Сегодня мы говорим о том, какие последствия были у драмы с заложниками, как телевидение проявило себя после этой трагедии, какой информационный фон был создан в обществе после штурма, нужно ли телевидению снимать последствия драмы и стресса, нужно ли начинать успокаивать, утешать, развлекать, когда это нужно делать, какие выводы сделало телевидение из этой трагедии. Об этом мы будем говорить с телевизионным обозревателем журнала "Политбюро" Еленой Афанасьевой. Итак, воскресные программы, по сути, подвели черту под освещением драмы. Подвели, как мне кажется, по-разному. Вы на что-то обратили внимание?
Елена Афанасьева: Я обратила внимание на то, что на исходе девятого дня у этих программ была достаточно сложная функция, с одной стороны, как вы уже сказали, подвести итоги, с другой стороны - начать переход к нормальной жизни. Потому что неделей раньше было понятно, что ни о чем кроме драмы говорить невозможно. Сейчас общество ждало уже более глубокого анализа, не столько скоропалительного, как был сделан в прошлое воскресенье, и в то же время какого-то перехода к нормальной жизни, перехода, который очень сложен, потому что трагедия была слишком больной и слишком сильно отозвалась в обществе. Вот этого перехода, мне кажется, в общем-то, не получилось.
Анна Качкаева: Почему? Я посмотрела четыре итоговые программы основных каналов, и "Времена", как мне показалось, были излишне рассудочны и работали в режиме обсуждения контекста новой доктрины национальной безопасности. "Вести недели" зафиксировали государственную жесткую позицию и исполнили такой гимн спецслужбам. Аркадий Мамонтов снял фильм. Кстати, как вы отнеслись к фильму "Испытание"?
Елена Афанасьева: Мамонтов и канал "Россия" сыграли на своем поле, на том, в чем у них огромное преимущество перед конкурентами - это на доступе к государственной эксклюзивной информации, в данном случае - съемки ФСБ, которых еще не было, принадлежащие ФСБ, вероятно, как нам представили, это съемки самих террористов, и техническая запись эфира, это то, что еще не показывал ни один канал, и что действительно составило начинку фильма Мамонтова - это эксклюзив, который доступен только государственному телевидению сейчас, и в этом единственное преимущество из того, что мы видели по аналитике этих событий в последнее воскресенье.
Анна Качкаева: Леонид Парфенов, мне показалось, был в прошлое воскресенье...
Елена Афанасьева: Предельно корректен.
Анна Качкаева: Да, аккуратен, и очень деликатно указал на проблему пропавших без вести, но политических аспектов трагедии не касался и, в конце концов, благоразумно перешел к другим темам. Разве что только "Итоги" с Евгением Киселевым показали не только "плохих чеченцев", дали слово беженцам, на лагеря которых теперь развернута спецтехника, в общем, попробовали сделать некую все-таки гуманитарную тему, развернуть чуть больше. Но мне показалось, что о том, что принципиально изменилось для нации и власти после кризиса с заложниками - об этом никто не сказал, и тема опять распалась на политические голоса.
Елена Афанасьева: Если говорить об этих программах неделей ранее, прямо по горячим следам, мы обсуждали это с коллегами, программа Парфенова была вне конкуренции. Они действительно смогли показать не просто все аспекты этой трагедии, но наиболее глубокий анализ и самый телевизионный из всех. Это был не монолог в прямом эфире, не чисто интервью, а именно в телевизионных репортажах, если помните репортажи, были из самой Чечни и комментарий чеченской журналистки об этих девушках-камикадзе, это все была действительно очень классная журналистика и очень хорошая аналитика, а в этот раз Парфенов был намного скромнее, намного сдержаннее, явно чувствовалось то, что у канала были проблемы с властью на этой неделе
Анна Качкаева: А вам тоже показалось, что были проблемы с властью?
Елена Афанасьева: Это было абсолютно очевидно. Насколько я знаю, "Свобода слова" прошла впервые в записи, а не в прямом эфире, и это очень показательный момент, и то, что в данном случае Борис Йордан вынужден попробовать себя в роли Владимира Гусинского прошлых времен - как сосуществовать с властью в тот момент, когда власть тобой недовольна, а ты от нее зависишь. Вот, НТВ пришлось на новом своем этапе в первый раз попробовать вот эту ситуацию пограничную, когда надо и сказать правду обществу, и, в то же время, и сохранить телекомпанию и свой бизнес.
Анна Качкаева: Вам показалось, что журналисты какие-то уроки из этой трагедии извлекли, потому что роль СМИ в кризисе, границы свободы слова, кто только не обсуждал эту тему на минувшей неделе, вот этот весь информационный шум вокруг СМИ, который всегда на виду, может, это все-таки повод не задавать вопросы тем, кто виноват гораздо больше, чем средства информации?
Елена Афанасьева: Да. Конечно, мне кажется, что то. что в таком экстренном порядке были приняты поправки к закону о СМИ, и что все стрелки были переведены на СМИ, чтобы средства массовой информации вынуждены были говорить о себе, а не о том, о чем они должны были говорить сейчас, именно анализируя все произошедшее, это, в общем, сейчас такой пиар-ход власти, очень грамотно продуманный. Не случайно журналисты говорят, что если бы этих поправок не было, возможно, корпоративно само сообщество приняло бы и более жесткие, но более продуманные рамки, в которых работать журналистам удобно, но в то же время и общество получает информацию, и нет никаких утечек, которые могли быть на руку врагу террористам, или как их называть - это сложный вопрос сейчас. В то же время, посмотрите сюжет Детляковича в "Итогах", из Катара, где он встречается с Зелимханом Яндарбиевым, ведь вступит этот закон в силу, принятые в пятницу поправки. к счастью, еще не утвержденные Советом Федерации и не подписанные президентом, и ТВС попадает под эти поправки запросто, ведь они предоставляют эфир террористу.
Анна Качкаева: Да. Но я уже обратила внимание, что в этом материале Яндарбиева цитировали, но не давали звука.
Елена Афанасьева: Видите, умение работать, обходя препоны и рогатки цензуры, осталось еще с советских времен, вопрос в том, что иногда можно давать в прямой эфир и даже голос, но это не будет никакой пропагандой, а наоборот. Ведь журналисты сами видят, как можно точнее донести информацию и как раскрыть суть того явления, которое представляют эти люди. А можно и не давать впрямую, можно цитировать, но это будет на руку не власти, а совершенно другим силам.
Анна Качкаева: Лена, не знаю, как вам, но мне показалось, что всю эту неделю на телеканалах не было страны?
Елена Афанасьева: Страны действительно не было. И вот это, не знаю, как у вас, ощущение у меня было такое, что когда происходит событие, подобное этому, смотреть что-то другое и слушать о чем-то другом невозможно. Все эти дни, все эти 57 часов, а потом еще и субботу, и воскресенье, и дальше, и в понедельник был траур, страна жила только этим, и как-то странно было воспринимать что-то другое. Когда уже пошли сериалы по телевизору. Когда вернулись другие программы, даже самые нейтральные, не говоря уже о развлекательных, я поймала себя на ощущении, случайно заметив "Фабрику звезд" на первом канале - милые ребята, в общем, достаточно корректно сделанная программа, но при этом, когда они появляются в эфире после всего произошедшего, на них смотришь совершенно ошалелыми глазами и думаешь, а как они там жили в то время, когда был захват заложников? Они тоже сидели, как мы, у телевизора или у своего компьютера единственного, или они все-таки учились петь, думали, кого выгнать? Это такой поразительный контраст, что, может быть, понятно, что это у них прямой эфир, они и так пожертвовали,. по-моему, одним своим концертом, все, но настолько не сочетается другая жизнь со всем произошедшим, что, наверное, телевидению очень сложно к ней возвращаться. Неслучайно в "Итогах" только два сюжета, по-моему, были посвящены чему-то другому, первый сюжет из Китая, репортаж о предстоящих переменах в руководстве компартии, и о Павле Флоренском был второй сюжет, но это еще не возвращение к стране. А Парфенов попробовал развернуть примерно половину своей программы и начать говорить о стране, но как-то это выглядело тоже достаточно, не то, чтобы странно, наверное, и на страну надо в этот момент смотреть другими глазами, а она-то что-то увидела, она то, что-то поняла.
Анна Качкаева: Да, да, именно об этом. У нас не было реакции.
Елена Афанасьева: Да, страны этой не было. Ведь люди, понятно, что они были главные ньюсмейкеры, но во всех этих основных программах были примерно одинаковые сюжеты. Сюжет о том, как возрождается "Норд-Ост", как ребята репетируют впервые после всего произошедшего, о Иващенко и Васильеве было на нескольких каналах, о реконструкции дворца, о похоронах, это все понятно, но ведь для страны это стало тоже какой-то переломной точкой.
Анна Качкаева: А может, мы заблуждаемся, может, ничем не стало... Но дело в том, что телевидение никак и не показало, что люди думают по этому поводу.
Елена Афанасьева: В одном репортаже я, к сожалению, не заметила точно, на каком канале, был этот репортаж из Чечни, из этих лагерей беженцев, откуда и надо было вести эти основные репортажи, потому что люди говорят, что здесь рождаются те, кто потом будет террористами. Рассказывала женщина, что внук просит оружие привезти, что дети не знают других игр, кроме как играть в войну, говорит: "Бабушка, привези мне, я буду стрелять по самолетам". Вот, наверное, реакцию тех людей очень важно знать не только телезрителям, но и власти.
Анна Качкаева: У нас звонок, представьтесь пожалуйста.
Валентина Ивановна: Валентина Ивановна, Москва. Вы знаете, я очень редко смотрю телевизор, я, в основном, поклонница Радио Свобода, и я вам очень благодарна за то, что вы пояснили, что все-таки, несмотря ни на что, мы часто обижаемся на журналистов, а вы поняли, что действительно, если бы не они, мы вообще ничего не узнали. В эту неделю я ходила все время заплаканная и пыталась разговаривать со своими знакомыми по поводу этих событий. Вы знаете, та цензура, которая у нас была, она настолько не забыта, настолько в крови. Меня поразило, психолог была из военной академии, что ли, какая-то Марина, я записала ее фамилию. Она, вы знаете, рассказывала, как нужно выводить из кризиса тех детей, которые там были. Вы знаете, чем она закончила свое выступление: "Вы должны сказать, что "запомни, ты -победитель". То есть, вот микробы войны, мести самые низменные у нас даже у людей с очень высоким образованием, и это печально.
Анна Качкаева: Валентина Ивановна, скажите пожалуйста, даже если вы мало смотрите телевизор, как вы полагаете, что все-таки телевидение должно сделать, это очень влиятельное массовое средство информации, чтобы не было этого ощущения того, о чем вы сказали?
Валентина Ивановна: Вы понимаете, конечно, не должно быть цензуры. Я думаю, что это даже страх Путина. Когда человек боится критики, значит, недоброжелательный человек, значит, не тот человек, который занял этот пост.
Анна Качкаева: Спасибо вам за ваше мнение. Мне кажется, что наша слушательница затронула очень важную вещь - ощущение победы и поражения. Имеет ли вообще разговаривать смысл в этих категориях? А наши политики и аналитики разговаривали в этих категориях.
Елена Афанасьева: Я заметила еще в ту субботу, когда был штурм, абсолютно по горячим следам в эфире первого канала работу Петра Марченко, который перешел на него работать с НТВ, и задал психологу вопрос: как поменять ощущение поражения в обществе на ощущение победителей, на то, чтобы общество восприняло, привить психологию победителей обществу? Мне кажется, этот вопрос очень многих волнует, но то, что произошло в ту субботу, возможно, нас откинуло назад от решения этого вопроса. Так хотелось себя чувствовать победителями. Еще до середины дня не верилось, что это не та победа, которую нам представляют. Власть так выстроила пиар этих событий, настолько долго скрывала истинные масштабы трагедии, сколько погибло людей, чтобы мы, наконец, запомнили, что да, победа случилось, главное - не взорвался ДК, большинство заложников спасены, блестящая операция спецназа. И сомнений нет в том, что это правда, и операция блестящая, и ДК не взорвался, и большинство людей спасти удалось, но то, как скрывались данные о погибших, вот это очень, по-моему, власть таким неграмотным пиаром своим, может, осознанно нарочитым, она ощущение победы сильно испортила у всего общества, мне кажется, что горечь этой трагедии, вот этих оглашенных пока 119 смертей, а ведь еще очень многих людей не могут найти, или находят, как вчера показывали в нескольких программах, сюжет о родителях военнослужащего, которые нашли его среди боевиков. Эти горькие итоги победу нельзя сказать свели на нет, но эта горечь превалирует в обществе.
Анна Качкаева: У нас звонок. Представьтесь пожалуйста.
Наталья Эдуардовна: Наталья Эдуардовна меня зовет, я москвичка, я хочу о фоне сказать, потому что, что касается телевизора, он меня мало волнует, любая картинка в телевизоре сводится к одной и той же схеме - а у нас сосед соседа бил вчера велосипедом, велосипедом ерунда, мотоциклом - это да. Это и прошлые сентябрьские события к этому сводились, и теперешние октябрьские, поздравляю вас всех с 25 октября, и так далее. Мы празднуем победу великой революции, и уже она у нас не одна, уже вошла в привычку.
Анна Качкаева: Наталья Эдуардовна, спасибо вам за ваше мнение... Лена, возвращаемся к теме победы. Мне кажется, и я на этом настаиваю: в терминах победы и поражения, наверное, в связи с этой трагедией говорить не очень корректно. Мне кажется, телевидение и журналисты обязаны говорить о другом - как вообще модернизировать сознание, как говорить о милосердии и сострадании к своим, к чужим, что делать с этим поколением волчат, которые выросли в Чечне, ненавидя Россию, как исторически?
Елена Афанасьева: Вчера в одном из сюжетов, по-моему, у Мамонтова девушка рассказывала о той чеченке, которая сидела рядом, что молодая чеченка не знает даже о Великой отечественной войне, она знает только о войне Чечни с Россией, и растет это поколение, будет развиваться, потому что это люди, выросшие только в войне, и психология войны доминирует надо всем остальным. И их становится все больше и больше. Если раньше были все-таки те чеченцы, которые учились в советских школах, знали еще общую страну, они еще сомневались, воюя, в кого они стреляют, то сейчас эти дети уже не сомневаются. И вопрос, кто сделал их такими возвращение к истокам войны, я снова вспоминаю репортаж не в этой программе "Намедни", а в предыдущей, репортаж из Аргуна из пятиэтажки, где рос будущий Мовсар Бараев, и о девочках-чеченках, которые ходили маленькими на митинги в поддержку Дудаева, а потом стали террористками, может, не они именно, но это поколение. Мне кажется, первопричины, если телевидение не проанализирует их и отношение общества к этим людям и отношение власти ко всей ситуации, происходящей там - ведь трагедия формируется не только там, где происходят "зачистки", но даже и в этих лагерях беженцев, где люди живут годами в нечеловеческих условиях. Мне показался очень важным сюжет в "Итогах" где одна из заложниц рассказывает, что пошла на этот спектакль вместе с подругой-чеченкой, и чеченка могла выйти, ее выпускали, а она осталась вместе с ней, была с ней до последнего, а когда женщина пришла в себя, она узнала, что чеченку, тоже потерявшую сознание, увезли вместе с террористами, и она в следственном госпитале МВД, и ее обвиняют. По-моему, это очень важный сюжет, важная проблема.
Анна Качкаева: Да и женщина русская сказала - "ей не повезло с национальностью"...
Лена давайте поговорим о том, нужно ли, чтобы телевидение занималось таким утешительством, успокоением?
Елена Афанасьева: Наверное, это не столько успокоение, а это функция возвращения к нормальной жизни после стресса, пережитого обществом, а групповая психотерапия должна присутствовать на телеэкране, потому что для очень многих жителей этой страны телевизор - буквально единственный собеседник. Мы говорили, что иногда в семьях меньше общаются друг с другом, чем с телеэкраном, поэтому слова утешения, слова какой-то надежды должны идти с экрана. Вопрос в том, что наше телевидение этого делать пока не умеет. Америка вышла из страшного кризиса в прошлом году, в том числе и за счет того, что телевидение, то или интуитивно, то ли на основе каких-то более точных научных знаний объяснило стране, как жить дальше, вокруг какой идеи сплотиться и как пережить эту страшную боль. Может ли это сделать наше телевидение - я не знаю. Меня вчера, например, несколько удивил сюжет, он шел в нескольких программах, о детях, которые пережили этот ужас, Саша Розовская и двое друзей, которые поют в "Норд-Осте". Конечно, им сейчас помогают, и Саша сама говорила в эфире, что нельзя сидеть где то в углу, надо общаться, надо разговаривать...
Анна Качкаева: В том числе смеяться.
Елена Афанасьева: И смеяться, это да. Но сюжет этот выглядел, меня немножко покоробило, если честно признаться. Я понимаю, что детям надо помогать. Но насколько, наверное, тяжело смотреть это родителям, кто потерял своих детей - даже передать невозможно. Вот где та тонкая грань, когда телевидение не помогает пережить эту боль, а когда делает боль еще более глубокой, ее, наверное, настолько трудно найти, ее можно только почувствовать, уловить на каком-то интуитивном ощущении действительности.
Анна Качкаева: У нас звонок, представьтесь пожалуйста, добрый день
Владимир: Добрый день, Владимир, Москва. У меня вопрос к госпоже Афанасьевой. Управление делами людей в любых обществах повсеместно называют властью. Традиционно это внутренняя и внешняя полтика государства, точнее, лидеров государства. Накануне теракта в Москве президент Путин планировал ряд зарубежных визитов, но поездки не состоялись. Террористы решили, по сути, порулить людьми по-своему. Вопрос такой, как, на ваш взгляд, назвать эту власть, которая в состоянии нарушить планы главы исполнительной госвласти в России? Спасибо.
Елена Афанасьева: Мне достаточно странно слышать ваш вопрос. Мне кажется, что если бы Путин спокойно поехал в свои международные поездки в тот момент, когда в стране творилось такое, то реакция общества была бы адекватна той, когда он не вернулся из отпуска в момент трагедии "Курска", а может даже еще более сложной. Хорошо, что президент не повторяет свои ошибки. То, что его основная задача здесь была - это очевидно. Какую роль играл он непосредственно в разрешении этой ситуации, нам сейчас сказать трудно, но если бы он занялся международными делами, наверное, это был бы шок для общества, еще более сильный, чем два года назад.
Анна Качкаева: У нас еще один слушатель в эфире, представьтесь пожалуйста.
Слушательница: Добрый день. Во-первых, Анечка, спасибо вам огромное за ваши телевизионные обзоры, и прежде они были очень интересными, а сейчас передача вообще дополнена. Хотела бы спросить, смотрели ли вы программу Шендеровича, и что вы думаете о его точке зрения, мне кажется, что это совершенно блестящий итог, подведенный всей операции, и нет ли у "Свободы" планов повторить эту беседу или дать этот материал, потому что телевидение больше не повторит и газеты не печатают.
Анна Качкаева: Я согласна с вами, что программа Шендеровича в этот раз была чрезвычайно точная и острая, и была еще телевизионно сделана. Планов таких на "Свободе" нет, хотя мы рассчитываем господина Шендеровича просто позвать в эфир, чтобы вы могли с ним общаться, потому что все-таки это телевидение, трудно в радиоэфире передать особую стилистику, которую создается при помощи аудиовизуальных средств...
У нас еще один звонок.
Мария Волкова: Мария Волкова, я хотела бы, чтобы Лев Ройтман извинился в прямом эфире Радио Свобода за то, что этот прямой эфир был предоставлен грязному отморозку Михаилу Леонтьеву, который, как отметила даже уже ваша радиостанция, в первом канале телевидения, который смотрит 90 процентов наших телезрителей, назвал чеченцев, как народ, как этнос...
Анна Качкаева: Мария, дело в том, что Лев Ройтман предоставляет право господину Леонтьеву говорить то, что господин Леонтьев считает и думает. Это право человека высказывать свою точку зрения, в том числе в нашем эфире. Мы на нашей радиостанции, разумеется, говорили о том, что в момент трагических событий господин Леонтьев, как нам казалось, не столько нарушил этические принципы, сколько нарушил какие-то нравственные представления о том, как в такие моменты нужно разговаривать со страной и создал даже некоторую угрозу, он мог спровоцировать террористов на непредсказуемые действия, называя их ублюдками, и цинично называя эту ситуацию тягомотиной. Елена, я думаю, вы со мной согласны.
Елена Афанасьева: Да абсолютно, потому что говорить в день, когда заложники еще сидят там, в зале, называть выродками, бандитами, и заявлять, что никаких соглашений, разворота политического курса под дулами бандитских автоматов никогда не будет, то есть, давая понять террористам, что их требования никто не собирается выполнять - это не столько даже профессиональная, сколько нравственная, человеческая ответственность должна быть господина Леонтьева перед людьми, которые сидели в зале, а уже потом перед слушателями, зрителями.
Анна Качкаева: Мария, вы согласны с этим, или вы настаиваете?
Мария Волкова: Нет. Я с вами не согласна, потому что, прежде всего, этот негодяй нарушает законы Российской Федерации. Вы другим слова не даете сказать в защиту преданных и проданных всеми чеченцев. Почему мы слушать должны этого подлеца, которого бы в любом приличном сообществе вышвырнули с лестницы кубарем, и не дали бы ни единого слова...
Анна Качкаева: Мария, мне, к сожалению, кажется, что вы в данной ситуации уподобляетесь господину Леонтьеву, и вот такая раздраженная реакция - не лучший аргумент в этом споре. Мне кажется, что господин Леонтьев должен извиняться сам в собственном эфире или эфире, который ему предоставляют, и это, наверное, было бы правильно, вот заниматься сейчас сведением счетов, мне кажется, это сейчас не самое главное. Тем более, что наша программа не посвящена господину Леонтьеву. Лена, мы вернемся к теме - о том собственно, как информационный контекст меняет ситуацию. Вы, наверное, заметили, что из информационного контекста за эту неделю так постепенно уходили воспоминания обо всем неудобном, а наиболее выпуклые персонажи трагедии героизировались. А похороны, родственники, сложные вопросы о связи между коррупцией и Чечней, спецслужбами и коррупцией, ситуацией, что делать дальше с Чечней, все это как-то уходило за скобки, потому что это скорбно, давит, сложные вопросы не хочется задавать, уже рождаются универсальные образы надежды, где есть мужественные спецслужбы, замечательный доктор Рошаль, безусловно, освобожденные дети, а с другой стороны - чеченцы опять больше всего преступники, в основном, в государственной версии трагедии, и событие таким образом, как мне кажется, на экране упрощается. И у меня вот какой вопрос, может быть, так и нужно для спокойствия страны, и может от телевидения ничего другого требовать и не надо?
Елена Афанасьева: Мне это тогда напоминает ситуацию, когда закрыть глаза и тогда не будет видно то, что тебе неприятно. Телевидение сейчас действительно больше работает как средство пропаганды, а не как средство информации, потому что стремление закрыть глаза на что-то неудобное, может, конечно, бесконечно продолжаться, но ведь все равно потом приводит к таким событиям, как теракт. Мы закрываем глаза на Чечню. Какое-то время у нас даже репортажей из Чечни практически не было, даже таких проверенных, сделанных из разрешенных мест, с разрешенными интервью, они даже отошли в последние месяцы на второй план, это никому было н интересно, я уж не говорю о каких-то расследованиях, попытках понять, что происходит - этого давно уже нет. Но о Чечне вспомнили, потому что она напомнила про себя таким же возвращением. приходом трагедии сюда. Можно опять на нее закрыть глаза. Но, к сожалению...
Анна Качкаева: Она не исчезнет.
Елена Афанасьева: Да, она не исчезнет. И стремление анализировать эту ситуацию, не только до уровня того, кто провез и пропустил бандитов в Москву, а до более глубоких уровней, до разрешения ситуации в этом регионе, которую если не разрешить, она будет повторяться, так или иначе. Этим занимаются сейчас радиостанции "Свобода", "Эхо Москвы", этим занимаются журналы, газеты, но телевидение к этому рубежу, к такой аналитике не подошло, или ему не дали подойти.
Анна Качкаева: У нас звонок.
Георгий Николаевич: Георгий Николаевич из Подмосковья. Огромное вам спасибо, я бы хотел обратить ваше внимание на манифест в "Литературной газете" ровно за неделю до трагедии в Москве, манифест итальянских журналистов о роли телевизионной журналистики глобальной. Не в сегодняшние дни, а в последние годы. Они довольно метко говорят, что телевизионная журналистика опрокинула институт школы, институт семьи, институт церкви, и если вспомним о Померанцеве, ведь он 20 лет назад говорил о том же, что исламский взрыв начался с того, что картинка победила слово, и он предвещал большой взрыв. Очень хорошо, если вы Горигория Померанцева, писателя, фронтовика, он часто у вас бывает, позвали бы продолжить этого разговор о трагической роли телевидения на планете нашей. Но детали, когда оно бывает позитивным. Я помню, до 1991-го года у нас "Российские университеты" были, где Мень выступал по телевизору, мы направлялись к небу вверху, а сейчас стремительно к небу внизу.
Анна Качкаева: У нас еще один звонок.
Валерий Владимирович: Два аспекта таких. Из ситуации за последние годы можно уже смело предположить и практически с точностью сказать, как какой канал будет освещать события, практически можно предусмотреть. Второй момент - что совершенно не учитывается ментальность человека религиозного. В данном случае мусульмане относятся к нашей постмодернистской, антихристианской цивилизации, как к сборищу варваров и дикарей, их аргументация абсолютно не воспринимается либертинской нашей общественностью. Это второй момент. И третий момент - конечно, Шендерович пошел на большой риск в своей программе, у них и так дела весьма плохи, я им сочувствую, но, вероятно, мы его больше и не увидим.
Елена Афанасьева: Не думаю что настоль трагичная ситуация у Виктора Шендеровича, и настолько плохи дела у ТВС. Наверное, этой команде приходится несколько сдерживать свои порывы, потому что, как вы знаете, у них слишком много сейчас входит инвесторов в пул, который создал телекомпанию, и, так или иначе, интересы, наверное, учитывать приходится. Но каких-то заметных уступок гражданской позиции в эфире ТВС в эти не было. Что касается Виктора и еще другой программы "Тушите свет" - всегда очень трудно смотреть как люди, занимающиеся сатирой, будут говорить о трагедии. Я помню, первый раз, когда программа "Тушите свет" говорила о каких-то трагических событиях, по-моему, это был сбитый украинский самолет, я даже вздрогнула - рисованные юмористические персонажи, но они сделали это настолько точно. И сейчас две программы ребят посвящены этой трагедии, даже не коробит, что придуманные, нарисованные персонажи говорят о столь трагическом. Мне кажется, эта грань соблюдена, и надо отдать им должное.
Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель:
Павел: Добрый день, меня Павлом зовут. Спасибо вам, Анна, за все ваши передачи, сейчас они в новом варианте выходят, это всегда великолепно, то, что вы делаете, это здорово. Всегда в точку попадает.
Анна Качкаева: Благодарю вас, у вас есть мнение по нашей теме?
Павел: Да. Дело в том, что Елена сказала, что президент на сей раз не уехал никуда, а в прошлый раз он не вернулся, и что изменилось как-то отношение к нему? Все как было, так и есть. Дело не в том, нужно утешать, не нужно, а важно, чтобы люди понимали. А вот пониманию учить - а зачем учить понимаю? Весь контекст советской страны как раз чтобы уводить от понимания. А иначе невозможно существовать тем, кто имеет власть. И учителя такие, которые не понимают, и их ученики, и их родители. Спасибо. Вот мое мнение.
Елена Афанасьева: Поведение президента подчеркивает то, как он понимает свою основную задачу на данном этапе. То, как он ее понимал тогда, то, как понимал сейчас. Я заметила вчера в эфире, когда показывали детей, которые играли в "Норд-Осте" и по счастью выжили, их спрашивали, каким они представляли себе освобождение? Один из мальчиков сказал: "Мне кажется, что нас освобождают, я выхожу через центральный вход, а там Путин." И меня это восприятие молодых 13-летних детей удивило и шокировало. Потому что он пришел к власти, когда им было лет по 10-11, и они воспринимают его, как, наверное, когда-то бабушки, дедушки воспринимали лидера коммунистического. Вот, светлое будущее и ждет нас Путин. Вот это, наверное, страшно.
Анна Качкаева: У нас еще один звонок.
Слушательница: Будьте добры, я хотела бы, чтобы телевидение, так как его смотрит большинство населения, допустим, я только канал Культура смотрю и слушаю Радио Свобода, и Би-би-си, а в основном население смотрит телевидение, так почему до сих пор нет настоящего анализа того, что произошло, почему нет осознания того, что мы виновны, Россия виновна перед Чечней?
Анна Качкаева: Да, ваше мнение не очень сильно транслируется на телевизионном экране. И я вчера обратила внимание, как Даниил Дондурей во "Временах" говорил, на мой взгляд, очень важные, принципиальные слова о медийных войнах и о ценностях, и говорил о том, что я по-прежнему не знаю, что думают жители Чечни, сколько из них разделяют точку зрения Басаева, сколько точку зрения Кадырова, поддерживают ли они Путина или Бин Ладена, куда хотят чеченцы отдать своих детей - в московский университет или чтобы они по вечерам стреляли, какие ценности существуют в чеченском обществе, и кто этим вообще занимается. Вопрос этот вчера во "Временах" повис в воздухе. И, думаю, Елена что и мы сейчас вряд ли на него ответим.
Елена Афанасьева: К сожалению, но хорошо бы искать ответ и нам. и телевидению.
Анна Качкаева: Мы заканчиваем нашу программу. У меня такое ощущение, что мы с Еленой разговаривали и пришли к выводу, что телевидение в эту неделю стало осторожнее, но не стало милосерднее.
Елена Афанасьева: Я обратила внимание на то, что на исходе девятого дня у этих программ была достаточно сложная функция, с одной стороны, как вы уже сказали, подвести итоги, с другой стороны - начать переход к нормальной жизни. Потому что неделей раньше было понятно, что ни о чем кроме драмы говорить невозможно. Сейчас общество ждало уже более глубокого анализа, не столько скоропалительного, как был сделан в прошлое воскресенье, и в то же время какого-то перехода к нормальной жизни, перехода, который очень сложен, потому что трагедия была слишком больной и слишком сильно отозвалась в обществе. Вот этого перехода, мне кажется, в общем-то, не получилось.
Анна Качкаева: Почему? Я посмотрела четыре итоговые программы основных каналов, и "Времена", как мне показалось, были излишне рассудочны и работали в режиме обсуждения контекста новой доктрины национальной безопасности. "Вести недели" зафиксировали государственную жесткую позицию и исполнили такой гимн спецслужбам. Аркадий Мамонтов снял фильм. Кстати, как вы отнеслись к фильму "Испытание"?
Елена Афанасьева: Мамонтов и канал "Россия" сыграли на своем поле, на том, в чем у них огромное преимущество перед конкурентами - это на доступе к государственной эксклюзивной информации, в данном случае - съемки ФСБ, которых еще не было, принадлежащие ФСБ, вероятно, как нам представили, это съемки самих террористов, и техническая запись эфира, это то, что еще не показывал ни один канал, и что действительно составило начинку фильма Мамонтова - это эксклюзив, который доступен только государственному телевидению сейчас, и в этом единственное преимущество из того, что мы видели по аналитике этих событий в последнее воскресенье.
Анна Качкаева: Леонид Парфенов, мне показалось, был в прошлое воскресенье...
Елена Афанасьева: Предельно корректен.
Анна Качкаева: Да, аккуратен, и очень деликатно указал на проблему пропавших без вести, но политических аспектов трагедии не касался и, в конце концов, благоразумно перешел к другим темам. Разве что только "Итоги" с Евгением Киселевым показали не только "плохих чеченцев", дали слово беженцам, на лагеря которых теперь развернута спецтехника, в общем, попробовали сделать некую все-таки гуманитарную тему, развернуть чуть больше. Но мне показалось, что о том, что принципиально изменилось для нации и власти после кризиса с заложниками - об этом никто не сказал, и тема опять распалась на политические голоса.
Елена Афанасьева: Если говорить об этих программах неделей ранее, прямо по горячим следам, мы обсуждали это с коллегами, программа Парфенова была вне конкуренции. Они действительно смогли показать не просто все аспекты этой трагедии, но наиболее глубокий анализ и самый телевизионный из всех. Это был не монолог в прямом эфире, не чисто интервью, а именно в телевизионных репортажах, если помните репортажи, были из самой Чечни и комментарий чеченской журналистки об этих девушках-камикадзе, это все была действительно очень классная журналистика и очень хорошая аналитика, а в этот раз Парфенов был намного скромнее, намного сдержаннее, явно чувствовалось то, что у канала были проблемы с властью на этой неделе
Анна Качкаева: А вам тоже показалось, что были проблемы с властью?
Елена Афанасьева: Это было абсолютно очевидно. Насколько я знаю, "Свобода слова" прошла впервые в записи, а не в прямом эфире, и это очень показательный момент, и то, что в данном случае Борис Йордан вынужден попробовать себя в роли Владимира Гусинского прошлых времен - как сосуществовать с властью в тот момент, когда власть тобой недовольна, а ты от нее зависишь. Вот, НТВ пришлось на новом своем этапе в первый раз попробовать вот эту ситуацию пограничную, когда надо и сказать правду обществу, и, в то же время, и сохранить телекомпанию и свой бизнес.
Анна Качкаева: Вам показалось, что журналисты какие-то уроки из этой трагедии извлекли, потому что роль СМИ в кризисе, границы свободы слова, кто только не обсуждал эту тему на минувшей неделе, вот этот весь информационный шум вокруг СМИ, который всегда на виду, может, это все-таки повод не задавать вопросы тем, кто виноват гораздо больше, чем средства информации?
Елена Афанасьева: Да. Конечно, мне кажется, что то. что в таком экстренном порядке были приняты поправки к закону о СМИ, и что все стрелки были переведены на СМИ, чтобы средства массовой информации вынуждены были говорить о себе, а не о том, о чем они должны были говорить сейчас, именно анализируя все произошедшее, это, в общем, сейчас такой пиар-ход власти, очень грамотно продуманный. Не случайно журналисты говорят, что если бы этих поправок не было, возможно, корпоративно само сообщество приняло бы и более жесткие, но более продуманные рамки, в которых работать журналистам удобно, но в то же время и общество получает информацию, и нет никаких утечек, которые могли быть на руку врагу террористам, или как их называть - это сложный вопрос сейчас. В то же время, посмотрите сюжет Детляковича в "Итогах", из Катара, где он встречается с Зелимханом Яндарбиевым, ведь вступит этот закон в силу, принятые в пятницу поправки. к счастью, еще не утвержденные Советом Федерации и не подписанные президентом, и ТВС попадает под эти поправки запросто, ведь они предоставляют эфир террористу.
Анна Качкаева: Да. Но я уже обратила внимание, что в этом материале Яндарбиева цитировали, но не давали звука.
Елена Афанасьева: Видите, умение работать, обходя препоны и рогатки цензуры, осталось еще с советских времен, вопрос в том, что иногда можно давать в прямой эфир и даже голос, но это не будет никакой пропагандой, а наоборот. Ведь журналисты сами видят, как можно точнее донести информацию и как раскрыть суть того явления, которое представляют эти люди. А можно и не давать впрямую, можно цитировать, но это будет на руку не власти, а совершенно другим силам.
Анна Качкаева: Лена, не знаю, как вам, но мне показалось, что всю эту неделю на телеканалах не было страны?
Елена Афанасьева: Страны действительно не было. И вот это, не знаю, как у вас, ощущение у меня было такое, что когда происходит событие, подобное этому, смотреть что-то другое и слушать о чем-то другом невозможно. Все эти дни, все эти 57 часов, а потом еще и субботу, и воскресенье, и дальше, и в понедельник был траур, страна жила только этим, и как-то странно было воспринимать что-то другое. Когда уже пошли сериалы по телевизору. Когда вернулись другие программы, даже самые нейтральные, не говоря уже о развлекательных, я поймала себя на ощущении, случайно заметив "Фабрику звезд" на первом канале - милые ребята, в общем, достаточно корректно сделанная программа, но при этом, когда они появляются в эфире после всего произошедшего, на них смотришь совершенно ошалелыми глазами и думаешь, а как они там жили в то время, когда был захват заложников? Они тоже сидели, как мы, у телевизора или у своего компьютера единственного, или они все-таки учились петь, думали, кого выгнать? Это такой поразительный контраст, что, может быть, понятно, что это у них прямой эфир, они и так пожертвовали,. по-моему, одним своим концертом, все, но настолько не сочетается другая жизнь со всем произошедшим, что, наверное, телевидению очень сложно к ней возвращаться. Неслучайно в "Итогах" только два сюжета, по-моему, были посвящены чему-то другому, первый сюжет из Китая, репортаж о предстоящих переменах в руководстве компартии, и о Павле Флоренском был второй сюжет, но это еще не возвращение к стране. А Парфенов попробовал развернуть примерно половину своей программы и начать говорить о стране, но как-то это выглядело тоже достаточно, не то, чтобы странно, наверное, и на страну надо в этот момент смотреть другими глазами, а она-то что-то увидела, она то, что-то поняла.
Анна Качкаева: Да, да, именно об этом. У нас не было реакции.
Елена Афанасьева: Да, страны этой не было. Ведь люди, понятно, что они были главные ньюсмейкеры, но во всех этих основных программах были примерно одинаковые сюжеты. Сюжет о том, как возрождается "Норд-Ост", как ребята репетируют впервые после всего произошедшего, о Иващенко и Васильеве было на нескольких каналах, о реконструкции дворца, о похоронах, это все понятно, но ведь для страны это стало тоже какой-то переломной точкой.
Анна Качкаева: А может, мы заблуждаемся, может, ничем не стало... Но дело в том, что телевидение никак и не показало, что люди думают по этому поводу.
Елена Афанасьева: В одном репортаже я, к сожалению, не заметила точно, на каком канале, был этот репортаж из Чечни, из этих лагерей беженцев, откуда и надо было вести эти основные репортажи, потому что люди говорят, что здесь рождаются те, кто потом будет террористами. Рассказывала женщина, что внук просит оружие привезти, что дети не знают других игр, кроме как играть в войну, говорит: "Бабушка, привези мне, я буду стрелять по самолетам". Вот, наверное, реакцию тех людей очень важно знать не только телезрителям, но и власти.
Анна Качкаева: У нас звонок, представьтесь пожалуйста.
Валентина Ивановна: Валентина Ивановна, Москва. Вы знаете, я очень редко смотрю телевизор, я, в основном, поклонница Радио Свобода, и я вам очень благодарна за то, что вы пояснили, что все-таки, несмотря ни на что, мы часто обижаемся на журналистов, а вы поняли, что действительно, если бы не они, мы вообще ничего не узнали. В эту неделю я ходила все время заплаканная и пыталась разговаривать со своими знакомыми по поводу этих событий. Вы знаете, та цензура, которая у нас была, она настолько не забыта, настолько в крови. Меня поразило, психолог была из военной академии, что ли, какая-то Марина, я записала ее фамилию. Она, вы знаете, рассказывала, как нужно выводить из кризиса тех детей, которые там были. Вы знаете, чем она закончила свое выступление: "Вы должны сказать, что "запомни, ты -победитель". То есть, вот микробы войны, мести самые низменные у нас даже у людей с очень высоким образованием, и это печально.
Анна Качкаева: Валентина Ивановна, скажите пожалуйста, даже если вы мало смотрите телевизор, как вы полагаете, что все-таки телевидение должно сделать, это очень влиятельное массовое средство информации, чтобы не было этого ощущения того, о чем вы сказали?
Валентина Ивановна: Вы понимаете, конечно, не должно быть цензуры. Я думаю, что это даже страх Путина. Когда человек боится критики, значит, недоброжелательный человек, значит, не тот человек, который занял этот пост.
Анна Качкаева: Спасибо вам за ваше мнение. Мне кажется, что наша слушательница затронула очень важную вещь - ощущение победы и поражения. Имеет ли вообще разговаривать смысл в этих категориях? А наши политики и аналитики разговаривали в этих категориях.
Елена Афанасьева: Я заметила еще в ту субботу, когда был штурм, абсолютно по горячим следам в эфире первого канала работу Петра Марченко, который перешел на него работать с НТВ, и задал психологу вопрос: как поменять ощущение поражения в обществе на ощущение победителей, на то, чтобы общество восприняло, привить психологию победителей обществу? Мне кажется, этот вопрос очень многих волнует, но то, что произошло в ту субботу, возможно, нас откинуло назад от решения этого вопроса. Так хотелось себя чувствовать победителями. Еще до середины дня не верилось, что это не та победа, которую нам представляют. Власть так выстроила пиар этих событий, настолько долго скрывала истинные масштабы трагедии, сколько погибло людей, чтобы мы, наконец, запомнили, что да, победа случилось, главное - не взорвался ДК, большинство заложников спасены, блестящая операция спецназа. И сомнений нет в том, что это правда, и операция блестящая, и ДК не взорвался, и большинство людей спасти удалось, но то, как скрывались данные о погибших, вот это очень, по-моему, власть таким неграмотным пиаром своим, может, осознанно нарочитым, она ощущение победы сильно испортила у всего общества, мне кажется, что горечь этой трагедии, вот этих оглашенных пока 119 смертей, а ведь еще очень многих людей не могут найти, или находят, как вчера показывали в нескольких программах, сюжет о родителях военнослужащего, которые нашли его среди боевиков. Эти горькие итоги победу нельзя сказать свели на нет, но эта горечь превалирует в обществе.
Анна Качкаева: У нас звонок. Представьтесь пожалуйста.
Наталья Эдуардовна: Наталья Эдуардовна меня зовет, я москвичка, я хочу о фоне сказать, потому что, что касается телевизора, он меня мало волнует, любая картинка в телевизоре сводится к одной и той же схеме - а у нас сосед соседа бил вчера велосипедом, велосипедом ерунда, мотоциклом - это да. Это и прошлые сентябрьские события к этому сводились, и теперешние октябрьские, поздравляю вас всех с 25 октября, и так далее. Мы празднуем победу великой революции, и уже она у нас не одна, уже вошла в привычку.
Анна Качкаева: Наталья Эдуардовна, спасибо вам за ваше мнение... Лена, возвращаемся к теме победы. Мне кажется, и я на этом настаиваю: в терминах победы и поражения, наверное, в связи с этой трагедией говорить не очень корректно. Мне кажется, телевидение и журналисты обязаны говорить о другом - как вообще модернизировать сознание, как говорить о милосердии и сострадании к своим, к чужим, что делать с этим поколением волчат, которые выросли в Чечне, ненавидя Россию, как исторически?
Елена Афанасьева: Вчера в одном из сюжетов, по-моему, у Мамонтова девушка рассказывала о той чеченке, которая сидела рядом, что молодая чеченка не знает даже о Великой отечественной войне, она знает только о войне Чечни с Россией, и растет это поколение, будет развиваться, потому что это люди, выросшие только в войне, и психология войны доминирует надо всем остальным. И их становится все больше и больше. Если раньше были все-таки те чеченцы, которые учились в советских школах, знали еще общую страну, они еще сомневались, воюя, в кого они стреляют, то сейчас эти дети уже не сомневаются. И вопрос, кто сделал их такими возвращение к истокам войны, я снова вспоминаю репортаж не в этой программе "Намедни", а в предыдущей, репортаж из Аргуна из пятиэтажки, где рос будущий Мовсар Бараев, и о девочках-чеченках, которые ходили маленькими на митинги в поддержку Дудаева, а потом стали террористками, может, не они именно, но это поколение. Мне кажется, первопричины, если телевидение не проанализирует их и отношение общества к этим людям и отношение власти ко всей ситуации, происходящей там - ведь трагедия формируется не только там, где происходят "зачистки", но даже и в этих лагерях беженцев, где люди живут годами в нечеловеческих условиях. Мне показался очень важным сюжет в "Итогах" где одна из заложниц рассказывает, что пошла на этот спектакль вместе с подругой-чеченкой, и чеченка могла выйти, ее выпускали, а она осталась вместе с ней, была с ней до последнего, а когда женщина пришла в себя, она узнала, что чеченку, тоже потерявшую сознание, увезли вместе с террористами, и она в следственном госпитале МВД, и ее обвиняют. По-моему, это очень важный сюжет, важная проблема.
Анна Качкаева: Да и женщина русская сказала - "ей не повезло с национальностью"...
Лена давайте поговорим о том, нужно ли, чтобы телевидение занималось таким утешительством, успокоением?
Елена Афанасьева: Наверное, это не столько успокоение, а это функция возвращения к нормальной жизни после стресса, пережитого обществом, а групповая психотерапия должна присутствовать на телеэкране, потому что для очень многих жителей этой страны телевизор - буквально единственный собеседник. Мы говорили, что иногда в семьях меньше общаются друг с другом, чем с телеэкраном, поэтому слова утешения, слова какой-то надежды должны идти с экрана. Вопрос в том, что наше телевидение этого делать пока не умеет. Америка вышла из страшного кризиса в прошлом году, в том числе и за счет того, что телевидение, то или интуитивно, то ли на основе каких-то более точных научных знаний объяснило стране, как жить дальше, вокруг какой идеи сплотиться и как пережить эту страшную боль. Может ли это сделать наше телевидение - я не знаю. Меня вчера, например, несколько удивил сюжет, он шел в нескольких программах, о детях, которые пережили этот ужас, Саша Розовская и двое друзей, которые поют в "Норд-Осте". Конечно, им сейчас помогают, и Саша сама говорила в эфире, что нельзя сидеть где то в углу, надо общаться, надо разговаривать...
Анна Качкаева: В том числе смеяться.
Елена Афанасьева: И смеяться, это да. Но сюжет этот выглядел, меня немножко покоробило, если честно признаться. Я понимаю, что детям надо помогать. Но насколько, наверное, тяжело смотреть это родителям, кто потерял своих детей - даже передать невозможно. Вот где та тонкая грань, когда телевидение не помогает пережить эту боль, а когда делает боль еще более глубокой, ее, наверное, настолько трудно найти, ее можно только почувствовать, уловить на каком-то интуитивном ощущении действительности.
Анна Качкаева: У нас звонок, представьтесь пожалуйста, добрый день
Владимир: Добрый день, Владимир, Москва. У меня вопрос к госпоже Афанасьевой. Управление делами людей в любых обществах повсеместно называют властью. Традиционно это внутренняя и внешняя полтика государства, точнее, лидеров государства. Накануне теракта в Москве президент Путин планировал ряд зарубежных визитов, но поездки не состоялись. Террористы решили, по сути, порулить людьми по-своему. Вопрос такой, как, на ваш взгляд, назвать эту власть, которая в состоянии нарушить планы главы исполнительной госвласти в России? Спасибо.
Елена Афанасьева: Мне достаточно странно слышать ваш вопрос. Мне кажется, что если бы Путин спокойно поехал в свои международные поездки в тот момент, когда в стране творилось такое, то реакция общества была бы адекватна той, когда он не вернулся из отпуска в момент трагедии "Курска", а может даже еще более сложной. Хорошо, что президент не повторяет свои ошибки. То, что его основная задача здесь была - это очевидно. Какую роль играл он непосредственно в разрешении этой ситуации, нам сейчас сказать трудно, но если бы он занялся международными делами, наверное, это был бы шок для общества, еще более сильный, чем два года назад.
Анна Качкаева: У нас еще один слушатель в эфире, представьтесь пожалуйста.
Слушательница: Добрый день. Во-первых, Анечка, спасибо вам огромное за ваши телевизионные обзоры, и прежде они были очень интересными, а сейчас передача вообще дополнена. Хотела бы спросить, смотрели ли вы программу Шендеровича, и что вы думаете о его точке зрения, мне кажется, что это совершенно блестящий итог, подведенный всей операции, и нет ли у "Свободы" планов повторить эту беседу или дать этот материал, потому что телевидение больше не повторит и газеты не печатают.
Анна Качкаева: Я согласна с вами, что программа Шендеровича в этот раз была чрезвычайно точная и острая, и была еще телевизионно сделана. Планов таких на "Свободе" нет, хотя мы рассчитываем господина Шендеровича просто позвать в эфир, чтобы вы могли с ним общаться, потому что все-таки это телевидение, трудно в радиоэфире передать особую стилистику, которую создается при помощи аудиовизуальных средств...
У нас еще один звонок.
Мария Волкова: Мария Волкова, я хотела бы, чтобы Лев Ройтман извинился в прямом эфире Радио Свобода за то, что этот прямой эфир был предоставлен грязному отморозку Михаилу Леонтьеву, который, как отметила даже уже ваша радиостанция, в первом канале телевидения, который смотрит 90 процентов наших телезрителей, назвал чеченцев, как народ, как этнос...
Анна Качкаева: Мария, дело в том, что Лев Ройтман предоставляет право господину Леонтьеву говорить то, что господин Леонтьев считает и думает. Это право человека высказывать свою точку зрения, в том числе в нашем эфире. Мы на нашей радиостанции, разумеется, говорили о том, что в момент трагических событий господин Леонтьев, как нам казалось, не столько нарушил этические принципы, сколько нарушил какие-то нравственные представления о том, как в такие моменты нужно разговаривать со страной и создал даже некоторую угрозу, он мог спровоцировать террористов на непредсказуемые действия, называя их ублюдками, и цинично называя эту ситуацию тягомотиной. Елена, я думаю, вы со мной согласны.
Елена Афанасьева: Да абсолютно, потому что говорить в день, когда заложники еще сидят там, в зале, называть выродками, бандитами, и заявлять, что никаких соглашений, разворота политического курса под дулами бандитских автоматов никогда не будет, то есть, давая понять террористам, что их требования никто не собирается выполнять - это не столько даже профессиональная, сколько нравственная, человеческая ответственность должна быть господина Леонтьева перед людьми, которые сидели в зале, а уже потом перед слушателями, зрителями.
Анна Качкаева: Мария, вы согласны с этим, или вы настаиваете?
Мария Волкова: Нет. Я с вами не согласна, потому что, прежде всего, этот негодяй нарушает законы Российской Федерации. Вы другим слова не даете сказать в защиту преданных и проданных всеми чеченцев. Почему мы слушать должны этого подлеца, которого бы в любом приличном сообществе вышвырнули с лестницы кубарем, и не дали бы ни единого слова...
Анна Качкаева: Мария, мне, к сожалению, кажется, что вы в данной ситуации уподобляетесь господину Леонтьеву, и вот такая раздраженная реакция - не лучший аргумент в этом споре. Мне кажется, что господин Леонтьев должен извиняться сам в собственном эфире или эфире, который ему предоставляют, и это, наверное, было бы правильно, вот заниматься сейчас сведением счетов, мне кажется, это сейчас не самое главное. Тем более, что наша программа не посвящена господину Леонтьеву. Лена, мы вернемся к теме - о том собственно, как информационный контекст меняет ситуацию. Вы, наверное, заметили, что из информационного контекста за эту неделю так постепенно уходили воспоминания обо всем неудобном, а наиболее выпуклые персонажи трагедии героизировались. А похороны, родственники, сложные вопросы о связи между коррупцией и Чечней, спецслужбами и коррупцией, ситуацией, что делать дальше с Чечней, все это как-то уходило за скобки, потому что это скорбно, давит, сложные вопросы не хочется задавать, уже рождаются универсальные образы надежды, где есть мужественные спецслужбы, замечательный доктор Рошаль, безусловно, освобожденные дети, а с другой стороны - чеченцы опять больше всего преступники, в основном, в государственной версии трагедии, и событие таким образом, как мне кажется, на экране упрощается. И у меня вот какой вопрос, может быть, так и нужно для спокойствия страны, и может от телевидения ничего другого требовать и не надо?
Елена Афанасьева: Мне это тогда напоминает ситуацию, когда закрыть глаза и тогда не будет видно то, что тебе неприятно. Телевидение сейчас действительно больше работает как средство пропаганды, а не как средство информации, потому что стремление закрыть глаза на что-то неудобное, может, конечно, бесконечно продолжаться, но ведь все равно потом приводит к таким событиям, как теракт. Мы закрываем глаза на Чечню. Какое-то время у нас даже репортажей из Чечни практически не было, даже таких проверенных, сделанных из разрешенных мест, с разрешенными интервью, они даже отошли в последние месяцы на второй план, это никому было н интересно, я уж не говорю о каких-то расследованиях, попытках понять, что происходит - этого давно уже нет. Но о Чечне вспомнили, потому что она напомнила про себя таким же возвращением. приходом трагедии сюда. Можно опять на нее закрыть глаза. Но, к сожалению...
Анна Качкаева: Она не исчезнет.
Елена Афанасьева: Да, она не исчезнет. И стремление анализировать эту ситуацию, не только до уровня того, кто провез и пропустил бандитов в Москву, а до более глубоких уровней, до разрешения ситуации в этом регионе, которую если не разрешить, она будет повторяться, так или иначе. Этим занимаются сейчас радиостанции "Свобода", "Эхо Москвы", этим занимаются журналы, газеты, но телевидение к этому рубежу, к такой аналитике не подошло, или ему не дали подойти.
Анна Качкаева: У нас звонок.
Георгий Николаевич: Георгий Николаевич из Подмосковья. Огромное вам спасибо, я бы хотел обратить ваше внимание на манифест в "Литературной газете" ровно за неделю до трагедии в Москве, манифест итальянских журналистов о роли телевизионной журналистики глобальной. Не в сегодняшние дни, а в последние годы. Они довольно метко говорят, что телевизионная журналистика опрокинула институт школы, институт семьи, институт церкви, и если вспомним о Померанцеве, ведь он 20 лет назад говорил о том же, что исламский взрыв начался с того, что картинка победила слово, и он предвещал большой взрыв. Очень хорошо, если вы Горигория Померанцева, писателя, фронтовика, он часто у вас бывает, позвали бы продолжить этого разговор о трагической роли телевидения на планете нашей. Но детали, когда оно бывает позитивным. Я помню, до 1991-го года у нас "Российские университеты" были, где Мень выступал по телевизору, мы направлялись к небу вверху, а сейчас стремительно к небу внизу.
Анна Качкаева: У нас еще один звонок.
Валерий Владимирович: Два аспекта таких. Из ситуации за последние годы можно уже смело предположить и практически с точностью сказать, как какой канал будет освещать события, практически можно предусмотреть. Второй момент - что совершенно не учитывается ментальность человека религиозного. В данном случае мусульмане относятся к нашей постмодернистской, антихристианской цивилизации, как к сборищу варваров и дикарей, их аргументация абсолютно не воспринимается либертинской нашей общественностью. Это второй момент. И третий момент - конечно, Шендерович пошел на большой риск в своей программе, у них и так дела весьма плохи, я им сочувствую, но, вероятно, мы его больше и не увидим.
Елена Афанасьева: Не думаю что настоль трагичная ситуация у Виктора Шендеровича, и настолько плохи дела у ТВС. Наверное, этой команде приходится несколько сдерживать свои порывы, потому что, как вы знаете, у них слишком много сейчас входит инвесторов в пул, который создал телекомпанию, и, так или иначе, интересы, наверное, учитывать приходится. Но каких-то заметных уступок гражданской позиции в эфире ТВС в эти не было. Что касается Виктора и еще другой программы "Тушите свет" - всегда очень трудно смотреть как люди, занимающиеся сатирой, будут говорить о трагедии. Я помню, первый раз, когда программа "Тушите свет" говорила о каких-то трагических событиях, по-моему, это был сбитый украинский самолет, я даже вздрогнула - рисованные юмористические персонажи, но они сделали это настолько точно. И сейчас две программы ребят посвящены этой трагедии, даже не коробит, что придуманные, нарисованные персонажи говорят о столь трагическом. Мне кажется, эта грань соблюдена, и надо отдать им должное.
Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель:
Павел: Добрый день, меня Павлом зовут. Спасибо вам, Анна, за все ваши передачи, сейчас они в новом варианте выходят, это всегда великолепно, то, что вы делаете, это здорово. Всегда в точку попадает.
Анна Качкаева: Благодарю вас, у вас есть мнение по нашей теме?
Павел: Да. Дело в том, что Елена сказала, что президент на сей раз не уехал никуда, а в прошлый раз он не вернулся, и что изменилось как-то отношение к нему? Все как было, так и есть. Дело не в том, нужно утешать, не нужно, а важно, чтобы люди понимали. А вот пониманию учить - а зачем учить понимаю? Весь контекст советской страны как раз чтобы уводить от понимания. А иначе невозможно существовать тем, кто имеет власть. И учителя такие, которые не понимают, и их ученики, и их родители. Спасибо. Вот мое мнение.
Елена Афанасьева: Поведение президента подчеркивает то, как он понимает свою основную задачу на данном этапе. То, как он ее понимал тогда, то, как понимал сейчас. Я заметила вчера в эфире, когда показывали детей, которые играли в "Норд-Осте" и по счастью выжили, их спрашивали, каким они представляли себе освобождение? Один из мальчиков сказал: "Мне кажется, что нас освобождают, я выхожу через центральный вход, а там Путин." И меня это восприятие молодых 13-летних детей удивило и шокировало. Потому что он пришел к власти, когда им было лет по 10-11, и они воспринимают его, как, наверное, когда-то бабушки, дедушки воспринимали лидера коммунистического. Вот, светлое будущее и ждет нас Путин. Вот это, наверное, страшно.
Анна Качкаева: У нас еще один звонок.
Слушательница: Будьте добры, я хотела бы, чтобы телевидение, так как его смотрит большинство населения, допустим, я только канал Культура смотрю и слушаю Радио Свобода, и Би-би-си, а в основном население смотрит телевидение, так почему до сих пор нет настоящего анализа того, что произошло, почему нет осознания того, что мы виновны, Россия виновна перед Чечней?
Анна Качкаева: Да, ваше мнение не очень сильно транслируется на телевизионном экране. И я вчера обратила внимание, как Даниил Дондурей во "Временах" говорил, на мой взгляд, очень важные, принципиальные слова о медийных войнах и о ценностях, и говорил о том, что я по-прежнему не знаю, что думают жители Чечни, сколько из них разделяют точку зрения Басаева, сколько точку зрения Кадырова, поддерживают ли они Путина или Бин Ладена, куда хотят чеченцы отдать своих детей - в московский университет или чтобы они по вечерам стреляли, какие ценности существуют в чеченском обществе, и кто этим вообще занимается. Вопрос этот вчера во "Временах" повис в воздухе. И, думаю, Елена что и мы сейчас вряд ли на него ответим.
Елена Афанасьева: К сожалению, но хорошо бы искать ответ и нам. и телевидению.
Анна Качкаева: Мы заканчиваем нашу программу. У меня такое ощущение, что мы с Еленой разговаривали и пришли к выводу, что телевидение в эту неделю стало осторожнее, но не стало милосерднее.