В связи с недвусмысленным появлениям в югоосетинском парламенте двух сотен крепких и явно военизированных мужчин путаница обнаруживается уже на уровне определений. С одной стороны и по формальным признакам, спикер Станислав Кочиев готов это рассматривать как попытку государственного переворота. С другой стороны, Ирина Гаглоева, руководитель цхинвальского Медиацентра "ИР", с какой-то даже усталостью признает: "Для нас в этом, к сожалению, уже ничего удивительного не было".
И, может быть, это и есть самое важное в этой истории: и то, и другое – правда.
Нельзя, конечно, сказать, что Южную Осетию по какому-нибудь латиноамериканскому образцу сотрясали регулярные путчи. Их тут вообще не было, если не считать таковым неумолимый отстрел в середине 90-х тех, кто, считая себя победителем в войне с Грузией, полагал безусловным свое право на власть. В конце концов в Цхинвали логично утвердился режим Эдуарда Кокойты. Есть какая-то удивительная логика и в том, что именно Кокойты мир во многом обязан августовской войной 2008-го года - ни к каким иным продолжениям его стиль власти приспособлен не был. Точно так же логично все развивалось и дальше. И когда злые, но осведомленные языки уверяют, что собранный в России на восстановление самопровозглашенной республики почти миллиард рублей эффективно пополнил бюджет президентской Народной партии, это тоже никого не удивляет.
В общем, пришло время истечения второго президентского срока. Москва, которая уже перестала скрывать утомление югоосетинским лидером, добро на третий срок не дала, в связи с чем Кокойты пришлось действовать исключительно на свой страх и риск. Сначала он выигрывает парламентские выборы, которые по манере проведения были вполне достойны сравнения с аналогичными мероприятиями где-нибудь в Чечне или Ингушетии.
Потом благодарный югоосетинский народ потребовал устами некоей инициативной группы изменения конституции. Разумеется, против желания самого Кокойты, но с явной готовностью подчиниться народной воле. 15 июня, в день оглашения решения суда, сторонники третьего срока, что-то заподозрив, вывели на улицы Цхинвали тот самый благодарный народ, среди которого выделялась молодежь из окрестных селений. А когда суд не внял требованиям масс, их боевой отряд, не тратя времени на переодевание в штатское, пришел в парламент.
Вячеслав Гобозов, североосетинский политолог, тоже не удивлен: "А почему им вести себя по-другому, если они давно знают, что ставка на силу работает безотказно". Все нужные конституционные поправки, результаты на выборах давно достигаются здесь с той откровенностью, которой даже российская власть может только позавидовать. "Так, видимо, они думали и на этот раз. Но даже для Южной Осетии все получилось как-то слишком топорно".
Но, похоже, и эта топорность – термин не столько из области политологической эстетики, сколько самой политики, причем международной.
Ведь в чем загадка выживания такого персонажа, как Эдуард Кокойты? Как может закончиться судьба авторитарного лидера в республике, которая в один прекрасный день желает все начать с чистого листа, Кокойты видел по Абхазии. Южная Осетия, в отличие от Абхазии, с самого начала не выказывала никаких признаков того, что может состояться хотя бы худо-бедно. А уж в планы Кокойты реальная независимость входила ничуть не больше, чем мир с Грузией, – и то, и другое для его власти было одинаково губительным.
Но стиль его власти насторожил даже видавший виды Кремль. Дело даже не в том, что цхинвальский режим обходился ему слишком дорого - хуже было то, что цены диктовал Кокойты. Словом, Москва, действительно, ясно дала понять, что в продолжении политической судьбы Кокойты совершенно не заинтересована.
Но, во-первых, никакой надежной альтернативы, по обыкновению, нет, и откуда ей взяться при таком режиме власти? А во-вторых, Южная Осетия ведь пока и в самом деле не субъект федерации. Вернее, не субъект ровно настолько, насколько ее лидер может позволить себе такое неслыханное для российского губернатора своеволие. Совершенно кстати, безнаказанно. Оказывается, совершенно не требуется ослепительного политического дара, чтобы обнаружить тот зазор между сомнительным братством и еще более сомнительной независимостью, в котором можно было безбедно существовать.
Но, кажется, даже такая независимость начинает работать против Кокойты. И уже не так важно, стоял ли он за вторжением в парламент или, как полагают некоторые, его просто подставили: в обоих вариантах он выглядит довольно невзрачно. Странно, что до сих пор не нашлись конспирологи, убежденные в том, что попытку путча устроила переодетая оппозиция – о таком провале Кокойты она еще позавчера не могла и мечтать.
Кстати, безо всякого участия Москвы.
И, может быть, это и есть самое важное в этой истории: и то, и другое – правда.
Нельзя, конечно, сказать, что Южную Осетию по какому-нибудь латиноамериканскому образцу сотрясали регулярные путчи. Их тут вообще не было, если не считать таковым неумолимый отстрел в середине 90-х тех, кто, считая себя победителем в войне с Грузией, полагал безусловным свое право на власть. В конце концов в Цхинвали логично утвердился режим Эдуарда Кокойты. Есть какая-то удивительная логика и в том, что именно Кокойты мир во многом обязан августовской войной 2008-го года - ни к каким иным продолжениям его стиль власти приспособлен не был. Точно так же логично все развивалось и дальше. И когда злые, но осведомленные языки уверяют, что собранный в России на восстановление самопровозглашенной республики почти миллиард рублей эффективно пополнил бюджет президентской Народной партии, это тоже никого не удивляет.
В общем, пришло время истечения второго президентского срока. Москва, которая уже перестала скрывать утомление югоосетинским лидером, добро на третий срок не дала, в связи с чем Кокойты пришлось действовать исключительно на свой страх и риск. Сначала он выигрывает парламентские выборы, которые по манере проведения были вполне достойны сравнения с аналогичными мероприятиями где-нибудь в Чечне или Ингушетии.
Потом благодарный югоосетинский народ потребовал устами некоей инициативной группы изменения конституции. Разумеется, против желания самого Кокойты, но с явной готовностью подчиниться народной воле. 15 июня, в день оглашения решения суда, сторонники третьего срока, что-то заподозрив, вывели на улицы Цхинвали тот самый благодарный народ, среди которого выделялась молодежь из окрестных селений. А когда суд не внял требованиям масс, их боевой отряд, не тратя времени на переодевание в штатское, пришел в парламент.
Вячеслав Гобозов, североосетинский политолог, тоже не удивлен: "А почему им вести себя по-другому, если они давно знают, что ставка на силу работает безотказно". Все нужные конституционные поправки, результаты на выборах давно достигаются здесь с той откровенностью, которой даже российская власть может только позавидовать. "Так, видимо, они думали и на этот раз. Но даже для Южной Осетии все получилось как-то слишком топорно".
Но, похоже, и эта топорность – термин не столько из области политологической эстетики, сколько самой политики, причем международной.
Ведь в чем загадка выживания такого персонажа, как Эдуард Кокойты? Как может закончиться судьба авторитарного лидера в республике, которая в один прекрасный день желает все начать с чистого листа, Кокойты видел по Абхазии. Южная Осетия, в отличие от Абхазии, с самого начала не выказывала никаких признаков того, что может состояться хотя бы худо-бедно. А уж в планы Кокойты реальная независимость входила ничуть не больше, чем мир с Грузией, – и то, и другое для его власти было одинаково губительным.
Но стиль его власти насторожил даже видавший виды Кремль. Дело даже не в том, что цхинвальский режим обходился ему слишком дорого - хуже было то, что цены диктовал Кокойты. Словом, Москва, действительно, ясно дала понять, что в продолжении политической судьбы Кокойты совершенно не заинтересована.
Но, во-первых, никакой надежной альтернативы, по обыкновению, нет, и откуда ей взяться при таком режиме власти? А во-вторых, Южная Осетия ведь пока и в самом деле не субъект федерации. Вернее, не субъект ровно настолько, насколько ее лидер может позволить себе такое неслыханное для российского губернатора своеволие. Совершенно кстати, безнаказанно. Оказывается, совершенно не требуется ослепительного политического дара, чтобы обнаружить тот зазор между сомнительным братством и еще более сомнительной независимостью, в котором можно было безбедно существовать.
Но, кажется, даже такая независимость начинает работать против Кокойты. И уже не так важно, стоял ли он за вторжением в парламент или, как полагают некоторые, его просто подставили: в обоих вариантах он выглядит довольно невзрачно. Странно, что до сих пор не нашлись конспирологи, убежденные в том, что попытку путча устроила переодетая оппозиция – о таком провале Кокойты она еще позавчера не могла и мечтать.
Кстати, безо всякого участия Москвы.