Марина Тимашева: В Петербурге, в музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, открылась выставка ''Дело Таганцева'' - документы, книги, фотографии из фондов музея и частных собраний. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Дело Таганцева - мрачная страница русской истории, неразрывно связанная с судьбой Анны Ахматовой и ее мужа Николая Гумилева, который был расстрелян вместе с шестью десятками других жертв красного террора, арестованных в 1921 году. В советское время даже упоминать о деле Таганцева было нельзя. Ахматова интуитивно угадала, где был расстрелян ее муж. После падения коммунистического режима поисками этого места занялся ''Мемориал''. Музей Ахматовой собирал материалы по этому делу много лет, и выставка, открытая в сентябре, - итог этой долгой работы. Говорит директор музея Нина Попова.
Нина Попова: По одному варианту, расстрел был в ночь на 25 августа, есть вариант 27-29-го, известно, что 1 сентября в газете ''Петроградская Правда'' был опубликован список первой группы расстрелянных, в числе которых под номером 63 был Николай Степанович Гумилев. Естественно, эта выставка посвящается памяти Гумилева, но мы хотели посмотреть на нее чуть шире, представить семью Таганцевых, потому что фамилия Владимира Николаевича Таганцева дала название всему делу. Дело почти 70 лет считалось страшным контрреволюционным заговором, не подлежало никаким комментариям, никаким упоминаниям, в связи с чем даже имя Гумилева как поэта, даже как мужа Ахматовой, не упоминалось. И мы знаем, что в начале 80-х выходила Малая серия ''Библиотеки поэта'', где был эпиграф ''А в переулке забор дощатый....'', а внизу - ''Н.Г.'', инициалы. И когда Нина Александровна Жирмунская в Малой серии ''Библиотеки поэта'' захотела прокомментировать ''Н.Г.'' не как мужа Ахматовой, а как нечто большее, пришлось снять вообще все посвящение и перенабрать всю книгу. В 90-х появились первые публикации о Таганцевском заговоре, пошли запросы в ФСБ, нашлись огромные тома, а несколько лет назад, в середине 90-х, Владимир Юрьевич Черняев, кандидат наук в Ленинградском отделении Института истории, стал этим заниматься и смотреть эти материалы. Кроме того, всплыл еще один виток материалов. У Владимира Николаевича был сын, которого звали Кирилл, мы это знаем. Оказалось, что этот сын в 90-е годы приходил в наш музей, и однажды мне показали этого человека, ему было давно за 70, такой сухенький, изящный человек. Поверить, что в музей ходит годами сын Владимира Николаевича Таганцева - это просто было невероятно. Он жил на Моховой, в доме, где когда-то была знаменитая в Петербурге начала ХХ века гимназия Любови Степановны Таганцевой, где учились все барышни культурной среды, вспомнить мать Марию, будущую Елизавету Кузьмину-Караваеву, Иду Рубинштейн, на другом полюсе. Так вот, там в середине 80-х он находит дневник своего деда. В 1989 году журнал ''Звезда'' это публикует, и вот там пошли комментарии Владимира Юрьевича Черняева. Я уж не говорю о том, что это потрясающий документ, потому что здесь надо говорить о том, кто такой Николай Степанович Таганцев. Он был известнейший в России юрист, создатель классического уголовного права, противник смертной казни. Он был сенатором, государственным советником, начал свою деятельность как юрист во времена Николая Первого, а закончил во времена Николая Второго - четыре Государя! Все государственные попытки реформирования системы проходили при его участии. Они все были половинчатые, никто не принял Уголовный кодекс, который он предлагал, но ко всем комиссиям, так или иначе связанным с возможностью конституционного реформирования, он имел отношение. И когда шло дело, в котором обвинялся Александр Ульянов, к нему обратился, как он писал в своих воспоминаниях, ''мой бывший учитель'' и попросил помочь быть адвокатом и попытаться отменить смертную казнь, которая нависла над сыном. Он смог добиться только одного - уговорить разрешить свидание Марии Александровны со старшим сыном. Она имела возможность поговорить со старшим сыном в последний раз. В 1917-18 году у него квартира на Литейном, 46. Он живет в этой квартире со своим старшим сыном, у него есть сын от первого брака. Году в 1919 он переходит в общежитие Дома Ученых, он уже очень старый, ему глубоко за 70, и живет там, а в квартире остается Владимир Николаевич Таганцев, его сын. О нем известно, что он географ, что у него было маленькое имение на Чудском озере, где он добывал сапропель, удобрение из ила. Была такая могучая сельскохозяйственная теория, что можно использовать это как удобрение, рассылать по всей стране, по всей России и уровень сельского хозяйства поднять просто в считанные годы. Он никакой не политик, обычный средний человек, собирает какой-то круг людей вокруг себя, которых тоже иначе как средние интеллектуальные люди не назовешь. Они пытаются создать некую организацию, начинают собирать деньги, ориентируясь на разницу валютных курсов здесь и в Финляндии. И он, естественно, к этой идее вокруг себя собирает какое-то количество людей. Видимо, среди этих людей был и Николай Степанович Гумилев с его резким неприятием большевизма. А дальше они как-то соединяются с кронштадтскими моряками и пытаются использовать эту силу как поддержку возможного выступления. Но Кронштадтский бунт прорвался на несколько месяцев неожиданно для них, и когда стали брать этих моряков, там оказались два человека, которые раскололись. Они стали давать показания в мае, и в конце мая арестовали Николая Владимировича Таганцева. На следующий день после обыска старик Николай Степанович Таганцев оказался у этой квартиры, где черный ход был опечатан и парадная лестница. Он знал, что у него там двое внуков, что этому Кирику, младшему внуку, четыре с половиной года, еще пяти нет, и двоечка Агния. Где они, что с детьми? Детей нет. Когда он попадает, наконец, в эту квартиру, там вспорото все, взято все, и его бумаги. Главное - найти детей, а второе - понять, зачем взяли Володю и зачем взяли его жену Надю. Сказали, что они на Гороховой, потом сказали, что они на Шпалерной, что девочка - в одном приюте, мальчик Кирик - в другом приюте.
Татьяна Вольтская: Детей вызволить удалось с большим трудом. А дальше — ад продолжается. На выставке тоже видны следы этого ада - на фотографию Николая Гумилева явно с синяком и опухшей скулой смотреть невозможно - что с ним делали там, с героем, георгиевским кавалером, автором ''изысканного жирафа'' на озере Чад? Что делали с самим Таганцевым, со всеми остальными? Часть ответа - в дневнике старого Таганцева.
Нина Попова: В этом дневнике идет подробнейший рассказ о том, как проходили эти пять-шесть месяцев в июне. Он пишет письмо в Москву, в Кремль, оно начинается: ''Владимир Ильич,...''. Он напоминает о себе, пишет о том, что они - политические противники, что когда-то он помог этой семье, и просит сейчас об одном - помочь его сыну и разобраться в том, за что он арестован. Он не получил ответа, Ленин обратился к Дзержинскому, Дзержинский послал в Москву в качестве расследователя известного человека Якова Агранова. После каких-то предпринятых Аграновым способов допроса Таганцев стал давать показания и первой назвал свою жену, которая была в курсе его разговоров. Опубликована часть фотографий следственных дел и видно, что на лице у Николая Степановича Гумилева ссадины — его били. Он назвал два имени - один человек умер в марте, второй - в апреле. А Владимир Николаевич стал назвать. Видимо, два месяца, проведенные там, его деморализовали. Поняв это, он сделал попытку повеситься в своей камере на полотенце, а потом стал говорить и дальше. И вот этот круг образовался, это 833 человека, хотя большая часть из них - люди, которые просто думали, что это не путь для этой страны.
Татьяна Вольтская: Цель выставки - рассказать об этой семье, архив которой был получен от сына Кирилла Владимировича - Дмитрия Кирилловича Таганцева. Он прошел всю войну, сохранив все полученные на войне письма и свои погоны младшего лейтенанта. Выставка - удивительное свидетельство того, как некогда запрещенная история возвращается усилиями простых
людей, чувствующих себя ее участниками.