Книга ''Чили 1970 – 1973 годов. Прерванная модернизация''


Марина Тимашева: Мы с Ильей Смирновым продолжаем изучать Латинскую Америку. Вслед за Боливией и Перу - Чили. Итак. Николай Платошкин, ''Чили 1970 – 1973 годов. Прерванная модернизация''. Издательство ''Университет Дмитрия Пожарского'', 2011 год

Илья Смирнов: Предупреждаю: содержание не вполне соответствует заглавию. 478 страниц, но до заявленной темы, а это, как вы понимаете, правления президента Сальвадора Альенде, автор добирается только на странице 236. То есть, добрая половина работы – развернутое введение, что за страна и как она развивалась до 1970 года. И здесь Николай Николаевич Платошкин , надо отдать ему должное, точно определяет характерные черты, что отличает именно Чили от прочей Латинской Америки. Один раз прочтешь, уже не перепутаешь. ''Страна сумасшедшей географии''. ''От равнин Аргентины отделяют практически непроходимые Анды. С севера… самое безводное место на планете… - пустыня Атакама (серьезная преграда как для воинственных инков, так и для пришедших им на смену испанцев). Юг… ледяное дыхание Антарктиды'' (6). ''Географическая обособленность Чили приводила к тому, что местному европейскому населению приходилось развивать собственную промышленность, чтобы обеспечить себя всем необходимым'' (10). При этом местные ''мапуче-арауканы оказались единственным народом Америки, который смог отбить натиск европейских колонизаторов'' (8). После бесконечных войн ''с переменным успехом… в 1762 году колониальным властям даже пришлось заключить с индейцами мирный договор'' (11). Добившись независимости, Чили стала ''самой развитой страной в Латинской Америке'', ''единственной…, где охотно селились европейцы, причем в основном не испанцы, а немцы и англичане'' (17).

Марина Тимашева: То есть, уголок ''тетушки Европы''.

Илья Смирнов: Да, отсюда партийно-политическое самоопределение вокруг определенных программ, а не просто популярных вождей, серьезное рабочее движение (37), и вообще все то, что подразумевают под ''гражданским обществом''. С другой стороны, все-таки периферийный капитализм, потому что экономика очень сильно ''зависела от конъюнктуры на внешних рынках сырья, прежде всего меди'' (17). Унизительное для национального достоинства влияние иностранного капитала (40). Резкое социальное расслоение (156 и др.) Еще в Х1Х веке, по итогам успешных войн с соседями, ''чилийская армия (особенно флот) приобрела среди населения... громадный авторитет'' (29). При этом ''основную массу солдат составляли батраки – ''инкилинос'', которых в армию отдавали помещики'' (23). А командный состав – ''довольно замкнутая каста'', тесно связанная с олигархией, которую в излишнем патриотизме не упрекнешь (35). И вот исторический парадокс - ''фирменным стилем стала крайняя жестокость'' (36) по отношению к своим же соотечественникам, традиция проходит через ХХ век, приведенные в книге описания, что творили военные с людьми, требовавшими – какой ужас! - повышения зарплаты и сокращения рабочего дня – это фактически гражданская война. На фоне, вроде бы, культурной полемики в газетах и правильных выборов. 1907 год, в Икике ''военные начали хладнокровно расстреливать из пулеметов собравшихся в городской школе и на площади перед ней рабочих. Погибли более 2 тысяч человек, в том числе много женщин и детей'' (37). 1921, Сен-Григорио. ''Армия расстреляла бастующих шахтеров английского предприятия… более 500'' (42). 1925, селитряная шахта Марусия, ''солдаты вошли как в захваченный город, стреляя по всему, что двигалось… ''Точное число жертв неизвестно, счет на сотни'' (50). То есть, не с Пиночета начинается этот ''фирменный стиль''. Хотя среди чилийских офицеров были люди прогрессивные, просто верные присяге. Они-то и становились первыми жертвами своих же коллег. Главнокомандующий Рене Шнейдер после избрания Альенде президентом заявил, что армия не будет препятствовать его вступлению в должность. Тут же был расстрелян в собственной машине (268).

Марина Тимашева: Вот Вы произнесли имена Альенде, Пиночета, и я подумала, что про Чили в России знали больше, чем про другие латиноамериканские страны. По крайней мере, в 70-е имена были на слуху.

Илья Смирнов: Я полагаю, Пиночет сыграл кое-какую роль и позже, в перестроечных процессах. Роль индикатора. Ведь Перестройка изначально – что? – далекое эхо буржуазно-демократических революций, движение нашего, условно выражаясь, ''третьего сословия'' против привилегий и монополий номенклатуры. Но в какой-то момент вдруг оказалось, что видные вожди, вроде бы, демократического движения сильно полюбили Пиночета. Пошли рассуждения про какую-то особую эффективность его экономической политики, (''эффективный менеджер'', почти как Сталин), про то, что жертвы сами виноваты, их политика была такая неэффективная, что чилийской армии ничего другого не оставалась, как… Как что? Ну, например, вот это. ''Офицеры приказывают солдатам избивать, пинать и всячески унижать этот ''человеческий мусор''... Офицер рубит ножом ухо перуанскому студенту, обвиняя его из-за его темной кожи в том, что он кубинец. Один солдат спотыкается на трибуне о ногу старого рабочего, и Принц — так велел называть себя старший офицер — сверху приказывает ему убить заключенного прикладом, и солдат несколькими ударами проламывает ему череп'' Это Чили при Пиночете. Из симпатий к такому историческому опыту можно безошибочно предсказать дальнейшее развитие. 93 год. ''Где наша армия, почему она нас не защищает от этой проклятой Конституции?'' Если демократия хватается за портрет Пиночета, никакая это уже не демократия.

Марина Тимашева: Ваши оппоненты могут напомнить, что Вы сами часто повторяли: история не черно-белая, это живопись с переходами и полутонами…

Илья Смирнов: Да, и могу продолжить эту мысль В.Б. Кобрина: святые или злодеи — явление в истории редкое, большинство деятелей обычные грешные люди, как и мы с вами. Но все-таки есть ведь и редкое меньшинство. Как-то особенно остро наше нравственное чувство реагирует на предателей. ''Когда на рассвете 11 сентября Альенде сообщили о начавшемся перевороте'', его первая реакция: ''Что будет с бедным Пиночетом? Его наверняка арестовали'' (465).
А ''бедный Пиночет''… занял место за командным пунктом удаленного от центра бункера и начал руководить военными действиями. Видимо, это было несложно, т.к. с ним Альенде делился всеми планами сопротивления… За считанные часы до переворота он заверял Альенде в дружбе и преданности…'' И дальше, уже после того, как с ''другом'' Альенде покончено: ''в Буэнос Айресе была взорвана машина с генералом Карлосом Пратсом и супругой. Генерал Пратс был предшественником Пиночета на посту Главнокомандующего… С семьей Пратса, как и с семьей Альенде, Пиночеты дружили семьями…''
В книге есть еще замечательное фото: Пиночет с Фиделем Кастро (323).
Что касается полутонов – да, я могу согласиться с мыслью, высказывавшейся в литературе, что переворот 73 года был по природе не фашистский, а ''обычный реакционный военный переворот'' Но режим сразу ''фашизировался'', поскольку не имел иной гражданской, идеологической опоры, и в ход пошли масонские и еврейские заговоры, специфическое отношение к науке и культуре и прочее наследие тех, кто нашел в Чили убежище после поражения во Второй Мировой
А теперь еще раз взглянем на обложку книги. Слово ''модернизация'' сегодня устойчиво ассоциируется со Сколковым каким-нибудь. Но автор возвращает ему изначальный смысл. Знаете, в истории совсем древней есть понятие ''культурный герой''. Например, Прометей. Так вот, модернизация - внедрение прогрессивных, полезных (для кого? для людей, естественно) технологий и общественных институтов. Чтобы страна могла занять достойное место среди прочих на планете. Именно с такой точки зрения автор рассматривает политику Народного Единства – коалиции социалистов, коммунистов, социал-демократов, радикальной партии и левых христианских демократов ("Движение единого народного действия", МАПУ), находившейся у власти в 1970 – 73 годах.
По отношению к героям автор небеспристрастен. Мы с Вами неоднократно отмечали, что даже в древней истории трудно сохранять полную объективность, если египетско-хеттскую войну описывает египтолог, он будет перетягивать одеяло в пользу ''своего'' Рамзеса. Тем не менее, то, что автор периодически сбивается в публицистику, и даже стилистически воспроизводит некоторые штампы старой советской историографии (например, 75) – пожалуй, главный недостаток книги. По-моему, всё то же самое выглядело бы еще убедительнее в более спокойном академичном изложении. Ведь факты говорят сами за себя.
Я не хочу пересказывать основной сюжет, потому что в нем с экономической отчетностью переплелись не только античная трагедия, но также детектив и шпионский боевик. Но отмечу – что? – опять же, характерные, порою удивительные черты Чили. Альенде предстает не только, может быть, не столько революционером, сколько продолжателем давней традиции, начиная с президента Бальмаседы, который еще в Х1Х веке пытался вернуть чилийцам их природные ресурсы. И тоже погиб. Застрелился, чтобы не попасть живым в руки мятежников (35). А в ХХ веке ''социалистический выбор'', как сказал бы М.С. Горбачев, становится выбором большинства чилийского народа. Спор идет о методах и о способности – неспособности перейти от слов к делу. Причем роли распределяются неожиданным образом. Вот партия Альенде – социалисты. В чем их расхождения с коммунистами? Им не нравилась ориентация на СССР как на центр – ''никакого центра у этого движения быть не может''. ''Тезис о разделении мира на два лагеря'' (145). Социалисты выступили также против введения советских войск в Чехословакию (195). Все, вроде бы, знакомо, по Европе. Но! При этом они критиковали компартию не справа, а слева. За то, что ''с 30-х годов КПЧ … боролась исключительно парламентскими средствами'' (99). Социалисты их не отвергали, прекрасно применяли на практике, но теоретически ''главным событием своей истории'' считали ''социалистическую республику 1932 года, установленную путем военного переворота. Правда…, предпочитали не вспоминать, что свергли эту республику за считанные дни и тоже вооруженным путем'' (145).

Марина Тимашева: То есть, Альенде был в каком-то смысле чужой среди своих?

Илья Смирнов: Да, президента с его принципами ''все чилийцы должны быть равны перед законом'' (298) многие товарищи по партии считали мягкотелым соглашателем (297). Мягкотелым коммунистическим соглашателем. Хорошо звучит. Дальше смотрим список Народного Единства. Радикалы. По европейской классификации, просто буржуазная партия. Такой она и была (90). Но ''на ХХУ съезде … приняла программу…, в которой намеревалась бороться против частной собственности и за социализм' (314). И самое интересное. Главный противник Народного Единства. Партия Христианских Демократов – подчеркиваю, не левых, а правых – ставила своей целью ''освободить Чили от империализма'' (143) и построить ''коммунитарное общество'', проводила весьма радикальную аграрную реформу с конфискацией поместий (122) и созданием, извините, коллективных хозяйств (159). Национализация при Альенде, не нравилась им, знаете, чем? Христианские демократы были ''против бюрократической национализации'' (по советскому образцу), ''за передачу предприятий трудовым коллективам'' (316). Наконец, чилийский епископат. Цитирую. ''Руководство чилийской католической церкви в своем послании ''За путь надежды и радости'' объявило, что поддерживает происходящие в стране реформы в интересах равенства и что революционные преобразования невозможны без жертв со стороны богатых слоев общества. ''Богатство и роскошь … немногих являются постоянным оскорблением тех, кто живет в нищете'' (361).

Марина Тимашева: Наверное, в южном полушарии у антиподов и должно быть всё наоборот.

Илья Смирнов: Ну, может, и не все. Свою обычную роль сыграли левые экстремисты, о которых в книге говорится с нескрываемым осуждением. Прежде всего, Левое Революционное Движение с обманчивой для русского слуха аббревиатурой ''МИР''. Под демагогическими лозунгами типа ''никакого соглашения с христианскими демократами'' устраивали вооруженные вылазки, и каждая срабатывала как на заказ - ударом по Народному Единству. Между тем, его политика ''модернизации'' (318), как доказывает автор книги, не содержала в себе ничего особенно экстремистского, тем более ''тоталитарного'', здесь в одном месте экономическая программа сравнивается с ''новым курсом'' Рузвельта и планом Обамы 2009 года (281). Не знаю, насколько точно это сравнение, но ''неотъемлемое право'' государства на природные ресурсы было поддержано чилийцами практически единодушно (313), и день принятия соответствующего закона был объявлен праздником – национального достоинства и солидарности.

Марина Тимашева: Но закончилось все совсем не празднично.

Илья Смирнов: Да, читаешь последнюю главу, зная финал – и ловишь себя на мысли, честное слово, как ребенок: а вот бы враги промахнулись. Вот бы он все-таки выплыл.
Один из Ваших, Марина, недавних театральных материалов, вызвал интересную дискуссию, Николай Завалишин из Боровска написал, что драматурги давно не пишут трагедий, и само слово ''претерпело инфляцию'' . Но, как видите, подлинная модернизация, то есть попытка вырваться из отсталости и несамостоятельности – трагична. Альенде, в отличие, например, от Петра Первого, старался изменить жизнь без кровопролития ''в условиях свободы'', и такими своими действиями – идеалистическими, ''мягкотелыми'' - приближал собственную гибель. Вот вам сюжетная схема классической античной трагедии. Слава Богу, история расставила персонажей по местам – кто герой, может быть, в чем-то и заблуждавшийся, но все равно герой, а кто просто предатель и убийца. И эту пьесу уже не переписать.