С российским актером, режиссером и автором спектаклей Евгением Гришковцом в Праге беседовала Марьяна Арзуманова.
Ведущий программы "Темы Дня" Петр Вайль: Евгений Гришковец - одно из главных событий в российском театре последних лет. Автор, режиссер и актер в едином лице, он завоевал множество премий, на спектакли его попасть невозможно. В минувшее воскресенье Гришковец с огромным успехом дал два гастрольных спектакля "Как я съел собаку" в Праге и пришел к нам, на Радио Свобода. С гостем побеседовала организатор пражских гастролей Евгения Гришковца - Марьяна Арзуманова:
Марьяна Арзуманова: Евгений, я знаю, что вам предстоит грандиозная фестивальная программа нынешней весной и летом. Вы не могли бы чуть подробнее рассказать о планах?
Евгений Гришковец: Это очень легко и, главное, подробно могу рассказать. В ближайшие дни я уезжаю в Нанси, это такой довольно фестиваль театральный, ориентированный на Восточную Европу, во Франции, потом будет Вена, надолго, там не только спектакли, но еще и занятия со студентами, и потом еще такая театральная Мекка, Авиньон, а вот сейчас перед этим как такая увертюра, поездка в Прагу, которая меня радует, как выясняется, гораздо больше, потому что после Праги в Вене мне будет, как я понимаю, гораздо более скучно и не так красиво.
Марьяна Арзуманова: Второй вопрос, который вам уже, наверное, не однократно задавали, и все-таки, вот вы играете с переводом, как вам удается быть услышанным и понятым в Европе, в разных странах?
Евгений Гришковец: Я всегда прошу, чтобы переводчик был носителем языка, то есть, если во Франции, то это француз, в Англии - англичанин, и - мужчиной близкого мне возраста. Ситуация самого спектакля такова, что переводчик находится в экстремальных условиях, и англичанам, или французам, или немцам нужно видеть, что их человек, то есть, немец, англичанин или француз находится в экстремальных условиях, они начинают за него болеть, он переводит и как бы это исходит от него, и они слышат историю, даже не просто переведенную, а даже рассказанную "своим" человеком, который находится в довольно сложных условиях, и они за него переживают, и ему сочувствуют, и это происходит очень хорошо. Люди, на самом деле, наблюдают довольно сложную историю, где человека, поставленного в тяжелые условия, какого-то странного русского, который не дал ему текста, говорит сбивчиво, рассказывает какую-то вообще историю своей жизни, а их родной это пересказывает. И поэтому всегда это происходит с успехом.
Марьяна Арзуманова: А реалии советские - они как-то уходят? Как это понятно европейцу?
Евгений Гришковец: На самом деле, у меня и в моем изначальном тексте не так много советских реалий. Но какие-то детали, конечно, уходят. Разумеется, если я играю спектакль на юге Франции, то я не могу рассказывать много про снег, про лыжи, про санки и прочее то, что являлось очень большой составляющей моего сибирского детства. А если я играю это в Финляндии, то вполне, санок даже еще больше и снега больше, чем в моем сибирском детстве. Но, на самом деле, понятие холодно все равно есть и для француза, даже который живет на юге Франции, все равно бывает холодно, бывает холодно в его большом, скучном зимнем доме, когда там холодно и включены батареи, потому что он экономит отопление, они знают, что такое холодно, они знают, что такое скучно, тоска, печаль и тоже знают, что такое радость, веселье и что такое детство - это они тоже знают.
Марьяна Арзуманова: Но переводчик - это не профессиональный актер?
Евгений Гришковец: Нет, этого не должно быть. Иначе актер начнет играть, обязательно, он начнет жестикулировать, обязательно. Я беру, приглашаю к работе, точнее к диалогу, даже не к работе, к некоему диалогу такого человека, который тоже знает русский язык и больше у него никаких других особенностей нет. В этом смысле этот человек просто слышит историю и пересказывает ее. У него не должно быть каких-то особенных специальных навыков, какие есть у синхронистов или еще у каких-то... И еще, я, конечно, не люблю работать с переводчиками, которые привыкли сидеть и переводить из темной кабины, потому что это особенные люди, они привыкли к тому, что они - невидимки, а тут человек сидит рядом со мной на сцене, и он нарядно одевается для этого спектакля, для многих вот из этих людей, которые со мной работали, это было первое выступление на сцене.
Марьяна Арзуманова: Он становится главным героем?
Евгений Гришковец: Он становится одним из главных героев, всего героев два, а он становится одним из. Поэтому... Кстати, что хорошо и что приятно: после спектакля меня спрашивают французы или англичане: а как это вообще может быть в России без переводчика? То есть, как может быть так, что вообще просто один человек. Потому что они видят вот эту схему как единственно возможную.
Марьяна Арзуманова: А заранее знакомитесь, долго приходится репетировать перед этим?
Евгений Гришковец: Два дня нужно. Вообще, нужно два дня, чтобы снять некое напряжение, успокоить человека, приготовить его к тому, что он выйдет на сцену, и что выход на сцену - это не что-то экстремальное, а что-то, в общем-то, вполне нормальное и рабочее.
Марьяна Арзуманова: Что ждет российского зрителя? Вы про него не забывайте?
Евгений Гришковец: Российского зрителя мы сильно не порадуем в том смысле, что я буду в течение года играть свои спектакли в обычном порядке, нового ничего производить я не буду, поскольку в прошлом году я сделал две премьеры, и как меня обвинили, что меня стало много - ну ладно, теперь будет поменьше. И надо, конечно, разобраться с тем, что со мной происходит, что происходит с моим героем и предложить публике не то что что-то новое, а что-то следующее.
Марьяна Арзуманова: А вот такой вопрос: в вашем спектакле "Планета" появилась актриса, еще один персонаж, это тенденция?
Евгений Гришковец: Нет, нет, нет, это не тенденция, это шаг к следующему. Просто, когда ты находишься на сцене один и рассказываешь некую историю, ты - универсальная фигура, которая, в общем, и заполняет собой весь художественный мир того произведения, то есть, по идее у моего героя и моего персонажа нет пола. Он как бы универсален. Так вот, если я вывожу на сцену женщину, я обретаю пол, и мне чего-то захотелось быть мужчиной на сцене. Я почувствовал, что уже могу. Для этого мне нужна была Аня Дубровская, конечно, очевидно, чудесная женщина. И теперь вот спектакль "Планета", мой герой имеет определенный пол.
Марьяна Арзуманова: А возникать еще будет персонажи, партнеры?
Евгений Гришковец: Я думаю, да. Во всяком случае, планируется спектакль, в котором даже меня на сцене не будет, а будет много персонажей, минимум шесть.
Марьяна Арзуманова: Вы будете выступать как режиссер?
Евгений Гришковец: Нет, я буду выступать опять как автор спектакля, который создает все условия, чтобы этот текст, который сочинен мной, был услышан так, как надо. А режиссура - это все-таки что-то другое. Это интерпретация уже существующего, написанного, созданного текста. В моей ситуации это немножко не так, потому что этого текста, который будет предъявлен в виде спектакля, пока не существует, и его на момент выхода спектакля также не будет существовать. Он будет написан существенно позже.
Ведущий программы "Темы Дня" Петр Вайль: Евгений Гришковец - одно из главных событий в российском театре последних лет. Автор, режиссер и актер в едином лице, он завоевал множество премий, на спектакли его попасть невозможно. В минувшее воскресенье Гришковец с огромным успехом дал два гастрольных спектакля "Как я съел собаку" в Праге и пришел к нам, на Радио Свобода. С гостем побеседовала организатор пражских гастролей Евгения Гришковца - Марьяна Арзуманова:
Марьяна Арзуманова: Евгений, я знаю, что вам предстоит грандиозная фестивальная программа нынешней весной и летом. Вы не могли бы чуть подробнее рассказать о планах?
Евгений Гришковец: Это очень легко и, главное, подробно могу рассказать. В ближайшие дни я уезжаю в Нанси, это такой довольно фестиваль театральный, ориентированный на Восточную Европу, во Франции, потом будет Вена, надолго, там не только спектакли, но еще и занятия со студентами, и потом еще такая театральная Мекка, Авиньон, а вот сейчас перед этим как такая увертюра, поездка в Прагу, которая меня радует, как выясняется, гораздо больше, потому что после Праги в Вене мне будет, как я понимаю, гораздо более скучно и не так красиво.
Марьяна Арзуманова: Второй вопрос, который вам уже, наверное, не однократно задавали, и все-таки, вот вы играете с переводом, как вам удается быть услышанным и понятым в Европе, в разных странах?
Евгений Гришковец: Я всегда прошу, чтобы переводчик был носителем языка, то есть, если во Франции, то это француз, в Англии - англичанин, и - мужчиной близкого мне возраста. Ситуация самого спектакля такова, что переводчик находится в экстремальных условиях, и англичанам, или французам, или немцам нужно видеть, что их человек, то есть, немец, англичанин или француз находится в экстремальных условиях, они начинают за него болеть, он переводит и как бы это исходит от него, и они слышат историю, даже не просто переведенную, а даже рассказанную "своим" человеком, который находится в довольно сложных условиях, и они за него переживают, и ему сочувствуют, и это происходит очень хорошо. Люди, на самом деле, наблюдают довольно сложную историю, где человека, поставленного в тяжелые условия, какого-то странного русского, который не дал ему текста, говорит сбивчиво, рассказывает какую-то вообще историю своей жизни, а их родной это пересказывает. И поэтому всегда это происходит с успехом.
Марьяна Арзуманова: А реалии советские - они как-то уходят? Как это понятно европейцу?
Евгений Гришковец: На самом деле, у меня и в моем изначальном тексте не так много советских реалий. Но какие-то детали, конечно, уходят. Разумеется, если я играю спектакль на юге Франции, то я не могу рассказывать много про снег, про лыжи, про санки и прочее то, что являлось очень большой составляющей моего сибирского детства. А если я играю это в Финляндии, то вполне, санок даже еще больше и снега больше, чем в моем сибирском детстве. Но, на самом деле, понятие холодно все равно есть и для француза, даже который живет на юге Франции, все равно бывает холодно, бывает холодно в его большом, скучном зимнем доме, когда там холодно и включены батареи, потому что он экономит отопление, они знают, что такое холодно, они знают, что такое скучно, тоска, печаль и тоже знают, что такое радость, веселье и что такое детство - это они тоже знают.
Марьяна Арзуманова: Но переводчик - это не профессиональный актер?
Евгений Гришковец: Нет, этого не должно быть. Иначе актер начнет играть, обязательно, он начнет жестикулировать, обязательно. Я беру, приглашаю к работе, точнее к диалогу, даже не к работе, к некоему диалогу такого человека, который тоже знает русский язык и больше у него никаких других особенностей нет. В этом смысле этот человек просто слышит историю и пересказывает ее. У него не должно быть каких-то особенных специальных навыков, какие есть у синхронистов или еще у каких-то... И еще, я, конечно, не люблю работать с переводчиками, которые привыкли сидеть и переводить из темной кабины, потому что это особенные люди, они привыкли к тому, что они - невидимки, а тут человек сидит рядом со мной на сцене, и он нарядно одевается для этого спектакля, для многих вот из этих людей, которые со мной работали, это было первое выступление на сцене.
Марьяна Арзуманова: Он становится главным героем?
Евгений Гришковец: Он становится одним из главных героев, всего героев два, а он становится одним из. Поэтому... Кстати, что хорошо и что приятно: после спектакля меня спрашивают французы или англичане: а как это вообще может быть в России без переводчика? То есть, как может быть так, что вообще просто один человек. Потому что они видят вот эту схему как единственно возможную.
Марьяна Арзуманова: А заранее знакомитесь, долго приходится репетировать перед этим?
Евгений Гришковец: Два дня нужно. Вообще, нужно два дня, чтобы снять некое напряжение, успокоить человека, приготовить его к тому, что он выйдет на сцену, и что выход на сцену - это не что-то экстремальное, а что-то, в общем-то, вполне нормальное и рабочее.
Марьяна Арзуманова: Что ждет российского зрителя? Вы про него не забывайте?
Евгений Гришковец: Российского зрителя мы сильно не порадуем в том смысле, что я буду в течение года играть свои спектакли в обычном порядке, нового ничего производить я не буду, поскольку в прошлом году я сделал две премьеры, и как меня обвинили, что меня стало много - ну ладно, теперь будет поменьше. И надо, конечно, разобраться с тем, что со мной происходит, что происходит с моим героем и предложить публике не то что что-то новое, а что-то следующее.
Марьяна Арзуманова: А вот такой вопрос: в вашем спектакле "Планета" появилась актриса, еще один персонаж, это тенденция?
Евгений Гришковец: Нет, нет, нет, это не тенденция, это шаг к следующему. Просто, когда ты находишься на сцене один и рассказываешь некую историю, ты - универсальная фигура, которая, в общем, и заполняет собой весь художественный мир того произведения, то есть, по идее у моего героя и моего персонажа нет пола. Он как бы универсален. Так вот, если я вывожу на сцену женщину, я обретаю пол, и мне чего-то захотелось быть мужчиной на сцене. Я почувствовал, что уже могу. Для этого мне нужна была Аня Дубровская, конечно, очевидно, чудесная женщина. И теперь вот спектакль "Планета", мой герой имеет определенный пол.
Марьяна Арзуманова: А возникать еще будет персонажи, партнеры?
Евгений Гришковец: Я думаю, да. Во всяком случае, планируется спектакль, в котором даже меня на сцене не будет, а будет много персонажей, минимум шесть.
Марьяна Арзуманова: Вы будете выступать как режиссер?
Евгений Гришковец: Нет, я буду выступать опять как автор спектакля, который создает все условия, чтобы этот текст, который сочинен мной, был услышан так, как надо. А режиссура - это все-таки что-то другое. Это интерпретация уже существующего, написанного, созданного текста. В моей ситуации это немножко не так, потому что этого текста, который будет предъявлен в виде спектакля, пока не существует, и его на момент выхода спектакля также не будет существовать. Он будет написан существенно позже.