Иван Толстой:
Каждый год мировой истории - от смерти Сталина и до наших дней - устами Радио Свобода. На нашем календаре сегодня год 1960-й, год сравнительно мирный, чье начало - визит Никиты Хрущева в Америку - звучало вполне примирительно. Несмотря на справедливую журналистскую критику.
Диктор:
Говорит Виктор Франк, специальный корреспондент радиостанции "Свобода" в США. Каковы будут политические результаты пребывания Хрущева в США сейчас сказать еще нельзя. Но за один день своего пребывания в Нью-Йорке Хрущев нажил себе недругов среди одной, весьма влиятельной, группы населения Нью-Йорка - водителей такси. Движение в Нью-Йорке, несмотря на широту улиц и замечательную дисциплину водителей, само по себе вещь трудная из-за ошеломляющего количества машин. Но вчера и сегодня движение вообще несколько раз приостанавливалось, потому что полиция устраивала зеленую улицу для кавалькады машин, сопровождающих Хрущева в его передвижениях по городу. Одну из таких кавалькад мне пришлось видеть. Под вой полицейских сирен десятки черных закрытых лимузинов быстро неслись по внезапно опустевшей улице. По бокам, сзади, спереди машин, между ними неслись конвойные мотоциклисты. Тесное сотрудничество ФБР и КГБ - вещь весьма внушительная. Водитель моего такси, молодой негр, следил за демонстрацией этого сотрудничества с открытым ртом, потом скорбно покачал головой и сказал:
- Мистер Крушчефф, мистер Крушчефф! Что вы делаете с нашим движением!
Вчера, в среду, Хрущев встретился с представителями власти, в Конституции не упомянутой, но имеющей, тем не менее, огромное значение в жизни страны. С печатью. Власть, или, скажем, влияние печати - в это понятие входит, конечно, и радио, и телевидение - в Америке дело весьма реальное. И президент, и члены Конгресса с этой, четвертой, властью считаются. На завтраке, устроенном в его честь в национальном клубе печати в Вашингтоне, Хрущев выступал как бы в столице мощной и отдающей себе отчет в своей мощи державы. Это была для него неизведанная территория, через которую ему приходилось передвигаться на ощупь. И несколько раз он терял дорогу, упускал из виду свой ориентир.
Началось все благополучно. Его речь, продолжавшаяся с переводом около часа, прошла очень гладко. Нового он в ней ничего не сказал, да и не мог сказать, поскольку трудные переговоры или разговоры с президентом Эйзенхауэром только-только начались. Но после речи началась пресс-конференция как таковая. Правда, вопросы задавались только в письменной форме. Вероятно, председатель национального клуба печати отвел слишком уж резкие и бесцеремонные вопросы. И все же два или три раза в ходе пресс-конференции наступали моменты полного взаимного непонимания. Хрущев не мог понять, что печать не заинтересована в официальном протоколе. Скажем, в деликатном обхождении вопросов, неприятных для своего гостя. Он не мог понять того, что не в пример, скажем, "Правде" или "Известиям", печать в Америке не подчинена власти исполнительной, не заинтересована в том, чтобы выполнять инструкции правительства. Он не мог понять, что печать в не коммунистических странах - действительно четвертая власть, что у нее свои функции, не совпадающие с функциями трех других властей. Поэтому он был искренне возмущен, когда ему был задан вопрос о Венгрии. Вот как он ответил на этот вопрос.
Никита Хрущев: Видите, вопрос о Венгрии у некоторых завяз в зубах, как дохлая крыса. И ему и неприятно, и выплюнуть не может. Если вы хотите беседу направить в этом направлении, я вам могу не одну дохлую кошку подбросить, еще, знаете, посвежее, чем вы хотите вопрос поставить о Венгрии.
Диктор: Человек, знакомый с механизмом печати в такой стране, как Америка, не реагировал бы так болезненно, как реагировал Хрущев. Он понял бы, что корреспондент, задавший этот неприятный для гостя вопрос, сделал это не как его личный враг и не как правительственный агент, а как добросовестный журналист. Когда на пресс-конференции в Москве задает вопрос сотрудник "Правды", он делает это с целью содействовать своему правительству. Когда в Вашингтоне задает вопрос сотрудник какой-нибудь американской газеты, он делает это с совершенно иной целью - с целью удовлетворить любопытство своих читателей. Американское общество не монолитно и не претендует на монолитность. Может быть, в ходе своего двухнедельного пребывания в США Хрущев поймет это. Поймет, что сила свободного общества лежит не в насильственно навязанном свыше единстве, а в стихийном взаимодействии сил отдельных людей.
Иван Толстой: 60-й год можно, с известными оговорками, назвать мирным годом простых людей. Да, в Алжире лилась кровь, и бесчинства творились в Конго. Но все же одни большие кризисы уже миновали, другие еще не наступили. Вот пример относительно спокойной сводки новостей.
Диктор: Передаем последние известия. В резолюциях, принятых Конференцией независимых стран Африки в Леопольдвилле указывается, что африканские страны будут посылать свои войска в Конго только в рамках решений ООН.
Пекинская газета "Женьминь жибао" поместила редакционную статью, в которой пишет, что китайский народ должен быть готов строить коммунизм без внешней помощи.
Правительство Южноафриканского союза отменило чрезвычайное положение, введенное в стране пять месяцев тому назад.
Диктор: Пекинская газета "Женьминь жибао" поместила редакционную статью, в которой пишет, что китайский народ должен быть готов идти к коммунизму без внешней помощи. Газета напоминает, что китайские коммунисты пришли к власти в Китае без внешней помощи. А, следовательно, могут обойтись без нее и в дальнейшем. "Женьминь жибао" пишет в заключение: "Китай - великая страна, которую ведет блестящий руководитель Мао Цзедун. Опыт показал, что наша генеральная линия единственно правильная". Одновременно с этим агентство "Юнайтед Пресс Интернейшнл" сообщает, что отъезд советских специалистов из Китая продолжается. Советские специалисты снимаются с ответственных постов. В этом же сообщении агентства говорится, что советское и китайское руководство каждое со своей стороны посылает в другие коммунистические страны своих представителей, цель которых - привлечь партийное руководство этих стран на свою сторону. Так, например, в восточно-европейские страны направляется председатель КНР Лю Шаоцы. По сообщению софийского радио, в настоящее время в Болгарии находится член президиума ЦК КПСС Козлов.
Диктор: По сообщению агентства АДН правительство советской зоны Германии временно ограничило доступ западногерманских граждан в восточный Берлин. Начиная со вчерашнего дня и до воскресенья, западногерманские граждане могут посещать восточный Берлин только по специальным разрешениям. Это ограничение введено в связи с тем, что в эти дни в Западном Берлине проводит свои съезды Западногерманская Лига выселенных из бывших восточных провинций Германии и Западногерманская Организация бывших военнопленных и родственников солдат, пропавших без вести. Выступая в Бонне, представитель западногерманского правительства заявил корреспондентам, что это распоряжение правительства советской зоны Германии незаконно, так как оно противоречит соглашению четырех держав, подписанному в мае 1949 года после окончания советской блокады Берлина. В силу этого соглашения, передвижение между отдельными секторами Берлина не должно подвергаться никаким ограничениям. Одновременно сообщается, что бургомистр западного Берлина Вилли Брандт совещался с военными комендантами американского, английского и французского секторов по поводу создавшегося положения. По последним сообщениям, коменданты английского, американского и французского секторов Берлина направили протест советскому коменданту восточного Берлина по поводу ограничения свободы сообщения между западной и восточной частями города.
Иван Толстой: Год 60-й. Под стать новостям политическим - спокойствие культурной жизни. Впрочем, для тех, кто считает, что Русское Зарубежье уже изучено, вот образчик новостного репортажа из Нью-Йорка - с целым рядом забытых имен.
Диктор: 9 марта в Нью-Йорке в Карнеги-холл начались концерты французского симфонического оркестра Ла Морэ под управлением дирижера Игоря Маркевича. Игорь Маркевич родился в Киеве в 1912 году. Музыкальное образование получил в эмиграции во Франции. Он был учеником Альфреда Корто и композитора Пола Дюка. Игорь Маркевич заслуженно считается одним из лучших дирижеров Европы. Это его второе выступление в Америке. Первый раз он с большим успехом гастролировал в Америке в 55 году, когда дирижировал Бостонским и Филадельфийским симфоническими оркестрами, лучшими в США.
11 марта также в нью-йоркском Карнеги холл состоялся концерт известной русской пианистки Безобразовой. Исполнялись произведения Рахманинова, Черепнина, Моцарта, Листа и Брамса.
14 марта в Карнеги холл состоялся концерт русского пианиста Бенна Моисейвича, приехавшего на гастроли в США из Англии. В сопровождении Нью-йоркского симфонического оркестра он исполнил Императорский концерт Бетховена.
18 марта Моисейвич дал большой концерт в зале Музея Метрополитен. Концерт целиком состоял из произведений Шопена в честь 150-летия со дня рождения композитора.
Театр русской драмы в Нью-Йорке готовит постановку пьесы Афиногенова "Страх". Спектакли начнутся 2 апреля.
Чеховские дни в Нью-Йорке отметил Бруклинский Колледж, где 11 марта состоялся большой вечер. Русские актеры Всеволод Хомицкий, Мария Астрова и Александр Заярный исполнили водевиль Чехова "Медведь". С речами выступили американские искусствоведы на темы: "Модернизм Чехова" и "Влияние Чехова на американский театр".
Иван Толстой: Римская олимпиада - вот, что занимало мир летом 60-го года.
Диктор: Говорит Радиостанция Свобода. Рим. Заметки вокруг Олимпиады. Как известно, женская половина олимпийской деревни отгорожена массивным заграждением и сильно, сильно охраняется. И это разумно. Чтобы поклонники таланта спортсменов не докучали им комплиментами и клятвами в любви и не мешали отдыху и тренировке. Поникнуть туда мужской душе - немыслимо. Но вот трое молодых итальянцев вызвали зависть всего мужского населения Олимпиады. Им удалось первыми проникнуть на запретную территорию. А случилось это так. Кровожадные римские москиты терзают всех спортсменок. Поэтому повелел олимпийский комитет выдать пропуска трем итальянцам-специалистам по химическому уничтожению москитов. Они были встречены восторженными криками всех спортсменок. И как первые мужчины на земле их заповедника, и как избавители от кровососов. Все остальные попытки проникнуть в запретную зону неизменно кончались полным фиаско. А таких попыток было немало. Так, четверо юношей, вооружившись сумками с инструментами, пытались выдать себя за монтеров телефонной сети, но были уведены в полицию. На прошлой неделе один фоторепортер переоделся в женское платье, но, не сделав дюжины шагов по запретной земле, был разоблачен. А один бородатый французский экзистенциалист был застигнут на том, что перебрался через заграждение. На вопрос о том, что он ищет, он ответил дословно так: "Видите ли, борода моя в целости, но я ищу свои усы. Я потерял их где-то".
Среди участников и зрителей Римской олимпиады идет оживленный обмен различными значками. В связи с этим, с одним из заокеанских спортсменов произошел презабавнейший случай. Нацепив на грудь значок, полученный от итальянца, он вошел в трамвай, и ему сейчас же все пассажиры, даже женщины стали уступать свое место. Когда этот спортсмен пересел в автобус, повторилось то же самое. И девушки, и старики вежливо уступали ему место для сидения. Спортсмен был чрезвычайно польщен и решил, что такие почести ему оказывают благодаря значку, свидетельствующему, что он участник Олимпиады. Но спортсмен глубоко ошибался. Значок, который ему шутки ради подарил итальянец, был значком, который в Италии носят инвалиды второй мировой войны.
Во многих итальянских ресторанах в связи с происходящими в Риме 17-ми Олимпийскими играми вошла в моду особая сервировка макаронных блюд. Макароны поливаются томатным соусом так, что на тарелке получается эмблема Олимпийских игр. Пять сплетенных колец.
Иван Толстой: Полвека в эфире. Год 60-й. Архивных пленок все больше. За рамками нашего обзора остается интервью французского режиссера Жана-Луи Барро, поставившего в Париже чеховский "Вишневый сад", литературные заметки итальянского критика Николо Кьяромонте, размышления Георгия Адамовича о Борисе Зайцеве и Михаиле Осоргине. Но не пройдем мимо наиболее характерных передач.
Диктор: Говорит радиостанция "Свобода". В мире идей и образов. Продолжаем радиопередачи, посвященные проблемам открытого общества. На прошлой неделе мы говорили о том, как многие представители русской демократической мысли, борясь за открытое общество, требовали свободы печати и гласности. Поговорим сейчас еще об одном виде свободы, без которой не может быть открытого общества. Что это значит - свобода передвижения?
Диктор: "Что это значит свобода передвижения? Это значит, чтобы крестьянин имел право идти куда хочет, переселяться куда угодно, выбирать любую деревню или любой город, не спрашивая ни у кого разрешения. Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта. В других государствах давно уже нет паспортов".
Диктор: Кто это писал? Кто так боролся за отмену паспортной системы в России? Кто так отстаивал свободу передвижения? Это писал Ленин весной 1903 года в брошюре "К деревенской бедноте". Напечатанная в Женеве, эта брошюра нелегально перевозилась в Россию. В ней Ленин горячо протестовал против того, что в России у власти стоит замкнутая закрытая группа, которая правит бесконтрольно, тайком. Ленин писал:
Диктор: "В России нет выборного правления. Правят те, кто лучше наушничает при царском дворе, кто искусственней подставляет ножку, кто лжет и клевещет царю, льстит и заискивает. Правят тайком. Народ не знает и не может знать, какие законы готовятся, какие войны собираются вести, какие новые налоги вводятся, каких чиновников и за что награждают, каких смещают. Ни в одной стране нет такого множества чиновников, как в России. И чиновники эти стоят перед безвластным народом, как темный лес. Простому рабочему человеку никогда не продраться через этот лес, никогда не добиться правды".
Диктор: Прошло уже 57 лет с тех пор, как Ленин писал эти строки. а они звучат так, будто написаны сегодня. Именно того, чего Ленин требовал от царского правительства в 1903 году, народ вправе требовать сегодня от советского правительства.
Иван Толстой: Полвека в эфире. На нашем календаре - год 1960-й. Его основные события. Наш хроникер - Владимир Тольц.
Владимир Тольц:
- Американский самолет-разведчик У-2, управляемый летчиком Фрэнсисом Гэри Пауэрсом, сбит над территорией СССР. Никита Хрущев использует этот случай, чтобы с первого же дня торпедировать открывшуюся в Париже конференцию четырех держав-победительниц по вопросам европейской безопасности и по Берлину.
- Соединенные Штаты объявляют эмбарго в отношении Кубы, в ответ на что Советский Союз обязуется покупать кубинский сахар. Хрущев намекает на реальную угрозу войны в случае американской агрессии на Кубе.
- Режим Патриса Лумумбы в Бельгийском Конго поддержан Советским Союзом.
- В связи со взаимной партийной критикой, из Китая отзываются все советские специалисты и технический персонал.
- Израильская разведка обнаруживает в Аргентине одного из главных нацистских преступников - Адольфа Эйхмана, организатора уничтожения миллионов евреев. Эйхмана втайне вывозят в Израиль, судят и приговаривают к смертной казни.
- 2472 советских гражданина эмигрирует в США.
- В Москву возвращается из эмиграции прозаик Владимир Сосинский.
- Просоветская газета "Русский голос", выходящая в Нью-Йорке, печатает открытое письмо Василия Шульгина с призывом к эмигрантам - возвращаться на родину. Многие эмигранты считают, что письмо недавно выпущенного из советской тюрьмы Шульгина составлено на Лубянке.
- На киноэкраны выходит фильм Альфреда Хичкока "Психо". Печатаются романы "Кролик, беги" Джона Апдайка и "Убить пересмешника" Харпер Ли.
- Уильям Ширер публикует историческое исследование "Взлет и падение Третьего Рейха".
- Нобелевский лауреат по литературе писатель Альбер Камю гибнет в автокатастрофе под Парижем.
- Музыкальный журнал "Биллборд" в качестве песни года ставит на первое место композицию "It's Now or Never".
(Звучит песня Элвиса Пресли "It's Now or Never").
Иван Толстой: В 60-м году в подмосковном Переделкине умирает Борис Пастернак. С некрологом у микрофона Александра Толстая.
Александра Толстая: Смерть Бориса Пастернака потрясла русских людей за рубежом. Его роман "Доктор Живаго" облетел свободный мир в подлиннике и переводах. Мало знают Бориса Пастернака лишь в России, где его роман был запрещен. И советская власть даже не разрешила, к удивлению всего литературного мира, талантливому писателю получить присужденную ему Нобелевскую премию. Горько, обидно и стыдно сознавать, что русским людям, которым Пастернак должен быть ближе всего, еще не дано было узнать большого писателя и поэта, вышедшего из их же среды, впитавшего в себя все особенности русского народа с его силой и с его слабостями, его веру в лучшее будущее, выросшего среди русской природы, которую он с такой любовью и с таким мастерством описывает в своих произведениях. Пастернак - идеалист и поэт - обладал даром жизни. Верой в дух божий в человеке, верой в Христа, верой в бессмертие проникнуты его писания.
Иван Толстой: Отец Александр Шмеман. Поминальное слово.
Александр Шмеман:
Умер Пастернак. И как бы далеко ни находились мы от места его погребения, мы все сейчас духовно, мысленно предстоим его гробу. С молитвой и любовью. С печальной и, вместе с тем, с благодарной мыслью о нем самом , о его жизни и служении.
Умер поэт. То есть человек, имевший один из величайших даров, отпускаемых человеку. Дар слова. Дар воплощения красоты и правды. Поэт, поведавший нам о торжествующей чистоте существования, о тайном и высоком смысле жизни, о человеке и его духовной творческой судьбе.
Умер русский человек, который любил родину беззаветной, но зрячей любовью. И нам помогший по-новому увидеть и по-новому полюбить ее.
Еврей, он принадлежал к народу, издревле рождавшему в мир пророков, страдальцев и безумцев, не согласных примириться ни на чем, кроме последней правды. И он остался верен этой глубочайшей сущности еврейского призвания. И всей своей жизнью выполнил его.
Умер христианин, не побоявшийся исповедать имя Христа в дни отступления от него и сказавший просто и твердо перед лицом всего мира, что нужно быть верным Христу.
И, наконец, умер большой человек. Большой тем, что нашел в себе видения и слова, нужные всем людям, близкие всем людям, сказанные всем и за всех.
Кто может, пусть помолится о его светлой душе.
Иван Толстой: Радио Свобода прощалось с Пастернаком не только в эфире. Сотрудникам нашего нью-йоркского бюро принадлежала еще одна инициатива. Джин Сосин, директор нью-йоркского отделения, в своей книге "Искры свободы" (Sparks of Liberty: An Insider's Memoir of Radio Liberty. The Pennsylvania State University Press, 1999) вспоминает:
Диктор: Когда в мае 60-го года стало известно о кончине Бориса Пастернака, журналист Айзек Дон Левин был как раз в Нью-Йорке. Он, Борис Шуб и я, мы вместе стали обдумывать, что же еще можно было бы сделать в память о писателе, кроме наших радиопередач. И Левин предложил обратиться к американским писателям с идеей возложения венка из живых цветов на могилу Пастернака в день похорон. Я связался с американским ПЕН-Центром, и распоряжение было отправлено в посольство США в Москву. Потом уже мы узнали, что венок был помещен на видное место и вызвал сочувственную благодарность скорбящих, одним из которых был Андрей Синявский.
Иван Толстой: Чего не знал и не мог в те дни знать Джин Сосин, так это того, что тот самый Андрей Синявский, никого не спросясь, уже присутствовал на волнах Свободы. Правда, еще безымянно, даже без псевдонима Абрам Терц.
Диктор (Екатерина Горина): Говорит Радиостанция Свобода. Сегодня мы заканчиваем чтение сатирической повести молодого советского писателя "Суд идет". Повесть эта, как мы уже говорили, была доставлена за границу в редакцию выходящего в Париже польского журнала "Культура" осенью прошлого года. С тех пор она вышла в переводах на нескольких европейских языках - польском, английском, французском и итальянском. Мы передаем текст русского оригинала повести. Сегодняшняя заключительная часть повести начинается с описания похорон Сталина.
Иван Толстой: Итак, "Суд идет". Читает Виктор Франк.
Диктор (Виктор Франк): Как это могло случиться, прокурор плохо понимал. Он стоял чинно вместе со всеми, ожидая, когда будут пускать, и вдруг увидел, что толпа несет его, вращая по спирали, через площадь к узкому, точно траншея, проходу. Стоило добраться туда, и открывался прямой путь к центру города, где в цветах, на постаменте покоился усопший хозяин. И прокурор по мере сил помогал тащить себя в этом направлении, хотя перебирать ногами в темноте было так же затруднительно, как говорить с набитым ртом. Но чем ближе и быстрее продвигался он к цели, тем больше его относило в сторону, а спираль, закручиваясь до предела, валила с ног. Люди лезли друг через друга и, спотыкаясь, падали. На место одного опрокинутого вставало пятеро свежих, и борьба затухала. Каждый стремился проникнуть в узкий, точно траншея, проход. Прокурор был слишком солиден, чтобы принимать участие в свалке, он не лез, не толкался, не произносил бранных слов. Но чья-то могучая рука, шириною во всю эту площадь схватила его поперек тела, стиснула в кулаке так, что он едва не задохся, и, чуть приподняв над землей, пошла гвоздить направо и налево. "Пусти! Мне больно! - стонал прокурор, - здесь всё свои, они не в чем не виноваты, здесь много женщин, детей, есть даже инвалиды войны, что принесли тебе славу". Но рука не выпускала его из цепких, намертво сжатых пальцев. Скорбя и ожесточаясь, она била и била им, как дубиной, воющую от боли толпу.
Диктор (Екатерина Горина): Читал повесть Виктор Франк.
Иван Толстой: Полвека в эфире. Год 60-й. С образованием государства Израиль и объявлением иврита официальным языком, второй еврейский язык - язык диаспоры, идиш - отходил на второй план, становясь языком частной жизни и домашних традиций. В 70-е годы, когда на Радио Свобода появится постоянная программа о еврейской культурной и общественной жизни, песни в ней будут звучать на государственном языке - на иврите, и пасхальная передача 60-го года, которую вы сейчас услышите, будет вспоминаться ностальгически, почти как фольклор. (Звучат песни на идиш. Диктор переводит некоторые куплеты):
Когда наступает праздник,
Я откладываю в сторону ножницы
И не ищу больше работы.
Дети не шумят, тихо играют.
Когда я прихожу из синагоги,
Я благословляю вино.
(Звучит песня "Следующий год в Иерусалиме!")
Диктор:
Скажи, Ханеле, сердце мое,
А не осталось ли чего вкусного на столе?
Иван Толстой: Передача с песнями на идиш подготовлена в нашей нью-йоркской студии. Остаемся в Нью-Йорке. 60-й год. Художественная жизнь. Простые люди мирного года. Имена, неизвестные советскому слушателю тогда, неизвестные российскому слушателю и сейчас.
Диктор: Говорит Радиостанция Свобода. Поговорим теперь о русских художниках в Нью-Йорке. Наш нью-йоркский корреспондент посетил художника Анатолия Григорьевича Гороховца. Анатолий Гороховец принимал участие в осенней художественной выставке в Гринвич Виллидже. Такие выставки под открытым небом устраиваются там каждую осень вот уже в течение 28 лет. Первая выставка была устроена в 32 году. В выставке обычно принимают участие до пятисот художников. Они развешивают свои картины на фасадах домов и на заборах маленьких палисадников. Корреспондент Радиостанции Свобода записал впечатления художника Гороховца об этой выставке.
Анатолий Гороховец: Осенью мне довелось участвовать в художественной выставке в Гринвич Виллидже. Гринвич Виллидж - это район Нью-Йорка, охватывающий площадь Вашингтона и прилегающих к ней улиц. Примечателен он тем, что там живут артисты, музыканты, живописцы, скульпторы, художественная интеллигенция Нью-Йорка. Достаточно взять каталог этой осенней выставки. В нем много русских имен: Владимр Лазарев, Сергей Росоловский, Николай Пашкевич и другие. Некоторые работы русских художников, представленных на выставке в Гринвич Виллидже, удостоились премий и почетных отзывов. Вот картина Владимира Лазарева "Площадь Пигаль". На ней яркая лента с надписью: "Почетный диплом первой степени". Это городской пейзаж, одна из площадей Парижа. Картина другого русского художника Сергея Росоловского получила вторую премию.
Иван Толстой: Полвека в эфире. 60-й год. В объявлениях Радио Свобода постоянно встречается указание на непривычную длину волны - 75 метров. Вещание на ней и не было предназначено для московского, ленинградского или новосибирского слушателя. Сигнал распространялся максимально на 300-400 километров. 75-метровую волну ловили только в Восточной Германии, так что с точки зрения истории передачи такой Свободы не просто забыты, но совершенно в России неизвестны.
Диктор: Меня зовут Андрей Патрашин.
Иван Толстой: Голос Андрея Патрашина сразу выдает хорошо нам известного Леонида Пылаева.
Андрей Патрашин: Объявляя нашу сегодняшнюю программу, мы обещали вам музыкальные номера. Вы прослушаете сейчас записанный на пленку джазовый квинтет Чико Хамильтона, состоящий из виолончели, флейты, кларнета, гитары и контрабаса. Но прежде, чем включить музыку, я должен вас предупредить, что сам прослушал эти джазовые вещи только полчаса тому назад. Мне их порекомендовал мой коллега Константин. Дело в том, что со словом джаз у некоторых любителей музыки принято ассоциировать невероятный шум и треск, называемый попросту музыкальной неразберихой. Вещи, которые мы рекомендуем вам сегодня, несколько иного содержания, но путь лучше мой коллега Константин сам скажет, в чем оригинальность этих вещей.
Эрнст Константин: То, что мне хотелось бы сегодня вам сыграть, это джаз совершенно иного и нового вида. Это культурный джаз. Это джаз, который сильно приближается к камерной музыке. Само сочетание инструментов и сама музыка это доказывают. Техник, будьте любезны.
Александр Патрашин: Как это вам понравилось? А вот скажите, пожалуйста, имеется ли какой-нибудь смысл в сочетании этих новых для джаза инструментов?
Эрнст Константин: Я думаю, что да. Потому что как раз именно эти инструменты приближают эту музыку к камерной музыке. Может, вы заметили, что эта музыка стоит под влиянием Баха, под влиянием контрапунктовой музыки. И звучит не так дико, как джаз с саксофонами, с трубами. Она именно смягчает джаз.
Александр Патрашин: А в чем будет состоять отличие второй вещи от той, которую мы только что сыграли?
Эрнст Константин: Я бы так сказал: в этой вещи мы еще чувствовали ритм. А этот второй кусочек еще больше отличается от того, что мы привыкли называть джазом. Там вы синкопов почти больше не услышите. Чтобы узнать, что это джаз, вы должны прислушиваться, как играет контрабас. Контрабас четко еще играет джазовый ритм.
Александр Патрашин: Значит, под эту музыку тоже можно танцевать!
Диктор:
Говорит Виктор Франк, специальный корреспондент радиостанции "Свобода" в США. Каковы будут политические результаты пребывания Хрущева в США сейчас сказать еще нельзя. Но за один день своего пребывания в Нью-Йорке Хрущев нажил себе недругов среди одной, весьма влиятельной, группы населения Нью-Йорка - водителей такси. Движение в Нью-Йорке, несмотря на широту улиц и замечательную дисциплину водителей, само по себе вещь трудная из-за ошеломляющего количества машин. Но вчера и сегодня движение вообще несколько раз приостанавливалось, потому что полиция устраивала зеленую улицу для кавалькады машин, сопровождающих Хрущева в его передвижениях по городу. Одну из таких кавалькад мне пришлось видеть. Под вой полицейских сирен десятки черных закрытых лимузинов быстро неслись по внезапно опустевшей улице. По бокам, сзади, спереди машин, между ними неслись конвойные мотоциклисты. Тесное сотрудничество ФБР и КГБ - вещь весьма внушительная. Водитель моего такси, молодой негр, следил за демонстрацией этого сотрудничества с открытым ртом, потом скорбно покачал головой и сказал:
- Мистер Крушчефф, мистер Крушчефф! Что вы делаете с нашим движением!
Вчера, в среду, Хрущев встретился с представителями власти, в Конституции не упомянутой, но имеющей, тем не менее, огромное значение в жизни страны. С печатью. Власть, или, скажем, влияние печати - в это понятие входит, конечно, и радио, и телевидение - в Америке дело весьма реальное. И президент, и члены Конгресса с этой, четвертой, властью считаются. На завтраке, устроенном в его честь в национальном клубе печати в Вашингтоне, Хрущев выступал как бы в столице мощной и отдающей себе отчет в своей мощи державы. Это была для него неизведанная территория, через которую ему приходилось передвигаться на ощупь. И несколько раз он терял дорогу, упускал из виду свой ориентир.
Началось все благополучно. Его речь, продолжавшаяся с переводом около часа, прошла очень гладко. Нового он в ней ничего не сказал, да и не мог сказать, поскольку трудные переговоры или разговоры с президентом Эйзенхауэром только-только начались. Но после речи началась пресс-конференция как таковая. Правда, вопросы задавались только в письменной форме. Вероятно, председатель национального клуба печати отвел слишком уж резкие и бесцеремонные вопросы. И все же два или три раза в ходе пресс-конференции наступали моменты полного взаимного непонимания. Хрущев не мог понять, что печать не заинтересована в официальном протоколе. Скажем, в деликатном обхождении вопросов, неприятных для своего гостя. Он не мог понять того, что не в пример, скажем, "Правде" или "Известиям", печать в Америке не подчинена власти исполнительной, не заинтересована в том, чтобы выполнять инструкции правительства. Он не мог понять, что печать в не коммунистических странах - действительно четвертая власть, что у нее свои функции, не совпадающие с функциями трех других властей. Поэтому он был искренне возмущен, когда ему был задан вопрос о Венгрии. Вот как он ответил на этот вопрос.
Никита Хрущев: Видите, вопрос о Венгрии у некоторых завяз в зубах, как дохлая крыса. И ему и неприятно, и выплюнуть не может. Если вы хотите беседу направить в этом направлении, я вам могу не одну дохлую кошку подбросить, еще, знаете, посвежее, чем вы хотите вопрос поставить о Венгрии.
Диктор: Человек, знакомый с механизмом печати в такой стране, как Америка, не реагировал бы так болезненно, как реагировал Хрущев. Он понял бы, что корреспондент, задавший этот неприятный для гостя вопрос, сделал это не как его личный враг и не как правительственный агент, а как добросовестный журналист. Когда на пресс-конференции в Москве задает вопрос сотрудник "Правды", он делает это с целью содействовать своему правительству. Когда в Вашингтоне задает вопрос сотрудник какой-нибудь американской газеты, он делает это с совершенно иной целью - с целью удовлетворить любопытство своих читателей. Американское общество не монолитно и не претендует на монолитность. Может быть, в ходе своего двухнедельного пребывания в США Хрущев поймет это. Поймет, что сила свободного общества лежит не в насильственно навязанном свыше единстве, а в стихийном взаимодействии сил отдельных людей.
Иван Толстой: 60-й год можно, с известными оговорками, назвать мирным годом простых людей. Да, в Алжире лилась кровь, и бесчинства творились в Конго. Но все же одни большие кризисы уже миновали, другие еще не наступили. Вот пример относительно спокойной сводки новостей.
Диктор: Передаем последние известия. В резолюциях, принятых Конференцией независимых стран Африки в Леопольдвилле указывается, что африканские страны будут посылать свои войска в Конго только в рамках решений ООН.
Пекинская газета "Женьминь жибао" поместила редакционную статью, в которой пишет, что китайский народ должен быть готов строить коммунизм без внешней помощи.
Правительство Южноафриканского союза отменило чрезвычайное положение, введенное в стране пять месяцев тому назад.
Диктор: Пекинская газета "Женьминь жибао" поместила редакционную статью, в которой пишет, что китайский народ должен быть готов идти к коммунизму без внешней помощи. Газета напоминает, что китайские коммунисты пришли к власти в Китае без внешней помощи. А, следовательно, могут обойтись без нее и в дальнейшем. "Женьминь жибао" пишет в заключение: "Китай - великая страна, которую ведет блестящий руководитель Мао Цзедун. Опыт показал, что наша генеральная линия единственно правильная". Одновременно с этим агентство "Юнайтед Пресс Интернейшнл" сообщает, что отъезд советских специалистов из Китая продолжается. Советские специалисты снимаются с ответственных постов. В этом же сообщении агентства говорится, что советское и китайское руководство каждое со своей стороны посылает в другие коммунистические страны своих представителей, цель которых - привлечь партийное руководство этих стран на свою сторону. Так, например, в восточно-европейские страны направляется председатель КНР Лю Шаоцы. По сообщению софийского радио, в настоящее время в Болгарии находится член президиума ЦК КПСС Козлов.
Диктор: По сообщению агентства АДН правительство советской зоны Германии временно ограничило доступ западногерманских граждан в восточный Берлин. Начиная со вчерашнего дня и до воскресенья, западногерманские граждане могут посещать восточный Берлин только по специальным разрешениям. Это ограничение введено в связи с тем, что в эти дни в Западном Берлине проводит свои съезды Западногерманская Лига выселенных из бывших восточных провинций Германии и Западногерманская Организация бывших военнопленных и родственников солдат, пропавших без вести. Выступая в Бонне, представитель западногерманского правительства заявил корреспондентам, что это распоряжение правительства советской зоны Германии незаконно, так как оно противоречит соглашению четырех держав, подписанному в мае 1949 года после окончания советской блокады Берлина. В силу этого соглашения, передвижение между отдельными секторами Берлина не должно подвергаться никаким ограничениям. Одновременно сообщается, что бургомистр западного Берлина Вилли Брандт совещался с военными комендантами американского, английского и французского секторов по поводу создавшегося положения. По последним сообщениям, коменданты английского, американского и французского секторов Берлина направили протест советскому коменданту восточного Берлина по поводу ограничения свободы сообщения между западной и восточной частями города.
Иван Толстой: Год 60-й. Под стать новостям политическим - спокойствие культурной жизни. Впрочем, для тех, кто считает, что Русское Зарубежье уже изучено, вот образчик новостного репортажа из Нью-Йорка - с целым рядом забытых имен.
Диктор: 9 марта в Нью-Йорке в Карнеги-холл начались концерты французского симфонического оркестра Ла Морэ под управлением дирижера Игоря Маркевича. Игорь Маркевич родился в Киеве в 1912 году. Музыкальное образование получил в эмиграции во Франции. Он был учеником Альфреда Корто и композитора Пола Дюка. Игорь Маркевич заслуженно считается одним из лучших дирижеров Европы. Это его второе выступление в Америке. Первый раз он с большим успехом гастролировал в Америке в 55 году, когда дирижировал Бостонским и Филадельфийским симфоническими оркестрами, лучшими в США.
11 марта также в нью-йоркском Карнеги холл состоялся концерт известной русской пианистки Безобразовой. Исполнялись произведения Рахманинова, Черепнина, Моцарта, Листа и Брамса.
14 марта в Карнеги холл состоялся концерт русского пианиста Бенна Моисейвича, приехавшего на гастроли в США из Англии. В сопровождении Нью-йоркского симфонического оркестра он исполнил Императорский концерт Бетховена.
18 марта Моисейвич дал большой концерт в зале Музея Метрополитен. Концерт целиком состоял из произведений Шопена в честь 150-летия со дня рождения композитора.
Театр русской драмы в Нью-Йорке готовит постановку пьесы Афиногенова "Страх". Спектакли начнутся 2 апреля.
Чеховские дни в Нью-Йорке отметил Бруклинский Колледж, где 11 марта состоялся большой вечер. Русские актеры Всеволод Хомицкий, Мария Астрова и Александр Заярный исполнили водевиль Чехова "Медведь". С речами выступили американские искусствоведы на темы: "Модернизм Чехова" и "Влияние Чехова на американский театр".
Иван Толстой: Римская олимпиада - вот, что занимало мир летом 60-го года.
Диктор: Говорит Радиостанция Свобода. Рим. Заметки вокруг Олимпиады. Как известно, женская половина олимпийской деревни отгорожена массивным заграждением и сильно, сильно охраняется. И это разумно. Чтобы поклонники таланта спортсменов не докучали им комплиментами и клятвами в любви и не мешали отдыху и тренировке. Поникнуть туда мужской душе - немыслимо. Но вот трое молодых итальянцев вызвали зависть всего мужского населения Олимпиады. Им удалось первыми проникнуть на запретную территорию. А случилось это так. Кровожадные римские москиты терзают всех спортсменок. Поэтому повелел олимпийский комитет выдать пропуска трем итальянцам-специалистам по химическому уничтожению москитов. Они были встречены восторженными криками всех спортсменок. И как первые мужчины на земле их заповедника, и как избавители от кровососов. Все остальные попытки проникнуть в запретную зону неизменно кончались полным фиаско. А таких попыток было немало. Так, четверо юношей, вооружившись сумками с инструментами, пытались выдать себя за монтеров телефонной сети, но были уведены в полицию. На прошлой неделе один фоторепортер переоделся в женское платье, но, не сделав дюжины шагов по запретной земле, был разоблачен. А один бородатый французский экзистенциалист был застигнут на том, что перебрался через заграждение. На вопрос о том, что он ищет, он ответил дословно так: "Видите ли, борода моя в целости, но я ищу свои усы. Я потерял их где-то".
Среди участников и зрителей Римской олимпиады идет оживленный обмен различными значками. В связи с этим, с одним из заокеанских спортсменов произошел презабавнейший случай. Нацепив на грудь значок, полученный от итальянца, он вошел в трамвай, и ему сейчас же все пассажиры, даже женщины стали уступать свое место. Когда этот спортсмен пересел в автобус, повторилось то же самое. И девушки, и старики вежливо уступали ему место для сидения. Спортсмен был чрезвычайно польщен и решил, что такие почести ему оказывают благодаря значку, свидетельствующему, что он участник Олимпиады. Но спортсмен глубоко ошибался. Значок, который ему шутки ради подарил итальянец, был значком, который в Италии носят инвалиды второй мировой войны.
Во многих итальянских ресторанах в связи с происходящими в Риме 17-ми Олимпийскими играми вошла в моду особая сервировка макаронных блюд. Макароны поливаются томатным соусом так, что на тарелке получается эмблема Олимпийских игр. Пять сплетенных колец.
Иван Толстой: Полвека в эфире. Год 60-й. Архивных пленок все больше. За рамками нашего обзора остается интервью французского режиссера Жана-Луи Барро, поставившего в Париже чеховский "Вишневый сад", литературные заметки итальянского критика Николо Кьяромонте, размышления Георгия Адамовича о Борисе Зайцеве и Михаиле Осоргине. Но не пройдем мимо наиболее характерных передач.
Диктор: Говорит радиостанция "Свобода". В мире идей и образов. Продолжаем радиопередачи, посвященные проблемам открытого общества. На прошлой неделе мы говорили о том, как многие представители русской демократической мысли, борясь за открытое общество, требовали свободы печати и гласности. Поговорим сейчас еще об одном виде свободы, без которой не может быть открытого общества. Что это значит - свобода передвижения?
Диктор: "Что это значит свобода передвижения? Это значит, чтобы крестьянин имел право идти куда хочет, переселяться куда угодно, выбирать любую деревню или любой город, не спрашивая ни у кого разрешения. Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта. В других государствах давно уже нет паспортов".
Диктор: Кто это писал? Кто так боролся за отмену паспортной системы в России? Кто так отстаивал свободу передвижения? Это писал Ленин весной 1903 года в брошюре "К деревенской бедноте". Напечатанная в Женеве, эта брошюра нелегально перевозилась в Россию. В ней Ленин горячо протестовал против того, что в России у власти стоит замкнутая закрытая группа, которая правит бесконтрольно, тайком. Ленин писал:
Диктор: "В России нет выборного правления. Правят те, кто лучше наушничает при царском дворе, кто искусственней подставляет ножку, кто лжет и клевещет царю, льстит и заискивает. Правят тайком. Народ не знает и не может знать, какие законы готовятся, какие войны собираются вести, какие новые налоги вводятся, каких чиновников и за что награждают, каких смещают. Ни в одной стране нет такого множества чиновников, как в России. И чиновники эти стоят перед безвластным народом, как темный лес. Простому рабочему человеку никогда не продраться через этот лес, никогда не добиться правды".
Диктор: Прошло уже 57 лет с тех пор, как Ленин писал эти строки. а они звучат так, будто написаны сегодня. Именно того, чего Ленин требовал от царского правительства в 1903 году, народ вправе требовать сегодня от советского правительства.
Иван Толстой: Полвека в эфире. На нашем календаре - год 1960-й. Его основные события. Наш хроникер - Владимир Тольц.
Владимир Тольц:
- Американский самолет-разведчик У-2, управляемый летчиком Фрэнсисом Гэри Пауэрсом, сбит над территорией СССР. Никита Хрущев использует этот случай, чтобы с первого же дня торпедировать открывшуюся в Париже конференцию четырех держав-победительниц по вопросам европейской безопасности и по Берлину.
- Соединенные Штаты объявляют эмбарго в отношении Кубы, в ответ на что Советский Союз обязуется покупать кубинский сахар. Хрущев намекает на реальную угрозу войны в случае американской агрессии на Кубе.
- Режим Патриса Лумумбы в Бельгийском Конго поддержан Советским Союзом.
- В связи со взаимной партийной критикой, из Китая отзываются все советские специалисты и технический персонал.
- Израильская разведка обнаруживает в Аргентине одного из главных нацистских преступников - Адольфа Эйхмана, организатора уничтожения миллионов евреев. Эйхмана втайне вывозят в Израиль, судят и приговаривают к смертной казни.
- 2472 советских гражданина эмигрирует в США.
- В Москву возвращается из эмиграции прозаик Владимир Сосинский.
- Просоветская газета "Русский голос", выходящая в Нью-Йорке, печатает открытое письмо Василия Шульгина с призывом к эмигрантам - возвращаться на родину. Многие эмигранты считают, что письмо недавно выпущенного из советской тюрьмы Шульгина составлено на Лубянке.
- На киноэкраны выходит фильм Альфреда Хичкока "Психо". Печатаются романы "Кролик, беги" Джона Апдайка и "Убить пересмешника" Харпер Ли.
- Уильям Ширер публикует историческое исследование "Взлет и падение Третьего Рейха".
- Нобелевский лауреат по литературе писатель Альбер Камю гибнет в автокатастрофе под Парижем.
- Музыкальный журнал "Биллборд" в качестве песни года ставит на первое место композицию "It's Now or Never".
(Звучит песня Элвиса Пресли "It's Now or Never").
Иван Толстой: В 60-м году в подмосковном Переделкине умирает Борис Пастернак. С некрологом у микрофона Александра Толстая.
Александра Толстая: Смерть Бориса Пастернака потрясла русских людей за рубежом. Его роман "Доктор Живаго" облетел свободный мир в подлиннике и переводах. Мало знают Бориса Пастернака лишь в России, где его роман был запрещен. И советская власть даже не разрешила, к удивлению всего литературного мира, талантливому писателю получить присужденную ему Нобелевскую премию. Горько, обидно и стыдно сознавать, что русским людям, которым Пастернак должен быть ближе всего, еще не дано было узнать большого писателя и поэта, вышедшего из их же среды, впитавшего в себя все особенности русского народа с его силой и с его слабостями, его веру в лучшее будущее, выросшего среди русской природы, которую он с такой любовью и с таким мастерством описывает в своих произведениях. Пастернак - идеалист и поэт - обладал даром жизни. Верой в дух божий в человеке, верой в Христа, верой в бессмертие проникнуты его писания.
Иван Толстой: Отец Александр Шмеман. Поминальное слово.
Александр Шмеман:
Умер Пастернак. И как бы далеко ни находились мы от места его погребения, мы все сейчас духовно, мысленно предстоим его гробу. С молитвой и любовью. С печальной и, вместе с тем, с благодарной мыслью о нем самом , о его жизни и служении.
Умер поэт. То есть человек, имевший один из величайших даров, отпускаемых человеку. Дар слова. Дар воплощения красоты и правды. Поэт, поведавший нам о торжествующей чистоте существования, о тайном и высоком смысле жизни, о человеке и его духовной творческой судьбе.
Умер русский человек, который любил родину беззаветной, но зрячей любовью. И нам помогший по-новому увидеть и по-новому полюбить ее.
Еврей, он принадлежал к народу, издревле рождавшему в мир пророков, страдальцев и безумцев, не согласных примириться ни на чем, кроме последней правды. И он остался верен этой глубочайшей сущности еврейского призвания. И всей своей жизнью выполнил его.
Умер христианин, не побоявшийся исповедать имя Христа в дни отступления от него и сказавший просто и твердо перед лицом всего мира, что нужно быть верным Христу.
И, наконец, умер большой человек. Большой тем, что нашел в себе видения и слова, нужные всем людям, близкие всем людям, сказанные всем и за всех.
Кто может, пусть помолится о его светлой душе.
Иван Толстой: Радио Свобода прощалось с Пастернаком не только в эфире. Сотрудникам нашего нью-йоркского бюро принадлежала еще одна инициатива. Джин Сосин, директор нью-йоркского отделения, в своей книге "Искры свободы" (Sparks of Liberty: An Insider's Memoir of Radio Liberty. The Pennsylvania State University Press, 1999) вспоминает:
Диктор: Когда в мае 60-го года стало известно о кончине Бориса Пастернака, журналист Айзек Дон Левин был как раз в Нью-Йорке. Он, Борис Шуб и я, мы вместе стали обдумывать, что же еще можно было бы сделать в память о писателе, кроме наших радиопередач. И Левин предложил обратиться к американским писателям с идеей возложения венка из живых цветов на могилу Пастернака в день похорон. Я связался с американским ПЕН-Центром, и распоряжение было отправлено в посольство США в Москву. Потом уже мы узнали, что венок был помещен на видное место и вызвал сочувственную благодарность скорбящих, одним из которых был Андрей Синявский.
Иван Толстой: Чего не знал и не мог в те дни знать Джин Сосин, так это того, что тот самый Андрей Синявский, никого не спросясь, уже присутствовал на волнах Свободы. Правда, еще безымянно, даже без псевдонима Абрам Терц.
Диктор (Екатерина Горина): Говорит Радиостанция Свобода. Сегодня мы заканчиваем чтение сатирической повести молодого советского писателя "Суд идет". Повесть эта, как мы уже говорили, была доставлена за границу в редакцию выходящего в Париже польского журнала "Культура" осенью прошлого года. С тех пор она вышла в переводах на нескольких европейских языках - польском, английском, французском и итальянском. Мы передаем текст русского оригинала повести. Сегодняшняя заключительная часть повести начинается с описания похорон Сталина.
Иван Толстой: Итак, "Суд идет". Читает Виктор Франк.
Диктор (Виктор Франк): Как это могло случиться, прокурор плохо понимал. Он стоял чинно вместе со всеми, ожидая, когда будут пускать, и вдруг увидел, что толпа несет его, вращая по спирали, через площадь к узкому, точно траншея, проходу. Стоило добраться туда, и открывался прямой путь к центру города, где в цветах, на постаменте покоился усопший хозяин. И прокурор по мере сил помогал тащить себя в этом направлении, хотя перебирать ногами в темноте было так же затруднительно, как говорить с набитым ртом. Но чем ближе и быстрее продвигался он к цели, тем больше его относило в сторону, а спираль, закручиваясь до предела, валила с ног. Люди лезли друг через друга и, спотыкаясь, падали. На место одного опрокинутого вставало пятеро свежих, и борьба затухала. Каждый стремился проникнуть в узкий, точно траншея, проход. Прокурор был слишком солиден, чтобы принимать участие в свалке, он не лез, не толкался, не произносил бранных слов. Но чья-то могучая рука, шириною во всю эту площадь схватила его поперек тела, стиснула в кулаке так, что он едва не задохся, и, чуть приподняв над землей, пошла гвоздить направо и налево. "Пусти! Мне больно! - стонал прокурор, - здесь всё свои, они не в чем не виноваты, здесь много женщин, детей, есть даже инвалиды войны, что принесли тебе славу". Но рука не выпускала его из цепких, намертво сжатых пальцев. Скорбя и ожесточаясь, она била и била им, как дубиной, воющую от боли толпу.
Диктор (Екатерина Горина): Читал повесть Виктор Франк.
Иван Толстой: Полвека в эфире. Год 60-й. С образованием государства Израиль и объявлением иврита официальным языком, второй еврейский язык - язык диаспоры, идиш - отходил на второй план, становясь языком частной жизни и домашних традиций. В 70-е годы, когда на Радио Свобода появится постоянная программа о еврейской культурной и общественной жизни, песни в ней будут звучать на государственном языке - на иврите, и пасхальная передача 60-го года, которую вы сейчас услышите, будет вспоминаться ностальгически, почти как фольклор. (Звучат песни на идиш. Диктор переводит некоторые куплеты):
Когда наступает праздник,
Я откладываю в сторону ножницы
И не ищу больше работы.
Дети не шумят, тихо играют.
Когда я прихожу из синагоги,
Я благословляю вино.
(Звучит песня "Следующий год в Иерусалиме!")
Диктор:
Скажи, Ханеле, сердце мое,
А не осталось ли чего вкусного на столе?
Иван Толстой: Передача с песнями на идиш подготовлена в нашей нью-йоркской студии. Остаемся в Нью-Йорке. 60-й год. Художественная жизнь. Простые люди мирного года. Имена, неизвестные советскому слушателю тогда, неизвестные российскому слушателю и сейчас.
Диктор: Говорит Радиостанция Свобода. Поговорим теперь о русских художниках в Нью-Йорке. Наш нью-йоркский корреспондент посетил художника Анатолия Григорьевича Гороховца. Анатолий Гороховец принимал участие в осенней художественной выставке в Гринвич Виллидже. Такие выставки под открытым небом устраиваются там каждую осень вот уже в течение 28 лет. Первая выставка была устроена в 32 году. В выставке обычно принимают участие до пятисот художников. Они развешивают свои картины на фасадах домов и на заборах маленьких палисадников. Корреспондент Радиостанции Свобода записал впечатления художника Гороховца об этой выставке.
Анатолий Гороховец: Осенью мне довелось участвовать в художественной выставке в Гринвич Виллидже. Гринвич Виллидж - это район Нью-Йорка, охватывающий площадь Вашингтона и прилегающих к ней улиц. Примечателен он тем, что там живут артисты, музыканты, живописцы, скульпторы, художественная интеллигенция Нью-Йорка. Достаточно взять каталог этой осенней выставки. В нем много русских имен: Владимр Лазарев, Сергей Росоловский, Николай Пашкевич и другие. Некоторые работы русских художников, представленных на выставке в Гринвич Виллидже, удостоились премий и почетных отзывов. Вот картина Владимира Лазарева "Площадь Пигаль". На ней яркая лента с надписью: "Почетный диплом первой степени". Это городской пейзаж, одна из площадей Парижа. Картина другого русского художника Сергея Росоловского получила вторую премию.
Иван Толстой: Полвека в эфире. 60-й год. В объявлениях Радио Свобода постоянно встречается указание на непривычную длину волны - 75 метров. Вещание на ней и не было предназначено для московского, ленинградского или новосибирского слушателя. Сигнал распространялся максимально на 300-400 километров. 75-метровую волну ловили только в Восточной Германии, так что с точки зрения истории передачи такой Свободы не просто забыты, но совершенно в России неизвестны.
Диктор: Меня зовут Андрей Патрашин.
Иван Толстой: Голос Андрея Патрашина сразу выдает хорошо нам известного Леонида Пылаева.
Андрей Патрашин: Объявляя нашу сегодняшнюю программу, мы обещали вам музыкальные номера. Вы прослушаете сейчас записанный на пленку джазовый квинтет Чико Хамильтона, состоящий из виолончели, флейты, кларнета, гитары и контрабаса. Но прежде, чем включить музыку, я должен вас предупредить, что сам прослушал эти джазовые вещи только полчаса тому назад. Мне их порекомендовал мой коллега Константин. Дело в том, что со словом джаз у некоторых любителей музыки принято ассоциировать невероятный шум и треск, называемый попросту музыкальной неразберихой. Вещи, которые мы рекомендуем вам сегодня, несколько иного содержания, но путь лучше мой коллега Константин сам скажет, в чем оригинальность этих вещей.
Эрнст Константин: То, что мне хотелось бы сегодня вам сыграть, это джаз совершенно иного и нового вида. Это культурный джаз. Это джаз, который сильно приближается к камерной музыке. Само сочетание инструментов и сама музыка это доказывают. Техник, будьте любезны.
Александр Патрашин: Как это вам понравилось? А вот скажите, пожалуйста, имеется ли какой-нибудь смысл в сочетании этих новых для джаза инструментов?
Эрнст Константин: Я думаю, что да. Потому что как раз именно эти инструменты приближают эту музыку к камерной музыке. Может, вы заметили, что эта музыка стоит под влиянием Баха, под влиянием контрапунктовой музыки. И звучит не так дико, как джаз с саксофонами, с трубами. Она именно смягчает джаз.
Александр Патрашин: А в чем будет состоять отличие второй вещи от той, которую мы только что сыграли?
Эрнст Константин: Я бы так сказал: в этой вещи мы еще чувствовали ритм. А этот второй кусочек еще больше отличается от того, что мы привыкли называть джазом. Там вы синкопов почти больше не услышите. Чтобы узнать, что это джаз, вы должны прислушиваться, как играет контрабас. Контрабас четко еще играет джазовый ритм.
Александр Патрашин: Значит, под эту музыку тоже можно танцевать!