считаю это необходимым, так как он самоотверженный борец с коррупцией, и его изображение на деньгах будет жечь руки взяточникам. Его надо пометить на тысячерублевой и пятисотрублевой купюре, а Устинова - на сторублевке. Прокомментируйте мое предложение. Москалев".

Ольга Романова: А что это Устинова на сторублевке? На сторублевке можно кого-нибудь помельче. Устинова - на 500. А на "сотке", я думаю, можно Зурабова, все-таки социальный министр. Ну, это можно уже устроить народную дискуссию.

Анна Качкаева: Не ерничайте. Прокомментируйте предложение господина Москалева.

Ольга Романова: Я стих вспомнила из детства, не помню откуда...

На деньгах - Ленин, цифры, буквы.
На деньги купим тонну брюквы.


Нет-нет, я как раз за то, чтобы всесторонне комментировать это предложение - Путина на деньги - обязательно. Это будет общественная дискуссия. В принципе, надо вынести это не референдум, надо об этом говорить. Спасибо вам большое за это предложение, и "Эху Москвы" спасибо, это надо обсуждать, об этом надо говорить, потому что это тема. Это долгожданная тема, когда внутри все поднимается.

Анна Качкаева: Когда говорить больше не о чем, а это можно обсуждать.

Ольга Романова: Да, конечно. Будем обсуждать это, прекрасно.

Анна Качкаева: Юрий из Москвы, мы вас слушаем, добрый день.

Слушатель: Ольга, я слышал, что вы были в "Норд-Осте". Как вы туда вошли и как вышли? Кого вы там видели?

Ольга Романова: Нет, вы знаете, я не была в "Норд-Осте". Я как раз сидела в эфире, когда поступили первые сообщения о захвате заложников. И уже из эфира я 4 дня не выходила. Вообще, это ужасно! Несколько этих дней как раз как-то были связаны с тем, что я сидела в эфире. Во-первых, страшно об этом говорить, когда уже понимаешь, сидя в эфире, что еще секунду назад у тебя все было хорошо и шел сюжет про шляпки - и потом тебе "капают" сообщения, и ты не выходишь из эфира совсем. У меня то же самое было 11 сентября. Когда я увидела сообщение, что спортивный самолет врезался в один из небоскребов, а через несколько минут появилось сообщение, что второй спортивный самолет врезался (это был ТАСС, как сейчас помню).

А что касается "Норд-Оста", на второй день я опять же сидела в эфире - и "капнуло" сообщение, что в "Норд-Осте" убита Ольга Романова. И первое, что я сказала, нарушив всю субординацию: "Мама, я здесь". Мне было страшно представить, что кто-то позвонит моей маме сейчас. Это было полное совпадение, была первая жертва "Норд-Оста", и я живу рядом, на Дубровке, - и мама могла подумать, что это могла быть я, потому что меня, конечно, понесло бы туда, если бы не работа, если бы не эфир. Я сидела в эфире. Но это страшно - объявлять в эфире практически о собственной смерти. Она полностью однофамилица, и это было страшно.

Анна Качкаева: Николай из Смоленской области к нам дозвонился. Пожалуйста.

Слушатель: Добрый день. Я бы хотел сказать о том, какими я вижу задачи таких радиостанций, как Радио Свобода, Голос Америки, и пару советов для "Ren-TV".

Анна Качкаева: Давайте про радио не будем, вы это можете мне написать. А сразу Ольге, если можно.

Слушатель: Хорошо. Я много раз собирал подписи на выборы, и мне запомнился один такой случай. Женщина мне сказала: "Я проголосую за любую партию, которая уберет полностью рекламу с телевидения". То есть ей все остальное было безразлично, только чтобы эту вот рекламу убрали, чтобы она ей не мешала смотреть кинофильмы, сериалы. А всем остальным в жизни она была довольна, эта бедная старушка. Так вот, уже многим Путин на телевидении как реклама. Вы частные, вы не обязаны его показывать. Если вы будете показывать его меньше, чем другие, может быть, ваш рейтинг возрастет.

И еще, однажды на Радио Свобода звонил человек из Смоленской области и сказал, что он хочет услышать что-то умное. Вот если бы у вас побольше было всяких дискуссий с умными людьми, обсуждение важных проблем, может быть, тоже ваш рейтинг возрос бы.

Ольга Романова: Я боюсь, что (мы как раз возвращаемся к тому, о чем говорили с самого начала), как раз судя по реакции зрителей (мы же смотрим рейтинг даже не поминутный, а посекундный), - спасибо вам за совет, я целиком и полностью присоединяюсь к этому совету и хотела бы к самой себе его отправить, - народу правда неинтересно.

Анна Качкаева: С этим можно спорить, потому что, как ни относись к господину Путину, он ньюсмейкер, его нельзя не показывать. Это противоречит ровно тому, о чем вы говорили, снимая из эфира украинский сюжет.

Ольга Романова: Он ньюсмейкер, во-первых. Я просто понимаю, о чем говорит наш слушатель из Смоленска. Да, Путин тоже ньюсмейкер, как и все остальные, когда он производит новость. Но когда он молчит, ходит из угла в угол и принимает Жукова молча, я бы с удовольствием об этом сказала, если бы эта встреча носила смысловую нагрузку. А доложить зрителям большой страны, кого Путин сегодня принял в Кремле...

Анна Качкаева: Заканчивая, может быть, тему о канале (хотя вы, в общем, не можете отвечать за канал целиком), тем не менее, как вы относитесь к ночным эротическим фильмам на вашем канале? Несколько вопросов на эту тему пришли на пейджер.

Ольга Романова: Я, честно говоря, не знаю, как к этому относиться. Меня там, во-первых, слава богу, не показывают, а во-вторых, меня не спрашивают, ставить или не ставить в сетку. Но я думаю, что это как раз к вопросам о рейтинге. Я думаю, что любой ночной эротический фильм имеет рейтинг примерно в два раза больше, чем любые новости. А любой рейтинг - это та самая пресловутая реклама, на которой живет телевидение. Это хорошо опять же федеральным каналам - у них есть бюджетные деньги. А нам что делать, на что нам жить?

Анна Качкаева: Татьяне Ивановне отвечаем. "Увидим ли мы Михаила Осокина в эфире? Что-то его давно не видно". Увидите, он в отпуске.

Николай из Мытищ, мы вас слушаем. Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Собственно говоря, наполовину на мой вопрос уже ответили. Я хотел бы только добавить насчет эротических передач. А как бы вы - Анна и Ольга - отнеслись, если бы эти передачи смотрели - ваши дочери? Как бы вы к этому отнеслись?

Ольга Романова: Ну, это был бы вопрос прежде всего ко мне: почему моя девочка не спит в 11-12 часов ночи...

Анна Качкаева: Нет, уже после 12-ти ...

Ольга Романова: После 12-ти почему она не спит, а во-вторых, ей больше заняться нечем, книжки кончились?

Анна Качкаева: Да, это вопрос к родителям. Я не думаю, что дети после 12-ти эти фильмы смотрят. Хотя, в общем, вопросы есть, потому что нигде на открытых, общедоступных каналах в цивилизованных странах всего этого не показывают.

Ольга Романова: Вне всякого сомнения, и я здесь целиком и полностью, безусловно, на стороне задающих такие вопросы. Но это правда не ко мне.

Анна Качкаева: Дмитрий вас, Оля, спрашивает, вернее, сначала он вас хвалит: "Вместе с Марианной Максимовской вы входите в узкий круг лиц, которых еще можно смотреть и слушать. Вы работали вместе с Леонтьевым. Со стороны складывается впечатление, учитывая его бурную общественную деятельность, что это (ну, я воздержусь от употребления определения, довольно нелицеприятного, в адрес Михаила), ну, в общем, с претензиями персонаж. Можно ли опровергнуть это мнение?" В общем, не очень хорошо о Леонтьеве наш слушатель отзывается.

Ольга Романова: Было бы неплохо, если бы Миша сейчас слушал. Мне кажется, как раз Миша есть такая вот абсолютная сейчас ходячая иллюстрация того, что называется трагедией русского интеллигента. Я просто до сих пор с ним общаюсь, и мы ругаемся. Мы, безусловно, очень разные люди очень разных взглядов. Миша прекрасно понимает, что происходит. Миша прекрасно понимает собственную трагедию: он встретил и полюбил человека - он встретил и полюбил президента, целиком и полностью разделяя его взгляды. Ну, человек разделяет эту идеологию, я не разделяю эту идеологию.

Анна Качкаева: Я понимаю, что имеет в виду слушатель, так определяя господина Леонтьева, потому что он, как мне кажется, был очень гуттаперчев и любил разных высокопоставленных людей.

Ольга Романова: А любовь-то она - такая...

Анна Качкаева: С вами он начинал на ТВЦ - и вполне любил господина Лужкова. Потом его невзлюбил и по просьбе Бориса Березовского перешел на тот канал, где нужно было любить нового восприемника. Я думаю, что эта главная претензия.

Ольга Романова: Я могу сказать совершенно точно, хорошо зная Мишу Леонтьева, что здесь вообще не идет речь о его продажности, никогда. Миша искренне влюбчив, он искренне влюбчив! Просто он не моногамный, он просто влюбляется в носителей разных идеологий и делает это совершенно искренне. Вот он такой.

Анна Качкаева: Он должен себя убедить в этом?.

Ольга Романова: А он не убеждает, он правда влюбляется. Он совершенно искренне верит в то, что говорит, и то, что говорят ему. Он просто не однолюб.

Анна Качкаева: Тревожный пейджер. "Помогите, пожалуйста. У меня был милицейский погром. Я закончил Академию художеств имени Репина. И что делать - не знаю". Вы позвоните к нам в новости, и может быть, мы что-то сможем уточнить. И вот сейчас Ольга тоже запишет ваш телефон. И если все это действительно так и там какие-то безобразия, то мы попробуем вам помочь, Игорь.

Борис Васильевич, мы вас слушаем. Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Еще раз Свободе высокая благодарность, потому что ваш эфир дает вот этот сложный срез. Хорошо бы в телеэфир пригласить таких людей, высоконравственных, как Жорес Иванович Алферов, потому что сейчас мы тоже в условиях манипуляций, обмана и лжи живем, откровенно говоря, и анализа происходящих процессов нет. Почему у вас на "Рен ТВ" нет Алферова или Сергея Георгиевича Кара-Мурзы? Спасибо.

Анна Качкаева: Вот, кстати, и вопрос от Евгения: "Оля, вы ведь ведущая, вы в силах многое сделать, в силах осветить все вопросы. Почему вы не приглашаете аналитиков?"

Ольга Романова: Приглашаю, периодически приглашаю. Но опять же мы возвращаемся к тому, что отсутствует предмет анализа. Если он есть, когда есть предмет анализа, есть что анализировать, я стараюсь это делать.

Анна Качкаева: Наталья вам пишет: "Оля, от вас веет такой тоской и безысходностью, что хочется подыскать вам хорошее место отдыха. И с нового сезона не делайте брови домиком".

Ольга Романова: Спасибо.

Анна Качкаева: "Такая оборотистая, как Романова, уж наверняка не останется без работы. Большое чувство приспособляемости". Ну, не знаю...Кто как слышит.

Владимир из Москвы, добрый день, мы вас слушаем.

Слушатель: Здравствуйте. В порядке предисловия к своему вопросу я хочу сказать, что ваши последние известия, Оля, с моей точки зрения, наиболее объективны по сравнению со всей другой подобной информацией, которая идет по остальным каналам. Суть моего вопроса вот в чем: насколько в выборе сюжетов и комментариев к эфиру ваша личная самостоятельность мощнее пресса цензуры и чувства самосохранения администрации вашего канала? Спасибо за ответ.

Ольга Романова: Спасибо вам, Владимир. Все меняется, сейчас у меня сильнее всего то, за что мы так начали ненавидеть своих коллег года два-три назад на больших каналах, - у меня сейчас превалирует чувство самоцензуры, к сожалению. И я с этим ничего не могу сделать, и не хочу, потому что я просто уже видела судьбу даже не своих коллег на НТВ, на ТВ-6, а я видела судьбы людей, которые на экранах не появляются. Я видела разоренные семьи администраторов, режиссеров, операторов. Я видела какие-то огромные проблемы, потому что, знаете, в трудовой книжке клеймо, что ты работал на ТВ-6 или на "тот самом" НТВ, - это не самая лучшая рекомендация и характеристика. Я просто все время думаю о тех людях, которые вокруг меня и которые могут лишиться работы и средств к существованию из-за того, что я такая свободолюбивая и правду несу, такой Данко. Из-за того, что я Данко буду на экране, замечательным и прекрасным, они останутся без работы. Поэтому, конечно, самоцензура у меня сейчас превалирует.

Анна Качкаева: Полина Львовна, мы вас слушаем.

Слушатель: Мне это все напоминает 1937 год, воспоминания Лидии Корнеевны Чуковской, как в очередях в тюрьму стояли в основном только женщины, а мужчины боялись даже передачи носить.

Ольга Романова: Я даже не знаю. Я тоже женщин очень люблю, мне кажется, что мы лучше все-таки. Хотя и в мужчинах иногда можно найти что-то ценное.

Анна Качкаева: Ну так что, Оля, может быть, вам действительно надо отдохнуть? Вы почему не отдыхали до сих пор?

Ольга Романова: Ну, как-то так...

Анна Качкаева: Вас не отпускают? Может быть, если бы отдохнули пару недель, так и к жизни бы иначе относились?

Ольга Романова: Да вероятно, вероятно. Хотя возвращаться тоже, в общем-то, сложновато. Наверное, отдыхать надо не от эфира, а от эфира в принципе, чтобы не расстраиваться. В банк идти пресс-секретарем - вот это отдых уже, такая хорошая пенсия, нормальная работа. Не читать газет, никогда не включать телевизор - наверное, так.

Анна Качкаева: А что, вы об этом подумываете?

Ольга Романова: Да, конечно. Именно оттого, что я себя ненавижу за то, что самоцензура у меня идет, оттого, что я не могу говорить то, что я хочу говорить, оттого что я все время думаю о людях, которые из-за моей глупости или неосторожности могут остаться у разбитого корыта. Вообще это напрягает, конечно. И оттого, что профессия стремительно девальвируется, просто стремительно. И мне очень часто бывает неудобно писать в анкетах, что я журналист, в посольстве, еще где-нибудь. Я же периодически куда-то уезжаю, в ту же Грузию. Ну, бог с ним, Грузия - ладно, там все-таки принимают канал. А так хочется написать "бухгалтер"... Девальвируется, девальвируется профессия, и мне бывает неудобно.

Анна Качкаева: И все-таки, закольцуем тему. Как бы вы коротко определили, что такое сегодня новости на телевидении?

Ольга Романова: "Наша профессия". Новости на телевидении - это, по-моему, сейчас отчет, это такой пионерский рапорт перед дружиной. Вот ты стоишь, так вот вытянулась по струнке и говоришь: "Сегодня в нашем пионерском лагере..." - и дальше, как началось утро, линейка, зарядка, что было на обед. И дальше немножечко новости из "костровой" жизни, чуть-чуть: "А Вася рассказал неприличный анекдот", при условии, что Вася - все-таки это не товарищ Митрофанова ("кукуруза - царица полей"), а Вася - отдельный совершенно.

Анна Качкаева: Да, хорошенькая картинка. Ну, это Ольга Романова, которая пока таких новостей не делает.