Марина Тимашева: Сегодня у нас в студии – Олег Осетинский, писатель, автор сценариев фильмов ''Звезда пленительного счастья'', девятисерийного телевизионного фильма ''Михайло Ломоносов'', картины о Венедикте Ерофееве ''Как пьют и умирают в России'' и многих других картин, автор книг, в том числе, ''Роман в Ролан'' и киноповести ''Чудное мгновенье'' О Пушкине и Глинке. Олег Осетинский – музыкальный педагог, отец и учитель Полины Осетинской, а вообще-то он был женат семь раз. С этого, и не по моей воле, начинается наш разговор.
Олег Осетинский: А я - семь раз был женат. Знаете, сколько моему ребенку сейчас? Мне 75, а Алешеньке - 5.
Марина Тимашева: Вы хотите, чтобы я радовалась, что вы семь раз уходили от жен? Мне это не кажется хорошим.
Олег Осетинский: Я не уходил от жен, мы расставались почти всегда по-хорошему, я с ними дружу.
Марина Тимашева: Все равно. Но мы вот с чего начнем. Перед тем, как я включила магнитофон, вы сказали, что любите все, кроме насилия. А мне трудно поверить в то, что человек, который значительную часть своей жизни учил людей играть на музыкальных инструментах...
Олег Осетинский: Вчера вот мучил певицу одну.
Марина Тимашева: ….так вот, чтобы этот человек на самом деле верил в то, что можно чему-то выучить, в этой, по крайней мере области, без насилия.
Олег Осетинский: Николо Пагинини - отец его не очень жалел, не давал еды и немножко истязал. Но когда юный Паганини дал первый концерт, и журналисты в конце сказали: ''А где же этот ваш мерзавец, негодяй, истязатель?'', Николо ответил: ''Только я имею право судить своего отца. А судить его я теперь буду по другому счету. Я разговариваю с вами, я дал успешный концерт, как вы говорите. Это все только благодаря ему''.
Марина Тимашева: Я не имею в виду сейчас насилие как прямое рукоприкладство или издевательство, но все равно вы вынуждены какое-то насилие над человеком совершать - он хочет играть в футбол, она хочет играть в куклы, а вы заставляете сидеть за фортепьяно.
Олег Осетинский: Популярные байки, мифы про меня, легенды.
Марина Тимашева: Я не про вас, я просто спрашиваю, действительно ли вы верите, что можно учить без насилия?
Олег Осетинский: Насилие заключается том, что ты заставляешь ребенка сидеть за инструментом. Но если его все время смешить, то насилие сводится к минимуму. Моя система, которой ведь никто по-настоящему не знает, они все это называют ''дубль стресс'' и с важным видом говорят, что Осетинский двойной стресс дает ученику. На самом деле моя нежнейшая система - ''дубль стресс = антистресс''. Я научился ей у Шумана, прочтя в одном из его писем, что он заметил, что, когда он очень устает у фортепьяно, ему дает спасение большая, длительная прогулка по саду. Я задумался. Это главный мой недостаток — задумываться. Я понял, что в наше время по саду гулять времени нет ни у кого, и подумал, что потеть - это отдых. Нужно заставить организм разгрузить себя от молочной кислоты, которая накапливается в мозгу именно от занятий музыкой - потому что там нужно все время считать, это как спорт. Система моя состоит только в одном: снять стресс (который возникает у человека, который занимается, напрягается, чтобы сыграть сложную фигуру), можно только одним способом - спортом. Молочная кислота за час хорошего спорта исчезает. Так что я своих учеников всегда учил так: десять минут занимаемся на рояле, потом пять минут бегаем друг за другом, кричим, играем в догонялки, кидаем мяч, играем в так называемую ''шубу'', когда кидаешь любой предмет, или просто можно бегать, прыгать через веревочку или кричать и петь. И так я снимаю стресс. Кроме того, я снимаю стресс тем, что в основе моей системы лежит то, что не может надоесть ни одному человеку - самовыражение. Я презираю, ненавижу советскую систему обучения детей музыке, при которой ни один человек после окончания музыкальной школы больше к инструменту не притрагивается, а учителя четыре раза в год выучивают с учениками какие-то пьески жалкие. Это фактически самопоказ педагога, а ученик не любит музыку, не развивается в ней, его нет. Я придумал систему обучения детей музыке, при которой они любят музыку и на второй день уже хотят заниматься. Мои дети и мои ученики по всему миру хотят заниматься, ждут занятий. Вот я недавно был в Ленинграде, мне показали мальчика больного, такого талантливого, но он не любит заниматься. Когда я уезжал, он вцепился в меня руками и кричал: ''Дядюшка Олег, дедушка Олег, Олег Евгеньевич, когда вы приедете? Я хочу с вами заниматься!''. Он пишет каждый день по сочинению и импровизирует по полчаса, по часу. Мучает теперь он родителей. Так что слухи о моем насилии преувеличены. Что касается Полины, то я каждое утро начинал с того, что приносил ей букетик цветочков, заманивал ее всевозможными вещами. Конечно, мы занимались много. Но это было первый год для нее таким насилием, дальше она привыкла. А после наших концертов с оркестром она оставалась на сцене и объясняла скрипачам, где они вступили неправильно, какие ошибки сделали валторнисты, и так далее. Ее боялись оркестранты, как меня боялись дирижеры.
Марина Тимашева: Скажите на милость, вы верите в то, что любого человека без каких-то задатков и способностей можно сделать, если не великим, то по крайней мере хорошим, профессиональным музыкантом?
Олег Осетинский: Абсолютно любого. Гением нельзя сделать, гений должен быть от природы, а не от образования. Есть такая поговорка знаменитая турецкая - ''если вы по дороге к какой-то цели употребите слишком мало усилий, вы не дойдете до цели, а если вы по дороге к какой-то цели предпримете слишком много усилий, вы приедете в прямо противоположную сторону''.
Марина Тимашева: А вы можете объяснить, каким образом вы сами музыке обучились? Я не понимаю - у вас же нет музыкального консерваторского образования.
Олег Осетинский: Я вообще был изгнан из 9-го класса обычной школы. А поскольку у меня, видите - пальцы, костная мозоль на третьем пальце. Я даже печатаю до сих пор с трудом. В 10 лет - удар партой. И я записал в дневнике: ''Я никогда не буду пианистом. Но, - написал я в дневнике, - когда-нибудь у меня будет дочь, и я сделаю ее великим музыкантом''. Я - параноический меломан, я с детства слушал музыку по 10-14 часов в сутки. Потом, когда меня исключили из школы за антисоветскую деятельность, мои родственники влиятельные сказали: ''Беги! Тебя завтра уже КГБ отвезет, куда надо''. Я побежал на следующий день в Сибирь. Затерялся, там подрался, сел на год в тюрьму, что абсолютно необходимо человеку искусства, особенно в России, а тем более - писателю. Год - не больше. Год тюрьмы это то, что нужно писателю.
Марина Тимашева: Хорошо, но вы уходите от ответа. Каким образом вы пришли к выводу, что вы можете кого-то учить музыке?
Олег Осетинский: Какой вывод? Я в 10 лет написал о себе, что я родился музыкантом, к сожалению, отец меня бросил, инструмента нет, в школе мне запретили играть на рояле по разным причинам советским, но я знаю, кто я. Я, конечно, все равно музыкант - настоящий великий музыкант. Я не знал нот, и до сих пор не знаю. Я могу, конечно, найти какую-то ноту, это смешно, но я знаю наизусть всю музыку, которую я слышал хотя бы один раз. Я не тыкаю пальцем, я просто наизусть знаю произведение, если я его хотя бы один раз услышал. Я слышу ошибки, даже когда человек играет то, что я никогда не слышал. Я адекватен великим композиторам. Вы хотели, чтобы я похвалился, хотели вырвать из меня вот эту наглую фразу? Я - музыкальный гений. Дальше? Всё. Это признали все музыкальные гении - мои друзья и недруги.
Марина Тимашева: Вот одно дело, когда это признают другие, а другое дело, когда сам человек про себя это говорит.
Олег Осетинский: Я и сам про себя это знаю, и другие признали давно уже. Вот эта Нина Светланова, первая жена Светланова, такая голубоглазая еврейка-красавица... Полгода я там унижался, работал разнорабочим в Нью-Йорке, наконец, я пробился - тогда была такая стена из автоответчиков, это был 89 год. Я зашел в один ресторан, там играла певица, я подошел к ней, подсказал, как ей надо петь, в итоге, дали телефон мне и мы с ней встретились. Она сказала: ''Я вам даю 15 минут''. Мы два часа слушали, как играют мои ученики, потом еще час или два сидели в ресторане, потом мне устроили открытый урок, и я проснулся знаменитым. И Нина Светланова сказала Дмитрию Радышевскому: ''Этот человек - абсолютный гений, мы даже не знаем, сколько ему платить''. Потом я слышал это в своей жизни миллиард раз. Это мне даже совсем не интересно. Я горжусь не тем, что Бог мне дал такую музыкальную фантастическую одаренность, а я горжусь тем, что я порядочный человек, как это ни странно будет читателям книги Полины ''Прощай, грусть''.
Марина Тимашева: Не сворачивайте на нее все время.
Олег Осетинский: Это моя дочь, любимая дочь, у нас были чудеснейшие отношения. Но не будем о Полине, тем более, что скоро выходит моя книга под изящным названием ''Это не я убил Раису Горбачеву?''. Там написано про Полину, и про Горбачеву, и про Горбачева всё.
Марина Тимашева: Что - ''всё''?
Олег Осетинский: Вся правда, которой не знают западные обыватели, которые сделали себе кумира из Горбачевой.
Марина Тимашева: А откуда вы знаете эту правду?
Олег Осетинский: Я изучал жизнь Горбачева 20 лет, прежде чем эту книгу написать.
Марина Тимашева: Изучали по источникам?
Олег Осетинский: По людям — люди, хроника, книги, источники.
Марина Тимашева: Что-то нехорошее, что ли?
Олег Осетинский: Вы это прочтете. Почему нехорошее? Правда. Правда - это бог свободного человека.
Марина Тимашева: Я не очень верю в то, что правда - бог свободного человека.
Олег Осетинский: Нет, бог - там, где-то наверху, как причина мира. То есть Творец, Бог, это как кукольных дел мастер. Кукольных дел мастер, что делает? Сначала такую простую куклу, потом Буратино. А в конце жизни, как вы думаете, какая у кукольных дел мастера мечта? Сделать куклу такую же, как он сам. А не ''Хапо Сапиенсов''.
Марина Тимашева: ''Хапо'', это от слова ''хапать''?
Олег Осетинский: Конечно. Наделил он нас всем, дал природу сказочную, а мы не стали еще творцами. Я думаю, что мир полон творцов, которые творят миры. Бог нас сделал для того, чтобы мы стали богом. ''Каждый атом Вселенной должен прожить сознательную жизнь'', - сказал Циалковский.
Марина Тимашева: Олег Евгеньевич, скажите, пожалуйста, а вот 30 лет Ленинградскому рок-клубу исполнилось, огромный был концерт в зале ''Октябрьский'', то есть фактически на стадионе, играли все, кто жив остался. Вас пригласили?
Олег Осетинский: Нет, не пригласили. А почему они должны приглашать?
Марина Тимашева: Потому что вы имеете прямое отношение ко многим людям, которые в этот день вышли на сцену.
Олег Осетинский: Ну, да. Я был неким гуру в свое время для ансамбля ''Аквариум'', учил их, чему мог. Но Гребенщиков сам от природы чрезвычайно одаренный человек, он очень самолюбив и он не очень любит, когда его учат. Но я там был потому, что я любил Майка, и Майка я научил всему, и Майк стал певцом, и Майк выразился полностью, и Майк стал большим человеком. Я в этом принял большое участие, я так думаю. Я его любил искренне.
Марина Тимашева: Майк - это Михаил Науменко, группа ''Зоопарк'', ныне покойный. А вы за рок-музыкантами не наблюдаете больше, за тем же Гребенщиковым?
Олег Осетинский: Нет, я живу 12 жизней.
Мне кажется, я прожил десять жизней.
Они горели, плавились,- и вот
одиннадцатая алой кровью брызнет,
двенадцатая, как луна взойдет.
Я отрезаю - книги, кино, следующее. Сейчас пишу книги. Моя секретарша сказала: ''Вам сделали операцию, вы теперь ничего не видите, вы теперь ничего читать не можете, к счастью. Мы написали с вами за полгода три книги, потому что вы все диктуете''. Скоро одна выходит. По-моему, очень интересная книга. Выходит в ''Лимбус Пресс'', в том же самом издательстве, где вышла книга Полины про меня, и тот же самый редактор у меня, что и у нее.
Марина Тимашева: Ваша книга, это какая?
Олег Осетинский: Книга называется ''Витька-дурак''.
Марина Тимашева: Она же уже издавалась!
Олег Осетинский: Нет, там была небольшая книжка такая, ''Роман в Ролане''.
Марина Тимашева: Да, и по-моему, она так и называлась ''Витька-дурак или Роман в Ролане''.
Олег Осетинский: Та книжка, другая - о кино, обо всем, о двух людях, двух интеллигентах. Один хотел быть первым, другой хотел быть великим. Потом еще книга будет, еще книга.
Марина Тимашева: Это художественная литература?
Олег Осетинский: А сейчас художественной литературы нет. Вы знаете, что за последние четыре месяца произошел какой-то ужасный цунами - люди больше не читают книг. Интернет и книги электронные. Вот сейчас издательство мое должно было издать книгу в сентябре, а книги не покупаются. Я, конечно, хихикаю, но на самом деле литература изменилась полностью, романов никто писать не должен, они не читаются. Конечно, длинные тексты когда-то будут какие-то, но они будут особые. Нужны компактные романы, а в России компактных романов не пишут. Сейчас художественная книга это мемуар, ''яростный мемуар'', допустим, как я пишу, или это сборник эссе. Люди больше не хотят дешевых мифов, дешевых сказочек. И фантастика - до свидания, тю-тю, и детективы — тю-тю. Люди хотят знать, начинается период новой жажды знания, не развлечения, а знания, я убежден в этом.
Марина Тимашева: А почему тогда это не распространяется на кино? Почему самые мощные кинематографии....
Олег Осетинский: Как не распространяется на кино? Последние два великих фильма - ''Меланхолия'' и ''Древо жизни'' - это какое кино? Там половина фильма как бы научная.
Марина Тимашева: А, скажем, голливудская индустрия мощнейшая стоит на сказках.
Олег Осетинский: Она уже японская.
Марина Тимашева: Какая разница? Стоит-то она на сказках, на мифах.
Олег Осетинский: Братья Коэн - люди, которые ухитряются сочетать высочайший уровень интеллектуальности и завлекательности. У нас этого пока никто не умеет, кроме этого режиссера Бекмамбетова, мне он очень нравится, очень талантливый человек.
Марина Тимашева: Так это - фантастика.
Олег Осетинский: Нет, какая фантастика?
Марина Тимашева: Японцы снимают аниме, полнометражные мультфильмы – там и мифы, и сказки, голливудские огромные блокбастеры - это сказки. А вы говорите, что это никому не надо.
Олег Осетинский: Это тяга к науке, это все равно жажда знания, через ''Гарри Поттера'' - миф, сказка и наука. Но это уже не художественные переживания длительные, эта психология сейчас ушла куда-то. Вот единственный фильм, который мне понравился за 10 лет последних, правда я мало вижу, это ''Сумасшедшая помощь'' режиссера Хлебникова. Это гениальный фильм, блистательный фильм, поразительный фильм! В России почти нет талантливых продюсеров. Я к двум -трем сунулся, потому что у меня лежат пять замечательных сценариев. Поверьте, я был лучшим сценаристом Советского Союза. Но я сунулся и встретил одного - бывшего завхоза, другую -толстую женщину, которая не понимала ничего в кино, и третьего человека, который порывисто жаждал денег. Очевидно, есть какие -то талантливые продюсеры, я их просто не знаю, я не способен никого искать, сами меня должны находить. У Звягинцева фильм неплохой, да. Но эти все пафосные бондарчуки, михалковы и прочие - это все кошмар. Не будем говорить. Сейчас кино делать нельзя. Восемь кланов, каждый из них дает деньги только своим. Я с одним разговорился случайно: ''У вас же сейчас деньги. Дайте - все-таки у меня гениальные сценарии''. ''Поймите, - сказал он, - нас восемь компаний, нам дали по 250 миллионов рублей. Подумайте, что происходит. Я хочу снимать сам, моя жена тоже хочет снимать, уже и моя дочь, и мой сын....''
Марина Тимашева: …. и моя собачка...
Олег Осетинский: Никто вам не даст денег. Дали в клан и он никогда этих денег не отдаст, все у него будут родственники снимать. Мне предлагали до этого снимать фильм, но, во-первых, половину денег я должен был отдать. Я говорю: ''Как же я буду снимать? Я и так мало денег прошу''. И кто мне даст в этой стране снять фильм? Эта страна гениев не любит, она любит своих, в лучшем случае, тех, кто притворился, например Вася Шукшин. У него был вид такого самого ''нашего'', а он был утонченнейший лирик, трагик, и вот - чудом прорвался. Я подожду, может быть, дождусь, а, может быть, сценарии мои поставит кто-то другой позже.
Марина Тимашева: 300 лет Михайло Васильевичу Ломоносову - герою вашему литературному.
Олег Осетинский: Сценарий, который я писал, выиграв конкурс заявок, в котором участвовало 180 сценаристов и писателей! А я был сопливый 25-летний. Я написал сценарий, 10 серий. Одну вычеркнули – нельзя было в ГДР ругать немцев (тогда снимали в ГДР). Все восхищались, все было чудесно, а сценарий был совершенно необычный — там главной личностью был автор, его избивали вместо Ломоносова. Он спорил с Ломоносовым. Ломоносов попадал в наш век, а автор был в том веке. Это была оригинальнейшая, утонченнейшая и очень завлекательная форма, которая позволяла объяснить многие вещи и которая держала бы детей и юношей у экрана. Режиссер, в ту же секунду как его утвердили, набрал номер моего телефона и сказал: ''Я хочу тебе сказать, что я снимать сценарий так не буду. Я уберу ведущего, уберу автора''. Это все пример того, как даже хорошие люди при виде больших денег меняются. ''Ломоносов'' стал беднее, это стал школьный фильм практически. Мне это очень больно. Пара сцен осталась, общее движение замысла, мощь какая-то осталась, но пропали важнейшие, удивительнейшие сцены.
Марина Тимашева: Я правильно вас понимаю, что и тогда было невозможно работать, и теперь невозможно?
Олег Осетинский: Теперь невозможно работать, продюсер будет тобой командовать. Мне предложил на днях один человек, сказал: ''Давайте, подавайте, я этот сценарий буду снимать''. Я говорю: ''Нет, снимать буду я''. Он говорит: ''Ты будешь снимать, но руководить буду я''. Я сказал: ''Нет. До свидания''.
Марина Тимашева: Слушайте, а как вы умудряетесь со всеми поссориться?
Олег Осетинский: Это легко.
Марина Тимашева: Ну-ка, рецепт?
Олег Осетинский: Быть принципиальным и любить только искусство в себе, а не себя в искусстве. Я не могу позволить, чтобы калечили, чтобы говорили глупости. Я пришел в кино очень интересно. Я кино ненавидел, презирал, но волею судеб в Сибири болтался два года, потом стал актером драмтеатра, потом приехал на гастроли в Москву, а потом в Ялте стал главным режиссером народного театра при Клубе госторговли. Поставил там ''Гамлета'' , поставил там ''Фабричную девчонку''. Но кино ненавидел. И тут я влюбился. Красавица Маша, полуцыганка - боже мой, безумная, чудовищная любовь! Она мне говорит: ''Ну что ты все сидишь в театре, читаешь книги? Пойдем в кино''. Я говорю: ''Я в кино не хожу''. ''Пойдем в кино!''. Пошел в кино. Это был фильм ''Летят журавли''. Я вышел из кино, забыв про девушку Машу вообще. Посмотрел за два дня шесть раз фильм, высосал библиотеку, прочел все, что там было про кино, написал за три дня 10 сценариев документальных, типа ''теплоход пришел в порт''. Пришел на студию. Я был здоровый, мощный, все зубы, все волосы, решительный. Первый человек, который мне попался навстречу, был оператор Илья Маковецкий. Я говорю: ''Я хочу делать кино, я такой-то''. Я ему понравился, он меня познакомил с величайшим человеком моей жизни, натуральным гением Сергеем Павловичем Урусевским Он прочел мои сценарии (он мало говорил), он и его жена Белка (Белла Мироновна) вытащили меня в Москву, одно время кормили, помогали, поддерживали и познакомили меня с Роммом. Михаил Ильич прочел мои сценарии - уже я художественные написал быстренько, шатаясь по улице Горького. У меня не было прописки, было негде жить, я написал в уме. Потом соблазнил одну секретаршу, она перепечатала, я отнес это Ромму, он прочел, сказал: ''Давайте мы заключим с вами договор''. Мне было 18 лет, я был дикий, не кончил школу, а они заключили со мной договор на сценарий ''Агитатор'', трагический сценарий. Но оттепель быстро кончилась, пришел Баскаков, кто-то еще, и самого Ромма закрыли, и три сценария мы с ним набросали, и закрыли мой сценарий второй. И в это время Ролан Быков появился, сказал: ''Я буду ставить этот сценарий''. Это гениальный сценарий - ''Катера'', не поставленный сценарий, он побил все рекорды по количеству рецензий на него. Ролан его пытался поставить три раза за всю нашу жизнь. Каждый раз закрывался. И так Ролан его не поставил. Но я хотел бы, конечно, найти Хлебникова, он меня поразил. Вы видели картину?
Марина Тимашева: Видела, конечно
Олег Осетинский: И как?
Марина Тимашева: Хороший фильм.
Олег Осетинский: Это блестящий фильм! В нем найдена новая формула человеческой жизни, и она по-новому выражена. Это не привычный традиционный художественный фильм, это и не саркастический фильм, это очень новое, свежее. Именно в нашей стране могло такое родиться. Талантливые люди есть, режиссеры есть, но не всем удается ставить. Конечно, положение в России, по-моему, трагическое.
Нас мало — юных, окрыленных,
не задохнувшихся в пыли,
еще простых, еще влюбленных
в улыбку детскую земли.
Мы только шорох в старых парках,
мы только птицы, мы живем
в очаровании пятен ярких,
в чередовании звуковом.
Мы только мутный цвет миндальный,
мы только первопутный снег,
оттенок тонкий, отзвук дальний,—
но мы пришли в зловещий век.
Навис он, грубый и огромный,
но что нам гром его тревог?
Мы целомудренно бездомны,
и с нами звезды, ветер, Бог
Вот это то, что я каждый день на ночь, после ''Отче наш'', читаю себе и говорю: ''Спасибо богу за все. Он разберется, выберет лучшее , может быть, и я пригожусь в его каком-то алфавите''. Я знаю, что мои уроки музыки и книга о музыке, которая скоро тоже выйдет, даст возможность бедным детям учиться музыке с наслаждением, как бы играя и резвясь, и, наконец-то разделят обучение профессионалов и обучение профессиональных любителей, которые могут вечерком сыграть и спеть, как это водится в Америке. Приезжает человек, любитель, играет для нескольких соседей. А наши бедные дети 10 лет не могут подобрать ни одной мелодии, не знают ни одной песни, не споют, не сыграют. Это и есть образ насилия над душой человека, а я никогда душу человека не насиловал.