Исполняется первая годовщина так называемой "арабской весны": год назад в Тунисе начались протесты – после того, как 17 декабря оставшийся без работы молодой человек по имени Мохамед Буазизи совершил самосожжение. Эти протесты месяц спустя привели к свержению президента страны Бен Али и дали толчок массовым народным выступлениям во многих других странах региона. За этот год в Египте был отстранен от власти многолетний лидер страны Хосни Мубарак, в Ливии после кровопролитного противостояния был свержен и убит Муамар Каддафи. Идет процесс передачи власти в Йемене. Сирия находится на грани гражданской войны.
О стремительности и разнообразии "арабской весны" говорит британский журналист, востоковед Андрей Остальский.
– Год назад кто-нибудь мог предположить, что начнется то, что сейчас называют "арабской весной"? Можно ли сказать, что перемены в арабском мире назревали?
– Перемены, конечно же, назревали. И я прекрасно помню свою первую реакцию – я полагал, что без последствий для всего арабского мира, для всего Ближнего Востока и Северной Африки то, что происходит в Тунисе, не останется. Но я должен честно признаться: думаю, что и я, и подавляющее большинство востоковедов не подозревали, какие масштабы это все примет, насколько быстро эта волна перекинется на соседние страны. Даже, наверное, уместно было бы сравнить это с пожаром в степи, который вдруг разлетается с фантастической скоростью и занимает огромные площади. Это и скорость распространение идей "арабской весны", и масштабы народных выступлений, причем в самых разных странах с абсолютно различными режимами. Это, конечно, представить себе было нельзя.
Ведь арабские страны очень разные – от консервативных монархий типа Бахрейна, где были очень драматические события, Кувейта, где события были меньших масштабов, до военных диктатур, как Египет. Йемен, наконец, самая аутентичная, как арабисты говорят, арабская страна – с элементами средневековья, каких-то родоплеменных отношений, очень сложное, очень странное общество… Если и там оказалось какое-то подобие среднего класса и молодежи, готовые возглавить такое мощное движение, тогда, действительно, надо было себе признаться, что мы упустили что-то, наблюдая за арабскими странами. Мы привыкли считать, что над ними так довлеют традиции, что такого там себе представить нельзя. Оказалось, что можно, и "арабская весна" показала ярчайший пример широких народных выступлений.
– Вам понятен механизм того, как была устроена "арабская весна" в разных странах? Скажем, почему в Бахрейне революция в результате не произошла, а в Египте и в Ливии, в Тунисе произошла?
– Все дело в том, что страны, как я уже говорил, на удивление разные. Вот возьмите Бахрейн: там большинство населения – шииты, но власть находится в руках у суннитов. Но суннитское правительство, хоть и монархическое, является весьма и весьма просвещенным. Бахрейн присоединился к большему числу всевозможных международных либеральных конвенций, чем какие бы то ни было другие арабские страны. В отношении свободы печати, положения женщин Бахрейн занимает чуть ли не первое место в регионе. Тем не менее, есть проблема того, что большинство шиитов чувствуют себя ущемленными, чувствуют, что они подвергаются политической дискриминации, – и отчасти это правда. Но столь же правдивы утверждения, что радикальные шиитские организации связаны с исламским Ираном и Сирией. Вот сейчас поступили последние сведения, что на самом деле в Сирии готовятся даже и боевики для каких-то бахрейнских шиитских организаций. Так вот, совершенно справедливо утверждение, что эти шиитские экстремистские религиозные организации прежде всего, придя к власти и добившись своего, используют демократические механизмы для того, чтобы перечеркнуть свободы в Бахрейне. Совершенно парадоксальная ситуация.
Египет – это абсолютно другая страна. Страна, с одной стороны, военной диктатуры, псевдополитической партии, которая на самом деле является партией власти, удерживавшей во главе с Мубараком бразды правления в государстве многие десятилетия, страшно всем надоевшая своей коррупцией и своим презрением к народным массам и мнению интеллигенции. Но при этом огромное число безграмотных людей, мощнейшие позиции у "Братьев-мусульман", то есть у исламистов-суннитов, которые, впрочем, тоже проделали за эти десятилетия, как выясняется теперь, колоссальную эволюцию и очень сильно изменились.
То есть в каждой стране все абсолютно по-своему. И как раз поражает воображение больше всего то, что все-таки было общим, – а именно, волеизъявление городской молодежи, которой просто надоели старые, архаические порядки, которая хочет перемен.
– Во многих странах мотором выступлений была молодежь, образованная, которая, как это широко отмечалось, использовала интернет, "Твиттер", социальные сети. При этом и в Египте, и в Тунисе в результате перевыборов наиболее сильно выступают исламисты. Вам понятен общий вектор развития? Какие силы становятся главными в тех странах, где революция свершилась?
– Как всегда бывает с революциями (это универсальный закон любых революций), начинают и делают ее одни люди и даже слои, а пользуются результатами другие – и даже часто другие социальные классы, слои и так далее. Действительно, городская молодежь начала все это, и без нее ничего бы не произошло. Консервативные арабские слои, в общем, в этой революции не участвовалаи, возможно, лишь наблюдали за происходящим с некоторой симпатией. И тем не менее, именно они составляют большинство в стране и, разумеется, при демократическом голосовании начинают определять вектор развития. Конечно, не удивительно, что в самой выигрышной позиции оказываются при этом мусульманские исламистские организации, которые, с одной стороны, зачастую имеют заслуженный образ оппозиционеров, а с другой стороны, ближе и понятнее народной массе.
Правда, я еще раз хочу подчеркнуть, что и в Тунисе, и в Египте, например, исламисты претерпели колоссальные изменения. И, конечно, в Египте, скажем, партия "Справедливость и свобода", которая, собственно, отпочковалась от "Братьев-мусульман" и лидирует, она, по крайней мере, на словах провозглашает весьма просвещенные лозунги (конечно, надо еще посмотреть, что они будут делать на практике). Речь идет и о положении женщин, и о религиозном равноправии. О том, что, скажем, коптов и женщин можно и нужно включать в составы будущих правительств. Определенная гарантия свободы слова, печати, социальной справедливости при том, что провозглашается также приверженность идеям рыночного капитализма. Это, конечно, не те "Братья-мусульмане", о которых мы тоже, арабисты, так много знали и писали в свое время, отслеживая их историю. "Братья-мусульмане" в какой-то момент раскололись, и эти два разных вектора очень далеко ушли друг от друга. Один, в конце концов, породил "Аль-Каиду", очень радикальное салафитское направление, другой – умеренную вариацию, такую же, как мы видим у власти в Турции, и такую же, которая, видимо, имеет все шансы прийти к власти и в Тунисе и в Египте.
– "Арабская весна" стала событием далеко не только арабского мира. По всем миру прокатились протесты совершенно разного характера. Скажем, в Америке проходят акции движения "Захвати Уолл-стрит", протестные события в России часто сравнивают с "арабской весной". Это продукт нового мира?
– Я думаю, что безусловно. Всегда в любом обществе приходит то, что называется модным словом "бифуркация". Раньше это бы просто назвали кризисом, после которого наступает некоторое обновление или, наоборот, не наступает, но должно бы наступить. Но сейчас поколенческий кризис во многих странах мира усугубляется, с одной стороны, информационной революцией, новыми средствами массовой информации, которые создают какую-то новую реальность. Мы еще до конца не понимаем границы этой реальности, что она из себя представляет и куда человечество ведет, но уже видим, что она трансформирует общество, причем очень быстро, с такой скоростью, о которой раньше и подумать было нельзя. С другой стороны, мир фактически сейчас переживает экономический кризис, это тоже подливает масла в огонь таких революционных настроений. Совпало несколько факторов.
Есть такая также теория, что просто есть фазы в развитии… знаете, вспоминают май 1968 года – от Чехословакии до Франции (можно этот список продолжать) были сильные молодежные движения, был момент поколенческого кризиса и переустройства. Совершенно ясно, что сейчас на земном шаре такой момент истины настал, и истина, конечно же, повернется по-разному. Где-то эти движения будут просто уничтожены, подавлены, и в конце кризис будет отложен, возможно, до следующего поколения. А где-то это уже привело к революционным изменениям, и где-то еще приведет.
Все в мире, конечно, взаимосвязано, и реакция в России на "арабскую весну" очень и очень показательна. Во-первых, абсолютно поразительны данные опроса "Би-Би-Си". Выясняется, что Россия – единственная страна в мире, где большинство населения категорически не одобряет "арабскую весну". Даже в Китае (вот это была большая для меня неожиданность) практически половина опрошенных скорее позитивно смотрят на эти события. В России же – явное неодобрение большинства. В чем тут дело? В государственной пропаганде или в консервативных настроениях большинства населения? Я думаю, что и то, и другое играет свою роль.
Но тем временем "арабская весна" стала камнем преткновения в отношениях России и Запада. Последние достаточно редкие заявления и министра иностранных дел, и премьер-министра России, других официальных лиц говорят о том, что на почве "арабской весны" возрождается даже логика холодной войны. Не знаю, как далеко зайдет этот процесс, остановится ли он или будет развиваться дальше. Но, по крайней мере, "арабская весна" стала знаковым событием и в этом смысле тоже.
Этот и другие материалы читайте на странице информационной программы "Время Свободы".
О стремительности и разнообразии "арабской весны" говорит британский журналист, востоковед Андрей Остальский.
– Год назад кто-нибудь мог предположить, что начнется то, что сейчас называют "арабской весной"? Можно ли сказать, что перемены в арабском мире назревали?
– Перемены, конечно же, назревали. И я прекрасно помню свою первую реакцию – я полагал, что без последствий для всего арабского мира, для всего Ближнего Востока и Северной Африки то, что происходит в Тунисе, не останется. Но я должен честно признаться: думаю, что и я, и подавляющее большинство востоковедов не подозревали, какие масштабы это все примет, насколько быстро эта волна перекинется на соседние страны. Даже, наверное, уместно было бы сравнить это с пожаром в степи, который вдруг разлетается с фантастической скоростью и занимает огромные площади. Это и скорость распространение идей "арабской весны", и масштабы народных выступлений, причем в самых разных странах с абсолютно различными режимами. Это, конечно, представить себе было нельзя.
Ведь арабские страны очень разные – от консервативных монархий типа Бахрейна, где были очень драматические события, Кувейта, где события были меньших масштабов, до военных диктатур, как Египет. Йемен, наконец, самая аутентичная, как арабисты говорят, арабская страна – с элементами средневековья, каких-то родоплеменных отношений, очень сложное, очень странное общество… Если и там оказалось какое-то подобие среднего класса и молодежи, готовые возглавить такое мощное движение, тогда, действительно, надо было себе признаться, что мы упустили что-то, наблюдая за арабскими странами. Мы привыкли считать, что над ними так довлеют традиции, что такого там себе представить нельзя. Оказалось, что можно, и "арабская весна" показала ярчайший пример широких народных выступлений.
– Вам понятен механизм того, как была устроена "арабская весна" в разных странах? Скажем, почему в Бахрейне революция в результате не произошла, а в Египте и в Ливии, в Тунисе произошла?
– Все дело в том, что страны, как я уже говорил, на удивление разные. Вот возьмите Бахрейн: там большинство населения – шииты, но власть находится в руках у суннитов. Но суннитское правительство, хоть и монархическое, является весьма и весьма просвещенным. Бахрейн присоединился к большему числу всевозможных международных либеральных конвенций, чем какие бы то ни было другие арабские страны. В отношении свободы печати, положения женщин Бахрейн занимает чуть ли не первое место в регионе. Тем не менее, есть проблема того, что большинство шиитов чувствуют себя ущемленными, чувствуют, что они подвергаются политической дискриминации, – и отчасти это правда. Но столь же правдивы утверждения, что радикальные шиитские организации связаны с исламским Ираном и Сирией. Вот сейчас поступили последние сведения, что на самом деле в Сирии готовятся даже и боевики для каких-то бахрейнских шиитских организаций. Так вот, совершенно справедливо утверждение, что эти шиитские экстремистские религиозные организации прежде всего, придя к власти и добившись своего, используют демократические механизмы для того, чтобы перечеркнуть свободы в Бахрейне. Совершенно парадоксальная ситуация.
Египет – это абсолютно другая страна. Страна, с одной стороны, военной диктатуры, псевдополитической партии, которая на самом деле является партией власти, удерживавшей во главе с Мубараком бразды правления в государстве многие десятилетия, страшно всем надоевшая своей коррупцией и своим презрением к народным массам и мнению интеллигенции. Но при этом огромное число безграмотных людей, мощнейшие позиции у "Братьев-мусульман", то есть у исламистов-суннитов, которые, впрочем, тоже проделали за эти десятилетия, как выясняется теперь, колоссальную эволюцию и очень сильно изменились.
То есть в каждой стране все абсолютно по-своему. И как раз поражает воображение больше всего то, что все-таки было общим, – а именно, волеизъявление городской молодежи, которой просто надоели старые, архаические порядки, которая хочет перемен.
– Во многих странах мотором выступлений была молодежь, образованная, которая, как это широко отмечалось, использовала интернет, "Твиттер", социальные сети. При этом и в Египте, и в Тунисе в результате перевыборов наиболее сильно выступают исламисты. Вам понятен общий вектор развития? Какие силы становятся главными в тех странах, где революция свершилась?
– Как всегда бывает с революциями (это универсальный закон любых революций), начинают и делают ее одни люди и даже слои, а пользуются результатами другие – и даже часто другие социальные классы, слои и так далее. Действительно, городская молодежь начала все это, и без нее ничего бы не произошло. Консервативные арабские слои, в общем, в этой революции не участвовалаи, возможно, лишь наблюдали за происходящим с некоторой симпатией. И тем не менее, именно они составляют большинство в стране и, разумеется, при демократическом голосовании начинают определять вектор развития. Конечно, не удивительно, что в самой выигрышной позиции оказываются при этом мусульманские исламистские организации, которые, с одной стороны, зачастую имеют заслуженный образ оппозиционеров, а с другой стороны, ближе и понятнее народной массе.
Правда, я еще раз хочу подчеркнуть, что и в Тунисе, и в Египте, например, исламисты претерпели колоссальные изменения. И, конечно, в Египте, скажем, партия "Справедливость и свобода", которая, собственно, отпочковалась от "Братьев-мусульман" и лидирует, она, по крайней мере, на словах провозглашает весьма просвещенные лозунги (конечно, надо еще посмотреть, что они будут делать на практике). Речь идет и о положении женщин, и о религиозном равноправии. О том, что, скажем, коптов и женщин можно и нужно включать в составы будущих правительств. Определенная гарантия свободы слова, печати, социальной справедливости при том, что провозглашается также приверженность идеям рыночного капитализма. Это, конечно, не те "Братья-мусульмане", о которых мы тоже, арабисты, так много знали и писали в свое время, отслеживая их историю. "Братья-мусульмане" в какой-то момент раскололись, и эти два разных вектора очень далеко ушли друг от друга. Один, в конце концов, породил "Аль-Каиду", очень радикальное салафитское направление, другой – умеренную вариацию, такую же, как мы видим у власти в Турции, и такую же, которая, видимо, имеет все шансы прийти к власти и в Тунисе и в Египте.
– "Арабская весна" стала событием далеко не только арабского мира. По всем миру прокатились протесты совершенно разного характера. Скажем, в Америке проходят акции движения "Захвати Уолл-стрит", протестные события в России часто сравнивают с "арабской весной". Это продукт нового мира?
– Я думаю, что безусловно. Всегда в любом обществе приходит то, что называется модным словом "бифуркация". Раньше это бы просто назвали кризисом, после которого наступает некоторое обновление или, наоборот, не наступает, но должно бы наступить. Но сейчас поколенческий кризис во многих странах мира усугубляется, с одной стороны, информационной революцией, новыми средствами массовой информации, которые создают какую-то новую реальность. Мы еще до конца не понимаем границы этой реальности, что она из себя представляет и куда человечество ведет, но уже видим, что она трансформирует общество, причем очень быстро, с такой скоростью, о которой раньше и подумать было нельзя. С другой стороны, мир фактически сейчас переживает экономический кризис, это тоже подливает масла в огонь таких революционных настроений. Совпало несколько факторов.
Есть такая также теория, что просто есть фазы в развитии… знаете, вспоминают май 1968 года – от Чехословакии до Франции (можно этот список продолжать) были сильные молодежные движения, был момент поколенческого кризиса и переустройства. Совершенно ясно, что сейчас на земном шаре такой момент истины настал, и истина, конечно же, повернется по-разному. Где-то эти движения будут просто уничтожены, подавлены, и в конце кризис будет отложен, возможно, до следующего поколения. А где-то это уже привело к революционным изменениям, и где-то еще приведет.
Все в мире, конечно, взаимосвязано, и реакция в России на "арабскую весну" очень и очень показательна. Во-первых, абсолютно поразительны данные опроса "Би-Би-Си". Выясняется, что Россия – единственная страна в мире, где большинство населения категорически не одобряет "арабскую весну". Даже в Китае (вот это была большая для меня неожиданность) практически половина опрошенных скорее позитивно смотрят на эти события. В России же – явное неодобрение большинства. В чем тут дело? В государственной пропаганде или в консервативных настроениях большинства населения? Я думаю, что и то, и другое играет свою роль.
Но тем временем "арабская весна" стала камнем преткновения в отношениях России и Запада. Последние достаточно редкие заявления и министра иностранных дел, и премьер-министра России, других официальных лиц говорят о том, что на почве "арабской весны" возрождается даже логика холодной войны. Не знаю, как далеко зайдет этот процесс, остановится ли он или будет развиваться дальше. Но, по крайней мере, "арабская весна" стала знаковым событием и в этом смысле тоже.
Этот и другие материалы читайте на странице информационной программы "Время Свободы".