Марина Тимашева: Весь предыдущий театральный сезон первое место в рейтинге критиков занимал спектакль ''Сатирикона'' ''Вечер с Достоевским''. И нет ничего удивительного в том, что Фонд Станиславского в этом году присудил этой постановке свою премию в номинации ''событие года''.
Интересно, что ''Сатирикон'' и Театр юного зрителя, один за другим, выпустили премьеры по ''Запискам из подполья'' Достоевского (режиссер Валерий Фокин) и ''Запискам сумасшедшего'' Гоголя (режиссер Кама Гинкас).
"Записки сумасшедшего" – частый гость на театральных подмостках. Кажется даже странным, что Кама Гинкас поставил свой спектакль только сейчас. Дело не столько в интересе режиссера к инсценированию прозы, сколько в том, что тема безумия звучит в разных его постановках: и в "К. И. из "Преступления", где на наших глазах сходит с ума Катерина Ивановна Мармеладова (Оксана Мысина), и в "Черном монахе", где та же участь постигает Коврина (Сергей Маковецкий), и в "Медее"(Екатерина Карпушина).
Но вот и подошла очередь Поприщина. Репетировал сначала Сергей Маковецкий, но потом от роли отказался. Тогда в ТЮЗ пригласили Алексея Девотченко - петербургского актера, который играл в спектаклях Григория Козлова, Владимира Михельсона, Льва Додина.
Алексей Девотченко сыграл премьерный спектакль 15 декабря, когда все опасались очередного погрома на Манежной. Значительная часть зрителей не добралась до театра – машины стояли в пробках, некоторые станции метро были закрыты, многих молодых людей не выпустили из дома родители, знакомые из Осетии побоялись выходить из дома сами. К тому же, мои приятели утром ездили к зданию Хамовнического суда, чтобы там узнать, что оглашение приговора по делу Ходорковского переносится на другое число. В общем, политика прямо в спектакль почти не вторгается, но в нужное время и в правильном месте сходил с ума титулярный советник Поприщин.
Поприщин заперт режиссером и художником Сергеем Бархиным в желтый дом. В стенах сделаны выемки разных геометрических форм: в них иногда укрывается сам Поприщин, в иное время - персонажи его галлюцинаций: дворник, санитар, Канцлер (Евгений Березовский), а также собачки Меджи и Фидель, дочь директора департамента, в которую влюблен Поприщин, и певица, голос которой ему по нраву (все эти роли играют две молодые актрисы). Слуховые галлюцинации Поприщина слышны всему залу.
(Звучит фрагмент спектакля)
Собачки в письмах обзывают Поприщина "черепахой в мешке". У Девотченко он похож на маленького ребенка, на простодушного взрослого, на юродивого, на шута, скомороха, и – на уголовника, урку. У него круглые, невинные глаза, но они кажутся "раскосыми и жадными", скифскими. Он вроде бы тих и безвреден, но от него исходит опасность, как от ножа с выкидным лезвием: на вид штука безобидная, а через секунду – орудие убийства.
Говорит театровед Ирина Холмогорова:
Ирина Холмогорова: Есть одна очень интересная мысль: это, в общем, история Поприщина-Шарикова. Причем сделана она как история, естественно, комическая, но и драматическая. Но драматизм этот относится уже не к тому традиционному восприятию драматизма, которое мы обычно читали в "Записках сумасшедшего", это драматизм, так сказать, того человека, в которого вселилось это ощущение. Весь разговор об Испании, Англии – это же сегодняшние мещане, которые рассуждают о чем угодно.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: "Я хочу видеть человека!" – кричит Поприщин. Мы-то его, благодаря Гинкасу и Девотченко, видим – несчастного безумца и опасного обывателя.
Послушаем Андрея Хржановского:
Андрей Хржановский: Это сильнейшая, я считаю, работа одного из лучших (подозреваю, что и по мировым меркам) режиссера Камы Гинкаса с поразительным актером Алексеем Девотченко, просто грандиозный актер редкостного темперамента и редкостного технического аппарата, что сейчас вообще встречается чрезвычайно редко – невероятно пластичного, музыкального и поэтичного в сущности своего творчества, актера, и с удивительным сценографом Сергеем Бархиным. Это событие просто огромного калибра в нашей сегодняшней жизни.
Марина Тимашева: Говорит театральный критик Мария Седых:
Мария Седых: Спектакль, по-моему, потрясающий. Но здесь очень важно заметить, что посвящен он Виктору Гвоздицкому, который на этой сцене сыграл когда-то "Записки из подполья". "Записки сумасшедшего" Гоголя вообще в каком-то смысле глубоко связаны с "Записками из подполья", и два героя также глубоко между собой связаны. Мне кажется, что на этот раз спектакль более чем своевременен. Даже грустно, до какой степени он своевременен. Прямой репортаж из подполья русской души.
Марина Тимашева: Интересно, что в 1988 году ''Записки из подполья'' Достоевского ставил Кама Гинкас. А в 1976 году, в ''Современнике'', Валерий Фокин выпустил спектакль ''И пойду, и пойду''. Тогда он соединил ''Записки'' со ''Сном смешного человека'' и занял в ролях Константина Райкина и Елену Кореневу. В новом спектакле театра ''Сатирикон'' ''Вечер с Достоевским'' занят один Райкин.
(Звучит фрагмент спектакля)
Художник – Александр Боровский. Композитор – Александр Бакши. Можно было бы сказать, что это моноспектакль, но на сцене, кроме Райкина, еще джазовое трио. Это не только исполнители музыки, но еще и наблюдатели: они оценивают слова и реагируют на поступки главного героя. Иногда он обращается к ним с каким-то вопросом, хотя чаще его реплики адресованы зрителям. Если ответ из зала верен, реагирует мгновенно: ''А, вы знали!''. На премьерных спектаклях было много знатоков творчества Достоевского: пара сидевших рядом со мной немолодых мужчин суфлировали текст, хотя в подобных услугах Райкин не нуждался.
Во всю ширину и высоту сцены выстроена стена, актер действует только на авансцене. Сперва кажется, что стена цельная, но вскоре выясняется, что она составлена из щитов неприятного глухого серо-зеленого цвета. Можно сказать, цвета тоски. Щиты подвижны, иногда они открываются, будто двери или дверцы шкафа.
(Звучит фрагмент спектакля)
Райкин выходит на сцену из зала – в черном костюме, с книгой в руках, будто в театре этим вечером не спектакль, а творческая встреча. Раскрывает книгу ''Записки из подполья'' на первой странице, держит большую паузу, словно зачитался, смакует текст, улыбается от удовольствия. Увлекся, решил поделиться со зрителями впечатлением и начал читать вслух: ''Я – человек больной''. Чтение переходит в репетицию. Для репетиции нужен реквизит. Райкин требует, чтобы ему принесли стол, микрофон, вазу, дали свет. На минуту скрывается за занавесом, оттуда появляется уже в сером костюме, совсем другой человек. ''Думаете, я смешить вас хочу?'' - спрашивает у зрительного зала, развязно развалившись на стуле. Смешить хочет, смешить умеет, зрители смеются. Радуются еще и тому, что по тексту, как нарочно, разбросаны напоминания о ролях, сыгранных Райкиным в театре.
(Звучит фрагмент спектакля)
''Я ничем не сумел сделаться, ни героем, ни насекомым'' - это привет Грегору Замзе в ''Превращении'' Кафки. ''Я самолюбив как горбун'' - горбуна Райкин играет в ''Ричарде Третьем''. При этом Райкин эскизно показывает Ричарда и Замзу. Еще текст Достоевского позволяет актеру шутить над самим собой. ''Про возраст забываю''. Большую часть монолога Райкин произносит в образе человека-мыши. Человек-насекомое уже был, теперь человек-мышь, и возраст – не помеха превращениям.
(Звучит фрагмент спектакля)
Как гигантская воронка, Райкин поглощает все внимание зрительного зала. Он без умолку говорит (частично – под музыку, как рэпер), приплясывает, гримасничает, хохочет, скулит, бьется в истерике, плачет. Его Подпольный сначала похож на инопланетянина, который научился подражать повадкам, интонациям, жестам землян, и теперь, без разбора, к месту ли - не к месту, он пускает их в употребление. Подпольный – страшный фигляр, существо умное и бездушное, тем более опасное, что оно наделено шквальным темпераментом, невероятным артистизмом и мужским обаянием самого Константина Райкина.
(Звучит фрагмент спектакля)
Первую часть действия Райкин репетирует, примеривает на себя роль Подпольного, показывает разные техники, которые могут быть применены актером, что-то оставляет, что-то отбрасывает. Техники больше не видно, зазора между актером и образом нет, репетиция закончилась, начался спектакль. Райкин показал нам какие-то элементы работы над ролью, позволил чуть-чуть подсмотреть актерскую кухню. Теперь нам должно быть понятно, как это делается. Но главное – гений артиста, а потому все равно видишь чудо: Райкин перевоплощается в Подпольного человека, актер растворяется в персонаже.
(Звучит фрагмент спектакля)
Первые полчаса пребывания Райкина на сцене зрители только и делают, что улыбаются. Потом улыбка прилипает к лицу и становится высокомерно-брезгливой. Выражение лиц в зале меняется по мере того, как гнусное существо становится все больше похожим на человека. По мере того, как зрители обнаруживают в нем собственные черты, только рассмотренные под мощной лупой. Есть такие зеркала, в которых видна каждая пора, каждая жилка, шероховатость, неровность кожи, каждый лопнувший в глазу сосудик. Человек, который в него смотрится, становится некрасив, жалок и отвратителен самому себе. Подпольный человек в исполнении Константина Райкина и есть подобие такого увеличительного зеркала.
(Звучит фрагмент спектакля)
В первой части спектакля ерничал актер, назначенный на главную роль, во второй части возник сам Подпольный. Переломным моментом становится встреча с Лизой.
Райкин - один, в исподнем, почесывает одной босой ногой другую. Лизы нет, вместо актрисы - женская тень на стене-экране. Подпольный вспоминает, разговаривает с тенью, произносит и свои слова, и реплики Лизы. Говорит о любви, о семье, о детях честно. Эта откровенность Лизу пугает, она уходит, то есть уходит тень. Бессловесная, с поникшей головой, тень удаляется от Подпольного.
(Звучит фрагмент спектакля)
Подпольный ждет, что Лиза вернется к нему. Лиза возвращается, и он снова отталкивает ее. На этот раз потому, что она видела, как он беден, а это унизительно. Утерев слезы, Подпольный снова принимается ерничать. Однако мы уже много о нем узнали.
Маленький чиновник, в детстве был объектом насмешек ровесников, у него нет семьи, нет друзей, он действительно одинок и вынашивает планы большого мщения, которым не суждено осуществиться, а потому - вымещает обиды и ненависть на тех, кто слабее, чем он сам. Всю жизнь он носил лживую маску, нет, не одну, их тысяча, он обучен менять эти маски с невероятной скоростью. Он вел себя искренне, может быть, несколько часов в своей жизни, как раз с Лизой, и, вспоминая эти часы, презирает себя за слабость. Его выучили тому, что непосредственное чувство, честность, мораль – это унизительная слабость. Сила – в притворстве и в богатстве. Самое позорное, таким образом, быть бедным и честным.
На стене множится тень коллежского асессора - одна, две, десять. Их много этих подпольных людей. Тех, которые не стыдятся собственного скотства, злобы, зависти, лживости, но стыдятся слабости, понимая под слабостью живое человеческое чувство.
Сомневаюсь, что об этом написано произведение Достоевского, сомневаюсь и в том, что именно эти темы предложены Валерием Фокиным (он предпочитает исследовать глубины подсознания и взаимоотношения героев с Петербургом). Но у гениального актера вышло очень по-человечески и очень честно.
Так, как и теперь не модно.
Константин Райкин – совершенный актер. Он как лучший инструмент в руках у лучшего музыканта (правда, и музыкант, и инструмент – он сам). И он ''звучит'', как великая музыка. Текст Достоевского болезненный, но Райкин, слава Богу, здоров и, как будто бы, ''лечит'' литературное произведение.
Воспользовавшись случаем, поздравляю Константина Аркадьевича Райкина и театр ''Сатирикон'' с очередной наградой. Напомню, что на этот раз это премия Фонда Станиславского, которую вручили лауреатам 29 ноября.