Марина Тимашева: Петербургские рок-музыканты продолжают отмечать 30-летие Ленинградского рок-клуба. Этому событию посвящена фотовыставка ''30 лет Ленинградскому рок-клубу'', открывшаяся в Фонде исторической фотографии, на Невском, 54. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Хотя формально Ленинградскому рок-клубу исполнилось 30 лет не сейчас, а 7 марта, но так уж повелось – отмечать день рождения тогда, когда всем музыкантам удобно. Таким образом, празднование растягивается чуть ли не на год – и это удобно и радостно всем – и музыкантам, и их поклонникам. Выставка, посвященная истории ленинградского рока, это выставка фотографий Валентина Барановского, который начал снимать рок-музыкантов с 1980 года, когда в Ленинград впервые на официальные гастроли приехала ''Машина времени''. А концерты рок-клуба стал снимать с момента его открытия, с 7 марта 81 года.
Валентин Барановский: У меня огромный архив, есть все эти фотографии, есть кое-какие даже оригинальные, которые хранятся с 90-х годов, напечатанные в большом размере, “ручная печать”, как говорят. Вот они здесь представлены. Здесь представлена группа “Аквариум”, группа “Наутилус Помпилиус”, Гребенщиков, Слава Бутусов, Курехин, Костя Кинчев, группа ''Кино'' и портреты Виктора Цоя, которые в большом объеме находятся у меня в архиве. Например, перед вами стоит группа у стены в немножко неприличной позе, это ''Странные игры''. Они мне безумно понравились, у них было первое выступление в середине 80-х – молодые, красивые парни. Те же самые ребята лежат на полу - с хвостиками, в черных очках, в дыму - это во время съемок фильма Динары Асановой в ДК Крупской. Они там просто устроили шабаш для какого-то молодежного фильма. Эпизодов очень много. Даже те гонения, которые были на Рок-клуб, на музыкантов, особенно на Костю Кинчева, в середине 80-х был процесс над ним, его ловила милиция, он у нас ночевал дома, несколько раз мы его спасали. Нина, жена моя, занималась проблемой Рок-клуба, работала там редактором. Она составила нашу первую книгу из моего уникального архива.
Татьяна Вольтская: Эту книгу – каталог выставки – я держу в руках. Да уж, какие все молодые, какие вдохновенные, веселые. И как вдохновенно ловят милиционеры молодых опять же поклонников рока! И как хотелось попасть на концерт – вот они, тогдашние фанаты, еще не знавшие этого слова, лезут в зал через окна туалета второго этажа… Да, это страсть – к музыке, к музыкантам, а в целом – наверное, к свободе, выражавшейся в музыке. Между тем, для Валентина Барановского это было продолжением ежедневной работы.
Валентин Барановский: Здесь, в Фонде исторической фотографии имени Карла Буллы, я работал после ПТУ, до университета. Здесь было четыре павильона, было все очень стандартно, был стеклянный павильон. Я здесь мальчишкой, я думаю, что я - последний живой фотограф, который здесь снимал на стеклянные пластинки. Здесь вставная диафрагма, старый объектив, стекло вставляли в кассеты. Это все мне знакомо. Время пролетело мгновенно, это был 67-68-й год. Я был совсем мальчишкой-сопляком, здесь были профессиональные фотографы старые, они меня потом, в конце концов, через два года выжили. Я потом в университете учился, закончил журфак, работал в АПН много лет.
Татьяна Вольтская: Думали ли вы, когда вы снимали этих рокеров молодых, начинающих, что когда-нибудь вы в месте работы вашем первом выставите свои работы?
Валентин Барановский: Я выставлялся периодически в начале 90-х, после перестройки, но чтобы такую большую выставку сделать – конечно, нет. Это, во-первых, очень дорого, нужно в это вкладывать деньги, я не представлял, что будет такая выставка и что будет такой буклет. Вообще мы не представляли, что Фонд Буллы издаст такой буклет и так поможет мне с организацией выставки. Конечно, здесь половина раритетных фотографий, но и что-то из современного напечатано, мы отсканировали слайды из архива моего. Я очень доволен. Одно дело - общение, когда ребята приезжали домой к нам - Слава Бутусов, Гребенщиков, Марьяна Цой, группа ''Телевизор'' - все бывали у нас дома. Я просто фотограф был, который снимал этих ребят, я общался не так плотно с ними, потому что у меня была еще параллельно работа, был какой-то приработок.
Татьяна Вольтская: По признанию Валентина Барановского, с музыкантами больше общалась его жена, Нина Барановская.
Нина Барановская: Вот когда только создавался Рок-клуб, я в то время работала в газете. А потом, с 1984 года, я работала завлитом в Доме народного творчества, при котором был Рок-клуб, и по сути дела там выполняла неблагодарную роль цензора, ни больше, ни меньше.
Татьяна Вольтская: То есть, слово ''залитовано''...?
Нина Барановская: Это моя подпись на тексте. Я шла туда работать, потому что мне все это уже давно нравилось, и я давно все это любила, и единственная сложность там была - все время балансировать между коммунистической властью и людьми, которые мне симпатичны. И залитовать текст, и так, чтобы клуб не закрыли.
Татьяна Вольтская: И на елку влезть, и не уколоться.
Нина Барановская: Не совсем так: если даже уколоться, то уколоться мне одной, а не всем остальным.
Татьяна Вольтская: А как литовали? Выкидывали какие-то слова?
Нина Барановская: Нет, не выкидывала никакие слова. Один из способов литовки мне невольно подсказал Костя Кинчев, он принес текст ''Мое поколение'', на котором был эпиграф, что посвящается каким-то событиям в Сан-Франциско, в каком-то гетто кого-то обидели... Вот, якобы, это посвящается тем событиям. Хотя и ежу было понятно… Но, с другой стороны, это традиция наша литературная русская, потому что любой образованный человек прекрасно помнит ''Жалобы турка'' или ''Из Андре Шенье'' у того же Пушкина, и ''Песню про безумного султана'' Булата Шалвовича Окуджавы. Это было всегда, такое небольшое прикрытие. Это один вариант, а другой - просто, когда ты пишешь “разрешено”, и пускай тебе какой-нибудь дуболом из обкома доказывает, что ты не права. Он говорит: ''А я думаю, что там имеется в виду это''. ''А я думаю, что имеется в виду совсем другое''. И все. Кто кого переспорит. Чаще удавалось мне.
Татьяна Вольтская: Для этого нужен талант и напор.
Нина Барановская: Просто надо любить то, что делаешь. И все.
Татьяна Вольтская: Ваши ''клиенты'' рок-музыканты ценили ваши усилия?
Нина Барановская: Не знаю, я никогда не задавала им такой вопрос, но я с кем-то из них просто дружила, как теперь говорят, ''семьями''. С тем же Костей Кинчевым очень много лет мы дружили и до сих пор дружим, с тем же Борей Гребенщиковым. В общем, в какой-то мере почти со всеми, но ближе всего с ними. Все эти годы промелькнули как один эпизод, это была такая насыщенная жизнь, такой фейерверк на несколько лет вперед. Пожалуй, самый запоминающийся эпизод, это когда мы поехали в Крым на гастроли, меня, как представителя Дома народного творчества (пустили, что называется, козла в огород), послали вместе с несколькими группами в Крым, приглядывать. Ну, вот я приглядывала. Мы пришли туда в Управление культуры со всеми нашими бумажками, афишами и прочим, и мне сказали, что там есть список запрещенных групп, и все наши туда попадают. Я им быстро объяснила, что перестройка происходит на всей территории страны, а не только в Ленинграде, и они как-то согласились на все. Но самое интересное, что главный ''запрещальщик'', сходив на концерт Саши ''Рикошета'', посмотрев наш панк-рок ленинградский, когда на меня накинулись идеологические дамы из горкомов и обкомов, вдруг воздел руки театрально и сказал: ''Вы ничего не поняли! Это же молодой Маяковский, который плюет своей правдой в лицо жирной толпе!''. По-моему, это главное завоевание нашего Рок-клуба. Когда начальника Управления культуры, совершенно реакционного, вдруг так перевоспитали - по-моему, это самый забавный случай.
Татьяна Вольтская: Есть что вспомнить и одному из основателей рок-группы ''Аквариум'' Анатолия Гуницкого.
Анатолий Гуницкий: Это было любопытно, был один из концертов, год 80-й, по-моему, когда выступал Сережа Курехин, и был такой вариант ''Популярной механики'', когда вместе с группой тогда работал басист из Англии Крис Кросс, группа "Ultravox". Он приехать-то приехал сюда, но не имел права быть на сцене, что-то делать, играть, тем более. Его одели в ушанку страшную, он в ней пришел, в ней ушел, чтобы не опознали менты и прочие гэбэшные персонажи, которых вокруг Рок-клуба крутилось очень много. Он все-таки отыграл и никто не знал. Потом узнали, но было уже поздно, он уже ушел, надев свою огромную ушанку, которую он никогда в Англии не носил наверняка.