Марина Тимашева: Александр Павлович Тимофеевский – поэт, сценарист ( ''Лето 43-го года'' - один из его многочисленных киносценариев, он же – автор сценариев к мультфильмам ''Мук-скороход'', ''Медной горы хозяйка'', ''Петя и волк'', ''Малахитовая шкатулка''), он же – автор песен, например, ''К сожаленью, день рожденья только раз в году'' (то есть песенка Чебурашки, написана на его стихи). Но главное, наверное, это девять его поэтических сборников . Последние называются ''Краш-тест'' и ''Ответ римского друга''. И с вопроса, что значит ''краш тест'' мы начинаем разговор.
Александр Тимофеевский: ''Краш-тест'' это испытание на аварийность в связи со временем.
Марина Тимашева: Теперь принята такая форма, когда автор публикует свои книги за свой счет. Но у вас, я надеюсь, с издательством ''Время'' иные отношения?
Александр Тимофеевский: Я просто взял за принцип не печатать стихи за свой счет. Но авторам, даже тем, которые не печатают за свой счет, платят бартером, а именно - книгами. В конечном счете, автор оказывается в накладе. Книга выходит тиражом 1000 экземпляров, я получаю 10%, то есть 87 книг (за вычетом подоходного налога). А друзей больше. Я иду в издательство и выкупаю книги за свой счет. Виновато не издательство, виноваты перекупщики. Книга в магазине стоит в несколько раз больше, чем та цена, за которую вы можете купить ее в издательстве.
Марина Тимашева: Отвлечемся от отношений книгопродавцов с поэтом. В ХХ веке очень легко бывает прописать поэта под сень чьего-то влияния. Понятно, что сначала было очень сильно влияние Маяковского, потом были люди, писавшие под влиянием Вознесенского и Евтушенко, в последнее время часть поэтов, которые помоложе, действуют вслед за Мандельштамом и Бродским. Почти всегда слышишь в их стихах отзвуки Мандельштама и Бродского. А в то время, как я читаю ваши стихи, я не могу сделать вывод о том, под чьим влиянием вы находитесь или находились.
Александр Тимофеевский: Хочется ответить словами Бродского, которые он сказал на суде: ''Я находился под влиянием Господа Бога''. Это было главное влияние. Влияние Мандельштама и Бродского на современных молодых поэтов, это действительно так. Дело в том, что я несколько лет работал у Филатова, фонд которого занимается работой с молодыми поэтами, я писал на них рецензии, и там было очень много талантливых людей. Они хорошо знают Мандельштама, Ходасевича, Бродского, но они не знают Кедрина, Сельвинского, Уткина, Светлова, очень скверно знают Маяковского.
Марина Тимашева: В течение времени менялись ваши собственные взаимоотношения с разными поэтами?
Александр Тимофеевский: Неудобно про себя говорить: ''я - человек широких взглядов''. Может быть, в молодости я слишком увлекался ''комсомольскими поэтами'', такими как Голодный, Уткин, Светлов, Багрицкий. Они, конечно, отошли на второй план, тем не менее, я их люблю и сейчас. Но любимые мои поэты это Пушкин, Лермонтов, Хлебников. Хлебников — один из любимейших моих поэтов. Причем, прежде чем издавать свои собственные стихи, я составил книгу Хлебникова со своим предисловием и своими комментариями.
Марина Тимашева: Пушкин, Лермонтов - это чистая гармония, такая ясная мелодия стиха, в то время как Хлебников... Ну, слово ''гармония'', мне кажется, к этому поэту мало применимо. Или я ошибаюсь?
Александр Тимофеевский: Есть стихи Хлебникова, вот, скажем:
Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок
Или замечательные стихи о Москве:
В тебе, любимый город,
Старушки что-то есть.
Уселась на свой короб.
И думает поесть.
Косынкой замахнулась - косынка не простая:
От края и до края летит птиц черных стая.
Это рифмуется с гармоническими стихами Пушкина ''...и стаи галок на крестах...''. Или вот я вам прочту четыре строчки, которые мне кажутся на сегодняшний день самыми актуальными:
И когда знамена оптом,
Понесет толпа ликуя,
Я проснулся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя...
Замечательное слово ''оптом''. Вот эти все выходки сегодняшних националистов зачеркиваются бухгалтерским словом ''оптом''. Замечательно сказал про Хлебникова Асеев:
Как будто в кристалл времена разумея,
Он, со своих недоступных высот,
Видел за тысячу до Птолемея
И после Павлова за пятьсот
И это удивительно, потому что когда он пишет об Атлантиде, он пишет так, как будто бы он там был, когда он пишет об Астрахани времен Разина, он пишет так, как будто он там был. Причем Астрахань это проза, а проза у него, на мой взгляд, великолепна, не менее прекрасна, чем стихи - это поразительное знание времени.
Марина Тимашева: А если вернуться к вашим собственным стихам. Вы совершенно чудесны еще и тем, что у вас есть изумительное чувство юмора. А это свойство в последнее время все более и более утрачивается - поэты помоложе все чрезвычайно серьезные, если не сказать унылые, если не сказать депрессивные. Но остановимся на слове ''серьезные''. Вот это чувство юмора, оно спасительно, оно позволяет держаться?
Александр Тимофеевский: Живя в наши дни в нашей стране, в первую очередь нужно относиться с юмором ко всему окружающему, и первым числом к самому себе. Без этого просто не выживешь, я так считаю.
Марина Тимашева: Вы сами объяснили, что значит ''краш-тест''. А много раз вы этот тест проходили сами?
Александр Тимофеевский: Отвечу стихами:
Для красоты на этот свет явясь,
Я жил так скудно, дико и безбожно.
Лишь для того, чтоб быть одним из вас.
И доказать, что жить так невозможно.
Марина Тимашева: Александр Павлович, а стихи спасают, служат таким коконом, который защищает поэта от мира, или вовсе нет?
Александр Тимофеевский: Мне кажется, что нет, потому что для меня стихи это средство общения.
Марина Тимашева: А с кем вам еще хочется общаться?
Александр Тимофеевский: Ну, Марина, вопрос на засыпку. Для людей моего возраста это становится проблемой. Конечно, хочется общаться с друзьями, а сейчас мне приходится сталкиваться с молодыми талантливыми людьми и в области поэзии, и в области кино.
Марина Тимашева: А в области кино это с кем же?
Александр Тимофеевский: Я же всю жизнь работал в мультипликации. И сейчас вы, наверное, слышали, что Норштейн ''сотоварищи'' (а это с Андреем Хржановским и Эдуардом Назаровым) ходил к Путину, Путин пообещал ''денежку''. Как вы знаете, ''улита едет, когда-то будет''. Слово должно материализоваться, а это процесс долгий и сложный, хотя есть надежда. Ведь ''Союзмультфильм'', авангард мультипликации, перестал существовать, его не стало уже два или три года назад, юридически не стало, нет такого. И сейчас речь идет о возрождении, чтобы он снова стал производственной студией и, кроме того, чтобы там были образованы курсы, которые бы воспитывали мультипликаторов. Меня пригласили на первый худсовет. Потом я продолжаю писать сценарии, и тут мне не очень нравится в последние годы то, что реализуется, а больше нравится то, что лежит в столе.
Марина Тимашева: А что реализовано из сценариев?
Александр Тимофеевский: В частности, есть такой сериал детский ''Новые приключения барона Мюнхгаузена''.
Марина Тимашева: Вы говорите, что в столе лежит не реализованный сценарий или сценарии...
Александр Тимофеевский: Любимые детища лежат в столе из-за уничтожения мультипликации. Cейчас режиссеры сами пишут сценарии, очень трудно найти режиссера на свою, наиболее дорогую, вещь. У меня было три сценария, которые опубликованы в ''Искусстве кино'' с предисловием Юрия Борисовича Норштейна, но режиссера они пока не нашли. А вот что стало с мультипликацией! Вы представляете себе, был ''Союзмультфильм'', был еще ''Мульттелефильм'', это две студии в Москве. Потом были студии во всех республиках - это плюс еще 15. Когда кончился Советский Союз и ''Союзмультфильм'' рассыпался, все это разбилось на множество осколков. Боюсь соврать, но в России сейчас чуть ли не 80 студий, а в Москве 60 или 40. Это маленькие студии, и режиссерам действительно удобнее обходиться без сценариста, хотя это, порой, приводит к плачевным результатам. Несмотря на то, что общий уровень, видимо, упал, есть и очень талантливые ребята.
Марина Тимашева: Я просто сначала подумала, что вы говорите о том, что раньше называли ''художественным кино'', а теперь по каким-то причинам называют ''игровым''.
Александр Тимофеевский: Я работал в самом начале своей... (сейчас скажу - ''творческой карьеры''), но потом я работал в большом кино как автор песен и, кстати, работал с любимым моим режиссером Владимиром Яковлевичем Мотылем, и на последнем его фильме тоже.
Марина Тимашева: А мюзиклы писать вас не приглашают, либретто? Теперь, по-моему, все люди, которые умеют такие вещи делать, они задействованы в современных ''музыкальных спектаклях''.
Александр Тимофеевский: Марина, возраст, возраст! Никто меня не вспоминает. Кстати, возник какой-то интерес ко мне у некоторых продюсеров, которые задумывали большие фильмы (но я опять говорю мультипликации), речь шла не о мюзикле буквально, но о большом числе песен. Но это как раз происходило перед кризисом, а потом возник кризис, и сразу лопнули все эти идеи.
Марина Тимашева: Теперь давайте возвращаться к стихам. За последние годы сколько сборников стихов издано?
Александр Тимофеевский: С этой книгой получается девять.
Марина Тимашева: Нелепый вопрос, но: как вы это делаете? Когда у вас набирается какое-то количество стихотворений, которые, как вы считаете, достойны публикации, вы их отдаете в издательство, или вы пишете намного больше стихов и потом распределяете по разным сборникам?
Александр Тимофеевский: Вы понимаете, Марина, у меня несколько ''исключительная'' ситуация, потому что я стал печататься с опозданием на 40 лет. Потому что когда-то, в свое время, меня запрещал сам Цвигун. Вы помните, наверное, этого человека, который был правой рукой Андропова, руководил КГБ, но в те времена, когда он меня запрещал, он руководил КГБ Таджикистана, а я тогда работал на ''Таджикфильме'' редактором. И он мне сказал: ''Ваших стихов и вашего имени народ никогда не узнает''.
Марина Тимашева: А что вы ему сделали, простите?
Александр Тимофеевский: А что кому сделал Бродский? Я не то писал. Хотя в каком-то смысле стихи были достаточно острыми. Но вы спросили, как я пишу свои книги. Надо сначала ответить на ваш первый вопрос. У очень много неопубликованных стихов, запасы очень большие. Обычно поэт напишет какую-то порцию, издает в журналах, потом у него выходит книжка. У меня так не получалось, потому что опоздание произошло на 40 лет. А что я ему сделал? Все началось с того, что я попал в рукописный журнал ''Синтаксис'', который издавал Алик Гинзбург. Когда вспоминают о нем, то вспоминают о том, какой это был удивительный правозащитник, благородный человек, который выступал в защиту Синявского и Даниэля, но мало говорят об удивительной его черте - о его вкусе. Смотрите, кто вошел в ''Синтаксис''. Туда вошел Бродский, Юнна Мориц, Холин, Сапгир, Уфлянд, Кропивницкий, каким-то образом затесался ваш покорный слуга. Обратите внимание, что (это не обо мне) туда вошли лучшие поэты ХХ века. И это сделал 20-летний мальчик, ему было тогда 20 лет! И эти стихи ходили в списках. Кстати, в списках ходило очень много стихов, а он выбрал именно эти. Значит, первая моя вина это то, что я оказался в ''Синтаксисе'', и был вызван в КГБ первым свидетелем по этому делу. А вторая вина - это стихи ''На смерть Фадеева'', которые заканчивались такими словами:
Ты умер, а как же Отчизна?
Забудет? Осудит? Простит?
Как прИговор ... соцреализму
Твой выстрел короткий звучит.
И нету ни горя, ни боли,
Лишь всюду твердят об одном:
что был ренегат-алкоголик
Народа духовным вождем.
Для нас это, впрочем, не ново
Не тратьте на мертвых слова.
Пока существует основа,
покуда система жива.
Так что Цвигуну было на что обидеться. И вот, кстати, я вам дарю две книжки. Первая книга ''Краш-тест'' - книга поэм, здесь восемь поэм, вошедших в эту книгу. Вторая - ''Ответ римского друга'', это избранные стихи, подспудно где-то действительно, как ответ Иосифу Александровичу. А третьей книги нет, но я надеюсь, что она выйдет. Она должна называться ''Гамлет в красном поясе'', туда должны войти стихи такого рода как ''На смерть Фадеева'', я их про себя называю ''прокламациями''. ''Прокламации'' начинались в 1955 году, скажем:
На что уж был он лют и строг,
Но, знать, всему приходит срок -
Весной, под звон капели, усатого отпели.
Потом мои любимые должны войти восьмистишия и, наконец, стихи, написанные исключительно в 21 веке. И тогда собрался бы такой трехтомничек избранных стихов.
Марина Тимашева: Почему нужно было отвечать Иосифу Бродскому? На какие вопросы?
Александр Тимофеевский: Это ответ-перекличка. Смотрите, я - блокадник, я жил на Литейном проспекте, а Бродский жил на Пестеля - эти проспекты пересекаются. Мы с ним из одного города, из Ленинграда, из города, которого уже нет. Мы жили практически в одно время, видели одни и те же явления, одни и те же лица. Были интересные пересечения, встречи и какие-то парадоксальные пересечения в стихах. Вот забавное такое стихотворение:
Рабу, лакею и тирану жить предлагается по плану,
где и тиран, и эти два имеют равные права.
***
Холуй трясется. Раб хохочет. Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна. Сверкает зимняя луна.
Первое стихотворение принадлежит мне, второе - Бродскому. Видите, как это совпадает. Причем, было это написано в один и тот же год, едва ли не в один и тот же день, по разные стороны океана. Но главное не это, а опять же, столкновение со временем. Для Иосифа Александровича это тоже очень интересная проблема.
Марина Тимашева: Если мы говорим о том, что сейчас происходит, о столкновении со временем, вы имеете в виду то, что происходит внутри или прямое столкновение личности с тем, что происходит за окном?
Александр Тимофеевский: Конечно, в первую очередь это имеет отношение к эпохе, к тому, что происходит за окном. Но и не только. Время во всех его ипостасях.
Я разминулся со временем,
Такой анекдот, господа,
Я в правильном шел направлении,
А время пошло не туда.
Метафизическая проблема 17 века и 21-го, обозначенная одинаковыми словами, она раскрывается по-разному. Каждая новая эпоха диктует новые ответы, вот, в чем дело.
Марина Тимашева: А можно я вас попрошу просто почитать мне стихи?
Александр Тимофеевский: Я прочитаю несколько стихов из поэмы ''Тридцать седьмой трамвай''. Меня в какой-то степени на эту тему натолкнули лекции анторопософов, которые как раз говорили о том, что в эпоху Возрождения человечество достигло наибольших высот и достижений в своем духовном развитии, а дальше все шло вниз, по эллипсоиде. И, по мнению антропософов, мы сейчас находимся в камалоке - это какое-то вымороченное состояние между жизнью и смертью. Камалока это там, где люди изживают свои страсти, где с ними соседствуют такие милые существа типа Вия. И, если посмотришь, получается похоже. Но они обещают нам замечательные перспективы, потому что эллипсоида идет вниз, а потом она пойдет вверх, и тогда мы обгоним всех этих ''да винчей, рафаэлей'', и так далее.
Марина Тимашева: То есть мы достигнем дна, оттолкнемся, как хорошие батутисты, и вылетим на самую поверхность?
Александр Тимофеевский: Да, жаль только, что ''жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе''. И — главное - что мы на сегодняшний день идем задом наперед, вот так они говорят. Мы входим в ситуацию гражданской войны, потом мы должны прийти к мировой войне. Ладно, вот несколько стихов:
Живые, сквозь царство подземное Вия,
Мы движемся вспять. Мы бредем в камалоке.
Грядущие дни превратились в былые.
А близкое стало далеким-далеким.
Побег удался. Был продуман в деталях.
Беглец о побеге помыслил лишь было.
Мы снимся себе. Наперед все узнали.
И мы повторяем во сне, то что было.
Опять Рождество, мандаринки, снежинки,
И трудно понять, по которому разу
Адаптер снимает с разбитой пластинки
Все ту же с ума нас сводящую фразу:
Мы снова пойдем в переулки кривые,
И будем брести, спотыкаясь по снегу,
Неважно, мы мертвые или живые.
Россия, прощай. Мы готовы к побегу.
***
…Снесенные дома
Умершего Арбата,
Спасенные тома
И вирши самиздата.
Колодцы пустоты,
Расколотые арки
И нашей нищеты
Бесценные подарки.
Та оттепель и пляс
Под звуки той капели
И дом, где в первый раз
Мы Галича запели.
И кухонь тех восьми-
метровая свобода,
Тот воздух, черт возьми,
И даже непогода.
Да вот и сам я, вот…
Вон, у того портала —
Одно плечо вперед,
Другое чуть отстало…
***
''Слышу гул...''
… О, эти гулы, уши рвущие.
Что мучите? Что душу тянете?
В долину камешки бегущие,
Слов выпадение из памяти.
Обвалы, оползни, смещения,
Засор в трубе канализации.
Бенц! И не стало освещения
И прочих благ цивилизации.
Земли звериное урчание,
Высвобожденье сил агрессии.
Взаимное непонимание
Растет в невиданной прогрессии.
Разорвало процесс познания,
Бесплодным сделав обучение.
Так наступает одичание
И настает земли трясение.
Наткнулся на стихотворение 52-го года:
Я все музу беспокою,
Я теперь хочу помочь ей;
Написать тебя такою,
Как была ты прошлой ночью.
Я вписал бы без ошибки,
С леонардовым уменьем,
От улыбки до улыбки
Всю тебя в стихотворенье.
А потом бы каждый вечер
(Разве это невозможно?)
Из стихов тебя за плечи
Вынимал бы осторожно.
Чтоб строфа не развалилась,
Я вставлял бы многоточья...
И опять бы повторилось
То, что было прошлой ночью.
***
Знаешь, что такое старость?
Старость – когда в сердце лед,
Водка с праздников осталась,
Но ее никто не пьет.
***
''В ожидании варваров''
Ремейк Константиноса Кавафиса
Почему мы сидим на форуме и ничего не делаем?
Потому что придут варвары и все сделают за нас.
Варвары должны прийти к нам сегодня.
Почему первый Консул стоит у ворот Рима,
Ладонь прижал к козырьку и смотрит вдаль?
Варвары должны прийти к нам сегодня.
Почему наш Консул развесил повсюду портреты Дуче?
Потому что считает, что варварам
Дуче придется по вкусу.
Варвары должны прийти к нам сегодня.
Почему он держит в руках список нежелательных лиц?
Варвары должны прийти к нам сегодня,
А варвары знают, как поступать с такими людьми.
Почему на Вилле Боргезе срубили все пинии?
Варвары должны прийти к нам сегодня,
А варварам нравятся больше осины.
Почему в церкви Сан Луиджи деи Франчезе не стало трех картин Караваджо?
Потому что варварам нужно место для рекламы прокладок.
Варвары должны прийти к нам сегодня.
Что за толпа бежит по городу с криками – Вау,
Сжигая машины и насилуя женщин,
Неужели пришли наконец долгожданные варвары?!
Ах, нет! – это бегут горожане,
Огорченные тем, что варвары так и не появились.
Понятное дело, ведь приход варваров был бы для нас спасением.