Ирина Лагунина: Две недели назад в программе «Время и мир» прозвучало интервью с главным редактором оппозиционного белорусского портала «Хартия 97» Натальей Радиной, где она рассказывала о гонениях на нее и ее коллег со стороны белорусского режима, о решении переехать в Литву, о том, как относятся к белорусской оппозиции в европейских столицах. После этого мы получили письмо от бывшего преподавателя Брестского государственного университета, бывшего, по решению российского суда, гражданина России Николая Петровского. «Все мои слова подтверждены документально. В любом поисковике интернета найдете информацию обо мне – «Петровский экстрадиция». Николай Петровский сегодня в студии Радио Свобода. Вместе с ним руководитель программы «Право на убежище» Института прав человека Лена Рябинина, а по телефону в нашей беседе участвует председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. Николай Александрович, давайте сначала расскажем вашу историю.
Николай Петровский: Моя история достаточно, если можно так выразиться, банальна. В свое время я отработал после окончания аспирантуры с 89 по 93 год в Брестском политехническом институте. Затем выписался из студенческого общежития, где проживал в этот период, снялся с воинского учета, приехал в Москву, где, что называется, легализовался, то есть прописался в квартире, был поставлен на воинский учет, прошел процедуру подтверждения своего гражданства Российской Федерации. Насколько я помню, это была статья 18, пункт 1 А действующего тогда Закона о гражданстве 1991 года. И более проблем с гражданством Российской Федерации у меня не возникало.
Ирина Лагунина: И так продолжалось до 2009 года, когда вы решили раскритиковать президента Белоруссии Лукашенко. Что было потом, на каком этапе к вам пришли сотрудники КГБ Белоруссии?
Николай Петровский: Если кратко говорить, то действительно в 2009 году после известного военного парада, когда я лично увидел, как президент нарядил своего сына Колю в маршальский мундир и когда ему отдавали проходящие мимо войска честь, это меня каким-то образом покоробило, да еще к тому же, когда президент объявил, что этот мальчик - преемник на его посту. К тому же уже начались откровенные гонения на оппозицию, начались аресты, политически мотивированные и так далее. После того, как я это наблюдал, я не выдержал и на нескольких лекциях для студентов-заочников, то есть это люди более-менее взрослые, свои мысли высказал о том, что я думаю относительно президента, его политики, его стремления к единоличной власти и другие соображения, может быть, касающиеся его здоровья в этом плане. Через несколько дней у меня начались неприятности. Меня предупредили, что более нельзя отвлекаться от тем лекций, нужно строго следовать учебному плану. Я вроде бы согласился, потому что был напуган приходом этих "людей в черном", как назвала их в своем репортаже Ирина Халип. Я, честно говоря, был напуган, но не настолько, чтобы по их совету немедленно уволиться и уехать к себе домой, как мне было сказано, в Россию. Я продолжал работать, и в предпоследний день работы, это было 4 июля 2009 года, 6 июля я должен был идти в отпуск, я был задержан на выходе из университета, затем после 6 часов допроса был арестован, помещен в изолятор временного содержания и там непосредственно стал проходить все те неприятные моменты, о которых писали Алесь Михалевич, Андрей Санников, то есть все прелести нахождения в белорусских застенках. Это, откровенно скажу, достаточно неприятная вещь.
Ирина Лагунина: И после этого 30 ноября вы все-таки были вынуждены уволиться и срочно уехать, как вы написали мне, домой в Москву. Что произошло в Москве?
Николай Петровский: После того, как я, выйдя из белорусского изолятора временного содержания, попытался что-то решить в свою пользу, но ничего не получилось, я был предупрежден, что действительно готовится новый оперативный эксперимент и теперь не отвертеться, я буду надолго упрятан в тюрьму. Я 30 ноября уволился, переехал в Москву, стал работать и никаких проблем с властями российскими не имел. Я был в полной уверенности, что нахожусь под защитой российского государства, 61 статьи конституции Российской Федерации. Но тем не менее, 22 января 2010 года я был задержан в метро представителями белорусских спецслужб и работниками МУРа, доставлен в прокуратуру метрополитена, где была проведена экстрадиционная проверка, которая показала, что я являюсь гражданином Российской Федерации, а следовательно, не могу быть выдан белорусским властям. После этого я продолжил жить спокойно, но это длилось не очень долго. 10 марта 2010 года сбылись обещания, брошенные мне вслед представителями белорусских спецслужб, что то, что я граждан РФ – это ненадолго. Так оно и случилось. 10 марта была проведена повторная экстрадиционная проверка, согласно которой я уже был признан не гражданином Российской Федерации. То есть юридически сняты все препоны для моей выдачи режиму Александра Григорьевича Лукашенко.
Ирина Лагунина: Николай, вы написали мне, что вас не выдали только потому, что вам помогли правозащитники, в том числе Светлана Алексеевна Ганнушкина, председатель комитета "Гражданское содействие". Светлана Алексеевна, как вы тогда восприняли в марте 2010 года вот эту историю с Николаем Петровским?
Светлана Ганнушкина: Я, как и все остальные, восприняла эту историю как нечто обычное. К сожалению, когда кого-то из граждан Российской Федерации преследуют власти стран, входящих в СНГ, то Россия достаточно быстро отказывается признавать этих людей своими гражданами. Это обычный подход. Мы не хотим ссориться ни с режимом узбекским, ни с режимом Каримова, ни с Лукашенко – это все наши друзья, а поэтому мы с легкостью отказываемся от своих собственных граждан. Это далеко не первый случай, и преодолеть это довольно трудно. К сожалению, вся система встает на такую позицию. Это и проверяющие миграционные органы, это и судебные органы, это и спецслужбы, которые сотрудничают со спецслужбами стран СНГ крайне активно.
Совсем недавно у нас пропали несколько человек, экстрадицию которых запретил Европейский суд, и понятно было, что если будет депортация по каким-то, связанным с административными, делами, причинами, то и в этом случае их защитит Европейский суд, и поэтому они просто исчезли. И через два дня после исчезновения обнаружился один из них в тюрьме в Таджикистане. Вот таким образом Россия не защищает ни беженцев, ни своих собственных граждан. Когда ко мне обращаются люди с самого начала, как только начинается экстрадиционная проверка, мы к этому подключаемся, мы даем юристов, но одновременно мы, к сожалению, вынуждены часто обращаться и к властям других стран, европейских стран с просьбой этим людям помочь покинуть Россию. Это произошло с той самой Наташей Радиной, которую сегодня упоминал Николай Петровский.
Ирина Лагунина: Лена, Светлана Алексеевна заметила, что вы знаете много таких историй. Действительно, насколько может быть уникальна история господина Петровского в смысле отношения России с Белоруссией? Мы знаем, что таких примеров было много с Таджикистаном, с Узбекистаном, но с Беларусью как обстоят дела?
Лена Рябинина: С Белоруссией случаи аннулирования гражданства, как это произошло в деле Николая Петровского, из известных мне пока один. Это просто объясняется, поскольку моя программа занимается правовой помощью выходцам из центрально-азиатских государств. Но с Белоруссией существует очень большая другая серьезная проблема. Если по экстрадиционным делам или делам о выдворениях в тех случаях, когда люди рискуют подвергнуться жестокому обращению и когда речь идет о высылке в центрально-азиатские страны, Таджикистан, Узбекистан, Европейский суд достаточно стабильно в большинстве случае приостанавливает их высылку, применяя так называемое правило 39 регламента суда. К огромному сожалению, в течение последних месяцев, не менее полугода по подобным же обращениям, касающихся предположительной выдачи людей в Беларусь, увы, Европейский суд отказывает в применении 39 правила. Я не могу это ничем объяснить, кроме каких-то геополитических соображений. Но в нынешней ситуации, в том, как сейчас себя показывают белорусские власти в глазах международного сообщества, это объяснение кажется очень сомнительным, к сожалению, других у меня нет.
В том, что касается исчезновения людей, в том, что касается аннулирования российского гражданства – это я бы назвала технологией достаточно отработанной, в которой участвуют спецслужбы государств, инициаторов розыска, само собой, но они ничего не могли бы сделать без прямого непосредственного даже не попустительства, а прямого участия своих российских коллег. Ровно это и произошло с гражданином Таджикистана, о котором говорила Светлана Алексеевна. В один день с ним исчез наш подзащитный Абдулхаков, в отношении которого приостановлена была его выдача Европейским судом, у которого на руках были документы, подтверждающие это. Он являлся лицом, ищущем убежище, мы направляли обращения во все органы власти Российской Федерации дважды и не получили никакого ответа. Именно по этой причине направили обращение в Европейский суд с просьбой задать властям Российской Федерации вопросы о том, был ли он задержан, не был ли он принудительно перемещен через российскую границу, что было бы грубейшим нарушением международных обязательств Российской Федерации, и если не был, то принять меры к тому, чтобы этого не произошло. Ответа из Страсбурга пока нет. Но еще раз должна с большим сожалением констатировать, что такой способ действий стал уже традиционным. И если на правовом поле нам удалось добиться достаточно многого в последние месяцы, по крайней мере, в течение 7-8 последних месяцев, у нас есть 10 отмен принятых Генеральной прокуратурой решений об экстрадиции людей, в том числе и в связи с наличие риска того, что они подвергнутся пыткам в стране назначения. Чем больше успехов мы достигаем на правовом поле, тем дальше за границы этого правового поля выходят силовые структуры в первую очередь Российской Федерации. Еще раз делаю акцент на том, что их коллеги, инициаторы розыска, ничего не могли бы сделать без их помощи. И приходится предотвращать незаконные принудительные высылки людей, которых на законных основаниях выслать нельзя. Эта тенденция вызывает огромные опасения вплоть до того, что приходится делать выводы, что самое безопасное место для людей, разыскиваемых по политическим, религиозным, каким угодно обвинениям странами их исхода оказывается следственный изолятор, где они наверняка в распоряжении властей, где власти не могут отказаться от ответственности за их судьбу, если с ними что-то произойдет, если они в какой-то момент обнаружатся в государстве, которое инициировало запрос об их выдаче.
Ирина Лагунина: Спасибо, Лена Рябинина. Светлана Алексеевна, а у вас есть объяснение, почему 39-е правило в отношениях с Беларусью не действует?
Светлана Ганнушкина: Во-первых, я хотела бы добавить к тому, что сказала Лена, что по Казимову, который вместе исчез, насколько я понимаю, у нас уже есть ответ, потому что мы отправили факс по всем учреждениям, где он бы мог содержаться, и мы получили ответ из ГУВД Москвы, что он не задерживался. Таким образом мы еще раз получаем подтверждение того, что сказала Лена, что происходит это незаконным образом. Что касается Белоруссии, то это не совсем так, потому что у нас есть несколько случаев, когда решение по Белоруссии принимается положительное Европейским судом, но даже трудно определить, почему по одному человеку принимается такое решение, по другому нет. Мне кажется, может быть в случае принадлежности к каким-то меньшинствам, у нас так было с одним кришнаитом, у нас есть кришнаит, который получил правило 39, еще я знаю пару случаев, когда люди получали решение положительное по правилу 39 Европейского суда именно в отношении граждан Белоруссии.
Как мне кажется, если люди, принадлежащие к меньшинствам, то тут Европейский суд принимает положительное решение, если же речь идет о преследованиях, то почему-то решение принимается отрицательное. Пока речь идет о преследованиях. Как и всегда, никто не обвиняет человека в том, что он принадлежит оппозиции, его обвиняют в уголовном преступлении, так же как и Петровского не обвиняют в том, что он нехорошо относится к Лукашенко или принадлежит к оппозиции, его обвиняют совсем в других – в уголовных преступлениях. Трудно мне объяснить, почему неочевидно для Европейского суда, что режим Лукашенко таков, что уголовные обвинения могут быть связаны с политикой. Я думаю, что нам просто нужно работать в этом направлении, нужно больше докладов. Потому что по Центральной Азии огромное число докладов, и так же, как у нас более-менее относительно, сейчас все хуже и хуже, принимают жителей Чечни в Европе, так же нужно активно работать. Именно благодаря тому, что очень хорошо поставлена информация, очень активная. Хотя мне кажется, что есть прекрасные доклады по Белоруссии, сейчас их представитель Алесь Беляцкий сидит в тюрьме. В общем Европа должна была бы видеть, что происходит.
Ирина Лагунина: Давайте послушаем небольшое интервью, которое я записала накануне нашего разговора с Алесем Михалевичем, который сейчас получил политическое убежище в Чешской республике.
Во-первых, почему вы решили не оставаться в России, а сразу же выехали в Украину? А во-вторых, с каким отношением западных стран вы столкнулись, пытаясь выбраться из Белоруссии?
Алесь Михалевич: Если говорить про Россию, то я знал очень много случаев, когда белорусские спецслужбы или белорусские органы просто людей в России арестовывали, сажали в машину, даже не в багажник, а просто открыто в машину и через пять-шесть часов человек уже был там, где надо - в соответствующей белоруской тюрьме. Поэтому я отлично понимал, что с одной стороны Россия не является ни в коем случае безопасным местом. Другое дело, что я воспользовался тем, что между Россией и Белоруссией нет охраняемой границы для того, чтобы через Россию уехать в Украину. Что касается посольств разных стран, то отношение было достаточно разное. Естественно, чувствовалась поддержка на политическом уровне, поддержка среди высоких политиков и, естественно, чувствовалось, что все функционеры боятся брать на себя ответственность. Когда надо было поставить визу в паспорт, по которому было видно, что он просрочен, что он старый, что скорее всего этот паспорт недействительный, естественно, любой сотрудник консульской службы боялся это сделать. Но Чехия была первая страна, куда я обратился, хотя я мог обратиться еще минимум в два посольства небольших стран. Я знал, что чем меньше страна, тем быстрее такие вопросы решаются, потому что легче дойти до соответствующего кабинета в Министерстве иностранных дел. Например, в Германии или даже в Польше такой вопрос было бы решить сложнее, чем в посольстве Чехии, Голландии или Норвегии, например.
Ирина Лагунина: Господин Михалевич, напомните, пожалуйста, ваш опыт в Белоруссии. Вас посадили в тюрьму сразу после демонстрации по поводу президентских выборов.
Алесь Михалевич: Меня посадили в тюрьму после демонстрации, хотя я не был организатором. Власти, непосредственно, я думаю, Лукашенко, КГБ хотели, чтобы я осудил действия других кандидатов. Мне прямым текстом это говорили, что надо зачитать для видеокамеры, для телевидения такой текст и сразу же я свободен. Естественно, когда я отказался это делать, надо было меня каким-то образом наказать. После мной заинтересовалось КГБ, начались пытки с целью склонить меня к сотрудничеству с Комитетом госбезопасности. Все это закончилось через два месяца, когда все-таки меня сломали, чтобы я это подписал, стал тайным агентом, по меньшей мере, подписал, что я становлюсь тайным агентом. Сразу же после моего освобождения я организовал пресс-конференцию, где заявил, что меня пытали, меня заставили подписать такую бумагу. Через три недели после пресс-конференции, когда в Белоруссии было принято решение снова меня сажать, я выехал из страны через Россию на Украину, из Украины, получив чешскую визу, уже прилетел в Чешскую республику, где и получил политическое убежище.
Ирина Лагунина: Насколько я понимаю, сейчас белорусская оппозиция, тем людям, которым удалось выехать из Белоруссии, вы работаете с европейскими структурами, вы работаете с Комитетом по делам пыток, по предотвращению пыток ООН. Что вы делаете для того, чтобы остальные люди, будь то в Белоруссии или в России, смогли каким-то образом получить свободный выезд или свободу перемещения?
Алесь Михалевич: Естественно, что касается, например, уполномоченного Организации Объединенных Наций по вопросам пыток очень сложно показывать, что в Белоруссии действительно серьезные пытки. Хотя они, естественно, серьезные. Но когда это сравнивают с Китаем или с Бирмой, странами, где происходят ужасные нарушения прав человека, где просто убивают людей, то, конечно, Беларусь и Россия на сегодняшний день просто отодвигаются на другой план. Что касается выезда за границу, то белорусы имеют право выезда за границу.
Ирина Лагунина: Я имела в виду тех людей, с которых, например, взяли подписку о невыезде или каким-то другим образом заблокировали для них возможность выезда на Запад, например, у вас просто не было паспорта.
Алесь Михалевич: Просто забирается паспорт, таких людей очень много. В Литве на сегодняшний день находится Наталья Радина, которая очень долго ожидала получения статуса в Москве, тихо, никому не говоря, что она в Москве, потому что если бы она про это сказала, сразу же бы последовал процесс экстрадиции, и Россия скорее бы всего выдала. Надо помнить про то, что Россия достаточно близко сотрудничает с официальным Минском и все неформальные просьбы спецслужб в основном взаимно исполняются.
Продолжение беседы читайте здесь
Николай Петровский: Моя история достаточно, если можно так выразиться, банальна. В свое время я отработал после окончания аспирантуры с 89 по 93 год в Брестском политехническом институте. Затем выписался из студенческого общежития, где проживал в этот период, снялся с воинского учета, приехал в Москву, где, что называется, легализовался, то есть прописался в квартире, был поставлен на воинский учет, прошел процедуру подтверждения своего гражданства Российской Федерации. Насколько я помню, это была статья 18, пункт 1 А действующего тогда Закона о гражданстве 1991 года. И более проблем с гражданством Российской Федерации у меня не возникало.
Ирина Лагунина: И так продолжалось до 2009 года, когда вы решили раскритиковать президента Белоруссии Лукашенко. Что было потом, на каком этапе к вам пришли сотрудники КГБ Белоруссии?
Николай Петровский: Если кратко говорить, то действительно в 2009 году после известного военного парада, когда я лично увидел, как президент нарядил своего сына Колю в маршальский мундир и когда ему отдавали проходящие мимо войска честь, это меня каким-то образом покоробило, да еще к тому же, когда президент объявил, что этот мальчик - преемник на его посту. К тому же уже начались откровенные гонения на оппозицию, начались аресты, политически мотивированные и так далее. После того, как я это наблюдал, я не выдержал и на нескольких лекциях для студентов-заочников, то есть это люди более-менее взрослые, свои мысли высказал о том, что я думаю относительно президента, его политики, его стремления к единоличной власти и другие соображения, может быть, касающиеся его здоровья в этом плане. Через несколько дней у меня начались неприятности. Меня предупредили, что более нельзя отвлекаться от тем лекций, нужно строго следовать учебному плану. Я вроде бы согласился, потому что был напуган приходом этих "людей в черном", как назвала их в своем репортаже Ирина Халип. Я, честно говоря, был напуган, но не настолько, чтобы по их совету немедленно уволиться и уехать к себе домой, как мне было сказано, в Россию. Я продолжал работать, и в предпоследний день работы, это было 4 июля 2009 года, 6 июля я должен был идти в отпуск, я был задержан на выходе из университета, затем после 6 часов допроса был арестован, помещен в изолятор временного содержания и там непосредственно стал проходить все те неприятные моменты, о которых писали Алесь Михалевич, Андрей Санников, то есть все прелести нахождения в белорусских застенках. Это, откровенно скажу, достаточно неприятная вещь.
Ирина Лагунина: И после этого 30 ноября вы все-таки были вынуждены уволиться и срочно уехать, как вы написали мне, домой в Москву. Что произошло в Москве?
Николай Петровский: После того, как я, выйдя из белорусского изолятора временного содержания, попытался что-то решить в свою пользу, но ничего не получилось, я был предупрежден, что действительно готовится новый оперативный эксперимент и теперь не отвертеться, я буду надолго упрятан в тюрьму. Я 30 ноября уволился, переехал в Москву, стал работать и никаких проблем с властями российскими не имел. Я был в полной уверенности, что нахожусь под защитой российского государства, 61 статьи конституции Российской Федерации. Но тем не менее, 22 января 2010 года я был задержан в метро представителями белорусских спецслужб и работниками МУРа, доставлен в прокуратуру метрополитена, где была проведена экстрадиционная проверка, которая показала, что я являюсь гражданином Российской Федерации, а следовательно, не могу быть выдан белорусским властям. После этого я продолжил жить спокойно, но это длилось не очень долго. 10 марта 2010 года сбылись обещания, брошенные мне вслед представителями белорусских спецслужб, что то, что я граждан РФ – это ненадолго. Так оно и случилось. 10 марта была проведена повторная экстрадиционная проверка, согласно которой я уже был признан не гражданином Российской Федерации. То есть юридически сняты все препоны для моей выдачи режиму Александра Григорьевича Лукашенко.
Ирина Лагунина: Николай, вы написали мне, что вас не выдали только потому, что вам помогли правозащитники, в том числе Светлана Алексеевна Ганнушкина, председатель комитета "Гражданское содействие". Светлана Алексеевна, как вы тогда восприняли в марте 2010 года вот эту историю с Николаем Петровским?
Светлана Ганнушкина: Я, как и все остальные, восприняла эту историю как нечто обычное. К сожалению, когда кого-то из граждан Российской Федерации преследуют власти стран, входящих в СНГ, то Россия достаточно быстро отказывается признавать этих людей своими гражданами. Это обычный подход. Мы не хотим ссориться ни с режимом узбекским, ни с режимом Каримова, ни с Лукашенко – это все наши друзья, а поэтому мы с легкостью отказываемся от своих собственных граждан. Это далеко не первый случай, и преодолеть это довольно трудно. К сожалению, вся система встает на такую позицию. Это и проверяющие миграционные органы, это и судебные органы, это и спецслужбы, которые сотрудничают со спецслужбами стран СНГ крайне активно.
Совсем недавно у нас пропали несколько человек, экстрадицию которых запретил Европейский суд, и понятно было, что если будет депортация по каким-то, связанным с административными, делами, причинами, то и в этом случае их защитит Европейский суд, и поэтому они просто исчезли. И через два дня после исчезновения обнаружился один из них в тюрьме в Таджикистане. Вот таким образом Россия не защищает ни беженцев, ни своих собственных граждан. Когда ко мне обращаются люди с самого начала, как только начинается экстрадиционная проверка, мы к этому подключаемся, мы даем юристов, но одновременно мы, к сожалению, вынуждены часто обращаться и к властям других стран, европейских стран с просьбой этим людям помочь покинуть Россию. Это произошло с той самой Наташей Радиной, которую сегодня упоминал Николай Петровский.
Ирина Лагунина: Лена, Светлана Алексеевна заметила, что вы знаете много таких историй. Действительно, насколько может быть уникальна история господина Петровского в смысле отношения России с Белоруссией? Мы знаем, что таких примеров было много с Таджикистаном, с Узбекистаном, но с Беларусью как обстоят дела?
Лена Рябинина: С Белоруссией случаи аннулирования гражданства, как это произошло в деле Николая Петровского, из известных мне пока один. Это просто объясняется, поскольку моя программа занимается правовой помощью выходцам из центрально-азиатских государств. Но с Белоруссией существует очень большая другая серьезная проблема. Если по экстрадиционным делам или делам о выдворениях в тех случаях, когда люди рискуют подвергнуться жестокому обращению и когда речь идет о высылке в центрально-азиатские страны, Таджикистан, Узбекистан, Европейский суд достаточно стабильно в большинстве случае приостанавливает их высылку, применяя так называемое правило 39 регламента суда. К огромному сожалению, в течение последних месяцев, не менее полугода по подобным же обращениям, касающихся предположительной выдачи людей в Беларусь, увы, Европейский суд отказывает в применении 39 правила. Я не могу это ничем объяснить, кроме каких-то геополитических соображений. Но в нынешней ситуации, в том, как сейчас себя показывают белорусские власти в глазах международного сообщества, это объяснение кажется очень сомнительным, к сожалению, других у меня нет.
В том, что касается исчезновения людей, в том, что касается аннулирования российского гражданства – это я бы назвала технологией достаточно отработанной, в которой участвуют спецслужбы государств, инициаторов розыска, само собой, но они ничего не могли бы сделать без прямого непосредственного даже не попустительства, а прямого участия своих российских коллег. Ровно это и произошло с гражданином Таджикистана, о котором говорила Светлана Алексеевна. В один день с ним исчез наш подзащитный Абдулхаков, в отношении которого приостановлена была его выдача Европейским судом, у которого на руках были документы, подтверждающие это. Он являлся лицом, ищущем убежище, мы направляли обращения во все органы власти Российской Федерации дважды и не получили никакого ответа. Именно по этой причине направили обращение в Европейский суд с просьбой задать властям Российской Федерации вопросы о том, был ли он задержан, не был ли он принудительно перемещен через российскую границу, что было бы грубейшим нарушением международных обязательств Российской Федерации, и если не был, то принять меры к тому, чтобы этого не произошло. Ответа из Страсбурга пока нет. Но еще раз должна с большим сожалением констатировать, что такой способ действий стал уже традиционным. И если на правовом поле нам удалось добиться достаточно многого в последние месяцы, по крайней мере, в течение 7-8 последних месяцев, у нас есть 10 отмен принятых Генеральной прокуратурой решений об экстрадиции людей, в том числе и в связи с наличие риска того, что они подвергнутся пыткам в стране назначения. Чем больше успехов мы достигаем на правовом поле, тем дальше за границы этого правового поля выходят силовые структуры в первую очередь Российской Федерации. Еще раз делаю акцент на том, что их коллеги, инициаторы розыска, ничего не могли бы сделать без их помощи. И приходится предотвращать незаконные принудительные высылки людей, которых на законных основаниях выслать нельзя. Эта тенденция вызывает огромные опасения вплоть до того, что приходится делать выводы, что самое безопасное место для людей, разыскиваемых по политическим, религиозным, каким угодно обвинениям странами их исхода оказывается следственный изолятор, где они наверняка в распоряжении властей, где власти не могут отказаться от ответственности за их судьбу, если с ними что-то произойдет, если они в какой-то момент обнаружатся в государстве, которое инициировало запрос об их выдаче.
Ирина Лагунина: Спасибо, Лена Рябинина. Светлана Алексеевна, а у вас есть объяснение, почему 39-е правило в отношениях с Беларусью не действует?
Светлана Ганнушкина: Во-первых, я хотела бы добавить к тому, что сказала Лена, что по Казимову, который вместе исчез, насколько я понимаю, у нас уже есть ответ, потому что мы отправили факс по всем учреждениям, где он бы мог содержаться, и мы получили ответ из ГУВД Москвы, что он не задерживался. Таким образом мы еще раз получаем подтверждение того, что сказала Лена, что происходит это незаконным образом. Что касается Белоруссии, то это не совсем так, потому что у нас есть несколько случаев, когда решение по Белоруссии принимается положительное Европейским судом, но даже трудно определить, почему по одному человеку принимается такое решение, по другому нет. Мне кажется, может быть в случае принадлежности к каким-то меньшинствам, у нас так было с одним кришнаитом, у нас есть кришнаит, который получил правило 39, еще я знаю пару случаев, когда люди получали решение положительное по правилу 39 Европейского суда именно в отношении граждан Белоруссии.
Как мне кажется, если люди, принадлежащие к меньшинствам, то тут Европейский суд принимает положительное решение, если же речь идет о преследованиях, то почему-то решение принимается отрицательное. Пока речь идет о преследованиях. Как и всегда, никто не обвиняет человека в том, что он принадлежит оппозиции, его обвиняют в уголовном преступлении, так же как и Петровского не обвиняют в том, что он нехорошо относится к Лукашенко или принадлежит к оппозиции, его обвиняют совсем в других – в уголовных преступлениях. Трудно мне объяснить, почему неочевидно для Европейского суда, что режим Лукашенко таков, что уголовные обвинения могут быть связаны с политикой. Я думаю, что нам просто нужно работать в этом направлении, нужно больше докладов. Потому что по Центральной Азии огромное число докладов, и так же, как у нас более-менее относительно, сейчас все хуже и хуже, принимают жителей Чечни в Европе, так же нужно активно работать. Именно благодаря тому, что очень хорошо поставлена информация, очень активная. Хотя мне кажется, что есть прекрасные доклады по Белоруссии, сейчас их представитель Алесь Беляцкий сидит в тюрьме. В общем Европа должна была бы видеть, что происходит.
Ирина Лагунина: Давайте послушаем небольшое интервью, которое я записала накануне нашего разговора с Алесем Михалевичем, который сейчас получил политическое убежище в Чешской республике.
Во-первых, почему вы решили не оставаться в России, а сразу же выехали в Украину? А во-вторых, с каким отношением западных стран вы столкнулись, пытаясь выбраться из Белоруссии?
Алесь Михалевич: Если говорить про Россию, то я знал очень много случаев, когда белорусские спецслужбы или белорусские органы просто людей в России арестовывали, сажали в машину, даже не в багажник, а просто открыто в машину и через пять-шесть часов человек уже был там, где надо - в соответствующей белоруской тюрьме. Поэтому я отлично понимал, что с одной стороны Россия не является ни в коем случае безопасным местом. Другое дело, что я воспользовался тем, что между Россией и Белоруссией нет охраняемой границы для того, чтобы через Россию уехать в Украину. Что касается посольств разных стран, то отношение было достаточно разное. Естественно, чувствовалась поддержка на политическом уровне, поддержка среди высоких политиков и, естественно, чувствовалось, что все функционеры боятся брать на себя ответственность. Когда надо было поставить визу в паспорт, по которому было видно, что он просрочен, что он старый, что скорее всего этот паспорт недействительный, естественно, любой сотрудник консульской службы боялся это сделать. Но Чехия была первая страна, куда я обратился, хотя я мог обратиться еще минимум в два посольства небольших стран. Я знал, что чем меньше страна, тем быстрее такие вопросы решаются, потому что легче дойти до соответствующего кабинета в Министерстве иностранных дел. Например, в Германии или даже в Польше такой вопрос было бы решить сложнее, чем в посольстве Чехии, Голландии или Норвегии, например.
Ирина Лагунина: Господин Михалевич, напомните, пожалуйста, ваш опыт в Белоруссии. Вас посадили в тюрьму сразу после демонстрации по поводу президентских выборов.
Алесь Михалевич: Меня посадили в тюрьму после демонстрации, хотя я не был организатором. Власти, непосредственно, я думаю, Лукашенко, КГБ хотели, чтобы я осудил действия других кандидатов. Мне прямым текстом это говорили, что надо зачитать для видеокамеры, для телевидения такой текст и сразу же я свободен. Естественно, когда я отказался это делать, надо было меня каким-то образом наказать. После мной заинтересовалось КГБ, начались пытки с целью склонить меня к сотрудничеству с Комитетом госбезопасности. Все это закончилось через два месяца, когда все-таки меня сломали, чтобы я это подписал, стал тайным агентом, по меньшей мере, подписал, что я становлюсь тайным агентом. Сразу же после моего освобождения я организовал пресс-конференцию, где заявил, что меня пытали, меня заставили подписать такую бумагу. Через три недели после пресс-конференции, когда в Белоруссии было принято решение снова меня сажать, я выехал из страны через Россию на Украину, из Украины, получив чешскую визу, уже прилетел в Чешскую республику, где и получил политическое убежище.
Ирина Лагунина: Насколько я понимаю, сейчас белорусская оппозиция, тем людям, которым удалось выехать из Белоруссии, вы работаете с европейскими структурами, вы работаете с Комитетом по делам пыток, по предотвращению пыток ООН. Что вы делаете для того, чтобы остальные люди, будь то в Белоруссии или в России, смогли каким-то образом получить свободный выезд или свободу перемещения?
Алесь Михалевич: Естественно, что касается, например, уполномоченного Организации Объединенных Наций по вопросам пыток очень сложно показывать, что в Белоруссии действительно серьезные пытки. Хотя они, естественно, серьезные. Но когда это сравнивают с Китаем или с Бирмой, странами, где происходят ужасные нарушения прав человека, где просто убивают людей, то, конечно, Беларусь и Россия на сегодняшний день просто отодвигаются на другой план. Что касается выезда за границу, то белорусы имеют право выезда за границу.
Ирина Лагунина: Я имела в виду тех людей, с которых, например, взяли подписку о невыезде или каким-то другим образом заблокировали для них возможность выезда на Запад, например, у вас просто не было паспорта.
Алесь Михалевич: Просто забирается паспорт, таких людей очень много. В Литве на сегодняшний день находится Наталья Радина, которая очень долго ожидала получения статуса в Москве, тихо, никому не говоря, что она в Москве, потому что если бы она про это сказала, сразу же бы последовал процесс экстрадиции, и Россия скорее бы всего выдала. Надо помнить про то, что Россия достаточно близко сотрудничает с официальным Минском и все неформальные просьбы спецслужб в основном взаимно исполняются.
Продолжение беседы читайте здесь