Предыдущая часть
Для ньюйоркца Канада - банальность. То и дело вам подсовывают сдачу монетками с бобром. Канада у нас под боком, прямо за околицей. В Монреаль и Квебек мы наезжаем, чтобы отдохнуть от англосаксонского засилья, не тратясь при этом на самолет. Все же приятно находиться в толпе, говорящей по-английски не лучше нас.
Квебек - дешевая заграница, карманная Франция, но к канадской карте все это отношения не имеет. Ведь Монреаль, например, задевает лишь самый краешек зеленого колосса. Девяносто процентов всех канадцев аккуратно размазаны вдоль американской границы, между прочим, самой оживленной в мире. Наверное, отсюда и пошло уничижительное прозвище Канады - 51-й штат. Зато все, что к северу от американской границы, остается в области географических иллюзий.
Чтобы насытить содержанием этого зеленого картографического монстра, я отправился вглубь Канады - на Север.
Насколько я понимаю, южной Канады не бывает. Есть только Канада просто и Северная Канада. Вторая начинается с 49 градуса. В Старом Свете на этих широтах - бурлит цивилизация: Брюссель, Краков, Киев, яблони цветут, соловьи поют. Но на севере американского континента, как раз там, где круто сворачивает теплый Гольфстрим, 49-й градус - рубеж между обжитой и дикой природой. Пересекая его, вы попадаете в тот мир, каким он был до нас, в мир, каким он был всегда. Лосей здесь водится больше, чем людей, собаки встречаются реже волков.
Карта автомобильных дорог Канады, так же как и российская, не совпадает с тем, что мы видим на глобусе. Большая часть Канады туда просто не попадает, но на тысячу миль ее все же хватает.
Путь в тысячу миль подразумевает пересечение нескольких климатических поясов. Границы их заметны, прежде всего, по соседним машинам. Сначала движешься в сплошном потоке курортников - с крыш свисают доски для "серфинга". Потом автомобильная гуща редеет, по дороге попадаются машины победнее. И, наконец, наш заурядный, но все же "легковой" Форд превращается в экзотическую неуместную в этих краях птицу. Если на пустынном шоссе и попадется что-то движущееся, то только солидное, приземистое, крупногабаритное и высоко проходимое.
С точки зрения водителя, настоящая Канада начинается там, где попадаются встречные машины. В Штатах шоссе без разделительной полосы - почти аттракцион, здесь - рядовое явление, спасибо, хоть асфальтированное.
Вместе с узкими дорогами появляется ощущение рискованной самостоятельности. На выезде из очередного городка вас предупреждает знак: следующая бензоколонка через 200 километров. Тут уж поневоле, как Зигмунд с Ганзелкой, начнешь рассуждать о рессорах и покрышках.
Канада чуть ли не самая пустынная страна на Земле. На квадратный километр здесь приходится только одна пятая человека. Зато уж, когда эти дроби собираются вместе, они стараются держаться поближе друг к другу. Канадское селение состоит из домов, поставленных вплотную. Ни заборов, ни лужаек - тут нет обязательной в Штатах "зоны прайвеси", которая превращает любой город в дачный поселок. Здесь - наоборот. Крохотная деревушка, которая попала на карту только потому, что других нет, обязательно застраивается регулярными улицами.
Наверное, дух пионеров еще не сменился пресыщением соседями. Чем суровее природа, тем теснее селятся люди. В наших умеренных широтах привыкли ценить живописный пейзаж за окном. На канадском севере вид на целлюлозный завод считается достаточно престижным.
Последняя точка на карте - Шибогаму. Найти ее несложно. В этом месте кончается дорога. Дальше - еще миль двести - Гудзонов залив, неизбежно присутствующий в записках полярников: вечная мерзлота, айсберги, белые медведи. Туда машины не ездят, зато летают самолеты. Не "Боинги", конечно, а лилипуты-бипланы, которые часто стоят со сложенными крыльями просто за домом, рядом с хозяйским джипом.
Шибогаму, по местным масштабам, центр цивилизации - отель, церковь, ресторан, супермаркет и универмаг, названный по неуместной в этих краях фамилии владельца "Гринберг" и десять тысяч жителей: узкоглазые, бледнолицые, с черными прямыми волосами. Это индейцы большого племени кри.
Казалось бы, кто не знает, что в Америке живут индейцы. Я даже знаком с одним программистом-ирокезом, у которого есть гарвардский диплом, но нет фамилии (его зовут просто Клэй - Глина). И все же встреча с таким количеством "благородных дикарей" застает врасплох.
В Шиборгаму федеральные власти построили для индейцев культурный центр в виде вигвама. Здесь их учат, лечат, развлекают и просвещают на предмет религиозных и гражданских добродетелей. Все надписи в этом учреждении на трех языках - английском, французском и кри (для последнего придуман специальный слоговой алфавит в виде кружочков и треугольников)
По стенам развешаны плакаты, которые наглядно изображают, какая красивая жизнь ждет индейцев, если они станут на путь бледнолицых. Например, на одном из них - фотография индейца-дирижера. На другом - призывно мерцают огни Оттавы. Но, судя по всему, самый актуальный плакат тот, что изображает маленькую индейскую девочку говорящую отцу: "Папа! Мне нужны туфли, а не виски!". Первого числа каждого месяца Шибогаму городок переживает оргию. В этот день правительство выдает индейцам субсидию, которая немедленно пропивается. В остальное время индейцы охотятся, ловят рыбу, понемногу моют золото и ждут очередной получки.
Здравое - по-своему - отношение индейцев к жизни часто мешает индейцам по-настоящему приобщиться к цивилизации, то есть пойти на работу. Иногда их берут на лесопилки или шахты, но тут вступает в противоречие два представления о природе времени. Белые считают время часами, индейцы считают, что времени вообще много. Приходить на работу в определенный час да еще каждый день кажется им, как, впрочем, и большинству моих литературных знакомых, непосильным бременем.
В старых этнографических трудах об этом много писали. Вот, например, цитата из вышедшей еще в прошлом веке монографии Ратцеля "Народоведение": "Индеец склонен к лени. Редко можно видеть его бегущим или быстро делающим что-либо без внешнего побуждения. Упадок американских культур соответствует этому стремлению к покою, так как культура есть постоянная работа. Недостаток каких бы то ни было стремлений затрудняет задачу распространения цивилизации. Индеец, в руки которого попал нож, ни за что не постарается приобрести другой".
Сегодня так не пишут, и дело не только в пресловутой политической корректности, которая мешает нам обижать менее цивилизованных братьев. Дело в том, что мы их уже не столько жалеем, сколько им завидуем.
В 19 веке дикари в глазах Запада были несчастными каннибалами, которых надо привести в семью цивилизованных христианских народов. В этом, собственно говоря, и заключалось воспетое Киплингом "бремя белого человека". Но в 20 веке ситуация в корне меняется: "благородный дикарь" должен научить заблудший Запад первобытной мудрости в отношениях между людьми и природой.
Индейский миф становится утопией, Золотым веком человечества, который стремятся вернуть к жизни. В таком виде этот миф сопровождает всю историю двадцатого столетия. В искусстве к нему обращались Пикассо и Гоген. В 60-е годы подхватили "хиппи", приспособив этот миф к сексуальной революции. Сейчас его исповедует экологическое движение - "зеленые".
Однако канадские кри живут слишком далеко от цивилизации. До них еще не дошла весть о том, что они в моде. Поэтому если они чему и учат своих отстающих в экологических науках бледнолицых братьев, так это рыбалке. Во всяком случае, именно этому меня усердно обучали - Джими и Алекс, двое местных индейцев, с которыми мне повезло подружиться.
Стоит только, покинув асфальт, проехать несколько миль по дороге, которую канадская карта справедливо за таковую не считает, как вы оказываетесь посреди девственной тайги, где не ступала нога человека.
Вся эта размашисто закрашенная зеленью карта на самом деле - лесная пустыня, непроходимые дебри, где часто буквально не ступала нога человека.
Буквальность - единственный способ описания, который мне приходит в голову. Так, непроходимый лес, означает именно то, что сказано. Деревья стоят вплотную, переплетаясь сучьями, которые еще можно раздвинуть руками, но насколько вас хватит? Под деревьями - мох, в котором нога утопает до бедра. Только до мха надо еще добраться, потому что поваленные стволы составляют как бы бельэтаж леса: вы перебираетесь с одного ствола на другой, как в дурном сне - прилагая страшные усилия, но без всякого результата.
Несколько часов я провел в таком буреломе, но продвинулся едва ли на километр. Зато теперь я понял, что такое тайга и почему здесь живет так мало людей. Индейцы Северной Канады знали только один способ передвижения - каноэ. Жизнь, проведенная на воде до сих пор отражается в их сложении - сильно развитые от гребли плечи и слабые ноги.
Ходить тут действительно некуда. Обосновавшись на огромном озере, мы объехали на моторке все берега. Однако высадиться можно было только там, где был наш рыбацкий лагерь. Неприступный, повторяю, буквально лес окаймляет озеро живописной стеной, делая местность абсолютно непригодной для обитания людей.
Грандиозные пространства Канады и не предназначены для жизни человека. Даже полезные ископаемые здесь разрабатывают крайне осторожно, так, чтобы не истребить само понятие "дикой природы".
Канадская тайга - это заповедник пустого пространства. Она существует не для нас, а для Земли в планетарном, что ли, понимании.
Избыток места в мире, где его так не хватает, нужен для того, чтобы ощутить соразмерность человека и природы. Просторы Канады помогают вернуться к правильному масштабу, о котором так легко забыть в переполненном метро.
Когда элементарное перемещение дается таким трудом, начинаешь с большим уважением относиться к пространству. В северной Канаде природа уже перестает казаться больным ребенком, требующим любви и заботы. Теряется присущая современному экологическому мышлению, высокомерная снисходительность к Земле: мол, захотим - спасем, захотим - разрушим. Тут, в дикой тайге, масштаб все еще старый, доиндустриальный: один человек - одна природа. Действует это все отрезвляюще, что ли. Вы лишаетесь привычных забот - ну, там, инфляция, преступность, перестройка. Зато появляются иные тревоги, главная из которых связана с погодой. Та, единственная радиостанция, которую ловил наш приемник, из новостей передавала только метеорологические сводки.
Зимой это жизненно важно - морозы здесь стоят под сорок градусов, снег - метра в три, бураны через день. Ну, а летом в первую очередь рыбаки интересуются погодой - местные щуки и судаки чувствительны к ее капризам, как старики с радикулитом.
Людям, как уже было сказано, в Северной Канаде делать нечего, чем и пользуются щуки, которые вырастают до размеров экспонатов из музея естественной истории. Вот за ними-то и приезжают в этот дикий край настоящие рыболовы.
Мне еще никогда не приходилось встречать мужчину - от дошкольника до пенсионера, который бы признался, что он не умеет ловить рыбу. Врут, конечно, все люди, но по разным поводам. А вот в этом вопросе - поразительное единодушие. Однако в Канаде к рыбацким историям следует относиться куда с большим доверием, чем они того обычно заслуживают.
Северная Канада - рай для рыбаков, как, впрочем, и для рыбы. Рыбу можно понять: здесь она живет в условиях максимально приближенных к тем, когда никаких людей не было вовсе. Здесь собираются истинные профессионалы своего дела. Несчастливая судьба с юности заставляет считать дни до пенсии, когда можно будет избавиться от службы и, наконец, полностью отдаться делу - рыбалке. Так, трое соседей по нашему лагерю за один день поймали две дюжины рыб, из которых самая маленькая влезает в холодильник только стоймя. Каждый вечер специальный сарай для чистки рыбы превращался в бойню, где рыбаки рубили головы мертвым щукам, как казаки из дикой дивизии. Если раньше я представлял себе рыболова по картине Перова, то канадские впечатления живо вышибли у меня из головы этот мирный образ. Зря я тащил с собой "Записки об ужении рыбы" Аксакова, который обещал рыбалку: "Вдохнете вы в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе".
Рыбалке в Новом Свете больше соответствуют американские источники - роман Мелвилла "Моби Дик" или фильм Спилберга "Челюсти".
Пожалуй, самым сильным впечатлением от Северной Канады было возвращение на юг - в цивилизацию. Как на машине времени, ты стремительно передвигаешься из прошлого в настоящее, с радостью перечисляя приметы прогресса - фонари, рекламу, Макдоналдс.
Разница даже между такими близкими соседями, как Соединенные Штаты и Канада так велика, что невольно приходишь к выводу: Новый Свет следует воспринимать, как отраженный в западной половине глобуса Старый Свет. В двух Америках есть своя Европа - США, своя Сибирь - Канада, свой Третий мир - все, что южнее Рио-Гранде.
Новый свет гораздо больше, чем мы привыкли думать. Пять веков, отделяющие нас от Колумба, не слишком большой срок, когда речь идет о строительстве цивилизации. Открытие Америки как совокупности, как цельного образования еще продолжается. Новый Свет - действительно еще новый.
Эти "Письма" не заменят путеводителя. И все же три моих совета - где важнее всего побывать, что особенного посмотреть и чем интереснее всего пообедать - завершат эту, как и все остальные, передачу нашего путевого цикла.
* Самая приятная неожиданность Канады - Квебек. Этот по-настоящему старинный город - максимальное приближение к Европе, доступное туристу в Западном полушарии. Только не приезжайте сюда зимой, когда 30-градусные морозы вам напомнят, что, как писал по другому поводу Бродский, "за окном, чай, не Франция".
* Как известно, первые жители Америки отождествляли свои родные земли с каким-нибудь животным. Его изображения вырезали из дерева - эти тотемы стоят в каждом индейском поселке. Тотемный столб подчеркивал чувство неразрывной связи человека с землей, насыщал эту связь магическими ассоциациями. Этот культ давал ощущение таинственного родства с природой. Как мы бы сейчас сказали, тотем служил воспитанию экологического сознания. О том, что Канада - страна по-прежнему экзотически индейская, напоминают декоративные резные столбы-тотемы, украшающие не только резервации, но и обычные торговые центры.
* Лучший обед в Канаде тот, который вы сами себе добыли. Что при обилии рыбы, не так уж сложно. Однако далеко на всегда изощренные в рыбалке профессионалы знают, что делать со свежей рыбой. Часть этих рекордсменов и чемпионов везет замороженную добычу жене, часть - набивают из рыб чучела. Мы с друзьями рыбу ели - жареную, вареную, заливную, в ухе, солянке и в буйабесе, чем несказанно поражали старожилов, питающихся на рыбалке холодным фальшивым зайцем. Профессионализм, как любая страсть к совершенству, имеет свои отрицательные стороны: путаются цели со средствами, отчего забываются даже такие элементарные истины, как та, что рыба хороша в ухе, а не на стене. Продолжение
Для ньюйоркца Канада - банальность. То и дело вам подсовывают сдачу монетками с бобром. Канада у нас под боком, прямо за околицей. В Монреаль и Квебек мы наезжаем, чтобы отдохнуть от англосаксонского засилья, не тратясь при этом на самолет. Все же приятно находиться в толпе, говорящей по-английски не лучше нас.
Квебек - дешевая заграница, карманная Франция, но к канадской карте все это отношения не имеет. Ведь Монреаль, например, задевает лишь самый краешек зеленого колосса. Девяносто процентов всех канадцев аккуратно размазаны вдоль американской границы, между прочим, самой оживленной в мире. Наверное, отсюда и пошло уничижительное прозвище Канады - 51-й штат. Зато все, что к северу от американской границы, остается в области географических иллюзий.
Чтобы насытить содержанием этого зеленого картографического монстра, я отправился вглубь Канады - на Север.
Насколько я понимаю, южной Канады не бывает. Есть только Канада просто и Северная Канада. Вторая начинается с 49 градуса. В Старом Свете на этих широтах - бурлит цивилизация: Брюссель, Краков, Киев, яблони цветут, соловьи поют. Но на севере американского континента, как раз там, где круто сворачивает теплый Гольфстрим, 49-й градус - рубеж между обжитой и дикой природой. Пересекая его, вы попадаете в тот мир, каким он был до нас, в мир, каким он был всегда. Лосей здесь водится больше, чем людей, собаки встречаются реже волков.
Карта автомобильных дорог Канады, так же как и российская, не совпадает с тем, что мы видим на глобусе. Большая часть Канады туда просто не попадает, но на тысячу миль ее все же хватает.
Путь в тысячу миль подразумевает пересечение нескольких климатических поясов. Границы их заметны, прежде всего, по соседним машинам. Сначала движешься в сплошном потоке курортников - с крыш свисают доски для "серфинга". Потом автомобильная гуща редеет, по дороге попадаются машины победнее. И, наконец, наш заурядный, но все же "легковой" Форд превращается в экзотическую неуместную в этих краях птицу. Если на пустынном шоссе и попадется что-то движущееся, то только солидное, приземистое, крупногабаритное и высоко проходимое.
С точки зрения водителя, настоящая Канада начинается там, где попадаются встречные машины. В Штатах шоссе без разделительной полосы - почти аттракцион, здесь - рядовое явление, спасибо, хоть асфальтированное.
Вместе с узкими дорогами появляется ощущение рискованной самостоятельности. На выезде из очередного городка вас предупреждает знак: следующая бензоколонка через 200 километров. Тут уж поневоле, как Зигмунд с Ганзелкой, начнешь рассуждать о рессорах и покрышках.
Канада чуть ли не самая пустынная страна на Земле. На квадратный километр здесь приходится только одна пятая человека. Зато уж, когда эти дроби собираются вместе, они стараются держаться поближе друг к другу. Канадское селение состоит из домов, поставленных вплотную. Ни заборов, ни лужаек - тут нет обязательной в Штатах "зоны прайвеси", которая превращает любой город в дачный поселок. Здесь - наоборот. Крохотная деревушка, которая попала на карту только потому, что других нет, обязательно застраивается регулярными улицами.
Наверное, дух пионеров еще не сменился пресыщением соседями. Чем суровее природа, тем теснее селятся люди. В наших умеренных широтах привыкли ценить живописный пейзаж за окном. На канадском севере вид на целлюлозный завод считается достаточно престижным.
Последняя точка на карте - Шибогаму. Найти ее несложно. В этом месте кончается дорога. Дальше - еще миль двести - Гудзонов залив, неизбежно присутствующий в записках полярников: вечная мерзлота, айсберги, белые медведи. Туда машины не ездят, зато летают самолеты. Не "Боинги", конечно, а лилипуты-бипланы, которые часто стоят со сложенными крыльями просто за домом, рядом с хозяйским джипом.
Шибогаму, по местным масштабам, центр цивилизации - отель, церковь, ресторан, супермаркет и универмаг, названный по неуместной в этих краях фамилии владельца "Гринберг" и десять тысяч жителей: узкоглазые, бледнолицые, с черными прямыми волосами. Это индейцы большого племени кри.
Казалось бы, кто не знает, что в Америке живут индейцы. Я даже знаком с одним программистом-ирокезом, у которого есть гарвардский диплом, но нет фамилии (его зовут просто Клэй - Глина). И все же встреча с таким количеством "благородных дикарей" застает врасплох.
В Шиборгаму федеральные власти построили для индейцев культурный центр в виде вигвама. Здесь их учат, лечат, развлекают и просвещают на предмет религиозных и гражданских добродетелей. Все надписи в этом учреждении на трех языках - английском, французском и кри (для последнего придуман специальный слоговой алфавит в виде кружочков и треугольников)
По стенам развешаны плакаты, которые наглядно изображают, какая красивая жизнь ждет индейцев, если они станут на путь бледнолицых. Например, на одном из них - фотография индейца-дирижера. На другом - призывно мерцают огни Оттавы. Но, судя по всему, самый актуальный плакат тот, что изображает маленькую индейскую девочку говорящую отцу: "Папа! Мне нужны туфли, а не виски!". Первого числа каждого месяца Шибогаму городок переживает оргию. В этот день правительство выдает индейцам субсидию, которая немедленно пропивается. В остальное время индейцы охотятся, ловят рыбу, понемногу моют золото и ждут очередной получки.
Здравое - по-своему - отношение индейцев к жизни часто мешает индейцам по-настоящему приобщиться к цивилизации, то есть пойти на работу. Иногда их берут на лесопилки или шахты, но тут вступает в противоречие два представления о природе времени. Белые считают время часами, индейцы считают, что времени вообще много. Приходить на работу в определенный час да еще каждый день кажется им, как, впрочем, и большинству моих литературных знакомых, непосильным бременем.
В старых этнографических трудах об этом много писали. Вот, например, цитата из вышедшей еще в прошлом веке монографии Ратцеля "Народоведение": "Индеец склонен к лени. Редко можно видеть его бегущим или быстро делающим что-либо без внешнего побуждения. Упадок американских культур соответствует этому стремлению к покою, так как культура есть постоянная работа. Недостаток каких бы то ни было стремлений затрудняет задачу распространения цивилизации. Индеец, в руки которого попал нож, ни за что не постарается приобрести другой".
Сегодня так не пишут, и дело не только в пресловутой политической корректности, которая мешает нам обижать менее цивилизованных братьев. Дело в том, что мы их уже не столько жалеем, сколько им завидуем.
В 19 веке дикари в глазах Запада были несчастными каннибалами, которых надо привести в семью цивилизованных христианских народов. В этом, собственно говоря, и заключалось воспетое Киплингом "бремя белого человека". Но в 20 веке ситуация в корне меняется: "благородный дикарь" должен научить заблудший Запад первобытной мудрости в отношениях между людьми и природой.
Индейский миф становится утопией, Золотым веком человечества, который стремятся вернуть к жизни. В таком виде этот миф сопровождает всю историю двадцатого столетия. В искусстве к нему обращались Пикассо и Гоген. В 60-е годы подхватили "хиппи", приспособив этот миф к сексуальной революции. Сейчас его исповедует экологическое движение - "зеленые".
Однако канадские кри живут слишком далеко от цивилизации. До них еще не дошла весть о том, что они в моде. Поэтому если они чему и учат своих отстающих в экологических науках бледнолицых братьев, так это рыбалке. Во всяком случае, именно этому меня усердно обучали - Джими и Алекс, двое местных индейцев, с которыми мне повезло подружиться.
Стоит только, покинув асфальт, проехать несколько миль по дороге, которую канадская карта справедливо за таковую не считает, как вы оказываетесь посреди девственной тайги, где не ступала нога человека.
Вся эта размашисто закрашенная зеленью карта на самом деле - лесная пустыня, непроходимые дебри, где часто буквально не ступала нога человека.
Буквальность - единственный способ описания, который мне приходит в голову. Так, непроходимый лес, означает именно то, что сказано. Деревья стоят вплотную, переплетаясь сучьями, которые еще можно раздвинуть руками, но насколько вас хватит? Под деревьями - мох, в котором нога утопает до бедра. Только до мха надо еще добраться, потому что поваленные стволы составляют как бы бельэтаж леса: вы перебираетесь с одного ствола на другой, как в дурном сне - прилагая страшные усилия, но без всякого результата.
Несколько часов я провел в таком буреломе, но продвинулся едва ли на километр. Зато теперь я понял, что такое тайга и почему здесь живет так мало людей. Индейцы Северной Канады знали только один способ передвижения - каноэ. Жизнь, проведенная на воде до сих пор отражается в их сложении - сильно развитые от гребли плечи и слабые ноги.
Ходить тут действительно некуда. Обосновавшись на огромном озере, мы объехали на моторке все берега. Однако высадиться можно было только там, где был наш рыбацкий лагерь. Неприступный, повторяю, буквально лес окаймляет озеро живописной стеной, делая местность абсолютно непригодной для обитания людей.
Грандиозные пространства Канады и не предназначены для жизни человека. Даже полезные ископаемые здесь разрабатывают крайне осторожно, так, чтобы не истребить само понятие "дикой природы".
Канадская тайга - это заповедник пустого пространства. Она существует не для нас, а для Земли в планетарном, что ли, понимании.
Избыток места в мире, где его так не хватает, нужен для того, чтобы ощутить соразмерность человека и природы. Просторы Канады помогают вернуться к правильному масштабу, о котором так легко забыть в переполненном метро.
Когда элементарное перемещение дается таким трудом, начинаешь с большим уважением относиться к пространству. В северной Канаде природа уже перестает казаться больным ребенком, требующим любви и заботы. Теряется присущая современному экологическому мышлению, высокомерная снисходительность к Земле: мол, захотим - спасем, захотим - разрушим. Тут, в дикой тайге, масштаб все еще старый, доиндустриальный: один человек - одна природа. Действует это все отрезвляюще, что ли. Вы лишаетесь привычных забот - ну, там, инфляция, преступность, перестройка. Зато появляются иные тревоги, главная из которых связана с погодой. Та, единственная радиостанция, которую ловил наш приемник, из новостей передавала только метеорологические сводки.
Зимой это жизненно важно - морозы здесь стоят под сорок градусов, снег - метра в три, бураны через день. Ну, а летом в первую очередь рыбаки интересуются погодой - местные щуки и судаки чувствительны к ее капризам, как старики с радикулитом.
Людям, как уже было сказано, в Северной Канаде делать нечего, чем и пользуются щуки, которые вырастают до размеров экспонатов из музея естественной истории. Вот за ними-то и приезжают в этот дикий край настоящие рыболовы.
Мне еще никогда не приходилось встречать мужчину - от дошкольника до пенсионера, который бы признался, что он не умеет ловить рыбу. Врут, конечно, все люди, но по разным поводам. А вот в этом вопросе - поразительное единодушие. Однако в Канаде к рыбацким историям следует относиться куда с большим доверием, чем они того обычно заслуживают.
Северная Канада - рай для рыбаков, как, впрочем, и для рыбы. Рыбу можно понять: здесь она живет в условиях максимально приближенных к тем, когда никаких людей не было вовсе. Здесь собираются истинные профессионалы своего дела. Несчастливая судьба с юности заставляет считать дни до пенсии, когда можно будет избавиться от службы и, наконец, полностью отдаться делу - рыбалке. Так, трое соседей по нашему лагерю за один день поймали две дюжины рыб, из которых самая маленькая влезает в холодильник только стоймя. Каждый вечер специальный сарай для чистки рыбы превращался в бойню, где рыбаки рубили головы мертвым щукам, как казаки из дикой дивизии. Если раньше я представлял себе рыболова по картине Перова, то канадские впечатления живо вышибли у меня из головы этот мирный образ. Зря я тащил с собой "Записки об ужении рыбы" Аксакова, который обещал рыбалку: "Вдохнете вы в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе".
Рыбалке в Новом Свете больше соответствуют американские источники - роман Мелвилла "Моби Дик" или фильм Спилберга "Челюсти".
Пожалуй, самым сильным впечатлением от Северной Канады было возвращение на юг - в цивилизацию. Как на машине времени, ты стремительно передвигаешься из прошлого в настоящее, с радостью перечисляя приметы прогресса - фонари, рекламу, Макдоналдс.
Разница даже между такими близкими соседями, как Соединенные Штаты и Канада так велика, что невольно приходишь к выводу: Новый Свет следует воспринимать, как отраженный в западной половине глобуса Старый Свет. В двух Америках есть своя Европа - США, своя Сибирь - Канада, свой Третий мир - все, что южнее Рио-Гранде.
Новый свет гораздо больше, чем мы привыкли думать. Пять веков, отделяющие нас от Колумба, не слишком большой срок, когда речь идет о строительстве цивилизации. Открытие Америки как совокупности, как цельного образования еще продолжается. Новый Свет - действительно еще новый.
Эти "Письма" не заменят путеводителя. И все же три моих совета - где важнее всего побывать, что особенного посмотреть и чем интереснее всего пообедать - завершат эту, как и все остальные, передачу нашего путевого цикла.
* Самая приятная неожиданность Канады - Квебек. Этот по-настоящему старинный город - максимальное приближение к Европе, доступное туристу в Западном полушарии. Только не приезжайте сюда зимой, когда 30-градусные морозы вам напомнят, что, как писал по другому поводу Бродский, "за окном, чай, не Франция".
* Как известно, первые жители Америки отождествляли свои родные земли с каким-нибудь животным. Его изображения вырезали из дерева - эти тотемы стоят в каждом индейском поселке. Тотемный столб подчеркивал чувство неразрывной связи человека с землей, насыщал эту связь магическими ассоциациями. Этот культ давал ощущение таинственного родства с природой. Как мы бы сейчас сказали, тотем служил воспитанию экологического сознания. О том, что Канада - страна по-прежнему экзотически индейская, напоминают декоративные резные столбы-тотемы, украшающие не только резервации, но и обычные торговые центры.
* Лучший обед в Канаде тот, который вы сами себе добыли. Что при обилии рыбы, не так уж сложно. Однако далеко на всегда изощренные в рыбалке профессионалы знают, что делать со свежей рыбой. Часть этих рекордсменов и чемпионов везет замороженную добычу жене, часть - набивают из рыб чучела. Мы с друзьями рыбу ели - жареную, вареную, заливную, в ухе, солянке и в буйабесе, чем несказанно поражали старожилов, питающихся на рыбалке холодным фальшивым зайцем. Профессионализм, как любая страсть к совершенству, имеет свои отрицательные стороны: путаются цели со средствами, отчего забываются даже такие элементарные истины, как та, что рыба хороша в ухе, а не на стене. Продолжение