Михаил Соколов: Сегодня в Московской студии Радио Свобода - директор Департамента стратегического анализа компании «ФБК», профессор, доктор экономических наук Игорь Николаев.
Мы задавали вопрос, который для нас интересен, на сайте Радио Свобода: начнет ли Владимир Путин после выборов 2011-12 годов модернизацию экономики России?
Этот вопрос связан с тем, что постоянно в российскую прессу идут утечки о работе различных групп, которые выполняют задания премьер-министра. Это «Стратегия 2020», то есть некая комплексная программа реформ российской экономики. Одна из этих версий даже была опубликована на сайте газеты «Ведомости». Не знаю, это последняя версия или нет. Но какие-то комплексные преобразования, безусловно, готовятся. И возможно, что после выборов Россию ждут многие неожиданные вещи.
Игорь Алексеевич, я хотел бы сначала определиться в мировом масштабе. Если мы видим, что был обвал финансовых рынков, спровоцированный решением Агентства «Standard & Poor's», финансовая лихорадка, которая произошла, где сейчас экономика России? Она куда попала, во вторую волну финансового кризиса? Или это сейчас кратковременная нервозность?
Игорь Николаев: Она еще не попала во вторую волну мирового кризиса. Она попадет туда, если эта вторая волна будет. Все-таки второй волны пока нет. Ну а то, что произошло, свидетельствует о том, что, с высокой вероятностью, как мне представляется, такая волна все-таки будет. Когда экономика вот так реагирует... Ну да, уважаемое агентство приняло решение о снижении кредитного рейтинга. И что, весь мир залихорадило? Это означает, что мировая экономика в очень высокой степени неопределенности. И российская экономика – в том числе или в первую очередь. Когда она в такой степени неопределенности, я бы сформулировал это так, что экономика созрела для нового обвала. Я бы даже употребил такой термин, что она ждет повода. Снижение рейтинга – это не тот повод, который может все обвалить. А вот если что-то значимое осенью у нас произойдет, к примеру, дефолт какой-то европейской страны...
Михаил Соколов: Есть кандидаты?
Игорь Николаев: Да, есть. И они из числа кандидатов никак не выйдут. Тогда вторая волна более чем вероятна. И Россия во второй волне, естественно, будет. Причем положение России не очень хорошее, потому что она готова ко второй волне гораздо хуже, чем к первой волне, если оценивать по количеству резервов, которые у нее есть.
Михаил Соколов: Потратились сильно.
Игорь Николаев: У нас Резервный фонд «похудел» в 6,5 раз за кризисные годы. Россия умудрилась взять на себя очень высокие социальные обязательства...
Михаил Соколов: Именно в кризис?
Игорь Николаев: Именно в кризис. Ведь мы неоднократно слышали заявления, что это отличие российской антикризисной политики. Никто не повышает социальные выплаты, пенсии, а мы повышаем, и резко. Никто не говорит, что не надо повышать, но задумайтесь, что будет происходить, если вторая волна наступит. Что тогда? А резервов уже нет. Кстати, было бы неплохо задуматься, когда говорят: никто так не делает в мире.
Михаил Соколов: «Особый путь» России.
Игорь Николаев: А что, в мире никто ничего не понимает? Оказывается, что мы только умные. Для меня это всегда повод задуматься: почему другие-то не делают? Почему они считают, что это не очень ответственно?
Но есть и другие факторы. Мы взяли на себя очень большие обязательства по проведению – а это все огромные деньги – разного рода саммитов, Олимпиад, чемпионатов мира и так далее.
Михаил Соколов: И эти обязательства завышены. Я уж не знаю, сколько надо потратить на Олимпиаду, но на саммит во Владивостоке тратятся несообразно значению этого мероприятия большие деньги. По-моему, Перу проводило такое же мероприятия, и они какие-то надувные шатры поставили, ничего особенного не строили. Повстречались какие-то лидеры и разъехались.
Игорь Николаев: Национальные костюмы выдали, сфотографировались.
Михаил Соколов: А тут строится грандиозный мост, какие-то объекты, университет и так далее. Постоянно вокруг этого какие-то скандалы, разговоры об «откатах». Наверное, это не самое лучшее вложение средств и время не самое лучшее, как мне кажется.
А можно говорить о том, что сейчас есть такая опасная тенденция, как замедление экономического роста в Китае, может быть, в Соединенных Штатах, то есть в локомотивах мировой экономики? И это может сказаться на такой важной вещи, как цена на нефть. Она недавно колебалась туда-сюда, а сейчас, вроде, немножечко успокоилась. Хотя не понятно, что будет дальше.
Игорь Николаев: То, что мировая экономика и ведущие экономические страны замедляются в своем развитии, - это факт. Это факт по Китаю, по Германии. Буквально на днях вышли неожиданно плохие макроэкономические данные и, главное, индексы о снижении предпринимательской уверенности в Германии. А ведь Германия – это локомотив европейской экономики и один из локомотивов мировой экономики. В США почти все уже обоснованно понизили прогнозы по темпам экономического роста в этом году, и по-видимому, это будет все-таки меньше 2%. То есть замедление налицо. К сожалению, все больше раздаются предложения: если замедление, давайте снова будем стимулировать с помощью программы количественного смягчения, третьего раунда, новые деньги напечатаем, вбросим.
Михаил Соколов: А много уже напечатали, по-моему.
Игорь Николаев: А это хорошо не заканчивается. Но если после двух этапов вы имеете такие проблемы, то кто сказал, что у вас не будет? В наркоманов уже превратились: очередную дозу дай – и все.
Макроэкономический фон не очень хороший. Китай – особая страна в этом смысле. Но у Китая свои проблемы. Они никак не могут справиться с инфляцией. В годовом измерении больше 6% - для них это очень много.
Михаил Соколов: Но в России же больше. А в чем разница?
Игорь Николаев: Разница в том, что Россия привыкла, к сожалению, жить с двузначной инфляцией. Ну, снизились мы до 9%, 8,8 было. А Китай жил при 3-4%. Он уже привык. И когда до 6% возрастает – это не очень хорошо. И власти Китая понимают, что для населения (это в любой стране, и в России, может быть, в первую очередь) инфляция – одна из главнейших, одна из важнейших проблем. Представьте, такая проблема в стране, где 1,5 миллиарда жителей – это очень опасно. А чтобы побороть инфляцию, китайские власти идут на традиционные меры: они повышают нормы резервирования к банкам, тем самым душа экономическую активность, замедляя экономический рост. И в результате они вынуждены останавливать свой локомотив, что негативно отражается на перспективах развития всей мировой экономики, для решения в первую очередь своей внутренней проблемы.
Михаил Соколов: Но они боятся потерять стабильность.
Игорь Николаев: И правильно делают, что боятся. Инфляция – самая болезненная проблема для населения, все опросы всегда это показывали. Что всех волнует – рост цен.
Михаил Соколов: Ну да, это, как правильно говорится, и налог на бедных. И люди, у кого какие-то деньги есть, не столько сберегают, сколько вкладываются в потребление, насколько я понимаю, есть такая психология.
Игорь Николаев: И эта страна по-прежнему быстро развивается, но в целом население небогатое. Вы сказали – налог на бедных. Эти слова приписывают Кардозу, президенту Бразилии в начале 90-х годов: «Если бы я был дьяволом и захотел бы придумать налог на бедных, я бы не смог ничего лучше придумать, как инфляцию». Это человек, который в свое время добился больших успехов на ниве борьбы с инфляцией.
Михаил Соколов: И я хотел бы еще спросить про отток капитала. В этом году он был достаточно значительным. Есть ли какие-то объяснения этого процесса, кроме политических – предвыборный год, какая-то нестабильность? Что происходит?
Игорь Николаев: Происходит то, что бизнес ведь прагматичен. Когда стало очевидно, что быстрого, уверенного выхода из кризиса не получается... А в России тоже темпы экономического роста замедляются. Если по итогам первого квартала это было плюс 4,1%, то второй квартал был хуже – 3,4%, по сравнению с соответствующим периодом прошлого года прирост, и в целом за полугодие – где-то 3,7. То есть темпы экономического роста замедляются, вероятность новой рецессии велика, политические риски, безусловно, существуют. Вроде это та ситуация – я говорю о политике – когда все ясно, тем не менее...
Михаил Соколов: Не ясно только – Путин, Медведев или третий. Но курс, кажется, тот же.
Игорь Николаев: Если бы сказали, что этот или этот, ну, тогда было бы ясно.
Поэтому капитал выводит свои деньги. У нас отток в 35 миллиардов долларов США уже есть. И безусловно, эта цифра увеличится, судя по тому, что происходило в августе - нестабильность на мировых рынках. Кстати, в этот период из фондов, которые инвестируют в Россию и в другие развивающиеся рынки, очень резко вырос отток капитала – почти миллиард долларов США. Отток был и, к сожалению, будет. Причем стоило бы обратить внимание на следующую вещь. Понятен, логичен отток капитала, когда экономика падает: в падающей экономике капитал уходит. А у нас в первом полугодии – на это правительство, к сожалению, не обращало внимания – экономика растет, а деньги утекают. Это иррационально, это неправильно. Что это за экономический рост в экономике, из которой продолжают большими темпами убегать капиталы? Так не должно быть. Но у нас именно так. У нас был период, чтобы задуматься над этим: это что за экономический рост, если деньги бегут из страны? Конечно, это неуверенный экономический рост, мягко говоря.
Михаил Соколов: И еще один вопрос. Летом появились оценки Сергея Алексашенко, что возможна девальвация рубля из-за роста импорта, какие-то события, которые могут произойти сразу после выборов. Как вы относитесь к таким прогнозам?
Игорь Николаев: Я считаю, что такие прогнозы реалистичны. Но перспективы девальвации рубля в большей степени, по-моему, все-таки обусловлены не тем, когда у нас пройдут выборы, а тем, что будет происходить на мировых рынках, точнее, на мировом рынке нефти.
Михаил Соколов: Эта цена колеблется. Я сейчас посмотрел: WTI торгуется – 84,6 за баррель, цена нефти растет во вторник на фоне высокой волатильности торгов, сообщает Агентство «Bloomberg». А вчера падала.
Игорь Николаев: Да, высокая волатильность, прыжки туда-сюда, готовность в любое время обрушиться. Здесь механизм понятен: если мировая экономика замедляется, Китай замедляется, то спрос на нефть и нефтепродукты падает, а если фондовые рынки падают, спекулянты начинают выходить и из других активов, которые превратились в объект для спекуляций...
Михаил Соколов: Из сырьевых активов?
Игорь Николаев: Да. Ведь модель экономики, которая есть, - это спекулятивная модель экономики. К сожалению, мы все больше уходим от реальной экономики, ищем, куда бы еще вложить, чтобы перепродать. Это у нас и акции, и сырье, сырьевые товары, и недвижимость. И продовольствие в последние годы тоже стало товаром для перепродажи. Это одна из причин того, почему продовольствие растет в мире. Этот товар не столь ликвиден, но кое-что можно прикупить, и оно будет лежать, а потом выгодно продать. Вот если цены на нефть будет падать, если такие вещи будут происходить осенью, конечно, они будут падать, то нет никаких сомнений в том, что российская валюта в данном случае будет слабеть. Другое дело, что власти всеми правдами и неправдами, пусть это будет стоить опять сотен миллиардов долларов, будут удерживать этот курс плавной девальвации, потому что – выборы. Прошлая волна кризиса показала: что происходит с рублем – с этим во многом ассоциируется, есть кризис или нет. Если он быстро падает, то кризис есть, а если все нормально, то, вроде бы, все нормально. Объективные обстоятельства могут складываться так, что цена российского рубля будет стремиться вниз. Надо девальвировать. Но его будут держать. И я могу успокоить, обвального падения, если начнется что-то плохое, сначала не будет, уж точно.
Михаил Соколов: Роза пишет: «Согласитесь, что мы стали вполне западной страной по уровню жизни и по мировоззрению. Нас ничто не трогает, пока нас окончательно не прижмет, как и в других странах, например, в Греции и в Португалии. Этим и пользуется власть».
Игорь Николаев: Я бы за всех-то не говорил, что нас ничего не трогает.
Михаил Соколов: Ну, большинство, скажем.
Игорь Николаев: За большинство тоже опасно говорить. Ну, наверное, многих. И это объяснимо. А что, хорошо – товары есть, можно ездить за границу, все более-менее. Но это нефтяное благополучие, безусловно. Если бы нам так не подфартило с мировыми ценами на нефть в 2000 году, то ситуация была бы совершенно иной. Ситуация была бы такая, что она бы нас вынуждала проводить реальные реформы, а не показушные, как, например, административная реформа. Но, увы, так произошло. Недаром существует термин «нефтяное проклятье».
Михаил Соколов: Андрей написал нам на сайт: «Уважаемые собеседники, и горбачевская «перестройка», и хрущевская «оттепель» были вызваны тем, что правящую номенклатуру перестала устраивать сложившая система. Объясните, пожалуйста, чем путинская система не устраивает нынешнюю номенклатуру? Чем она для них плоха - контроль над всеми доходами, ноль ответственности? Вариант с альтруизмом не стоит рассматривать по причине полной смехотворности».
Это я подхожу к программе «Стратегия 2020». А какие стимулы у правящей элиты, даже у ее понимающей части, взяться за изменение ситуации? Сказать: да, мы на «нефтяной игле» сидим, а это опасно, надо что-то делать.
Игорь Николаев: Слова о том, что опасно сидеть на «нефтяной игле», мы слышали все 2000-ые годы. Но желание что-то обновить, подновить во многом связано, конечно, с выборным циклом: это проходит, а тут новая программа на 10 лет, амбициозные задачи. Тем более, хочется уйти от тех задач, которые не были выполнены. Вспомним пресловутое удвоение ВВП.
Михаил Соколов: А он удвоился? Есть экономисты, которые говорят, что удвоился.
Игорь Николаев: Мы этот вопрос специально взяли, проанализировали: менее 60% выполнена задачка. С 2000-го по 2010 год включительно не на 100%, а менее 60%.
Михаил Соколов: То есть не догнали Португалию?
Игорь Николаев: Нет. Говорят: «Давайте в долларах считать», - вот такая уловочка. Но рост реального ВВП, по всем статистическим правилам во всем мире, по всем руководствам, считается в национальной валюте, потому что курсы валюты изменяются друг против друга. Особенно, если это нефтяная страна и мировые цены на нефть высокие, то понятно, что рубль укреплялся. Давайте посчитаем еще в какой-нибудь валюте. Хохмы ради, что называется, пересчитали в ангольских кванзах - оказалось, что в 23 раза у нас вырос ВВП. Ну, давайте этим будем рапортовать. «Нет, ребята, не получилось. 60%. Задачка провалена». Хочется оставить это где-то позади, а нарисовать новое прекрасное будущее - вот и появляются заявки на новые проекты.
Михаил Соколов: И давайте к программе обратимся. Группа в значительной степени либеральных экономистов готовила этот документ. Там и Владимир Мау, и Ярослав Кузьминов, и некоторые другие. И в этой программе есть то, что предлагала и оппозиция либерально-демократическая: борьба с коррупцией, увеличение расходов на образование, медицину, на инфраструктуру. Даже идет, правда, дискуссионный разговор о восстановлении прямых выборов мэров, а потом и губернаторов для того, чтобы как-то раскрепостить инициативы. Игорь Алексеевич, у вас есть ощущение, что эта масштабная программа может быть реализована?
Игорь Николаев: Я считаю, что за столько-то лет может произойти что угодно. Поэтому даже самые благие намерения могут воплотиться в жизнь в теории.
Михаил Соколов: Из программы Грефа по финансово-экономическим вопросам достаточно много было сделано.
Игорь Николаев: Около 30%.
Михаил Соколов: А в области государственного управления – близко к нулю.
Игорь Николаев: Что-то воплощено может быть. Но мы оставили прежние цели: войти в «пятерку» наиболее развитых стран мира к 2015-2020 годам. Честно говоря, мне верится с трудом. Хотя сейчас мы по объему ВВП находимся на шестом месте. А чтобы войти в «пятерку», нам надо обгонять Германию. А Германия значительно превышает нас по этому показателю. И за оставшиеся несколько лет – вряд ли. Такая цель была и в прежней редакции, она и сейчас остается. По ВВП на душу населения к 2020 году – 35 тысяч долларов на человека – должен быть такой показатель. То есть в 2 с лишним раза выше, чем сейчас. Честно говоря, тоже очень амбициозная задача. Ну, достижима, конечно, если радикальным образом мы поднимем эффективность экономической политики. Но в то, что удастся радикальным образом поднять эффективность экономической политики, мне не очень верится.
Михаил Соколов: Там есть такая вещь – расходный маневр: смена приоритетов в развитии, в расходах бюджета, поворот к образованию, здравоохранению. Мне показалось, что есть расхождение мечты с реальностью. Ведь в тех бюджетах, которые спроектированы, по-моему, на три года, там ничего подобного нет. Там увеличиваются военные расходы, расходы на какие-то государственные нужды и так далее. Не получается ли так, что ваши коллеги-экономисты создают декорацию, а реальная жизнь пойдет по тем рельсам, которые проложены Путиным, Кудриным и всеми теми, кто реально работает в правительстве, стоит у финансовых рычагов и так далее?
Игорь Николаев: Вполне может получиться. Ведь обязательства, допустим, по оборонным расходам триллионным, они же даны до 2020 года. Об этом заявлено президентом неоднократно. Приоритетность, - а нынешний бюджет у нас, я бы сказал, военно-социальной направленности, если брать год нынешний, - задана на годы вперед. Во-первых, до 2020 года сказано о триллионах на оборону. Во-вторых, то, что мы взяли на себя завышенные социальные обязательства, - это тоже будет приоритетом. Вы не можете людям сказать: «Мы в годы кризиса маханули, поторопились. Извините. Мы теперь не будем повышать ни пособия, ничего». Все, это уже приоритет. И получается, что эксперты действительно пишут какие-то новые приоритеты, акценты новые расставляют, а они уже заданы. Причем политически невозможно их изменить. Вы что, военным скажете «нет»?
Михаил Соколов: С военными есть какая-то возможность поворота. Все-таки речь идет, насколько я понимаю, не о социальных выплатах военнослужащим, а о закупках вооружений, которые запланированы в больших объемах, но есть проблемы, как видно, и технологические. Промышленность в данный момент эти заказы даже выполнить не может из-за того состояния, в котором она оказалась. Поэтому здесь возможно, наверное, сокращение расходов. Но есть такие вещи, как состояние нынешней пенсионной системы, предложены какие-то варианты, как ее изменить, но у меня лично ощущение, что это непреодолимый барьер.
Игорь Николаев: Пенсионная система. Чего и следовало ожидать, от чего пока власти открещиваются, это прозвучало...
Михаил Соколов: 63 года – пенсионный возраст для всех.
Игорь Николаев: Да, повышение пенсионного возраста. В принципе, я согласен, без этого не обойтись. Но что меня всегда тревожит – это то, что теперь пенсионное реформирование у нас будет сводиться к этой ключевой мере. Плюс еще будут пытаться наводить порядок (ну, так это называется) с пенсионерами-льготниками, что у нас очень многие представители разных профессий выходят раньше, с этим тоже надо наводить порядок, и экспертные группы предлагают. Вот такого рода будут предложения. А ведь пенсионная реформа – это принципы, механизм функционирования пенсионного обеспечения. Если у вас механизм пенсионного обеспечения, основанный на тех принципах, которые сегодня есть, генерирует дефицитность постоянную, вы можете только смягчить проблему тем, что вы увеличите возраст. Кстати, женщинам что-то круто замахнулись эксперты – сразу за 8 лет, по-моему, это явный перебор. Вот глубина реформирования должны быть – принципы и механизм функционирования. А не такие меры, которые, конечно, назрели, но я боюсь, что мы от существа реформирования отходим с реализацией этих мер.
Михаил Соколов: И еще одна интересная история получается в этом разделе. Господин Титов на встрече с Путиным задал вопрос: что же все-таки будет со страховыми взносами, с решением по снижению страховых взносов? Вроде договорились президент и премьер, что их надо снизить с 34 до 30%. С другой стороны, возникает некая «дыра»: из чего пенсии платить. То есть сначала приняли одно решение - оно ударило по бизнесу, теперь примут другое решение - и надо будет затыкать эту «дыру». Концептуально как-то не проработано. И премьер-министр отвечает: «Окончательное решение по снижению страховых взносов будет сформулировано в ближайшее время». Кажется, уже сформулировали месяц назад, они посовещались, президент сказал, премьер-министр, вроде бы, принял к исполнению. А сейчас опять выясняется, что это все будет когда-то формулироваться. Нет ясного понимания, что, собственно, делать. Сделали ошибку, значит, надо ее исправить. Но как бы не сделать другую ошибку. Так получается?
Игорь Николаев: Именно так и получается. Вот это решение, оно ведь не просто так: сначала о повышении страховых взносов с 26% до 34%. Это убедительно доказывает то, что социальные обязательства явно завышены. Ведь не просто так подняли эту ставку, надо же выполнять. Вот и подняли резко ставку. И вдруг увидели, и сейчас эксперты это констатируют, что после кризиса Россия оказалась на другой траектории экономического развития. Если экономика росла 7-8% в год, то теперь – 3,5-4 с небольшим процента. Траектория оказалась преломленной в том числе и потому, что выяснилось, что столь чувствительный, обременительный налог для бизнеса, он был резко повышен. Решили, что будем снижать. С точки зрения налогов хуже не придумаешь, когда вы на год подняли, потом снижаете. Мы сегодня уже обсуждали, что капиталы утекают. Когда налоговая система нестабильна, какой я могу инвестиционный план построить, бизнес-план? Я не знаю, какие налоги...
Михаил Соколов: А надо заложиться на риски, создать резервы.
Игорь Николаев: Вот и создают резервы, выводя капиталы за границу. Теперь говорят: будем снижать. Кстати, решение – до 30%, оказывается, если у вас сверх определенной суммы – вот эти 512 тысяч за год, то будет дополнительный 10-процентный налог с разницы, где повышают высокие зарплаты. И оказывается, что для многих эта налоговая нагрузка только возрастет. Вот у нас так всегда умудряются снизить налоги, что многим придется платить больше.
Михаил Соколов: И еще забавная вещь. Эксперты фиксируют, что фактически в пенсионной системе сейчас не заинтересован средний класс. Потому что до определенной суммы платятся страховые платежи, дальше уже не берутся, но и пенсионные права не возникают. То есть тот, кто легально, по российским меркам, относительно много зарабатывает, он не зарабатывает себе высокую пенсию, потому что сохраняется потолок. С точки зрения логики, может быть, было бы разумно снять эти потолки, но и обкладывать, условно говоря, относительно высокие зарплаты тоже пенсионным сбором, налогом, как угодно. Но этого же тоже не делается.
Игорь Николаев: Это не делается потому, что такие пенсионные права возникают, что в такой дефицит...
Михаил Соколов: А почему государственным служащим можно платить пенсию в 75% от оклада, а другим, кто сам зарабатывает эти деньги, нельзя платить 75%?
Игорь Николаев: Потому что они сами не заработают, это прогарантировано бюджетом у нас. Это лишний раз подтверждает, что проблемы пенсионного обеспечения – в самих механизмах и принципах функционирования. Что я имею в виду, когда говорю о механизмах и о принципах. А реализуемы ли страховые принципы в пенсионном обеспечении или нет? Давайте об этом задумаемся, к примеру. Но об этом же не задумываются. А в результате, вроде бы, броские меры, шараханье с повышением, со снижением ставки страховых взносов. И в результате – хроническая дефицитность нашего пенсионного обеспечения. То, что предлагается экспертами, это несколько снизит накал проблем, но это не решит проблемы, потому что проблемы слишком серьезные, и они - в существе тех механизмов, которые есть.
Михаил Соколов: Вот еще одна тема есть интересная. Мол, надо привести в порядок отношения бизнеса и закона, освободить бизнес от того давления, которое на него оказывает государственный аппарат, так называемая правоохранительная система и так далее. Говорится об амнистии осужденных предпринимателей, о реформе Уголовного кодекса, сокращении функций государственных органов по контролю над бизнесом и так далее. Насколько это эффективные меры? И главное, выполнимы ли они в российских условиях? Экономически они могут дать эффект? Есть какой-то пример соседних развивающихся стран, которые что-то подобное сделали?
Игорь Николаев: Мы знаем пример. Он, может быть, неприятен некоторым людям. Грузия демонстрирует очень хороший пример с точки зрения снижения административного давления на бизнес. Нравится нам это или не нравится, но если отбрасывать политику, а говорить только об экономике и эффективности реформ, то Грузия – это достаточно яркий пример.
Почему у нас не получается со снижением административного давления на бизнес? Ведь мы с начала 2000-ых годов пытаемся снизить это давление. И в этой программе это снова прописывается. Мы сокращали число лицензируемых видов деятельности, мы вводили правила «одного окна» - все это правильно.
Михаил Соколов: Число проверок снижали.
Игорь Николаев: Но мы не изменили самого главного – мотивацию чиновников. Если он мотивирован на то, чтобы получать административно-статусную ренту (я политкорректно выражаюсь), то он будет думать. Ведь мозги направлены на то, с помощью чего он может взять эту ренту все-таки. «Вы мне здесь сократили возможности. Хорошо, я буду вводить новые правила». Мы проводили соответствующий анализ – до чего только не додумываются, а особенно на местах. Допустим, придумали проводить проверки знаний руководителей, насколько он готов своим малым предприятием руководить. Если мотивирован на то, чтобы брать эту ренту, он будет брать. Поэтому над этим надо думать. Здесь ограничили – там вылезло. Меняйте мотивацию. А это реальная борьба с коррупцией, а не показушная, это реальная административная реформа. Но это дело хлопотное и тяжелое, гораздо более тяжело, чем кажется.
Михаил Соколов: Валентин Иванович на сайт написал: «Если господин Путин об экономике России за десять лет вспоминал, только считая барыши от продажи нефти, то с какой стати он вдруг начнет что-то «модернизировать»? Да и не задача царя модернизировать промышленность, это должен делать бизнес. В России полно людей, которые богаче всей Европы, но они покупают дворцы в Лондоне и латифундии в Австрии, и не вкладывают в строительство заводов на своей как бы Родине. Значит, невыгодно. А вот почему невыгодно, кто может ответить? В Иванове давно уже не работает толком ни один завод, все торгуют, но ведь так вечно продолжаться не может, развалится же страна, несмотря на всенародную любовь к «национальному лидеру».
Игорь Николаев: Не вкладываются потому, что у многих (они могут отказываться) психология временщика присутствует. Недаром даже средний бизнес, и даже руководители ниже среднего бизнеса прикупили недвижимость, ну да, не в Лондоне, а в Черногории, маленькая квартирка, но есть – на всякий случай, не известно, что здесь будет. А когда бизнес живет с такой психологией, он так и относится: а что здесь активничать, если завтра, может быть, придется уехать. Эта проблема из глубины 90-ых годов еще, когда и приватизацию мы лихо проводили. А последствие очень плохое всей этой, на самом деле, грязной и несправедливой, я считаю, приватизации в том, что бизнес для многих – это жулики. Недоверие между людьми и бизнесом у нас очень глубоко, и это очень серьезная проблема. Недоверие у нас существует между бизнесом и властью, властью и народом.
Михаил Соколов: А что, между обычным человеком и чиновником большое доверие существует? Значительная часть россиян, по опросам, пытаются держаться как можно дальше от власти, от государства, от чиновника. Не получается, конечно, но стараются.
Игорь Николаев: И в то же время молодые люди, по последним опросам, хотят быть чиновниками. Когда проводится какой-то конкурс на замещение, то бывает очень большой конкурс. То есть на определенные должности найдется достаточное количество людей, которые хотят занять эти должности. У нас однобокая любовь к власти получается.
Михаил Соколов: Занять «хлебное место»?
Игорь Николаев: Ну да.
Михаил Соколов: Юрий из Санкт-Петербурга считает, что «модернизация начнется, но по тем же методам, как при Сталине - на основе мобилизационной экономики. Других вариантов модернизации от «вертикали» (милитаристской по своей сути) просто быть не может».
Как вы думаете, такие варианты возможны? Возьмут эту замечательную «Стратегию», выберут из нее чисто технологические вещи, условно, как снизить инфляцию до 5%. Это же можно и без всякой демократии сделать. И начнут экспериментировать. Вот она написана цельно, что надо бизнес освободить, надо на муниципальном уровне наконец дать какие-то права, надо приблизить жизнь и доходы туда, где они могут употребляться в пользу людей. Но оставят «вертикаль», сверху начнут долбать и требовать: позиция такая-то, пункт такой-то, зажимать и так далее.
Игорь Николаев: Хорошо, решили так. Не получается. Давайте сверху жестко – инфляция 5%. А не получится, потому что мы – уже часть мировой экономики. Это рыночная экономика, кривая, косая, недоразвитая. И какая у вас будет инфляция, имеет значение, а будет ли конкуренция в этой экономике. Поэтому мы и снизились до 9-10%. Они же – ну никак. Хорошо, модернизация сверху – второй сюжет. Будем делать нашу промышленность технологичной, внедрять инновации. Так это мы сейчас и делаем. В один день мы теряем спутник связи – это символично, и в один день мы видим, как главе правительства показывают лампочку нашу светодиодную за тысячу рублей и планшетник, в который можно закачать все учебники.
Михаил Соколов: Но это же не планшетник, это, как выяснилось, просто «читалка». То, что Чубайс называет планшетником, это не компьютер, а простейшая «читалка», и по высокой цене. И чтобы государство это все накупило тут же.
Игорь Николаев: Что, таким образом мы будем возвращать технологическое лидерство? А ведь почти сверху создали госкорпорацию, соответственно, огромные деньги выделили. Вот вам лампочку, пожалуйста.
Михаил Соколов: И за тысячу рублей.
Игорь Николаев: Но зато 50 тысяч часов будет гореть.
Михаил Соколов: Ну да, мы умрем, а она будет гореть.
Игорь Николаев: Ну, не получится такая модернизация сверху. Да и поздний опыт советской экономики показал, что тот потенциал, который, может быть, и имеется у жесткой модернизации сверху...
Михаил Соколов: Но Сингапур был же.
Игорь Николаев: Там она не такая жестко административная. Ведь первый принцип реформирования «по Ли Куан Ю», легендарный сингапурский реформатор, - это чистая центральная власть. Хотите победить коррупцию, а мы хотим, вроде бы, мы постоянно говорим об этом – чистая центральная власть, это называется «начинайте с себя». У нас очень любят цитировать Ли Куан Ю, приглашают его.
Михаил Соколов: Тогда часы за 50 тысяч снимите с руки, не показывайте в телевизоре, когда у вас официальная зарплата вдвое или втрое меньше годовая.
Игорь Николаев: Вот в Сингапуре-то что делали. У нас это вероятный сценарий? Мне что-то с трудом верится. Если бы хотели, давно бы уже так и делали. Да чего там Сингапур. В России есть хорошая поговорка: рыба тухнет с головы. Это называется «начинайте с себя», очистите слой высшего чиновничества, покажите, что все, что есть, нажито непосильным трудом – и благотворное влияние тогда будет чувствоваться. Но этого нет.
Михаил Соколов: Госпожа Савельева пишет: «Вся эта стратегическая программа – сплошной обман и предвыборная агитация. Борьба с коррупцией объявлена давно, но результатов нет. Властные структуры работают бесконтрольно, реформа милиции – сплошной фарс, не продуманы проблемы с миграцией, с малым бизнесом и так далее. Власть не способна вывести экономику страны из тупика и загоняет в еще больший тупик».
И Владимир высказался: «Нет у власти никакого конкретного «изюма» ни для инвесторов, ни для простых граждан. Пусть Николаев назовет хотя бы два-три проекта-морковки, за которыми захочется всем побежать. У Хрущева были «Кузьминки» и «Новые Черемушки» для семей в «коммуналках», у Горбачева – свобода говорить и перемещаться за границу. А что у этих властителей, да еще до 2020 года?».
Действительно, что-нибудь есть, чем можно людей привлечь, зажечь?
Игорь Николаев: Если только запретом продавать алкоголь гражданам до 21 года. Как известно, такое предложение тоже вошло в состав тех предложений, которые обсуждаются, и по всей видимости, будут...
Михаил Соколов: Повышение всяких налогов на автолюбителей тоже есть, и тоже «прогрессивное» предложение.
Игорь Николаев: Да, это может повести за собой...
Михаил Соколов: ...может повести и на улицу.
Игорь Николаев: Когда говорят, что цена бензина ежегодно на 1 рубль примерно в ближайшие три года должна расти, ну, с планами повышения акцизов, надо, чтобы росла она на 7 рублей, допустим. И соответственно, дополнительно до 50 тысяч рублей в год увеличились бы платежи автолюбителей. И без денег автолюбителей дороги не построим. Я думаю, это предложения такие, которые вряд ли понравятся. Поэтому с «морковкой» будет сложнее. Или, допустим, ужесточить трудовое законодательство с точки зрения того, чтобы у работодателя было больше прав увольнять, нанимать работников. Это понравится, поведет людей? Вряд ли.
Михаил Соколов: То есть нечего предложить, получается?
Игорь Николаев: Там много есть достаточно дельных предложений. Хорошие ведь люди работали, компетентные. С точки зрения анализа, что имеет значение, во многом правильно раскрыты проблемы. Другое дело, что происходит недооценка. Чем более реалистично вы рисуете картину, возникает вопрос: а как мы за столько лет имели то, что мы имеем? В этом плане эффект был достаточно интересный работы этих экспертных групп.
Михаил Соколов: Есть что почитать.
Игорь Николаев: Да. Но, наверное, наш радиослушатель прав, что-то яркое... ну, не ради яркости, не милиция – в полицию, не смена часовых поясов или расширение Москвы до Калужской области, а то, что действительно может повести, такого нет. И это не удивительно. Чтобы рождалась хорошая программа, нужен определенный драйв в работе. Я вспоминаю «перестройку», конец 80-ых годов, как экономисты пытались что-то придумать. А здесь во многом вымучивают. Нет никакого драйва. А без драйва изюминки не будет.
Михаил Соколов: В общем, у меня такое ощущение, что эксперты, работая на Владимира Путина, не верят, как и наши слушатели, в то, что он все-таки начнет модернизацию российской экономики, в альтруизм не верят, а как-то цинично относятся к ситуации.
Мы задавали вопрос, который для нас интересен, на сайте Радио Свобода: начнет ли Владимир Путин после выборов 2011-12 годов модернизацию экономики России?
Этот вопрос связан с тем, что постоянно в российскую прессу идут утечки о работе различных групп, которые выполняют задания премьер-министра. Это «Стратегия 2020», то есть некая комплексная программа реформ российской экономики. Одна из этих версий даже была опубликована на сайте газеты «Ведомости». Не знаю, это последняя версия или нет. Но какие-то комплексные преобразования, безусловно, готовятся. И возможно, что после выборов Россию ждут многие неожиданные вещи.
Игорь Алексеевич, я хотел бы сначала определиться в мировом масштабе. Если мы видим, что был обвал финансовых рынков, спровоцированный решением Агентства «Standard & Poor's», финансовая лихорадка, которая произошла, где сейчас экономика России? Она куда попала, во вторую волну финансового кризиса? Или это сейчас кратковременная нервозность?
Игорь Николаев: Она еще не попала во вторую волну мирового кризиса. Она попадет туда, если эта вторая волна будет. Все-таки второй волны пока нет. Ну а то, что произошло, свидетельствует о том, что, с высокой вероятностью, как мне представляется, такая волна все-таки будет. Когда экономика вот так реагирует... Ну да, уважаемое агентство приняло решение о снижении кредитного рейтинга. И что, весь мир залихорадило? Это означает, что мировая экономика в очень высокой степени неопределенности. И российская экономика – в том числе или в первую очередь. Когда она в такой степени неопределенности, я бы сформулировал это так, что экономика созрела для нового обвала. Я бы даже употребил такой термин, что она ждет повода. Снижение рейтинга – это не тот повод, который может все обвалить. А вот если что-то значимое осенью у нас произойдет, к примеру, дефолт какой-то европейской страны...
Михаил Соколов: Есть кандидаты?
Игорь Николаев: Да, есть. И они из числа кандидатов никак не выйдут. Тогда вторая волна более чем вероятна. И Россия во второй волне, естественно, будет. Причем положение России не очень хорошее, потому что она готова ко второй волне гораздо хуже, чем к первой волне, если оценивать по количеству резервов, которые у нее есть.
Михаил Соколов: Потратились сильно.
Игорь Николаев: У нас Резервный фонд «похудел» в 6,5 раз за кризисные годы. Россия умудрилась взять на себя очень высокие социальные обязательства...
Михаил Соколов: Именно в кризис?
Игорь Николаев: Именно в кризис. Ведь мы неоднократно слышали заявления, что это отличие российской антикризисной политики. Никто не повышает социальные выплаты, пенсии, а мы повышаем, и резко. Никто не говорит, что не надо повышать, но задумайтесь, что будет происходить, если вторая волна наступит. Что тогда? А резервов уже нет. Кстати, было бы неплохо задуматься, когда говорят: никто так не делает в мире.
Михаил Соколов: «Особый путь» России.
Игорь Николаев: А что, в мире никто ничего не понимает? Оказывается, что мы только умные. Для меня это всегда повод задуматься: почему другие-то не делают? Почему они считают, что это не очень ответственно?
Но есть и другие факторы. Мы взяли на себя очень большие обязательства по проведению – а это все огромные деньги – разного рода саммитов, Олимпиад, чемпионатов мира и так далее.
Михаил Соколов: И эти обязательства завышены. Я уж не знаю, сколько надо потратить на Олимпиаду, но на саммит во Владивостоке тратятся несообразно значению этого мероприятия большие деньги. По-моему, Перу проводило такое же мероприятия, и они какие-то надувные шатры поставили, ничего особенного не строили. Повстречались какие-то лидеры и разъехались.
Игорь Николаев: Национальные костюмы выдали, сфотографировались.
Михаил Соколов: А тут строится грандиозный мост, какие-то объекты, университет и так далее. Постоянно вокруг этого какие-то скандалы, разговоры об «откатах». Наверное, это не самое лучшее вложение средств и время не самое лучшее, как мне кажется.
А можно говорить о том, что сейчас есть такая опасная тенденция, как замедление экономического роста в Китае, может быть, в Соединенных Штатах, то есть в локомотивах мировой экономики? И это может сказаться на такой важной вещи, как цена на нефть. Она недавно колебалась туда-сюда, а сейчас, вроде, немножечко успокоилась. Хотя не понятно, что будет дальше.
Игорь Николаев: То, что мировая экономика и ведущие экономические страны замедляются в своем развитии, - это факт. Это факт по Китаю, по Германии. Буквально на днях вышли неожиданно плохие макроэкономические данные и, главное, индексы о снижении предпринимательской уверенности в Германии. А ведь Германия – это локомотив европейской экономики и один из локомотивов мировой экономики. В США почти все уже обоснованно понизили прогнозы по темпам экономического роста в этом году, и по-видимому, это будет все-таки меньше 2%. То есть замедление налицо. К сожалению, все больше раздаются предложения: если замедление, давайте снова будем стимулировать с помощью программы количественного смягчения, третьего раунда, новые деньги напечатаем, вбросим.
Михаил Соколов: А много уже напечатали, по-моему.
Игорь Николаев: А это хорошо не заканчивается. Но если после двух этапов вы имеете такие проблемы, то кто сказал, что у вас не будет? В наркоманов уже превратились: очередную дозу дай – и все.
Макроэкономический фон не очень хороший. Китай – особая страна в этом смысле. Но у Китая свои проблемы. Они никак не могут справиться с инфляцией. В годовом измерении больше 6% - для них это очень много.
Михаил Соколов: Но в России же больше. А в чем разница?
Игорь Николаев: Разница в том, что Россия привыкла, к сожалению, жить с двузначной инфляцией. Ну, снизились мы до 9%, 8,8 было. А Китай жил при 3-4%. Он уже привык. И когда до 6% возрастает – это не очень хорошо. И власти Китая понимают, что для населения (это в любой стране, и в России, может быть, в первую очередь) инфляция – одна из главнейших, одна из важнейших проблем. Представьте, такая проблема в стране, где 1,5 миллиарда жителей – это очень опасно. А чтобы побороть инфляцию, китайские власти идут на традиционные меры: они повышают нормы резервирования к банкам, тем самым душа экономическую активность, замедляя экономический рост. И в результате они вынуждены останавливать свой локомотив, что негативно отражается на перспективах развития всей мировой экономики, для решения в первую очередь своей внутренней проблемы.
Михаил Соколов: Но они боятся потерять стабильность.
Игорь Николаев: И правильно делают, что боятся. Инфляция – самая болезненная проблема для населения, все опросы всегда это показывали. Что всех волнует – рост цен.
Михаил Соколов: Ну да, это, как правильно говорится, и налог на бедных. И люди, у кого какие-то деньги есть, не столько сберегают, сколько вкладываются в потребление, насколько я понимаю, есть такая психология.
Игорь Николаев: И эта страна по-прежнему быстро развивается, но в целом население небогатое. Вы сказали – налог на бедных. Эти слова приписывают Кардозу, президенту Бразилии в начале 90-х годов: «Если бы я был дьяволом и захотел бы придумать налог на бедных, я бы не смог ничего лучше придумать, как инфляцию». Это человек, который в свое время добился больших успехов на ниве борьбы с инфляцией.
Михаил Соколов: И я хотел бы еще спросить про отток капитала. В этом году он был достаточно значительным. Есть ли какие-то объяснения этого процесса, кроме политических – предвыборный год, какая-то нестабильность? Что происходит?
Игорь Николаев: Происходит то, что бизнес ведь прагматичен. Когда стало очевидно, что быстрого, уверенного выхода из кризиса не получается... А в России тоже темпы экономического роста замедляются. Если по итогам первого квартала это было плюс 4,1%, то второй квартал был хуже – 3,4%, по сравнению с соответствующим периодом прошлого года прирост, и в целом за полугодие – где-то 3,7. То есть темпы экономического роста замедляются, вероятность новой рецессии велика, политические риски, безусловно, существуют. Вроде это та ситуация – я говорю о политике – когда все ясно, тем не менее...
Михаил Соколов: Не ясно только – Путин, Медведев или третий. Но курс, кажется, тот же.
Игорь Николаев: Если бы сказали, что этот или этот, ну, тогда было бы ясно.
Поэтому капитал выводит свои деньги. У нас отток в 35 миллиардов долларов США уже есть. И безусловно, эта цифра увеличится, судя по тому, что происходило в августе - нестабильность на мировых рынках. Кстати, в этот период из фондов, которые инвестируют в Россию и в другие развивающиеся рынки, очень резко вырос отток капитала – почти миллиард долларов США. Отток был и, к сожалению, будет. Причем стоило бы обратить внимание на следующую вещь. Понятен, логичен отток капитала, когда экономика падает: в падающей экономике капитал уходит. А у нас в первом полугодии – на это правительство, к сожалению, не обращало внимания – экономика растет, а деньги утекают. Это иррационально, это неправильно. Что это за экономический рост в экономике, из которой продолжают большими темпами убегать капиталы? Так не должно быть. Но у нас именно так. У нас был период, чтобы задуматься над этим: это что за экономический рост, если деньги бегут из страны? Конечно, это неуверенный экономический рост, мягко говоря.
Михаил Соколов: И еще один вопрос. Летом появились оценки Сергея Алексашенко, что возможна девальвация рубля из-за роста импорта, какие-то события, которые могут произойти сразу после выборов. Как вы относитесь к таким прогнозам?
Игорь Николаев: Я считаю, что такие прогнозы реалистичны. Но перспективы девальвации рубля в большей степени, по-моему, все-таки обусловлены не тем, когда у нас пройдут выборы, а тем, что будет происходить на мировых рынках, точнее, на мировом рынке нефти.
Михаил Соколов: Эта цена колеблется. Я сейчас посмотрел: WTI торгуется – 84,6 за баррель, цена нефти растет во вторник на фоне высокой волатильности торгов, сообщает Агентство «Bloomberg». А вчера падала.
Игорь Николаев: Да, высокая волатильность, прыжки туда-сюда, готовность в любое время обрушиться. Здесь механизм понятен: если мировая экономика замедляется, Китай замедляется, то спрос на нефть и нефтепродукты падает, а если фондовые рынки падают, спекулянты начинают выходить и из других активов, которые превратились в объект для спекуляций...
Михаил Соколов: Из сырьевых активов?
Игорь Николаев: Да. Ведь модель экономики, которая есть, - это спекулятивная модель экономики. К сожалению, мы все больше уходим от реальной экономики, ищем, куда бы еще вложить, чтобы перепродать. Это у нас и акции, и сырье, сырьевые товары, и недвижимость. И продовольствие в последние годы тоже стало товаром для перепродажи. Это одна из причин того, почему продовольствие растет в мире. Этот товар не столь ликвиден, но кое-что можно прикупить, и оно будет лежать, а потом выгодно продать. Вот если цены на нефть будет падать, если такие вещи будут происходить осенью, конечно, они будут падать, то нет никаких сомнений в том, что российская валюта в данном случае будет слабеть. Другое дело, что власти всеми правдами и неправдами, пусть это будет стоить опять сотен миллиардов долларов, будут удерживать этот курс плавной девальвации, потому что – выборы. Прошлая волна кризиса показала: что происходит с рублем – с этим во многом ассоциируется, есть кризис или нет. Если он быстро падает, то кризис есть, а если все нормально, то, вроде бы, все нормально. Объективные обстоятельства могут складываться так, что цена российского рубля будет стремиться вниз. Надо девальвировать. Но его будут держать. И я могу успокоить, обвального падения, если начнется что-то плохое, сначала не будет, уж точно.
Михаил Соколов: Роза пишет: «Согласитесь, что мы стали вполне западной страной по уровню жизни и по мировоззрению. Нас ничто не трогает, пока нас окончательно не прижмет, как и в других странах, например, в Греции и в Португалии. Этим и пользуется власть».
Игорь Николаев: Я бы за всех-то не говорил, что нас ничего не трогает.
Михаил Соколов: Ну, большинство, скажем.
Игорь Николаев: За большинство тоже опасно говорить. Ну, наверное, многих. И это объяснимо. А что, хорошо – товары есть, можно ездить за границу, все более-менее. Но это нефтяное благополучие, безусловно. Если бы нам так не подфартило с мировыми ценами на нефть в 2000 году, то ситуация была бы совершенно иной. Ситуация была бы такая, что она бы нас вынуждала проводить реальные реформы, а не показушные, как, например, административная реформа. Но, увы, так произошло. Недаром существует термин «нефтяное проклятье».
Михаил Соколов: Андрей написал нам на сайт: «Уважаемые собеседники, и горбачевская «перестройка», и хрущевская «оттепель» были вызваны тем, что правящую номенклатуру перестала устраивать сложившая система. Объясните, пожалуйста, чем путинская система не устраивает нынешнюю номенклатуру? Чем она для них плоха - контроль над всеми доходами, ноль ответственности? Вариант с альтруизмом не стоит рассматривать по причине полной смехотворности».
Это я подхожу к программе «Стратегия 2020». А какие стимулы у правящей элиты, даже у ее понимающей части, взяться за изменение ситуации? Сказать: да, мы на «нефтяной игле» сидим, а это опасно, надо что-то делать.
Игорь Николаев: Слова о том, что опасно сидеть на «нефтяной игле», мы слышали все 2000-ые годы. Но желание что-то обновить, подновить во многом связано, конечно, с выборным циклом: это проходит, а тут новая программа на 10 лет, амбициозные задачи. Тем более, хочется уйти от тех задач, которые не были выполнены. Вспомним пресловутое удвоение ВВП.
Михаил Соколов: А он удвоился? Есть экономисты, которые говорят, что удвоился.
Игорь Николаев: Мы этот вопрос специально взяли, проанализировали: менее 60% выполнена задачка. С 2000-го по 2010 год включительно не на 100%, а менее 60%.
Михаил Соколов: То есть не догнали Португалию?
Игорь Николаев: Нет. Говорят: «Давайте в долларах считать», - вот такая уловочка. Но рост реального ВВП, по всем статистическим правилам во всем мире, по всем руководствам, считается в национальной валюте, потому что курсы валюты изменяются друг против друга. Особенно, если это нефтяная страна и мировые цены на нефть высокие, то понятно, что рубль укреплялся. Давайте посчитаем еще в какой-нибудь валюте. Хохмы ради, что называется, пересчитали в ангольских кванзах - оказалось, что в 23 раза у нас вырос ВВП. Ну, давайте этим будем рапортовать. «Нет, ребята, не получилось. 60%. Задачка провалена». Хочется оставить это где-то позади, а нарисовать новое прекрасное будущее - вот и появляются заявки на новые проекты.
Михаил Соколов: И давайте к программе обратимся. Группа в значительной степени либеральных экономистов готовила этот документ. Там и Владимир Мау, и Ярослав Кузьминов, и некоторые другие. И в этой программе есть то, что предлагала и оппозиция либерально-демократическая: борьба с коррупцией, увеличение расходов на образование, медицину, на инфраструктуру. Даже идет, правда, дискуссионный разговор о восстановлении прямых выборов мэров, а потом и губернаторов для того, чтобы как-то раскрепостить инициативы. Игорь Алексеевич, у вас есть ощущение, что эта масштабная программа может быть реализована?
Игорь Николаев: Я считаю, что за столько-то лет может произойти что угодно. Поэтому даже самые благие намерения могут воплотиться в жизнь в теории.
Михаил Соколов: Из программы Грефа по финансово-экономическим вопросам достаточно много было сделано.
Игорь Николаев: Около 30%.
Михаил Соколов: А в области государственного управления – близко к нулю.
Игорь Николаев: Что-то воплощено может быть. Но мы оставили прежние цели: войти в «пятерку» наиболее развитых стран мира к 2015-2020 годам. Честно говоря, мне верится с трудом. Хотя сейчас мы по объему ВВП находимся на шестом месте. А чтобы войти в «пятерку», нам надо обгонять Германию. А Германия значительно превышает нас по этому показателю. И за оставшиеся несколько лет – вряд ли. Такая цель была и в прежней редакции, она и сейчас остается. По ВВП на душу населения к 2020 году – 35 тысяч долларов на человека – должен быть такой показатель. То есть в 2 с лишним раза выше, чем сейчас. Честно говоря, тоже очень амбициозная задача. Ну, достижима, конечно, если радикальным образом мы поднимем эффективность экономической политики. Но в то, что удастся радикальным образом поднять эффективность экономической политики, мне не очень верится.
Михаил Соколов: Там есть такая вещь – расходный маневр: смена приоритетов в развитии, в расходах бюджета, поворот к образованию, здравоохранению. Мне показалось, что есть расхождение мечты с реальностью. Ведь в тех бюджетах, которые спроектированы, по-моему, на три года, там ничего подобного нет. Там увеличиваются военные расходы, расходы на какие-то государственные нужды и так далее. Не получается ли так, что ваши коллеги-экономисты создают декорацию, а реальная жизнь пойдет по тем рельсам, которые проложены Путиным, Кудриным и всеми теми, кто реально работает в правительстве, стоит у финансовых рычагов и так далее?
Игорь Николаев: Вполне может получиться. Ведь обязательства, допустим, по оборонным расходам триллионным, они же даны до 2020 года. Об этом заявлено президентом неоднократно. Приоритетность, - а нынешний бюджет у нас, я бы сказал, военно-социальной направленности, если брать год нынешний, - задана на годы вперед. Во-первых, до 2020 года сказано о триллионах на оборону. Во-вторых, то, что мы взяли на себя завышенные социальные обязательства, - это тоже будет приоритетом. Вы не можете людям сказать: «Мы в годы кризиса маханули, поторопились. Извините. Мы теперь не будем повышать ни пособия, ничего». Все, это уже приоритет. И получается, что эксперты действительно пишут какие-то новые приоритеты, акценты новые расставляют, а они уже заданы. Причем политически невозможно их изменить. Вы что, военным скажете «нет»?
Михаил Соколов: С военными есть какая-то возможность поворота. Все-таки речь идет, насколько я понимаю, не о социальных выплатах военнослужащим, а о закупках вооружений, которые запланированы в больших объемах, но есть проблемы, как видно, и технологические. Промышленность в данный момент эти заказы даже выполнить не может из-за того состояния, в котором она оказалась. Поэтому здесь возможно, наверное, сокращение расходов. Но есть такие вещи, как состояние нынешней пенсионной системы, предложены какие-то варианты, как ее изменить, но у меня лично ощущение, что это непреодолимый барьер.
Игорь Николаев: Пенсионная система. Чего и следовало ожидать, от чего пока власти открещиваются, это прозвучало...
Михаил Соколов: 63 года – пенсионный возраст для всех.
Игорь Николаев: Да, повышение пенсионного возраста. В принципе, я согласен, без этого не обойтись. Но что меня всегда тревожит – это то, что теперь пенсионное реформирование у нас будет сводиться к этой ключевой мере. Плюс еще будут пытаться наводить порядок (ну, так это называется) с пенсионерами-льготниками, что у нас очень многие представители разных профессий выходят раньше, с этим тоже надо наводить порядок, и экспертные группы предлагают. Вот такого рода будут предложения. А ведь пенсионная реформа – это принципы, механизм функционирования пенсионного обеспечения. Если у вас механизм пенсионного обеспечения, основанный на тех принципах, которые сегодня есть, генерирует дефицитность постоянную, вы можете только смягчить проблему тем, что вы увеличите возраст. Кстати, женщинам что-то круто замахнулись эксперты – сразу за 8 лет, по-моему, это явный перебор. Вот глубина реформирования должны быть – принципы и механизм функционирования. А не такие меры, которые, конечно, назрели, но я боюсь, что мы от существа реформирования отходим с реализацией этих мер.
Михаил Соколов: И еще одна интересная история получается в этом разделе. Господин Титов на встрече с Путиным задал вопрос: что же все-таки будет со страховыми взносами, с решением по снижению страховых взносов? Вроде договорились президент и премьер, что их надо снизить с 34 до 30%. С другой стороны, возникает некая «дыра»: из чего пенсии платить. То есть сначала приняли одно решение - оно ударило по бизнесу, теперь примут другое решение - и надо будет затыкать эту «дыру». Концептуально как-то не проработано. И премьер-министр отвечает: «Окончательное решение по снижению страховых взносов будет сформулировано в ближайшее время». Кажется, уже сформулировали месяц назад, они посовещались, президент сказал, премьер-министр, вроде бы, принял к исполнению. А сейчас опять выясняется, что это все будет когда-то формулироваться. Нет ясного понимания, что, собственно, делать. Сделали ошибку, значит, надо ее исправить. Но как бы не сделать другую ошибку. Так получается?
Игорь Николаев: Именно так и получается. Вот это решение, оно ведь не просто так: сначала о повышении страховых взносов с 26% до 34%. Это убедительно доказывает то, что социальные обязательства явно завышены. Ведь не просто так подняли эту ставку, надо же выполнять. Вот и подняли резко ставку. И вдруг увидели, и сейчас эксперты это констатируют, что после кризиса Россия оказалась на другой траектории экономического развития. Если экономика росла 7-8% в год, то теперь – 3,5-4 с небольшим процента. Траектория оказалась преломленной в том числе и потому, что выяснилось, что столь чувствительный, обременительный налог для бизнеса, он был резко повышен. Решили, что будем снижать. С точки зрения налогов хуже не придумаешь, когда вы на год подняли, потом снижаете. Мы сегодня уже обсуждали, что капиталы утекают. Когда налоговая система нестабильна, какой я могу инвестиционный план построить, бизнес-план? Я не знаю, какие налоги...
Михаил Соколов: А надо заложиться на риски, создать резервы.
Игорь Николаев: Вот и создают резервы, выводя капиталы за границу. Теперь говорят: будем снижать. Кстати, решение – до 30%, оказывается, если у вас сверх определенной суммы – вот эти 512 тысяч за год, то будет дополнительный 10-процентный налог с разницы, где повышают высокие зарплаты. И оказывается, что для многих эта налоговая нагрузка только возрастет. Вот у нас так всегда умудряются снизить налоги, что многим придется платить больше.
Михаил Соколов: И еще забавная вещь. Эксперты фиксируют, что фактически в пенсионной системе сейчас не заинтересован средний класс. Потому что до определенной суммы платятся страховые платежи, дальше уже не берутся, но и пенсионные права не возникают. То есть тот, кто легально, по российским меркам, относительно много зарабатывает, он не зарабатывает себе высокую пенсию, потому что сохраняется потолок. С точки зрения логики, может быть, было бы разумно снять эти потолки, но и обкладывать, условно говоря, относительно высокие зарплаты тоже пенсионным сбором, налогом, как угодно. Но этого же тоже не делается.
Игорь Николаев: Это не делается потому, что такие пенсионные права возникают, что в такой дефицит...
Михаил Соколов: А почему государственным служащим можно платить пенсию в 75% от оклада, а другим, кто сам зарабатывает эти деньги, нельзя платить 75%?
Игорь Николаев: Потому что они сами не заработают, это прогарантировано бюджетом у нас. Это лишний раз подтверждает, что проблемы пенсионного обеспечения – в самих механизмах и принципах функционирования. Что я имею в виду, когда говорю о механизмах и о принципах. А реализуемы ли страховые принципы в пенсионном обеспечении или нет? Давайте об этом задумаемся, к примеру. Но об этом же не задумываются. А в результате, вроде бы, броские меры, шараханье с повышением, со снижением ставки страховых взносов. И в результате – хроническая дефицитность нашего пенсионного обеспечения. То, что предлагается экспертами, это несколько снизит накал проблем, но это не решит проблемы, потому что проблемы слишком серьезные, и они - в существе тех механизмов, которые есть.
Михаил Соколов: Вот еще одна тема есть интересная. Мол, надо привести в порядок отношения бизнеса и закона, освободить бизнес от того давления, которое на него оказывает государственный аппарат, так называемая правоохранительная система и так далее. Говорится об амнистии осужденных предпринимателей, о реформе Уголовного кодекса, сокращении функций государственных органов по контролю над бизнесом и так далее. Насколько это эффективные меры? И главное, выполнимы ли они в российских условиях? Экономически они могут дать эффект? Есть какой-то пример соседних развивающихся стран, которые что-то подобное сделали?
Игорь Николаев: Мы знаем пример. Он, может быть, неприятен некоторым людям. Грузия демонстрирует очень хороший пример с точки зрения снижения административного давления на бизнес. Нравится нам это или не нравится, но если отбрасывать политику, а говорить только об экономике и эффективности реформ, то Грузия – это достаточно яркий пример.
Почему у нас не получается со снижением административного давления на бизнес? Ведь мы с начала 2000-ых годов пытаемся снизить это давление. И в этой программе это снова прописывается. Мы сокращали число лицензируемых видов деятельности, мы вводили правила «одного окна» - все это правильно.
Михаил Соколов: Число проверок снижали.
Игорь Николаев: Но мы не изменили самого главного – мотивацию чиновников. Если он мотивирован на то, чтобы получать административно-статусную ренту (я политкорректно выражаюсь), то он будет думать. Ведь мозги направлены на то, с помощью чего он может взять эту ренту все-таки. «Вы мне здесь сократили возможности. Хорошо, я буду вводить новые правила». Мы проводили соответствующий анализ – до чего только не додумываются, а особенно на местах. Допустим, придумали проводить проверки знаний руководителей, насколько он готов своим малым предприятием руководить. Если мотивирован на то, чтобы брать эту ренту, он будет брать. Поэтому над этим надо думать. Здесь ограничили – там вылезло. Меняйте мотивацию. А это реальная борьба с коррупцией, а не показушная, это реальная административная реформа. Но это дело хлопотное и тяжелое, гораздо более тяжело, чем кажется.
Михаил Соколов: Валентин Иванович на сайт написал: «Если господин Путин об экономике России за десять лет вспоминал, только считая барыши от продажи нефти, то с какой стати он вдруг начнет что-то «модернизировать»? Да и не задача царя модернизировать промышленность, это должен делать бизнес. В России полно людей, которые богаче всей Европы, но они покупают дворцы в Лондоне и латифундии в Австрии, и не вкладывают в строительство заводов на своей как бы Родине. Значит, невыгодно. А вот почему невыгодно, кто может ответить? В Иванове давно уже не работает толком ни один завод, все торгуют, но ведь так вечно продолжаться не может, развалится же страна, несмотря на всенародную любовь к «национальному лидеру».
Игорь Николаев: Не вкладываются потому, что у многих (они могут отказываться) психология временщика присутствует. Недаром даже средний бизнес, и даже руководители ниже среднего бизнеса прикупили недвижимость, ну да, не в Лондоне, а в Черногории, маленькая квартирка, но есть – на всякий случай, не известно, что здесь будет. А когда бизнес живет с такой психологией, он так и относится: а что здесь активничать, если завтра, может быть, придется уехать. Эта проблема из глубины 90-ых годов еще, когда и приватизацию мы лихо проводили. А последствие очень плохое всей этой, на самом деле, грязной и несправедливой, я считаю, приватизации в том, что бизнес для многих – это жулики. Недоверие между людьми и бизнесом у нас очень глубоко, и это очень серьезная проблема. Недоверие у нас существует между бизнесом и властью, властью и народом.
Михаил Соколов: А что, между обычным человеком и чиновником большое доверие существует? Значительная часть россиян, по опросам, пытаются держаться как можно дальше от власти, от государства, от чиновника. Не получается, конечно, но стараются.
Игорь Николаев: И в то же время молодые люди, по последним опросам, хотят быть чиновниками. Когда проводится какой-то конкурс на замещение, то бывает очень большой конкурс. То есть на определенные должности найдется достаточное количество людей, которые хотят занять эти должности. У нас однобокая любовь к власти получается.
Михаил Соколов: Занять «хлебное место»?
Игорь Николаев: Ну да.
Михаил Соколов: Юрий из Санкт-Петербурга считает, что «модернизация начнется, но по тем же методам, как при Сталине - на основе мобилизационной экономики. Других вариантов модернизации от «вертикали» (милитаристской по своей сути) просто быть не может».
Как вы думаете, такие варианты возможны? Возьмут эту замечательную «Стратегию», выберут из нее чисто технологические вещи, условно, как снизить инфляцию до 5%. Это же можно и без всякой демократии сделать. И начнут экспериментировать. Вот она написана цельно, что надо бизнес освободить, надо на муниципальном уровне наконец дать какие-то права, надо приблизить жизнь и доходы туда, где они могут употребляться в пользу людей. Но оставят «вертикаль», сверху начнут долбать и требовать: позиция такая-то, пункт такой-то, зажимать и так далее.
Игорь Николаев: Хорошо, решили так. Не получается. Давайте сверху жестко – инфляция 5%. А не получится, потому что мы – уже часть мировой экономики. Это рыночная экономика, кривая, косая, недоразвитая. И какая у вас будет инфляция, имеет значение, а будет ли конкуренция в этой экономике. Поэтому мы и снизились до 9-10%. Они же – ну никак. Хорошо, модернизация сверху – второй сюжет. Будем делать нашу промышленность технологичной, внедрять инновации. Так это мы сейчас и делаем. В один день мы теряем спутник связи – это символично, и в один день мы видим, как главе правительства показывают лампочку нашу светодиодную за тысячу рублей и планшетник, в который можно закачать все учебники.
Михаил Соколов: Но это же не планшетник, это, как выяснилось, просто «читалка». То, что Чубайс называет планшетником, это не компьютер, а простейшая «читалка», и по высокой цене. И чтобы государство это все накупило тут же.
Игорь Николаев: Что, таким образом мы будем возвращать технологическое лидерство? А ведь почти сверху создали госкорпорацию, соответственно, огромные деньги выделили. Вот вам лампочку, пожалуйста.
Михаил Соколов: И за тысячу рублей.
Игорь Николаев: Но зато 50 тысяч часов будет гореть.
Михаил Соколов: Ну да, мы умрем, а она будет гореть.
Игорь Николаев: Ну, не получится такая модернизация сверху. Да и поздний опыт советской экономики показал, что тот потенциал, который, может быть, и имеется у жесткой модернизации сверху...
Михаил Соколов: Но Сингапур был же.
Игорь Николаев: Там она не такая жестко административная. Ведь первый принцип реформирования «по Ли Куан Ю», легендарный сингапурский реформатор, - это чистая центральная власть. Хотите победить коррупцию, а мы хотим, вроде бы, мы постоянно говорим об этом – чистая центральная власть, это называется «начинайте с себя». У нас очень любят цитировать Ли Куан Ю, приглашают его.
Михаил Соколов: Тогда часы за 50 тысяч снимите с руки, не показывайте в телевизоре, когда у вас официальная зарплата вдвое или втрое меньше годовая.
Игорь Николаев: Вот в Сингапуре-то что делали. У нас это вероятный сценарий? Мне что-то с трудом верится. Если бы хотели, давно бы уже так и делали. Да чего там Сингапур. В России есть хорошая поговорка: рыба тухнет с головы. Это называется «начинайте с себя», очистите слой высшего чиновничества, покажите, что все, что есть, нажито непосильным трудом – и благотворное влияние тогда будет чувствоваться. Но этого нет.
Михаил Соколов: Госпожа Савельева пишет: «Вся эта стратегическая программа – сплошной обман и предвыборная агитация. Борьба с коррупцией объявлена давно, но результатов нет. Властные структуры работают бесконтрольно, реформа милиции – сплошной фарс, не продуманы проблемы с миграцией, с малым бизнесом и так далее. Власть не способна вывести экономику страны из тупика и загоняет в еще больший тупик».
И Владимир высказался: «Нет у власти никакого конкретного «изюма» ни для инвесторов, ни для простых граждан. Пусть Николаев назовет хотя бы два-три проекта-морковки, за которыми захочется всем побежать. У Хрущева были «Кузьминки» и «Новые Черемушки» для семей в «коммуналках», у Горбачева – свобода говорить и перемещаться за границу. А что у этих властителей, да еще до 2020 года?».
Действительно, что-нибудь есть, чем можно людей привлечь, зажечь?
Игорь Николаев: Если только запретом продавать алкоголь гражданам до 21 года. Как известно, такое предложение тоже вошло в состав тех предложений, которые обсуждаются, и по всей видимости, будут...
Михаил Соколов: Повышение всяких налогов на автолюбителей тоже есть, и тоже «прогрессивное» предложение.
Игорь Николаев: Да, это может повести за собой...
Михаил Соколов: ...может повести и на улицу.
Игорь Николаев: Когда говорят, что цена бензина ежегодно на 1 рубль примерно в ближайшие три года должна расти, ну, с планами повышения акцизов, надо, чтобы росла она на 7 рублей, допустим. И соответственно, дополнительно до 50 тысяч рублей в год увеличились бы платежи автолюбителей. И без денег автолюбителей дороги не построим. Я думаю, это предложения такие, которые вряд ли понравятся. Поэтому с «морковкой» будет сложнее. Или, допустим, ужесточить трудовое законодательство с точки зрения того, чтобы у работодателя было больше прав увольнять, нанимать работников. Это понравится, поведет людей? Вряд ли.
Михаил Соколов: То есть нечего предложить, получается?
Игорь Николаев: Там много есть достаточно дельных предложений. Хорошие ведь люди работали, компетентные. С точки зрения анализа, что имеет значение, во многом правильно раскрыты проблемы. Другое дело, что происходит недооценка. Чем более реалистично вы рисуете картину, возникает вопрос: а как мы за столько лет имели то, что мы имеем? В этом плане эффект был достаточно интересный работы этих экспертных групп.
Михаил Соколов: Есть что почитать.
Игорь Николаев: Да. Но, наверное, наш радиослушатель прав, что-то яркое... ну, не ради яркости, не милиция – в полицию, не смена часовых поясов или расширение Москвы до Калужской области, а то, что действительно может повести, такого нет. И это не удивительно. Чтобы рождалась хорошая программа, нужен определенный драйв в работе. Я вспоминаю «перестройку», конец 80-ых годов, как экономисты пытались что-то придумать. А здесь во многом вымучивают. Нет никакого драйва. А без драйва изюминки не будет.
Михаил Соколов: В общем, у меня такое ощущение, что эксперты, работая на Владимира Путина, не верят, как и наши слушатели, в то, что он все-таки начнет модернизацию российской экономики, в альтруизм не верят, а как-то цинично относятся к ситуации.