Агусти Вильяронгу я разыскал на его родине, острове Майорка. Воодушевленный успехом фильма о гватемальском злодее Аро Толбухине, создатель мистических триллеров отметил свое пятидесятилетие и пишет сценарий новой картины...
Агусти Вильяронга: Я очень доволен своим сценарием. Два месяца не мог написать ни строчки, а теперь вдруг нашло вдохновение. Это будет история писателя Франсуа Ожьераса, который умер в 71-м году. Действие происходит в Алжире во время революции. В пустыне Сахара находятся пять персонажей, но на самом деле это один человек. Правда, зритель не сразу понимает, что это один человек, встречающийся сам с собой в различные периоды своей жизни.
Дмитрий Волчек: Понятно, почему Вильяронга увлечен историей писателя Франсуа Ожьераса, "западного дикаря", скрывавшегося от ненавистного ервопейского мира в Мавритании, Алжире и греческих монастырях. Мир фантастических триллеров Вильяронги – для закаленных зрителей, ибо это мир, где злодеяние наделено завораживающей притягательностью, а добродетели не существует вовсе. Именно поэтому комментировать работы Вильяронги сложно – цветы зла прихотливы, неосторожное движение может их погубить. Когда мы говорили с режиссером, я заметил, что не могу подобрать ему окружение, родственников в кинематографическом мире: удается вспомнить разве что Лилиану Кавани эпохи "Ночного портье".
Агусти Вильяронга: Да, я думаю, что Лилиану Кавани можно назвать человеком мне близким. Потому что она очень резкая, очень крайняя, очень эмоциональная. Очевидны пересечения в "Ночном портье" и в "Стеклянной клетке". То, что я пытаюсь сделать в своих фильмах – это использовать вещи самые жуткие и жестокие и смешать их с нежностью и красотой. Мне нравится смотреть на самую ужасную вещь и искать в ней поэзию. На меня оказали влияние многие режиссеры – Дэвид Кроненберг, Линч, Тарковский, Дрейер, Бергман – хотя понятно, что я делаю нечто совсем другое.
Дмитрий Волчек: Первый полнометражный фильм Вильяронги "В стеклянной клетке" критики называли одной из самых шокирующих лент 80-х, в Великобритании он даже был запрещен цензурой, излишне суровой в тэтчеровские времена. Это картина о том, как судьба прихотливо меняет роли (мучитель становится жертвой, невинный ребенок – садистом), о несокрушимости зла и соблазнах растления. Критик журнала "Kinoeye" Крис Гэллант поясняет:
"Дебютный фильм Вильяронги с его всепроницающей атмосферой разрушительной чувственности, бесстрастной жестокости и проблесками гротеска обладает исключительной способностью завораживать и шокировать зрителя. Это один из тех фильмов, которые не предполагают однозначной интерпретации, и, вероятно, большинство зрителей будет смущено откровенным изображением насилия над детьми, представленного в тонах грязного, болезненного эротизма. Центральный дискурс "Стеклянной клетки" связан с представлением о власти. Связи, которые фильм устанавливает между фашизмом и насилием над детьми, напоминают "Сало" Пазолини, но задача Вильяронги имеет мало общего с политической аллегорией. Фашизм - лишь один из элементов сложной схемы проявлений власти – включая насилие, родительские обязанности, убийство и инвалидность. Как и персонажи фильма, мы чувствуем себя участниками сценария, включающего немыслимую фетишизацию страдания и смерти, ужасов, насыщающих комбинацию несочетаемых образов: чувственных, гротескных, сновидческих, непривычно красивых, полупорнографических, порой невыносимых для взора. В течение всего фильма нам намекают, что смерть может явиться освободителем, предлагающим способ бегства. Мысль о том, что смерть - есть инкарнация Бога, продолжена и в других работах Вильяронги, особенно в фильме "Море".
Дмитрий Волчек: Доминанта саундтрека - всхлипы искусственного легкого, – гигантского жуткого аппарата, узником которого оказывается доктор-нацист Клаус. Персонажи фильма - Клаус, ставивший преступные эксперименты на детях, и его жертва-мучитель Анжело - разыгрывают ролевую игру доминации-подчинения в особняке, который постепенно превращается в концлагерь – с колючей проволокой и запертыми комнатами-бараками. Агусти Вильяронга рассказывает об истории фильма, премьера которого состоялась в 86-м году на берлинском кинофестивале.
Агусти Вильяронга: Мне понадобилось четыре года, чтобы найти продюсера. Я давно хотел сделать фильм об отсутствии общения между людьми, и так вот получилась эта история человека в стальном легком, который живет, полностью отделенный от мира. Я взял за основу биографию Жиля дэ Рэ. Жиль де Рэ – знаменитая "синяя борода" литературы, – был в юности маршалом Жанны д'Арк, а потом, после столетней войны, его обвинили в том, что он убил более четырехсот детей. Я оттолкнулся от идей этого человека и перенес историю из средневековья в более близкую нам эпоху. Я выбрал период, когда подобные преступления оставалась безнаказанными, - времена нацизма. Когда я представлял этот фильм на фестивале в Берлине, зрители удивились: никто о нас ничего не знал, и казалось странным, что человек из Испании делает фильм о нацистах, евреях и концентрационных лагерях. И это вызвало противоречивое отношение; однажды, когда я в Берлине вышел прогуляться, на меня набросился какой-то человек и несколько раз меня ударил кулаком. Всё же это фильм, который я по-прежнему очень люблю, он принес мне много радости.
Дмитрий Волчек: Я спросил режиссера, назвавшего Мишеля Турнье в числе любимых своих писателей, не был ли роман "Жиль и Жанна" – о Жиле де Рэ и Жанне д'Арк – источником, вдохновившим этот фильм.
Агусти Вильяронга: Нет, совершенно не повлиял, потому что я прочитал книгу уже после того, как снял картину. И это не лучший его роман. Но меня очень сильно впечатлило, что Мишель Турнье говорил о духовности Жиля де Рэ. Очень, очень сильно впечатлило.
Дмитрий Волчек: Знаменитый оккультный роман о попытках создать идеальное существо, лунного ребенка - литературная основа второго фильма Агусти Вильяронги "Дитя Луны", вошедшего в 89-м году в конкурсную программу Каннского кинофестиваля и получившего три премии "Гойя" - испанский аналог "Оскара". Мы попадаем в условную тоталитарную эпоху – 30-е годы – секретный институт-санаторий, специалисты которого по фазам луны и астрологическим картам пациентов ищут особую пару, которая должна произвести на свет сверхчеловека. Паранормальный мальчик Давид считает, что он и есть лунное дитя и обязан воплотить древнюю легенду североафриканского племени о белом мессии, спускающемся на землю после взрыва в небесах. "Я покрылся мурашками, глядя на восхитительные образы этого фильма!" - восторгался Мишель Пере в журнале "Нувель обсерватер". Пациентку института, избранную зачать гомункулуса, играет певица Лиза Джеррард из группы Dead Can Dance – это ее единственная роль в кино.
Агусти Вильяронга: Я искал особый женский тип, и увидел клип Лизы и ее группы. Я поехал в Лондон специально, чтобы с ней познакомиться, у нас установился очень хороший контакт, хотя я ни слова не говорил по-английски, а она ни слова по-испански. И после того, как мы закончили съемки, мы обсудили музыку для фильма, и они с Бренданом Перри ее написали. Вскоре после съемок она поехала в Голливуд и стала писать музыку для фильмов – "Верхом на ките", "Гладиатор" и других, сейчас она делает великолепную музыкальную карьеру, и я очень рад за нее. Скорее всего, она будет писать и музыку для моего нового фильма, и я с радостью ожидаю этого момента.
Дмитрий Волчек: В нашей программе о фильмах Агусти Вильяронги звучит не Dead Can Dance, а композиция другой британской группы - Coil – музыканты отмечали, что этот альбом, "Horse Rotorvator", вдохновлен, в частности, творчеством Вильяронги. После "Дитя луны" был долгий перерыв, а фильм "99,9", вышедший на экраны в 97-м году, смутил фанатов Вильяронги: интереснейшая история об экспериментах по ловле неприкаянных душ, проступающих страшными камеями на кладбищенской стене, была рассказана сумбурно и невнятно. Я спросил режиссера, не вызвано ли это цензурным или продюсерским вмешательством?
Агусти Вильяронга: Ничего не вырезали, но дело в том, что это особый фильм. После "Дитя луны" я на несколько лет остался без работы, не мог найти продюсера. Сложилась такая ситуация, что я не мог работать со своими сценариями. Я снял два фильма "Таинственный пассажир" и "99,9" по чужим сценариям. В принципе "99.9" был задуман для телевидения, -это должен был быть сериал в духе "Секретных материалов". Так что, когда снимался этот фильм, в самом сценарии, писавшемся для развлекательного телесериала, были слабости. То, что у вас создается впечатление недосказанности, это из-за слабости структуры всего фильма.
Дмитрий Волчек: Неудача фильма "99.9" не стала фатальной. Вышедшая в 2000-м году картина "Море" получила на берлинском кинофестивале премию Манфреда Зальцберга за лучшую новаторскую работу. Мы опять возвращаемся в тоталитарную эпоху - теперь уже время и место действия строго определены – 1943-й год, Майорка, туберкулезная лечебница, где встречаются три героя – два парня и девушка, связанные давней тайной: во время гражданской войны они были свидетелями жестокого убийства. Финал, разумеется, ужасен для всех персонажей - хэппи-эндов у Вильяронги не бывает. Один из критиков, рецензировавших эту картину, ехидно заметил - "Должно быть в детстве у режиссера случилось нечто ужасное, и он постоянно возвращается к кошмарным воспоминаниям". Я спросил Агусти Вильяронгу, нет ли в этом замечании доли истины.
Агусти Вильяронга: Нет, нет, у меня было чудесное детство. Я родился на Майорке, я окружен большой семьей, с которой у меня великолепные отношения, и в детстве у меня ничего плохого не случалось. Я пишу о том, что у меня происходит внутри, и мне очень нравится исследовать мои внутренние процессы. Внешне у меня все было в порядке.
Дмитрий Волчек: Года три назад я беседовал с итальянским мастером кинохоррора Дарио Ардженто и спросил его, не вызвана ли его страсть к изображению безжалостных убийц какой-то личной травмой. Не был ли кто-то из его близких жертвой насилия, не довелось ли ему быть свидетелем кровавой сцены? Ответ был отрицательный. Рассказав об этом разговоре с Ардженто, я попросил Агусти Вильяронгу ответить на тот же вопрос.
Агусти Вильяронга: Мне придется дать тот же ответ, что и Дарио Ардженто – нет. Во всяком случае, в этой жизни со мной ничего ужасного не происходило. Вообще я думаю, что человек, который на самом деле перенес тяжелую травму, оказался в болезненной ситуации, не станет об этом говорить - ему это будет трудно из-за отсутствия дистанции. Я могу об этом рассказывать именно потому, что со мной такого не произошло, я могу поставить себя на место наблюдателя.
Дмитрий Волчек: Психоаналитики говорят, что современный человек, одержимый желанием кого-нибудь убить, скорее всего, не даст воли страстям, а напишет детектив или снимет фильм ужасов.
Агусти Вильяронга: Может быть, может быть. Но должен сказать, что я очень многих людей убивал в своих фильмах, но в жизни и мухи не обидел. Я вообще не способен ни на какое насилие.
Дмитрий Волчек: Герой последнего фильма Агусти Вильяронги (он поставил его вместе с друзьями – Лидией Циммерман и Исаком Расином) – серийный убийца Аро Толбухин, венгр, казненный в Гватемале в 83-м году. В 81-м году группа французских кинодокументалистов записала в гватемальской тюрьме несколько интервью с заключенными. Одним из них был Аро Толбухин, приговоренный к смертной казни за страшное и бессмысленное преступление - он облил бензином и заживо сжег семерых пациентов больницы при католической миссии. Сам Толбухин бежал из Венгрии после советского вторжения в 56-м году, был моряком, скитался, во время гражданской войны в Гватемале его, полуживого, привезли в католическую миссию в джунглях, выходили и разрешили остаться. Однако после отъезда монахини, в которую он был влюблен, Толбухин изменился - стал грубым, жестоким, и наконец совершил свое жуткое преступление. В тюрьме Толбухин признался в других, еще более кошмарных убийствах, – рассказал, что он преследовал и заживо сжигал беременных индианок в окрестных деревнях. Однако найти доказательства этих преступлений следствию не удалось. В 97-м году пленки с тюремным интервью Толбухина нашла Лидия Циммерман и решила рассказать его историю – фильм "Аро Толбухин: в сознании убийцы" – это смесь кинохроники, интервью с людьми, знавшими убийцу, и игровых сегментов, реконструирующих эпизоды из его истории.
Во второй части фильма действие переносится из Гватемалы в Венгрию - на родину Толбухина. Съемочная группа разыскивает в деревне старую няню давно казненного злодея. Постепенно открывается страшная семейная тайна: родная сестра Толбухина была его любовницей и ждала от него ребенка. Во время деревенского праздника ее платье вспыхнуло от свечи, девушка получила тяжелые ожоги и вскоре умерла. Навязчивая идея Толбухина о том, что он сжигал беременных, связана, стало быть, с кошмарным переживанием его юности.
Продюсер фильма Антонио Чаваррас пишет:
"Аро Толбухин" – это медитация о глубинах насилия, переплетенного с поэтическим миром беспримесного чувства. Это также и медитация о кинематографическом дискурсе как таковом, его сути, его формальных и повествовательных качествах, медитация о правде и мистификации, окружающих образы. Но самым главным для нас является то, что "Аро" – открытый документ, уважающий права и зрителей, и персонажей фильма. Только ваш взгляд, ваше прочтение образов, которые мы предлагаем, завершает нашу работу вновь и вновь, всякий раз, когда вы смотрите эту картину.
Лидия Циммерман рассказывает, что, работая над сценарием, консультировалась у адвоката, защищавшего серийных убийц, и он сказал, что в душе каждого, даже самого отпетого, злодея, есть тайный сад незамутненной чистоты. "Фильм о Толбухине, – говорит Циммерман, – призван показать этот тайный сад". Многое в подходе трио режиссеров к герою картины объясняет эпиграф ее литературной версии – реплика героя романа венгерского писателя Шандора Мараи "Угольки":
"Я смотрел, охваченный экстазом и восторгом, словно убийство было чем-то теплым и приятным, сродни поцелую. Странно, но слова, обозначающие "убийство" и "поцелуй" в венгерском языке – ёлэс и ёлелес, – созвучные и однокоренные".
История Аро Толбухина кажется достоверным свидетельством – документальные съемки, аутентичные интервью, снятые дрожащей камерой, и, наконец, та чрезмерная литературность, которой, как правило, и отличаются подлинные житейские сюжеты. Признаться, когда я впервые смотрел картину, у меня не возникло и тени сомнения в том, что негодяй Толбухин существовал на самом деле. Я был изрядно удивлен, когда Агусти Вильяронга сказал, что такого человека никогда не было. Что же в этой истории правда, а что вымысел?
Агусти Вильяронга: Правда - только то, что окружает эту историю - ситуация в Гватемале, коммунистическое вторжение в Венгрию в 56-м году, но сам персонаж никогда не существовал. Мы, создатели этого фильма, хотели, чтобы зритель верил, что Толбухин реальный, отсюда и стиль. Мы стремились, чтобы это выглядело, как документальное кино. Но мы все придумали. Мы хотели отдать дань кинематографу в целом, сделать фильм, в котором в эллиптической форме использовались бы все манеры, все техники, все приемы, которые существуют в кинематографе – и обычное художественное кино, и приемы движения "Догма", и документальный репортаж. Иногда зрители даже обижаются, когда понимают, что им рассказали историю, которая оказалась обманом. Я бы хотел внести ясность - нашей целью было вовсе не обмануть зрителя, а просто рассказать историю иначе, не так как обычно.
Дмитрий Волчек: Амбивалентность героя подчеркивает полный черного юмора финал картины. Монахиня, несмотря ни на что вспоминающая о Толбухине с нежностью, рассказывает съемочной группе о том, что ее обожатель научил ее венгерской песенке – слов она не понимала, но думала, что это колыбельная. Они часто распевали ее вдвоем. За этим эпизодом следует финал последнего интервью Толбухина перед казнью – он говорит, что существовало два варианта песни - один благопристойный, для мамы, другой же, который они сочинили с сестрой, похабный, кощунственный и абсурдный. Какой же из этих вариантов с кроткой улыбкой напевала гватемальская монахиня?