Ведущая Петербургского часа программы "Liberty Live" Татьяна Валович:
Гость Петербургской студии Радио Свобода - режиссер Формального театра Андрей Могучий. Как настроение, Андрей Анатольевич? Сложный ли сегодня ожидает вас день?
Андрей Могучий:
Да, день будет очень сложный, а настроение, в общем, настолько совпадает с ранним утром, что я еще не вполне самоопределился со своим настроением. Для меня это очень рано...
Татьяна Валович:
Когда напротив сидит театральный режиссер, невольно вспоминаешь слова Шекспира о том, что весь мир театр, а люди в нем актеры. Андрей Анатольевич, как можно описать тот жанр, если можно так выразиться, который сейчас мог бы охарактеризовать ситуацию в мире? Что это - театр абсурда, психологическая драма - что?
Андрей Могучий:
Я думаю, что здесь такое смешение жанров, такая эклектика и запутанность. Как и в современном театре сегодня, собственно говоря, может быть актуальными только смешение жанров, а не жанр в чистом виде его существования. В этом смысле, конечно, шекспировская ситуация, как была, так и есть и, наверное, будет всегда. Но вопрос, наверное, связан еще с последними событиями. Тут мне трудно отвечать. Я не политолог, не историк. И, на самом деле, событие произошло так близко по времени, близко от нас, что анализировать его значимость пока, может быть, преждевременно. Все заявляют о том, что мир изменился, но это покажет время - изменился ли он, или остался прежним. По крайней мере, это очень мощный сигнал о его несправедливости, о несправедливости мира, о несправедливости ситуации, которая складывается в начале нашего нового века и это традиционно для перелома эпох. Традиционно для начала веков, и в этом смысле про это можно долго говорить. Естественно, это наверняка вызоветь реакционные - от слова реакция - тенденции, и в культуре, и в социальной жизни, и так далее.
Татьяна Валович:
Но вот режиссер, ставя свой спектакль, ставит какую-то сверхзадачу, привлечь внимание зрителей, на чем-то акцентировать. Вот как вы думаете, тот сигнал миру, который прозвучал 11 сентября в США - какой должен вывод напрашиваться, что должны люди понять?
Андрей Могучий:
Люди должны понять, что мир необходимо исправлять, но насколько быстро придет это понимание - вот в чем вопрос? Потому что сигнал, например, о социальной несправедливости во внутренней области страны или в отношениях классов - он прозвучал неоднократно в начале века, но потребовалось какое количество времени, чтобы прийти к некоему другому мироустройству и как бы дезавуировать само понятие коммунизма и желание исправить мир с помощью этих тенденций. Сейчас мир сигналит другим образом. Я думаю, это, может быть, первый такой мощный, но далеко не последний сигнал, и понимание того, что мир нужно менять не с помощью войны, а с помощью каких-то других средств и других вложений в другие способы изменения мира - это, наверное, придет нескоро. Но в чем я глубоко убежден - война, насилие мир не изменят, не исправят.
Татьяна Валович:
А как вы думаете, тот человек или группа лиц, которые это совершили, задумали, они наверняка просчитывали какие-то свои шаги; мне не хочется называть их режиссерами, но, в принципе, они действительно срежиссировали, наверное, для себя, как будет меняться ситуация в мире. Добились ли они того, чего хотели, или все-таки состояние сейчас в мире - то, что США не стали сразу атаковать какие-то страны, а все-таки взвешенно подходят к ситуации, говорит о том, что то, что задумали те люди, которые совершили теракт, не состоялось?
Андрей Могучий:
Я думаю, в определенной степени конечно. Это меня очень радует. Я, на самом деле , узнал об этом в Белграде. Ожидание войны как бы присутствует. Как раз мы были на длительных гастролях и были лишены свежей информации. И поэтому мы ожидали - не произойдет ли, а вообще далеко от дома находиться в условиях такой напряженности не вполне приятно. Но именно в Белграде мы узнали, что война пока не началась, США не стали отвечать сразу, и для меня это - позитивный шаг. И значит, возможно, позитивные решения будут найдены быстрее и с учетом исторического опыта. То есть, если говорить о самом это событии то, конечно, это очень профессионально сделано было. Как это ни ужасно звучит по поводу реальных жертв, тем не менее, конечно, это профессионально, грамотно абсолютно выстроены события, если говорить нашим театральным языком.
Татьяна Валович:
Вы сказали, что были недавно в Белграде - как там реагируют люди на произошедшие события?
Андрей Могучий:
Я не могу говорить о широких слоях населения, я социальных опросов не совершал, мы ездили туда работать, ездили на фестиваль, но я никаких карнавалов радости там и не видел, как, собственно говоря, и особенно... Город живет нормальной жизнью, он развивается, он все больше приближается к европейскому способу существования. Мы во второй раз в Белграде. В первый раз были - парадокс, да - непосредственно сразу после американских бомбардировок. Здания эти до сих пор не восстановлены, но, тем не менее, город посвежел, стал чище. Радостнее, больше людей, улыбающихся, на улицах - это приятно. В городе, в общем, есть ситуация, может быть, это еще было связано с фестивалем, потому что это очень большой и очень серьезный, и очень значимый для Югославии фестиваль, и город жил фестивалем, фестивальной жизнью, город был радостен. Конечно, наверняка пока ведь трудно оценивать ситуацию вообще. Все живут теми событиями, которые находятся в непосредственной близости от нас...
Татьяна Валович:
Помните вы своего первого учителя? - этот вопрос мы сегодня задавали петербуржцам - как бы вы на него ответили?
Андрей Могучий:
Конечно, помню, с большим удовольствием, если она меня сейчас слышит, передаю ей поклон. Тамара Александровна - это действительно мой первый учитель, я очень хорошо помню, и она, в общем, из того ряда учителей, которых вспоминаешь, качество было - справедливость. Я вообще думаю, для учителя это очень важное качество, вообще для человека - справедливость. В этом смысле она была очень справедлива. Она не была добренькой или не была особо строгой, но это была нормальная золотая середина, которая, наверное, дала в какой-то степени установку и мне. Но вообще для меня это очень важная тема. Потому что вот этот спектакль, который сейчас собирает большое количество наград по всем фестивалям европейским и нашим - он, собственно говоря, посвящен именно теме памяти, детства, школы, той области, в которую не так часто совершаешь путешествия. И вот эти вещи - на самом деле, даже лучше говорить не такими категориями, как справедливость, добро или зло первого учителя, а, например, то, что она ставила на тетрадке, на первой обложке - звездочки. Такие были раньше печати со звездочками, пятерка значила звездочка, у кого больше звездочек - то как бы и лучше. Вот это, например, я вспомнил сейчас а последние лет 20 об этом не вспоминал. Вот этот тот момент, который для меня важнее, чем воспоминания о каком-то абстрактном учителе.
Татьяна Валович:
А вот вы упомянули, вероятно, свой спектакль "Школа для дураков"...
Андрей Могучий:
Он не вполне автобиографичный, я учился нормально...
Татьяна Валович:
Как раз его вы показывали на фестивале в Белграде, откуда только что вернулись?
Андрей Могучий:
Да.
Татьяна Валович:
Как воспринимали там ваш спектакль? Потому что достаточно сложный он для восприятия - какая реакция публики была?
Андрей Могучий:
Он не очень сложный для восприятия. Он как раз апеллирует к этому универсальному опыту, который есть и у нас, и в Белграде, и в Шотландии, и у любого нормального ребенка, проучившегося в нормальной школе и прожившего нормальное детство. Мы привезли Гран-При с этого фестиваля. И это, в общем, говорит о том, что воспринимались хорошо.
Татьяна Валович:
То есть, спектакль понравился и его оценили по достоинству?
Андрей Могучий:
Да... Ну, наверное, по достоинству, во всяком случае, нам было очень радостно, что его оценили.
Татьяна Валович:
Андрей, многие говорят о том, что ваш театр - это театр авангарда. Вы согласны с таким определением? Как бы вы определили жанр, в котором работаете?
Андрей Могучий:
Таня, я так устал отвечать на этот вопрос. То есть, о нас ну, как бы, конечно все говорят, что это авангардный театр, потому что, может быть, он в чем-то не похож на те традиционные спектакли, которые привык видеть петербургский зритель в наших государственных театрах. Но я таковым себя не считаю. Хотя в последнее время я решил все-таки называть себя авангардистом, чтобы все успокоились, Но на самом деле я не думаю, что это вообще имеет отношение к авангарду, потому что театральный авангард вообще не сформулирован внятно театроведением театральной критикой. Вообще, на самом деле, идет война критериев и это достаточно запутанная история. Мне важно не то, как называется эта история. Важно то, что я говорю, мы говорим то, что мы хотим говорить и так, как мы умеем говорить. Мне кажется, этого достаточно для того, чтобы попробовать что-то делать. Другой вопрос - насколько это слышимо и понимаемо теми, кто приходит на наши спектакли - в этом смысле у нас сейчас нет проблем.
Татьяна Валович:
Я знаю, что вы все время зрителей, пришедших на спектакль, вовлекаете в то действо, которое представляете, и побуждаете к фантазии. То есть, непосредственно принимать участие, то есть, непосредственно это и есть сама театральность. Какой отклик находит у зрителей ваше действо, ваши перформансы?
Андрей Могучий:
Нельзя как бы все спектакли подводить под одну гребенку. Если иметь в виду такой спектакль, например, как "Гамлет Машина", который идет непосредственно в публике, и мы играем его в барах, например, в прошлом году мы играли некую акцию "Гамлет Машина" в клубах Санкт-Петербурга. Там действительно грань между зрителями и актером, между театром и реальностью размыта, и вообще весь спектакль строится на неких провокациях и провокационных действиях. В то время, как, например,"Школа для дураков" ни в коей степени не подразумевает вовлечение зрителя, я имею в виду физическое вовлечение зрителя, хотя то, что зритель должен проделать определенную работу на наших спектаклях - это факт. То есть, это, наверное, далеко от развлечения, а в принципе ,это некое место контакта, место встречи людей. Мы приглашаем людей, которые будут контактировать, как бы, разговаривать с нами - с актерами... Я сказал некоммерческие, неразвлекательные, но это парадокс, потому что сейчас, после Эдинбургского фестиваля - вот для меня это страшный, на самом деле, момент - не то что страшный - опасный - мы взяли в Эдинбурге тоже главный приз и после этого получили огромное количество контрактов и заказов... И спектакль начал становиться таким прокатным, начал становиться почти что таким шоу, влез в какую-то, на самом деле, не совсем ему свойственную структуру - я имею в виду "Школу для дураков". Как он выдержит это - я не знаю, но от контрактов тоже отказываться обидно.
Гость Петербургской студии Радио Свобода - режиссер Формального театра Андрей Могучий. Как настроение, Андрей Анатольевич? Сложный ли сегодня ожидает вас день?
Андрей Могучий:
Да, день будет очень сложный, а настроение, в общем, настолько совпадает с ранним утром, что я еще не вполне самоопределился со своим настроением. Для меня это очень рано...
Татьяна Валович:
Когда напротив сидит театральный режиссер, невольно вспоминаешь слова Шекспира о том, что весь мир театр, а люди в нем актеры. Андрей Анатольевич, как можно описать тот жанр, если можно так выразиться, который сейчас мог бы охарактеризовать ситуацию в мире? Что это - театр абсурда, психологическая драма - что?
Андрей Могучий:
Я думаю, что здесь такое смешение жанров, такая эклектика и запутанность. Как и в современном театре сегодня, собственно говоря, может быть актуальными только смешение жанров, а не жанр в чистом виде его существования. В этом смысле, конечно, шекспировская ситуация, как была, так и есть и, наверное, будет всегда. Но вопрос, наверное, связан еще с последними событиями. Тут мне трудно отвечать. Я не политолог, не историк. И, на самом деле, событие произошло так близко по времени, близко от нас, что анализировать его значимость пока, может быть, преждевременно. Все заявляют о том, что мир изменился, но это покажет время - изменился ли он, или остался прежним. По крайней мере, это очень мощный сигнал о его несправедливости, о несправедливости мира, о несправедливости ситуации, которая складывается в начале нашего нового века и это традиционно для перелома эпох. Традиционно для начала веков, и в этом смысле про это можно долго говорить. Естественно, это наверняка вызоветь реакционные - от слова реакция - тенденции, и в культуре, и в социальной жизни, и так далее.
Татьяна Валович:
Но вот режиссер, ставя свой спектакль, ставит какую-то сверхзадачу, привлечь внимание зрителей, на чем-то акцентировать. Вот как вы думаете, тот сигнал миру, который прозвучал 11 сентября в США - какой должен вывод напрашиваться, что должны люди понять?
Андрей Могучий:
Люди должны понять, что мир необходимо исправлять, но насколько быстро придет это понимание - вот в чем вопрос? Потому что сигнал, например, о социальной несправедливости во внутренней области страны или в отношениях классов - он прозвучал неоднократно в начале века, но потребовалось какое количество времени, чтобы прийти к некоему другому мироустройству и как бы дезавуировать само понятие коммунизма и желание исправить мир с помощью этих тенденций. Сейчас мир сигналит другим образом. Я думаю, это, может быть, первый такой мощный, но далеко не последний сигнал, и понимание того, что мир нужно менять не с помощью войны, а с помощью каких-то других средств и других вложений в другие способы изменения мира - это, наверное, придет нескоро. Но в чем я глубоко убежден - война, насилие мир не изменят, не исправят.
Татьяна Валович:
А как вы думаете, тот человек или группа лиц, которые это совершили, задумали, они наверняка просчитывали какие-то свои шаги; мне не хочется называть их режиссерами, но, в принципе, они действительно срежиссировали, наверное, для себя, как будет меняться ситуация в мире. Добились ли они того, чего хотели, или все-таки состояние сейчас в мире - то, что США не стали сразу атаковать какие-то страны, а все-таки взвешенно подходят к ситуации, говорит о том, что то, что задумали те люди, которые совершили теракт, не состоялось?
Андрей Могучий:
Я думаю, в определенной степени конечно. Это меня очень радует. Я, на самом деле , узнал об этом в Белграде. Ожидание войны как бы присутствует. Как раз мы были на длительных гастролях и были лишены свежей информации. И поэтому мы ожидали - не произойдет ли, а вообще далеко от дома находиться в условиях такой напряженности не вполне приятно. Но именно в Белграде мы узнали, что война пока не началась, США не стали отвечать сразу, и для меня это - позитивный шаг. И значит, возможно, позитивные решения будут найдены быстрее и с учетом исторического опыта. То есть, если говорить о самом это событии то, конечно, это очень профессионально сделано было. Как это ни ужасно звучит по поводу реальных жертв, тем не менее, конечно, это профессионально, грамотно абсолютно выстроены события, если говорить нашим театральным языком.
Татьяна Валович:
Вы сказали, что были недавно в Белграде - как там реагируют люди на произошедшие события?
Андрей Могучий:
Я не могу говорить о широких слоях населения, я социальных опросов не совершал, мы ездили туда работать, ездили на фестиваль, но я никаких карнавалов радости там и не видел, как, собственно говоря, и особенно... Город живет нормальной жизнью, он развивается, он все больше приближается к европейскому способу существования. Мы во второй раз в Белграде. В первый раз были - парадокс, да - непосредственно сразу после американских бомбардировок. Здания эти до сих пор не восстановлены, но, тем не менее, город посвежел, стал чище. Радостнее, больше людей, улыбающихся, на улицах - это приятно. В городе, в общем, есть ситуация, может быть, это еще было связано с фестивалем, потому что это очень большой и очень серьезный, и очень значимый для Югославии фестиваль, и город жил фестивалем, фестивальной жизнью, город был радостен. Конечно, наверняка пока ведь трудно оценивать ситуацию вообще. Все живут теми событиями, которые находятся в непосредственной близости от нас...
Татьяна Валович:
Помните вы своего первого учителя? - этот вопрос мы сегодня задавали петербуржцам - как бы вы на него ответили?
Андрей Могучий:
Конечно, помню, с большим удовольствием, если она меня сейчас слышит, передаю ей поклон. Тамара Александровна - это действительно мой первый учитель, я очень хорошо помню, и она, в общем, из того ряда учителей, которых вспоминаешь, качество было - справедливость. Я вообще думаю, для учителя это очень важное качество, вообще для человека - справедливость. В этом смысле она была очень справедлива. Она не была добренькой или не была особо строгой, но это была нормальная золотая середина, которая, наверное, дала в какой-то степени установку и мне. Но вообще для меня это очень важная тема. Потому что вот этот спектакль, который сейчас собирает большое количество наград по всем фестивалям европейским и нашим - он, собственно говоря, посвящен именно теме памяти, детства, школы, той области, в которую не так часто совершаешь путешествия. И вот эти вещи - на самом деле, даже лучше говорить не такими категориями, как справедливость, добро или зло первого учителя, а, например, то, что она ставила на тетрадке, на первой обложке - звездочки. Такие были раньше печати со звездочками, пятерка значила звездочка, у кого больше звездочек - то как бы и лучше. Вот это, например, я вспомнил сейчас а последние лет 20 об этом не вспоминал. Вот этот тот момент, который для меня важнее, чем воспоминания о каком-то абстрактном учителе.
Татьяна Валович:
А вот вы упомянули, вероятно, свой спектакль "Школа для дураков"...
Андрей Могучий:
Он не вполне автобиографичный, я учился нормально...
Татьяна Валович:
Как раз его вы показывали на фестивале в Белграде, откуда только что вернулись?
Андрей Могучий:
Да.
Татьяна Валович:
Как воспринимали там ваш спектакль? Потому что достаточно сложный он для восприятия - какая реакция публики была?
Андрей Могучий:
Он не очень сложный для восприятия. Он как раз апеллирует к этому универсальному опыту, который есть и у нас, и в Белграде, и в Шотландии, и у любого нормального ребенка, проучившегося в нормальной школе и прожившего нормальное детство. Мы привезли Гран-При с этого фестиваля. И это, в общем, говорит о том, что воспринимались хорошо.
Татьяна Валович:
То есть, спектакль понравился и его оценили по достоинству?
Андрей Могучий:
Да... Ну, наверное, по достоинству, во всяком случае, нам было очень радостно, что его оценили.
Татьяна Валович:
Андрей, многие говорят о том, что ваш театр - это театр авангарда. Вы согласны с таким определением? Как бы вы определили жанр, в котором работаете?
Андрей Могучий:
Таня, я так устал отвечать на этот вопрос. То есть, о нас ну, как бы, конечно все говорят, что это авангардный театр, потому что, может быть, он в чем-то не похож на те традиционные спектакли, которые привык видеть петербургский зритель в наших государственных театрах. Но я таковым себя не считаю. Хотя в последнее время я решил все-таки называть себя авангардистом, чтобы все успокоились, Но на самом деле я не думаю, что это вообще имеет отношение к авангарду, потому что театральный авангард вообще не сформулирован внятно театроведением театральной критикой. Вообще, на самом деле, идет война критериев и это достаточно запутанная история. Мне важно не то, как называется эта история. Важно то, что я говорю, мы говорим то, что мы хотим говорить и так, как мы умеем говорить. Мне кажется, этого достаточно для того, чтобы попробовать что-то делать. Другой вопрос - насколько это слышимо и понимаемо теми, кто приходит на наши спектакли - в этом смысле у нас сейчас нет проблем.
Татьяна Валович:
Я знаю, что вы все время зрителей, пришедших на спектакль, вовлекаете в то действо, которое представляете, и побуждаете к фантазии. То есть, непосредственно принимать участие, то есть, непосредственно это и есть сама театральность. Какой отклик находит у зрителей ваше действо, ваши перформансы?
Андрей Могучий:
Нельзя как бы все спектакли подводить под одну гребенку. Если иметь в виду такой спектакль, например, как "Гамлет Машина", который идет непосредственно в публике, и мы играем его в барах, например, в прошлом году мы играли некую акцию "Гамлет Машина" в клубах Санкт-Петербурга. Там действительно грань между зрителями и актером, между театром и реальностью размыта, и вообще весь спектакль строится на неких провокациях и провокационных действиях. В то время, как, например,"Школа для дураков" ни в коей степени не подразумевает вовлечение зрителя, я имею в виду физическое вовлечение зрителя, хотя то, что зритель должен проделать определенную работу на наших спектаклях - это факт. То есть, это, наверное, далеко от развлечения, а в принципе ,это некое место контакта, место встречи людей. Мы приглашаем людей, которые будут контактировать, как бы, разговаривать с нами - с актерами... Я сказал некоммерческие, неразвлекательные, но это парадокс, потому что сейчас, после Эдинбургского фестиваля - вот для меня это страшный, на самом деле, момент - не то что страшный - опасный - мы взяли в Эдинбурге тоже главный приз и после этого получили огромное количество контрактов и заказов... И спектакль начал становиться таким прокатным, начал становиться почти что таким шоу, влез в какую-то, на самом деле, не совсем ему свойственную структуру - я имею в виду "Школу для дураков". Как он выдержит это - я не знаю, но от контрактов тоже отказываться обидно.