Елена Рыковцева: Отмучались. Это единственное, что можно сказать про тех родителей, дети которых сначала сдали ЕГЭ, а потом поступили в вузы. Здоровья, нервов и денег убито немало. Но хоть есть результат. Сегодня у нас в студии группа этих героев. Журналисты и одновременно мамы и папы сегодняшних первокурсников: главный редактор газеты "Большой Ростов", лауреат журналистской премии имени Сахарова "Журналистика как поступок" Анна Лебедева, шеф-редактор программы РЕН ТВ "Неделя" Светлана Елина и редактор отдела политики газеты "Ведомости" Максим Гликин.
Хочу сразу получить вашу реакцию, уважаемые коллеги, на развязку истории, которая была в Москве – обвинили студентов московского вуза МФТИ в том, что они помогли на ЕГЭ школьникам. Читаю "МК" сегодняшний: "Студенты, уличенные в сдаче экзамена за школьников, восстановлены в университете. Перед началом учебного года вышел соответствующий приказ, и с 1 сентября ребята смогут приступить к учебе. Деканы отметили, что ребята до сих пор переживают по поводу случившегося. Но, кроме них самих, выводов не сделал никто. И если в следующем году будут заказчики на сдачу ЕГЭ, то найдутся и желающие рискнуть студбилетом за определенный гонорар".
Вы считаете, правильно простили студентов? Если бы у вас была возможность организовать своему ребенку на ЕГЭ дополнительную помощь – вы воспользовались бы ею?
Максим Гликин: В статье есть некоторое передергивание. Потому что наказали людей, только не студентов, а наказали руководителей этой школы, точнее этих школ.
Елена Рыковцева: Директора уволились.
Максим Гликин: Да.
Елена Рыковцева: Но заказчиков этих услуг не нашли, не наказали.
Максим Гликин: Нельзя сказать, что совсем никто не пострадал. Пострадали именно те, кто должен был, с одной стороны, пострадать. А что касается заказчика, конечно, надо было возбуждать уголовное дело. И тогда в рамках оперативно-розыскных мероприятий, может быть…
Елена Рыковцева: Я уже чувствую, что вы недовольны, что восстановили студентов.
Максим Гликин: Нет, ну, почему их увольнять за это? Нет такой статьи – уволить за оказание услуг. Надо просто найти заказчика. Могли бы найти, но этим никто у нас не занимается, как и всеми коррупционными делами.
Елена Рыковцева: Но услуги-то незаконные. Восстановили в вузе людей, которые оказывали незаконные услуги и знали об этом. Вы "за" или "против"?
Максим Гликин: Я считаю, пускай учатся. Не в них проблема-то. Проблема в системе.
Елена Рыковцева: Я уже и не спрашиваю вас – воспользовались бы вы такими услугами. Нет, конечно же, нет!
Максим Гликин: Нет. Я считаю, что он должен знать не хуже, чем эти студенты.
Светлана Елина: То, что восстановили студентов – я "за" 100%. Я просто счастлива, что их восстановили. В этой ситуация, на мой взгляд, была хороша позиция руководства института. Они поддержали ребят. Ведь если бы у них была другая позиция в тот момент, непонятно как бы сложилась судьба этих ребят. Это первое.
Второе. Если бы у меня была возможность помочь своему ребенку и оказать ему помощь, я бы воспользовалась. Я не могу сказать, что предпринимала активные попытки что-либо похожее найти, но я разведывала обстановку. У меня этого не получилось. Но если бы у меня была такая возможность, я бы ею воспользовалась.
Елена Рыковцева: Я присоединяюсь. Я бы тоже воспользовалась. Анна, а вы?
Анна Лебедева: Я за этих ребят, конечно, рада. Потому что они ничем не хуже и не больше провинились, чем у нас в Ростове. Год назад был очень громкий скандал, когда всех учителей-русистов района собрали в Доме пионеров, и они там решали экзаменационные задания. Новый прокурор накрыл всю банду. Там пытались даже взламывать дверь, потому что они не открывали.
И чем это все закончилось? Закончилось тем, что никто даже не получил там даже штрафы или условные наказания. Периодически Следственный комитет это дело закрывает, а прокуратура области направляет представление с требованием возбудить. И это длится уже год. А в городе Батайске (город-спутник Ростова) такая же история была два года назад. Молодые учителя решали математику на ЕГЭ вместо учеников. И там два года Следственный комитет закрывает, а прокуратура опять открывает. Не видно со стороны власти, правоохранительных органов желания порядок навести.
А что касается – воспользоваться или нет. Конечно, этот вопрос я активно обдумывала. Потому что очень многие у нас пользуются. Меня семья ругала за то, что я, журналист, а не знала, какие есть обходные маневры. А первый из них - это целевой набор, когда ростовские гимназии, элитные гимназисты получают направление и идут вне конкурса. Есть досрочные экзамены для тех, кто должен в армию пойти до 1 июня или уехать за рубеж.
Елена Рыковцева: И они немножко в другой форме, чем ЕГЭ проводятся? Или как ЕГЭ, но упрощенный? Что это значит?
Анна Лебедева: Внешне это выглядит также, но у нас в этом году все вопросы были решены там. Если досрочно сдавало, например, было 25 человек, то 23 из них получили высочайшие баллы. Всем там реально помогли. Надо было только достать справку в какой-нибудь компании, которая отправляет учиться за рубеж. А потом, предположим, у вас что-то случилось, и вы не поехали. На самом деле, очень много способов, в том числе самый простой – это экзаменационные материалы выносятся из класса, решаются, а потом заносятся.
Светлана Елина: У вас, наверное, было это возможно. В Москве это совершенно отдельная история.
Анна Лебедева: Я решила, конечно, этого не делать. Во-первых, это опасно, а вдруг в последний момент у тебя в районе поменяют прокурора? Можно на этом и попасться. Хотя все морозовские дети, которые сдали пустые экзаменационные листы, через неделю все сдали в соседнем районе. Все у них решилось хорошо. Во-вторых, с купленным ЕГЭ, что же можно будет делать потом в приличном вузе? Совершенно очевидно, что эти дети не смогут учиться.
Елена Рыковцева: Максим, у вас создалось ощущение, что в Москве все было жестко и невозможно было вынести материалы? Даже если бы вы захотели воспользоваться какой-то лазейкой, вы бы не смогли облегчить своему ребенку жизнь на ЕГЭ?
Максим Гликин: Я просто этим не интересовался. Другое дело, выяснилось, что само по себе ЕГЭ довольно мало что значит. Чуть ли не половина людей, а то и больше, которые поступили на тот факультет, куда мой сын поступил, это олимпиадники, или те, которые вне конкурса шли, которые «автоматом» получили 100 баллов, или целевой набор. В итоге, люди с высоким ЕГЭ не попадают на бюджетные места.
Анна Лебедева: Я просто сравнивала. Я писала заметку "Чем южнее, тем умнее". В Ростове было гораздо больше медалистов, чем в Москве, а в Дагестане вообще зашкаливало. Потому что в Москве экзаменационные работы медалистов, сочинения, сразу возились в районо, а в Ростове они лежали 3-4 дня в школе со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Елена Рыковцева: Нам пришло письмо от Николая Алексеевича из Нижневартовска, который пишет так: "Я учитель физики и многолетний член приемных комиссий в разные вузы. Считаю, что ЕГЭ – лучший способ борьбы с коррупцией в вузах. Устный экзамен при поступлении в институт - лотерея, где, не нарушая инструкцию, экзаменатор может поставить или 2 или 5 за один и тот же ответ на один и тот же вопрос билета".
Максим Гликин: Проблема состоит в том, что ЕГЭ работает лишь наполовину, потому что половина людей особенно в престижные вузы идет вне всякого ЕГЭ, или имеют по ЕГЭ 100 баллов не потому, что они сдали его на 100, а потому что они прошли какую-то Олимпиаду, призовое место в которой дает 100 баллов. И таких Олимпиад, как выяснилось на момент приема документов… Когда мы поступали, то обнаружили огромное количество 100-балльников и огромное количество людей, которые участвовали в каких-то олимпиадах, о которых мы даже и не слышали. Выясняется, что ты уже на старте уже перед началом поступления в институт, обнаруживаешь, что надо пробежать 400 метров, а впереди тебя на 10 метров или на 20 метров уже несколько бегунов. Потому что они уже на старте имеют 100 баллов.
Елена Рыковцева: "Комсомольская правда": "Накануне 1 сентября министр образования и науки Андрей Фурсенко рассказал о том, чего в учебном году ждать учителям, родителям и ученикам.
Изменения в этом году будут в основе технологические. Уже есть приказ по поводу того, что у нас олимпиадники могут подавать документы только в один вуз. Я очень надеюсь, что и льготники будут также ограничены, - сказал министр.
Контрольно-измерительные материалы (КИМы) также будут меняться. Мы будем двигаться от системы тестовой в сторону системы творческой. В КИМах по математике уже нет вариантов ответов на вопросы. Там есть более простые задачи, а есть более сложные. Я думаю, что по точным наукам это можно решить».
Анна Лебедева: Мне кажется, что, прежде всего, нужно пересмотреть содержание самих экзаменационных материалов. Потому что они необычайно усложнены. Учитель математики, хороший из математической школы, часть «С» не решит в отведенное время! Поэтому если кому-то делают ЕГЭ, то берут двух репетиторов: один будет делать часть АВ, а другой будет делать С. Настолько это сложно.
Максим, как ваш ребенок написал сочинение по литературе? Потому что меня, журналиста с большим стажем, посади - я не напишу – там одно большое, три маленьких, разные темы, надо переходить с одной темы на другую. Самый сложный, наверное, экзамен.
Максим Гликин: Да, мы как раз брали именно на это репетитора. Потому что я прочитал - я не понимаю.
Елена Рыковцева: Сын журналиста берет репетитора на экзамен по сочинению!
Максим Гликин: Я понять это не мог! Мы тянули, обсуждали, там тысяча хитростей, тысяча мелочей. Причем, он начитан лучше всех в классе. Вначале он писал всего лишь на 60 баллов, потому что это невозможно понять! Еле-еле мы натянули на 78. Это сложнейшая технология!
Елена Рыковцева: Технология написания ЕГЭшного сочинения невероятно сложна.
Максим Гликин: Например, они будут учитывать, что человек использует какой-то термин. Чем больше терминов использует в данном кусочке сочинения, причем, совершенно бредовых терминов, тем выше балл. А вот не использовал термин какой-то…
Анна Лебедева: Совершенно полный абсурд состоит в том, что, например, тексты каких-то взрослых людей. В 50 лет человек написал свой философский взгляд на жизнь. Ребенку это абсолютно непонятно. В безумном тексте нужно вычленить главную мысль автора и еще одну главную мысль. А там может быть несколько мыслей главных. Человек может в одном отрывке, в рассказе поднять несколько нравственных тем, а надо найти главную.
Елена Рыковцева: В этом и будет смысл сочинения?
Максим Гликин: Это вообще не сочинение теперь. Это некоторая сложнейшая работа, на которую специальным образом должны натаскать.
Светлана Елина: Натаскивают. Мы тоже брали репетитора. Но мы, к сожалению, по литературе не набрали хороших баллов, поэтому мы литературу не использовали при поступлении.
Елена Рыковцева: То есть репетитор не доработал свое.
Светлана Елина: Не доработал.
Анна Лебедева: Так и по русскому все также. Вы не могли этого миновать!
Светлана Елина: Мы пошли на апелляцию, московскую апелляцию. Я понимала, что толку никакого не будет, тем не менее, я хочу об этом рассказать. Такого издевательства над детьми и родителями я не видела нигде! Откуда брали этих преподавателей, я не представляю!
Сначала нужно пойти в район, получить какую-то бумажку. Вам скажут, есть определенное место, где сидят много-много преподавателей по разным предметам. Дикая жара, дикое количество людей. Но не это самое страшное. Самое страшное, что ты, взрослый человек, приходишь, и сидят две женщины, которые сначала читают, указывают на то, что это не так, это не так, вы это не использовали. Хорошо. Я уже понимаю, что они ей, дочери, ничего не прибавят. Но я пошла специально, потому что среди родителей ходили разговоры о том, что если приходит ребенок без родителей, они вообще убавляют баллы. При мне было два случая, когда убавляли по 4 балла, по 2 балла.
Елена Рыковцева: Садизм уже просто.
Светлана Елина: Садизм. Не убавили, не прибавили – ладно, спасибо большое. Но когда вдогонку говорят … Я не буду повторять все те слова, которые сказали. Меня тихо колотило. Для самое главное было там сдержаться и не устроить огромного, вселенского скандала. Что испытывал в этот момент мой ребенок – я вам передать не могу.
Максим Гликин: А что сказали-то?
Светлана Елина: «Не раскрыта тема».
Максим Гликин: Нет, вдогонку?
Светлана Елина: «Зачем вы вообще писали литературу, надо выбирать профессию по уму».
Максим Гликин: Потрясающе!
Елена Рыковцева: Короче – дебилы.
Светлана Елина: Вы можете себе представить, сидят вроде бы приличные две дамы, воспитанные.
Елена Рыковцева: Процитирую Фурсенко: "В этом году будут ужесточены правила проведения Единого. Будут более четко прописаны правила снятия с ЕГЭ. Но одними полицейскими мерами ничего не решим. Общество должно воспринимать эти нарушения как преступления против личности. Сейчас, по-моему, ученики начинают понимать, что выучить и сдать ЕГЭ проще, чем заниматься махинациями". Пойдут по пути ужесточения контроля над ЕГЭ.
Анна Лебедева: Я в это совершенно не верю. Потому что если сейчас видеокамера стоит, извиняюсь, у каждого общественного туалета, почему ее нет в пункте приема ЕГЭ?
Елена Рыковцева: А нет?
Анна Лебедева: Конечно – нет. Если преподаватель берет и выносит твое задание, соответственно, это видят присутствующие. Поэтому предлагают детям в тот момент, когда они сдают экзамен, доставать сотовый телефон и самим вызывать контроль! Предлагают стучать на своего товарища и т. д. Я обращалась к главному специалисту в областном Минобразования в Ростове: "Продолжает же все это твориться". А он мне говорит: "А вы соберите группу активисток. Через год приходите, и мы вас допустим к участию".
Елена Рыковцева: Когда Светлана говорила, что в Москве не получается облегчить сдачу ЕГЭ для ребенка, она имела в виду только себя лично. У нее не получилось, но кое-что вокруг себя она все-таки видела.
Светлана Елина: Конечно, видела. Я сожалею, что у меня это не получилось. Но ребята видели, как на экзамене падает телефон у ребенка. Телефон подбирается, двух детишек выводят. Куда выводят? Совершенно очевидно – писать в другую аудиторию.
Елена Рыковцева: А! Телефон нельзя на экзамен.
Светлана Елина: По идее должен составляться протокол.
Ребенка выводят.
Елена Рыковцева: Как бы писать протокол, а на самом деле…
Светлана Елина: Да. В классе определенное количество детей – 5, 10, 20, не имеет значения. И когда уже запаковываются пакеты, вся система работает на то, чтобы испугать ребенка с самого начала. Такого психологического давления, какое испытал мой ребенок и я в это время… Она приходила абсолютно нервная, потому что у нас проверка ходила по рядам. Но не везде так было. Друзья, коллеги говорили – да, списывали, все было. Когда в классе сидит определенное количество учеников, в тот момент, когда запаковываются у них на глазах все эти ЕГЭ, вдруг приносятся – вот возьмите еще работу. Откуда эта работа? Стучать! Во-первых, никогда не буду и ребенку не желаю, не советую этого делать, а, во-вторых, кому стучать в этот момент?
Елена Рыковцева: Этой апелляционной комиссии, с которой вы так мило познакомились. Анна, что мы делаем в итоге с ЕГЭ?
Анна Лебедева: Мне предложили создать такую группу женщин, которая будет присутствовать на экзамене.
Елена Рыковцева: Наблюдателями.
Анна Лебедева: Да, стать наблюдателями, как наблюдателями на выборах. В принципе, я бы, может быть, даже у себя бы в области создала, мы бы навели порядок. Но в таком случае, наши дети окажутся в худшем положении, по сравнению с теми, кто еще южнее. У нас чемпион по медалистам был Дагестан, кавказские республики и т. д. Если решать эту проблему, то, конечно, нужно создавать массовое федеральное женское движение "Матери за честные ЕГЭ".
Елена Рыковцева: А что же вы отцов-то исключили? А отцы не за честные ЕГЭ?
Максим Гликин: Я считаю, пускай хорошо учится и сдает сам. Хорошо сдаст – поступит.
Светлана Елина: Самое главное, что хорошо учиться и сдать ЕГЭ хорошо – это разные понятия.
Елена Рыковцева: Такой папа-идеалист у нас сегодня в эфире.
Послушаем Михаила из Владимира.
Слушатель: Этих ребят, которые сдавали экзамены из физтеха, надо было жестоко наказать – исключить, безусловно, из института и привести к уголовной ответственности. Потом они попадают на гидроэлектростанции, на атомные электростанции и позволяют себе не выполнять регламенты, заниматься недобросовестной работой. И так всюду.
Елена Рыковцева: Каждый из ваших детей подавал в 5 вузов, воспользовались этим правом.
Анна Лебедева: Да.
Елена Рыковцева: Я знаю, что у Светланы в 5, у Анны в 5. Вы в 5 подавали вузов?
Максим Гликин: Нет. Мы не стали никуда. Мы в один вуз.
Елена Рыковцева: И поступили. Анна, эта система себя оправдывает? Вы поступали в 5 вузов и везде прошли.
Анна Лебедева: Дело в том, что 5 вузов, и еще в каждый вуз можно по трем факультетам. Мы так и сделали. Не знаю – хорошо это или плохо, если нам звонили из четырех вузов. Они должны были уже комплектовать свой набор, а мы до последнего тянули эту резину – а вдруг, а вдруг. Мы подавали в Южный Федеральный университет, Финансовую академию при правительстве – такой блок экономический. Мне кажется, это довольно путаная система.
Елена Рыковцева: Мне всегда жалко вуз, который никогда не может свой список толком сформировать. Ведь этот ребенок, который поступил, он уже завтра заберет заявление и унесет в другой, который он выбрал.
Светлана Елина: Конечно, так и бывает. У нас примерно та же была ситуация, я говорила – нет, давай уже туда звони, что туда мы не пойдем. Надо быть честным.
Елена Рыковцева: Страшно отказаться – до последнего тянули, наверное.
Анна Лебедева: Мы до последнего тянули.
Светлана Елина: Я бы сказала – до последней секунды. Это страшное время. Мне страшно его вспоминать. Но помимо 5 вузов и 3 специальностей, сдавали еще 6 экзаменов! Это творческие профессии. Это отдельная история.
Елена Рыковцева: Это не так страшно, как ЕГЭ?
Светлана Елина: Вы знаете – нет.
Анна Лебедева: А куда вы сдавали?
Светлана Елина: Мы в разные вузы – по социологии мы сдавали, журналистика и т. д. Можно долго-долго рассказывать смешные ситуации, но это не так страшно, как ЕГЭ. Мой ребенок воспрял, сдав первый экзамен, расправил плечики и сказал: "А я, оказывается, не такой дурак, как я подумал после этих ЕГЭ".
Елена Рыковцева: После апелляционных комиссий особенно.
Светлана Елина: Да, да.
Максим Гликин: У нас более печальный опыт, потому что мы обнаружили, что на старте у нас неравные стартовые условия с остальными. Потому что огромное количество льготников или 100-балльников. Хотя по литературе получить 100 баллов, я уже объяснял, совершенно невозможно.
На старте мы уже имели минус. Потом мы обнаружили, что на творческом конкурсе, оказывается, свои есть хитрости и правила, про которые мы не знали. У нас было сочинение – выбирай любую тему. Поскольку человек идет на деловую журналистку, мы решили, что напишем что-нибудь на тему, связанную с деловой жизнью, с политикой, с чем-то еще. Там досталась тема про телевизоры. Ребенок писал про телевизор, что он думает о современном телевидении. А оказалось, что у них есть установка, что те, кто пишет на литературные темы обычные сочинения, ставят хорошие баллы или стараются не понижать. А те, кто на политические, какие-то телевизионные или какие угодно темы общественной жизни, специализированные, вообще не проходят эту планку.
Елена Рыковцева: А почему?
Максим Гликин: А потому что они считают, что ребенок в этом ничего не понимает. Ему этого не преподавали, не учили. Но никто этого заранее не объясняет.
Елена Рыковцева: Хотя тему предлагают.
Максим Гликин: Да, тему предлагают. Но считается, что ребенок понимает только в литературе. И когда мы пошли на апелляцию, нам это прямо открытым текстом и сказали. Он написал "Записки телезрителя". «Во-первых, ты пишешь – «я телевизор смотрю редко». Все! Раз ты редко его смотришь, что ты о нем пишешь? Не знаешь – не пиши». Хотя у них идут баллы за стиль, за язык, за композицию. Но им уже плевать на все остальное. Они ставят по всем этим пунктам минимальные баллы, хотя стиль у него хороший. Он выбрал неправильную тему. Он писал о том, в чем он, на их взгляд, не разбирается. И они ставят ему незачет. По сути, он не сдал этот экзамен. Про апелляцию на творческий конкурс – это отдельная песня. На апелляции ему повысили на 10 баллов. И он прошел.
Елена Рыковцева: Он посмотрел телевизор перед этим.
Максим Гликин: Они посмотрели на него и сказали – ну, тут не так все безнадежно, конечно. Стоит огромная толпа на этой апелляции. Причем, нам не объяснили правила. Они сказали: это называется просмотр сочинения. Но мы-то думаем, что это и есть апелляция. И только одна ушлая мама знала, что это не апелляция, что апелляция – это совсем другая процедура и по-другому делается. И вот стоит огромная толпа, в которой все получили довольно низкие баллы. Человек 100 стоят в надежде, что что-то смогут доказать. А осталось всего два часа до второго этапа конкурса. Они физически не успевают пропустить всю эту толпу. Они выходят и говорят – слушайте, не стойте, если у вас 60 баллов, то не стойте, вам все равно уже не поднимут. У кого 50 – вы еще стойте. А у кого 60 – чего вам эти 2-3 балла? Хотя, на самом деле, они решают жизнь человека. 70 – вообще уходите. И потихоньку разгоняют эту толпу.
Елена Рыковцева: А эта как называется процедура?
Максим Гликин: Называется – просмотр сочинений. А люди думают, что это и есть апелляция. В общем, всех отфутболивают там. Но некоторых счастливчиков оставляют. Например, одна выбежала такая счастливая, симпатичная девушка и говорит: "Вы знаете, он на меня посмотрел, сжалился надо мной и прибавил 10 баллов, и я прошла". А одна мамаша говорит: "А я знала, что есть апелляция помимо этого. Я пришла и потребовала. Меня направили на апелляцию". Она пришла туда с дочкой. И увидев ее, даже не посмотрев сочинение – ой, да-да, у нас ошибочка вышла с вами, неправильно оценили вашу работу. И сразу ей аж 20 баллов приписали.
Елена Рыковцева: То есть она прошла без процедуры просмотра сочинения?
Максим Гликин: Оказывается, просмотр – это чтобы просто отфутболить.
Елена Рыковцева: Просмотр – это обязательная процедура перед апелляцией или нет?
Максим Гликин: Оказалось – необязательная.
Елена Рыковцева: А зачем тогда процедура просмотра? Она дает баллы?
Максим Гликин: Для тех, кто ничего не знает, для дураков, которые ничего не понимают в этом.
Елена Рыковцева: Это практически. А теоретически зачем?
Максим Гликин: Чтобы объяснить людям, почему они дураки и плохо написали.
Елена Рыковцева: И чтобы они не подавали на апелляцию. А у вас чем закончилось в итоге?
Максим Гликин: Он оказался счастливчиком – ему повысили на 10. Причем мы не пошли на апелляцию. Оказывается, можно повышать и на просмотре.
Елена Рыковцева: То есть сама процедура просмотра тоже играет какую-то роль!
Максим Гликин: Есть две разные процедуры – на просмотре можно повышать и не повышать, и еще можно на апелляции. Просто про апелляцию знала лишь одна ушла мамаша.
Елена Рыковцева: А чем они отличаются тогда?!
Максим Гликин: А тем, что на просмотре один человек просматривает и может особо ничего не делать и просто сказать – да, пошел ты. А на апелляции сидит целая комиссия, смотрит, изучает.
Елена Рыковцева: Очень смешно. Но, Максим, ложку дегтя вам волью. Нельзя начинать сочинение о телевидении с того, что "я телевизор смотрю редко". Дальше мальчик должен завернуть какую-то очень умную конструкцию типа того, что «но все-таки делаю это чаще, чем остальные мои сверстники», или как-то еще замотивировать свое несмотрение. Потому что, в принципе, я понимаю раздражение преподавателя.
Максим Гликин: Все правильно, но если вы придумали систему, по которой 10 баллов за стиль, 10 баллов за композицию, 10 баллов еще за что-то, а снижаете по всем пунктам абсолютно, тогда не надо придумывать эти баллы.
Елена Рыковцева: Пишут нам СМС: "Я не пойму, вы что, хотите как раньше заносить в вузы деньги за поступление?"
Анна Лебедева: Нет, давайте не заносить их в пункты приема ЕГЭ.
Максим Гликин: Это все равно, что сказать – вам не нравится нынешняя суверенная демократия, вы хотите как при Сталине? Нет, мы не хотим как при Сталине, но…
Светлана Елина: …и так тоже не хотим.
Елена Рыковцева: Дмитрий пишет: "Гораздо проще проконтролировать вступительные экзамены в вуз, так как их число в 100 раз меньше, чем школ. Так и было 30-40 лет назад. После введения ЕГЭ учеников два последние года натаскивают на тесты, а школьную программу они всерьез не изучают. Это и есть реальный результат реформы. И когда ЕГЭ стал обязательным, в серьезных вузах после первой сессии была половина двоечников".
Светлана Елина: У меня дома лежит до сих пор диктант по русскому языку с факультета журналистики МГУ. Там ребенок поступил, видимо, поступал по ЕГЭ, потому что давно всех обязали поступать по ЕГЭ. Там было то ли 172, то ли 173 ошибки. А он сдавал ЕГЭ! Поэтому я даже не знаю, как комментировать это.
Максим Гликин: Про многие вузы мне рассказывали, что ничего страшного. Те люди, которые нашли деньги, чтобы получить 100-процентное ЕГЭ, они найдут деньги, чтобы сдать все сессии.
Анна Лебедева: Меня поразило, что когда мы сдавали уже оригиналы документов, очередь была сдающих оригиналы - это те, кто уже поступил, то кроме москвичек, которых в провинции до сих пор называют мажорками, очень много было девчонок особенно в линялых джинсах и в таких же майках, стоптанных босоножках. С ними были мамы по виду сельские доярки. Я согласна с тем, что все-таки ЕГЭ дает возможность, что называется, социальных лифтов. Это чуть ли не единственный социальный лифт в обществе, когда люди из дальних провинций могут, если они умницы и умники, обойти всех, кто по олимпиадам, всех, чьи родители заплатили за ЕГЭ. Они все равно всех обойдут, но надо, чтобы ребенок был выдающихся способностей.
Елена Рыковцева: Это надо, чтобы в этой сельской местности ЕГЭ сдавали честно. Это раз. Во-вторых, в советские годы тоже был процент для сельской местности. Там тоже был свой социальный лифт. У них было гарантированное количество мест.
Максим Гликин: Да и сейчас есть целевой набор.
Анна Лебедева: Извините, целевой набор – это минимум папа председатель колхоза.
Елена Рыковцева: Да, тоже правда.
Максим Гликин: У нас из 40 бюджетных мест – 7 по целевому набору и еще 25 разные 100-баллльники или просто льготники по Олимпиаде.
Анна Лебедева: И ваш ребенок в виде исключения.
Максим Гликин: Нет, мы платим.
Елена Рыковцева: Все, что вы вынесли, это для того, чтобы еще и платить!
Максим Гликин: Конечно!
Елена Рыковцева: Владимир Анатольевич из Свердловской области пишет: "По-моему, ЕГЭ ввели из-за того, что оценки, которые получает ученик в школе, считаются необъективными. Предлагаю определить рейтинг школ, который будет зависеть от числа поступивших в вузы из школы". Светлана, ведь что-то такое существует в Москве, когда школа гонится за высоким результатом на экзаменах, чтобы повысить свой рейтинг в глазах районо.
Светлана Елина: Да, школа заинтересована в престиже. Но – опять говорю только про себя! – я роли школы в сдаче ЕГЭ при поступлении не вижу.
Елена Рыковцева: Вы видите роль репетитора.
Светлана Елина: Только роль репетиторов. Я это говорю про себя.
Анна Лебедева: Мы тоже год просидели с четырьмя репетиторами.
Елена Рыковцева: Сама по себе школа даже очень умного хорошего славного ребенка творческих родителей не способна подготовить к ЕГЭ самостоятельно.
Анна Лебедева: Сама школа мешает, потому что там очень много предметов, которые тоже требуют внимания, а они уже абсолютно не нужны в 11 классе.
Светлана Елина: А их заставляют. Мы сдавали зачеты по химии за неделю до ЕГЭ.
Елена Рыковцева: Спрашивает Михаил из Самары: "А почему вы себе позволяете унижать на сдаче апелляции?"
Светлана Елина: А вы предлагаете мне стучать по столу и топать ногами?
Максим Гликин: А вы предлагаете, чтобы мой сын унижался в казарме вместо этого? Лучше уж я пойду на апелляцию.
Елена Рыковцева: И унижусь на апелляции.
Мы заканчиваем на том, что школа к ЕГЭ готовит очень плохо. Перед вами сидят три родителя, которые нанимали репетиторов, которые страдали при сдаче ЕГЭ и при поступлении. Это общий результат нашего разговора о школе. И все равно поздравляем всех с 1 сентября!
Хочу сразу получить вашу реакцию, уважаемые коллеги, на развязку истории, которая была в Москве – обвинили студентов московского вуза МФТИ в том, что они помогли на ЕГЭ школьникам. Читаю "МК" сегодняшний: "Студенты, уличенные в сдаче экзамена за школьников, восстановлены в университете. Перед началом учебного года вышел соответствующий приказ, и с 1 сентября ребята смогут приступить к учебе. Деканы отметили, что ребята до сих пор переживают по поводу случившегося. Но, кроме них самих, выводов не сделал никто. И если в следующем году будут заказчики на сдачу ЕГЭ, то найдутся и желающие рискнуть студбилетом за определенный гонорар".
Вы считаете, правильно простили студентов? Если бы у вас была возможность организовать своему ребенку на ЕГЭ дополнительную помощь – вы воспользовались бы ею?
Максим Гликин: В статье есть некоторое передергивание. Потому что наказали людей, только не студентов, а наказали руководителей этой школы, точнее этих школ.
Елена Рыковцева: Директора уволились.
Максим Гликин: Да.
Елена Рыковцева: Но заказчиков этих услуг не нашли, не наказали.
Максим Гликин: Нельзя сказать, что совсем никто не пострадал. Пострадали именно те, кто должен был, с одной стороны, пострадать. А что касается заказчика, конечно, надо было возбуждать уголовное дело. И тогда в рамках оперативно-розыскных мероприятий, может быть…
Елена Рыковцева: Я уже чувствую, что вы недовольны, что восстановили студентов.
Максим Гликин: Нет, ну, почему их увольнять за это? Нет такой статьи – уволить за оказание услуг. Надо просто найти заказчика. Могли бы найти, но этим никто у нас не занимается, как и всеми коррупционными делами.
Елена Рыковцева: Но услуги-то незаконные. Восстановили в вузе людей, которые оказывали незаконные услуги и знали об этом. Вы "за" или "против"?
Максим Гликин: Я считаю, пускай учатся. Не в них проблема-то. Проблема в системе.
Елена Рыковцева: Я уже и не спрашиваю вас – воспользовались бы вы такими услугами. Нет, конечно же, нет!
Максим Гликин: Нет. Я считаю, что он должен знать не хуже, чем эти студенты.
Светлана Елина: То, что восстановили студентов – я "за" 100%. Я просто счастлива, что их восстановили. В этой ситуация, на мой взгляд, была хороша позиция руководства института. Они поддержали ребят. Ведь если бы у них была другая позиция в тот момент, непонятно как бы сложилась судьба этих ребят. Это первое.
Второе. Если бы у меня была возможность помочь своему ребенку и оказать ему помощь, я бы воспользовалась. Я не могу сказать, что предпринимала активные попытки что-либо похожее найти, но я разведывала обстановку. У меня этого не получилось. Но если бы у меня была такая возможность, я бы ею воспользовалась.
Елена Рыковцева: Я присоединяюсь. Я бы тоже воспользовалась. Анна, а вы?
Анна Лебедева: Я за этих ребят, конечно, рада. Потому что они ничем не хуже и не больше провинились, чем у нас в Ростове. Год назад был очень громкий скандал, когда всех учителей-русистов района собрали в Доме пионеров, и они там решали экзаменационные задания. Новый прокурор накрыл всю банду. Там пытались даже взламывать дверь, потому что они не открывали.
И чем это все закончилось? Закончилось тем, что никто даже не получил там даже штрафы или условные наказания. Периодически Следственный комитет это дело закрывает, а прокуратура области направляет представление с требованием возбудить. И это длится уже год. А в городе Батайске (город-спутник Ростова) такая же история была два года назад. Молодые учителя решали математику на ЕГЭ вместо учеников. И там два года Следственный комитет закрывает, а прокуратура опять открывает. Не видно со стороны власти, правоохранительных органов желания порядок навести.
А что касается – воспользоваться или нет. Конечно, этот вопрос я активно обдумывала. Потому что очень многие у нас пользуются. Меня семья ругала за то, что я, журналист, а не знала, какие есть обходные маневры. А первый из них - это целевой набор, когда ростовские гимназии, элитные гимназисты получают направление и идут вне конкурса. Есть досрочные экзамены для тех, кто должен в армию пойти до 1 июня или уехать за рубеж.
Елена Рыковцева: И они немножко в другой форме, чем ЕГЭ проводятся? Или как ЕГЭ, но упрощенный? Что это значит?
Анна Лебедева: Внешне это выглядит также, но у нас в этом году все вопросы были решены там. Если досрочно сдавало, например, было 25 человек, то 23 из них получили высочайшие баллы. Всем там реально помогли. Надо было только достать справку в какой-нибудь компании, которая отправляет учиться за рубеж. А потом, предположим, у вас что-то случилось, и вы не поехали. На самом деле, очень много способов, в том числе самый простой – это экзаменационные материалы выносятся из класса, решаются, а потом заносятся.
Светлана Елина: У вас, наверное, было это возможно. В Москве это совершенно отдельная история.
Анна Лебедева: Я решила, конечно, этого не делать. Во-первых, это опасно, а вдруг в последний момент у тебя в районе поменяют прокурора? Можно на этом и попасться. Хотя все морозовские дети, которые сдали пустые экзаменационные листы, через неделю все сдали в соседнем районе. Все у них решилось хорошо. Во-вторых, с купленным ЕГЭ, что же можно будет делать потом в приличном вузе? Совершенно очевидно, что эти дети не смогут учиться.
Елена Рыковцева: Максим, у вас создалось ощущение, что в Москве все было жестко и невозможно было вынести материалы? Даже если бы вы захотели воспользоваться какой-то лазейкой, вы бы не смогли облегчить своему ребенку жизнь на ЕГЭ?
Максим Гликин: Я просто этим не интересовался. Другое дело, выяснилось, что само по себе ЕГЭ довольно мало что значит. Чуть ли не половина людей, а то и больше, которые поступили на тот факультет, куда мой сын поступил, это олимпиадники, или те, которые вне конкурса шли, которые «автоматом» получили 100 баллов, или целевой набор. В итоге, люди с высоким ЕГЭ не попадают на бюджетные места.
Анна Лебедева: Я просто сравнивала. Я писала заметку "Чем южнее, тем умнее". В Ростове было гораздо больше медалистов, чем в Москве, а в Дагестане вообще зашкаливало. Потому что в Москве экзаменационные работы медалистов, сочинения, сразу возились в районо, а в Ростове они лежали 3-4 дня в школе со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Елена Рыковцева: Нам пришло письмо от Николая Алексеевича из Нижневартовска, который пишет так: "Я учитель физики и многолетний член приемных комиссий в разные вузы. Считаю, что ЕГЭ – лучший способ борьбы с коррупцией в вузах. Устный экзамен при поступлении в институт - лотерея, где, не нарушая инструкцию, экзаменатор может поставить или 2 или 5 за один и тот же ответ на один и тот же вопрос билета".
Максим Гликин: Проблема состоит в том, что ЕГЭ работает лишь наполовину, потому что половина людей особенно в престижные вузы идет вне всякого ЕГЭ, или имеют по ЕГЭ 100 баллов не потому, что они сдали его на 100, а потому что они прошли какую-то Олимпиаду, призовое место в которой дает 100 баллов. И таких Олимпиад, как выяснилось на момент приема документов… Когда мы поступали, то обнаружили огромное количество 100-балльников и огромное количество людей, которые участвовали в каких-то олимпиадах, о которых мы даже и не слышали. Выясняется, что ты уже на старте уже перед началом поступления в институт, обнаруживаешь, что надо пробежать 400 метров, а впереди тебя на 10 метров или на 20 метров уже несколько бегунов. Потому что они уже на старте имеют 100 баллов.
Елена Рыковцева: "Комсомольская правда": "Накануне 1 сентября министр образования и науки Андрей Фурсенко рассказал о том, чего в учебном году ждать учителям, родителям и ученикам.
Изменения в этом году будут в основе технологические. Уже есть приказ по поводу того, что у нас олимпиадники могут подавать документы только в один вуз. Я очень надеюсь, что и льготники будут также ограничены, - сказал министр.
Контрольно-измерительные материалы (КИМы) также будут меняться. Мы будем двигаться от системы тестовой в сторону системы творческой. В КИМах по математике уже нет вариантов ответов на вопросы. Там есть более простые задачи, а есть более сложные. Я думаю, что по точным наукам это можно решить».
Анна Лебедева: Мне кажется, что, прежде всего, нужно пересмотреть содержание самих экзаменационных материалов. Потому что они необычайно усложнены. Учитель математики, хороший из математической школы, часть «С» не решит в отведенное время! Поэтому если кому-то делают ЕГЭ, то берут двух репетиторов: один будет делать часть АВ, а другой будет делать С. Настолько это сложно.
Максим, как ваш ребенок написал сочинение по литературе? Потому что меня, журналиста с большим стажем, посади - я не напишу – там одно большое, три маленьких, разные темы, надо переходить с одной темы на другую. Самый сложный, наверное, экзамен.
Максим Гликин: Да, мы как раз брали именно на это репетитора. Потому что я прочитал - я не понимаю.
Елена Рыковцева: Сын журналиста берет репетитора на экзамен по сочинению!
Максим Гликин: Я понять это не мог! Мы тянули, обсуждали, там тысяча хитростей, тысяча мелочей. Причем, он начитан лучше всех в классе. Вначале он писал всего лишь на 60 баллов, потому что это невозможно понять! Еле-еле мы натянули на 78. Это сложнейшая технология!
Елена Рыковцева: Технология написания ЕГЭшного сочинения невероятно сложна.
Максим Гликин: Например, они будут учитывать, что человек использует какой-то термин. Чем больше терминов использует в данном кусочке сочинения, причем, совершенно бредовых терминов, тем выше балл. А вот не использовал термин какой-то…
Анна Лебедева: Совершенно полный абсурд состоит в том, что, например, тексты каких-то взрослых людей. В 50 лет человек написал свой философский взгляд на жизнь. Ребенку это абсолютно непонятно. В безумном тексте нужно вычленить главную мысль автора и еще одну главную мысль. А там может быть несколько мыслей главных. Человек может в одном отрывке, в рассказе поднять несколько нравственных тем, а надо найти главную.
Елена Рыковцева: В этом и будет смысл сочинения?
Максим Гликин: Это вообще не сочинение теперь. Это некоторая сложнейшая работа, на которую специальным образом должны натаскать.
Светлана Елина: Натаскивают. Мы тоже брали репетитора. Но мы, к сожалению, по литературе не набрали хороших баллов, поэтому мы литературу не использовали при поступлении.
Елена Рыковцева: То есть репетитор не доработал свое.
Светлана Елина: Не доработал.
Анна Лебедева: Так и по русскому все также. Вы не могли этого миновать!
Светлана Елина: Мы пошли на апелляцию, московскую апелляцию. Я понимала, что толку никакого не будет, тем не менее, я хочу об этом рассказать. Такого издевательства над детьми и родителями я не видела нигде! Откуда брали этих преподавателей, я не представляю!
Сначала нужно пойти в район, получить какую-то бумажку. Вам скажут, есть определенное место, где сидят много-много преподавателей по разным предметам. Дикая жара, дикое количество людей. Но не это самое страшное. Самое страшное, что ты, взрослый человек, приходишь, и сидят две женщины, которые сначала читают, указывают на то, что это не так, это не так, вы это не использовали. Хорошо. Я уже понимаю, что они ей, дочери, ничего не прибавят. Но я пошла специально, потому что среди родителей ходили разговоры о том, что если приходит ребенок без родителей, они вообще убавляют баллы. При мне было два случая, когда убавляли по 4 балла, по 2 балла.
Елена Рыковцева: Садизм уже просто.
Светлана Елина: Садизм. Не убавили, не прибавили – ладно, спасибо большое. Но когда вдогонку говорят … Я не буду повторять все те слова, которые сказали. Меня тихо колотило. Для самое главное было там сдержаться и не устроить огромного, вселенского скандала. Что испытывал в этот момент мой ребенок – я вам передать не могу.
Максим Гликин: А что сказали-то?
Светлана Елина: «Не раскрыта тема».
Максим Гликин: Нет, вдогонку?
Светлана Елина: «Зачем вы вообще писали литературу, надо выбирать профессию по уму».
Максим Гликин: Потрясающе!
Елена Рыковцева: Короче – дебилы.
Светлана Елина: Вы можете себе представить, сидят вроде бы приличные две дамы, воспитанные.
Елена Рыковцева: Процитирую Фурсенко: "В этом году будут ужесточены правила проведения Единого. Будут более четко прописаны правила снятия с ЕГЭ. Но одними полицейскими мерами ничего не решим. Общество должно воспринимать эти нарушения как преступления против личности. Сейчас, по-моему, ученики начинают понимать, что выучить и сдать ЕГЭ проще, чем заниматься махинациями". Пойдут по пути ужесточения контроля над ЕГЭ.
Анна Лебедева: Я в это совершенно не верю. Потому что если сейчас видеокамера стоит, извиняюсь, у каждого общественного туалета, почему ее нет в пункте приема ЕГЭ?
Елена Рыковцева: А нет?
Анна Лебедева: Конечно – нет. Если преподаватель берет и выносит твое задание, соответственно, это видят присутствующие. Поэтому предлагают детям в тот момент, когда они сдают экзамен, доставать сотовый телефон и самим вызывать контроль! Предлагают стучать на своего товарища и т. д. Я обращалась к главному специалисту в областном Минобразования в Ростове: "Продолжает же все это твориться". А он мне говорит: "А вы соберите группу активисток. Через год приходите, и мы вас допустим к участию".
Елена Рыковцева: Когда Светлана говорила, что в Москве не получается облегчить сдачу ЕГЭ для ребенка, она имела в виду только себя лично. У нее не получилось, но кое-что вокруг себя она все-таки видела.
Светлана Елина: Конечно, видела. Я сожалею, что у меня это не получилось. Но ребята видели, как на экзамене падает телефон у ребенка. Телефон подбирается, двух детишек выводят. Куда выводят? Совершенно очевидно – писать в другую аудиторию.
Елена Рыковцева: А! Телефон нельзя на экзамен.
Светлана Елина: По идее должен составляться протокол.
Ребенка выводят.
Елена Рыковцева: Как бы писать протокол, а на самом деле…
Светлана Елина: Да. В классе определенное количество детей – 5, 10, 20, не имеет значения. И когда уже запаковываются пакеты, вся система работает на то, чтобы испугать ребенка с самого начала. Такого психологического давления, какое испытал мой ребенок и я в это время… Она приходила абсолютно нервная, потому что у нас проверка ходила по рядам. Но не везде так было. Друзья, коллеги говорили – да, списывали, все было. Когда в классе сидит определенное количество учеников, в тот момент, когда запаковываются у них на глазах все эти ЕГЭ, вдруг приносятся – вот возьмите еще работу. Откуда эта работа? Стучать! Во-первых, никогда не буду и ребенку не желаю, не советую этого делать, а, во-вторых, кому стучать в этот момент?
Елена Рыковцева: Этой апелляционной комиссии, с которой вы так мило познакомились. Анна, что мы делаем в итоге с ЕГЭ?
Анна Лебедева: Мне предложили создать такую группу женщин, которая будет присутствовать на экзамене.
Елена Рыковцева: Наблюдателями.
Анна Лебедева: Да, стать наблюдателями, как наблюдателями на выборах. В принципе, я бы, может быть, даже у себя бы в области создала, мы бы навели порядок. Но в таком случае, наши дети окажутся в худшем положении, по сравнению с теми, кто еще южнее. У нас чемпион по медалистам был Дагестан, кавказские республики и т. д. Если решать эту проблему, то, конечно, нужно создавать массовое федеральное женское движение "Матери за честные ЕГЭ".
Елена Рыковцева: А что же вы отцов-то исключили? А отцы не за честные ЕГЭ?
Максим Гликин: Я считаю, пускай хорошо учится и сдает сам. Хорошо сдаст – поступит.
Светлана Елина: Самое главное, что хорошо учиться и сдать ЕГЭ хорошо – это разные понятия.
Елена Рыковцева: Такой папа-идеалист у нас сегодня в эфире.
Послушаем Михаила из Владимира.
Слушатель: Этих ребят, которые сдавали экзамены из физтеха, надо было жестоко наказать – исключить, безусловно, из института и привести к уголовной ответственности. Потом они попадают на гидроэлектростанции, на атомные электростанции и позволяют себе не выполнять регламенты, заниматься недобросовестной работой. И так всюду.
Елена Рыковцева: Каждый из ваших детей подавал в 5 вузов, воспользовались этим правом.
Анна Лебедева: Да.
Елена Рыковцева: Я знаю, что у Светланы в 5, у Анны в 5. Вы в 5 подавали вузов?
Максим Гликин: Нет. Мы не стали никуда. Мы в один вуз.
Елена Рыковцева: И поступили. Анна, эта система себя оправдывает? Вы поступали в 5 вузов и везде прошли.
Анна Лебедева: Дело в том, что 5 вузов, и еще в каждый вуз можно по трем факультетам. Мы так и сделали. Не знаю – хорошо это или плохо, если нам звонили из четырех вузов. Они должны были уже комплектовать свой набор, а мы до последнего тянули эту резину – а вдруг, а вдруг. Мы подавали в Южный Федеральный университет, Финансовую академию при правительстве – такой блок экономический. Мне кажется, это довольно путаная система.
Елена Рыковцева: Мне всегда жалко вуз, который никогда не может свой список толком сформировать. Ведь этот ребенок, который поступил, он уже завтра заберет заявление и унесет в другой, который он выбрал.
Светлана Елина: Конечно, так и бывает. У нас примерно та же была ситуация, я говорила – нет, давай уже туда звони, что туда мы не пойдем. Надо быть честным.
Елена Рыковцева: Страшно отказаться – до последнего тянули, наверное.
Анна Лебедева: Мы до последнего тянули.
Светлана Елина: Я бы сказала – до последней секунды. Это страшное время. Мне страшно его вспоминать. Но помимо 5 вузов и 3 специальностей, сдавали еще 6 экзаменов! Это творческие профессии. Это отдельная история.
Елена Рыковцева: Это не так страшно, как ЕГЭ?
Светлана Елина: Вы знаете – нет.
Анна Лебедева: А куда вы сдавали?
Светлана Елина: Мы в разные вузы – по социологии мы сдавали, журналистика и т. д. Можно долго-долго рассказывать смешные ситуации, но это не так страшно, как ЕГЭ. Мой ребенок воспрял, сдав первый экзамен, расправил плечики и сказал: "А я, оказывается, не такой дурак, как я подумал после этих ЕГЭ".
Елена Рыковцева: После апелляционных комиссий особенно.
Светлана Елина: Да, да.
Максим Гликин: У нас более печальный опыт, потому что мы обнаружили, что на старте у нас неравные стартовые условия с остальными. Потому что огромное количество льготников или 100-балльников. Хотя по литературе получить 100 баллов, я уже объяснял, совершенно невозможно.
На старте мы уже имели минус. Потом мы обнаружили, что на творческом конкурсе, оказывается, свои есть хитрости и правила, про которые мы не знали. У нас было сочинение – выбирай любую тему. Поскольку человек идет на деловую журналистку, мы решили, что напишем что-нибудь на тему, связанную с деловой жизнью, с политикой, с чем-то еще. Там досталась тема про телевизоры. Ребенок писал про телевизор, что он думает о современном телевидении. А оказалось, что у них есть установка, что те, кто пишет на литературные темы обычные сочинения, ставят хорошие баллы или стараются не понижать. А те, кто на политические, какие-то телевизионные или какие угодно темы общественной жизни, специализированные, вообще не проходят эту планку.
Елена Рыковцева: А почему?
Максим Гликин: А потому что они считают, что ребенок в этом ничего не понимает. Ему этого не преподавали, не учили. Но никто этого заранее не объясняет.
Елена Рыковцева: Хотя тему предлагают.
Максим Гликин: Да, тему предлагают. Но считается, что ребенок понимает только в литературе. И когда мы пошли на апелляцию, нам это прямо открытым текстом и сказали. Он написал "Записки телезрителя". «Во-первых, ты пишешь – «я телевизор смотрю редко». Все! Раз ты редко его смотришь, что ты о нем пишешь? Не знаешь – не пиши». Хотя у них идут баллы за стиль, за язык, за композицию. Но им уже плевать на все остальное. Они ставят по всем этим пунктам минимальные баллы, хотя стиль у него хороший. Он выбрал неправильную тему. Он писал о том, в чем он, на их взгляд, не разбирается. И они ставят ему незачет. По сути, он не сдал этот экзамен. Про апелляцию на творческий конкурс – это отдельная песня. На апелляции ему повысили на 10 баллов. И он прошел.
Елена Рыковцева: Он посмотрел телевизор перед этим.
Максим Гликин: Они посмотрели на него и сказали – ну, тут не так все безнадежно, конечно. Стоит огромная толпа на этой апелляции. Причем, нам не объяснили правила. Они сказали: это называется просмотр сочинения. Но мы-то думаем, что это и есть апелляция. И только одна ушлая мама знала, что это не апелляция, что апелляция – это совсем другая процедура и по-другому делается. И вот стоит огромная толпа, в которой все получили довольно низкие баллы. Человек 100 стоят в надежде, что что-то смогут доказать. А осталось всего два часа до второго этапа конкурса. Они физически не успевают пропустить всю эту толпу. Они выходят и говорят – слушайте, не стойте, если у вас 60 баллов, то не стойте, вам все равно уже не поднимут. У кого 50 – вы еще стойте. А у кого 60 – чего вам эти 2-3 балла? Хотя, на самом деле, они решают жизнь человека. 70 – вообще уходите. И потихоньку разгоняют эту толпу.
Елена Рыковцева: А эта как называется процедура?
Максим Гликин: Называется – просмотр сочинений. А люди думают, что это и есть апелляция. В общем, всех отфутболивают там. Но некоторых счастливчиков оставляют. Например, одна выбежала такая счастливая, симпатичная девушка и говорит: "Вы знаете, он на меня посмотрел, сжалился надо мной и прибавил 10 баллов, и я прошла". А одна мамаша говорит: "А я знала, что есть апелляция помимо этого. Я пришла и потребовала. Меня направили на апелляцию". Она пришла туда с дочкой. И увидев ее, даже не посмотрев сочинение – ой, да-да, у нас ошибочка вышла с вами, неправильно оценили вашу работу. И сразу ей аж 20 баллов приписали.
Елена Рыковцева: То есть она прошла без процедуры просмотра сочинения?
Максим Гликин: Оказывается, просмотр – это чтобы просто отфутболить.
Елена Рыковцева: Просмотр – это обязательная процедура перед апелляцией или нет?
Максим Гликин: Оказалось – необязательная.
Елена Рыковцева: А зачем тогда процедура просмотра? Она дает баллы?
Максим Гликин: Для тех, кто ничего не знает, для дураков, которые ничего не понимают в этом.
Елена Рыковцева: Это практически. А теоретически зачем?
Максим Гликин: Чтобы объяснить людям, почему они дураки и плохо написали.
Елена Рыковцева: И чтобы они не подавали на апелляцию. А у вас чем закончилось в итоге?
Максим Гликин: Он оказался счастливчиком – ему повысили на 10. Причем мы не пошли на апелляцию. Оказывается, можно повышать и на просмотре.
Елена Рыковцева: То есть сама процедура просмотра тоже играет какую-то роль!
Максим Гликин: Есть две разные процедуры – на просмотре можно повышать и не повышать, и еще можно на апелляции. Просто про апелляцию знала лишь одна ушла мамаша.
Елена Рыковцева: А чем они отличаются тогда?!
Максим Гликин: А тем, что на просмотре один человек просматривает и может особо ничего не делать и просто сказать – да, пошел ты. А на апелляции сидит целая комиссия, смотрит, изучает.
Елена Рыковцева: Очень смешно. Но, Максим, ложку дегтя вам волью. Нельзя начинать сочинение о телевидении с того, что "я телевизор смотрю редко". Дальше мальчик должен завернуть какую-то очень умную конструкцию типа того, что «но все-таки делаю это чаще, чем остальные мои сверстники», или как-то еще замотивировать свое несмотрение. Потому что, в принципе, я понимаю раздражение преподавателя.
Максим Гликин: Все правильно, но если вы придумали систему, по которой 10 баллов за стиль, 10 баллов за композицию, 10 баллов еще за что-то, а снижаете по всем пунктам абсолютно, тогда не надо придумывать эти баллы.
Елена Рыковцева: Пишут нам СМС: "Я не пойму, вы что, хотите как раньше заносить в вузы деньги за поступление?"
Анна Лебедева: Нет, давайте не заносить их в пункты приема ЕГЭ.
Максим Гликин: Это все равно, что сказать – вам не нравится нынешняя суверенная демократия, вы хотите как при Сталине? Нет, мы не хотим как при Сталине, но…
Светлана Елина: …и так тоже не хотим.
Елена Рыковцева: Дмитрий пишет: "Гораздо проще проконтролировать вступительные экзамены в вуз, так как их число в 100 раз меньше, чем школ. Так и было 30-40 лет назад. После введения ЕГЭ учеников два последние года натаскивают на тесты, а школьную программу они всерьез не изучают. Это и есть реальный результат реформы. И когда ЕГЭ стал обязательным, в серьезных вузах после первой сессии была половина двоечников".
Светлана Елина: У меня дома лежит до сих пор диктант по русскому языку с факультета журналистики МГУ. Там ребенок поступил, видимо, поступал по ЕГЭ, потому что давно всех обязали поступать по ЕГЭ. Там было то ли 172, то ли 173 ошибки. А он сдавал ЕГЭ! Поэтому я даже не знаю, как комментировать это.
Максим Гликин: Про многие вузы мне рассказывали, что ничего страшного. Те люди, которые нашли деньги, чтобы получить 100-процентное ЕГЭ, они найдут деньги, чтобы сдать все сессии.
Анна Лебедева: Меня поразило, что когда мы сдавали уже оригиналы документов, очередь была сдающих оригиналы - это те, кто уже поступил, то кроме москвичек, которых в провинции до сих пор называют мажорками, очень много было девчонок особенно в линялых джинсах и в таких же майках, стоптанных босоножках. С ними были мамы по виду сельские доярки. Я согласна с тем, что все-таки ЕГЭ дает возможность, что называется, социальных лифтов. Это чуть ли не единственный социальный лифт в обществе, когда люди из дальних провинций могут, если они умницы и умники, обойти всех, кто по олимпиадам, всех, чьи родители заплатили за ЕГЭ. Они все равно всех обойдут, но надо, чтобы ребенок был выдающихся способностей.
Елена Рыковцева: Это надо, чтобы в этой сельской местности ЕГЭ сдавали честно. Это раз. Во-вторых, в советские годы тоже был процент для сельской местности. Там тоже был свой социальный лифт. У них было гарантированное количество мест.
Максим Гликин: Да и сейчас есть целевой набор.
Анна Лебедева: Извините, целевой набор – это минимум папа председатель колхоза.
Елена Рыковцева: Да, тоже правда.
Максим Гликин: У нас из 40 бюджетных мест – 7 по целевому набору и еще 25 разные 100-баллльники или просто льготники по Олимпиаде.
Анна Лебедева: И ваш ребенок в виде исключения.
Максим Гликин: Нет, мы платим.
Елена Рыковцева: Все, что вы вынесли, это для того, чтобы еще и платить!
Максим Гликин: Конечно!
Елена Рыковцева: Владимир Анатольевич из Свердловской области пишет: "По-моему, ЕГЭ ввели из-за того, что оценки, которые получает ученик в школе, считаются необъективными. Предлагаю определить рейтинг школ, который будет зависеть от числа поступивших в вузы из школы". Светлана, ведь что-то такое существует в Москве, когда школа гонится за высоким результатом на экзаменах, чтобы повысить свой рейтинг в глазах районо.
Светлана Елина: Да, школа заинтересована в престиже. Но – опять говорю только про себя! – я роли школы в сдаче ЕГЭ при поступлении не вижу.
Елена Рыковцева: Вы видите роль репетитора.
Светлана Елина: Только роль репетиторов. Я это говорю про себя.
Анна Лебедева: Мы тоже год просидели с четырьмя репетиторами.
Елена Рыковцева: Сама по себе школа даже очень умного хорошего славного ребенка творческих родителей не способна подготовить к ЕГЭ самостоятельно.
Анна Лебедева: Сама школа мешает, потому что там очень много предметов, которые тоже требуют внимания, а они уже абсолютно не нужны в 11 классе.
Светлана Елина: А их заставляют. Мы сдавали зачеты по химии за неделю до ЕГЭ.
Елена Рыковцева: Спрашивает Михаил из Самары: "А почему вы себе позволяете унижать на сдаче апелляции?"
Светлана Елина: А вы предлагаете мне стучать по столу и топать ногами?
Максим Гликин: А вы предлагаете, чтобы мой сын унижался в казарме вместо этого? Лучше уж я пойду на апелляцию.
Елена Рыковцева: И унижусь на апелляции.
Мы заканчиваем на том, что школа к ЕГЭ готовит очень плохо. Перед вами сидят три родителя, которые нанимали репетиторов, которые страдали при сдаче ЕГЭ и при поступлении. Это общий результат нашего разговора о школе. И все равно поздравляем всех с 1 сентября!