Ирина Лагунина: В рукописи под названием "Декларация независимости Европы 2083 года" совершивший массовое убийство в Норвегии экстремист Андерс Брейвик на1500 страницах рассказывает о своем мировоззрении. В манифесте, в котором части политического трактата смешаны с личным дневником и инструкциями о том, как сделать взрывчатку, Брейвик призывает к многолетней войне против марксизма и исламизма, указывая на вдохновившие его исторические события и своих кумиров. В одном месте он пишет, что на действия его побудил ещё в 1999 году протест против того, что правительство Норвегии подключилось к Натовским бомбардировкам Сербии… Как в самой Сербии отреагировали на строки из этого манифеста человека, которого обвиняют в смерти 76 человек. Рассказывает Айя Куге.
Айя Куге: В Белграде подсчитали, что Андерс Брейвик упомянул в своем манифесте сербов и Сербию в 340 (трёхстах сорока) местах – повсюду в положительном контексте. Сербская общественность в большинстве своем этим фактом неприятно удивлена, а националистически окрашенная пресса негодует: «почему получается, что борьбу за права сербов ведут лишь люди с психическими расстройствами»? Но на самом деле, какую связь сербская политика конца ХХ века, времён режима Слободана Милошевича, может иметь с идеологией норвежского террориста начала ХХI? Вот мнение депутата парламента Сербии Желько Иваньи.
Желько Иваньи: Сербская политика тех, 90-х годов, граничила с безрассудностью, и именно поэтому Сербия вдохновляет подобных лиц. На самом деле это у нас были времена, когда речь шла не столько об идеологии, сколько о системе искажённых ценностей, которая и произвела то, что с нами происходило в течение долгих лет. Видно, что аргументы Брейвика, совпадают с аргументами наших политиков тех времён, например: “Босния исторически принадлежит сербам, а не каким-то боснийцам-мусульманам.” “Нужно всеми доступными средствами покончить с политическими противниками.” “Сербия должна повернуться к православию и к своим православным братьям.” Именно эта риторика, которую все мы помним и знаем, к сожалению, вдохновляет таких людей, как Брейвик.
Айя Куге: Некоторые белградские специалисты считают, что не стоит подробно анализировать тот длинный текст, который выставил на интернете сам Андерс Брейвик – поскольку, дескать, он, по крайней мере, в тех положения, которые относятся к Сербии, не может выдержать никакой критики. В нём дана крайне упрощённая история сербов, начиная с 16 века, с отсутствием подлинных, доказанных наукой, фактов. Похоже, что такую идеологически пристрастную, даже неграмотную историю написал кто-то из сербских экстремистов, с которым Брейвик, по собственному признанию, общался через интернет. Например, Брейвик сообщает, что очень хотел бы познакомиться с лидером боснийских сербов, ныне обвиняемым в совершении военных преступлений, Радованом Караджичем, который для него “никакой не расист или массовый убийца, а человек, который своими усилиями освободить Сербию [??? – прим. авт.] от ислама навсегда запомнится как честный воин-крестоносец и европейский военный герой”. (Кстати, Караджич себя “крестоносцем” изображал не в Сербии, а в Боснии).
Профессор белградского университета Любиша Раич, часто читающий лекции на университетах в Скандинавии, воспринимает ту опасную связь, которую установил Брейвик между ситуацией в Сербии и ситуацией в Норвегии, как смесь правоэкстремистских идей.
Любиша Раич: У Брейвика полная мешанина идей экстремистов правого толка – в его текстах можно найти разное. Но с другой стороны, он, очевидно, является психиатрическим случаем с мессианскими представлениями о своей роли и невероятным самолюбием. Это видно и из его фотографий, где он себя путает с крестоносцами или предстает с орденами в торжественной чёрной форме. Такие люди обычно ищут вдохновение в экстремальных идеях. В Скандинавии они разделены на две группы: на тех, кто своих героев видят, например, в Радоване Караджиче, и тех, кто считает сербов коммунистами. Эти вторые обычно ищут себе образец для подражания в подобных Караджичу лицах в хорватских и бошняцких общинах. Они ни в коем случае не принадлежат к демократическому обществу. Наша проблема состоит в том, что есть среди нас люди, которые почти с гордостью говорят: этот человек поддержал сербов. Нет! Подобная поддержка - самая страшная, которую кто-либо в Сербии мог получить.
Айя Куге: Сербские средства информации цитируют утверждение Андерса Брейвика о том, что в Европе с момента нанесения первого воздушного удара НАТО по Сербии в 1999 году началась гражданская война. Сербские братья, как он утверждает, хотели лишь остановить ислам, выдворяя албанцев из Косова обратно в Албанию. Для него сербы веками являются последним барьером христианской Европы перед наступающим исламом. Однако большинство сербов испытывают неприятные чувства от того, что ими восхищается человек, совершивший такие зверские убийства, говорит Миленко Дерета, директор белградской неправительственной организации "Гражданские инициативы":
Миленко Дерета: Это действительно неприятно, однако, это ведь обобщение самого Брейвика, что это, якобы, была политика всех сербов. Нет, это не была политика всех сербов! Это была политика одного режима. Я себя в числе тех сербов, которых он упоминает, не нахожу, да и мы все как народ не должны себя в этом узнавать. Однако нам бы стоило серьёзнее заняться исследованием, на что была направлена эта “сербская” политика. Ведь сегодня Сербия больше не является надёжным убежищем для военных преступников. Крайне важно, что мы арестовали Караджича, Младича, Хаджича, что приняли декларацию, осуждающую преступление в Сребренице. Это признаки того, что мы отказались от той политики, но нужно бы было продемонстрировать это ещё яснее.
Айя Куге: А вот мнение сербского социолога Мирко Джорджевича о том, почему для Брейвика некоторые сербы, возможно, стали моделью для подражания. Говорят, что преступников вдохновляет чужие преступления?
Мирко Джорджевич: Меня не удивляет, что чудовищный норвежский убийца поклоняется иконе Радована Караджича – идеологическая основа, на которой они стоят, одна и та же. Мы всему миру преподнесли наши балканские идеи о том, что нужно убрать всех, кто не принадлежат к нашему народу, к нашей этнической группе. Ничего нового в этом нет – насилие на идеологической основе, по нашей модели, возрастает и подтверждает факт, что демократические режимы часто не в состоянии сопротивляться таким брутальным атакам. Грустно и страшно, что мы, уничтожая мусульман, уничтожая албанцев и всех других, стали примером для подражания. У Сербии плохой имидж, однако эта идеология, которая стала основой для массовых убийств Брейвика, имеет сторонников повсюду, в том числе и в Сербии.
Айя Куге: Наша следующая собеседница – белградский драматург и общественный деятель Борка Павичевич.
Какие эмоции и размышления вызвал у вас тот факт, что самый крупный серийный убийца в истории Норвегии в своем манифесте зачастую опирается на заявления и приемы сербских экстремистов в своей борьбе за “чистую нацию”?
Борка Павичевич: Чего мы только здесь не наслушались! Можно вспомнить всем известные идеи наших национальных “чистильщиков”, уничтожавших других во имя чистой нации, о том, что и потери в собственных рядах не страшны, когда от этого закаляется нация. Можно вспомнить по этому поводу символическое заявление одной из бывших лидеров боснийских сербов, биолога Бильяны Плавшич: “на смену срубленной тысячи деревьев вырастут новые” – это насчёт того, что количество жертв, даже собственных, не важно. Или заявление военных времён дочери Радована Караджич Сони о том, что здоровой сербской молодёжью является лишь та, которая воюет в Боснии, а не та “декадентная” белградская, которая сидит в уличных кафе. Для них жизнь отдельного человека ничто, по сравнению с важностью безумной идеи чистой нации.
В одной белградской газете я прочитала заголовок: “Нам только этого норвежца не хватало!” В статье автор жалуется, что теперь снова вспыхнет сербофобия. Это очень поверхностное понимание ситуации. Ведь отношение у всех подобных экстремистов в Европе к таким процессам и проблемам, как европейское объединение, миграция населения, роль христианства и ислама, – очень схожее.
Айя Куге: Какие выводы нужно извлечь Сербии из чудовищных действий Андерса Брейвика и его духовного родства в том числе и с сербскими экстремистами?
Борка Павичевич: Я это понимаю как ещё одну возможность для отрезвления, как возможность ещё раз подумать, к чему это ведёт. Если не будет создан потенциал движений в обществе, которые бы сопротивлялись этому злу, у нас нет будущего. Для нас в Сербии преступление в Норвегии является дополнительным предупреждением - где мы были вчера, и где находимся сегодня. Вот, несколько дней назад в Белграде кто-то из своего окна выстрелил в детей, играющих в баскетбол на детской площадке – ему, вероятно, мешал звук мяча. Целью подобного прославления насилия является введение террора и, таким образом, ограничение свободы. Насилие – это распад общества, оно всегда именно с этой целью и проводится. Мы ведь всё это на собственной шкуре испытали!
Айя Куге: Мы беседовали с сербским общественным деятелем Боркой Павичевич.
Правда, чтобы не возникло недоразумение, стоит, вероятно, подчеркнуть: нет оснований связывать зверские преступления Андерса Брейвика в Норвегии с сербами, или обвинять в этом политику или идеологию Сербии. Балканы упомянуты лишь в небольшой части его обширных текстов. И Сербия – не единственная страна, названная поименно. И Караджич – не единственный. Владимир Путин назван там «справедливым и решительным лидером, достойным уважения», с которым Брейвик хотел бы встретиться.
Айя Куге: В Белграде подсчитали, что Андерс Брейвик упомянул в своем манифесте сербов и Сербию в 340 (трёхстах сорока) местах – повсюду в положительном контексте. Сербская общественность в большинстве своем этим фактом неприятно удивлена, а националистически окрашенная пресса негодует: «почему получается, что борьбу за права сербов ведут лишь люди с психическими расстройствами»? Но на самом деле, какую связь сербская политика конца ХХ века, времён режима Слободана Милошевича, может иметь с идеологией норвежского террориста начала ХХI? Вот мнение депутата парламента Сербии Желько Иваньи.
Желько Иваньи: Сербская политика тех, 90-х годов, граничила с безрассудностью, и именно поэтому Сербия вдохновляет подобных лиц. На самом деле это у нас были времена, когда речь шла не столько об идеологии, сколько о системе искажённых ценностей, которая и произвела то, что с нами происходило в течение долгих лет. Видно, что аргументы Брейвика, совпадают с аргументами наших политиков тех времён, например: “Босния исторически принадлежит сербам, а не каким-то боснийцам-мусульманам.” “Нужно всеми доступными средствами покончить с политическими противниками.” “Сербия должна повернуться к православию и к своим православным братьям.” Именно эта риторика, которую все мы помним и знаем, к сожалению, вдохновляет таких людей, как Брейвик.
Айя Куге: Некоторые белградские специалисты считают, что не стоит подробно анализировать тот длинный текст, который выставил на интернете сам Андерс Брейвик – поскольку, дескать, он, по крайней мере, в тех положения, которые относятся к Сербии, не может выдержать никакой критики. В нём дана крайне упрощённая история сербов, начиная с 16 века, с отсутствием подлинных, доказанных наукой, фактов. Похоже, что такую идеологически пристрастную, даже неграмотную историю написал кто-то из сербских экстремистов, с которым Брейвик, по собственному признанию, общался через интернет. Например, Брейвик сообщает, что очень хотел бы познакомиться с лидером боснийских сербов, ныне обвиняемым в совершении военных преступлений, Радованом Караджичем, который для него “никакой не расист или массовый убийца, а человек, который своими усилиями освободить Сербию [??? – прим. авт.] от ислама навсегда запомнится как честный воин-крестоносец и европейский военный герой”. (Кстати, Караджич себя “крестоносцем” изображал не в Сербии, а в Боснии).
Профессор белградского университета Любиша Раич, часто читающий лекции на университетах в Скандинавии, воспринимает ту опасную связь, которую установил Брейвик между ситуацией в Сербии и ситуацией в Норвегии, как смесь правоэкстремистских идей.
Любиша Раич: У Брейвика полная мешанина идей экстремистов правого толка – в его текстах можно найти разное. Но с другой стороны, он, очевидно, является психиатрическим случаем с мессианскими представлениями о своей роли и невероятным самолюбием. Это видно и из его фотографий, где он себя путает с крестоносцами или предстает с орденами в торжественной чёрной форме. Такие люди обычно ищут вдохновение в экстремальных идеях. В Скандинавии они разделены на две группы: на тех, кто своих героев видят, например, в Радоване Караджиче, и тех, кто считает сербов коммунистами. Эти вторые обычно ищут себе образец для подражания в подобных Караджичу лицах в хорватских и бошняцких общинах. Они ни в коем случае не принадлежат к демократическому обществу. Наша проблема состоит в том, что есть среди нас люди, которые почти с гордостью говорят: этот человек поддержал сербов. Нет! Подобная поддержка - самая страшная, которую кто-либо в Сербии мог получить.
Айя Куге: Сербские средства информации цитируют утверждение Андерса Брейвика о том, что в Европе с момента нанесения первого воздушного удара НАТО по Сербии в 1999 году началась гражданская война. Сербские братья, как он утверждает, хотели лишь остановить ислам, выдворяя албанцев из Косова обратно в Албанию. Для него сербы веками являются последним барьером христианской Европы перед наступающим исламом. Однако большинство сербов испытывают неприятные чувства от того, что ими восхищается человек, совершивший такие зверские убийства, говорит Миленко Дерета, директор белградской неправительственной организации "Гражданские инициативы":
Миленко Дерета: Это действительно неприятно, однако, это ведь обобщение самого Брейвика, что это, якобы, была политика всех сербов. Нет, это не была политика всех сербов! Это была политика одного режима. Я себя в числе тех сербов, которых он упоминает, не нахожу, да и мы все как народ не должны себя в этом узнавать. Однако нам бы стоило серьёзнее заняться исследованием, на что была направлена эта “сербская” политика. Ведь сегодня Сербия больше не является надёжным убежищем для военных преступников. Крайне важно, что мы арестовали Караджича, Младича, Хаджича, что приняли декларацию, осуждающую преступление в Сребренице. Это признаки того, что мы отказались от той политики, но нужно бы было продемонстрировать это ещё яснее.
Айя Куге: А вот мнение сербского социолога Мирко Джорджевича о том, почему для Брейвика некоторые сербы, возможно, стали моделью для подражания. Говорят, что преступников вдохновляет чужие преступления?
Мирко Джорджевич: Меня не удивляет, что чудовищный норвежский убийца поклоняется иконе Радована Караджича – идеологическая основа, на которой они стоят, одна и та же. Мы всему миру преподнесли наши балканские идеи о том, что нужно убрать всех, кто не принадлежат к нашему народу, к нашей этнической группе. Ничего нового в этом нет – насилие на идеологической основе, по нашей модели, возрастает и подтверждает факт, что демократические режимы часто не в состоянии сопротивляться таким брутальным атакам. Грустно и страшно, что мы, уничтожая мусульман, уничтожая албанцев и всех других, стали примером для подражания. У Сербии плохой имидж, однако эта идеология, которая стала основой для массовых убийств Брейвика, имеет сторонников повсюду, в том числе и в Сербии.
Айя Куге: Наша следующая собеседница – белградский драматург и общественный деятель Борка Павичевич.
Какие эмоции и размышления вызвал у вас тот факт, что самый крупный серийный убийца в истории Норвегии в своем манифесте зачастую опирается на заявления и приемы сербских экстремистов в своей борьбе за “чистую нацию”?
Борка Павичевич: Чего мы только здесь не наслушались! Можно вспомнить всем известные идеи наших национальных “чистильщиков”, уничтожавших других во имя чистой нации, о том, что и потери в собственных рядах не страшны, когда от этого закаляется нация. Можно вспомнить по этому поводу символическое заявление одной из бывших лидеров боснийских сербов, биолога Бильяны Плавшич: “на смену срубленной тысячи деревьев вырастут новые” – это насчёт того, что количество жертв, даже собственных, не важно. Или заявление военных времён дочери Радована Караджич Сони о том, что здоровой сербской молодёжью является лишь та, которая воюет в Боснии, а не та “декадентная” белградская, которая сидит в уличных кафе. Для них жизнь отдельного человека ничто, по сравнению с важностью безумной идеи чистой нации.
В одной белградской газете я прочитала заголовок: “Нам только этого норвежца не хватало!” В статье автор жалуется, что теперь снова вспыхнет сербофобия. Это очень поверхностное понимание ситуации. Ведь отношение у всех подобных экстремистов в Европе к таким процессам и проблемам, как европейское объединение, миграция населения, роль христианства и ислама, – очень схожее.
Айя Куге: Какие выводы нужно извлечь Сербии из чудовищных действий Андерса Брейвика и его духовного родства в том числе и с сербскими экстремистами?
Борка Павичевич: Я это понимаю как ещё одну возможность для отрезвления, как возможность ещё раз подумать, к чему это ведёт. Если не будет создан потенциал движений в обществе, которые бы сопротивлялись этому злу, у нас нет будущего. Для нас в Сербии преступление в Норвегии является дополнительным предупреждением - где мы были вчера, и где находимся сегодня. Вот, несколько дней назад в Белграде кто-то из своего окна выстрелил в детей, играющих в баскетбол на детской площадке – ему, вероятно, мешал звук мяча. Целью подобного прославления насилия является введение террора и, таким образом, ограничение свободы. Насилие – это распад общества, оно всегда именно с этой целью и проводится. Мы ведь всё это на собственной шкуре испытали!
Айя Куге: Мы беседовали с сербским общественным деятелем Боркой Павичевич.
Правда, чтобы не возникло недоразумение, стоит, вероятно, подчеркнуть: нет оснований связывать зверские преступления Андерса Брейвика в Норвегии с сербами, или обвинять в этом политику или идеологию Сербии. Балканы упомянуты лишь в небольшой части его обширных текстов. И Сербия – не единственная страна, названная поименно. И Караджич – не единственный. Владимир Путин назван там «справедливым и решительным лидером, достойным уважения», с которым Брейвик хотел бы встретиться.