Ирина Лагунина: Самой младшей жертве, похороненной на шестнадцатую годовщину геноцида в боснийском мусульманском городе Сребреница в понедельник 11 июля, было 11 лет. Это Несиб Мухич. Одновременно похоронен и его пятнадцатилетний брат Хасиб. На мемориальном кладбище Поточары возле Сребреницы теперь 5 137 могил. Такие массовые захоронения в Поточарах происходят уже десятый раз, начиная с 2003. 11 июля 2011 было похоронено 613 человек. Без вести пропавшими все ещё числятся 3040.
На траурной церемонии выступил член президиума Боснии и Герцеговины Бакир Изетбегович.
Бакир Изетбегович: Сребреница – это самая глубокая рана на теле измученного бошняцкого народа. Остальные раны со временем, может быть, залечатся, а Сребреница никогда. Сребреница – это тёмное пятно на совести международного сообщества, и это пятно никогда не поблекнет. Сребреница – это чёрная дыра на совести тех, кто отдавал приказы и совершил преступления – они от нее никогда не освободятся. Радован Караджич находится в Швенингене, Ратко Младич также. Правда приходит медленно и, к сожалению, частично. Сотни непосредственных исполнителей преступлений продолжают оставаться на свободе.
Ирина Лагунина: Об истории Сребреницы и жизни в городе сейчас, через 16 лет после массовых убийств, рассказывает Айя Куге.
Айя Куге: Недавно Ратко Младич в зале Гаагского суда с гримасами отвращения отреагировал на те пункты обвинительного акта, в которых ему вменяется в вину ответственность за массовое убийство, геноцид более семи тысяч мусульманских мужчин и мальчиков из небольшого шахтёрского городка Сребреница в восточной Боснии. Прошло 16 лет, однако не все останки убитых найдены. А в туннеле возле города Тузла всё ещё лежат сотни мешков с останками, точнее, с перемешанными костями, найденными в братских могилах, которые - с целью скрыть следы преступления - были по несколько раз вскрыты, перевезены на грузовиках и вновь зарыты бульдозерами. Ранее родственники ждали, когда останки их ближних будут “укомплектованы”, то есть когда с помощью анализа ДНК будут найдены все части скелета. А теперь, когда осталось уже мало шансов сложить тела целиком, хоронят то, что опознано. Када Хотич, рядом с мужем Сеадом, похороненным в 2003 году, в понедельник положила в могилу единственного сына Самира. От Самира остались лишь две подколенные кости и нижняя челюсть.
Када Хотич: Он найден в одной массовой могиле в Липлье. Захоронение было так уничтожено, останки так раздроблены, что еле-еле даже с помощью анализа ДНК можно было идентифицировать два фрагмента костей ног. Их я сегодня и хороню. Это завершение одной долгой неизвестности о том, где он, будет ли он найден. А теперь, вот, на надмогильном камне имя моего сына. Вернулся мой Самир, не нужно больше искать его. Теперь кости могут покоиться с миром, и я могу смириться. Этого я пожелала бы всем матерям, кто разыскивает своих сыновей, – найти их. Я уверена, что после этого мне будет легче, несмотря на то, что сегодняшний день особо тяжёлый. Помню, такая же жара стояла и того 11 июля. Они ушли, испытывая голод и жажду. Как они намучились! Я постоянно повторяю: слава Богу, что мой сын найден! А будут матери, у которых вечно останется вопрос: где он? Много тел унесла река Дрина, многие были сожжены, многие ещё лежат где-то в глубинках лесов.
Айя Куге: В Поточарах, вблизи Сребреницы, где того 11 июля 1995 года женщины и дети расстались с мужчинами, решившими пойти через леса на территорию, контролируемую силами Сараевского правительства, теперь огромное кладбище. При въезде в Сребреницу кладбища не миновать. Фадила Эфендич там похоронила мужа, но не известно, где останки её 15 летнего сына.
Фадила Эфендич: Здесь похоронен мой муж. Рядом место оставила для сына – Бог знает, когда смогу его похоронить. Я просто не могу поверить, что столько лет спустя всё-таки нашли и арестовали Ратко Младича. Но это правда, и я счастлива, что дождалась его ареста. Пусть все узнают, кто виноват, кто убил столько людей, столько детей, тела которых лежат на этом мемориальном кладбище.
А я – если бы я хотела сделать себе приятное, жила бы не в Сребренице, а в любом другом месте в Боснии, или за границей – лучше бы было. Но я этого не хочу – я хочу быть здесь.
Айя Куге: Инженер Амир Кулагич был среди тех мужчин из Сребреницы, которым в июле 1995 удалось добраться до свободы, до города Тузла. Сегодня он призывает помочь Сребренице, которую уже принято называть городом мёртвых.
Амир Кулагич: Сребреница, вероятнее всего, проходит через самый тяжёлый период своей двухтысячелетней истории, когда на каждом шагу ещё чувствуются последствия войны и страданий. Всё ещё многие семьи не нашли останки своих близких. Всё ещё у нас разрушенные, пустующие деревни. Всё ещё царит недоверие между гражданами. Помогите Сребренице!
Айя Куге: Сребреница в бывшей Югославии считалась одним из городов с развитой промышленностью – много фабрик, рудники для добычи свинца, цинка и серебра, природные богатства, леса, санатории с источниками редких минеральных вод. Безработных в Сребренице не было, и всем жилось хорошо. 70% населения составляли мусульмане, 25% - сербы. Город был небольшим – около 6 тысяч жителей, однако вместе с окрестными деревнями – 36 тысяч населения. Сейчас, по оценкам, в Сребренице постоянно проживают лишь около двух тысяч человек, а в сельской местности – ещё семь-восемь тысяч. Не много бывших жителей вернулись домой, тем более молодых. Вот мнение трёх из них.
Женщина: В Сребреницу мы вернулись семьёй в 1997 году – тогда ситуация была ужасной, но теперь всё в порядке. Есть у меня, я сербка, друзья - и мусульмане, и хорваты - и нет между нами разницы. Так думает и наше окружение. Проблем нет. Может быть, иногда – перед каким-нибудь праздником, как теперь – сербы отмечают Петров день, а остальные - 11 июля, и тогда вспыхивают искры. Однако это потому, что к нам приезжает много людей, и они приносят беспокойство в наш город.
Мужчина: Мне кажется, что есть надежда для Сребреницы. Посмотрите, сегодня открывается новый мотель с рестораном – что-то происходит, что-то движется. Я вернулся три года назад, открыл парикмахерскую и работаю. Зимой чуть хуже, но летом, когда приезжает диаспора, всё кажется хорошо.
Мужчина: Я вернулся год назад. Живу в 300 метрах от города, но никто из местных официальных лиц меня не посетил. У меня нет электричества, нет воды, нет ничего. Это стыдно. Здесь нет жизни, и я должен буду снова покинуть Сребреницу.
Айя Куге: Вопреки тому, что в Сребренице сербские силы совершили самое крупное преступление в Европе после второй мировой войны, город и весь этот район, согласно Дейтонским мирным соглашениям, вошёл в состав Республики Сербской - одной из двух составных частей Боснии и Герцеговины, где, кстати, правят боснийские сербы. Наш собеседник - один из постоянных жителей Сребреницы, журналист Садик Салимович. Как сегодня живётся в Сребренице?
Садик Салимович: Большинство бывших жителей Сребреницы теперь проживают в странах Европы, а часть из них в Федерации Боснии и Герцеговины. Лишь летом, дней двадцать в июле, многие из них приезжают в Сребреницу к родственникам и друзьям. Обычно это приурочено к мемориальным церемониям на кладбище в Поточарах 11 июля. Однако уже на следующий день после церемонии комеморации, Сребреница кажется пустой. Многие разъехались в направлении Сараево и Тузлы, другие вернулись в Германию, Нидерланды, Америку. На постоянное жительство в Сребреницу вернулись в основном люди постарше, большинство из них мусульмане, но есть и сербы. Молодёжи не много. Например, до войны у нас было 11 тысяч учеников, а теперь во всех школах Сребреницы и Поточар, вместе со всеми сельскими школами, учеников меньше тысячи. Такое же число постоянно работающих - до тысячи человек.
Айя Куге: Насколько известно, в течение последних пятнадцати лет миллионы долларов были собраны в помощь на восстановления Сребреницы. А сегодня даже в городе все ещё видны руины, все фабрики закрыты, не работает рудник, нет пациентов и отдыхающих в санатории раньше столь известной лечебницы Црни Губер.
Садик Салимович: Много денег было собрано на конференциях финансовых доноров, и говорят, что в Сребреницу поступили большие деньги как от международных организаций, так и индивидуально. Однако эти средства либо были расхищены, либо были использованы неправильно. Утверждается, что 80% денег ушло на восстановление деревень. Например, если в какую-то деревню решили вернуться пять семей, то их необходимо было обеспечить домами, водой, электричеством и асфальтовой дорогой – а это большие средства. Во время войны в Сребреницу было разрушено 6,5 тысяч домов. Все села были сравнены с землёй – как мусульманские, так и сербские. Вначале, когда поступали деньги на восстановление домов, мало кто заботился о том, кто из бывших их жителей имеет приоритет, кто действительно хочет вернуться и жить постоянно в Сребренице. Получается, что из двадцати домов, восстановленных в одной деревне, лишь в десяти кто-то живет. И так повсюду. Правда, мы прилагаем усилия, чтобы оживить Сребреницу, поднять её из пепелища – при помощи Сараево, при помощи Баня Луки и международного сообщества. Однако приезжают к нам гости и, глядя на развалины, говорят: на те деньги, которые вы получили, можно было целую Сребреницу позолотить.
Айя Куге: Мы беседовали с журналистом из Сребреницы Садиком Салимовичем.
Складывается впечатление, что Сребреница сегодня – это город, в котором живут только те, кто привязан к нему сердцем, кто не может не приходить на кладбище в Поточарах, и еще, возможно, те, у кого просто нет другого выбора.
На траурной церемонии выступил член президиума Боснии и Герцеговины Бакир Изетбегович.
Бакир Изетбегович: Сребреница – это самая глубокая рана на теле измученного бошняцкого народа. Остальные раны со временем, может быть, залечатся, а Сребреница никогда. Сребреница – это тёмное пятно на совести международного сообщества, и это пятно никогда не поблекнет. Сребреница – это чёрная дыра на совести тех, кто отдавал приказы и совершил преступления – они от нее никогда не освободятся. Радован Караджич находится в Швенингене, Ратко Младич также. Правда приходит медленно и, к сожалению, частично. Сотни непосредственных исполнителей преступлений продолжают оставаться на свободе.
Ирина Лагунина: Об истории Сребреницы и жизни в городе сейчас, через 16 лет после массовых убийств, рассказывает Айя Куге.
Айя Куге: Недавно Ратко Младич в зале Гаагского суда с гримасами отвращения отреагировал на те пункты обвинительного акта, в которых ему вменяется в вину ответственность за массовое убийство, геноцид более семи тысяч мусульманских мужчин и мальчиков из небольшого шахтёрского городка Сребреница в восточной Боснии. Прошло 16 лет, однако не все останки убитых найдены. А в туннеле возле города Тузла всё ещё лежат сотни мешков с останками, точнее, с перемешанными костями, найденными в братских могилах, которые - с целью скрыть следы преступления - были по несколько раз вскрыты, перевезены на грузовиках и вновь зарыты бульдозерами. Ранее родственники ждали, когда останки их ближних будут “укомплектованы”, то есть когда с помощью анализа ДНК будут найдены все части скелета. А теперь, когда осталось уже мало шансов сложить тела целиком, хоронят то, что опознано. Када Хотич, рядом с мужем Сеадом, похороненным в 2003 году, в понедельник положила в могилу единственного сына Самира. От Самира остались лишь две подколенные кости и нижняя челюсть.
Када Хотич: Он найден в одной массовой могиле в Липлье. Захоронение было так уничтожено, останки так раздроблены, что еле-еле даже с помощью анализа ДНК можно было идентифицировать два фрагмента костей ног. Их я сегодня и хороню. Это завершение одной долгой неизвестности о том, где он, будет ли он найден. А теперь, вот, на надмогильном камне имя моего сына. Вернулся мой Самир, не нужно больше искать его. Теперь кости могут покоиться с миром, и я могу смириться. Этого я пожелала бы всем матерям, кто разыскивает своих сыновей, – найти их. Я уверена, что после этого мне будет легче, несмотря на то, что сегодняшний день особо тяжёлый. Помню, такая же жара стояла и того 11 июля. Они ушли, испытывая голод и жажду. Как они намучились! Я постоянно повторяю: слава Богу, что мой сын найден! А будут матери, у которых вечно останется вопрос: где он? Много тел унесла река Дрина, многие были сожжены, многие ещё лежат где-то в глубинках лесов.
Айя Куге: В Поточарах, вблизи Сребреницы, где того 11 июля 1995 года женщины и дети расстались с мужчинами, решившими пойти через леса на территорию, контролируемую силами Сараевского правительства, теперь огромное кладбище. При въезде в Сребреницу кладбища не миновать. Фадила Эфендич там похоронила мужа, но не известно, где останки её 15 летнего сына.
Фадила Эфендич: Здесь похоронен мой муж. Рядом место оставила для сына – Бог знает, когда смогу его похоронить. Я просто не могу поверить, что столько лет спустя всё-таки нашли и арестовали Ратко Младича. Но это правда, и я счастлива, что дождалась его ареста. Пусть все узнают, кто виноват, кто убил столько людей, столько детей, тела которых лежат на этом мемориальном кладбище.
А я – если бы я хотела сделать себе приятное, жила бы не в Сребренице, а в любом другом месте в Боснии, или за границей – лучше бы было. Но я этого не хочу – я хочу быть здесь.
Айя Куге: Инженер Амир Кулагич был среди тех мужчин из Сребреницы, которым в июле 1995 удалось добраться до свободы, до города Тузла. Сегодня он призывает помочь Сребренице, которую уже принято называть городом мёртвых.
Амир Кулагич: Сребреница, вероятнее всего, проходит через самый тяжёлый период своей двухтысячелетней истории, когда на каждом шагу ещё чувствуются последствия войны и страданий. Всё ещё многие семьи не нашли останки своих близких. Всё ещё у нас разрушенные, пустующие деревни. Всё ещё царит недоверие между гражданами. Помогите Сребренице!
Айя Куге: Сребреница в бывшей Югославии считалась одним из городов с развитой промышленностью – много фабрик, рудники для добычи свинца, цинка и серебра, природные богатства, леса, санатории с источниками редких минеральных вод. Безработных в Сребренице не было, и всем жилось хорошо. 70% населения составляли мусульмане, 25% - сербы. Город был небольшим – около 6 тысяч жителей, однако вместе с окрестными деревнями – 36 тысяч населения. Сейчас, по оценкам, в Сребренице постоянно проживают лишь около двух тысяч человек, а в сельской местности – ещё семь-восемь тысяч. Не много бывших жителей вернулись домой, тем более молодых. Вот мнение трёх из них.
Женщина: В Сребреницу мы вернулись семьёй в 1997 году – тогда ситуация была ужасной, но теперь всё в порядке. Есть у меня, я сербка, друзья - и мусульмане, и хорваты - и нет между нами разницы. Так думает и наше окружение. Проблем нет. Может быть, иногда – перед каким-нибудь праздником, как теперь – сербы отмечают Петров день, а остальные - 11 июля, и тогда вспыхивают искры. Однако это потому, что к нам приезжает много людей, и они приносят беспокойство в наш город.
Мужчина: Мне кажется, что есть надежда для Сребреницы. Посмотрите, сегодня открывается новый мотель с рестораном – что-то происходит, что-то движется. Я вернулся три года назад, открыл парикмахерскую и работаю. Зимой чуть хуже, но летом, когда приезжает диаспора, всё кажется хорошо.
Мужчина: Я вернулся год назад. Живу в 300 метрах от города, но никто из местных официальных лиц меня не посетил. У меня нет электричества, нет воды, нет ничего. Это стыдно. Здесь нет жизни, и я должен буду снова покинуть Сребреницу.
Айя Куге: Вопреки тому, что в Сребренице сербские силы совершили самое крупное преступление в Европе после второй мировой войны, город и весь этот район, согласно Дейтонским мирным соглашениям, вошёл в состав Республики Сербской - одной из двух составных частей Боснии и Герцеговины, где, кстати, правят боснийские сербы. Наш собеседник - один из постоянных жителей Сребреницы, журналист Садик Салимович. Как сегодня живётся в Сребренице?
Садик Салимович: Большинство бывших жителей Сребреницы теперь проживают в странах Европы, а часть из них в Федерации Боснии и Герцеговины. Лишь летом, дней двадцать в июле, многие из них приезжают в Сребреницу к родственникам и друзьям. Обычно это приурочено к мемориальным церемониям на кладбище в Поточарах 11 июля. Однако уже на следующий день после церемонии комеморации, Сребреница кажется пустой. Многие разъехались в направлении Сараево и Тузлы, другие вернулись в Германию, Нидерланды, Америку. На постоянное жительство в Сребреницу вернулись в основном люди постарше, большинство из них мусульмане, но есть и сербы. Молодёжи не много. Например, до войны у нас было 11 тысяч учеников, а теперь во всех школах Сребреницы и Поточар, вместе со всеми сельскими школами, учеников меньше тысячи. Такое же число постоянно работающих - до тысячи человек.
Айя Куге: Насколько известно, в течение последних пятнадцати лет миллионы долларов были собраны в помощь на восстановления Сребреницы. А сегодня даже в городе все ещё видны руины, все фабрики закрыты, не работает рудник, нет пациентов и отдыхающих в санатории раньше столь известной лечебницы Црни Губер.
Садик Салимович: Много денег было собрано на конференциях финансовых доноров, и говорят, что в Сребреницу поступили большие деньги как от международных организаций, так и индивидуально. Однако эти средства либо были расхищены, либо были использованы неправильно. Утверждается, что 80% денег ушло на восстановление деревень. Например, если в какую-то деревню решили вернуться пять семей, то их необходимо было обеспечить домами, водой, электричеством и асфальтовой дорогой – а это большие средства. Во время войны в Сребреницу было разрушено 6,5 тысяч домов. Все села были сравнены с землёй – как мусульманские, так и сербские. Вначале, когда поступали деньги на восстановление домов, мало кто заботился о том, кто из бывших их жителей имеет приоритет, кто действительно хочет вернуться и жить постоянно в Сребренице. Получается, что из двадцати домов, восстановленных в одной деревне, лишь в десяти кто-то живет. И так повсюду. Правда, мы прилагаем усилия, чтобы оживить Сребреницу, поднять её из пепелища – при помощи Сараево, при помощи Баня Луки и международного сообщества. Однако приезжают к нам гости и, глядя на развалины, говорят: на те деньги, которые вы получили, можно было целую Сребреницу позолотить.
Айя Куге: Мы беседовали с журналистом из Сребреницы Садиком Салимовичем.
Складывается впечатление, что Сребреница сегодня – это город, в котором живут только те, кто привязан к нему сердцем, кто не может не приходить на кладбище в Поточарах, и еще, возможно, те, у кого просто нет другого выбора.