Марина Тимашева: Продолжая начатую в прошлой программе тему антропологии – настоящей антропологии, как уточнил бы мой собеседник – мы представляем книгу о человеке, который стал основоположником и олицетворением этой науки в России. Институт этнологии и антропологии имени Миклухо- Маклая и издательство ''Восточная литература'' выпустили книгу Даниила Тумаркина ''Белый папуас. Николай Николаевич Миклухо-Маклай на фоне эпохи''. Итак, перед нами фундаментальная – 600 страниц – биография ученого и путешественника, который, впрочем, и раньше не был обделен вниманием. Его именем назван профильный институт, день рождения стал профессиональным праздником, да не только коллеги – дети знали, кто это такой. В предисловии сегодняшней книги я читаю, что образ его ''окутан легендами … Для литературы о нем характерны его идеализация и мифологизация'' (3) – и хотелось бы уточнить у нашего рецензента Ильи Смирнова: что, новое исследование как-то существенно изменило представление о Миклухо-Маклае, сформированное еще черно-белым экраном и детскими книжками?
Илья Смирнов: Если Вы имеете в виду повесть ''Человек с Луны'', отвечу честно: принципиально не изменило. Обогатило дополнительной информацией, уточнило детали, исправило кое-какие ошибки в анкете. Например. Шотландский предок Маклай, якобы попавший в 17 веке к казакам в плен и подаривший Миклухам вторую половину фамилии, не имеет никакого достоверного подтверждения (79). Впрочем, таких генеалогических фантазий про ''знатна мужа'' откуда-нибудь из-за рубежа довольно в родословных и более именитых персон, вплоть до августейших
Герой книги был сыном железнодорожного инженера, богатства и власти так и не нажил (как и его отец), а славу себе создавал сам. Жизнь его короткая (1846 – 1888) и удивительная.
Как правило, ученые изучают мифы, но не становятся их героями. А на Новой Гвинее записаны предания о белокожем – цвета Луны – пришельце, который научил людей пользоваться железными орудиями (вместо каменных) и еще много чему полезному
Марина Тимашева: Культурный герой.
Илья Смирнов: Да, вроде Прометея. Но ведь и на родине он стал своего рода культурным героем. Несколько поколений воспитывалось на его примере – ''делать жизнь с кого''. Помните, у Высоцкого про детские книги. Дай Бог и следующим поколения читать в детстве нужные книги о настоящих людях . Миклухо-Маклай - ''один из последних в истории мировой науки известных натуралистов широкого профиля, который поставил в центр своих исследований человека и проявления его культуры в рамках географической среды, но и активно работал в отраслях естествознания, непосредственно не связанных с этой проблематикой (океанография, геология и др.)'' (563). Например, ему мы обязаны знакомством с замечательным существом по имени кускус . ''13 июня. Небольшой кускус , которого я приобрел несколько недель тому назад, живет и растет у меня отлично. Ест все: рис, аян, бау, кокосовые орехи, сладкий картофель и очень любит бананы. В продолжение дня он обыкновенно спит, свернувшись, но все-таки ест, если ему дадут; ночью же немилосердно грызет дерево ящика, куда я его сажаю''
Но правильно понять ''белого папуаса'' невозможно без учета того, что в его собственной формулировке звучит так: ''Единственная цель моей жизни – польза и успех науки на благо человечества'' (49). Вот эти составляющие – научная и нравственная – неразделимы. Как писал о нем французский профессор Габриэль Моно, ''он служит науке, как иные служат религии… Самый искренний и последовательный идеалист, которого мне довелось встречать'' (435).
Марина Тимашева: Получается, современным антропологам есть, с кого брать пример.
Илья Смирнов: Безусловно. И Даниил Давыдович Тумаркин -тоже коллега Миклуха-Маклая, проводил этнографические исследования (212) в тех же самых краях – а в книге он продолжает традицию, которая идет к нам от русской демократической интеллигенции Х1Х века через весь ХХ век. Биография, действительно, подробнейшая. Разобраны все спорные вопросы, нюансы взаимоотношений героя с коллегами и родственниками, с начальством разного ранга, от которого зависело финансирование экспедиций. Собственные слова Миклухо-Маклая: ''Глупо зависеть от такой дряни, как от денег!'' (129). И дальше я выделил бы несколько сюжетных линий. Во-первых, общественные взгляды будущего ученого – а ведь он еще гимназистом оказался за решеткой в Петропавловской крепости как участник демонстрации (29) – этот фактор не был случайным и посторонним по отношению к его основной специальности. Вообще прогресс и реакция в книге четко разведены (109, 422, 442 и др.)
Марина Тимашева: Кажется, сейчас эти слова – ''прогресс'', ''реакция'' - совсем не модные. Даже в ученых сочинениях их иногда ставят в кавычки. Так называемый прогресс.
Илья Смирнов: Но автор книги не боится их произносить. Да и как иначе? Ведь взгляды героя книги были основаны на ''убеждении в равной способности всех народов… двигаться по пути прогресса'' (422). В этой формуле важны обе составляющие. ''Научную критику расизма он попытался дополнить практическими действиями на благо угнетенных народов'' (287). Сохранился фрагмент рукописи: молодой Миклухо-Маклай переводил ''Естественную историю миротворения'' своего учителя, крупнейшего биолога Эрнста Геккеля. ''Истинное познание самых общих законов природы, высочайшее торжество человеческого ума должно не оставаться частной собственностью привилегированной ученой касты, но стать общим достоянием всего человечества'' (83). Издание этой работы было запрещено в России за ''колебание основ религии''. А Миклухо-Маклая, уже когда он сам стал знаменит, прицельно травила ''шовинистическая газета ''Новое время'' (496).
Впрочем, реакция бывает не только средневековая, монархическая и на Востоке. Мировоззрение русского ученого формируется в полемике с именитыми западными коллегами, включая его учителя, Геккель считал ''папуасов ''недостающим звеном'' между человеком и их животными предками… Николай Николаевич не мог согласиться с такой постановкой вопроса'' (125). Прекрасно показано, что даже передовая наука, если она независима от морали, может стать обоснованием деграданса. В данном случае это массовые убийства и работорговля.
Марина Тимашева: Подождите. Кажется, к тому времени рабство было уже запрещено во всех главных мировых державах.
Илья Смирнов: На бумаге именно так, а фактически в том регионе, где работал Маклай, оно процветало, прикрытое фиговым листком ''контрактов'', когда человеку давали на подпись непонятно что на неизвестном языке, после чего отнимали его землю, детей, а самого загоняли в лагерный барак (415, 389). ''Г-н Маклай, посетив одну из таких шхун (работорговцев – И.С.) на рейде Нумеи, увидел группу негритят в возрасте от 10 до 15 лет. Он спросил капитана, а потом государственного комиссара, как случилось, что были завербованы мальчики, слишком юные для того, чтобы с пользой трудиться. Оба отвечали: ''Видите ли, о вкусах не спорят'' (389). Происходил, цитирую У. Гладстона, ''торг людьми, неправильно называемый торговлей свободным трудом'' (467). То есть, в ХIХ веке английский премьер понимал, а в ХХI приходится выслушивать разглагольствования о том, что если жители разорённых стран, которым буквально нечего есть, продают себя за гроши в услужение ''торгово-развлекательной биомассе'', то это делается якобы ''свободно'' и ''добровольно'', и современные рабы еще должны быть благодарны за то, что их ''кормят''. И вот один из парадоксов реальной истории. Союзниками неверующего натуралиста Маклая, который ну очень скептически отзывался о миссионерах (423), могли оказаться не его ученые коллеги, а например, Джеймс Чалмерс, ''выходец из бедной семьи (сын каменщика)'', который защищал туземцев от работорговцев и земельных спекулянтов, руководствуясь ''церковными догматами о сотворении всех человеческих рас небесным Творцом'' (395).
Марина Тимашева: Я Вас перебью, чтобы уточнить: что же, эти ученые коллеги совсем не понимали того, что понимал Миклухо-Маклай?
Илья Смирнов: Мода была на т.н. ''научный расизм''. Как сейчас мода – объяснять поведение ''генами''. А самое главное… Лучше я Вам отвечу словами самого героя книги, который в демократичнейшем Квинсленде очень точно сформулировал связь между мнением и интересом. ''…Очень немногие желают видеть настоящее положение дел, которое для них самих или друзей их выгодно… Большинство не хочет знать правду, что не помешает, однако же, этому большинству, когда будет уже слишком поздно, притворяясь, уверять, что никогда и не подозревало… и негодовать против торга человеческим мясом и варварского насилия'' (415).
Например, вышеупомянутый ''Гладстон отмежевался от некоторых колониальных авантюр, начатых Дизраэли. Но его кабинет тоже проводил политику в интересах английской буржуазии, а последняя требовала новых захватов. Миролюбивые предвыборные обещания Гладстона были отброшены уже в 1882 г., когда под нажимом британских финансовых кругов он пошел на оккупацию Египта'' (424)
При этом сам Миклухо-Маклай вовсе не был политкорректненькой амёбой. Да, он заключал с капитаном договор, запрещавший в случае его гибели расправы с туземцами под предлогом ''наказания'' (373). Но, когда нужно, мог сам взяться за оружие (278) и, судя по приведенным в книге эпизодам, он вовсе не считал, что представителям угнетенных народов всё дозволено. Равные права предполагают и равные обязанности, правда? Но отвечать должны конкретные преступники, а не целые племена (419). Во Франции ведь не сжигали всю деревню за то, что ее житель кого-то ограбил или даже убил.
Маклай предстает, с одной стороны, конечно, дон Кихотом (564) и утопистом. Ну, не могли тогдашние папуасские племена, даже под его руководством, создать независимое государство. С другой стороны, чтобы насколько возможно отдалить их колониальное закабаление и свести к минимуму разрушительные последствия – ради этой исторической отсрочки он довольно ловко лавировал между правителями великих держав (501), использовал всю свою популярность, подписывал письма (454), которые можно было бы поставить в вину, если не знать, что просил-то не за себя. За людей, которые ему доверились, и он стал действительно одним из них.
Еще одна сюжетная линия, которая проходит через всю книгу – невероятная сила воле. Ведь путешественник был тяжело больным человеком. Как ему после исключения из Петербургского удалось попасть в Гейдельбергский университет? Оказывается, после освидетельствования ''комиссией из 9 врачей в полицейском управлении'' (39) ему выдали загранпаспорт именно для лечения. Всю жизнь его мучила малярия (211). ''Он был героем, себя преодолевающим'' (188). И при этом … ну, чтобы не произносить грубого слова ''бабник'', имел большой успех у прекрасного пола, будь то полуодетые аборигенки или европейские аристократки.
А вот что касается исследовательской методологии: поскольку островитяне ''на расспросы об их обычаях ''отвечали большею частью только из вежливости'', Миклухо-Маклай ''почти не прибегал к расспросам, … предпочитал все видеть собственными глазами'' (223). Урок современным социологам, которые поступают в точности наоборот.
В общем, 600-страничный труд мне не пересказать. Поблагодарю автора еще за то, что история славного путешественника в его версии становится объемнее и живописнее. Например, лично мне было интересно узнать, что Александр Третий, к которому отношение в серьезной исторической литературе, прямо скажем, не лучшее, имел, по крайней мере, одно достоинство: он симпатизировал Миклухо- Маклаю, защищал его от нападок и, видимо, искренне хотел поддержать его новогвинейские утопические проекты (454). Но, как говорится, не всё могут и короли.
Марина Тимашева: Что же, у Вас получается, с практической точки зрения герой книги – неудачник?
Илья Смирнов: Как об этом судить? На какой странице закрывать учебник истории и подводить итог? Александр Македонский – удачник, если сразу после его смерти империя рухнула? Ленин – удачник? Вроде, построил. Но не совсем то, чего хотел. Судьба избавила Миклухо-Маклая от разочарования второго рода: сбывшимися мечтами. Но сейчас мы можем оценить тот факт, что жители Новой Гвинеи не разделили судьбу австралийских аборигенов или тасманийцев.
В заключение позволю себе не согласиться с автором книги ''Белый папуас'' в том, что касается современных читателей. По-моему, он их несколько недооценивает. Во всяком случае, ту часть, которая читает толстые книги про ученых. ''Читатели, вероятно, ждут не дождутся рассказа о развитии отношений Миклухо-Маклая с дамами из семейства Лаудон…'' (290) Ориентируясь на этот гипотетический запрос, автор ''оживляет'' и без того авантюрную биографию пикантными подробностями, вроде фотографии ''Нагая подружка Николая Миклухи. Йена'' (63) и обрывками записей, в которых путешественник, действительно, позволял себе с естественнонаучной прямотой комментировать сюжеты, для тогдашнего викторианского общества наглухо табуированные. Наше общество, слава Богу, не викторианское, мы вправе обсуждать любые темы, но поскольку все равно не можем с достоверностью реконструировать личную жизнь героя, его отношения с женщинами, то, может быть, не стоит и давать повода для двусмысленных толкований (например, 399). На мой взгляд, лучше было бы подробнее рассказать о происхождении тех народов, с которыми сталкивался Миклухо-Маклай в своих экспедициях. Может быть, приложить к книге специальную справочную таблицу. Тем более, именно в этой области сделано много важных открытий.
Марина Тимашева: Илья Смирнов познакомил нас с новой фундаментальной биографией Миклухо – Маклая – человека, который на Новой Гвинее стал героем мифов, а в мировой науке – одним из создателей учения о единстве человечества и равенстве всех рас и народов.