Марина Тимашева: Сегодня мы поговорим с актером и режиссером Александром Галибиным. Перечислять его роли и поставленные им спектакли я не буду, потому что их слишком много, напомню только, что Галибин сыграл Николая Второго в картине Панфилова ''Романовы. Венценосная семья'' и Мастера – в телефильме Владимира Бортко ''Мастер и Маргарита''. А еще, что с 2008 года Галибин возглавлял Московский драматический театр имени Станиславского, но в 2011 году вынужден был покинуть этот пост. Департамент культуры Москвы не продлил с ним контракт, потому что некоторые влиятельные артисты (в их числе Владимир Коренев) были недовольны новым худруком и нашли способ с ним расправиться. Но разговор с Александром Галибиным мы начинаем не с этого.
Вдруг я подумала, что жизнь моя сложилась самым загадочным образом - я вас на сцене не видела никогда в моей жизни. В какой момент актер Александр Галибин передумал быть актером, по крайней мере, театральным?
Александр Галибин: У меня был выбор: или театр, или кино. Потому что мой мастер, замечательный мастер Рубен Сергеевич Агамирзян, к кино относился достаточно ревностно, и у меня было огромное количество приглашений после фильма ''Трактир на Пятницкой''. Но я выбрал кино, потому что это было довольно денежно, я мог много ездить - и Студия имени Горького, и ''Мосфильм'', и экспедиции. И я польстился на такую жизнь, это жизнь довольно вольная. Я очень жалел потом, что ушел из театра, потому что театр контролирует артиста, театр является кузницей таланта, укрепляется профессия в театре. Я думаю, что потом ушел из кино по той же причине. В какой-то момент я понял, что меня используют, мое качество человеческое, внутреннее перестало работать на экране, я просто это видел.
Марина Тимашева: В тот момент, когда актер сам начинает видеть, что что-то не так в его собственной работе, он превращается в режиссера. Обычно актеры просто любят то, что делают.
Александр Галибин: Мы все снимаемся во всякой ерунде, но все равно ты ведешь диалог, по большому счету, с миром. Вот это перестало происходить.
Марина Тимашева: И тогда пришла мысль самому стать режиссером, а не вернуться в театр? Вот это тоже чудно.
Александр Галибин: У меня были попытки возвращения в театр.
Марина Тимашева: ''Театр Киноактера'' был при ''Ленфильме'', да?
Александр Галибин: Я был в Театре Киноактера при ''Ленфильме''. Но в тот момент, когда я туда пришел, театр перестал, как таковой, существовать, я попытался вернуться в театр и вел переговоры с Георгием Александровичем Товстоноговым. Тогда в Театре Комедии был режиссер Аксенов, я даже начал репетировать в спектакле ''Тень'' с Витей Гвоздицким, он играл Тень, а я играл Ученого. Но потом, из-за кино, я был вынужден уйти. Так у меня роман с театром и не сложился в 80-х годах.
Марина Тимашева: То есть Александр Галибин дисциплинированным театральным актером никогда не был, но потом, когда стал режиссером, наверное, требовал от актеров дисциплины?
Александр Галибин: Почему? Я же три года был очень дисциплинированным, я воспитан в этой системе координат. Наш Театральный институт замечательный, тогда ЛГИТМиК он назывался, воспитание, культуру по отношению к театру давал. Тем более, что наш мастер имел свой театр, мы видели, как это происходит, начиная со второго курса, мы уже играли в театре. Что и я хотел сделать со своими ребятами в Щукинском училище.
Марина Тимашева: Потом вы поступили уже в Москве на курс Анатолия Васильева, на режиссуру?
Александр Галибин: Я попал на спектакль ''Серсо''. Это не значит, что я не смотрел других спектаклей. Я видел очень хорошие спектакли, просто выдающиеся спектакли - и у Товстоногова, и у Ефима Падве, когда он был жив, и у Воробьева, и у Опоркова Гены, в Москве я видел у Любимова спектакли, у Эфроса спектакли, с ним мы тоже общались, был момент, когда он приглашал меня к себе. Но когда я увидел ''Серсо'', меня это потрясло, я не понимал, как это сделано. Есть такая фраза - ''жизнь человеческого духа на'' сцене. Когда я это увидел, я захотел прийти к этому человеку, чтобы понять, как это делается. А потом, в течение года, целая цепочка событий меня туда вела. Я снимался в картине ''Муж и дочь Тамары Александровны'', жил в Москве, у нас художником на картине был Паша Каплевич, который одновременно в это время был и на ''Мосфильме'' и у Васильева, делал у него спектакли как художник, и он меня привел к Анатолию Александровичу : ''Вот человек хочет посмотреть, как вы работаете с курсом''. Там был тогда курс, выпускался спектакль ''Шесть персонажей в поисках автора''. Я полгода ходил к нему, потом весной стал поступать. Сдал все экзамены, уже достаточно взрослый человек, и сочинение писал, и читал басню, прозу, стихотворение - мы все это делали. Так я поступил. Было четыре потрясающих года на Поварской.
Марина Тимашева: ''Серсо'' это спектакль Анатолия Васильева, который он поставил в Театре на Таганке, а ''Взрослая дочь молодого человека'' была им сделана в драматическом театре Станиславского, который позже возглавили вы сами. И вы работали потом в Школе драматического искусства на Поварской?
Александр Галибин: Когда Анатолий Александрович выпускал спектакль ''Маскарад'' в Париже, я оказался на премьере того знаменитого спектакля, где разразился скандал, когда человек с балкона крикнул: ''Merde! Это все русское merde!'', когда зрители стали уходить со спектакля, и в зале осталось к середине действия (а спектакль шел четыре с лишнем часа без антракта) человек сто. У меня на этом спектакле родилось ощущение, что я не должен дальше продолжать находиться в Школе драматического искусства. Магия общения с Васильевым велика, но я ему сказал, что хочу самостоятельной жизни и ушел с летней сессии, даже не получив диплома. Диплом я получил только два года назад. Когда пришел в Театр Станиславского, нужен был диплом, они обратились в ГИТИС, он там лежал, и мне его отдали. Но торжественного вручения диплома не состоялось. Но теперь у меня есть официальный диплом, что я режиссер.
Марина Тимашева: Когда я спросила про Анатолия Васильева, то я как раз подумала, что ни одного человека не знаю, который бы попал к нему просто так, как обычно, когда люди ходят и отдают во все институты одновременно документы. К Васильеву всегда люди шли очень целеустремленно и целенаправленно, именно к нему.
Саша, я вообще клоню в очень определенную сторону. Вы все время уходили. Как персонаж русской народной сказки ''Колобок'', который ''от бабушки ушел, от дедушки ушел'', ото всех ушел. Потом вы, как режиссер, работали в разных театрах и дважды, до Москвы, были главным режиссером. До 2000 года вы возглавляли новосибирский театр ''Глобус'', а потом несколько лет работали в Александринском театре.
Александр Галибин: Я еще от жен уходил. На самом деле эти шаги все были абсолютно сознательными. Мы с семьей уехали в Новосибирск, когда в Петербурге вообще перестали давать постановки, тогда надо было думать: или ты едешь, ищешь счастья на стороне, едешь завоевывать Москву с той репутацией режиссера, которая была, минимальная, но какая-то была...
Марина Тимашева: Ну, не минимальная, у вас к тому времени уже и награды были разнообразные, за спектакль по пьесе Шипенко ''Ла фюнф ин дер люфт'' у вас была премия аж в начале 90-х годов. Вы не кокетничайте, не скромничайте.
Александр Галибин: Я просто очень спокойно к этому отношусь, даже забываю иногда про свои какие-то заслуги. Но тогда мне надо было что-то предпринимать. И появилось предложение возглавить театр ''Глобус''. Я хотел поехать, чтобы понять, что такое руководить, потому что я считаю, что действующему режиссеру нужно обязательно пройти провинцию, поработать с замечательными артистами, у которых нет ничего, кроме театра, потому что там нет кино в том объеме, которое есть в Москве, там нет телевидения, которое есть в Москве, там нет радио, которое есть в крупных городах. Из Новосибирска я не ушел, у меня просто кончился контракт. После этого я уехал в Петербург, меня позвал Валерий Владимирович Фокин в Александринский театр, мы вместе отработали два года, у меня и там закончился контракт, и я ушел. Но в Новосибирске было замечательное время, потому что там было сделано очень много спектаклей, которые я бы не сделал за этот период ни в Москве, ни в Петербурге - никто бы мне не дал просто сделать такое количество постановок.
Марина Тимашева: Я думала, что в Москве и Петербурге ситуация гораздо более выигрышная, финансово и организационно выигрышная. Почему же в провинциальном театре оказывается проще выпускать спектакли, чем здесь?
Александр Галибин: Это вообще другое ощущение себя. В Омске, в Томске, в Новосибирске, в Красноярске это другая работа, это другие люди и другое отношение к тебе. Никто мне никогда не говорил ''нет'', и это было самое главное. Я хотел делать ''Кроткую'', я носился с этой идеей, но никому это не было интересно в Петербурге. Я сделал ''Кроткую'' там. Я хотел сделать ''Игроков'' - никто не давал мне делать ''Игроков''. Я сделал это там. Мне предлагали дальнейшее продление контракта, но тогда я должен быть оставаться в городе и пускать там корни. Предлагали мне даже возглавить институт, который там начал формироваться, стать ректором института, но я понимал, что это всё - я тогда там остался бы, а у меня есть еще какие-то желания. И после больших раздумий мы уехали.
Марина Тимашева: А у вас сейчас курс в Щукинской школе?
Александр Галибин: Этот курс я вел два года. Потом, когда получилась эта история с Театром Станиславского, стало понятно, что если я продолжаю возглавлять и вести этот курс (а это целевой курс), то он не вольется в Театр Станиславского. У режиссера, нового художественного руководителя театра (Валерий Белякович – М.Т.) есть свой курс в ГИТИСе. Возникло такое двойственное ощущение, и я был вынужден уйти с курса, курс отдали другому человеку. Но для меня это тоже странно, потому что тот человек, которому отдали, он подписывал против меня письма. Я продолжаю с ребятами созваниваться, мы продолжаем общаться, но уже как мастер курса я его не веду.
Марина Тимашева: Саша, я опять не понимаю. В городе -несколько театральных вузов. Очень много, естественно, мастеров курсов. Четыре года мы учим актеров, значит, у нас в каждом театральном вузе, как минимум, четыре мастера курса. Не все они обещают своим студентам, что они целый курс или хотя бы отдельных талантливых людей возьмут в свой театр, потому что они не знают, смогут они это сделать или нет. Почему так вышло, что ваши студенты ''осиротели''? Вы бы их довели до конца, выпустили , и они бы дальше, как и большинство артистов, ходили по театрам, показывались, искали бы себе работу и кто-то бы трудоустроился.
Александр Галибин: Я думаю, что этот вопрос нужно переадресовать ректору Щукинского училища, с которым у меня замечательные отношения.
Марина Тимашева: Евгению Князеву.
Александр Галибин: Он высказал свою позицию, я подумал и понял, что в этой ситуации сопротивляться абсолютно бессмысленно. Потом этически я всегда, видимо, уступаю в какой-то момент, я уступаю, чтобы не входить в еще более конфликтную ситуацию, или в какую-то ситуацию, которая мне кажется некрасивой. Я предпочитаю отдать и наблюдать за тем, что происходит.
Марина Тимашева: Вы ведете себя, как героиня ''Кавказского мелового круга'' Бертольда Брехта. В финале складывается такая ситуация, когда истинная мать и мать фальшивая должны, по решению мудрого судьи Аздака, тянуть ребенка за руки, и та, которая вырвет ребенка из круга, будет признана истинной матерью. Но истинной матерью Аздак признает ту, которая вовремя отпускает руки, потому что не хочет причинить боль ребенку.
Александр Галибин: Спасибо, это такой образ правильный. Да, я предпочитаю отдать ситуацию. Знаете, как правило, время расставляет все на свои места.
Марина Тимашева: По актерскому типу, вы - герой романтического репертуара. Я понимаю, что вы могли играть в пьесах Вампилова и в других современных пьесах, потому что у вас очень современный типаж, но, с другой стороны, артистов с такими внешними данными, с такой выраженной, очень определенной мужской фактурой мало, но в старом театре вам бы достались роли в пьесах Корнеля или Расина. Вы были бы герой, борец, и погибали бы, не уступив. А в жизни вы уступаете свои обидчикам.
Александр Галибин: Это не значит, что я не могу быть жестким. Я могу быть жестким, могу быть компромиссным, потому что театр это организация компромиссная, но есть вещи, которые я не принимаю - и с театром это связано, и с людьми, которые занимаются театром. Я не могу переступить через себя, я не могу видеть предательство, подлость, грязь и, параллельно, с этими людьми работать.
Марина Тимашева: Теперь у нас прямо очередь выстроились из скандалов в театре... Сначала конфликт в Театре имени Маяковского, когда актеры атаковали Сергея Арцибашева, он написал заявление и был отставлен. Затем происходила история у вас в драматическом театре имени Станиславского, который вы к тому моменту два года уже возглавляли - вы отступили, и контракт не был с вами продлен, вы ушли.
Потом произошла история в Театре на Таганке, где артисты ополчились на Юрия Петровича Любимова, и он тоже не продлил своего сотрудничества с театром, который был им создан. Все это совсем разные ситуации, я абсолютно не склонна их смешивать. Но многие мои коллеги, с которыми я, честно говорю, решительно не согласна, набросились на саму систему репертуарного театра. Стали говорить, что ''все прогнило в Датском королевстве'', что репертуарный театр вывихнул себе сустав и вправить его уже не сможет никакой Гамлет, и что нужно что-то решать, переделывать, устранять, упразднять, использовать австрийскую, немецкую, американскую модель, и так далее. Что вы на этот счет думаете?
Александр Галибин: Я был ярый защитник репертуарного театра, но те ситуации, которые сложились в этом году, но были и до этого - ведь звонки и раньше раздавались, все это свидетельствует, что в репертуарном театре не все хорошо. Проблема, как мне кажется, заключается в том, что в стране изменилось все, кроме театра. Эта модель существовала и в 30-е, и в 40-е, и в 50-е, и в 60-е она снова расцвела, и в 80-90-е, когда все обвалилось, она выжила как модель. Туда не было привнесено ничего нового, но модель продолжает существовать. Попытки улучшить ситуацию ее только ухудшили, хотя я считаю, что театр это отражение государства - если плохо в театре, значит, что-то нехорошо и в государстве, что-то тут надо делать, причем, делать надо срочно. Люди, которые жили при этой системе много лет, не хотят ее менять, потому что она очень удобна.
Марина Тимашева: Саша, а что бы вы меняли? Вот завтра вас назначают, ну, не министром культуры, а самым главным человеком?
Александр Галибин: Я не хочу быть самым главным человеком, я хочу заниматься театром.
Марина Тимашева: Хорошо, но что надо делать?
Александр Галибин: Понятно, что надо делать - контрактную систему, при которой человек, который приходит в театр, понимает, что он подчинен единой системе координат. Если продолжать развивать модель русского репертуарного театра (а ее нужно продолжать), то нужно понимать, что в театре есть один бог - это худрук, человек, который театр ведет, который за него отвечает, который думает об актерах. Худруки, которые ведут театр довольно жестко, выигрывают. Опять же, никого не осуждая, скажу, что есть вещи, которые делать нельзя. Юрий Петрович Любимов это театральный бог, я так считаю. Если я в его театре работаю, я это или принимаю, или не принимаю. Если я не принимаю, я говорю: ''До свидания, Юрий Петрович, я не могу и не хочу с вами работать''. Этот театральный сезон показал, что люди переступили некую черту, которую переступать нельзя, это табу. Я наблюдаю за своей ситуацией в театре, я это видел на протяжении полутора лет, начиная от первого безобразного письма, подлого и грязного письма в свой адрес, несправедливого. Этих людей, как правило, меньшинство, это пожилые люди, у которых нет театрального будущего. Причем, это меньшинство начинает давить и запугивать большинство. Те, кто поумнее, отходят в сторону, а те, кто не желают, чтобы так было, начинают бороться. Но проблема заключается в том, что руководству и нашему Департаменту по культуре не нужно, видимо, чтобы театр развивался. Я, со своей стороны, сделал предложение, оно было очевидным, начиная от обновления труппы и кончая определенной эстетикой самого театра. Но это требует времени. Там не будет биток, аншлаг с самого начала. Меня упрекали, что в театр не ходит зритель. Но как может зритель появиться в театре, если только за последние полтора года, что я руководил, сменилось три директора, четыре зав.билетным столом, вся администрация, бухгалтерия? Как это возможно?
Марина Тимашева: Тех актеров, которые вас «скушали», вы пробовали занять в репертуаре?
Александр Галибин: Да, конечно, я давал возможность работать. Там есть актеры, которые по многу лет не выходили на сцену, некоторые профнепригодны. Я не хочу никого обидеть, не хочу ни про кого конкретно говорить, но надо уметь уходить.
Марина Тимашева: Почему вы их не уволили по достижении пенсионного возраста?
Александр Галибин: Нет такой статьи, она изъята из театрального законодательства .
Марина Тимашева: Опоздал на репетицию на одну минуту, три выговора - увольнение.
Александр Галибин: Марина, это другой путь. Когда один из артистов театра на 40 минут сократил спектакль, я объявил ему выговор, что и стало отправной точкой для того, чтобы начать ''импичмент''. Я понимаю, что надо было его уволить, а я его пожалел. Марина, я не хотел вставать на путь ''ловли блох''.
Марина Тимашева: А этим заниматься должен не режиссер и не художественный руководитель, на это есть директор и администратор театра.
Александр Галибин: Три директора у нас сменилось. Я налаживаю отношения с одним директором, в это время приходит другой директор.
Марина Тимашева: То есть они не приходят, назовем вещи своими именами, это не то, что директор взял и убежал, схватив свой портфель, а это, опять же, чудесный Департамент культуры берет и назначает то одного директора, то другого, ни с кем ничего не согласовывая, не объясняя.
Александр Галибин: Со мной, во всяком случае, не было проведено ни одного разговора.
Марина Тимашева: Прессе тоже ничего не объясняли.
Александр Галибин: Это происходит в кулуарах. Почему именно такое назначение? Непонятно. Цели тоже непонятны.
Марина Тимашева: С художественным руководителем тоже должен быть подписан контракт на какое-то время? И, если да, то на какое?
Александр Галибин: Меньше пяти лет просто не имеет смысла. Мне понадобилось два года, чтобы вообще разобраться, кто кому сват, кто кому кум, и как формировать труппу, потому что никому не нравятся слова '' формировать труппу''. Надо только одно — чтобы было тихо, чтобы никто не высовывался, чтобы была тишина. Да и отставка Юрия Петровича - то же самое. Сейчас в театре тихо, видимо, но внутренняя ситуация, конфликтная, все равно зреет. То же самое и в стране происходит. Театр это отражение, это зеркало. Я абсолютно вне политики, театр и не должен заниматься политикой, но он должен отражать время.
Марина Тимашева: А с актерами на какой срок должен быть заключен контракт?
Александр Галибин: Труппу должен формировать худрук, чтобы люди, с которыми ты работаешь, были единомышленниками. Репертуарный театр без атмосферы внутри труппы, без единомыслия невозможен.
Марина Тимашева: Сейчас директор или худрук полностью зависимы от Департамента или от Министерства культуры, если же сделать то, предлагает, то актеры будут целиком и полностью зависеть от худрука.
Александр Галибин: Да, они должны целиком и полностью зависеть, и я абсолютно согласен с постулатом Георгия Александровича Товстоногова, что это - ''добровольный диктат''. Ты подчиняешься этому добровольно. Поэтому я и говорю: не нравится - уходи. В ситуации конфликта сделать ничего нельзя, где нет созидания, там нет театра. Первый звонок прозвенел, когда ''убрали'' Анатолия Александровича Васильева, просто выгнали. Вот убрали, и что?
Марина Тимашева: Что бы там ни происходило, нужно вернуть Васильева, потому что вся эта ситуация просто патологическая.
Александр Галибин: Надо еще извиниться перед ним. Это же нонсенс. Сейчас Юрий Петрович из Америки пишет письма. Это правильно? Это неправильно.
Марина Тимашева: Зато у нас будет обширный эпистолярий. Анатолий Васильев пишет письма из Парижа, Юрий Любимов – еще из какой-то страны... Теперь расскажите, откуда нам будет писать письма Галибин?
Александр Галибин: За это время у меня были две картины. Режиссер Дмитрий Фикс снял фильм, будет называться ''Белый мавр''. Замечательное кино, с замечательным артистами, с прекрасным сценарием. И вторая картина по сценарию Юрия Полякова - ''Грибной царь''. Это шестисерийная телевизионная картина.
Марина Тимашева: Если бы сейчас предложили в Москве еще какой-нибудь театр возглавить?
Александр Галибин: Это же соблазн. Я - театральный человек и театр для меня это всегда дом, куда я вхожу. Другой вопрос - что это за дом? Ничего нет невозможного. Как будет складываться судьба. Я, как работал, так и буду работать, я в хорошей форме, я считаю, ситуация эта меня никаким образом не разрушила, хорошего в театре больше, чем плохого.
Марина Тимашева: У вас изумительно красивый голос. Почему вас переозвучивали в фильме ''Мастер и Маргарита'' голосом Безрукова?
Александр Галибин: Для меня самого это было большой загадкой. Но это - концепция режиссера, он решил, что Мастер должен говорить голосом Иешуа. Эта концепция, как показала жизнь, не сработала, вот и все. При этом, это право режиссера. Володя Бортко поступил так, как он считал нужным. То, что я мог сделать в картине, то сделал, все, что можно было отдать этой роли, я все отдал. Я по отношению к этой ситуации абсолютно честен, вот и все. Для меня это самый главный критерий.