Берлинский кинофестиваль выходит на финишную прямую

Андрей Плахов, Берлин:

Жюри оказалось в трудном положении и, похоже, растеряно. Ему предстоит сделать выбор между правильными политкорректными картинами, такими, как британское "Кровавое воскресенье", французский "Аминь" или американский "Бал монстров", и двумя-тремя фильмами, где преобладает сильное индивидуальное художественное начало. Но именно эти фильмы вызывают больше всего споров. "Восемь женщин" Франсуа Озона имели огромный успех у берлинской публики. Картина куплена на Германию за миллион долларов. Но есть большие сомнения в том, что жюри, обремененное чувством высокой ответственности, решиться наградить это чисто развлекательный фильм. Это же относится и к картине корейца Ким Кидука "Плохой парень". Мелодраму о проститутке и искалеченном жизнью сутенере этот режиссер снял с присущей ему жестокой страстью, переходя все границы хорошего тона. Пока ни один из его фильмов не снискал фестивальных лавров, и "Плохой парень" вряд ли станет исключением.

Больше шансов у Отара Иоселиани. "Утро понедельника", как всегда у этого режиссера - тонкое и полное печального юмора наблюдение над жизнью с ее рутиной, ее монотонно повторяющимися сюжетами и в то же время с ее волшебством и магией. Герой картины, простой работяга в один прекрасный день бросает осточертевшую работу и семью, отправляется в путешествие и оказывается не где-нибудь, а в Венеции. За фасадом туристического рая, впрочем, брезжит та же самая рутина. В фильме есть сцены, почти не связанные с сюжетом, когда герой оказывается в кампании русско-грузинских людей в папахах, распевающих залихватские песни.

Иоселиани умеет превращать в искусство и делать значительным все, на что направлена его камера. Этого не скажешь о другом бывшем советском режиссере Юрии Ильенко. Его "Молитва за гетмана Мазепу", показанная в официальной программе и съевшая весь бюджет украинского кино за несколько лет - образец кинематографического дурного вкуса. Формально Ильенко отталкивается от традиции своего учителя Сергея Параджанова, создавшего удивительный поэтический мир, где в прекрасной эклектике смешались все пышные стили от барокко до сюрреализма. При этом Параджанов был настоящим интернационалистом и экуменистом. Славянский, армяно-грузинский и мусульманский элементы сплавлялись у него в удивительной гармонии. Ильенко лишь имитирует этот цветисто-театральный стиль, но он становится у него истеричным и вульгарным. Трактовка образа Мазепы как великого европейского гуманиста, а Петр Первого как дегенерата и вырожденца тоже сомнительна. Но дело, в конце концов, не в этом. Буйство образной фантазии не может скрыть беспомощность режиссера как мыслителя. Она становится особенно очевидной в сексуальных, в частности, гомосексуальных сценах, которые введены как неуклюжие метафоры Петра и Мазепы, отношений России и Украины. Поскольку картина идет вне конкурса, единственная награда которая ей светит - это приз лучшему гомосексуальному фильму, но и ее Ильенко, скорее всего, не получит.